Святое имя - Мама

Розалия Мартысь
  Однажды, в праздник Иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость», что приходится на 6-ое ноября, я услышала удивительную историю, которую поведала мне пожилая, но очень красивая женщина, взгляд которой поражал какой-то удивительной светлостью, притягивал к себе, согревал мягким, нежным теплом. Спокойным, тихим голосом она рассказала мне о том событии, которое предопределило всю её дальнейшую судьбу:
          - Давно это было, прошло с тех пор почти семьдесят лет, но всё помню до мельчайших подробностей… Да и памятка живая не даёт мне забыть пережитое до сих пор.
          Анна разжала ладонь правой руки, и я увидела шрам в виде полумесяца в самой её серёдочке. Со светлой грустью моя собеседница посмотрела на него и, улыбнувшись, продолжила рассказ:
          - Во время войны, в 41-ом году, когда мой отец был на фронте, многих жителей Сталинграда эвакуировали из города. Люди брали с собой самое необходимое, не предполагая, что покидают родной город навсегда. У мамы в руках был небольшой узелок, рядом с ней семенила я да бились под сердцем у неё два крошечных сердечка тех, кто ещё не появился на свет в это страшное время.
          Ехали мы в теплушках долго, с частыми остановками и пересадками из-за бомбёжек. Но, наконец,  добрались до какой-то казахской станции, где всех высадили из вагонов. Нас уже  ждали незнакомые люди с подводами. На телеге мы приехали в какое-то селение и нас поселили в кошаре. Я потом узнала, что так называется глинобитное помещение для содержания овец в холодное время года.
          Но животных давно уже у людей не было: война оказалась хорошим едоком…
          В избушке была маленькая печурка, которая удивлённо разинула холодный зев, словно хотела спросить: «Зачем вы пришли сюда? Здесь голодно, зябко и неуютно!»
          Уюта, действительно, не было никакого: глинобитный пол, закопчённые стены, крохотное мутное окошечко, две лавки и стол - вот и весь комфорт. Хозяйка подворья принесла нам ведро воды, спички, мешок, матрас и одеяло, немного еды. Потом она разожгла огонь в печке, сказав при этом, что топить её нужно кизяками, т.е. высохшими лепёшками навоза, и травой, которая называется «перекати поле».
          Маме от всего этого стало плохо, начались схватки, и она, чтобы я не испугалась, дала мне мешок и попросила набрать неподалёку навозных лепёшек. Было начало ноября, по степи гулял холодный ветер, под ноги мне катились шары «перекати поля». Я их собирала и заталкивала в мешок, не надеясь в сумерках найти те самые лепёшки, которые я никогда в жизни не видела.
          Ушла далеко от кошары, испугалась и заплакала в голос.
          К счастью, меня услышали. Страшно громыхая, откуда-то появилась телега. Седок подхватил меня на руки, посадил рядом с собой и, подхлёстывая лошадь, помчался вперёд.
Я сквозь слёзы ничего не видела, а он, прижимая меня к себе левой рукой, всё взмахивал и взмахивал правой, в которой извивался змеёй длинный кнут.
          Наконец,  мы остановились около маленькой церквушки. Дяденька спросил меня, откуда я и где мои родные. Я ему всё рассказала, а он, взяв с телеги какую-то тряпку, постелил её около церкви и посадил меня на неё, приказав никуда не уходить. Я не могла понять, зачем он это сделал, но ослушаться не могла: мне было всего шесть лет… А дядя вошёл в церковь, потом быстро вышел из неё, сел на  телегу и умчался куда-то…
          Мимо меня проходили люди и клали передо мной кто кусок хлеба, кто кусочек сахару, кто яичко… А одна тётя дала мне монетку. Я зажала её в кулачке крепко-накрепко, так как знала, что на денежку можно купить хлебушка. Вот от этой-то копеечки и сохранился у меня шрам на всю жизнь…
          Служба кончилась. За мной приехал мой спаситель, посадил на телегу, погладил по голове и мы поехали.
          Когда я вошла в кошару, то увидела там много женщин. В помещении было тепло и пахло почему-то парным молоком. Мама лежала на матрасе, а около неё - справа и слева – два мирно посапывающих кулёчка… Это были мои братишки.
          Потом из рассказа мамы я узнала, что произошло с ней в моё отсутствие.
          Когда я ушла, она вытащила из узла простыню, постелила её на матрац и потеряла сознание. В какой-то миг ей показалось, что над нею открылись врата небесные, из которых в потоке ослепительно-белого света к ней спустилась женщина. Она протянула обе руки к маме, наклонилась, обняла, поцеловала в лоб, перекрестила и сказала: «Не волнуйся, всё будет хорошо!»
          Незнакомка исчезла, а мама пришла в себя, увидела хлопочущих около неё людей, услышала плач новорождённых. Ей поднесли двух малышей, обмытых, бережно закутанных в какие-то одеяльца. Начмокавшись, они сладко засопели и притихли, лёжа рядышком с мамой.
         Позже, со слов хозяйки,  мне стало известно, что дяденька, подобравший меня в степи, зайдя в церковь, попросил прихожан помолиться о здравии рабы Божьей Анны, разрешающейся от бремени, а сам умчался в посёлок, собрал там женщин-казашек, рассказал им о беде, попросил о помощи…
        В тот момент, когда христианки молились в церкви пред иконами Иисуса Христа и Пресвятой Девы Марии, произошло чудо: к маме явилась Богородица и пришли матери-казашки. Вот так была спасена жизнь мамы и моих братьев…
        Анна, светло улыбаясь, умолкла. А к ней подошёл молодой красивый юноша в одежде священнослужителя. Это был внук, Андрей….