Часть 3. Возвращение домой.
Глава 1. Конец Мемфиса.
Сколько раз можно прощаться с жизнью и с тем будущим, которое для тебя предоставил Сущий? Сколько раз можно стоять на краю пропасти и думать, что ты вот-вот растворишься в ней? Эти моменты инфернальны и не менее страшны, чем само действие.
Барон Траск оф Траскон судорожно вздохнул и открыл глаза. Его сразу же передёрнуло, а потом ещё раз и ещё. Такова уж реакция нервных окончаний на чувство холода. Синапсы заставляют кожу дрожать, выполняя простейшую работу, связанную с тем, что по капиллярам начинает с удвоенной силой циркулировать кровь, что позволяет как-то согреться до тех пор, пока человек не найдёт способа сделать это координированно.
Траск оф Траскон поднялся и принял сидячее положение, после чего огляделся по сторонам. Ну конечно же, он находился в лаборатории научного медицинского центра, что открылся прямо в Императорском Дворце. Рядом, на соседних площадках, покоились остальные участники спасательной экспедиции, включая и Джозефа, бедняги Джозефа, который так трагично погиб на «нижнем» уровне Преисподней, индивидуальном месте заключения, приготовленном для Императора.
Интересно, что же сталось с Пра гэгхарн Татеном, когда барон оставил его на самом дне того страшного мира, созданного чьей-то извращённой фантазией. Помнится, Пра Татен упоминал о своём перерождении в состояние божества. В таком состоянии возможна ли смерть? Впрочем, скоро он это узнает. Достаточно поинтересоваться у кого-нибудь из персонала. Кстати, где же они?
-- Эй, здесь есть кто-нибудь?
Обняв себя руками за плечи, чтобы хоть так немного согреть себя, барон крикнул, а потом спустился с площадки, на которой всё это время и лежал, пока его разум в виде двойника путешествовал в мире Преисподней. Позади послышались возгласы. Барон резко обернулся, так как отсутствие до сих пор здесь людей насторожило его.
Дверь в лабораторию открылась, а на пороге стояли три человека. Хотелось бы напомнить Читателю, что всё это происходило в Императорском дворе, где всё дышало роскошью и даже манерным излишеством. То есть люди одевались дорого и вычурно и держали себя так, словно каждому из них принадлежал индустриально развитый мир, а то и целая звёздная система. Конечно же, на деле этого не было, на манера держать и подавать себя вынуждала людей к подобному поведению. Со временем даже члены медицинской бригады к этому приохотились и старались выглядеть аристократами.
Так было до того момента, как барон со своими спутниками погрузился в глубокий транс, а их виртуальные «двойники» сделались участниками игры- фильма «Некромант. Путь в Преисподнюю». Врачи и техники, провожавшие участников экспедиции, были облачены в белоснежные комбинезоны, отделанные вычурными украшениями.
Теперь барон увидел совершенно других людей. То есть чьё-то лицо он даже узнал, но при этом вид они имели все самый что ни на есть удручённый, да и одежда их была далека от того идеального вида, каким она отличалась ранее. Казалось, что за это короткое время здесь прошла целая жизнь и всё здесь разительно переменилось.
-- Доктор Эммерли, -- обратился Траск к тому, которого он узнал, невысокого роста человеку с большой лысиной, -- что здесь произошло? Ведь что-то случилось, не так ли?
-- Слава Сущему, -- откликнулся бледный нейроорганик. – Вы всё же вернулись обратно. Мы уже в это не верили. Подумать только, вы – первый и единственный, кто вернулся оттуда.
-- Да, -- подтвердил барон. – Я вернулся и даже готов кое-что рассказать вам. Но мне надо одеться, а то я здесь скоро совсем замёрзну. Не найдётся ли у вас какой-нибудь одежды для меня?
-- Да-да, конечно, -- засуетился доктор. – Мы вам поможем подняться и перейти в соседнее помещение. Конечно, там тоже довольно прохладно. Но – это вынужденная мера. Это делается для защиты.
-- Для защиты? – Удивился Траск. – Для защиты от чего? Или от кого?
-- Вы всё узнаете, -- ответил барону доктор. – Но чуть позднее. Давайте пока что выйдем отсюда. Вам надо одеться. И подкрепить свои силы. Конечно, наше меню далеко от идеала, но кое-что ещё найдётся.
Они продолжали говорить загадками. Что-то за этим крылось. Уж где-где, а в Мемфисе не было проблем с продуктами, изобилие которых было настолько велико, что могло удовлетворить самый изысканный вкус. А уж для Императорского Дворца это был и вовсе вопиющий случай. Впрочем, надо было набраться терпения.
Не дожидаясь помощи, барон лихо соскочил с площадки, точнее сказать, сделать это попытался, но мышцы едва не подвели его, чуточку одеревеневшие от продолжительной неподвижности. Прыжок получился весьма неуклюжим, и барон пошатнулся, но подбежавшие помощники подхватили его под руки.
-- Не надо спешить, -- обратился к нему доктор, -- я вас умоляю. Вам надо восстановить все свои связи, которые пока что заторможены вследствие сами понимаете чего. Немного массажа, чуток калорийного питания, капельку терпения и всё мигом восстановится. Вы ведь у нас герой, милейший барон. Я думал, что всё окончательно пропало, но ваше появление начинает возрождать во мне оптимизм. Да-да, именно так.
Ассистент и сам Эммерли повели Траскона к выходу, а второй ассистент сопровождал их, вооружённый грозного вида копьём, на котором имелось ещё и устрашающего вида лезвие, которым можно было рубить. С каждой следующей минутой барон утверждался в мнении, что в Мемфисе за время их отсутствии много чего случилось. Надо было всё спешно узнать.
Вооружённый копьём ассистент выглянул наружу и махнул рукой доктору. Пока барона выводили наружу, ассистент успел добежать до тамбура в следующий отсек и теперь выглядывал наружу, что-то там высматривая. Эммерли тем временем усадил Траска в удобное креслице, которое едва слышно зажужжало, а потом приняло форму тела, и по спине и ногам барона словно пробежала толпа мурашек, перебиравших цепкими лапками. Это и был, скорей всего, обещанный доктором массаж. Барон полузакрыл глаза и попытался расслабиться. Краем глаза он продолжал следить за суетливыми движениями вооружённого ассистента. Его поведение не давало ему расслабиться полностью. Тело непроизвольно готовилось к борьбе, если понадобится.
Вооружённый человек удалился, выяснив, что наружи опасности нет. Вернулся он очень скоро и приволок с собой контейнер, в каких хранился сухой паёк, приготовленный для особых и аварийных случаев. Второй ассистент нашёл и принёс такой же комбинезон, какой был надет и на них.
Траск быстро оделся, а затем они все сели обедать. Траску выдали какой-то питательный паштет и упаковку сухого печенья. Сами медики уписывали что-то из глубоких саморазогревающихся мисок, которые входили в запас Десантного Корпуса, а также использовались для разного рода аварийных ситуаций. Траск оф Траскон был терпелив и потому сначала съел всё, выпил целую бутылку тонизирующего напитка, а потом приступил к вопросам.
-- Вы обещали мне рассказать, что же случилось здесь за то время, пока я спал. Итак, я жду подробного рассказа. Но в первую очередь я хотел бы знать, как себя чувствует Император.
-- Император? – Глаза Дидье Эммерли забегали, а потом он сверился с показаниями датчиков, которые нашлись в комнате. – С Императором … без изменений. Хотя … показания немного ниже обычной нормы … но так уже бывало.
-- Значит, он жив?
-- Если это можно считать жизнью, то да. Но, мы думали услышать подробности именно от вас. Вы его видели? Там, откуда появились.
-- Да, видел, -- кивнул барон, -- но всё, что произошло, я буду рассказывать Галу Орфису, а уж он сам решит, что станет достоянием остальных, а о чём надо будет промолчать. Кстати сказать, когда Гал Орфис придёт сюда сам?
Медики то переглядывались, то начинали что-то напряжённо искать на дне своих мисок, вычерпывая их ложками. Но отвечать всё равно пришлось бы, и Эммерли поднял голову.
-- Всё равно вы всё узнаете. Дело в том, что в Мемфисе свирепствует самая настоящая эпидемия. Гал Орфис заявил, что эта диверсия и что он лично ведёт расследование. Потому он и перестал здесь появляться. Всё это очень странно – и внезапное появление болезни, и её молниеносное распространение, и то, что накануне вспышки из Мемфиса убралась большая часть Императорского Двора, во главе с Исидой и её братом Сириусом. Никто не подозревал, не ожидал ничего такого. Нас спасло то, что все здания в Мемфисе отделены друг от друга, но и это обстоятельство не всегда помогало. Практически во всех пирамидах оказались заболевшие, а уж они распространили болезнь дальше.
-- Постойте, -- нахмурился барон. – Что за болезнь и откуда она взялась в Мемфисе? Об этом вы сказать можете?
-- Могу, -- вздохнул Эммерли, -- но не так уж и много. Мы не эпидемиологи, а занимаемся нейроорганикой, разумом и всем, что с этим связано. Это только со стороны кажется людям не очень образованным, что, если на тебя надет белый комбинезон, то ты можешь оказать любую услугу лечебного характера. Да, нас обучали оказывать универсальную скорую помощь в случаях экстраординарного характера. И это не более, чем экстраполяция, которая не может превратиться в систему. Вы это должны понимать.
-- Расскажите, что знаете, -- попросил барон. – Всё равно вы понимаете больше, чем спесивые царедворцы, занятые собой и личными интригами в деле продвижения по службе.
-- Это началось внезапно. Я не знаю, что стало причиной и как болезнь пришла сюда. Вообще говоря, как это случается обычно, эпидемии приходят в места большого скопления людей, где население лишено возможности соблюдать простейшие правила личной гигиены. Или когда болезнь вбрасывается намеренно. Мне известны случаи обоих вариантов. Первые характерны для столичных мегаполисов малоразвитых миров, где скапливаются внезапно разбогатевшие нувориши, притащившие с собой личные армии и своих сторонников, и, по большей части это просто большие шайки низкокультурных, но чрезвычайно активных и агрессивных людей. Вторые случаются в период экономических войн, когда правительство не может справиться с проблемами и опасается бунтов, тогда оно намеренно устраивает массовый мор от возбудителей болезней, к которым у местного населения нет иммунитета. Бывает так, что болезнь забрасывается и враждебно настроенными элементами, чтобы ослабить какой-либо чрезмерно активный мир, чтобы удалить конкурента с каких-то позиций.
-- Насколько я понимаю, -- заявил Траск оф Траскон, -- здесь может быть именно этот случай.
-- Мы можем это только предполагать. Следствием занимается Гал Орфис. Всё равно он появится здесь, рано или поздно, и тогда мы узнаем, откуда на нас свалилась эта напасть.
-- Хорошо, -- согласился оф Траскон, -- оставим это до появления адмирала. А что вы можете сказать о самой болезни. Здесь-то у вас больше возможностей рассказать что-то важное.
-- Она очень заразна и передаётся от человека к человеку через кровь, либо иные выделения. Достаточно бывает получить на кожу несколько капель чужого пота. Или слюны. Но это случится, если сильно не повезёт. Нужно, чтобы эти выделения прошли через поры кожи и попали в кровеносную систему. Но если это случилось, то болезнь распространяется молниеносно. Достаточно суток, а то и нескольких часов, чтобы человек стал распространителем. А самое злое обстоятельство здесь такое, что заболевший человек теряет разум и его переполняет агрессия. Он бросается на всех, кого видит и готов его кусать, рвать на части и тому подобное. Явно это всё элементы биологического оружия.
-- Почему? – Заинтересовался барон.
-- Подумайте сами. Обычно, если человек получит опасную инфекцию, организм, под влиянием иммунной системы, снижает его двигательные рефлексы, чтобы он больше лежал и не тратил энергии, необходимой для создания эффективных антител, которые с болезнью и справляются, рано или поздно. Так задумано Всесущим и так было всегда, пока человек не научился сам лечить себя и себе подобных. Но здесь механизм заболевания имеет абсолютно иную природу. Здесь двигательная способность не снижается, а наоборот – увеличивается за счёт каких-то механизмов, связанных с тем, что сам состав и свойства крови сильно меняются. Человек, на какое-то время, становится опасным хищником и очень, чрезвычайно активен. Потом, через какое-то время, впадает в апатию, но может снова сделаться гиперактивным, если увидит цель для нападения. Это – идеальное оружие, лёгкое в изготовлении и эксплуатации, если можно так выразиться. Вот, коротко, то, что мы знаем.
-- Как определить, что встреченный вам человек – болен?
-- Это легко заметить, -- оживился Эммерли. – В нём происходит некая каталитическая реакция, связанная с тем, что меняются состав и свойства крови. Она как бы закипает, что и даёт большую силу и активность больным, которые становятся настоящими безумцами. Кровь у таких порой начинает скапливаться в глазах, где чрезвычайно много капилляров и которые, зачастую, лопаются. Это один из главных отличительных признаков, чтобы определить визуально, на расстоянии. У обычного человека при нагревании крови начинается свёртывание белков и распадение частиц крови на фракции, тогда как в нашем случае механизм взаимодействия совершается на иных трансформациях. Я мог бы рассказать больше, случись мне исследовать кровь больного человека на специальном оборудовании.
-- Но у вас же столько разного рода аппаратуры, -- укоризненно спросил Траск. – Разве вам её недостаточно?
-- Оборудования действительно много, -- согласился доктор. – Но вся она сложная и имеет узконаправленное назначение. С образцами крови можно было бы работать в отсеках четвёртого уровня, но у нас нет с ними связи. Я подозреваю, что они пытались заниматься исследованиями, но не смогли контролировать распространение болезни.
-- Что это значит? – С тревогой переспросил барон. Медики старательно отводили от него глаза. Эммерли ещё раз тяжело вздохнул.
-- Боюсь, что все они там заразились и лучше не пытаться входить в ту часть исследовательского центра. Теперь это опасно для жизни. Они перестали быть просто людьми и сделались безумцами, хищниками. Думаю, что какое-то лечение организовать возможно, но лишь на самом раннем этапе, когда состав крови ещё не метаморфировался.
Барон громко хмыкнул. Он внезапно вспомнил Нифльхейм и проблему его местных жителей, связанную с появлением эйнхериев. Кажется, там тоже как-то менялась кровь, но метаморфоза там была гораздо сложнее и заканчивалась полным преобразованием организма на иных, негуманоидных, основах. Кто его знает, может неведомые создатели этой болезни, этого биологического оружия как-то связаны с работами над ультрадейтерием, который вдруг начал тайно распространяться по Империи?
-- Доктор Эммерли, вы знаете, что происходит в Мемфисе, в других городах Иуну? Вы поддерживаете с кем-нибудь связь?
-- Вы, наверное, забыли, что мы находимся в Императорском Дворце, уважаемый барон. Здесь всё устроено на серьёзном уровне. Он может стать полностью изолирован в случае опасности, то есть в данном конкретном случае. Сейчас связаться с внешним миром можно из специальных отделов, где находятся сотрудники Гала Орфиса. Дальше всё становится сложнее. Они частью инфицированы, а частью просто разбежались, то есть все учёные оказались предоставлены сами себе. Мы попытались организоваться, но это у нас плохо получилось. Разные группы оказались блокированы на разных участках.
-- Но вы что-то сделали? – Продолжал допрашивать медиков Траск оф Траскон. – Чего-то добились. Или дрожите, забившись в разные щели?
-- Единственное, что мы толком сделали, -- честно признался доктор, -- так это выяснили, что двигательная активность больных существенно снижается, если понизить температуру. Мы снизили её, насколько это возможно, чтобы не замёрзнуть самим, а теперь дожидаемся, пока все инфицированные погрузятся в транс. Тогда можно будет думать о дальнейших этапах спасения, эвакуации. Кстати сказать, хорошо, что всё это нас застало в данной лаборатории. Когда по данным датчиков у вас возросла активность, мы сумели организовать ваше возвращение по разработанной заранее схеме. Это просто чудо, что и у вас, и у нас всё получилось, и вы вернулись сюда. Поздравляем с возвращением, дорогой барон!
-- Поздравления принимаются, но что вы планировали делать? Не сидеть же вам вечно здесь?
-- Да, -- вздыхая, согласился доктор, -- но, поймите нас, мы – люди сугубо мирных профессий и для нас чрезвычайно затруднительно бороться за жизнь и существование. Тем более с существами высоких кондиций, в том смысле, что им трудно противостоять, и наши шансы в борьбе, сражениях с ними, диаметрально низки. То есть мы откладывали какое-то своё активное участие, надеялись на то, что уж сюда-то, в Императорский Дворец, помощь прибудет обязательно. Ведь так и должно быть, не правда ли, уважаемый барон?
-- По логике рассуждая – да, -- ответил Траск оф Траскон, -- а как всё складывается на самом деле, я не знаю, как и вы. Какой отсюда следует вывод?
-- Сидеть и ждать дальше?
-- Это, если касается вас, людей сугубо мирных профессий, -- не удержался от лёгкой ехидцы барон, -- а что касается меня, то я собираюсь отправиться в разведку. Без этого не обойтись. Любая информация, даже самая плохая, способствует консолидации, не правда ли?
-- Я доверяюсь вашему мнению. Что касается меня, то я больше хотел бы узнать о том, с чем вы столкнулись там. Расскажите?
-- Непременно, доктор. Но сперва надо прояснить обстановку здесь. Прежде всего я хотел бы найти Гала Орфиса. Если я найду адмирала, то тогда все мы будем иметь свой уверенный шанс на спасение. А до тех пор ко мне с расспросами даже не подходите.
-- Вы думаете найти главу службы безопасности?
-- Я на это надеюсь.
+ + +
После того, как Гал Орфис лично убедился, что ситуация если ещё не вышла из-под контроля, то это неминуемо случится, то он беспромедлительно покинул Императорский Дворец. Надо признаться себе самому, что эту схватку он проиграл. Проиграл, потому что сосредоточился на ситуации. Он думал, как вернуть Императора, и пытался сделать это любой ценой. А в это время его противники действовали. Они талантливо реализовали ряд интриг, что привело к тому, что Императорский Двор, а потом и Совет, разделился на две части. Одна оставалась верной Пра Татену, а другая была готова присягнуть кушменам, демонице Исиде и её братцу Сириусу, которые оказались на удивление пройдошистыми политиками. Настолько ловкими, что нашлось достаточно много персон, которые решились сделать на них ставку. Правда, были и такие, кто решил выждать и посмотреть, чья сторона возьмёт верх. А ведь это, вполне возможно, лучший выход в данной ситуации.
Невероятное дело, чтобы руководитель Службы безопасности Империи решился на нейтральное положение. Даже сам Гал Орфис такого от себя не ожидал. До последней минуты он откладывал решительные действия, надеясь, что вернётся Пра гэгхарн Татен и возьмёт на себя всю ответственность.
Ответственность! Признайтесь сами, что это чрезвычайно тяжёлая обуза. Ты взваливаешь её на себя и, случись тебе победить, ты начинаешь разгребать всё то, что стало причиной обострения ситуаций. А если проиграешь? Тогда тебя во всём обвинят, даже в том, в чём ты совершенно точно не виноват. Кто же тогда будет брать на себя эту опасную штуку? Лишь идеалист, безумец или полный дурак. Ни тем, ни другим, ни уж тем более третьим Орфис себя не ощущал, потому и выжидал до последней минуты, до той самой, когда увидел налитые кровью глаза безумца, в которого превратился доктор Купер. Конечно, он справился с психиатром, ему помог и охранник, который в той схватке сильно пострадал, пытаясь своим телом прикрыть адмирала. Вот тогда Орфис и решил, что всё, что надо уходить.
Почему он не стал расследовать явно назревающий переворот? Да ровно потому, что не было стимула стараться. Не было Императора и почти не было надежды, что он снова будет. До сих пор он заставлял себя верить, что всё обойдётся, что Пра гэгхарн Татен раскроет глаза и сразу всё станет на свои места. Вот тогда можно будет хватать за горло тех, кто на себя взял сверх меры. Или объявлять себя исполняющим обязанности Императора, то есть фактически объявить диктатуру. Это грозило обернуться масштабной гражданской войной. Гал Орфис не подготовил себе возможных сторонников, а теперь это теряло всякий смысл. Да он и сам потерял былую энергию, порастратившись на былые проблемы, так что на новые уже не хватило ни сил, ни решимости, ни воли. Хватит с него. Теперь надо придумать возможную схему ухода, чтобы не потерять слишком много и не стать тем, на кого всё свалят.
Единственное, что беспокоило Гала Орфиса, так это чувство раздражения и ярости, что его переполняли. Хотелось крушить всё вокруг себя, и он еле себя сдерживал. Больше всего раздражали те сановники, что окружали его в Мемфисе. Они, их отношение и привели к катастрофе. Вот тогда-то он и сорвался. Он вызвал с подведомственного ему крейсера челнок и тот доставил его на корабль. Командир крейсера, офицер гвардии Кассиус Ольшани начал было что-то говорить, докладывая обстановку, но Орфис его сразу же и оборвал, приказав весьма срочно гнать корабль в Пауэр. Ольшани, который уже знал, что здесь, в Мемфисе творится нечто невообразимое, тут же отдал приказ преувеличенно твёрдым голосом. Подчинённые сразу же отправились, бегом, по своим постам, предусмотренным расписанием, а адмирал отправился в свою каюту. Он потерял достаточно времени зря, ещё несколько часов большой роли играть не будут. А ему будет полезно побыть одному и знать, что больше ничего на его голову не свалится. Сейчас сваливаться он будет сам.
Здесь, на крейсере, у адмирала имелась своя собственная каюта. Когда-то, в далёком прошлом, когда он был молоденьким лейтенантом и жизнь его только начиналась, он также служил на крейсере и у него была своя каюта. Точнее, не совсем у него одного. Ту каюту он делил со своими товарищами, ещё с двумя офицерами, и тоже лейтенантами. Сколько тогда было сказано слов о том будущем, которое они для себя представляли. И оно было прекрасным. Конечно, там, в этом ожидаемом будущем, были и схватки с неприятелем, с космическими преступниками, с тайными организациями, которые плели интриги и заговоры, а также с армадами, которые появлялись из Глубокого Космоса и несли с собой Полную Неизвестность. Но они, молоденькие офицеры, знали, что победят и разобьют козни любого врага. Наивные, они рисовали для себя опасности своей будущей жизни и не знали, что случится с ними на самом деле. Один из тех лейтенантов погиб на дуэли чести, устроенной по какому-то весьма глупому поводу, который давно уже позабылся по своей никчемности, но человека-то не стало по настоящему. Второй из лейтенантов спился и сгинул где-то на окраине Империи, в одном из гарнизонов на самом заштатном мире, имени которого Орфис тоже не помнил. Лишь он дослужился до адмиральского чина, и то по причине близости к Пра Татену, который не забыл своего старого приятеля и перетянул его к себе со службы в Космическом флоте.
За воспоминаниями Гал Орфис задремал, развалившись на койке, куда опустился, одна нога так и осталась на полу, закрыв на минуту глаза. Он даже видел сон, в котором был тем молоденьким лейтенантом и смеялся в компании своих товарищей и рассказывал им про будущее, то будущее, которого для товарищей так и не наступило. А они считали, что он фантазирует и смеялись над ним, а он же не мог сказать, что с ними станется и тоже смеялся, но как-то истерично, а потом заплакал, и они, его товарищи, бросились его утешать, это они-то, покойники. Орфис сказал им об этом, но они продолжали трясти его за плечо.
Только тогда Орфис понял, что он спал и всё ему пригрезилось. Даже во сне его продолжало преследовать прошлое. Он открыл глаза. Солдат, что будил его, из унтер-офицерского состава, доложил, что они добрались до Пауэра и что капитан ждёт дальнейших распоряжений.
-- Я сейчас появлюсь на мостике, -- угрюмо ответил солдату адмирал, -- а пока оставь меня.
Как и остальные города на Иуну, Пауэр был городом летающим. Обитали в нём военные, гарнизон, что охранял Иуну и Мемфис, а также другие места здешнего обитания. Армада звёздных кораблей барражировала в окрестностях, контролируя всё близлежащее пространство. Здесь же, в Пауэре, постоянно проживала смена, которая отдыхала от дежурств в космическом пространстве. Здесь, в Пауэре, находилось всего лишь несколько крейсеров и скоростных кораблей для специальных заданий, преимущественно связанных со спешной доставкой курьеров и спецпочты, которую нельзя было доверять Глобальной сети. Командовал гарнизоном генерал Хорст Гаккель, который так и не смог ни с кем ужиться, ни в одной из группировок, на которые разбилось флотское товарищество. Потому его и поставили командовать этим городом, который болтался в пустоте над обширным океаном Ихор, в водах которого отражались огромные летающие диски- дома, в которых проживали солдаты гарнизона. Офицеры обитали в более комфортабельных помещениях, в домах, имеющих форму линзы.
Когда Гал Орфис появился на мостике, первое, что он увидел, было недовольное лицо Гаккеля, с брезгливо изломанной линией губ, с глазами чуть навыкате и носом, который нависал над верхней губой, прикрытой небольшими усами, напоминавшими толстого слизняка, устроившегося здесь на отдых. Понятно, что это лицо у всех вызывало если не брезгливость, то отвращение. И это Гаккель чувствовал, и заранее показывал своё нерасположение. Как раз всё это Орфиса и устраивало. Насколько проще манипулировать людьми разобщёнными, чем сплочённым коллективом, особенно если он, этот самый коллектив, проникается некими идеями.
-- Вот что, Хорст, -- объявил Орфис, -- у меня есть к тебе разговор, с глазу на глаз, так что жди меня в гости.
-- Куда я денусь, -- объявил генерал, и, после того, как выяснил, что продолжения общения пока что не происходит, исчез с экрана. Тогда адмирал повернулся к Ольшани.
-- Капитан, мне надо провести важные переговоры. Но они не продлятся слишком долго. Так что расслабляться вам не следует. Известно ли вам, кстати, как протекают дела в Мемфисе?
-- В самой малой степени, -- признался командир крейсера, -- и то, что известно нам, нас никак радовать не может.
-- Суровые времена наступают, -- нахмурился адмирал, -- и они требуют от нас самых суровых решений. Мы не должны дать заранее распространиться. Будьте готовы, скоро мы отправимся обратно.
Пока Кассиус Ольшани переваривал полученную информацию, Гал Орфис снова загрузился на челнок, который весьма резво переместил его в линзу. В котором размещался комендант Пауэра, генерал Гаккель. В последнее время адмирала постоянно сопровождал помощник, искусственное создание, плод работы научного коллектива, которого звали Эд. Но Эд погиб, выполняя важное задание, и теперь Орфиса сопровождала парочка здоровенных лбов, на которых трещала военная форма. Они демонстрировали разорвать на части любого, на кого им укажет адмирал, а также сурово наказать того, кто не понравится им лично, потому как имели допуск на любые действия, если сочтут их необходимыми. Это давало им уверенность и сознание собственной значимости и компетентности. Адмирал был согласен терпеть их присутствие, по крайней мере до тех пор, пока не закончатся все последние напасти.
Шефа Гаккель встречал у приёмного терминала шлюза и доложился о готовности, с неприязнью покосившись на парочку телохранителей. Те ответили равнодушными взглядами. Гал Орфис приказал своим защитникам посидеть в приёмной генерала и сделать так, чтобы никто не смел нарушить их уединение. Оба служаки вытянулись и щёлкнули каблуками сапог. Уж чего- чего, а это они умели делать превосходно. Своего помощника генерал удалил ещё раньше.
-- Знаешь, Хорст, -- заявил адмирал, как только щёлкнул замок, блокирующий двери в кабинет, -- я знаю твоё отношение к порядкам, которые творятся в Мемфисе. Кое-что из них я и сам не одобряю, но вынужден, в отличии от тебя со всем этим мириться.
-- Я понимаю, -- ответил Гаккель, -- равно как и то, что сам бы терпеть ни за что бы ни стал. Наоборот, я бы давно разогнал ту шайку, которая считает себя хозяевами нашей Империи и готова украсть то, до чего дотянутся их жадные руки.
-- Что же поделаешь, -- развёл руками адмирал, -- если наша несовершенная жизнь так уж устроена. Я до сих пор плохо понимаю, отчего наверх пирамиды власти добираются лишь самые злобные и непримиримые, готовые рвать и терзать ради этой самой власти. Почему люди достойные проигрывают конкуренцию?
-- Потому что слабаки и подставляются сами, -- тут же пояснил генерал и сделал вид, что собирается сплюнуть в угол, но сдержался.
-- Я тоже так думаю, но вынужден, понимаешь, Хорст, вынужден сдерживаться. До сих пор. Но то, что творится там сейчас … Это перешло уже все границы.
-- Надо взять и уничтожить всю эту мразь, -- заявил комендант.
-- Ещё совсем недавно я бы не позволил тебе, Хорст, даже думать так. Но сейчас другое время. Мемфис превратился в гнездо заразы, которая специально была туда запущена. Там практически не осталось здоровых людей, и с каждым следующим мигом их остаётся всё меньше. В любой момент эти безумцы захватят корабли и рассеются по всему Иуну, а потом отправятся ещё дальше. Быть может они уже проникли и сюда, в Пауэр, и это может приблизить крах этого мира, которому не на что ещё надеяться, кроме как на нас, на Космический флот и Службу безопасности. Нам надо объединиться и вычистить там всю скверну.
-- Но как мы будем отличать, кто здоров, а кто уже поражён безумием? – Осторожно спросил генерал, не зная, что и думать о том, о чём говорил ему шеф имперской безопасности.
-- Поздно предаваться размышлениям и чего-то высматривать. Надо там уничтожить всё. Без сожаления и исключения.
-- А как же … как же Император?
-- К сожалению, Пра гэгхарн Татен погиб. Он так и не выжил после того досадного и ужасного случая. Я надеялся и верил до самой последней минуты, пока не понял, что уже слишком поздно и конец Империи уже наступает. Лишь самые решительные действия могут помочь. Мы должны всё там очистить от скверны. Ты готов к этому, Хорст?
-- Так точно, господин адмирал.
Казалось, в комнате произошла метаморфоза. Тот, кто был в этом кабинете, брюзгливый и неприятный тип, растворился в воздухе, а его заменил настоящий вояка, решительный и бескомпромиссный, готовый отправиться немедленно выполнять приказ и выполнить его, несмотря ни на что.
Интересное зрелище представляет собой военная база, куда доставлен приказ о выступлении. Только что все здесь меланхолично перемещались с места на место и напоминало сонных насекомых, которые только что пробудились от зимнего оцепенения. И вот всё разом меняется. Все начинают суматошно бегать и статичная картинка превращается в самый настоящий хаос. Но этот беспорядок только кажущийся. Каждый из военных знает то, что ему делать поручено. Не даром ведь любое военное подразделение изматывают постоянными учебными тревогами. Все действия доводят до безусловного автоматизма. Кажется, даже спящий солдат кинется бежать и примчится именно в ту точку, где обязан оказаться по тревоге. Лишь там он по настоящему проснётся, уже стоящий в строю.
Немного отличается, но лишь внешне, обстановка на военной базе в летающем городе Иуну. Но и то, если наблюдатель там будет сторонний, высматривающий с какого-нибудь пролетающего условного флайера. Ведь все предварительные действия происходят в закрытых помещениях казарм и технических грузовых отсеках. Но так это лишь на первое время. Потом все шлюзы разом открываются и оттуда вылетает сонм транспортных челноков, которые устремляются к военным кораблям, опускающимся из космического пространства, где они барражировали до сих пор в дежурном режиме, терпеливо дожидаясь той минуты, когда придёт пора действовать.
Командующий гарнизоном Пауэра генерал Хорст Гаккель устроился в крейсере, который занимал Гал Орфис. Они решили действовать консолидировано, то есть сообща. Говоря «они», мы имеем в виду, что это было мнение Орфиса, а Гаккель с этим согласился.
Крейсер адмирала «Стремительный», двинулся в сторону Мемфиса, сделавшись флагманским кораблём армады, которая подтягивалась сюда из всей системы Эдмонда. Это было впечатляющее зрелище для стороннего наблюдателя, если представить себе такого зеваку. На самом деле его не было.
+ + +
В Императорском Дворце барон Траск оф Траскон бывал, но это происходило в далёком прошлом, фактически – в другой жизни. И, хотя по времени между этим прошло не так уж и много, всё здесь сильно изменилось. Раньше во дворце кипела бурная жизнь и он был буквально переполнен разного рода личностями, и, пусть они имели самые разные представления об окружающей их действительности, но они были достаточно влиятельны и имели немалые возможности, которые и привели их в Мемфис, более того – в Императорский Дворец. В те времена здесь размещался Императорский Двор, то есть всё то скопище самых разных людей, которые и делали Имперскую Политику, претворяя в жизнь то, что повелел Пра гэгхарн Татен, а также то, к чему его подвели, что он считал нужным повелеть сделать. Как бы то ни было, но Галактическое Объединение миров функционировало и развивалось по поступательной системе, но ровно до тех пор, пока равновесие не было нарушено. Вот тогда-то и Дворец претерпел ряд существенных изменений. Прежде всего они выразились в том, что из Дворца исчезли царедворцы, следом за Императрицей и её родственниками и приближёнными. Властьимущие оттого и облачены властью, что умеют в неё встраиваться и своё в ней присутствие сохранять, даже если для этого придётся покинуть Императорский дворец.
Сейчас летающая сфера являлась филиалом Имперской академии наук, медицинским НИИ, с углублением в самые разные сферы этой профессиональной деятельности. И, если раньше здесь на каждом шагу можно было встретить великосветского щеголя, демонстрирующего образцы моды, которая только собирается начать сбирать дань со своих подданных, то теперь здесь встречались преимущественно люди с умными лицами, но отсутствующим взглядом глаз, которые были погружены в проблемы, недоступные пониманию большинства обычных граждан. А что тут удивляться, если господа учёные специалисты пытались разгадать загадки, не имеющие решения. То есть решения-то были, но они находились не в сфере возможностей этих людей, наделённых самыми передовыми знаниями, или им так грезилось.
Именно потому сфера Императорского Дворца снова преобразилась, до неузнаваемости и теперь по коридорам, которые ещё недавно отличалось богатой и вычурной отделкой, причуды которой описать просто невозможно, чтобы не утомит Читателя, теперь бродили весьма странные создания, внешне похожие на людей, но ровно до того неприятного момента, пока вы не столкнётесь с ними нос к носу. Вот тогда вы поймёте, насколько мало в них осталось от прежних высокообразованных людей. Это были хищники и безумцы, единственно чем занятые, так это охотой на тех, кто ещё сохранил человеческий облик. Вот эти-то бедолаги и прятались, так глубоко, как это у них получалось. Да и то получалось не всегда, ибо то там, то здесь слышен был шум, крики и дикие завывания бывших людей, на звуки которых спешили всё новые и новые инфицированные. Это было ужасно, оказаться там без оружия и возможности как-то себя защитить. Это рождало панику и увеличивало число больных.
Дидье Эммерли провожал барона с чувством сожаления. Все его люди заперлись по лабораториям и дрожали там от страха и холода, что был пусть ничтожным, но шансом на спасение. Они тряслись и взывали к Всесущему с единственной, но искренней просьбой, чтобы тот убрал их из Дворца. Мемфиса и даже с Иуну. Куда угодно, но лучше бы всё же домой.
Доктор бы и сам с большим удовольствием затаился где-нибудь в этом секторе Дворца, где, к счастью, не оказалось ни одного больного, заражённого страшной заразой. Может быть оттого, что здесь до недавнего времени находился глава Службы безопасности, дожидаясь, что последняя «экспедиция в Преисподнюю» даст свои положительные плоды. Но этого не случилось, а потом сюда ворвался больной безумец. Точнее, его приказал впустить сам Орфис. Это был какой-то его знакомый психиатр, приехавший в Мемфис с этими Трасконами, с Мардука. Просто Орфис не знал, насколько не повезло Куперу. Да, этого доктора звали Купер Лорес, и он сейчас мёртв. Его вытолкнули наружу, а следом и того охранника из службы безопасности, который кинулся своему шефу на выручку, но был недостаточно сноровист. Гал Орфис убрался отсюда, вместе со всеми своими людьми, а медики, брошенные всеми на произвол судьбы, не решились следовать за ними – не было распоряжения – а потом стало поздно. И они заперлись. Вот и сейчас доктор собирался выпустить барона и снова надёжно замкнуть вход, а потом сидеть рядом и ждать известий. Это было единственное, что у него оставалось из занятий.
-- Не переживайте так, -- сказал Траск медику, прежде чем выйти наружу, -- я разузнаю всё, и вернусь. Постараюсь выйти на связь с Орфисом. Узнав, что я здесь, он немедленно сюда явится. Я ему доложу всё, а потом мы уберёмся отсюда.
-- Во имя Сущего, -- добавил Эммерли. Руки его дрожали, равно как и голос. Лысина покрылась бусинками пота. Это несмотря на то, что изо рта вырывались облачка пара.
Траск сам разблокировал двери, которые медики завалили всем, что только попало под руку. Большая часть этих предметов были здесь не нужны и барон показал Дидье, как будет лучше двери закрыть. Кажется, медик его понял, потому как несколько раз кивнул головой. Можно было двигаться.
Выйдя из секции, Траск очутился в широком коридоре, который опоясывал весь этот ярус. До сих пор стены его украшали драпировки из богатых тяжёлых тканей, искрящихся мириадами страз. Эти портьеры должны были снять ещё тогда, когда переоборудовали Дворец под научный медицинский центр, но тогда здесь соседствовала и Императрица, которая не хотела, чтобы императорский антураж столь быстро был убран. А когда Исида решила выехать отсюда, до коридоров ни у кого уже не доходили руки, да и не до того было. Потому здесь всё оставалось так, как было при Татене. С учётом того разгрома, что учинили безумцы Конечно, заболевшие люди не пытались всё крушить вокруг себя. Они гонялись за новыми жертвами своей болезни, а разрушения появлялись вследствие их необычайной агрессии и ярости. Многие были истерзаны и останки их остались там, где их застала смерть, а те, кто выжил, и сами присоединились к армии своих обидчиков.
Прямо у входа Траск оф Траскон наткнулся на тело одной из жертв. Он собирался пройти мимо, но что-то остановило его. Он склонился над трупом, а потом узнал его. Это был врач бедняги Джозефа, Купер Лорес. Медик не надолго пережил своего пациента. Черты лица его были искажены, а члены скрючены. Должно быть, он тоже заразился и носился по этим коридорам, пока не погиб. Можно было бы ему посочувствовать, если бы поблизости не находились десятки и сотни ему подобных. Траск огляделся, увидел висевший неподалёку гобелен с углублённым пространственным рисунком и сорвал его со стены быстрым движением, после чего набросил гобелен на труп. Это было единственное, что он мог сделать для Лореса в память о том, сколько времени, довольно дорогого, он посвятил Джефу.
Близкое ворчание привлекло его внимание. Траск повернул голову и увидел выбиравшегося из ниши в стене безумца в обрывках военной формы. Это был, в недавнем прошлом, один из сотрудников корпуса безопасности, подчинявшегося лично Орфису. До этой минуты безумец стоял в ниши и разглядывал своё собственное отражение в одном из полированных украшений, изображавшее щит из древних времён. Должно быть отражение будило в мозгу инфицированного какие-то смутные ассоциации, которые для него что-то ещё значили. И эти остатки человеческого разума удерживали его как-то от окончательного скатывания в бездну болезни, что было вообще-то неминуемо, но всё же… И в это время барон сорвал гобелен и привлёк шумом к себе внимание. После этого обращённый безумец отбросил прочь всякие остатки благоразумия и вышел на охоту, к чему его призывал внутренний голос, запрограммированный вирусом.
Выбравшись из ограниченного пространства углубления- ниши, безумец издал самый что ни на есть зловещий вопль, который эхом перекатился куда-то дальше. Скоро сюда направятся и прочие хищники, какие бродят или выжидают поблизости. Все эти параметры закладывались в программу боевого инициирования неведомыми создателями этого демонического биооружия.
Траск оф Траскон прикинул, что, если он бросится наутёк, то только активизирует безумца до предела, и потому решился на поединок. Всё равно ведь придётся помериться с кем-то из них силами, так почему бы это не сделать здесь и сейчас, пока нападавший был в одиночестве, а другие заражённые ещё не подошли.
Сначала он начал говорить какие-то успокаивающие слова, какие мы говорим при виде зверя, готового напасть на нас. Видали ли вы когда встречу в лесу двух хищников? Случается так, что один из них желает избежать столкновения и начинает издавать звуки, похожие на жалобные повизгивания. Он согласен признать своё поражение и тогда победитель удаляется, а условно побеждённый отправляется своей дорогой. Они, дикие хищники, никем ведь не программировались на обязательность нападения.
Барон попытался успокоить больного, но это был не более, чем отвлекающий приём. Сам он в это время занимался тем, что концентрировался, собирая свою кинетическую энергию в тугой узел, в пружину, готовую выбросить всю собранную энергию. И это время пришло, когда безумец кинулся на него, издав ещё один ужасающий вопль. Неизвестно, какие метаморфозы произошли в организме инфицированного человека, какие в нём были задействованы энергетические резервы, но двигался он на удивление резво, если не сказать, что даже стремительно. Так быстро могут действовать только профессиональные спортсмены, которые годами тренируются по специальным методикам. Против такого движения трудно выстроить защиту.
Трудно, если вы не прошли такую школу занзани, какую пришлось пройти Траску в юные годы. Он тоже научился использовать те резервы, что предусмотрены в нас Природой, предусмотрены, а потом надёжно сокрыты, для целей, для нас никак не ведомым. Вот отсюда Траск и черпал свои силы и стремительность. То есть он сумел увернуться от броска безумца, а потом повернул его тело так, что того бросило на стену и украшающий её декоративный элемент в виде колонны. От удара безумца отбросило от стены, а барон уже наносил ему удары руками и ногами, мощные и точные. К тому времени, как другие «больные» хищники появились здесь, коридор был уже пуст, лишь посередине его корчилось изуродованное тело в обрывках от военной формы.
Сам Траск оф Траскон в это время бежал, выискивая удобное место. Он решил провести разведку методами, какие не раз применял в свою бытность на Тверди или на Нифльхейме, то есть создавал некую ментальную копию себя самого и отправлял её в рейд, воспринимая всю полученную визуальную информацию по энергетическим каналам. Это чувство сродни ясновидению, только более персонально ориентированное.
Наверное, какой-нибудь особо въедливый Читатель будет вопрошать нас, отчего это барон не сделал это же самое из той лаборатории, где находился доктор Эммерли со своими товарищами? Ведь там не было непосредственной опасности от встречи с безумцами. Зато там были учёные, которых очень бы даже заинтересовало состояние их пациента. Они непременно бы вспомнили бы про исследовательский азарт, характерный для этой части населения, которых наука, как нравственная дисциплина, пропитала насквозь. А ведь у них под рукой, здесь же, в лаборатории, приличный арсенал всяческого инструментария. Барон же намеривался держать в тайне от всех некоторые из своих возможностей, чтобы сохранять кое-какие преимущества в мире, слишком опасном, чтобы забыть в нём о бдительности. Ровно по этой причине он и решил найти место, где нет никого.
Уж где-где, а во Дворце таких мест было предостаточно. Одна только система потайных переходов за стенами чего стоила. Туда и искал Траск проход. В своё время Император показал ему несколько лазеек и похвалялся, что они помечены специальными знаками. Он скоро забыл о своих откровениях, но Траск не забывал ничего, чего ему хотелось бы помнить. На всякий случай. Вроде этого.
То там, то здесь он замечал оцепенелые фигуры, что стояли или сидели у стены. Видимо это и были те самые больные. Они замечали его движение и поворачивали голову, но его уже не было рядом и они снова замирали, не успев должным образом отреагировать. Все они представляли собой какую-то большую сигнальную систему, самоорганизованную и настроенную на немедленное действие. Но, должно быть, своей скоростью перемещений он как-то выпадал из реестра их реагирования.
Наконец искомый тайник был найден и Траск оф Траскон распахнул замаскированную под часть стенной панели дверцу, чтобы войти внутрь. Когда он замкнул за собой панель, то сразу же расслабился. Утомительное это всё же дело, быть сжатой пружиной, всякий миг готовой к немедленным стремительным действиям. Не каждому такое по плечу, надо вам доложить. И это есть хорошо.
Здесь было тихо. Собственно говоря, тихо было и по ту сторону стены. Это раньше, когда во Дворце кипела и била ключом жизнь во всех её словесных проявлениях и обозначениях, тишины во Дворце не было, за исключением, пожалуй, того сектора, который примыкал к покоям Пра гэгхарн Татена, да и то в то время, когда Император изволил отдохнуть. Всё остальное время царедворцы и придворный персонал демонстрировали чрезмерную активность. Собственно говоря, в Мемфис и попадали те, кто кипел от переполнявшей его энергии. И так было до недавних дней.
Потайная галерея, в отличии от центрального коридора, была довольно узкой. Она предназначалась не для массовых прогулок, а перемещения отдельных личностей для своих секретных намерений. Хорошо, что система освещения исправно функционировала. Барон прошёл по галерее и наткнулся на каморку, очень удобную для его намерений. Должно быть в этой каморке происходили секретные встречи Императора или Гала Орфиса с кем-то, кого с ними рядом не должны видеть. Такого уж она – политика.
Создание ментальной копии дело довольно своеобразное. Получилось это у Траска далеко не сразу. Он помнил этот момент, когда Старый Занзани связал его и оставил на отдалённой полянке, предоставив его самому себе. До того дня ничего подобного у него не получалось. Дальше пошло уже легче. Но создание копии это ещё не всё. Надо было ещё сохранить связь с ментальным подвижным контуром и получать от него информацию. Но он научился делать и это. Подобные приёмы очень пригодились ему, когда он принял участие в войне викингов Нифльхейма с эйнхериями.
Барон перешёл в состояние транса и мысленно раздвоился, то есть отделил от себя точное своё подобие и это подобие немедленно отправилось в путь. Это важно, чтобы «двойник» удалился, в противном случае снова произойдёт объединение, а точнее поглощение главной частью своего сателлита. Итак, «двойник» прошёл по лабиринту тайных лазов и выскользнул наружу и дальше двигался по анфиладе коридоров и апартаментов. Видел и больных «кровавым бешенством», группами и по одиночке, и уцелевших здоровых, коих нашлось совсем немного, далеко друг от друга и очень напуганных. В таком состоянии они вряд ли могли бы вступить в борьбу за объединение и вырваться наружу, ибо свою войну они уже проиграли, так и не начав борьбы. Такое бывает. Собственно говоря, это и есть главная причина проигрыша в войне, когда ты в душе смирился с поражением.
Теперь барон принялся искать центр связи, откуда можно было вступить с кем-нибудь в контакт, с кем-нибудь, кто находился снаружи. Связаться можно было только со здоровыми людьми, ибо безумцы ни на что не реагировали, только на визуальный контакт с кем-нибудь из здоровых. Ничего другого их не интересовало, как и любое другое оружие.
Комнату связи он нашёл. Там был кто-то из офицеров. К сожалению, он был инфицирован и сидел в оцепенении, глядя перед собой остановившимися глазами. Лишь грудь его еле заметно поднималась и опускалась, демонстрируя слабое дыхание. В этом состоянии он может, более или менее успешно, функционировать неделями, не требуя ни пищи, ни чего-либо другого. Ещё одна комната находилась дальше, но оборудование её было практически всё уничтожено. Должно быть бой возник прямо здесь и продолжался до чьей-то победы, но только как аппаратная связи, она потеряла смысл. То есть альтернативы особой не наблюдалось. Траск оф Траскон расслабился и копия распалась на клочья, которые показались бы стороннему наблюдателю вихрем пригоршни искорок, которые пронеслись по коридору и растаяли.
Что делать – возвращаться обратно в лабораторию, где его ждёт Дидье Эммерли со своими отчаявшимися людьми, или отправиться дальше, в отсек связи, и попытаться вступить с кем-нибудь в контакт, чтобы вызвать помощь. Барон усмехнулся. Кто-то из Императорского Дворца будет просить о помощи. Дожили …
Первый вариант плана ничего в себе не нёс рационального и значит – не имел смысла. Оставался второй. Барон продвинулся по тайным переходам насколько можно было пройти ближе к пункту связи, и выскользнул в коридор. Здесь недавно произошло сражение, ибо облицовка была сильно попорчена, а на полу осталось несколько изуродованных тел. Помнится, Гал Орфис приказал сдать энергетическое оружие и охрана была вооружена оружием холодным. Адмирал вполне справедливо опасался заговорщиков, но опасность пришла с другой стороны, с которой её никто не ожидал.
Аппаратная связи нашлась, но вот неожиданность – помещение оказалось закрытым и даже забаррикадированным. С той стороны. То есть тот, кто там сейчас находился, подвергся нападению, вырвался, забился в пункт связи и закрылся там ото всех, после чего произошло завершение периода заражения. Человек так и не сумел спастись от болезни и сделался препятствием на пути установления связи и вызова помощи.
Быть может, Читатель отнесётся с недоверием к тому, что Императорский Дворец не имеет каких-то там компьютерных порталов, радиостанций и просто устройств экстренной связи. Напомним, что Дворец был специально изолирован от всех внешних источников стараниями Гала Орфиса. Да и жизнь правителей зачастую засекречивается сверх самых разумных мер. Все эти секреты рождают массу самых разных домыслов, которыми и оперируют впоследствии те, кто слагает историю. Конечно, в тех случаях, когда наблюдается дефицит проверенных сведений.
Можно было бы попытаться вскрыть эту комнату, применив специальные средства, но это неминуемо привело бы сюда толпу «бешеных», а это не входило в планы барона. Наоборот, он сам собирался создать шум, когда придёт время покинуть Дворец. С собой он собирался взять доктора Эммерли и его помощников. Беднягам пришлось пережить за последние дни немало треволнений и надо как-то вознаградить их, хотя бы за то, что они уцелели сами и продолжали честно выполнять свои обязанности, благодаря чему Траск оф Траскон снова появился в реальном пространстве. А ведь вполне мог остаться в том искусственно созданном кем-то мире, который уже начал саморазрушаться, потревоженный излишне ретивыми исследователями.
Что же можно предпринять в его положении? Единственное, что приходило на ум, это отправиться в транспортный отсек и поискать там транспорт, снабжённый пространственной связью. Подобный флайер вполне можно рассчитывать обнаружить. Кстати сказать, на нём потом и попытаться выбраться из Дворца, а потом и Мемфиса. Затем Траск оф Траскон планировал связаться с Мардуком, откуда вызвать транспортный корабль. Тогда же можно будет выйти на связь с «Нуфлингом». Теперь, когда больше нет поддержки со стороны Императора и Гала Орфиса, который надеялся, с помощью мардукского барона, решить какие-то свои личные проблемы, всё становится гораздо сложнее. Кстати сказать, можно попробовать объяснить Орфису, что ещё не всё потеряно, и какой-то шанс вытащить оттуда Пра гэгхарн Татена, ещё остаются. Правда, сам Траск в это не верил и думал, что и адмирал тоже утратил остатки веры. Но попытаться всё равно стоило.
Снова начались метания по коридорам. Барон рассчитывал, что скорость его передвижения, гораздо выше обычных стандартов перемещения людей, не даст среагировать носителям страшной болезни, чтобы они устремились за ним. Может всё ещё обойдётся? Он выйдет на связь и даст знать, что во Дворце ещё остались люди, группы людей. Подогнать пару военных транспортников и вытащить всех бедолаг. Именно для этого и предназначался военный гарнизон на Иуну.
К тому времени, как он добрался до транспортного ангара, за ним ковыляло около полудесятка особей, бывших в недавнем прошлом людьми. Это были представители обслуживающего персонала Дворца. Среди них двигался и один сотрудник Охранного корпуса. Глаза его сочились кровавыми слезами, а движения были порывистыми и неровными.
Траск оф Траскон ворвался в обширный зал и начал сразу озираться по сторонам. Надо было выбрать нужный транспортный аппарат и сделать это до того, как сюда начнут вваливаться больные «кровавым бешенством». В то, что здесь уже могут быть больные, барон старался не думать.
Но парочка из них здесь оказалась. Они появились одновременно, с разных сторон, и направились к Траскону. Барон крутил головой, выбирая нужную машину, стараясь не упускать из виду и «бешеных», которые подходили всё ближе. Внезапно в глубине зала Траск заметил ещё одного участника, который выглянул из большого флайера. Вид он имел весьма напуганный и тут же убрался обратно, как только увидал больных, которые приближались к барону всё ближе.
Барон замер, превратившись в неподвижную статую. Неужели он пытается своей неподвижностью обмануть обезумевших монстров? Если это так, то это не менее безумный поступок, чем прогулка по территории заражённого города. Тем временем больные были уже совсем рядом и готовились схватить свою жертву. Они даже вытянули руки со скрюченными пальцами.
Вот только в тот момент и начал действовать барон. Только что совершенно неподвижный, он перевоплотился в настоящий вихрь, почти что пропав из виду, такую невиданную скорость развивая, сорвавшись с места. Оба больных этим вихрем в человеческом обличии были опрокинуты и раскиданы, так, что покатились в разные стороны. А сам барон уже находился возле той машины, из которой выглядывал беглец, пытавшийся найти здесь укрытие и даже решившийся прийти на выручку возможному товарищу по несчастью.
Если у этого беглеца и были какие-то добрые намерения и порывы, то теперь он уже просто спасал свою жизнь, для чего пытался запереть машину. Если бы Траск не был настолько быстрым и стремительным, он не успел бы и дверца захлопнулась перед его носом. Но барон всё же ударил по двери и сумел открыть её до того, как ригеля запирающих механизмов вошли в крепкие ячеи запора. Беглец отлетел в глубь салона флайера, едва слышно вскрикнув от боли и неожиданности. Он пытался отползти прочь и забиться в угол, но Траск оф Траскон не обращал на его страхи никакого внимания. Он запер дверь, а затем принялся искать передатчик. Эта машина отличалась от обычных стандартных моделей и всё здесь было не так и располагалось не на своих местах. Может быть, знает этот человек, что прятался в машине?
-- Ну, успокоился? – Весьма миролюбиво поинтересовался барон у того, что возился в дальнем углу. Тот перестал дрожать и принялся разглядывать Траска.
-- Вы … не из этих?
-- А ты ещё сомневаешься? – Хмыкнул Траск. – Я совершенно нормальный человек, который путешествует по тёмным переулкам очередного безумного воплощения действительности. Тебя устроит такое объяснение?
-- Главное, что не из тех. Вы не поверите, но на моих глазах эти безумцы накинулись на моих друзей. Это было так страшно … я не помню, как оказался здесь. Меня зовут Айвен Вэнс. Я водитель этого великолепия. Флайер принадлежит маркизу Костарикасу. Точнее, больше не принадлежит … я думаю.
-- Понятно, -- вздохнул барон. – Твой хозяин бродит где-то здесь, по Дворцу?
-- Он был среди тех, кто напал на моих товарищей. Мы знали, что что-то случилось, но без приказа не смели высунуть и носа из тех комнат, которые выделялись для прислуги. А потом … потом … началось такое … Мы посоветовались и решили направиться к машинам и ждать наших господ там. В случае чего, мы надеялись убраться отсюда. Но стоило нам выйти из наших комнат, как мы оказались в центре кошмара. В себя я пришёл только здесь … почти пришёл … А кто вы, господин? Или кому служите?
-- Служил я лично Императору. Я владетель планеты Мардук и принадлежу к роду оф Трасконов.
-- Я сразу понял, что вы из высшего сословия … Хотя могли принадлежать и к военной касте. Как вы думаете, господин барон, когда это всё закончится? И чем?
-- Смотря что ты, Айвен, имеешь в виду, какой смысл вкладываешь в слова «когда закончится». Если ты спрашиваешь про себя, то, скорей всего, твои неприятности почти что завершились. Я собираюсь выйти на связь с силами, которые контролируют обстановку на Иуну и в Мемфисе и, думаю, надеюсь, -- поправился барон, что нам окажут помощь и вытащат отсюда. Да и делов-то, мы ведь уже находимся на борту транспортной машины. Я договорюсь о помощи, потом отлучусь отсюда и приведу своих товарищей. Их немного и все они прекрасно поместятся здесь. Мы стартуем и всё на этом закончится. Но, если ты спрашивал в целом …
-- Нет, -- быстро прервал его водитель флайера, -- я спрашивал про сейчас. И потом, декодер, которым активируется флайер, остался у маркиза. До сих пор он его носит или уже потерял, я не могу сказать …
-- И не надо, -- махнул рукой Траск, -- с этой задачей, я думаю, что можно справиться. Ты лучше покажи мне, где здесь находится устройство связи. Я в такой машине нахожусь впервые и ещё не разобрался.
-- Аппарат находится в кормовой части. Но он заработает, если запустить общий реактор, активировать который мог только господин Костарикас. Но он, как я уже говорил…
-- Давай займёмся реактором.
Некоторые из аристократов делали индивидуальные модели машин, под свою личность, которая идентифицировала своего хозяина по целому ряду индивидуальных характеристик. Но создатели такого рода машин столкнулись с тем, что машина могла выйти из строя, или хозяин не имел возможности лично присутствовать при запуске, находясь в отлучке, но ожидал свой корабль. В таком случае предусматривалось наличие дубликатора личности, коим могло быть доверенное лицо. Вот найти код дубликатора и надеялся Траск оф Траскон. Это было легче и вполне ему по силам. Он достал свой коммуникатор и подсоединил его порт ко гнезду панели управления флайера. Айвен Вэнс заглядывал через плечо и дышал почти что в ухо, наблюдая за всеми действиями. Барон не любил, когда за спиной находится незнакомый человек и отослал его посмотреть, какова обстановка в транспортном отсеке Дворца. Вэнс тут же отправился наблюдать за тем, что творится снаружи флайера.
Внутри параметров кодера были заложены данные дубликатора личности. Надо было создать образ этого самого дубликатора, такого, чтобы заложенные параметры сочли его приемлемым. Вам может это показаться чем-то архаичным, ведь гораздо проще вообще разрушить стандарты и создать новые, а потом убедить машину, что эти новые и были заложены изначально. Верно, но также верно и то, что этот путь мог быть предусмотрен создателями этой индивидуальной машины, которые всегда чуть более щепетильны, чем создатели обычных, стандартных машин, и всегда лучше считать их равными себе, а никак не глупее, чтобы не почувствовать разочарования, когда ваши планы начнут рушиться, и только по той причине, что вы не до учли опыта и возможности тех, чьими наработками вы решили попользоваться.
Барон создал весьма громоздкую виртуальную конструкцию и машина вынуждена была принять её. Реактор заработал и начал набирать обороты, накапливая энергию. Рядом моментально показался Вэнс, суетливый и обрадованный. Это был человек невысокого роста, весь миниатюрный и даже черты лица его были мелкими – нос-пипочка, над ним два близко сидящие глаза с едва заметными ресницами, крошечный подбородок, похожий на кукиш, впалые щёки и узкая щель рта. В довершение к этому суетливые движение и готовность впадать в панику по любому поводу. Наверное, это стало реакцией на последние события в Мемфисе, потому что аристократия всё же подбирала себе слуг и специалистов поддержки довольно строго.
Судя по розовеющему цвету лица Вэнса, он начал верить словам барона. Тем словам, где он говорил о скором спасении. До этого он слушал их со скепсисом, но теперь был готов воспринимать в полной серьёзной мере. Он сам указал Траску аппарат пространственной связи и обращался к нему почтительно – «господин барон».
-- Господин барон, так вы уверенны, что помощь к нам придёт?
-- Ты это сейчас сам услышишь, -- ответил Траск, включая установку. – Кстати, сообщи-ка, друг- товарищ, что там у нас происходит снаружи?
-- Снаружи? – Лицо Вэнса было вытянулось, но он тут же взял себя в руки. – Тех, что заболели, в отсеке сейчас стало больше. Должно быть, они пришли сюда следом за вами. Как вы собираетесь доставить сюда ваших товарищей. Наверное, вам потребуется помощь? Моя помощь?
-- Помощь понадобится, -- ответил барон, которому было немного забавно смотреть, как меняется выражение лица водителя, который отчаянно трусил, но стеснялся показать это. – Но только не твоя. Скоро здесь должно появиться немало людей опытных в проведении разного рода деликатных операций, которых не затруднит и более опасное задание. Так что можешь успокоиться, Айвен. Хотя, если ты будешь настаивать …
-- Нет-нет, -- замахал руками Вэнс, -- если сюда явятся те, кто сделает всё гораздо лучше, то логично будет довериться им.
-- А ты соображаешь, Айвен.
Личный код Гала Орфиса барону был известен и он начал взывать к нему, переходя с диапазона на диапазон. Вряд ли глава секретной службы успел удрать отсюда, как это сделали многие из царедворцев. Орфис, если и отступит, то будет среди последних, и только тогда, когда поймёт, что действительно дальше стараться нет смысла.
+ + +
-- Господин адмирал, -- повернулся к Орфису дежурный связист. – Вас кто-то вызывает. Причём по самым разным частотам.
-- Откуда идёт вызов? – Нахмурился Орфис, которого грызло сомнение, самые разные сомнения.
-- Из Дворца, -- пояснил связист, сверяясь с данными. – При этом тот, кто вас вызывает, пользуется связью маркиза Костарикаса, то есть с одно из его челноков, на которых маркиз путешествует по Иуну.
-- Это, наверное, сам маркиз? – Предположил адмирал. – Кажется, он был среди тех немногих, кто остался верным нашему Императору и не покинул столицу вместе с компанией его супруги, Императрицы Исиды.
-- Не могу сказать точно, -- пожал плечами связист. – Прикажете принять вызов?
-- Давай, -- кивнул головой Орфис. – И ещё, придётся тебе, солдат, выйти отсюда. Боюсь, что положение во Дворце очень тяжёлое и мне придётся принимать жёсткие решения, для чего мне надо остаться одному. Приказ понятен?
-- Так точно!
Связист немного поколдовал с аппаратом связи и быстро вышел. У самого выхода он не удержался и повернул голову. К тому времени статистические помехи в квадрате голографического объёма перестали искриться и оттуда глянуло худощавое лицо с пронзительными умными глазами. И это был не маркиз Костарикас, которого связист знал, так как давно уже служил в Мемфисе и видел многих из царедворцев.
-- Барон? – Гал Орфис покосился на дверь, но связист к тому времени уже покинул рубку управления. – Что всё это значит? Вы вернулись из мира «Преисподней»? А где в таком случае Император? Пра гэгхарн Татен, он … с вами?
-- Я вижу, -- довольно криво улыбнулся его собеседник, -- что у вас ко мне имеется множество вопросов. Так вот, на каждый из них у меня будет соответствующий ответ. Но – немного позже. Скажу только – авансом – что я вернулся, мне помогли ваши люди, то есть сотрудники медицинского центра, и, в частности, доктор Эммерли. Но, вот ведь незадача какая, здесь, в Мемфисе, прямо во Дворце, мы оказались запертыми в ловушку. Это, конечно, не то, что было внизу, но зрелище здесь не изысканное. Сами, наверное, догадываетесь. Я хочу сказать, что мы надеемся на вашу помощь. Нам хотелось бы выбраться отсюда.
-- Я хочу поговорить с Императором, -- сурово заявил Орфис. – Он далеко от вас?
-- С Императором всё сложнее, пусть и не так, как раньше. Я всё расскажу, но только тогда, когда вы нас вытащите отсюда. Всех, без исключения. Тогда наши переговоры продолжатся. Мы тут оказались в довольно сложном положении.
-- Я вижу, -- быстро заговорил адмирал, -- что вы говорите с борта одного из челноков маркиза Костарикаса. Он предназначен для перемещения в том числе и в космическом пространстве. Я бы советовал вам покинуть Дворец и отойти от него как можно дальше. Мы подберём ваш челнок и окажем всю необходимую помощь, в том числе и медицинского характера. Надеюсь, что с Императором ничего страшного не случилось. Он не … не инфицирован?
-- Если вы говорите о той болезни, что свирепствует сейчас в Мемфисе, то можете быть спокойным. Это относительно Императора. Здесь проблемы иного свойства. Я всё в подробностях расскажу. Но что касается челнока и предложения покинуть Дворец, то это пока что невозможно. Дело в том, что я покинул медицинскую лабораторию один. Все остальные остались там. Здесь слишком опасно и я рискнул выйти оттуда в одиночестве, попытаться установить с вами связь. Но теперь, когда она установлена, дело сдвинулось с мёртвой точки. Не правда ли? Вы сюда доберётесь и вытащите всю нашу компанию. Не так ли?
-- Это не так быстро происходит, -- нахмурился адмирал. – Дворец настроен на отражение попыток вторжения. Задействована охранная автоматическая система. Вам придётся её отключить. Это можно сделать изнутри. Или ждать, пока я найду специалистов подобного допуска и квалификации. Здесь у нас тоже, сами понимаете, не лучшее время. Так что или попытайтесь спастись собственными силами, либо отключите систему охраны, либо ждите нас. Выбор за вами.
-- Хорошо, мы попробуем сделать выбор. Пока что я отключаюсь.
-- Подождите, -- снова заговорил адмирал. – Вы должны сказать об Императоре. Что с ним ?..
Но Траск оф Траскон, владетель Мардука, уже отключился, проигнорировав просьбу Орфиса. Квадрат голографической объёмной картинки снова клубился искорками. Гал Орфис нахмурился. Этот выскочка барон проигнорировал его вопросы. Что это значило? Что Императора с ним нет? Что он выбрался оттуда только сам, или со своим безумным братцем и теперь мечтает убраться с Иуну как можно быстрее, готовый даже на обман. И эти медики. Всё-таки они что-то сделали. Что всё это даст Империи? Что всё это даст самому Орфису? Надо было думать. И не ошибиться в выборе правильного решения.
-- Солдат, -- позвал адмирал дежурного связиста, -- позови ко мне Гаккеля. Быстрее.
Генерал явился так быстро, словно околачивался прямо в коридоре. Вид у него был, как и в прошлый раз, недовольный, а облик всклоченный. Наверное, таким было его обычное состояние, но адмирал на это не обратил внимания. Не до того, знаете ли .
-- Генерал, -- Гал Орфис шумно вздохнул. – Есть кое-какие новости. Пришли вести из Дворца.
-- Император жив? – Сразу же спросил Гаккель и Орфис внимательно посмотрел генералу в глаза, после чего ответил:
-- Связь прервалась. Я понял, что нас просят о помощи. Будем ждать повторного вызова. Вы пока что готовьте корабли для уничтожения всех сооружений в Мемфисе. Кроме Императорского Дворца. Возможно придётся отправлять туда экспедицию.
-- Я всё понял, -- вытянулся генерал. – Мы начинаем зачистку, а Дворец останется под пристальным наблюдением.
-- Да, -- подтвердил Орфис, -- но если оттуда вылетит челнок … Предположительно это флайер маркиза Костарикаса, то тогда можно нанести огневой удар и по Дворцу. Впрочем, этим займусь я сам, а вы пока позаботьтесь о прочем Мемфисе. Здесь всё надо тщательно зачистить, пока зараза не распространилась по всему Иуну. Если ещё не поздно.
Теперь пришла очередь действовать генералу. Хорст Гаккель развил самую бурную и кипучую деятельность. Крейсеры и ракетоносцы выбирали позиции, чтобы одновременными залпами оружия и ракет поразить сразу все цели и сделать это так, что от летающих пирамид не осталось даже обломков. Такое условие поставил адмирал. Вирус не должен очутиться на поверхности Иуну и заразить её. Такого рода болезни, скорее даже биологическое оружие неведомых создателей имело большой запас прочности, чтобы проявлять к нему хоть какую-то малейшую снисходительность.
А потом началось уничтожение столичного града. Корабли гарнизона наносили одновременный удар, делая общий залп. Вычурные летающие пирамиды превращались в огненное облако, которое схлапывалось в точку, и пропадало. Такого было действие новейшей разработки ракет гравитационного коллапса, когда в центре прицеливания создавалась узкая область обратной гравитации и весь разрушенный объект соединялся в единую молекулярную массу, чтобы исчезнуть из виду.
Сам адмирал не сводил глаз со сверкающей сферы Дворца. Данные локаторов показывали, что сфера всё ещё находится под зашитой отражающих силовых полей. Никто их так и не отключил. Можно было только предполагать, что там происходит, внутри. А что, если Император действительно вернулся из «Преисподней»? А что, если пространство того извращённого мира настолько повредило его разум и сознание, что он сделался совершенно другим человеком? Может это и стало причиной недомолвок этого выскочки барона? Тогда дело ещё хуже, чем если бы Пра Татен так и сгинул в своей виртуальной ловушке. Тогда ему и не стоит снова выходить на политическую арену Империи. Кто, как не глава Службы безопасности должен защитить свой мир от чьих было посягательств, даже со стороны Императора? То есть того, кто выглядит Императором?
Вокруг флагманского корабля Гала Орфиса гибла столица, но он оставался равнодушным к этому впечатляющему зрелищу. Он просчитывал разные варианты своих действий. От его мудрости, от его приказов, от его действий зависело слишком многое. Ошибиться было нельзя. Он не имел на это права.
Когда от сферы Дворца отделилась капля флайера и понеслась на полной скорости куда-то прочь, Гал Орфис внезапно пробудился от своих сомнений. Те, кто находился внутри флайера, они сделали свой выбор. Они не захотели сотрудничать с ним, а это значило только одно, что Император больше не доверял Орфису, который разрушил столицу его Империи и начал собственную партию, то есть объявил ему войну.
-- Уничтожить этот корабль, -- отдал он приказ дежурному офицеру. – Инфицированные больные пытаются сбежать от нас.
-- Но, господин адмирал, -- пытался, невероятное дело, возразить офицер.
-- Они бегут от нас, значит, им есть что скрывать. Я не могу ошибиться. На мне слишком большая ответственность за всё наше государство. Надо ли повторить приказ? Или арестовать вас и вызвать более ответственного человека?
-- Слушаюсь, господин адмирал!
Глава 2. Тернии.
Упорядоченная жизнь хороша своей разумной предсказуемостью. Правда, жители некоторых цивилизованных миров порой выражали недовольство своей размеренной жизнью. Мол, их утомляет достаток и довольство и от этого им делается скучно, но стоит им переместиться туда, где былой размеренности нет как таковой по определению, а если что и есть, так это смертельные опасности и возможность сгинуть без всякого смысла. Вот тогда эти недовольные мигом меняют своё мировоззрение и желают попасть обратно к себе, и, если это удаётся, живут тихо, как мыши, в своё удовольствие, потому как вкусили разницу, и доподлинно знают, каково это – потерять всё, что раньше так мало ценили.
Януш Чижевски в своей жизни пережил много падений и подъёмов. Жизнь свою он начинал на далёком провинциальном мире, где много опасностей и мало возможности пожить в своё удовольствие. Потому он рискнул отправиться в эмиграцию вместе с группой религиозно настроенных людей. Правда, позднее обнаружилось, что его новые товарищи принадлежат к одной весьма опасной фанатической группе, которая наняла его, как опытного технического специалиста, для строительства городской инфраструктуры на новом месте, которое собирались обживать. Но, вместе с тем, как его приглашали заключить контракт на работу, некие люди предложили поработать и на такую государственную структуру, как Служба безопасности Империи. Чижевски дал согласие на оба предложения.
Уже позднее, когда оказалось, что мир, на котором община собиралась высадиться, заражён опасным вирусом Кьюи, всё едва не рухнуло. Спутники Янека частью заболели, а частью погибли в кровавых столкновениях с инфицированными, и «Техник», как он именовался в секретном досье, остался в одиночестве, ибо община отправилась осваивать другую планету, а тех своих собратьев, что попали в переделку, просто напросто списали, как погибших.
Когда казалось, что жизнь на этом остановилась, на заражённый мир Оски рухнул потерявший управление космолёт с двумя беглецами с тюремного мира Твердь, про который по Империи ходили самые разные небылицы. С одним из беглецов, бароном Траском оф Трасконом, Янек сошёлся настолько близко, что тот предложил ему место секретаря и помощника. Правда, пришлось пройти через череду самых опасных приключений, пока не наступило время довольствия. Но и оно скоро закончилось, когда Ян очутился, с несколькими товарищами, на планете Клайв, куда прибыл, чтобы разобраться с инвестиционными вложениями, совершёнными бывшим владетелем Мардука. Но, вместо финансовых и юридических операций, группа Чижевски погрузилась в пучину заговоров и коловращений, в результате чего Ян оказался в тюремной камере, а товарищи его, так те и вовсе погибли. Оставалось только предаться размышлениям о превратностях судьбы.
Следователь, который вёл следствие и который проявлял заинтересованность ко всем участникам мардукской миссии, пытался расшевелить Янека, но тот отказался от всяческих контактов и перестал даже разговаривать. Он замыкался в себе всё больше и больше. Казалось, что он больше не воспринимает действительности, как таковой. Следователь, Курт Клайдерманн, решил, что будет лучше не мешать заключённому дозревать до того дня, когда он снова захочет как-то в этой жизни проявиться. В том, что этот день настанет, следователь, человек опытный, не сомневался. Он знал людей из той породы, к какой принадлежал заключённый Чижевски. Они не уйдут из жизни так легко, они будут бороться, но надо как-то расшевелить их. Тогда Чижевски снова будет готов действовать. Вот тогда и надо будет вводить его в игру и сделать так, чтобы эта игра развивалась на пользу Клайва, власти которого ожидали, что их мир в ближайшем будущем займёт более достойное место в политической жизни Империи.
+ + +
-- Уважаемый Карл, а скажите-ка мне …
-- Господин Киану, а не кажется ли вам …
Удивительное дело, но два таким непримиримых до недавних событий противника, как лидеры организаций «Противостояние» и «свист- деструкторов», которые не желали да и не могли найти тех точек, которые были бы разделяемы обоими сторонами, теперь много и плодотворно общались. Наверное, большую роль сыграло то обстоятельство, что они сидели друг напротив друга, лицом к лицу, и не было рядом никого из былых товарищей, перед которыми бы требовалось как-то «поддерживать марку», и сразу сделалось легче, и сразу отпало множество вопросов, которые были не нужны и которые были теми принципами, что стали вариантом веригов, коими отягощали себя поборники древних истин, желающие не сколько поддержать эту истину, сколько спорить ради самого спора, и умертвлять попутно предательскую плоть.
Насколько легче было просто говорить и чувствовать, что сидящий напротив тебя товарищ тоже неглуп и ему есть что сказать и это сказанное можно обсудить и предложить что-то, от чего оно станет ещё более привлекательным. Вечерами Киану Клаузе погружался в чтение романов, написанных рукой хозяина поместья, а тот сидел над клавиатурой электронного аппарата и записывал, глава за главой, текст новой книги и перипетиях иномирца, попавшего в политические дрязги общества, которое он искренне пытается понять и предложить им нечто, что сможет сделать его, то есть общество, гораздо более передовым. Книга обещала стать самым лучшим трудом Кёниге, и он это чувствовал.
Кёниге был одним из лидеров оппозиционной властям организации, но в большей степени он был всё же писателем, а подпольная деятельность была для него поисками построения идеального общества, чем занимались многие писатели и философы до него и, наверное, будут заниматься после. Его, как человека деятельного, захватила возможность сделать что-то конкретное и он отдался этой возможности душой и телом.
То, что всё закончилось грандиозным побоищем и гибелью почти всего руководства оппозиционных организаций, настолько подействовало на писателя, что он решил отойти от политики, пусть и на необходимое время, пока он проанализирует положение и разберётся с ошибками, которые и привели «Противостояние» к столь масштабному поражению. К тому же надо было поправить собственное здоровье.
Карл не очень помнил, каким образом он сумел вернуться домой с секретной базы, которую атаковали силы безопасности. Но он был дома, а рядом находился, в состоянии беспамятства, совершенно незнакомый человек. Кёниге разглядывал его и думал, как поступить, когда установка «масс- переброски» снова включилась и из транспортного отсека появился Хай Стелл, который тащил на себе Киану Клаузе, раненного и беспомощного. Кёниге ранее встречался с Клаузе и начал успокаиваться, когда Стелл рассказал ему, чем всё закончилось на том совещании. Оказалось, что оно было инспирировано секретными службами, которые постарались собрать в одном месте всех лидеров сопротивления и разом покончить с ними. Собирались они просто арестовать их или сразу предприняли попытку полного уничтожения, это было всё очень спорно. Важно было то, что оппозиционная система проиграла соревнование с властью. Надо было затаиться и накапливать силы для грядущих событий.
Первые недели оба руководителя просто лечились. У Кёниге имелся свой собственный медик, который был предан писателю и готов был закрывать глаза на некоторые его странности, а также на то, что в его поместье появилась ещё парочка незнакомых людей, которых Кёниге называл своими давними приятелями. Он говорил, что они попали в аварию, сев в гравикар в состоянии сильного опьянения и начав экспериментировать с управлением, чтобы выяснить какие-то там спорные позиции. Медик не очень-то поверил этим объяснениям, но он был поклонникам литературного дара Кёниге и потому решил не вдаваться в подробности той аварии. О том, что его пациенты могли бы принадлежать к противоправительственным организациям, медиком даже не рассматривалось. Одно то, что они проживали на территории элитного поселения, уже говорило об лояльности властям. Так думал медик.
На это и рассчитывал Хай Стелл. Сам разведчик вылечился очень быстро. У него была своя методика излечения, азы которой он проходил ещё на экспериментальной базе Корпуса безопасности. После того, как Сэнди Грей встал на ноги, он забрал его из поместья, хотя Кёниге планировал использовать бывшего полицейского в качестве телохранителя. Уж больно бравый вид был у мардукца, который быстро залечил все свои раны. Но Стелл не хотел, чтобы Грея обнаружили в доме Кёниге. Сэнди всё ещё находился в розыске, то есть такая возможность оставалась. К тому же Стелл начал обдумывать, каким образом можно вытащить из тюрьмы Яна Чижевски, который так и остался под арестом.
Стелл и Грей ушли из элитного посёлка пешком, двигаясь сначала по ухоженному лесу, а потом руслом реки. Было раннее утро и над водной поверхностью плыл туман, рассеиваясь клочковатыми пластами. Где-то плескалась рыба, а может купался какой-то лесной обитатель. Видно ничего не было, а оба путника двигались столь осторожно и неприметливо, что даже не булькала под ногами вода. Оба молчали и насторожённо прислушивались к шумам. Не хотелось бы встретиться, в особенности с представителями силовых структур, которых в последнее время сильно прибавилось числом. Этим маршрутом Стелл проходил уже несколько раз и изучил его так, чтобы бить уверенным, но всегда оставалась опасность некоей неучтённой случайности. Уж такая у них была жизнь.
-- Стелл, -- тихо позвал приятеля Сэнди. – Можно тебя спросить?
-- Только короче, -- отозвался разведчик.
-- Как ты можешь оставаться таким?
-- Каким – таким?
-- Всегда напряжённым, -- пояснил мардукец. – Всегда быть настороже. Разве ж это жизнь? Тебе не хотелось расслабиться и забыть о том, чтобы чего-то там опасаться, ждать непременного нападения со спины? Ты не устал?
Разведчик посмотрел на смутный силуэт в тумане и пошёл без ответа дальше. Чуть слышно плеснула вода. Сэнди Грей двигался следом. Разве можно объяснить ему, человеку обычного мира, что существование Стелла, всех членов группы «Сигма» есть вечное движение, что малейшая остановка, даже сомнение в себе может обернуться крахом всей группе. Лишь консолидированное решение имеет какие-то смыслы. А отдых … Он необходим, хотя бы время от времени. Вот выполнят они задачу, вытащит Чижевски, тогда и будет тот вожделенный отпуск. А пока оно продолжается, это движение.
После того, как прошла полицейская облава на заброшенном заводском комплексе, по всему Клайву прошли, практически одновременно, десятки и десятки, подобных и меньших масштабом захватов и облав. Были арестованы сотни людей. Почти половина не имела к подполью никакого отношения или отношение косвенное, но их прессовали не менее жёстко, чем и остальных, которые были уличены в участии. Добивались получения любых сведений о запретной деятельности, даже услышанных мельком и почти позабытых. Жёсткость следствия обостряла память и скоро с движением Сопротивления было практически покончено. Те руководители, которые каким-то образом не попали под наблюдение, срочно меняли личные данные и даже внешность. Некоторые вообще покинули Клайв. Подумывал об этом и Карл Кёниге. Хай Стелл обещал ему покровительство владетеля Мардука. С тем размеров кредита, каким обладал писатель, он мог найти пристанище и более интересное, но его заинтересовала личность барона. Он даже задумался о написании о нём книги. Пребывание на Тверди, участие в рейдах викингов пространства, война с эйнхериями, путешествие в Чужие Миры, спасение Императора. Сколько выпало событий на жизнь одного человека. И это только то, что он слышал. Но ведь часто бывает так, что самое заветное люди предпочитают не разглашать, оставлять при себе. Кёниге был уверен, что он сможет разговорить оф Траскона. Так что впереди прорисовывалась тема следующей книги.
Пока Карл Кёниге планировал творческие планы, Хай Стелл пытался придумать, каким образом можно вытащить из тюрьмы Янека Чижевски. Если честно признаться, то он надеялся на участие в этом деле барона. Чижевски представлял на Клайве его интересы и логично было, что он применит всё своё могущество и связи в Мемфисе, чтобы образумить местные власти. Несложная политическая комбинация заставила бы шевелиться этот «змеиный клубок». Они сами бы придумали, каким образом освободить мардукского представителя и каким образом его спровадить с Клайва, чтобы всё это недоразумение не стало причиной нападок на Клайв со стороны столицы. Но ничего этого не наблюдалось, и полицейские власти, которые были сначала довольно предупредительны перед главой мардукской миссии, внезапно стали предельно жёсткими и отправили его обратно в тюрьму. Что бы это ни значило, но всё это было явно связано с Мемфисом. Там заворачивалась очередная масштабная интрига и, должно быть, барон Траск оф Траскон в ней был задействован каким-то боком.
Как бы то ни было, но приходилось обходиться собственными силами. Хай Стелл прикидывал свои возможности, которые были невелики. Особенностью его был огромный опыт в провидении силовых операций и комбинаций воздействия. Но всё зависело от базы и ресурсов. Здесь, на Клайве, и с тем и с другим было всё очень непросто. Да, до сих пор Хай справлялся с трудности, но в основном за счёт того, что находил союзников, которые оказывали ему необходимую помощь и делились сведениями. Взамен он планировал действия и следил за тем, чтобы они были эффективны.
Сложность сегодняшнего положения состояла в том, что нужных контактов стало гораздо меньше, а если быть до конца честным, но практически их не осталось. Был Карл Кёниге, и ещё двое из числа рядовых участников. Да, не надо забывать о Киану Клаузе, который тоже уцелел. Вот к его помощи и собирался прибегнуть доблестный разведчик Стелл.
Надо сказать, что Киану Клаузе многое передумал, когда вырвался из того кровавого безумия, в которое провалился тот старый завод, что был избран для основной базы организации «Свист-деструкторов», где они испытывали новые образцы акустического оружия и где было решено принять их конкурентов- союзников из различных групп «Противостояния». «Свист-деструкторы» настолько поверили, что всё им сейчас по силам, если даже их вечные оппоненты пошли на попятную и затеяли переговоры, что допустили небрежность, которая обернулась обширнейшим провалом во всей краткой истории Сопротивления. И теперь Клаузе решал, как ему быть дальше, что делать и стоит ли вообще существовать в этих условиях. Слишком много людей либо примирились с тем, что есть, либо просто погибли. Существует ли третий путь, путь к успешным изменениям? Ещё недавно Киану в это яростно верил и его в этой вере поддерживали товарищи. И это укрепляло его дух. Но теперь товарищей не было. По большей части они погибли и завещали ему … Что они ему завещали? И завещали ли вообще? То есть Клаузе стоял на пороге судьбоносного, относительно себя самого, решения. В это время к нему и явился Хай Стелл.
Жизнь на нелегальном положение есть испытание. В первую очередь это испытание на прочность. Киану Клаузе проживал на окраине Квеста, в том удручающем месте, где привилегированные районы с шикарными строениями сменяются пустошами и поселениями с домами, изготовленными по древним строительным технологиям, то есть из камней и дерева. Там даже кровля домов имела не форму купола, а весьма уродливых конусов и пирамид. Вот в такой лачуге и затаился Клаузе, выжидая, пока полицейские облавы сойдут полностью на «нет». Хотя бы для того, чтобы редкие беглецы осмелели и потеряли осторожность.
-- Здравствуйте, господин Клаузе.
Беглец, имевший вид опустившегося бродяги, какими и были в большинстве обитатели этого трущобного поселения, вскинулся с низкой тахты и попытался выхватить из кармана компактный излучатель. Гость поднял руки и показал пустые ладони.
-- Вы меня верно успели забыть, господин Клаузе. Однако же именно с моей помощью вы выбрались из очень опасной переделки.
Да. Именно так. Один раз Киану вытащил из транспорта, что вёз их на казнь, весьма ловкий чужемирец, и во второй раз помог тоже иномирянин, но уже другой. Тот, что стоял теперь у входа и показывал свои руки, чтобы успокоить Киану. Впрочем, этот человек и с пустыми руками мог сделаться смертельно опасным, если к этому его принудят обстоятельства. Когда-то давно, Клаузе был техническим специалистом и имел дело с технологиями и механизмами. Такая жизнь ему приелась до тошноты и душа потребовала подвигов. Если бы он знал тогда, чем всё закончится, то десять раз ещё подумал бы, стоит ли всё затевать, стоит ли ввязываться в борьбу. Может, и хорошо, что он ни о чём не догадывался? Может, так и надо это начинать? Не догадываясь, чем всё закончится. Они проиграли. Но могли ведь и выиграть. А если бы их души погрязли в сомнениях, то не было бы и надежды. А ведь надежда, это явление очень важное, она помогает многое перетерпеть, все эти испытания есть аванс, за которым последует … О-о, об этом они много и страстно говорили … говорили …
-- Нет, я помню вас. Мы много говорили …
-- Да, говорили, -- Стелл подошёл ближе ко Клаузе и заглянул ему в глаза. Они излишне ярко блестели. – Не так уж и много, но, тем не менее … Поговорим и сейчас. Но сперва скажите, как вы себя чувствуете?
-- Хорошо чувствую, -- начал было привычно отвечать «свистун», но тут же смешался т начал тереть лицо ладонями обеих рук. – Что я говорю? Зачем я это говорю? Кого я обманываю? Себя? Но – зачем? Вас? Но вам моя ложь не нужна …
Хай Стелл вытащил из-за пояса аптечку и посмотрел на её индикатор. Тот показывал, что она пуста, а запас активных катализаторов, нужных для приготовления лекарств рекомендуемого образца, тоже подошёл к концу. То, что ещё оставалось, необходимо оставить для самого экстраординарного случая. Оставалась помощь углублённой психологической защиты. Стелл обнял Клаузе, нащупал у него за ухом несколько необходимых точек, нажал их. Через мгновение «свистун» уже крепко спал, а Стелл достал микронаушники и подключил их к аптечке. Теперь оттуда пошёл сигнал, который предназначался для подсознания, чтобы снять накопившуюся неуверенность, снизить стрессовый порог, который был напряжён до предела. Пусть этот человек хорошенько выспится, успокоится и тогда с ним можно будет поработать.
Дело в том, что Стелл решил реализовать некий план, для которого ему нужен был верный человек в местах заключения, а также человек здесь. Таким человеком будет Кёниге, а в тюрьме должен был оказаться … Рассматривалось несколько кандидатур. Кажется, Киану Клаузе к этой миссии не готов. Он в последнее время пережил слишком многое и новые испытания могут стать чрезмерно большим для него грузом. Во всяком случае решение будет принято после того, как он хорошенько отдохнёт.
Тщательно заперев снаружи дверь жилища, в котором нашёл своё убежище Клаузе, Хай Стелл отправился обратно, в центр города. Он обитал в самом сердце мегаполиса, переполненного полицейскими сыщиками. Парадокс, но самую надёжную защиту можно найти в границах наиболее населённого города. Дело в том, что большое скопление людей, людей, которые не сидят неподвижно на месте, а ведут чрезвычайно буйную деятельность, чтобы вести достойное для цивилизованного горожанина существование. Всё это делает чрезвычайно сложным любые попытки тотального контроля, для которого следует всех горожан снабдить специальными датчиками слежения. К этому и шло, к этому их подталкивала цивилизация больших городов, но противно человеческой натуре подобного рода контроль, ибо это позволяет как-то исхитриться и обмануть при начислении налога с прибылей, а ведь это важно для каждого отдельного, самого ничтожного человечишки, и они, людишки, начинают применять всякого рода хитрости, чтобы как-то обойти этот самый контроль, как-то его обмануть. Вот среди этого хитросплетения и манипулирует иной ловкий пройдоха. Что же касается сотрудника специальных служб, да ещё с опытом оперативной работы… Они с лёгкостью используют все свои навыки, если им приходится уйти на положение нелегального агента.
Вот как сейчас Стелл. Он сумел не только затаиться сам, но и приспособить рядом Сэнди Грея, который потихоньку приходил в себя и набирался сил. Его тоже вывели из строя эти сцены с полицейской облавой. Если бы не сноровка Стелла, вряд ли он вырвался с территории завода. В лучшем случае он бы сейчас находился в тюремной камере, где работники дознавательных органов «раскручивали» его на полное признание вины и обличение товарищей, с какими он плёл заговор против властей Клайва.
А что, если Сэнди Грей в эти самые руки дознавателей всё же попадёт? И пустится по кругу «машины следствия», где-то в недрах которой пребывал и Чижевски. Зачем это всё нужно было Стеллу, спросите вы. Хороший вопрос, ответ на который Стелл знал. Да, он его знал, но делать его достоянием остальных он не спешил. Сначала надо было хорошенько подумать, чтобы не ошибиться. Да и не имел он больше права на ошибку. Уж слишком много людей успело сгинуть со свету из числа тех, кто был Стеллу дорог. Слишком много …
+ + +
Настоящая популярность пришла к Кёниге, когда вышла на суд массового читателя книга «Сто дней среди призраков», центральной частью которой было коловращение главного героя в сердце столичного мегаполиса. Автор нашёл подходящие слова и так составил сюжет книги, что сумел зацепить интерес миллионов читателей. Кто-то следил за приключениями главного героя, который погружался всё глубже в вереницу таинственных происшествий, других привлекали пространственные рассуждения писателя о противоречиях биосистемы человеческой расы и технологической субкультуры, которая всё больше поглощала принципы человеческих взаимоотношений и заменяла их жалким подобием былой самобытности. Но главным успехом, для себя лично, Карл Кёниге считал разработку идеи о том, что, что мегаполис со временем становится самодостаточной величиной, аналогом Сущего, только с другим знаком, и со своей собственной энергетикой, которая начинает поглощать и перерабатывать на свой, непонятный людям, манер естество их душ, тех энергетических информационных полей, что делал их разумными людьми. Люди города, очень крупного города и люди провинции, по мысли Кёниге, отличались, и это отличие со временем нарастало и становилось кардинальным, что делало в будущем возможность некоей технолого- социальной революции в обществе.
Эту мысль автор пытался сделать центральной, но издатели уговорили его чуть поменять, чтобы изменить концепцию произведения на более развлекательную. Они оказались правы, потому как роман имел оглушительный успех, но только сейчас Кёниге начал понимать, насколько он оказался прав, и то время, которое он предрекал, оказалось ближе, чем в произведении. По сути своей, именно эти тенденции и могли стать настоящей причиной «переформатизации» общества на Клайве.
Писатель пошёл на поводу у своих издателей, но от идей своих не отказался. Мало того, он продолжал над ними работать, а потом, как само собой разумеющееся, начал вырабатывать программы противодействия, с которыми и оказался в рядах оппозиционной организации «Противодействие». Так как его руководство к действиям было почти что единственно законченное, то он быстро занял место среди руководителей движения. Вот только была одна существенная разница. Все они были практиками, тогда как Карл Кёниге оставался теоретиком. К тому же, оставаясь с одной стороны человеком творческим, на всех публичных мероприятиях он появлялся только в маске, явной или синтетической, принимая облик самых разных людей. Среди руководства организации его знали и относились спокойно к такой тяге к чудачеству, как эта старательная конспирация. Родилось даже несколько легенд, по одной из которых «человек в маске» был представителем правительства Клайва, который допускал контакт с Сопротивлением и отвечал, якобы, за то, чтобы допустимая степень свободолюбия не переходила некоей контрольной черты. По другой версии, маску носил кто-то из Мемфиса, который с любопытством наблюдал, прямо на месте, «в первом ряду», все события, получая от такой авантюры искреннее удовольствие.
Теперь эта засекреченность играла Кёниге на пользу. Его так и не заподозрили. Он вполне мог бы отсидеться в своём шикарном особняке- убежище. У него даже оставалась возможность и вовсе покинуть Клайв, учитывая наличие небольшого «масс- передатчика». Быть может писатель так бы и поступил, если не присутствие рядом Стелла. Имперский разведчик действовал на писателя таким образом, что того возбуждало любопытство и желание досмотреть действие до самого конца. Перед ним разыгрывалась самая настоящая трагедия с миссией Мардука, участники которой оказались втянутыми в конфликты чужого для них мира. Разве настоящий писатель упустит такую возможность – лицезреть то, о чём он описывал в своих книгах?
Карл с большим нетерпением дожидался каждого визита Стелла и гадал, что же придумает на этот раз Хай, чтобы завершить их и свою миссии. Ведь он же обязательно что-то придумает.
-- Есть ли у тебя, Карл, доверенный человек в полиции?
-- Конечно, -- кивнул несколько раз писатель. – Как же тогда я мог бы столь подробно описывать действия своих героев, если бы у меня не было квалифицированных консультантов. Я не могу опуститься до мелочного беспочвенного фантазирования. Книгу надо писать только так, чтобы читатель поверил каждому написанному в ней слову. По крайней мере для меня это – закон.
-- Очень хорошо, -- удовлетворённо ответил разведчик. – А сможет ли этот твой знакомец поучаствовать в нашей комбинации.
-- Расскажи мне сначала всё, -- потребовал писатель, -- и тогда я тебе отвечу. Для меня этот человек – друг и он не раз заверял меня в этом, но ведь всё у нас настолько сложно и деликатно, что нельзя ни в чём быть уверенным на все сто процентов.
-- С этим я, пожалуй, соглашусь, -- помедлив, признался Хай. – Ты скажешь ему, что работаешь над книгой о террористической организации, руководство которой находится вне пределов того мира, в котором развивается всё действие. Практически твоя книга уже написана, но ты узнал, что в руках полицейского следствия находится человек, руководивший неким чужемирским представительством. И что сотрудники этого руководителя оказались замешанными в событиях, взволновавших весь Клайв. Тебя до крайности взволновала такая история и ты хотел бы пообщаться с тем руководителем чужемирской миссии. Понятно, что не сам. Для этой цели у тебя имеется секретарь, с которым ты уже не раз работал, которому ты доверяешь, и с которым ты не раз бывал за пределами Клайва.
-- Кто же этот человек? Я его знаю?
-- Да. Это – Сэнди Грей. Он тоже принадлежал к миссии Мардука.
-- Но его же знают полицейские дознаватели! – Воскликнул писатель. – Они сразу всё разгадают и арестуют вашего человека.
-- Да, они ищут его, -- согласился разведчик. – Но они ищут его снаружи, а не внутри мест заключения. К тому же мы ему поменяем внешность. Твой приятель из полиции знает тебя, как человека эксцентричного. Его вряд ли удивит такая твоя просьба. Могу предположить, что ему покажется забавным предложение отправить в тюрьму вашего секретаря, пусть и для получения некоей информации весьма деликатного свойства. И, наконец, последнее – секретарь будет не один, а с помощником.
-- И кто же у него будет помощником? – Удивился Карл Кёниге. – Разве найдётся такой безумец, который полезет добровольно в самое пекло?
-- Найдётся, -- уверил писателя разведчик. – Этим человеком буду я …
+ + +
Януш в последнее время часто вспоминал свою прошлую жизнь. Воспоминания, это тот «спасательный круг», который не позволяет окунуться в пучину отчаяния с головой. Даже если случится так, что отсюда уже не вырваться, он прожил достаточно успешную жизнь, и у него есть чем гордиться. К тому же Януш продолжал ожидать вестей от барона, которого он вполне обоснованно мог посчитать за своего друга. Среди аристократического сословия случаются ситуации, когда большие люди жертвуют своими верными приспешниками, чтобы, по истечении какого-то срока набрать новую команду, с которой можно будет затеять очередную авантюру и выиграть что-то сторицей. Или снова проиграть. Как уж получится. Какая квалификация используемых сторонников подберётся.
Когда его из тюремной камеры вывели, да устроили для проживания в особняке, в котором нестыдно поселиться человеку, представляющему интересы влиятельной персоны, Чижевски сразу сообразил, что всё это дело рук и связей Траска оф Траскона. Именно барон и вызволил его из узилища. А это значило, что степень влияния последнего поднялась до убедительных степеней. Знать, он добрался-таки до Мемфиса и совершал те деяния, которых от него и ждали. Но, пожалуй, больше всех прочих ждал именно Чижевски. Ведь в том исключительном случае, если старания барона не оправдаются, то испытать последствия его неудач придётся именно Янеку. Причём на собственной шкуре, что особенно досадно, признайтесь сами.
Поэтому, когда его взяли под белы руки и привели обратно в камеру, Чижевски здорово приуныл. Обидно ведь, товарищи дорогие, возвращаться на те позиции жизненного пути, отсутствие которых нас так радовало. Те люди, которые ещё недавно подобострастно улыбались мардукского представителю, теперь, при виде его злобно скалились, а потом и вовсе перестали замечать его. Да и кому он интересен, в арестантах-то?
За свою жизнь Чижевски успел побывать в нескольких тюрьмах. Это неудивительно, при его авантюрном образе жизни, как вы, наверное, уже успели заметить. Он не сколько сознательно нарушал закон, сколько ходил по той незримой линии, которая и является режущей кромкой законодательной системы того или иного мира. Есть люди, которые закон придумывают, а есть все остальные, которые закон обязаны соблюдать, имеются и третьи, которые законы обслуживают и которым приходится с ним, то есть законом, вести себя довольно вольно. Не всегда ведь по собственной воле, но в силу обстоятельств. И если выиграл ты, то честь тебе и хвала, но если проигрался подчистую, то уж не взыщи. Особенно если твои высокие покровители в опалу угадали. Бывает ведь и такое.
Тюрьмы разных миров и устроены по своему. Одни чрезвычайно изолированы, и наказанием там служит унылое одиночество. Человек не видит никого, а пищу ему доставляют автоматически. Постепенно он уверивается, что остался в этом мире совсем одинёшенек и это становится с каждым днём всё мучительней. В других мирах, наоборот, в камеру набивают максимальное количество народу и они вынуждены как-то существовать в тесных пространствах, придумывать для себя условия и как-то их соблюдать. Есть миры, в которых наказанием является создание условий, в которых жить очень сложно и мучительно. Какие уж фантазии у людей, которые придумывают меры наказания, чтобы остановить сограждан, заставить их жить без преступлений, ибо преступления заканчиваются наказаниями, с которыми лучше не сталкиваться – себе дороже…
На Клайве придумали устраивать тюрьмы в глубоких шахтах, в которых раньше, в индустриальную фазу, когда не получали материалы синтетически, добывали разного рода минералы, которые располагались в недрах планеты. Позднее всё это производство забросили, а в подземных тоннелях, что ещё как-то функционировали, устроили узилище, для самых опасных преступных элементов. Попробуй отсюда сбеги …
В качестве стражи, надсмотрщиков и обслуживающего персонала служили преимущественно тоже преступники, но из числа бывших военных, спортсменов или правоохранителей. Они жили своим миром и не смешивались с теми преступниками, какие несли наказание в подземных шахтах. За этим присматривала специальная служба, с помощью систем прослушки, а также подкупленных арестантов, которым обещали более сносные условия, если они раскроют какой заговор здесь, глубоко под землёй. Слишком многие хотели бы вырваться отсюда, пусть даже ценой предательства, потому мало кто доверялся соседу, который мог оказаться таким вот ожидающим.
-- Заключённый Чижевски, -- пролаял как-то один из надсмотрщиков, -- с тобой будут разговаривать. Так что сегодня на работы не пойдёшь.
Надо сказать, что заключённые обеспечивали себя всем сами. Начиная от продовольствия и технического оборудования и заканчивая лекарствами, одеждой и всем прочим. Находились специалисты в самых разных профессиях. Если нужного профи всё же не было, то арестанты сами выбирали между собой человека, который осваивал новую специальность, для чего получал необходимые сведения. Крутились, кто как сумел устроиться. Чижевски работал на обслуживании оборудования пошивочной мастерской и прачечной. Вспомнил, что был в прошлой жизни техником- ремонтником. Кому же захотелось поговорить с ним? Неужели появился Курт Клайдерманн, а значит и с бароном всё не так удручающе плохо…
Пришедший к нему в комнатушке человек был незнакомым. До сих пор Чижевски этого человека здесь не встречал, хотя, надо признаться, внимательно ни к кому не присматривался, особенно к тем, кто носил форму без знаков различия. После того, как выяснилось, что по большей части это такие же арестанты, только другого качества. Они, хоть и говорили на общем космолинкосе, но почти не понимали друг друга, находясь на различных жизненных основах.
Гость долго разглядывал Янека, а потом начал расспрашивать его о … литературе. Сначала Чижевски пытался отвечать, а потом перестал, так как всё более ощущал фантасмагоричность происходящего с ним. Если сторона обвинения придумала какой-то новый план, стоит ли им в этом подыгрывать? Человек, что пытался вызвать его на откровенность, нахмурился, а потом и вовсе удалился.
За два последующих дня Чижевски начал забывать об этом странном госте. Мало ли что может происходить здесь, где всё перевёрнуто с ног на голову. А потом появился новый гость.
Когда Чижевски увидал Сэнди Грея, он едва не выдал себя, что прекрасно знаком с этим человеком. Лишь то, что Грей сильно изменил свою внешность и ведёт себя так, словно в первый раз увидел руководителя мардукской миссии, заставило последнего подождать, что будет дальше.
-- Господин Чижевски … вас, кажется, именно так зовут?
-- Здесь нет господ, -- пролаял один из сопровождавших гостей конвоиров. – Здесь все заключённые. Этот, к примеру, номер 8117-й.
-- Пусть будет так, -- легко согласился «Сэнди». – Ничего, если я буду для краткости его называть Семнадцатым?
-- Извольте, -- согласился Чижевски, -- но тогда будет логично и мне поинтересоваться, с кем я должен говорить?
-- Попридержи язык, заключённый! – Рявкнул конвоир, сжимая внушительные кулаки и готовый применить это оружие.
-- Послушай, -- «Сэнди» повернулся к охраннику, -- человек, ты мешаешь нашему общению. Я явился сюда не для того, чтобы трепаться языком. Передо мной поставили чёткую задачу и я хочу её выполнить, а потом убраться отсюда, и я надеюсь, что навсегда. Там, у себя дома, я надеюсь, что забуду все здешние мерзкие рожи, одной из которых, без обиды сказано, является твоя физиономия. Я попрошу не мешать нам, для чего тебе и твоим товарищам придётся оставить нас на некоторое время, очень надеюсь, что непродолжительное. Мои слова для тебя понятны?
-- Вполне, -- ощерился конвоир, -- равно как и то, что здесь они ничего не значат. Либо ты подчиняешься общим правилам, либо убираешься отсюда!
Сэнди начал багроветь лицом и шевелить губами, подбирая слова, которые могли бы выразить всю степень его возмущения. Он даже открыл рот, но тут на плечо его легла ладонь помощника, который до сих пор оставался стоять за спиной, и лица которого Янек видеть не мог.
-- А общие правила признают коррективы? – Спросил помощник «Сэнди». При этом он показал несколько купюр кредита, чудесным образом возникшие в его руках. Одна купюра, большего номинала, так и просилась в обладание старшего конвоира, а прочие, более мелкого достоинства, явно предназначались для остальных стражей. Все они начали переглядываться.
-- Знаете … -- замялся грубый охранник, который минутой ранее готов был учинить драку с посетителями, но теперь резко поменял намерения, -- всякие обстоятельства случаются. Должно быть вам и в самом деле надо поговорить с этим человеком. Ну что ж, мы не будем этому препятствовать и оставим вас. После того, как этот разговор закончится, нажмите вот эту кнопку. Мы получим от вас сигнал, что время посещения вышло. Такие условия вас устроят?
-- Вполне, -- «Сэнди» даже нашёл в себе силы улыбнуться тому, лицо которого он уже примеривался разукрасить несколькими синяками, не задумываясь, чем бы это могло закончиться. – Это даже лучше того, на что я рассчитывал.
-- Мы будем неподалёку.
Конвоиры удалились, ухмыляясь и поглядывая друг на дружку. Понятно было, что подобные подношения были для них редки и потому вдвойне приятны. Это время, которое они провели бы, наблюдая за беседой заключённого с помощниками какого-то известного писаки, которому пришла в голову блажь создать книгу, героями которой должны стать заключённые особой подземной тюрьмы. Блажь, конечно, но если она подкрепляется известной суммой кредита, то кое на что можно и закрыть глаза. Куда они денутся, в конце-то концов, из подземных штреков, выходы которых хорошо охраняются?
А в это время, пока стражники удалялись, весело комментируя своими предположениями, как они проведут ближайшие несколько часов, Януш Чижевски, заключённый номер 8117 был настолько потрясён, что не мог сказать и слова.
-- Сэнди, -- наконец он выдавил из себя, -- я сплю и всё это мне лишь снится в блаженном сне?
-- Нет, шеф, -- Грей усмехался так широко, как только мог. – Всё происходит на самом деле. Мы действительно разыскали вас. И помог нам в этом …
-- Тс-с, -- ухватил его за рукав Януш. – Не надо никого называть. Здесь сами стены … могут слышать …
Чижевски начал показывать то на свои уши, то на окружающее их пространство. Действительно, если бы конвоиры не были уверены, что каждый здесь произнесённый звук будет услышан, записан и проанализирован, были бы они столь беспечны? Не было ли всё заранее спланировано, для того, чтобы помочь следствию продолжить свою работу таким вот экстраординарным способом. Чижевски дал знать своим друзьям, что всем им угрожает реальная опасность и нельзя дать противнику повод схватить их за руку, на месте преступления.
Но, к его удивлению, оба «секретаря» переглянулись и разом засмеялись, а потом один из них достал из сумки, что находилась на поясе, некий компактный приборчик, поблёскивавший крошечными лампочками, и, показывая его, заявил знакомым голосом:
-- Вот с этим устройством мы можем ничего не опасаться. Пусть они слушают и записывают. Ничего, кроме шума помех они разобрать не смогут. В конце концов, всё будет списано на влияние движения подземных земляных пластов, которое контролировать не представляется возможным, отсюда и столь сильный уровень статичных разрядов.
-- Стелл! Хай Стелл!! Я знал, что ты не бросишь нас …
Янек Чижевски был крепким человеком и заранее настраивал себя на то, что ему многое придётся пережить, и считал себя возможным к этому. Но теперь, когда он увидал разведчика, специалиста из элитного отряда «Сигма», что работал лично на барона Траск оф Траскона, внутри словно что-то перевернулось. Он даже не смог сдержать слёз. Это он-то, прошедший через самые суровые испытания.
-- Стелл … спасибо тебе …
-- Пустое, Януш. Тебе не кажется, что здесь ты задержался дольше, чем это было бы нужно?
-- Кажется. Давно кажется!
-- Вот за этим мы с Сэнди и здесь. Мы с Карлом Кёниге немного подумали. Честное слово, голова этого человека не зря оценивается столь высоким образом. Он предложил мне весьма экзотический план твоего отсюда вызволения. Для начала я покажу тебе место, где мы все сейчас находимся.
Из сумки, что находилась на поясе, точнее – составляла с поясом единое целое, достал плоскую коробочку и соединил её с коммуникатором. Потом положил на стол и активизировал её. Всё середина комнаты для допросов засветилась мелкими яркими искорками, а потом они все расширились, одновременно, и преобразовались в объём голографического овала, который тут же начал заполняться различными изгибами и кавернами, словно сонм невидимых червей прогрызал здесь для себя жизненное пространство.
-- Вот место, где мы находимся.
Хай Стелл согнул палец и из перстня, что украшал его палец, ударил тоненький лучик и сразу один из квадратиков внутри окрасился в розовый цвет. Это была пространственная развёрстка подземных разработок. Помещения тюрьмы были выделены чёрным цветом. Было видно, что освоенное тюремщиками пространство занимало не более четвёртой части разработок. Всё остальное было просто заброшено. Часть ходов «законсервировали», а всё прочее просто разрушалось.
+ + +
-- Господин Клайдерманн, -- голос с экрана монитора был одновременно и виноватым и испуганным. – Господин Клайдерманн, вы слышите меня?
Сначала Курт хотел игнорировать настырный голос. Он работал над документацией, анализируя данные. Эта работа требовала терпения и вдумчивости. Это значило, что не стоило отвлекаться на что-либо. Надо было работу закончить. Нельзя сказать, что это было делом совсем неотложным, но Курт Клайдерманн не любил прерывать задуманное. Всё говорило о том, что он продолжит корпеть над текстами.
Но он оторвался. Это был сиюминутный порыв. Просто палец потянулся сам и задействовал изображение. Появилось лицо человека, которое старший инспектор отдела расследований не сразу и узнал, просто разглядывая человека, посмевшего оторвать его от важных дел службы.
-- Господин Клайдерманн, -- кажется, проситель уже начал жалеть о собственной докучливости, но вы же сами просили меня сообщить вам, если … если … кто помимо вас будет интересоваться тем человеком, из мардукской миссии…
Вспомнил! Это был старший наряда конвоиров, что занимались заговорщиками. Дело практически завершено и теперь Курт занимался другими вопросами, а этого … Чижевски … он решил немного помариновать, а потом снова предложить сотрудничество, но уже на более жёстких условиях. Похоже, там что-то происходит.
-- Ты меня отвлёк, как там тебя … Кочек …
-- Краучик, -- осторожно поправил конвоир. – Но вы сами просили сообщить …
-- Кто интересуется заключённым?
-- Не могу знать, -- едва не вытянулся по стойке «смирно» глуповатый, но хитрый охранник. Кажется, ещё тогда Курт сунул ему пару кредиток, по давней привычке подкупать людей, которые могли ему пригодиться.
-- Но что-то ты знаешь, если решился потревожить меня сообщением, -- нахмурился капитан внутренней стражи. Он умел сделать такой вид, что собеседник его чувствовал себя, словно попал на раскалённую поверхность сковородки. Вот и этот … Краучик, сразу забегал по сторонам глазами.
-- Да. Господин Коффе попросил провести своих людей для встречи с вашим подведомственным. Я не мог возразить против этой встречи. Мне пришлось подчиниться…
-- Пришлось, и ладно, -- буркнул дознаватель. – У вас ведь там имеется аппаратура, чтобы всё можно было прослушать и записать. Сделай копию для меня и перешли сразу по окончании встречи. Я вознагражу тебя за трудности …
-- Да, но …
Этот самый Кочек, или Краучик становился совсем уж несносен и Клайдерманн позволил себе пропитаться крайней степенью раздражения.
-- Ты … Крауч … у тебя что, там не хватает соображалки сделать копию записи? Наверное, ты мечтаешь, чтобы я спустился туда, к тебе, и провёл с тобой занятия по техническим дисциплинам? Ты знаешь, я, наверное, так и сделаю! И прямо сейчас!!
-- Господин Клайдерманн! – Заплывшие жирком глазки охранника попытались покинуть свою отмеренное им природой место, а слюна не попала на дознавателя только потому, что их отделяло весьма немалое расстояние. – Господин Клайдерманн!! Я вполне могу всё сделать! Вернее, раньше мог, но сейчас наша аппаратура почему-то вышла из строя и ничего не фиксирует. Только одни помехи … Вот я и подумал … решил …
-- Не фиксирует? – Моментально насторожился капитан и его злость моментально улетучилась. – Перестала работать? Очень интересно.
-- Вот и я говорю, -- облегчённо заулыбался старший смены конвоиров, -- что это всё неспроста. И сразу вспомнил о нашем договоре …
-- Подожди с договором! – Оборвал дознаватель охранника. – Толком скажи, что там сейчас происходит.
-- Они пришли, как говорил господин Коффе …
-- Они? Кто – они?
-- Я не знаю, -- испуганно пожал плечами Краучик. – Меня проинструктировал господин Коффе. Два человека. Они должны поговорить с заключённым номер 8117. Потом я их должен проводить к выходу. И … всё. Такой у нас был договор.
-- Вижу, что ты любитель договариваться, -- зловеще процедил дознаватель. – надо будет заняться потом твоей персоной.
-- Гос … господин …
-- Слушай меня! – Закричал капитан стражи. – Отправляйся обратно. Возьми своих людей. Задержите этих двоих. Я сам хочу с ними пообщаться и узнать, кого они представляют.
-- Да я … их … -- Охранник демонстрировал рвение. Казалось, что он сейчас кинется в камеру, и Курт посчитал нужным добавить.
-- Просто задержите их … Будут сопротивляться – действуйте по обстоятельствам… Но помни, Краучик, что я должен лично допросить … обоих …
-- Так точно! Я всё …
Он не успел доложиться, у Курт уже отключил связь. Дело, похоже, сдвинулось с «мёртвой точки». Собственно говоря, так он и планировал. Что с заключённым кто-то попытается установить связь. Отсюда, с поверхности. Но то, что они окажутся там, внизу, этого он не допускал. Недоработка … И этот господин Коффе … Надо срочно выяснить всё об этом человеке. А потом поговорить с теми, двоими. Пусть некоторое время он побудут там, в шахтах, до того, как он пообщается с Коффе. Чем закончится их разговор…
+ + +
-- Вы теперь сами видите, -- закончил свою речь Хай Стелл, что всё это весьма реально и у нас должно получиться. Признаюсь, что сам я мыслил всё сделать немного по-другому, но Карл доказал мне, что побег через систему сохранившихся шахт вполне возможен. Конечно, без его ресурса, без его технических и административных возможностей ничего бы не получилось. Я говорю в первую очередь об этом подробном плане разработок, которые велись десятилетия назад. Чудо, что все сведения сохранились, а не забыты в каком-нибудь пыльном архиве. Мы составили подробный маршрут, а нам остаётся только следовать ему и надеяться на удачу.
-- Так что же мы ждём? – Воскликнул Сэнди Грей, самый активный из помощников Янека, самый из них «лёгкий на ногу».
-- Я тоже думаю, что нам надо начинать, -- согласился разведчик. – Откладывать дальше будет неразумно. Сейчас мы с Сэнди выйдем отсюда, нейтрализуем стражников и сразу двигаемся в сектор складов. Это «тыльная часть» подземного острога. Именно там система охраны самая слабая. Никто ведь не планировал проблемы со стороны, где ничего не может случиться. Разве что пожар или обрушение.
-- Я готов, -- нетерпеливо сказал Чижевски.
Стелл подошёл к двери и нажал кнопку сигнала, знак того, что они беседу закончили. Запоры загрохотали и дверь распахнулась, со скрипом и скрежетом. По другую её сторону стояли два ухмыляющихся охранника, которые тоже ожидали своей доли подношений от этого визита. Они не успели сделать ни одного движения и не издали ни одного звука, как были нейтрализованы профессионалом тайных операций и докой рукопашных схваток Стеллом. Грей тоже был готов подключиться к схватке, но его сегодняшний напарник был настолько быстр, что он только и успел, что сжать кулаки.
-- Быстрее … -- шептал Хай, -- нам надо двигаться.
И они побежали в сторону развилки, откуда облицованный плитами из серого песчаника ход вёл в сектор складов. Вот на этой развилке они едва не наскочили на отряд, который возглавлял Краучик. Мордастый стражник, имевший звание старшего в этой команде, спешил к комнате допросов, но, желая подстраховаться, он решил ещё расставить своих людей по периметру. Когда-то, в прошлом, он учился в военной школе и надеялся сделать военную карьеру, но … совершил должностное преступление, с которого началось его личное падение, закончившееся службой в подземной тюрьме особого режима.
Краучик замер, застыли на месте и его люди, не ожидавшие увидеть в тоннеле никого, особенно из посторонних, тем более этих, которых считали обычными клерками. Но в отличии от стражников, незнакомцы не остановились, а набросились на охранников, хотя тех было численно гораздо больше. Пятеро на одного …
Вот только в первые же минуты этого боестолкновения силы неожиданно сравнялись, а пол галереи усыпали тела стонущих и неподвижных вояк. Беглецы действовали только голыми руками, в основном – кулаками, но столь эффективно, что можно диву даться. Сам Краучик ничему не удивлялся, ибо его свалил крепкий удар самым первым.
Сколь много зависит от того, как управляться схваткой. То есть если там имеется командир или какой другой начальник, то именно от его приказаний и зависит исход боя. Как только распоряжения перестают поступать, начинаются разброд и шатания, а бойцы переходят к обороне и отступлению. Так было всегда, и так случилось и на этот раз.
Конвоиры отступили, чтобы в глубине галереи собраться с силами и провести короткое совещание, сутью которого была мысль, насколько им надо быть активными? Посовещавшись решили, что разумней всего блокировать все выходы и нести охрану, ибо выбраться из складского сектора невозможно, чтобы не миновать их дозорных постов. Те лихие беглецы, что показали себя опытными бойцами, скоро одумаются и придут сдаваться, ибо ничего другого у них и нет. Повредились ли они рассудком, или их подкупили, чтобы они вызволили из заключения иномирянина, в этом будут разбираться дознаватели, а сейчас охранникам надо действовать так, чтобы не наделать ошибок. Всем известно, что не ошибается тот, кто ничего не делает. Вот, на основании этой народной мудрости и решили действовать конвоиры.
К тому времени очнулся старший команды стражников, Краучик. Он моргал заплывшими глазками и посматривал по сторонам, пока не вспомнил всего, что с ним произошло совсем недавно.
-- Где они?! – Закричал старший конвоир и подчинённые ему стражники засуетились. Они понимали, что дело слишком серьёзное и неизвестно, чем оно для всех их закончится.
-- Они направились в зону складов, -- ответил кто-то, лица которого Краучик не разобрал.
-- Что им там понадобилось?
-- Неизвестно, босс, но они направились именно туда.
В другое бы время Краучик надулся бы от гордости, услыхав, как его именуют. Босс! Он всю жизнь мечтал стать командиром, начальником, каким-нибудь руководителем, давать указания и ждать, грозно насупившись, когда подчинённые выполнят дело, все лавры от завершения которого должны упасть на его чело. Но есть ведь и другая сторона этой «медали». За провал порученного задания вышестоящие начальники спросят с него.
-- Сколько их, парни?
-- Двое новеньких, плюс наш клиент, босс, -- сообщили стражники Краучику, а тот задумался на несколько минут.
Он прикидывал не сколько, что и как надо сделать, как то, что будет с ним самим, если всё закончится самым печальным образом. Получалось, что поводов для радости было не так уж и много, а если честно – так не было и всё.
-- Вот что, парни, -- решительно заявил Краучик, -- то, что здесь у нас случилось … этого нам совсем не надо. А надо изловить и вернуть на место заключённого номер 8117. Тех же, кто способствовал его бегству … парни, я не буду вас останавливать, если вам не пришлись по нраву их поведение. Мы приняли их, как людей уважаемых, а они … что-то я заговорился. Пойдёмте и надерём им задницы.
Толпа стражников числом свыше двух десятков, сжимающих дубинки и подобие самодельных кастетов, так как на территории учреждения не было оружия вовсе, и даже у персонала, устремились в сторону складов, устроенных в многочисленных «карманах» рабочих штреков, где раньше хранилось оборудование и ремонтная техника, а сейчас предметы хозяйственно обихода и разного рода мелочи, которые нужны в быту не сколько всегда, сколько времени от времени. Стражники старались держаться кучкой, чтобы навалиться всем вместе, общей массой, когда беглецы будут обнаружены. Что они смогут сделать против двух десятков здоровенных рассерженных лбов, которым бросили вызов, при этом у них же дома?
+ + +
-- Я хочу видеть заключённого номер 8117, -- заявил Курт Клайдерманн, как только скоростной лифт опустил его на административный уровень подземной тюрьмы.
Дознаватель, отдав распоряжение, направился в свой кабинет, чтобы приготовиться к встрече. Конечно же, стражники, схватив своего подопечного, не откажут себе в удовольствии слегка намять ему бока. Капитан внутренней стражи будет делать вид, что не замечает следов побоев, будет смотреть в сторону и задавать вопросы, сложив руки за спиной. Если заключённый продолжить усердствовать в молчании, можно будет вызвать в кабинет тех, кто с ним недавно общался. Как правило, на этом этапе заключённые начинают демонстрировать беспокойство, а уже отталкиваясь от этого, можно будет начать упорствующего начать сдавать позиции, шаг за шагом, шаг за шагом …
Сделав несколько шагов, Курт Клайдерманн остановился. Он ожидал услышать топот быстрых шагов того, кому он отдал распоряжение, такое простое и ясное. Но тот продолжал оставаться на месте, переминаясь с ноги на ногу.
-- В чём дело, служащий?! – Свой голос Клайдерманн постарался насытить металлом. Именно так он будет говорить и с заключённым. – Я неясно выразился?
-- Заключённый … номер … его нет, -- бормотал охранник, старательно тараща глаза, -- его ещё не изловили.
-- А те двое, что заявились к нему в гости? Они тоже не найдены? – В свой голос следователь постарался вместить столько сарказма, насколько это было вообще возможно.
-- Не могу знать, -- проревел охранник, которому не оставалось ничего другого, как демонстрировать личное рвение. – Их поимкой и поисками занимается господин Краучик, со всеми свободными людьми.
-- Свободными? – Переспросил Клайдерманн.
-- Свободными от дежурства.
-- Та-ак. Тогда соедини-ка меня с господином Коффе. Надо выразить ему своё почтение.
-- Так точно, -- прокричал охранник. – Я передам ваш приказ компетентным людям.
Всегда так. Компетентные люди делают работу, а всякого рода идиоты создают проблемы, разрешением которых и приходится заниматься Курту Клайдерманну и прочим.
-- Я слушаю, -- послышался голос, дрожащий от волнения. – Кто это?
Неторопливым движением капитан внутренней стражи задействовал изображение. Вспух и заискрился объём голографического квадрата, в котором появилась костистая голова с глубоко впавшими глазами. Крючковатый нос нависал над бескровной полоской узких губ. Это был чиновник, курировавший режим в тюрьме особого режима.
-- С вами говорит капитан внутренней стражи Курт Клайдерманн, старший следователь департамента дознавания. Именно я и веду дело заключённого номер 1817, руководителя миссии с планеты Мардук, который оказался замешанным в деле с подпольными организациями. Всплыли новые обстоятельства и я явился для дополнительной беседы с подследственным. Однако же мне тут сообщили, что незадолго до меня его уже навестила парочка неизвестных личностей, которые якобы явились от вашего имени.
-- Они … ещё разговаривают с ним? – Спросил Коффе.
-- Сначала ответьте вы, -- едва не перебил чиновника следователь. – Что это за люди и почему они, без моего ведома, являются к человеку, чьё дело поручено именно мне. По какому праву ...
-- Послушайте, господин Клайдерманн, -- подал голос чиновник. – Я вижу, что вы человек принципиальный, но здесь задействованы категории совсем не политического свойства.
-- Почему вы так решили? – Строго спросил следователь.
-- Я вас уверяю. Меня убедил вполне влиятельный человек, а я, в свою очередь, попытаюсь убедить вас …
-- Что это за человек? Назовите его имя?
-- Так ли это важно? – Попытался отмахнуться Коффе. Волосы на его голове прилипли к узкому черепу из-за выступившего обильного пота.
-- Важно. Для оформления дополнения к делу, которое веду я. Ваши люди, которые явились с тюрьму по вашей протекции, устроили побег важному государственному преступнику. Так что советую вам говорить всё, что вы знаете.
-- Это … шутка? – Лицо чиновника стремительно старело, становилось похожим на череп.
-- Какие уж тут шутки?
В это время в дверь кабинета осторожно постучали и послышался голос охранника, которому капитан только что устроил хорошую взбучку.
-- Господин Клайдерманн … господин Клайдерманн … Только что вернулся господин Краучик, со своими людьми.
-- Давай его сюда. Срочно, -- приказал следователь, не открывая двери.
-- Я передал ему, что вы желаете с ним побеседовать. Он здесь, рядом со мной.
-- Заходите, -- приказал следователь. Пусть этот чиновник посмотрит на то, как я допрашиваю этих идиотов. Его очередь будет следующей.
Дверь открылась и в кабинет дознавателя вошёл Краучик. За его спиной маячил второй охранник, но не входил. Краучик постарался принять настолько подтянутый вид, насколько это было возможно в его случае. Всё-таки было видно, что он успел пройти школу несения службы в кадровых войсках и выправка у него сохранилась, несмотря на то, что фигура успела обрасти жирком.
-- Докладывайте, -- приказал следователь.
-- Мы вели преследование бежавших опасных преступников. Даже вступили с ними в непосредственное столкновение. К сожалению, надо признать, подготовка у них гораздо выше, чем у нас. Это самые настоящие бойцы подразделения специального назначения. Смею предположить, что подготовку они проходили в элитных центрах вне Клайва. Они ушли, нанеся нам серьёзные повреждения. К счастью, обошлось без жертв. Но задержать мы их не смогли.
-- Что значит – не смогли, -- повысил голос капитан. – Куда это они ушли?
-- Оказалось, что в складском секторе имеется проход в старые шахты, которые давно перестали функционировать и вход в которые был замурован.
-- Замурован? Но они всё равно ушли туда? Каким образом?
-- Смею предположить, что у них имелся компактный заряд неизвестного взрывчатого вещества, которые преступники и применили. А потом скрылись в этим самых подземных коридорах. Они уходят неизвестно куда. Мы не решились преследовать их, без специального снаряжения.
Курт Клайдерманн задумался, прикидывая разные варианты, что ему следует предпринять в первую очередь. Внезапно он услышал выстрел из излучателя. Он не мог ошибиться и приготовился отпрыгнуть в сторону, не веря себе, ведь здесь ни у кого не должно быть оружия. Внезапно он понял, откуда послышался звук и повернулся туда. Он ещё успел увидеть, как падает господин Коффе, который сам себе прострелил голову, не дожидаясь, когда придут арестовывать его.
«Обошлось без жертв», -- вспомнил следователь слова Краучика. Похоже, всё же без жертв не обойдётся, и первой жертвой стал сам господин Коффе.
Глава 3. Извлечение из прошлого тайн Куша.
Бал Говгалил испытывал сильные сомнения. Зря они сюда опустились. Зря они вообще сунулись на Куш. Зря они покинули Нифльхейм. Это и были сомнения. Они расшатывали его уверенность в правильности поступков. Когда командир перестаёт доверять самому себе, ибо доверие разрушается сомнениями, то от поражения отделяет расстояние в один шаг. Любое его действие и будет тем шагом.
Именно поэтому Говгалил и выжидал, заставляя себя не принимать решения, которое может оказаться ошибочным. Он дожидался приезда разведчиков из команды «Сигма-56», с которыми должен быть Вокх, личность очень неординарная, который сможет подсказать нужное решение. Ещё лучше было бы, если с ними появятся воины второго отряда, но … Но что-то глубоко внутри астрогатора подсказывало ему, что все удачи их подошли к концу и теперь наступает тёмное время, которое трудно будет пережить.
Пробовали ли вы когда выжидать, зная при этом, что от вашего этого бездействия где-то гибнут ваши же товарищи. Но вы не можете себе позволить действовать, чтобы не погубить других своих товарищей, которые рядом и которые готовы к действиям. Если нет, то навряд ли вы поймёте глубину переживаний старшего астрогатора крейсера «Нуфлинг». Он переживал в глубине души самые яростные схватки, которые могли, в конце концов, погубить и его.
Говорят, что перенесённые внутри себя стрессы, которые не получили выхода, запускают некие разрушительные силы в организме, которые начинают физическое уничтожение тела, перенастраивая клетки организма на знак «разрушения». Это очень тонкий механизм и требует самого пристального изучения. Для защиты от такого рода неприятностей нифльхеймцы надевали защитные кристаллы, которые нейтрализовали вредное влияние особым энергетическим полем.
Когда дозорные донесли, что в зоне видимости появился биомобиль, от сердца Говгалила отлегло чувство тяжести. Биомобиль означал информацию. Даже если это не «Сигма», то всё равно они что-то узнают.
К счастью, в биомеханической транспортной машине находились те, кого так ждал астрогатор. Жаль, что прибыли они не в полном составе. Сделав лицо каменным и даже немного надменным, Бал выслушал известие о смерти Омо Занц, которая показала себя настоящим, то есть истинным воином. Если бы она была нифльхеймкой, то заслужила бы того, чтобы тело её было перенесено в особый пантеон, который находился на острове Валькирий, женщин- воительниц, оставивших о себе неувядаемую память.
И Григ Шин, и Вокх заявили, что надо провести срочное совещание, как действовать дальше. Пригласили Эль Муту, а также ещё нескольких ветеранов, обладающих опытом выхода из безнадёжных ситуаций. Говорил сначала Григ Шин, который скоро передал право говорить Вокху, и далее говорил кушмен, а викинги его хмуро слушали, делаясь всё мрачнее.
-- То, что сейчас происходит в Буто, -- заявил кушмен, который уже почти не напоминал того «заморыша», того Вокха, которого они знали по Свету, -- это всё можно назвать политикой, но с большой натяжкой. Политика, какая делается на любом из миров Империи, будет сильно отличаться от действий, характерных для Куша. Это чтобы вы понимали.
-- Ты можешь не пугать действиями тех, кто родился и большую часть жизни провёл на Нифльхейме, -- заявил громовым голосом Эль Мута. Его чудовищные мускулы шевелились, словно он готовился, вот прямо сейчас, перейти в нападении. – Мы видели столько насилия, сколько ты представить не можешь.
-- Представить могу, -- спокойно ответил кушмен. – И видел всего этого немало. И это не повод, чтобы гордиться. Дело в том, что когда-то я стоял на самом верху того столпа который именуют политикой. Собственно говоря, я её всю и делал. Не один, конечно. А когда понял, что не я кручу всем, а крутят именно мною, и заставляют совершать такие дела, какими я в жизнь бы не занялся, решил этому противостоять. Это была моя ошибка. Нельзя противиться чему-любо, что превышает тебя по возможностям.
-- Если ты хочешь рассказать нам историю своей жизни, -- заявил хмуро астрогатор, -- то это одно, а если ты вздумал нам читать нравоучения, то это совершенно другое. Не время сейчас заниматься болтовнёй. Надо решать, что нам делать. Одни наши товарищи погибли, другие ждут от нас действий, а мы сидим и разглагольствуем. По моему, так это – преступление.
-- Хорошо, -- склонил голову кушмен. – Буду говорить короче. Меня зовут Хнум и я был личным помощником и советчиком верховного репати Шу. Когда к власти пришёл Геб, то мне пришлось подвинуться, а потом и вовсе бежать из Буто, а потом и вовсе с Куша, чтобы спасти свою жизнь. Со мной было почти что покончено, но тут появились вы, и я решился начать новую жизнь, хотя бы для того, чтобы помочь вам. Возможностей, как раньше, у меня нет, но остались мои воспоминания.
-- Что нам от твоих воспоминаний? – Проворчал кто-то из викингов.
-- Насколько я понял из ваших разговоров, команда вашего корабля, крейсера «Нуфлинг», является лучшими лазутчиками Нифльхейма. Вы не раз оказывались в опасных положениях, но всегда умели найти выход из них. Во многом благодаря тому, что обладаете быстрым умом и стремительностью ы действиях. Правильно ли я вас понимаю?
Викинги заворчали, но эти возгласы не означали недовольство или возражение. Таким образом они хотели сказать, что чужак понял их правильно, но последнее слово всё равно останется за ними. И никак не иначе.
-- То, что хотите вы, хочу и я, -- продолжил свою речь кушмен. – С некоторых пор я вошёл в состав вашей группы, пусть с этим кто-то и не совсем согласен. Главное, для меня, что так считаю я сам. И я постараюсь сделать всё, чтобы помочь вам, в том числе и себе самому. Но, для начала, выслушайте меня. Внимательно.
Не останавливаясь Хнум продолжил. Он напомнил, что их мир всегда тяготел к биологической форме прогресса, тогда как большинство миров Империи избрало технологическую сторону, увеличивая составляющую технологии и электроники в своей жизни.
-- Вы применяете всё более изощрённые средства, не задумываясь о том, что чем больше у вас технических средств, тем вы делаетесь слабее.
Викинги загомонили. Некоторые даже начали подниматься на ноги и демонстрировать себя во всём личном величии. Хнум поспешил поправиться:
-- Я говорю о гражданах Империи. Нифльхеймцы, в этом отношении, находятся в более выгодном положении, потому как они остались прежними по многим своих природным кондициям. А взять любую группу имперских граждан и лишить их привычного технического окружения. Насколько им придётся сложно функционировать. Я подозреваю, что в таком случае начнётся неминуемая деградация. А всё по той причине, что слишком многие в Империи забыли, что являются частью биосистемы и противопоставили ей себя. Именно с этого и начинаются первые проблемы. Можно решить их привычными методами, то есть начать искусственно подгонять себя под новые условия, а можно начать обходить их другими путями.
-- К чему ты нам это рассказываешь? – Спросил Хнума Говгалил. – Говори яснее или замолчи.
-- Подожди, Бал, -- обратился к астрогатору Григ Шин. – Дай ему продолжить. Он ведь сказал, что теперь вошёл в нашу команду и собирается помочь нам умными советами.
-- Может быть и Куш был бы таким же, как и все прочие миры Галактики, если бы не одно обстоятельство, -- продолжал кушмен, с благодарностью покосившись в сторону Шина. – Когда-то, в далёком прошлом, когда Вселенная была устроена иначе, всем заправляли Ма-боги, самые загадочные существа, о которых ходит столько легенд, и о которых никто толком не знает ничего определённого. Не знают и причину того, почему Вселенная Ма-богов изменилась. Но факт налицо. Ещё известно, что неведомая раса бассов как-то была связана с Ма-богами. То ли они были созданы этими существами для какого-то глобального эксперимента, то ли Природа сама озаботилась созданием ещё одной цивилизации, чтобы противостоять глобальным экспериментам по деформации самого Мироздания, этого никто не может знать. Но бассы существовали на самом деле и они каким-то образом повлияли на то, что Ма-боги куда-то ушли. Потом исчезли и сами бассы. Но не все. Какая-то часть их осталась. Может это было какое-то племя изгоев, трудно сказать, но они нашли своё укрытие на Куше.
-- Куш скрывал этих самых бассов? – Переспросил Бал Говгалил, которому все эти старые легенды были не так и интересны, но он честно пытался разобраться во всех этих загадках.
-- Нет. В то время человеческая раса там только формировалась. И бассы в этих процессах формирования принимали участие. Это весьма деликатное занятие, необходимо добавить. Надо быть очень просвещёнными учёными, чтобы проводить опыты подобного уровня. Надо признать, что у бассов это получалось. Хотя и не всё время.
-- Как это понимать? – Спросил Шин.
-- Порой вмешательства в генетику приводило к некоторым неприятным последствиям. Часть человечества Куша деградировала до дикого состояния, и тогда бассы решили проводить опыты над одной группой, взяв под своё покровительство один род. Надо признать, что выбрали тех, кто обслуживал этих самых бассов, был у них в услужении. Вот над ними и стали проводить работу, оставив остальных в относительном покое. Всё это привело к тому, что появилась группа кушменов, генный набор которых отличался от генного набора всех прочих кушменов. Так как эти деятели пользовались покровительством народа, который скрывался от всех, то постепенно их подопечные стали вождями, будущей правящей элитой, а самые из них особенные, это был род, который дал репати Шу и сестру его Тефнут, ставшей его супругой. Надо добавить, что у женщин этого рода открылся удивительный дар – умение управлять другими людьми, заставляя разум несчастных переходить под их полный контроль.
-- Каким образом это у них получается? – Спросил Шин, в то время как все остальные викинги переглядывались.
-- Кушмены являются продуктом биологического типа цивилизации, то есть в ходе развития они культивировали подчинение сил Природы, в том числе и сил ментальных. Некоторые из кушменов, и таких немало, могут пользоваться приёмами телекинеза и телепатии, а правители умеют это делать все. У кушменов имеется в организме специальная железа, которая вырабатывает ферменты, усиливающие эти эффекты. Есть приёмы, чтобы стимулировать появление подобной железы и у представителей иных рас, потому время от времени на Куше появляются представители иных миров, чтобы перенять некоторые особенности здешней оригинальной цивилизации. Так вот женщины из рода репати могут брать под свой полный контроль процессы в организме, в которых участвуют ферменты этой железы. При определённых условиях, то есть с применением особых веществ, они могут контролировать действия абсолютно всех, и даже работу электронных систем, бесконтактно, на расстоянии. Это связано с весьма большими усилиями, и с потерями в организме, связанными с энергообменом, то есть, другими словами, они при этом испытывают сильную усталость, но всё это происходит на самом деле.
+ + +
Монк, бледный от волнения, почти что ворвался в покои Исиды, не сумев заставить себя дождаться дозволения войти. Вообще-то ему дали право на вход тогда, когда для этого придёт необходимость, но так было в Мемфисе, а здесь, в Буто, правила дворцового этикета были настолько сложны и запутанны, что при Дворе даже появилась новая должность – министр этикета. Её занял Баарвеер сон Хессус, маркиз, бледнокожий хлыщ с длинным лицом и вычурными причёсками, который самый первый из мемфисских вельмож перекинулся в стан Императрицы, когда она ещё только- только появилась в Мемфисе и испытывала затруднения в том, как себя вести в здешнем обществе. Маркиз сон Хессус тогда взялся объяснять ей все правила, обязательные для соблюдения норм поведения для Императрицы, и с тех пор пользовался её покровительством, а затем и расположением её брата. Поговаривали, что они с Сириусом стоят в более близких отношениях, чем кажется…
Распахнув двери, Эдуард Монк ворвался в апартаменты Исиды, огромной комнаты, состоявшей из анфилады переходящих одна в другую залов, каждый из которых был оформлен в другой цвет и в другой стиль убранства. Каждый из залов как бы воплощал в себе один из наиболее влиятельных миров Галактической Империи, которые таким вот образом изучала и постигала Исида, прежде чем сделалась Императрицей. Здесь до сих пор всё оставалось в том неизменном виде, в каком было изначально устроено. В зале «Мемфиса» стояли, обнявшись, Исида и Сириус, и страстно лобзали друг друга. Монк остановился, словно налетел на стену и даже попятился. Он закрыл лицо ладонью и поклонился.
-- Чего тебе? – Послышался недовольный голос Императрицы. И – странным образом – голос раздался совсем с другой стороны.
Монк открыл глаза и покосился на зал, где только что стояла обнимающаяся парочка. Конечно же, там никого не было. Точнее, вся комната была заполнена статуями, одинокими и группами скульптур. Он вполне мог ошибиться. А Исида шла к нему из какого-то дальнего зала, и в руке её был зажат длинный высокий бокал, содержимое которого клубилось и искрилось. Это был новомодный газовый коктейль, который можно было и пить и вдыхать одновременно, и это сочетание давало необыкновенные блаженные эффекты.
-- Ваше Величество, -- поклонился Монк, -- мне пришли сведения, которые не терпят отлагательств и я примчался к вам немедленно. Это нужно узнать сразу, чтобы понять, как реагировать.
-- Я слушаю, -- Исида отхлебнула из бокала крошечный глоток. В сторону отлетел клочок сиреневого сияния.
-- Мемфис! – Монк закатил глаза. – Он уничтожен!
-- Повтори?!
Бокал выскользнул из пальцев и должен был неминуемо пасть на пол, чтобы разбиться на десятки острых осколков, но повис в воздухе, а уже в следующий миг Императрица схватила его и поставила на высокую подставку, что неизвестно на чём крепилась и казалось, что она тоже парит в воздухе.
-- Повтори, что ты сказал?!
-- Мемфис уничтожен, -- быстро ответил Монк. – Кажется, эпидемия настолько быстро распространилась по всей столице, что Гал Орфис не смог держать болезнь под контролем, своим и медицинским. Он предпочёл действовать наиболее радикальными методами.
-- А … -- казалось, что Исида вот-вот задохнётся, она даже схватилась за грудь обеими руками, -- а … Император? Что с ним?
-- А что может быть с Императором? – Сделал вид, что не понимает вопроса, глава её Службы безопасности.
-- Но ты же говорил, что Орфис организовал туда очередную экспедицию, в которой участвуют не совсем обычные персонажи.
-- Да, -- с достоинством кивнул Монк, -- утверждал, равно как и то, что я отправил с ними кое-кого, с кем поработали мои специалисты. И я обещал вам, что из этой экспедиции никто не вернётся. Никто, без исключения. Вы, после этого, решились покинуть столицу, чтобы не иметь к будущим печальным событиям прямого отношения. Это было верное стратегическое решение.
-- Не тебе, Эдуард, учить нас, как надо делать политику.
Монк вздрогнул и повернул голову. Сириус и в самом деле находился неподалёку, полусидя- полулёжа в кресле настолько массивном, что там могли бы с удобствами устроиться ещё по крайней мере пять человек.
-- Я тебя слушаю, -- снова обратилась к Монку Исида.
-- Ах, да, Император, -- отозвался тот. – Я думаю, что Гал Орфис понял, что проиграл свою партию. В отчаянии он и отдал этот приказ – уничтожить столичный город. В таком случае можно утверждать однозначно, что Пра гэгхарн Татен больше не появится на политической сцене Империи, и нам надо вырабатывать новую стратегию дальнейших отношений, с поправками на новые реалии.
-- То, что ты сказал нам, это всё очень важно, -- заявил Сириус, переглянувшись с Исидой, -- но ты сказал слишком мало.
-- Да, мы ждём от тебя, Эдуард, самой полной информации, -- улыбнулась Императрица и так посмотрела, что у Монка всё внутри похолодело. Именно сейчас решалась его судьба, от того, как он себя поведёт. – Мы надеемся, что ты нас не подведёшь. У тебя ведь остались в Мемфисе верные люди?
-- Конечно, -- с достоинством ответил глава Службы безопасности, стараясь, чтобы голос его звучал ровно и не дрожал. – Какой же я контрразведчик, если бы у меня не было своих агентов всюду, где это необходимо?
-- Замечательно, -- улыбнулась Императрица, словно ужалила своей гримасой. – Позови к нам Баарвеера.
Монк ещё раз поклонился, стараясь делать это с достоинством, без подобострастия. Он своё дело сделал, доказал, что на него можно положиться. Здесь, на Куше, у этой парочки много сторонников, но, если делать политику в масштабах Империи, в масштабах Галактики, без него, без Монка, им не обойтись, а уж он своё возьмёт, когда придёт время делить дивиденды.
Сон Хессус начал собирать царедворцев, которые охотно потянулись в зал приёмов, где их дожидались Исида, восседавшая на троне рядом с Сириусом. Она выглядела ещё более величественно, чем это делала раньше. Лицо её изображало скорбь. Все понимали, что это всего лишь маска, но таковы были дворцовые традиции, которые всегда свято выполнялись. Вельможи переглядывались друг с другом, пытаясь понять, что говорить и что делать дальше.
-- Вы все здесь наши друзья, -- начала говорить Исида и, так как говорила она тихо, то моментально установилась полная тишина, -- и наши верные подданные. Вы поддержали нас в трудную минуту лишений и мы оценили ваши стремления. Сейчас Империя переживает не лучшие времена. Одна беда следует за другой. Очередное горестное известие пришло к нам, чтобы испытать нас на прочность. Мемфис, наша столица, оказался поражённым страшной болезнью, которая распространяется, несмотря на все старания взять её под контроль. Дело дошло до того, что Гал Орфис, который взял на себя обязанность остаться рядом с Императором, приказал уничтожить город.
-- А как же Пра гэгхарн Татен? – Подал голос маркиз Саффорикас. – Его Орфис вывел из-под удара?
-- Мы тоже задались прежде всего именно этим вопросом, -- ответила Исида, глядя перед собой и ни на кого. – Но, видимо всё там настолько ужасно, что Орфис приказал уничтожить там всё… Или он сам сошёл с ума. Мы будем с этим разбираться, а пока я хочу сообщить вам, что мы временно объявляем Куш столицей Империи и постараемся сделать всё, чтобы избавить Галактику от хаоса и революций. Сегодня же наше заявление будет оглашено перед всеми мирами нашей славной Империи. Одновременно будет объявлено о начале следственных действий, которые помогут выяснить истинную картину происходящего и меру ответственности разных должностных лиц.
Каждый из присутствующих в этом зале понимал, что был объявлен виновник произошедшего, на которого будут свалены все беды, которые обрушились на многострадальное тело Империи. Этим виновником суждено стать адмиралу Орфису. Он совершил ошибку, приказав уничтожить Мемфис и этой ошибкой его не преминут воспользоваться его недруги, которые становятся намного могущественней именно благодаря этой фатальной ошибке. Но такова уж политика и таковы её законы.
Речь была произнесена и царедворцы начали покидать зал, чтобы обсудить новость и выработать свою стратегию будущих поступков. Им было чем заняться, а у Императрицы тоже было важное занятие, которое нельзя было откладывать. Надо было начинать переговоры с Сетом и Нафтидой, которые пока что выжидали, но которые были готовы к действиям.
Надо сказать, что высший титул репати нёс в себе большой и сакральный смысл. Носители его строго следили за соблюдением многих ритуалов и обычаев. На Куше не могло быть двух князей- репати. После того, как Шу передал свою власть сыну Гебу, он сам исчез в политической сцены, удалившись в свои чертоги. Геб сделался полновластным владыкой Куша. Его дочь, его и Нут, Исида, сделалась Императрицей и покинула Куш, а следом за ней отправился и Сириус, предоставив место репати своему брату, Сету. И сейчас, когда тот готовился принять бразды власти, Исида и Сириус вернулись обратно. Что ждёт сейчас Куш, не знал доподлинно никто и это грозило большими бедами в скором будущем. Бывший владыка Шу, показавший себя мудрым политиком, не показывался и было неясно, жив ли он вообще, точно так же молчал и Геб. Когда-то при Шу был его друг и советчик Хнум, который построил не только дворцовый комплекс Шуген, но и механизм власти Шу. По этой причине от него и постарались избавиться. Он тоже мог бы найти достойный выход. Но Хнум тоже исчез. И вот теперь Сет и Нафтида должны были как-то ответить Исиде и Сириусу, которые, своим присутствием в Буто нарушали сложившийся баланс государственных отношений. И это противостояние могло больно ударить по обеим сторонам. Надо было что-то делать.
Сириус снова отправился во дворец к Сету, который упорно делал вид, что ничего не происходит, хотя его люди появлялись в окрестностях дворца и снова пропадали. Что-то готовилось, и это очень не нравилось Сириусу. Он решился на переговоры. Надо было убедить брата ничего не предпринимать и дальше.
Дворец Сета находился в роще священных деревьев, похожих на массивные колонны. Листья с них собирали, высушивали и, после обработки, из них изготовляли снадобья, лечившие болезни разума. С трёх сторон дворец окружало озеро и стены отражались в воде, в которой плескалась рыба. Это была самая экзотическая рыба, какая только встречалась. Рыбы были окрашены в радужную полоску и иногда становились прозрачными настолько, что пропадали из виду.
Сириус двигался по дорожке, выложенной вулканическим камнем, похожим на стекло, и шаги его отдавались мелодичными звучаниями. Шагам вторили десятки серебряных колокольчиков, которые были развешаны на шестах таким образом, что дующий ветер, в зависимости от направления, создавал из них ту или иную мелодию. То есть по звуку колокольчиков можно было определить, с какой стороны дует сегодня ветер.
Дорожка проходила мимо зелёных насаждений, которые являлись зелёными стенами. Сириус помнил, как они играли здесь, с Сетом, Исидой и Нафтидой, когда были юными. Те времена давно миновали и былая дружба обернулась растущей враждой. Так уж устроен этот мир, что меняется всё время.
На первый взгляд, никого вокруг не было, но Сириус знал и чувствовал, что за ним, за его движениями, сейчас пристально наблюдают десятки внимательных глаз. Это были специально подготовленные люди, которые были тренированы и могли стать практически невидимыми не только для глаза неискушённого, но даже для опытного воина. Кроме них за Сириусом следили и другие, которые наблюдали за ним не с помощью электронно- механических видеокамер, а искусственно выведенных синтетических биоглаз, которые передавали изображение прямо во дворец, на сетчатку тех, кто был к ним «подключён». Это были хитрые биотехнологии, разработанные только здесь и являющиеся эксклюзивным секретом, десятки которых знал и сам Сириус, и его сестра. Среди прочего он знал и секрет мгновенного перемещения в пространстве, но только всё это было запрещено для применения на территории дворцового комплекса Шуген и все эти запреты свято соблюдались всеми сторонами. Таков был закон.
Поднявшись по широким, выступающим полукругом, ступеням, Сириус вошёл в переднюю часть дворца Сета, и сразу оказалось, что, справа и слева, находятся внимательные и предупредительные люди, слуги и доверенные люди владетеля дворца. Они, жестами и мимикой, демонстрировали свои радушие и доброжелательность, но и Сириус, и они сами знали, что если Сет отдаст приказ, они кинутся на гостя моментально, не раздумывая. Это очень опасное занятие во дворце владык Куша – раздумывать над сутью приказания и заканчивается временным, а порой и постоянным безумием.
Улыбаясь и кланяясь, Сириуса сопровождал мажордом Сета – Гербариум, человек с глазами- щёлочками на узком лице, которое закрыто было пышными прядями волос, вившиеся локонами. Такие пышные причёски носили дамы, и … Гербариус, мужественность и воинские искусства которого никто бы не осмелился не только оспаривать, но и даже подвергать сомнению.
Молча пройдя по анфиладе роскошных помещений – ни с кем говорить нельзя и даже замечать – Сириус добрался до зала приёмов, в котором его ожидал сам Сет и его супруга Нафтида. Сам Сириус был высок и изящен, обожал наряжаться и украшать себя всяческим образом, обладая при этом и навыками воина, которые были скрыты где-то в глубине его сущности. Сет был тоже худ и даже тощ, напоминая скелет, перевитый жгутами мышц и сухожилий. Одежда его не отличалась вычурностью форм, а была проста и функциональна, пошита из новых видов материала, который был мягким и лёгким, но мог сделаться крепким, как панцирь, если улавливал напряжение мышц. Во время приёма Сет надевал на голову шлем- маску с мордой животного, с длинными ушами. Это позволяло ему скрыть выражение лица от посетителей и одновременно использовать хитрые технические приспособления, которые подсказывали ему, как поступать и что делать в любой ситуации.
Сет встретил Сириуса, сидя в кресле, похожем на трон репати, но только выполненный из других материалов и меньших размеров. Рядом с ним сидела Нафтида, его сестра и супруга, как это и полагалось по тем правилам, которые были придуманы ещё до Шу. Нафтида была младше Исиды и более миниатюрна, но та высокомерность, которую она демонстрировала, должна была это несоответствие компенсировать. Временами, находясь рядом с супругом, она касалась его руки своей узкой ладонью с длинными пальцами, украшенными перстнями с чёрными блестящими камнями.
-- Приветствую вас, брат и сестра, -- громко заявил Сириус, встав в центр звезды, которая изображена была посередине зала из золотых слитков- чешуек. Человек, который хотел доказать своё доброе отношение к хозяевам дворца, становился сюда. Именно здесь пересекались лучи от датчиков и сканеров, которые просвечивали посетителей на предмет изучения всего и всея. Сириус явно шёл на откровенный контакт. Сет принял его предложение и снял с головы маску животного.
-- Я тебя тоже приветствую. Почему ты пришёл один, без Исиды?
-- Она не может прийти. Не забывай, что она является сейчас Императрицей всей обширной Империи. По тем правилам, которыми она вынуждена руководствоваться, она сама не может куда-то направиться. Разве что в сопровождении многочисленного эскорта, в условиях визита официального. Мы же решили с вами переговорить без лишних глаз и ушей. Я надеюсь, что найду у тебя к этому понимание.
-- Я готов выслушать любое твоё предложение, -- кивнул головой Сет.
-- Отлично, -- широко улыбнулся Сириус, хотя глазами остались такими же колючими, как льдинки. – Мы придём к соглашению, если не станем строить козней друг против друга.
Сет внимательно слушал. Он знал, насколько хитёр Сириус, насколько тот наловчился выстраивать словесные конструкции, понятные и логичные, но скрывающие глубоко в значениях некие выводы, на первый взгляд незаметные.
-- Мы решили с Исидой перевести на Куш столицу Империи, как временную, но вынужденную меру.
-- Куш всегда сторонился Империи, -- прошипела Нафтида, которую распирало от злости и желания высказаться.
-- Мы тебя тоже любим, любезная сестра наша, -- преувеличенно низко поклонился Сириус, продолжая глядеть в глаза Сета, -- но прошу тебя, сначала выслушай до конца наши предложения, посоветуйся с супругом и только после этого бросайся собственным мнением, которое может стать орудием как войны, так и доброй воли.
-- Говори, брат, -- произнёс Сет низким голосом, что означало, что его переполняют чувства, -- мы готовы тебя попробовать понять. Нам известно, сколь ловко ты умеешь делать выгодные предложения, вот только каждый раз оказывается, что больше всего они несут выгоду именно для тебя.
-- Умение использовать сложившиеся обстоятельства являются успешной стороной для любого политика, в том числе и для тебя, брат, -- ответил Сириус, немало не смутившись. – Если что в моих словах тебе не понравится, ты только отметь это. Можно рассмотреть и твои предложения. Я заранее уверен, что мы найдём нужный и правильный баланс.
С этим не станет спорить любой, самый недоверчивый человек. Нафтида промолчала, разглядывая хитрое лицо Сириуса. Тот всегда оставался в выигрыше, но ведь любому везению когда-то приходит конец. Нафтида испытает блаженство, если это произойдёт прямо сейчас.
-- Никто ведь не говорит, -- начал объяснения своей позиции Сириус, -- что Буто переполнится предпринимателями и военными со всех уголков Галактики. Всё останется так, как было. Мы привезли с собой достаточно людей, чтобы столица начала функционировать. Всё остальное можно устроить так, что неприкосновенность пределов Куша нарушена не будет. Но, -- он поднял палец, с ослепительной красоты камнем в перстне, -- можно будет привлечь огромное количество финансовых средств, которые будут устроены в интересах Куша, и всех нас, которые и есть Куш. Как вам такое предложение?
-- Продолжай, брат, мы тебя будем слушать, -- заявил Сет, поправляя маску животного, которую держал на коленях, -- а своё мнение мы объявим позднее. Пока что всё выглядит достаточно привлекательно, но вместе с тем непонятно, для чего столице перебираться к нам, в отдалённый район Империи.
-- Ты не знаешь последних новостей, -- Сириус улыбнулся, но улыбка эта больше напоминала оскал, чем изъявление доброжелательности. – Мемфиса больше не существует. Сначала туда пришла опасная болезнь, а потом Гал Орфис уничтожил город, не в силах контролировать распространение заразы.
-- Это действительно серьёзная новость, -- согласился сет, переглядываясь со своей супругой и одновременно сестрой Нафтидой, -- но не покажется ли подозрительной та поспешность, с какой вы удалились из Мемфиса? Ведь будет проведено следствие.
-- Обязательно будет, -- кивнул Сириус. – Мы даже намерены его инициировать. Мы были вынуждены бежать оттуда, чтобы спасти свои жизни. Те, кто замешкался или бездумно поверил демагогии Орфиса, те погибли в городе, превратившемся в ловушку.
-- Да, мы не должны забывать про Орфиса, который является одним из основных участников партии этой игры. Как быть с ним?
-- К Орфису мы ещё вернёмся, брат, -- улыбнулся Сириус. – Это тебя не должно интересовать. Это наша с Исидой вотчина. Твои владения здесь и здесь ты за всё отвечаешь. Но ты же заявил мне, что голову подняли секты и объединения почитателей Гадеса. Что исследователь Наури, что занимался легендами и личностью этого старого бога древнего мира, сам стал частью его и появился в качестве его представителя. Как это отразится на нашем здесь присутствии?
-- Это сложный вопрос, -- заявил Сет, -- и мы им намерены заняться. Пока что мы знаем, что появление на Куше большого количества столь важных персон и разбудило последователей древнего бога, которые призвали его на помощь. Следствием и стало появление Наури. С этим придётся считаться всем нам. Но мы постараемся уладить всё так, чтобы не пострадали ни ваши люди, ни наши. Давайте начнём с того, что вы мне честно и откровенно составите списки тех, кто прибыл с вами. Отдельно список участников Имперского Двора, отдельно Имперского Совета, отдельно перечень всех воинских формирований. Все, кто не войдёт в перечень ваших людей, и будут считаться преступниками и шпионами, которые собираются сработать на наших противоречиях. Именно их мы и отдадим Гадесу, в лице доктора Наури. Я думаю, что большое жертвоприношение на время умерит из аппетиты.
+ + +
Хнум перестал говорить, но викинги продолжали молчать и смотрели ему в лицо, всё больше мрачнея. Может, где-то в глубине души, каждый из них надеялся, что кушмен заявит, что пошутил, чтобы позабавить их, и на самом-то деле всё здесь не так. Но Хнум молчал и о чём-то напряжённо думал.
-- По твоим словам, кушмен, -- заговорил первым астрогатор Говгалил, -- получается, что нам здесь ничего не сделать? Что зря мы вообще сюда сунулись?
Сюда их послал Гал Орфис, человек, который всех превзошёл в политических расчётах, который умел заглянуть дальше всех. Он стравливал вместе своих врагов и получал выигрыш там, где победить было невозможно. Горе тому, который намеривался переиграть Орфиса. Но ведь викинги не бросали ему вызова. Они лишь были верными союзниками барона Траска оф Траскона, который … который …
-- А не связано ли это всё с Трасконом? – Спросил астрогатор у Хнума.
Кушмен вытаращил глаза и заявил, что в первый раз слышит про этого человека. Тогда викинги, вперебой друг другу, начали рассказывать Хнуму о владетеле Мардука, который попал в центр политических событий Империи и с честью до сих пор выходил из самых сложных ситуаций. Кушмен внимательно выслушал то, что ему говорили и согласился, что адмирал задумал решить, за счёт викингов пространства, свои проблемы.
-- Мы не знаем, что там сталось с Трасконом, -- мрачно резюмировал Говгалил, -- но ясно одно, что нам надо отсюда как можно быстрее убираться.
Все викинги шумно продемонстрировали своё одобрение решению астрогатора.
-- Вот только одна сложность – как нам выбраться отсюда, если вся система Фабиа забита кораблями Объединённого Звёздного флота адмирала Аврелия Грабба? Как обойти все эти корабли и добраться до дома или хотя бы до тех мест, где влияние Империи слабеет?
-- Думаю, -- ответил на призыв астрогатора Хнум, -- что надо отправиться в Буто и поискать там. Я знаю нравы правителей Куша. Вряд ли они довольны обилием имперских гостей у себя дома. Может быть получится сыграть на тех противоречиях, которые уже есть или скоро появятся. Как только они начнут препираться и ссориться, тогда и получится выбраться с планеты.
-- Насколько это реально? – Спросил Эль Мута. – И кто туда отправится?
Викинги разом загомонили. Каждый из них считал, что пойти должен он. Или он со своим товарищем. Или … Шум грозным окриком прекратил Бал Говгалил. Он громко хлопнул ладонью по столу. Стол крякнул, но всё-таки выдержал. Астрогатор покосился в сторону Грига Шина, которого, вместе с Омо Занц, Дидл Брасс предоставил ему «для усиления».
-- Наш здешний друг предлагает дело, -- уверенно заявил разведчик. – Вместе с ним пойду я. Вдвоём мы справимся с задачей. А потом вернёмся обратно и уже тогда решим, что и как будем делать. К тому же надо подумать, как бы связаться с нашими друзьями на Свете. Они ждут от нас сведений.
-- Думаю, что здесь я смогу вам помочь, -- заявил Хнум. – Но сообщение лучше послать, когда мы что-то узнаем в Буто.
На том и порешили. Викинги займутся тем, что будут и дальше укреплять лагерь, создавая вокруг него крепость. А Хнум и Шин собирались в дорогу. Они отправятся на биомобиле, на котором прибыли сюда. Хнум был местным жителем, а Григ Шин обладал умением так менять свою внешность, что тоже сошёл за кушмена, который мечтал увидеть столичный город и решил мечту осуществить. В довершении Хнум показал несколько «фокусов», демонстрируя приёмы телекинеза, когда он поднимал и перемещал предметы с места на место, не касаясь их руками. Викинги были в восторге, как дети.
Биомобиль проигрывал стандартному гравикару в гонке на скорость. Для этого должна быть хорошая ровная поверхность, над которой скользит машина с антигравитационной подвеской и электромагнитным движителем. Нужно также, чтобы не было мешающих факторов, то есть препятствий и встречного транспорта. Тогда да, тогда гравикар показывал свои достоинства. Но что он мог сделать в лесу? Да он бы там мигом застрял.
Сквозь заросли пробивался мобиль, похожий на большого сильного жука, который спешил куда-то по своим делам. А внутри, под твёрдым панцирем, находилась парочка пассажиров, которых мы хорошо знаем. И они вели беседу, присматриваясь друг к дружке.
-- Ты говорил, Хнум, -- спрашивал Шин, успевая выглядывать наружу через обзорные щели в панцире и поглядывать на экран ультразвукового сканера, который просвечивал пространство по курсу машины и давала пространственную развёрстку в миниатюре, позиционируя их нахождение в виде красного квадратика, -- что берёшь на себя связь с кораблём викингов. Но ведь крейсер находится на спутнике Куша и про орбитальные лифты, контролируемые властями, речь ведь не идёт? Я правильно понимаю?
-- Совершенно правильно, -- казалось, что кушмен намерен немного вздремнуть, так как всё время щурился. – Но у меня имеются свои секреты. К их помощи я и намерен прибегнуть.
-- Нехорошо секретничать от своих друзей, -- заявил разведчик. – Тебе всё равно придётся довериться нам, кому-нибудь из нас. В одиночку здесь трудно выжить. То есть выжить-то можно. Но ведь и не более того. А ты, как я вижу, намерен активно действовать. С союзниками, такими хорошими союзниками, как мы, это возможно.
-- Я потому и предложил своё в ваших делах участие, -- ответил кушмен, -- что вижу смысл в объединении наших интересов.
-- Так в чём же дело? – Подзуживал кушмена разведчик. – Давай, рассказывай.
-- Ну, хорошо, -- улыбнулся Хнум. – Кое-что я тебе расскажу. Дело в том, что владетели Куша обладают способностями не только двигать предметы силой разума и воли, не только мыслью управлять чужим организмом, но и перемещаться в пространстве. Это весьма сложное искусство, но им можно овладеть. Я участвовал в генетических экспериментах, которые проводились в тайных лабораториях на территории дворцового комплекса Шуген. Собственно говоря, именно я и организовал исследовательские лаборатории. Но Геб, когда сделался верховным репати, начал отодвигать меня в сторону. А когда я, вопреки его воле, прошёл через серию экспериментов, он запретил мне появляться там.
-- Ты говорил, -- вспомнил Шин, -- что являлся названным братом другого репати – Шу. Что же сталось с ним?
-- Шу, это был великий человек, -- медленно, как бы нехотя ответил кушмен. – Он хотел понять природу вещей и появление нынешней расы на Куше. Для этого он погружался в пласты истории, создавая свои копии и отправляя их в виде информационного объёма в прошлое.
-- В прошлое? – Удивился разведчик. -- Как это сделать? Мне кажется, что это просто невозможно. Даже представить себе.
-- Представить себе – согласен, -- улыбнулся Хнум. – Но тем не менее у Шу и его исследователей что-то получалось. Копии уходили и даже посылали сигналы из прошлого. Потом сигналы приходить перестали. А потом … потом пришло приглашение выйти на связь. Вы представляете – оттуда, из глубины веков, пришёл ответ и приглашение к контакту. Что бы вы сделали?
-- Я? Лично я? – Подобрался разведчик. – Моя профессия связана с риском и потому я … наверное, согласился бы.
-- Настоящий исследователь, он всегда и разведчик тоже, только заглядывает он не в тыл потенциального противника, а кое-куда гораздо глубже и – уверяю вас – опаснее. Тогда, в лаборатории, нас осталось три человека. Остальной персонал мы удалили. Остались я, как куратор исследований, Шу, как глава проекта, и Наури, как научный руководитель.
-- Постойте, -- едва не вскочил на ноги Шин. – Этот … Наури … Уж не тот ли самый, который воплотил в себе вашего древнего бога?
-- Да, тот самый. Но в моей лаборатории он был учёным, учёным выдающимся. За такого Имперская Академия наук отдала бы многое. Но он был кушменом, и являлся приверженцем Шу. Мы начали эксперимент и вышли в совершенно новые пространства, с иными свойствами его наполнения, той субстанции, которая была временем. Нам помогали с той стороны. И это было настоящим чудом, прорывом в науке, в самом буквальном смысле! Мы устроили в лаборатории отдельную камеру, которая стала мостом, соединяющим наш мир и тот, с которым мы пытались установить общение. Внезапно там материализовалась фигура. Это был человек, похожий на современного кушмена своим обликом, и даже … он походил на Шу. Приглядевшись, мы поняли, что это была одна из копий репати, которых мы отправили туда не менее десятка. Вот тогда-то Шу и решился войти в камеру, где его ожидал его же двойник. Мы пытались его отговаривать, но делали это неубедительно. Мало того, мы сами хотели идти вместо него. Но Шу уже принял решение. Он обладал многими знаниями и пси-способности его намного превосходили наши. Он пошёл туда … туда …
-- Что же было дальше? – С нетерпением спросил Григ Шин, поглядывая на спутника, который пристально вглядывался в дорогу, точнее – тропинку, по которой биомобиль пробирался по лесу.
-- Что – дальше? – Вздохнул Хнум. – Дальше они оба исчезли, растворились в воздухе. Я бросился ко входу в камеру, но Наури опередил меня. Он был молодой и занимался разными видами спорта. Он оказался там впереди меня. И тоже исчез. Я остался в одиночестве и не знал, что делать дальше. Признаюсь тебе, Григ, что я тогда растерялся. Последовать за ними? И тоже погибнуть? Но будет ли это правильным поступком? Взывать о помощи к другим сотрудникам? Но будет ли от этого польза? Пока я метался в мыслях от одного решения к другому, в камере вновь появились две фигуры. В одном я с радостью узнал Шу, своего друга, а вторым был Наури. Это был Наури, которого мы знали, но вместе с тем и совсем другой человек, гораздо старше его. Но и Ши изменился тоже. Только теперь я это заметил. Он был истощён и постарел. Я кинулся вперёд и открыл дверь в камеру. Сделал шаг вперёд и схватил за руки своего друга. И тут на меня налетел Наури. Мне показалось, что он превратился в демона, настолько его лицо и сама фигура переменилась исказилась … Знаешь, мне не хватает слов … Этот человек, это существо, которое я принял за своего подчинённого, выдающегося учёного, к которому чувствовал всей душой расположение, схватил меня за грудки, легко вздёрнул над землёй, словно я ничего не весил, а потом швырнул прочь.
-- Что же было потом? – Нетерпеливо спросил разведчик, наблюдая, как меняется выражение лица его спутника. Должно быть кушмен заново всё переживал, все те события.
-- Я толком и не знаю, -- после весьма продолжительной паузы ответил Хнум. – Позднее я попытался восстановить события, силой логический выводов, п также благодаря тем сведениям, которые доходили до меня. Как ты помнишь, Григ, мы находились внутри камеры в нашей лаборатории. Камера была наполнена субстанцией, необычной для нашего мира, так как нам помогали её создавать с той стороны. Свойства того пространства были весьма относительны и мы не успели их как-то систематизировать. Должно быть какую-то роль сыграло и это. А также то, каким сделался Наури. Но именно его страшный толчок вышвырнул меня не только из камеры и лаборатории, но и с Куша самого. Я попал на Свет, сателлит нашего мира, который уже пришёл в упадок, после того, как отказались окончательно от вредных механизированных технологий, которые повсеместно были переправлены на Свет. Но и это ещё не самое удивительное. Я был перемещён не только в пространстве, но и во времени, на полтора десятилетия и оказался в самом жалком и безнадёжном положении. Кроме меня, на Свете влачат существование другие изгои, числом в несколько тысяч, и некоторые объединяются в группы и шайки, чтобы было легче выжить. Не знаю уж, как я перебивался и почему не умер. Должно быть, этим бы всё и закончилось, но меня подобрали ваши товарищи, викинги пространства. Они меня выходили, поставили на ноги, и я поклялся оказать им ответную услугу. Именно этим я и занимаюсь сейчас.
-- Но как такое могло получиться? -- Не мог поверить рассказу Шин, уж слишком невероятно было им услышанное. – Не плод ли это больного воображения? Может, тебе это всё пригрезилось в бреду?
-- Это действительно лёгкий способ объяснений, и может избавить от терзаний. Последствия затяжной болезни, и всё тут. Но я не хочу уходить от истины. Да, это всё действительно со мной случилось. И я размышлял, сопоставлял одно с другим. Я пришёл к выводу, что для Шу, и для моего друга Шу, там, куда они попали, прошло много времени, вероятно те самые полтора десятилетия, по истечения которых они вернулись обратно, в наш мир, в наше времени, где для меня прошло не более получаса. Но вернулись они уже другими. Как на них подействовало проживание в необычных условиях, я не могу доподлинно знать. Наури стал совершенно другим, чужим и переполненным запредельными силами и могуществом. А мой друг Шу, он тоже изменился. Тот мир сломал его и высушил. Он не сделал ни одного движения и не сказал и слова в мою защиту, когда Наури напал на меня. Учёный зашвырнул меня сквозь пространство, а то обстоятельство, что разница в полтора десятилетия эхом прокатилось по камере, и составило тот темпоральной вихрь, который перекинул меня тоже через эти проклятые полтора десятилетия. Эта была моя цена за участие в том эксперименте.
-- Уж больно всё это невероятно звучит, -- признался Григ Шин, поглядывая на кушмена. – Но я не до конца понимаю, зачем ты снова полез во всё это?
-- Я и сам в этом не до конца разобрался, -- ответил Хнум. – Скорей всего здесь и то, что я хочу узнать, что же сталось с Шу на самом деле. И ещё мне хочется отблагодарить вас за помощь и участие в моей судьбе. А ещё мне захотелось попасть в Буто, я тоскую без его улиц с богатыми особняками и роскошными садами, которые соединяются друг с другом посредством ажурных надземных мостиков. Оказалось, что я тоскую без всего этого великолепия, без которого вполне можно обходиться, но к которому так тянет, если появится возможность вновь с этим как-то соприкоснуться… Кстати сказать, мы уже выбрались из леса.
Действительно, умный механизм, а скорее даже живой организм, каким был биомобиль, наконец выбрался из лесных зарослей и теперь мчался по дороге, увеличивая скорость. Должно быть и ему наскучило брести по заросшим тропам и захотелось размять конечности. Это как ребёнок, который вдруг бросается вперёд стремглав, вздрыгивая ногами и подпрыгивая, переполненный энергией и весёлым настроением, рождёнными из его юного возраста и душевного настроя. Машина, конечно же, не подпрыгивала и не вопила от радости, но в остальном всё было похоже. Григ Шин даже чуть сбавил её скорость и биомобиль послушно сдержал порыв, продолжая бежать в сторону Буто.
+ + +
Императорский Двор разместился во дворце Исиды и – частично – Сириуса. Сначала царедворцы чувствовали себя скованно и неуютно. Да и понятно, ведь им пришлось осваивать новые для себя условия. Но, постепенно, люди обжились на новом месте и перенесли сюда свои привычки и обычаи. Конечно же, больше всех старался Баарвеер сон Хессус, который одни правила чуть изменил, другие скорректировал по обстоятельствам, кое-что взял из местных обычаев. Большую роль сыграла местная мода, которая пришлась по вкусу вельможам, которым наскучила та пресная жизнь, которую пришлось им вести с тех пор, как с Императором случилось несчастье. Потом несчастья посыпались как из рога изобилия. Какое уж тут веселье … Но человеческое общество устроено таким образом, что долго пребывать ни в радости, ни в горести, оно не собирается. Начинаются выискиваться поводы, по которым можно отменить траур. И, если большая часть общества чего-то жаждет, то нет причин не удовлетворить их желания.
Исида объявила Большой Праздник Весны. По этому случаю все залы и коридоры были украшены цветными гирляндами и панно. Садовники стимулировали растения и те дали обилие самых разных цветов. Из Буто привезли музыкантов и они дали представление, рождая чарующие музыкальные произведения, в которых участвовали не только профессиональные танцоры, но и птицы, разукрашенные в самые экзотические цвета, и крупные бабочки, к которым были привязаны разноцветные нити и они во время полёта составляли живые картинки. Зрители были в восторге.
Во дворе поставили большую сферическую антенну глобальной связи и теперь глобовидение вещало отсюда, показывая течение светской жизни Императорского Двора. Всё делалось для того, чтобы народ Империи видел, что кризис в Империи преодолевается и где-то всё наладилось, а в других местах если что и не так, то это ненадолго.
Вельможи и сановники старались изо всех сил, и кое-кто из них был даже искренен, убедив себя, всё уже наладилось. Но сама Исида понимала, что это не более, чем видимость. Всю государственную политику делал Пра гэгхарн Татен, при деятельном участии Императорского Совета. Какую-то роль могла бы сыграть и она, но вот Совет … Сюда, на Куш, прибыло слишком мало людей, представляющих разных миры и сферы политики, что было явно недостаточно для провидения масштабных заседаний, а имеющийся состав был нелегитимен. Надо было ждать, пока сюда прибудут члены Совета, которые сбежали из Мемфиса, когда там началась эпидемия. Либо набрать часть политиков из политического бомонда Куша. В любом случае, пора было начинать действовать. Уже вчера.
Для первого обновлённого состава Имперского Совета был выделен пустующий дворец комплекса Шуген, в котором должны были поселиться будущий репати со своей супругой. Пока что Сет и Нафтида проживали в своём старом дворце, а новый только обустраивался. Его и было решено пока что использовать для заседаний. Ни Сет, ни Нафтида не стали спорить или строить другие козни. Похоже, им самим было интересно. К тому же они сами будут участвовать в заседаниях Совета, и находиться не среди рядовых участниках, а на почётных местах сопредседателей. Как и Геб с Нут. Как и Сириус. Даже Исида должна была находиться рядом с ними. Разве что размеры трона у неё были больше, да убранство нарядов богаче и пышней. Да и понятно – вся же она была Императрицей, то есть главою Совета, пусть это скромно называлось – исполняющей обязанности.
Кроме членов семьи Шу, то есть его потомков, в Совете появились ещё несколько видных сановников, уроженцев Куша. Они или входили в ближайшее окружение Исиды или Сириуса, либо обладали большим авторитетом в той области знаний или умений, которые их прославили. Таким был академик Курош, создатель биологического варианта вычислительных машин, которые умели обрабатывать огромное количество информации и делать предсказания. Это был Жандош, талантливый финансист и инвестор, которому принадлежала банковская империя, делавшая крупные инвестиции не только в экономику Куша, но ещё нескольких миров. Это была Дайра Симитри, единственная женщина на Куше, чьи слова не смели оспаривать самые авторитетные мужчины. Она была создателем философского мировоззрения о целях развития цивилизации, о прогрессиях эволюционного пути, о тех сложностях, что будут испытывать будущие представители антропоидных цивилизаций и о переходе в фазу энерго- информационного диапазона человеческой сущности. Это был … Впрочем, не было необходимости перечислять всех видных кушменов, тем более, что им прочили, хотя бы на первых порах, роль простых статистов, но, разве что, с полным правом голосования в тех вопросов, в которых предусматривалось нахождения общего решения.
Первое заседание открывала сама Исида, что должно было показать, насколько серьёзно она настроена на работу и насколько важным она считает проведение Совета. Для обновлённого образа Императрицы были использованы работы лучших дизайнеров и модельеров Куша, среди которых можно выделить Джандиша и Олеко, которые смогли сотворить невозможное – живую ткань, из которой и был «пошит» костюм. Точнее, сказать, костюм был выращен в лаборатории и должен был составить с организмом Исиды своеобразный симбиоз, сигнализирую ей о состоянии организма и о настроениях окружающих её людей, ибо ткань служило антенной биосканера, который непрерывно изучал окружающее Императрицу пространства. А ещё костюм подчёркивал выгодные особенности фигуры Исиды, что было ею отмечено в первую очередь. Также ткань костюма подбирала цвета, которые должны были дополнять образ Императрицы. Таким образом, и Джандиш, и Олеко, были награждены за достойные результаты своих исследовательских работ в области биотехнологий текстильной промышленности.
-- Уважаемые участники Императорского Совета, -- начала свою речь Императрица, изображение которой передавалось и на другие миры Империи, население которой давно уже волновалось, озабоченное затянувшимся отсутствием на политической сцене важных участников действий. – С большим прискорбием я должна сообщить о том, что наш супруг и Император Пра гэгхарн Татен трагично погиб, находясь в столичном городе Мемфисе. По жесточайшей иронии судьбы на Мемфис обрушилась страшная болезнь, на борьбу с которой были брошены лучшие умы и медицинские светила Галактики. Многие из нас предпочли удалиться из Мемфиса. К большому общему нашему сожалению, эвакуацию нашего Императора провести было невозможно, ибо он был привязан к данному месту роковым стечением обстоятельств, о которых будет Совету рассказано позднее, ибо многое здесь неясно, а ещё больше того покрыто тайной, разглашение которой допустить нельзя, ибо в этом замешаны факторы, требующие научного анализа. Факт тот, что Пра гэгхарн Татен был изолирован от опасностей Мемфиса, но адмирал Гал Орфис, который отвечал за безопасность нашего Императора, вероятно, не выдержав напряжения работы, и, чувствуя, что не может более контролировать стремительно ухудшающуюся ситуацию, приказал военным силам Иуну уничтожить Мемфис. Желал он зла Пра гэгхарн Татену, или хотел покончить с опасной болезнью, поглотившей нашу столицу, это будет выяснено в ходе расследования, но, среди прочих ударов, был обстрелян Императорский Дворец, который получил серьёзные разрушения и рухнул на поверхность Иуну. Мы приказали провести спасательные экспедиции на тот случай, если там кто-то уцелел и одновременно объявили Иуну зоной строжайшего карантина, дабы не допустить распространения опасной болезни и на другие миры Империи.
Среди слушателей начался лёгкий ропот. Опытные царедворцы молчали и ждали продолжение речи Исиды. Впечатлениями начали делиться новички, которые только начали многосложный путь в политику. Императрица слегка нахмурилась и так глянула в зал, что шум голосов моментально стих, словно кто повернул ручку громкости. Все ждали, что она ещё скажет. Наверное, Императрица заранее отрепетировала этот ход, потому как получилось довольно эффектно. Она управляла людьми, а они её охотно подчинялись. Это увидят множество зрителей глобовидения, ибо трансляция заседания распространялась на большую часть обжитой Галактики, с учётом времени распространения сигнала.
-- Мы будем проводить тщательное расследование, как обстоятельств того случая, что произошёл с Пра гэгхарн Татеном, так и появления опасной болезни в Мемфисе. Не останется без нашего внимания и деятельность, или бездеятельность адмирала Орфиса. Мы отдаём себе отчёт в сложности сей процедуры и особенностях и потому объявляем, как временную меру, особое положение в центральной части Империи.
Особое положение! Это весьма серьёзный и решительный шаг, который даёт большие полномочия тому, кто готов взять на себя обязанности и ответственность человека, замыкающего на себе все управляющие Империей нити. Это было безусловное право Пра Татена, которое разделялось с ним Галом Орфисом, а также, номинально, Императрицей, как наиболее приближёнными лицами. Но впервые получилось так, что именно Императрица и объявила это условие.
Всё было весьма и весьма серьёзно. Извинимся за повторяемость определений.
Сет и Нафтида внимательно вслушивались в то, что говорила Исида, но ничем не выдавали того, что думали. Они даже старались не переглядываться. Для чужаков, которые явились на Куш, а качестве сопровождающих лиц их венценосной сестры и не менее амбициозного брата, должно создаться положение, что это общее мнение высшего круга Куша. Для посторонних они должны быть едиными, но позднее … позднее всё будет обдумано и начнётся вырабатываться какая-то мера. Исида пригласила их для участия в Императорском Совете. Что за этим предложением кроется? Что здесь больше – доверия, либо предложение разделить ответственность, если что-то пойдёт не так?
Ни Сет, ни Нафтида не отказались бы от того, чтобы вкусить часть имперской власти, но отвечать за то, что придумали Исида, либо Сириус? Нет, нет и ещё раз – категорическое нет!
Тем временем начали высказывать своё мнение высшие сановники из Совета Империи. Они уже поднаторели в словесных баталиях и научились формулировать свои мысли настолько обтекаемо, что их невозможно было уличить в том, что они критикуют решение Императрицы, и вместе с тем они предрекали, что Империи придётся пройти сквозь череду трудностей. Исида сидела и внимательно слушала их, полузакрыв глаза и глядя в пространство над головами членов Совета. Сириус едва заметно улыбался, словно его забавляли слова экспертов. Другие кушмены, что сидели рядом с ними, были каменно неподвижны и напряжённы. Им было в новинку говорить о том, что далеко выходило за пределы их мира. Ряд экспертов, к примеру Дайра Симитри или Жандош, хотели бы тоже высказаться, но им слово не было предоставлено по тем условиям, на которых признали их членство в Совете. Они могли дать письменную резолюцию, которая учитывалась позднее, при работе Экспертного Совета, который входил в исполнительный комитет Имперского Совета.
-- Я выслушала вас, -- объявила Исида, уловив паузу среди выступающих, -- и готова подтвердить о всей серьёзности времён, в период которых вступает наша Империя. Мы отдаём себе отчёт о важности событий, но не можем и оставить без должного внимания всего того, что и привело к тем сложностям, которые мы сейчас переживаем…
Она говорила не громко, но у каждого слушателя создавалось впечатление, что каждую свою фразу она как бы вколачивала ему в голову. Это было удивительное ощущение. Может быть по той причине, что ещё ни один кушмен, имеется в виду кушмен из высшей касты Куша, не выступал по глобовидению и люди не были знакомы с ощущениями, которые сопровождались такие вот выступления. Это было сродни гипнозу, глубинному гипнозу, когда фразы не просто слышатся, они в голове отпечатываются и делаются установочными. И это было одной из форм закрытых знаний, закрытых для общего пользования.
Потом передача на внешние источники была закончена, но заседание продолжалась. Исида продолжала говорить, глядя в глаза каждому из членов Императорского Совета. Именно такое ощущение они испытывали и от этого воздействия как-то уклониться было нельзя. Сириус внимательно наблюдал за каждым из участников действия и отмечал каждого, который не реагировал должным образом, то есть не демонстрировал трепета и рвения. Когда аудитория была довольно большой, эффект внушаемой речи незначительно снижался, ибо многие сильные личности обладали иммунитетом на внушение, а кое-кто сделал себе биоблокаду сознания, поставив психофильтры на принудительное внушение. Вот их-то Сириус сейчас и вычислял. А ещё он поглядывал на экран связи, ибо ожидал важного визита, визита бывшего учёного Наури, ныне сделавшегося чем-то много большим, чем обычный человек. Когда экран связи начал пульсировать сигналом, Сириус подал знак сестре и она начала завершение речи.
-- Таким образом произойдёт временное ограничение тех институтов власти, которые стали причиной появления беспорядков, для их коррекции. Мы объявляем чрезвычайное положение на определённое время, до конца следствия, о чём будет сообщено дополнительно.
Это всё было сказано для сидящих в зале, а для всего человечества, граждан Империи заявления пока что не прозвучало. Оно появится с небольшой задержкой, через специальные письменные сообщения главам миров, входящих в галактическое объединение Империи. Но сначала Исида, на пару с Сириусом, собиралась разобраться с делами у себе дома.
Глава 4. Копание в себе.
Барон Траск оф Траскон почти что добрался до медицинского центра, когда послышался вызов из коммуникатора, какой он нашёл во флайере Костарикаса. Они с водителем договорились держать связь между собой. На случай экстраординарного происшествия. Что там могло случиться? Ведь он разогнал тех безумцев, что проникли в транспортный отсек, и попытался блокировать вход. Он нашёл закуток и спрятался там, после чего включил коммуникатор.
-- Господин барон, -- голографическое изображение миниатюрного пилота трясло от паники, которой он поддался, -- я не могу больше ждать. Они … они повсюду …
-- Что такое? – Траскон нахмурился и придал себе вид гордый и раздражённый. Слуги аристократов привыкли именно к такому обхождению и не принимали другого, тем более – дружеского. От этого они только наглели.
-- После того, как вы отсюда выбрались, эти … которые безумцы … они каким-то образом нашли способ прорваться в салон. Похоже, они начали штурмовать машину. Если они … если они её опрокинут, то мы не сможем уже ничего сделать. Тогда мы погибнем все здесь.
Айвена Вэнса трясло так, что даже зубы стучали. Глаза вот-вот должны были вылезти из орбит, а волосы пропитались потом до такой степени, что прилипли к черепу. Он почти что не понимал, что происходит и едва мог оценивать ситуацию.
-- Спокойствие, -- строго оборвал его барон. – Они ничего не смогут сделать. Машина слишком тяжела для них. Они скоро оставят тебя в покое. Сделай вид, что в салоне никого нет. Говори это себе. Говори вслух. Я скоро вернусь. Я уже добрался до своих товарищей. Сейчас мы отправимся обратно. Дело всего лишь нескольких минут.
-- Не знаю … ничего не знаю …
Затем связь оборвалась, а через несколько мгновений барон понял, что его новый товарищ сбежал из Дворца, и бросил их всех. От панического чувства он потерял последние остатки благоразумия. Конечно же, этот поступок Гал Орфис растолкует по своему. По мнению адмирала, барон пытается сбежать, ибо ему совершенно нечего предоставить Орфису. То есть, цена его, как сотрудника, моментально скатывается к нулю. Учитываю ситуацию, всё это равнозначно …
Времени додумывать не оставалось, ни мгновения, и Траск включил свой организм на полный форсаж. Вихрем он подлетел ко входу в лабораторию и произвёл серию условленных стуков. Дверь скрипнула и приоткрылась. Из створки выглянул Эммерли, лицо которого было искажено гримасой сомнений. За его спиной стоял один из ассистентов, вооружённый подобием копья. Он был готов ударить любого, кто сделает попытку войти внутрь их осаждённой крепости.
-- Быстро! – Траск оф Траскон не делал попыток войти. Наоборот, он отступил назад. – Выходим все и следуем за мной. Оставьте все сомнения, или оставайтесь сами. У нас в запасе несколько мгновений. Потом будет поздно. За мной. Ждать я не стану.
Он повернулся, составляя в голове план перемещений. Воспользоваться следует системой тайных переходов, вот только они слишком узки для поспешного бегства. Но других вариантов просто не было. К ним, на шум голоса, уже наверняка спешили больные «бешенством», слух которых был обострён до сверхъестественного уровня. А идти придётся до нижнего уровня, где располагалась силовая установка и кольцо антигравитаторов. Там же находился аварийный лифт для обслуживающего персонала силовой установки. Если бы что во Дворце случилось, какие-то неполадки с ядерно- силовыми установками, то обслуживающий персонал должен был дать время на эвакуацию всем, кто находился в Императорском Дворце, а потом воспользоваться аварийным спуском на поверхность Иуну. Как-то систему эвакуации барону показал Гал Орфис, когда демонстрировал новому фавориту Пра Татена достоинства их жилища. Ещё тогда Траск подметил, насколько тщательно всё здесь продумано. Может потому здесь и продержались люди, в то время как в других летающих пирамидах эпидемия распространялась лавинообразно.
Выждав необходимое время и услышав, что из лаборатории начали выходить, барон двинулся в направлении ближайшего скрытого портала. Он осматривал стенные панели, задействовав «сканирующее» зрение, которому его обучил Такэхай Сусаноо, то есть Старый Занзани. То защитное биополе, что окружало его коконом, он сконцентрировал на руки и теперь выискивал замаскированный проход. Таковой скоро нашёлся. Медики столпились тесной группой, испуганно озираясь и обмениваясь короткими фразами. И, хотя говорили они шёпотом, барон сердитым жестом заставил их замолчать. Но проявлять чрезмерную осторожность было уже поздно.
Сначала в одной стороне коридора появилась раскачивающаяся фигура в обрывках раззолоченной ливреи, а потом, почти сразу, и с противоположной стороны кольцевого коридора вышли ещё люди, в военном обмундировании и в когда-то роскошных одеяниях кого-то из высшей касты. Все они вытягивали руки и скалили зубы. Глаза их горели бешенством и агрессией. Медики испуганно закричали, от чего «бешеные» оживились ещё сильнее.
Панель наконец подалась, открывая проход. Барон схватил рукой Эммерли и сунул его внутрь, не обращая внимания на его судорожные телодвижения. Точно так же он запихнул туда же второго медика. А третий полез туда сам. Барон выхватил у него из рук пику и шагнул навстречу первому из набегающих «бешеных». Все военные и силовые знания, какие были у людей, остались в прошлом, стёртые из сознания штаммами вирусов, которые полностью перепрограммировали тело и разум для других целей, главным образом для нападения и распространения болезни на всё новых носителей. Это было совершенное биологическое оружие, талантливо кем-т о разработанное. И оно действовало, это оружие, поразив такой защищённый город, как Мемфис. На удивление легко и быстро. Они, то есть больные, переносчики вируса, брали напором и отсутствием страха.
Вот и теперь они бежали на группу испуганным медиков, всё увеличивая темп движения. Но навстречу им устремился некто, чей напор и стремительность не уступали, а наоборот – превосходили их. Одним движением копья он отрубил голову первому из нападавших, а потом так перемещался, что нападающие мешались друг другу, пытаясь схватить и опрокинуть «жертву». Вот только «жертва» не собиралась сдаваться, а боролась и делала это столь ловко, что расшвыряла всех в стороны, половину уничтожив, а пока оставшиеся поднимались на ноги, ловкий боец нырнул в узкий проём и успел захлопнуть его перед носом ближайшего «бешеного».
Те, кто остался стоять на ногах, напрасно завывали и пытались ворваться внутрь. Проходы были хорошо защищены, а стены в этих местах усилены с обратной стороны, по планам архитекторов, что проектировали Дворец. Было предусмотрено даже освещение внутри, по ту сторону стен.
Медики стояли и дожидались барона, испуганно вытягивая шеи. Они не бросились бежать прочь, оставшись на месте, и тем выгодно отличались от того же Айвена Вэнса. С другой стороны, пилот был один и напуган до полусмерти, а эти отсиделись в безопасном месте.
-- Идите за мной, -- коротко сказал Траск и медики потянулись за ним, доверившись ему полностью. Они шли по коротким коридорчиком и опускались всё ниже и ниже. Здесь отделка отсутствовала вовсе и материалы были простые и грубые. Сюда Император и те из высших сановников, что пользовались его доверием, не заходили ни разу, но Орфис бывал всюду и всё внимательно изучал. Безопасность была в его ведении и он относился к этому добросовестно.
Хотя сам барон оф Траскон очень спешил и небезосновательно, но он был вынужден примериваться к тем возможностям, какими обладали его спутники, которые были ослаблены и напуганы. Конечно, он мог бы их бросить и спасать свою жизнь, тем более, что он нёс ответственность за целый мир – Мардук, а тут всего лишь несколько человек, да и те не из числа его подданных. Но, вот ведь какое дело, владетель перестаёт быть владетелем ровно в тот момент, когда начинает ценить свою жизнь больше, чем жизнь тех, кто ему доверился. Пожертвовав малым, ты даёшь знать самому себе, что готов пожертвовать и всем целым, пусть и не в данную минуту, но процесс к этому уже начался. Такой вот закон взаимосвязей.
Траск оф Траскон пытался предугадать рассуждения и действия Гала Орфиса. От того, насколько это у него получится, зависело, успеют ли они спастись из Дворца. Да, Императорский Дворец был практически неуязвим, но ведь Адмирал Орфис как раз и заведовал методами безопасности данного места и знал кое-какие хитрости. По крайней мере, до сих пор с ними ничего фатального ещё не случилось, если не считать фатальным то, с чем пришлось столкнуться жителям и обитателям Мемфиса. Ясно одно, что сам Орфис к этому никак не причастен.
До технического сектора они добрались без всяких неприятностей. В этом Траск и не сомневался. Сейчас зависело, много ли здесь находится людей из персонала, заразившихся и пытавшихся спрятаться здесь, где не должно быть посторонних. Таковых обнаружилось в количестве не менее десяти человек. Пока они сообразили, что в секторе появились новенькие, барон успел уничтожить половину из них. Зато с прочими пришлось повозиться. Не случайно ведь это было видом биологического оружия. Оружие и предназначено для того, чтобы быть эффективным. Вот оно, оружие, и оказывало сопротивление барону. Мало того, оно пыталось атаковать и почти что в этом преуспело. Почти, потому что каждый из носителей болезни действовал самостоятельно и не консолидировался с другими частицами оружия. Так что можно было использовать их напор, перенаправляя его таким образом, чтобы они мешали друг другу, а линии атак барон направлял, чтобы уничтожать самому и помогать неприятелю уничтожать друг друга.
Пока продолжался этот поединок, быстрый и даже стремительный, один из медиков грохнулся в обморок. Люди мирных профессий порой остро переживают специфические зрелища чужого непрофильного профессионализма.
Дальше был силовой сектор, где было всего лишь двое «бешеных» и Траск оф Траскон с ними легко совладал, тем более, что его союзники как-то уже адаптировались с ситуацией и отвлекали на себя нападающую сторону. Барон сломал спину последнего из наличествующих носителей вируса и принялся искать средства аварийного десантирования. Он очень устал и хотел лечь, закрыть глаза и не думать ни о чём, хотя бы пару часов. Но пары часов не было, и даже пары минут, чтобы расслабиться. Он всё же нашёл аварийный лифт и распределил своих людей. Их было четверо, лифт отправлял попарно.
-- Встретимся внизу, -- напутствовал барон Дидье Эммерли и одного из его ассистентов. – Мы спустимся за вами. Ждите нас и далеко не отходите.
Кабина чмокнула и пассажиры пропали из виду. Их унесла капсула силовой защиты с эффектом принудительного торможения. Силовое поле, которое окружало Дворец, на ничтожную долю открылось и захлопнулось вновь.
-- Сейчас отправимся мы, -- обратился барон к оставшемуся медику и понял, что даже не знает его имени. – Как тебя зовут?
-- Баз Эндрюс, господин барон, -- мужчина с бледным веснушчатым лицом моргал белёсыми ресницами и неуверенно улыбался. Должно быть он уже не раз прощался с жизнью и каждый раз оказывалось, что он чуть поспешил. – Мы не погибнем?
-- Мы постараемся, чтобы не погибнуть.
Барон ободряюще похлопал парня по плечу и подтолкнул его по направлению к появившейся узкой кабинке аварийного спуска. Промедлять далее было никак нельзя.
+ + +
Летающие пирамиды Мемфиса, которые столь часто показывали жителям Империи в передачах глобовидения, теперь пылали и рушились вниз, на поверхность Иуну, которая была давно уже объявлена заповедником и принадлежала Пра гэгхарн Татену, владетелем которой я номинально являлся. На планете имелось несколько шикарных имений и усадеб, в которых справлялись юбилеи и другие праздники, личные, а не государственные. Имперские праздники непременно показывались глобозрителям, и это действо, это шоу делало их сопричастными с государственной политикой, частью большого целого, в то время как юбилеи и праздники личные не должны становиться предметом интересов всех.
Кажется, что всё это было в другой жизни, счастливой и красочной. Сейчас же околопланетное пространство Иуну пронизывалось энергетическими лучами и управляемыми ракетами, ибо кое-кто из жителей Мемфиса пытался спасти бегством Может быть это были люди здоровые, раз они сохранили свои знания и умения до такой степени, чтобы управлять космическими челноками. Но большой роли это не играло, потому как они уже могли стать носителями страшной и заразной болезни. Их надо было тоже уничтожить. Жестоко? Конечно, но другого способа уже не было, в данной ситуации хаоса. Ведь большая часть специалистов покинула столицу, оставила её на произвол судьбы. Вот этим произволом и занимался сейчас Гал Орфис, при поддержке генерала Хорста Гаккеля. И, если первый это делал по большой надобности, то второй чинил насилие с удовольствием, энергично отдавая соответствующие приказания.
Крейсера и линкоры, которые до сих пор охраняли вотчину Имперской власти, сейчас сами несли смерть и разрушение именно того, что недавно столь трепетно охраняли. Всё это было настолько сюрреалистично, что разум отказывался воспринимать происходящее. Надо признаться, что команды нескольких кораблей отказались участвовать в этом тотальном жертвоприношении и сейчас молчаливо висели в пространстве, ожидая своей судьбы, в том числе и самых жестоких кар за неисполнение приказа.
Напротив Императорского Дворца находился флагманский крейсер «Стремительный» и два тяжёлых дредноута, которые обладали самым мощным вооружением и до сих пор ещё не использованных. Каждый командующий имеет свой собственный резерв, который используется далеко не сразу и является как бы секретной картой.
Удирающий флайер Костарикаса Гал Орфис сбил лично управляемой ракетой и наблюдал, как пылающие обломки кружатся в верхних слоях атмосферы Иуну. Собственно говоря, эта ракета и стала первым выстрелом, за которым последовали слаженные залпы эскадры. Не прошло и часа, а от Мемфиса ничего не осталось. Ничего, за исключением Императорского Дворца. Правда, и по нему было совершено немало выстрелов самых азартных исполнителей, которые вошли в раж уничтожения. Вот только не было от тех попаданий никакого толку, ибо Дворец имел совершенную силовую защиту. И не важно было, что внутри не осталось людей, которые могли бы оказать сопротивление, защита действовала автоматически. Извне на неё нельзя было воздействовать, так она была запрограммирована. Пока идёт бой, длится нападение, силовую защиту убрать было нельзя, равно как и отправить туда десант.
Но был у Гала Орфиса последний козырь, который он, по какой-то внутренней причине ещё не использовал, не мог себя заставить. Это была сверхсекретная миниатюрная ракета с программой вирусного воздействия на силовое поле. Известно, что поле защиты отталкивает механическое или энергетическое воздействие, а также рассеивает самый мощный импульс излучения. Разве что перед падением в недра звезды эта защита устоять не может. Однако учёные изобрели хитрый метод, при котором силовое поле может поменять своё значение, то есть вместо отбрасывания наступает сжатие. Достаточно было перекодирующей программе послать командный сигнал, как наступал коллапс. Это было сверхсекретное оружие, которое официально ещё не использовалось ни разу.
Когда поступил сигнал, что на Императорском Дворце сработал аварийный скоростной лифт, Гал Орфис перестал сомневаться и лично отправил ракету с программой- убийцей. Как только ракета коснулась невидимой сферы силовой защиты, внутрь пошёл особый сигнал-бур, который проходил сквозь силовые поля благодаря нейтральным свойствам. А затем пошёл эффект сжатия. Сияющая сфера почернела и начала сжиматься и съёживаться, чтобы через считанные мгновения исчезнуть из глаз, перейдя в сверхплотное состояние. Далее следовал мощный взрыв, когда концентрация вещества достигала критического значения массы.
Показалось ему или нет, что перед началом сжатия лифт сработал повторно, Гал Орфис уточнять не стал. То, что кто-то из техников использовал в последний момент свой шанс на существование, это было знаком судьбы. Такого человека не стоило преследовать. Играть с судьбой дело фанатика, а не высокого профессионала. Что от того, что на Иуну попадёт два, или даже три человека. Они останутся там пленниками на долгое время, а к тому времени конфликт сам собой разрешится. Так что на них не стоило тратить силы и внимание.
А на что стоило? Это был очень интересный и важный вопрос, который и занимал в данный момент адмирала.
Императора больше не было. Исчезла и столица Империи, её управляющий орган, можно сказать «сердце» Империи. Может ли существовать организм без сердца, которое заставило бы жизненные силы поддерживать весь организм? Если подходить излишне прагматично, то – да. Организм может существовать, если сторонние медицинские аппараты поддерживают некоторые функции, но не более того. Империя слишком сложная организация, чтобы её сравнивать просто с организмом, но, тем не менее … всё слишком сложно. Всё требует конструктивного анализа.
Первое, что надо сделать, это заставить биться «сердце», то есть крайне нужен тот орган, который сможет стать временным Императором, до тех пор, пока проблема будет не отрегулирована. А вот здесь начинаются сложности. И эти сложности имеют конкретное имя – Исида. Императрица владеет немалым количеством рычагов влияния, чтобы начать процессы перепрофилирования властных полномочий. Это может сказаться на всём политическом механизме. Минимум, что может случиться, это то, что сам Гал Орфис выпадет из обоймы власти и не сможет контролировать многие процессы. За этим может последовать распад самой Империи. Отсюда следует логичный вопрос – не пора ли брать всё в свои руки, чтобы удержать этот сложный механизм управления.
-- Генерал, -- связался со своим союзником Орфис, -- заканчивайте миссию. Мы отбываем.
-- Куда? – Поинтересовался Гаккель.
В самом деле, куда им сейчас направляться? Гал Орфис настолько надеялся, что вытащит Императора из мира «Преисподней», что запретил сам себе предусмотреть что-то альтернативное. В первый раз он упустил инициативу из своих рук. Его противники, надо признаться, вышли из игры, предоставив ему действовать. В тех обстоятельствах, когда каждое действие приводили к негативным результатам. И самое противное в этом то, что они могли обвинить Орфиса в некомпетентности, и это самое лучшее, ибо скорей всего будет место иметь второй вариант – его обвинят в преступлении. Если он не найдёт нечто экстраординарное. Надо искать и не надо при этом медлить.
-- Мы летим на Куш, -- заявил адмирал.
-- Понятно, -- склонил голову Гаккель. – Я отдам приказ по своему отряду. Скоро мы будем готовы.
+ + +
Небо Иуну, в котором недавно висели многоцветные и торжественные пирамиды Мемфиса, опустело, ибо величественные летучие здания были безжалостно разрушены и осыпались тысячами обломков вниз, на поверхность девственного мира, ставшего волею Императора сплошной заповедной зоной, где имеет право появляться лишь Пра гэгхарн Татен, в сопровождении тех, кому он благоволил. Но, как вы сами понимаете, теперь, когда Императора не стало, отпала и заповедная суть Иуну. И печатью этого нововведения и стали обломки пирамид Мемфиса. А сам сферический Императорский Дворец пропал, сжатый в комок атомов полями мощной силовой защиты. Страшное дело! Страшное в той мере, что все эти разрушения были учинены армадой Звёздного Флота, призванной защитить оплот Империи, но, силой обстоятельств, имел место такой вот печальный итог.
И теперь было видно, как космические корабли, что разрушили столицу, теперь перестраивались для путешествия сквозь пространство на новое место обитания. Кем было видно, спросит, должно быть, какой привередливый Читатель? За построением космических сил внимательно наблюдал через электронный бинокль Траск оф Траскон, в то время, как Дидье Эммерли со своими ассистентами приходили в себя. Точнее сказать, пока что они пребывали в шоковом состоянии.
Почему? Не забывайте, что что эти люди были учёными и занимались научной работой, а это подразумевает лаборатории и обилие всякого рода приборов и механизмов. То есть учёные, это такое сословие, которое пребывает более прочих в своём собственном мире, который не совпадает, и порою даже очень, с реальностью. А когда происходит быстрое перемещение из воображаемого мира в мир реальный, тогда и может наступить ступор и временное неприятие вещей привычных. Такая вот психология.
Сам барон Траск оф Траскон никогда не был избалованным сибаритом, посетителем салонов и ресторанов. Он много времени проводил на свежем воздухе естественной природы, а потом наступило время учёбы в университете, которая завершилась страшными событиями и водворением молодого человека на тюремную планету самого строгого режима, какой только нашёлся в Галактической Империи. Пожалуй, нигде более человек не может получить такую закалку, выдержав которую, уже не оказывается в затруднении, попав в ту или иную жизненную ситуацию. Всё это ничто, по сравнению с тем, что уже удалось пережить, и пережить с честью.
Именно потому Траск оф Траскон ни в малейшей степени не расстроился, когда опустился на девственную поверхность заповедного мира, оказавшись в лесных зарослях, где не было видно ни города, ни даже маленького поселения, где не было дорог или хотя бы электромагнитного монорельса. И это вгоняло в панику любого горожанина, который всю жизнь прожил в условиях комфорта, а природу видел в лучшем случае на курортных планетах, где всё приручено и беспроблемно, а в худшем – в голографическом объёме. Сам барон умел выжить в любых, самых опасных условиях, а здесь, на просторах курортного мира, в умеренных широтах это было просто и не несло в себе никаких трудностей, тогда как его новые товарищи готовы были рвать от отчаяния на себе одежды и волосы.
-- Увы! Увы!!
-- Успокойтесь, -- не выдержал в конце концов оф Траскон. – Все ваши неприятности остались в прошлом. Постарайтесь просто отдохнуть несколько дней.
-- Но мы же умрём здесь с голоду, -- завопил один из ассистентов, потрясая руками. – Здесь же нет ни одного магазина.
Ответом ему стал взрыв такого искреннего смеха, что медик остановился в недоумении и оглянулся на своих товарищей, которые были не столь усердны в выражении отчаяния, хотя тоже сильно огорчились. Но спокойствие их спутника, явно имеющего опыт в извлечении выгод из жизненных коллизий, убеждал их, что всё не так плачевно, как им казалось.
-- Можете не огорчаться, -- уверил своих спутников барон, как только насмеялся вдоволь, -- проголодаться вы не успеете. Здесь столько продовольствия, всяческих плодов и животных мясных пород, что легко прокормилось бы всё население злополучной столицы, не говоря уж о каких-то четырёх человеках. Как раз здесь-то всё в полном порядке.
-- Но где мы проведём ночь? – Уже неуверенно спросил тот же учёный, который столь легко впадал в панику.
-- Как тебя зовут? – Спросил его Траск.
-- Эшли. Эшли Симпониус.
-- Так вот, Эшли, с жильём у нас тоже проблем не будет. Прямо сейчас я начну строить хижину, а вы мне в этом поможете. Это не так уж сложно, не сложнее найти пропитание. Но это лишь на первое время, на день, на два. Не так далеко отсюда находится первая столица Империи, что была выстроена на Иуну – город Гермонт. Этот город был когда-то большим и даже величественным, ног, по мысли имперских политиков, надо было придумать что-то по настоящему великое, что могло бы стать «сердцем» Империи. Так был спланирован и появился летающий город, тот Мемфис, который известен вам. А Гермонт был постепенно забыт, частью – «законсервирован», но в основном просто брошен. Но многие помещения там вполне годятся для проживания, чем мы в скором времени и воспользуемся. Так что жильё у нас будет, и неплохое.
-- Мы так и останемся жить в этом вашем Гермонте? – Спросил Эммерли, лицо которого вытянулось в выражении недоумения.
-- Если вам так будет угодно, -- кивнул барон с самым серьёзным видом, -- там имеются обширные научные центры, многие даже с оборудованием. Если вы хотите чем-то заняться, то у вас будут такие возможности, а если нет, то можно найти другое решение.
-- Какое? – Спросил второй ассистент Эммерли, который больше молчал и слушал.
-- Мы можем найти средство связи и вызвать помощь. Конечно, нас отправят на карантин, как побывавших в зоне распространения опасного заболевания, но он ведь когда-то закончится, так что выбирать перспективы в наших возможностях. Какое решение примем мы, зависит от нас.
-- А что посоветуете сделать вы? – Поинтересовался осторожный Эммерли.
-- Пересидеть здесь все опасности. Заявить о себе, но не сразу. Вспомните, насколько жёстко власти поступили с жителями Мемфиса, а ведь там обитали далеко не простые люди. Так что имеет смысл переждать.
Учёные переглядывались между собой. Им хотелось думать, что все неприятности остались позади и всё закончилось, а барон уверил их в обратном. Что же делать?
-- Мы отложим принятие окончательного решения на потом, -- заявил общее решение руководитель лаборатории, -- после того, как устроимся в вашем брошенном городе. А пока что неплохо бы сообразить что-нибудь покушать … пожалуйста.
Барон Траск оф Траскон двигался по лесным зарослям. Это ему было не в новинку. Леса на Иуну были похожи на картинку, до того всё здесь было правильно и ухожено. Он вспомнил дикие леса Тверди, где таились самые разные хищники, опаснее всех среди которых были двуногие твари, вычищенные со всех миров Галактики, чтобы там было жить спокойно. Все преступники Империи кидались сюда, где они были вынуждены выживать, поодиночке или организованно, и оттого жизнь на Тверди была очень непростой. Или взять Нифльхейм, где тоже сотни опасностей, но где есть друзья и ты знаешь, что на них можно положиться. Насколько это легче. Теперь вспомним Мардук …
Переполненный мыслями, Траск оф Траскон скользил между деревьями, сливаясь с листвой, исчезая и появляясь в траве, единственный, наверное, хищник на всю округу, но хищник по обстоятельствам, который если и ищет жертву, то не по привычке или из удовольствия, а в силу ряда обстоятельств. Хотя … если признаться самому себе, барон испытывал некоторую долю удовольствия, удовольствия слияния с природой, тому, что он снова стал её частью, и природа признавала его права, потому как он не покушался на её законы и осознавал её нужность.
В руке Траск держал копьё, оружие, которое он захватил с собой, когда они бежали из сферы Императорского Дворца. У медиков было ещё одно, но они не умели им пользоваться и держали в руках так, что становилось понятно, что помощники они ему не ахти.
Он выследил и приволок на их стоянку животное, молодую гибкую антилопу, которая утоляла жажду из ручейка и которой не повезло оказаться рядом с голодными беглецами с небесных чертогов, ставших давно привычным явлением для всех обитателей этого чудного мира.
Убитое животное медики освежевали и разделали на части, пока барон разводил огонь и подготавливал глину, которой он собирался облепить сочные ломти мяса, сочащиеся кровью. С собой он принёс травы и листья, имеющие пряный запах и вкус, которые должны были сдобрить их блюдо. Медики глотали слюну, наблюдая, как Траск отодвигает кострище и закапывает облепленные глиной куски мяса. Чтобы отвлечь их и чтобы время, пока мясо запечётся, барон отправил своих спутников побродить по окрестностям поляну и набрать там плодов, образцы которых он также принёс собой, после прогулки по лесу. Пока его высокоучёные товарищи занимались собирательством, а мясо запекалось, барон начал строить многоместный шалаш, в каком можно будет укрыться на ночь и выспаться.
Учёные насобирали немало плодов, а часть успели по дороге съесть, что только увеличило их аппетит. Запечённое мясо антилопы они умяли с большим успехом, а потом угостились ещё. К тому времени начали сгущаться сумерки и пришлось устраиваться в шалаше, который был не доделан. Потому дождик, который прошёл ночью, замочил бедолаг и они остаток ночи ворчали и ворочались. Может быть, они потом даже заболели бы, подхватив простуду, но не надо забывать, что все они были медиками и в своих профессиях были далеко не худшими специалистами. То есть они «поставили себя на ноги» до того, как с них свалились. Такой вот каламбур.
Хотя до старой столицы Иуну добраться было сравнительно легко и это заняло бы несколько часов неутомительного пути, Траск оф Траскон решил пока что выждать, забравшись поглубже в лесную чащобу, где они устроились в большом шалаше, почти что хижине. После того, как медики немного успокоились и поняли, что голодать им не придётся, они уже не столь плачевно представляли свою судьбу в ближайшей временной прогрессии. И они всё чаще заговаривали о Гермонте, который являлся частью привычного им мира. Барону стоило больших трудов задерживать их на месте. Наконец медики прямо заявили, что им надоело сидеть здесь.
-- Уважаемый господин барон, -- решительно заявил Дидье Эммерли, к которому вернулся весь апломб крупного имперского учёного, который он было растерял, -- мы благодарны вам и выражаем свою признательность за то, что спасли наши жизни решительностью своих действий. Но мы не понимаем, -- Эммерли оглянулся на своих товарищей, и те энергично принялись кивать, -- почему мы до сих пор торчим здесь, вместо того, чтобы постараться вернуться в лоно цивилизованных отношений и высоких технологий.
-- Но мы же бежали как раз от последствий цивилизованных отношений, -- пояснил Траск, -- и именно от высоких военных технологий.
-- Не надо этих словесных эквилибристик, -- махнул рукой Эммерли, -- мы тоже умеем жонглировать словесными значениями. Лучше объясните нам причину нашей здесь задержки.
-- Причину? – Переспросил барон. – Да пожалуйста. Я хочу, чтобы вы остались в живых и стали моими свидетелями, когда начнутся следственные действия, чтобы раскопать всё то дерьмо, какое разрушило и Мемфис, и всё прочее.
-- Мы вас не понимаем, -- признался Симпониус.
-- Сейчас я попробую вам объяснить, -- вздохнул барон. -- Мы стали частью большого преступления, заговора, результатом которого и стало уничтожение Мемфиса. Те, кто всё это устроил, постараются сделать так, чтобы никаких следов их действий не осталось. Но мы могли бы пролить свет на некоторые весьма интересные моменты. Я это понимаю и думаю, что поймут и другие. Потому важно, важно для нас, чтобы о нашем существовании не прознали те, что устроили в Мемфисе бойню. Потом мы появимся и всё расскажем, но до этого надо ещё дожить. Потому бы я и не советовал объявлять раньше времени о своём существовании. Разве вам плохо здесь?
-- Но разве это можно назвать жизнью? – Спросил Эммерли.
-- А вы вспомните себя и то время, когда я проснулся в вашей лаборатории.
Учёные переглянулись несколько раз и Эммерли отступил, потупившись. Воспоминания были слишком свежи и царапали память, так что многие убедительных слов не понадобилось. Траск оф Траскон то исчезал в лесу, то появлялся снова в их лагере, чтобы убедиться, что всё в порядке. Он понимал, что медикам скоро надоест сидеть, забившись в густой кустарник и они вспомнят его слова о научном центре, что был «законсервирован» в Гермонте. Помнится, именно там его прятал Гал Орфис от сует столичной жизни, а потом решил приговорить к смерти и забвению, подослав к нему команду тайных убийц, группу «Сигма-56». Из он тоже планировал позднее устранить, чтобы отрезать все концы, но барон объединился с группой в коалицию и они спасли друг друга от гибели. Позднее участники группы перешли на службу к барону и доказали, что они настоящие профессионалы. Есть что вспомнить о тех временах, есть.
Траск оф Траскон не поленился и дошёл до Гермонта, где нашёл ещё один научный центр, похожий на тот, где они с Янушем имитировали вражду, чтобы спасти свои жизни, которые в те дни не стоили почти ничего. Впрочем, ровно как и сейчас. Играть в столице в политические игры равносильно прогулке в пустынях Хеля, с риском не дожить до конца дня. Таковы уж здешние реалии.
Барон ходил из зала в зал, поднимался на верхние площадки или опускался на нижний, технический уровень. Помнится, в прошлый раз силовую установку намеренно запрограммировали на аварийную работу, и реактор взорвался, уничтожив почти весь комплекс. Хорошо, что Гермонт был достаточно протяжённым городом и можно было не опасаться радиации. Здесь даже можно было попытаться затеряться. Плохо то, что если их начнут искать, то начнут именно отсюда. А материального ресурса у этих людей может случиться избыточно много. Вот так …
Прикинув несколько удобных мест, где они могли бы все устроиться, барон вернулся обратно в их временный лагерь. По видимому, в его отсутствии учёные бурно обсуждали свои перспективы и пришли к некоему единому мнению, и теперь жаждали объявить своё решение. Траск это заметил сразу, но сделал вид, что его ничто не трогает, ходил и что-то поправлял в шалаше, искоса наблюдая за потугами своих спутников, которым хотелось объявить свой вердикт и они ждали удобного для этого момента. И тогда, когда Дидье Эммерли открыл рот, вдруг повернулся к ним и заявил:
-- Я тут думал всё, прикидывал и пришёл к выводу, что нам всё же лучше перебраться в этот самый Гермонт. Тем более, что я разведал дорогу туда и даже видел верхушки строений. Думаю, что вы не будете сильно возражать, если я предложу вам …
-- Да!
-- Да!!
-- Да! Да!!
Учёные ответили ему все одновременно и едва не выскочили из своих комбинезонов, переставших быть уже такими праздничными.
С большим энтузиазмом они принялись за сборы в дорогу, тем более, что собирать им было особого-то нечего. Разве что припасы, что сделал барон. Вот их и взяли с собой и пошли. Так как дорога была уже известна, то двигались они довольно близко. В других бы обстоятельствах барон разбил бы их группу на две части, по всем правилам военной науки тактики. Но здесь, учитывая то, что ни один из его спутников не годился на роль не только солдата, но даже и новобранца, всё это было совершенно бессмысленно. Кабинетные учёные, они никогда не задумывались об искусстве выживания. То, что они уцелели, говорило о том, что сама система безопасности в Императорском Дворце была отлажена редкость правильно. И ещё – учёным сопутствовала удача, ну, и плюс сам Траск оф Траскон, который всплыл из мира «Преисподней», при деятельном участии всей этой медицинской бригады. Так что они свою удачу уже наполовину отработали.
Надо было какое-то время выждать, затаиться на Иуну. В лесных ли кущах, в городских ли условиях, не суть важно. Главное, чтобы отсидеться, не привлекать к себе внимание, учитывая, что на орбите крутится немало высокотехнологических спутников. Хорошо, что поверхность Иуну их мало интересует, а большую часть своего внимания они нацеливали на прилегающие космическое пространство. Впрочем, перепрограммирование тех же спутников – дело нескольких часов, для опытного специалиста. Потому барон постарался составить свой маршрут таким образом, чтобы не выходить из-под сени лесных крон. Хотя спутники его и ворчали, что рядом находится открытое пространство, где идти было легче и до города добраться быстрее. Но Траск оф Траскон делал вид, что ничего не слышит. Да они особо и не настаивали. Важно было то, что они вот-вот войдут в черту городских кварталов, а это значило, что жизнь снова начинает налаживаться.
-- Дидье, -- позвал барон старшего из медиков и тот подошёл к нему ближе, насторожённо поглядывая, -- ты ведь следил за состоянием тела Императора до последней минуты?
-- Д-да, -- кивнул Эммерли и тут же поправился. – Точнее, следила автоматическая система наблюдения, а мы считывали и анализировали ситуацию, чтобы подготовить ежедневный доклад. То есть, так было до последних событий, до того, как …
-- Я понял тебя, -- остановил Траск неуверенные словоопределения нейролога. – Но всё равно ведь вы продолжали свою работу?
-- А что нам ещё оставалось делать? – Отозвался Симпониус, в то время как Эммерли тяжело вздохнул. – Мы следили за этими клятыми показаниями и думали, как бы нам выжить. И это нас занимало больше всего.
-- Друзья, -- поднял руку барон, -- я вовсе не чиню следствие, а лишь пытаюсь восстановить последовательность событий, которые пропустил. И мне надо знать о состоянии Пра гэгхарн Татена накануне того момента, когда я вернулся. Можете ли вы сказать что-то определённое?
-- Быть может, могу сказать я, -- скрипучим голосом заявил второй ассистент, который больше молчал или отвечал самыми короткими фразами. – Это было моё дежурство. Я снимал показания. Сначала они были обычными, какие мы отмечали всё это время, но потом …
-- Потом, -- повторил барон, подбираясь ближе к высокому и сухопарому человеку, глаза которого глубоко запали во впадинах, а нос напоминал клюв экзотической птицы. Он казался испуганным на всю жизнь и держался последним, позади остальных, и только теперь начал приходить в себя, отчего в его глазах появилась мысль.
-- Потом альфа- колебания коры его головного мозга начали возрастать …
-- Почему же ты не привлёк нашего внимания? – Нахмурился Эммерли.
-- В это время на дверь нашей лаборатории навалились больные … в большом числе, и я … это самое …
-- Ах, да, -- вздохнул нейролог, -- наш товарищ потерял сознание, упал в обморок, и мы отвлеклись на него, а потом я заметил рост активности ваших показаний и мы начали спешную процедуру вашей реабилитации. То есть вы почти что заново появились на свет. То есть не вы, а ваш разум, что, впрочем, одно и то же.
-- А Император? – Попробовал снова вернуться к своей первоначальной идее-фикс Траск оф Траскон.
-- Мы привыкли доверять следящим системам, -- пожал плечами руководитель лаборатории. – Все так делают, когда операция переходит в рутинную фазу. Мы ждём перемен, в любую сторону, и уже тогда начинаем действовать, в зависимости от ситуации. Каюсь, что, похоже, мы что-то упустили, проглядели, но сама обстановка действовала на нас не самым лучшим образом.
-- Я не обвиняю вас, а пытаюсь разобраться …
Они подошли к первым городским строениям, которые сохранились вполне достойно. Учёные жадно озирались, словно ожидая, что чудесным образом городские кварталы вот сейчас оживут, появятся люди, покатят гравикары и всё восстановится, как было до дня Катастрофы. Но это ветер гулял среди стен и создавал эффект чьего-то присутствия. Барон повёл их за собой, потому как выбрал заранее объект, где они остановятся. Это был одно из научных учреждений, где сохранилось достаточно оборудования, а силовая установка дожидалась команды на активацию. Сам же он обдумывал новость о том, что активность сознания Императора возросла, вместо того, что сойти на «нет», чего он ожидал услышать. Новость об обратном огорошила его, и надо было её обдумать и осознать.
+ + +
Пребывал в мучительных сомнениях и адмирал Орфис. Армада космических кораблей под его командованием стремительно перемещалась в космическом пространстве. То есть это перемещение было стремительным относительно абстрактного наблюдателя, смотрящего в пространство из определённой точки, мимо которой проносились эти корабли, разделённые друг от друга предписанными уставом нормами. А для тех, кто находился на борту кораблей, всё протекало привычно, обыденно, «в штатном режиме». Большая часть кораблей спало, погружённые в состояние искусственного сна, чтобы не создавались психологические комплексы «болезни пространств», а дежурные команды занимались уставными работами или тестированием оборудования. Все были чем-то заняты, как это и положено, только Гал Орфис праздно сидел, обхватив голову руками и размышлял.
Приходилось ли читателю играть в шахматную партию сразу с тремя противниками на досках, которые находятся в воображении. Надо создать для каждой из партий свою стратегию нападения и защиты, анализируя ходы соперников. Важно при этом не перепутать доски противников и умудряться играть на опережение. Если это вам не в новинку, то вы вполне могли бы разделить сомнения адмирала и даже дать ему дельный совет. В противном же случае … навряд ли вы сумели дойти до его уровня.
Любой другой на месте адмирала признал бы свою поражение и начал бы обдумывать позиции отхода, чтобы плоды его не были столь разрушительны. Но Гал Орфис не привык отступать и говорить о сдаче. Он решил играть на опережение и направился в стан противника, чтобы провести там свой ход игры с Исидой, которая показала себя неплохим участником политических баталий. И для того, чтобы начать активные действия, надо было всё тщательно продумать.
Космические перелёты в Империи давно стали чем-то привычным и многие успели воспользоваться возможностью посетить тот или иной курортный мир. Конечно же, отправиться на другой конец Галактики захочет далеко не каждый гражданин, ведь это по прежнему довольно сложный и дорогостоящий процесс. Старшее поколение граждан Империи хорошо знает принципы звёздной навигации, а для всех прочих мы, весьма вкратце, об этом напомним.
Как всем известно, что скорость полёта фотона является определяющим фактором в перемещениях по Вселенной, а также закон возрастания энтропии, следствием которого служило то важное обстоятельство, что для преодоления звёздных пространств требовались большие количества топлива, что увеличивало массу корабля и тем самым требовало новых количеств топлива, что несло за собой … Проблема массовых путешествий исключала такую возможность. Отдельные экспедиции уходили к звёздам, а некоторые возвращались, через большое количество лет, что сводило на решительное «нет» те преимущества, что предоставляли результаты тех путешествий.
А потом появились технологии масс- пространственного перемещения, когда материя переводилась в состояние энергетического порционирования, и получающиеся объёмы информационно- энергетических полей легко перемещались сначала в пределах одного города, затем – всей планеты, а уже потом – внутри звёздной системы. Это было дешевле и проще, чем манипуляции флотами космических кораблей. Проще, при условии развитой передовой инфраструктуры.
Развитие науки и техники привели к тому, что появились технологии перемещения в пределах всей Галактики, когда подобная методика помещалась внутри космического корабля, который переводился в состояние энергетического излучения, не имеющего массы и потому летящей с запредельными скоростями. И сразу самые далёкие уголки Космоса сделались доступными.
Но Космос оказался не столь гостеприимен, как это ожидалось учёными. Случилось множество жертв среди пространственников, пока не были апробированы более или менее разумные методики галактических путешествий. Они так и не стали рутинной повседневностью для каждого желающего побывать на другом конце Вселенной, но всё же дело сдвинулось с «мёртвой точки» и уже по Галактическому Сообществу путешествовали сначала смелые одиночки, а потом уже целые звёздные флоты. Это уже когда появилась Империя, которой управлял Император, волею которого выделялись необходимые средства, которые ранее тратились на иные цели, более мелкие и низкие, но близкие обитателям миров.
Это всё сказано весьма и весьма вкратце, для интересующихся, каких не так уж и много, ибо мало кто смотрит в небо, предпочитая глядеть себе под ноги, или вокруг себя, как поступают прагматики.
Гал Орфис составлял некий план действий, который он думал предпринять, после того, как откроем Императорский Совет, сам или с помощью Исиды. Всё равно им придётся встретиться, так пусть эта инициатива будет исходить от него. Инициатива подразумевает какие-то ответные действия. Вот от этого и стоит отталкиваться.
-- Впереди звезда Фабиа, -- заявил генерал Хорст Гаккель, который лично явился в адмиральскую каюту, из которой Орфис ни разу не вышел за всё время полёта. – Что будем делать. Сейчас нас будут запрашивать следящие системы Аврелия Грабба. Мы отзовёмся, идентифицируемся и … что дальше?
-- Говорить буду я, -- отозвался адмирал. – Переведи изображение на мою каюту. Вы меня просто сопровождаете. К вам никаких претензий не будет.
Хорст Гаккель хотел заявить, что все они находятся в одном корабле и будут играть по одним правилам, но сдержался. Он громко хмыкнул и покинул роскошную каюту, в которой надо было затеять уборку, но куда адмирал никого не допускал, ни людей, на автоматические системы.
Когда пришёл сигнал запроса, генерал сразу задействовал адмиральскую каюту, хотя, по правилам, как командир корабля, должен был сначала ответить сам. Гал Орфис распорядился достаточно ясно, чтобы что-то там менять. В конце концов руководитель Службы Имперской безопасности – достаточно влиятельная фигура, чтобы соблюдать какие-то там правила или традиции. Пусть Гал Орфис сам отдувается.
Дежурный офицер изменился в лице, когда увидел глаза адмирала, которые были глубоки, как «чёрная дыра». Он что-то пролепетал, а потом начал вызывать Грабба, коротко ему доложился и «Стремительный», шедший во главе скоростной эскадры, начали передавать из рук в руки.
Незаметно остальные корабли флотилии оттеснили в сторону и приказали им отойти от Куша подальше, а «Стремительный» остался в гордом одиночестве на самой дальней орбите. Тогда на связь вышел Монк.
-- Я так и знал, что это будешь ты, Эдуард, -- непринуждённо заявил Орфис, глядя в глаза своего заместителя, отчего те начали бегать, хотя Монк всеми силами старался выглядеть невозмутимым. – А ты постарел, Эдуард. Все последние события не прошли для тебя бесследно.
-- Я тоже рад вас видеть, Гал, -- отозвался Монк, стараясь улыбнуться хищно, как это он специально тренировался делать. На других эта его гримаса действовала впечатляюще, но Орфис этого, кажется, не заметил. Он смотрел куда-то внутрь себя и едва замечал своего старого приятеля.
-- Передай своей хозяйке, Эдуард, что мне надо с ней пообщаться. И не только с ней, а со всем Имперским Советом. Мне есть что сказать им.
После этого Орфис сразу отключился и не дал ничего сказать Монку, хотя тот уже открыл рот. Пришлось просто выругаться в адрес пустого объёма голографического квадрата, так как ничего другого Монк не придумал. Хорошо хоть никто посторонний этого их «обмена любезностями» не видел. Уж за этим Гал Орфис строго следил. Дело своё он сделал. Оставалось ждать результата.
+ + +
Медики быстро обживались в научном центре Гермонта. В первый день их смущали пустые пространства, но на второй день они и с этим справились, с энтузиазмом оснащая выбранное помещение техникой, которую они тщательно отобрали.
-- Конечно, она морально устарела, но для нашей работы сгодится. Тем более, что альтернативы ей пока что не ожидается. Но и за это вам огромное спасибо от всей имперской науки.
Дидье Эммерли действительно поклонился барону, как это он делал перед Пра гэгхарн Татеном и Исидой. Немного помедлив, поклонились и его ассистенты. Траск оф Траскон им милостиво кивнул. Большую часть дня он проводил на крыше комплекса, обозревая окрестности через бинокль, который нашёл среди прочего оборудования. Наверняка прибор раньше принадлежал кому-то из охраны. Траск обшаривал биноклем небосклон, ожидая увидеть, как сверху опускаются гости. Он ждал этого и боялся, что ожидания его обернутся действительностью. Этого ему было совсем не нужно. Он заказал Эммерли своё собственное расследование, и нейролог с радостью взялся поручение выполнить. Во-первых, Дидье хотел как-то отблагодарить барона, а во-вторых, надо было чем-то заполнить свободное время и заказ поступил как никогда вовремя. Было ещё и третье, но об этом учёный старался не думать. То есть он обязан был следовать просьбе их покровителя, коли эта просьба полностью соответствовала профилю их работы.
Что это был за заказ, спросит Читатель? Скоро он получит на этот вопрос подробный ответ.
Прежде всего барон в подробностях рассказал Эммерли, что именно произошло во время его экскурса в мир «Преисподней». Его рассказ был выслушан и изложен в память электронной аналитической машины, которая нашлась в одном из помещений комплекса. А просьбу свою барон сформулировал перед учёными таким образом, чтобы они объяснили ему природу того пространства.
-- Нашего Императора поместили в искусственный объём некоей пространственной игры, которая соединилась с его разумом и проросла в нём. После этого он стал неотделим от всего объёма.
-- Это я ещё могу понять, -- рассуждал Траск оф Траскон, -- но как это соотносится с появлением в игре других участников?
-- Я не знаю точно, -- признался заведующий нейрологической лаборатории, -- но могу предположить, что личность нашего Императора оказалась много сложнее личности обычного человека.
-- Это действительно так, -- подтвердил барон. – Я имел с ним беседу там, и Пра Татен объяснил мне, что его подвергли операции генного метаморфирования, привнеся в его геном новые элементы, которые и вступили во взаимодействие с той «игрой».
-- Тогда всё становится на свои места, -- обрадовался Эммерли. – Это именно та информация, которой мне до сих пор не хватало. Очень жаль, что я не знаю параметров характеристик тех элементов, о которых вы мне сообщили. Пожалуй, именно они и помогли существенно расширить объёмы и сделать устойчивым внутреннее пространство. Есть теория, что каждый человек несёт в себе частичку Сущего, которая является микрокосмом, зародышем Вселенной в миниатюре. То есть те, новые элементы, являлись панспермитом, оживляющим тот микрокосм. Вы понимаете, что это значит?
-- Не очень, -- признался барон, тревожно вглядываясь в глаза учёного, которые слишком уж сильно блестели, словно тот пребывал в лихорадочном возбуждении, что было неудивительно, если помнить, из каких кошмаров они чудом вырвались.
-- Да я и сам до сих пор не понял, -- признался учёный. – Для этого нужно время. Условно говоря, в своём разуме Пра гэгхарн Татен поднялся до уровня бога, раздвинув своё могущество до невероятных размеров. Я боюсь об этом думать, но он, со временем, должен был выйти из коматозного состояния и предстать перед своими подданными в качестве … качестве …
-- Можешь не продолжать, -- позволил барон.
-- Но это не всё, -- понизил голос Эммерли. – Те, кто попал в этот объём … они тоже, наверняка, подверглись воздействию того пространства, насыщенного божественными полями. Это очень серьёзные воздействия и далеко не всякий организм может вынести всё это. Сейчас я начинаю по другому видеть то, что случилось с испытателями.
-- А что вы скажете относительно моего организма?
-- Я думаю, что это самый большой подарок для всей имперской науки за всё время её существования … если вы не против.
-- В данной ситуации – нет, -- честно ответил барон. – Вам нужно занять своё время и вам есть чем его занять.
Учёные, это совершенно особенные люди. Они и на окружающий их мир смотрят иначе, чем все остальные. По капле воды, песчинке, они могут совершать удивительные открытия. Конечно, если у них есть необходимый инструментарий, опыт и возможность работы.
Возможность работать у Эммерли со своими помощниками были, да и опыта им было не занимать, что же касается инструментов для качественной научной работы … гм-м … всё же не будем забывать, что в прошлом, не таком уж далёком прошлом Гермонт был столицей Империи и хорошо оснащён. С тех пор здесь многое поменялось, и столицей стал другой город, ещё более богатый и оснащённый новейшими технологиями, но кое-что было оставлено в Гермонте, который был подвергнут некоторого рода «консервации» на тот крайний случай, если придётся новую столицу покинуть. Что, кстати сказать, и случилось, вот только беглецов оказалось до обидного мало. Впрочем, Траск оф Траскон не исключал для себя такой возможности, что не они одни сумели опуститься на Иуну. Вполне могло быть так, что и другие совершали эти попытки. Могло кому-то и повезти.
По этой важной причине барон Траск оф Траскон, владетель планеты Мардук большую часть времени проводил в поисках, обшаривая окрестности старого города, который показывал свои тайные стороны. В своих вылазках- экспедициях барон нашёл несколько разбившихся флайеров, два из них в таком состоянии, что их можно было восстановить. Также Траск наметил несколько убежищ, где можно будет затаиться, если за ними начнут охоту.
После этого он вернулся в Гермонт и начал поэтапный обход его обширной территории. Теперь он брал с собой то Симпониуса, то Регату, с тем, чтобы учёные отбирали те приборы или материалы, какие то и дело барону встречались. Оснащение лаборатории улучшалось, и Эммерли повеселел. По вечерам он расспрашивал барона, выясняя разного рода подробности того путешествия, которое случилось в пространстве «Преисподней». Все слова записывались, а потом, на следующий день, Эммерли гонял полученные данные в программах аналитических машин, которые они расконсервировали общими усилиями.
-- Господин барон, -- говорил вкрадчивым тоном Эммерли, глядя, сверху вниз, на Траска оф Траскона, лежавшего на топчане, как это полагается делать в настоящей клинике, -- вот вы двигаетесь по коридору подземной полости. Что вы видите прямо перед собой и вокруг себя? Сосредоточьтесь, пожалуйста. Если мы поймём механизмы всего этого явления, то поймём и их возможности, а может даже и происхождение.
Вспомни … Легко сказать … Он хорошо помнил главное, а что касается деталей, то они расплывались в памяти, как будто уходили из фокуса восприятия. Эх, сюда бы поместить Ба Хоорна, бойца имперского спецназа, который провёл в том мире почти год. Вот кто ориентировался в этих подземельях, как у себя дома. Но, до него уже не добраться. Траск оф Траскон сконцентрировался и начал говорить.
+ + +
-- Господин Орфис, -- громогласно произнёс Лоз унд Фертифакс, спикер Имперского Совета, -- вы изъявляли желание говорить с нами. Надо ли понимать, что в вашем распоряжении имеется столь важные сведения, которые заставили бросить вас всё в Мемфисе, чтобы отправиться сюда, на Куш, к нам?
-- Не совсем так, но, в принципе, всё это верно, -- с достоинством ответил Гал Орфис, отложив в памяти, что его не назвали адмиралом, а просто по фамилии, как простого гражданина.
-- Это не совсем чёткий ответ, -- тут же отметил герцог. – Такие расплывчатые формулировки допустимы для Саффорикаса, да и то, если он ведёт разговор со своими партнёрами.
Другие участники совещания начали ухмыляться и искоса поглядывать на министра дипломатических отношений, который был знаменит тем, что мог говорить часами, но так при этом ничего конкретного и не сказать.
-- Вы все знаете, что в Мемфисе случилась катастрофа. Большая часть людей, задействованных в имперской политике, покинули этот злосчастный город, а те, кто там остался, не справились с нарастающей лавиной ситуацией. Мне надо об этом много говорить. Если кто интересуется специально, то среди вас находится Эдуард Монк, мой заместитель по Службе безопасности Империи, в чьём ведомстве как раз и находится информация. К тому же он страстно тяготеет к оперативным ситуациям. Правда, в этой сфере у него не хватает необходимого опыта. Но информацию он до вас доведёт.
-- Именно он этим всё время здесь и занимается, -- буркнул граф аль Балуджи, -- надоел уже, если честно признаться.
-- Но вы, господин Орфис, хотите сообщить нам нечто новое, -- невозмутимо продолжал спикер. – Мы готовы вас выслушать, так как все мы хорошо знаем ваши искусства в умении разглядеть нечто важное, что не смогли увидеть другие.
Исида, сидящая на троне, промолчала, вглядываясь в лицо человека, который примчался в Буто, почти без сопровождения ближайшего окружения. Сириус же демонстрировал своё отвращение к главе Службы безопасности, вертелся на своём месте и шумно зевал в кулак.
-- Я не буду пересказывать того, что вы и без меня знаете, -- говорил Орфис, делая вид, что не замечает недовольства отдельных вельмож. – Начну с того места, как остался в Мемфисе почти что в одиночестве. Тем более, что основной задачей на тот период в моём подчинении была операцию по извлечению Императора из пси-Вселенной иного мира.
-- Как это прикажете понимать? – Не удержался от вопроса кто-то из зала.
-- Императорский дворец моими стараниями, а также стараниями Кристиана гор Эксилибура, ведающего всей наукой Империи, был преобразован в филиал Имперской Академии наук. Особенно мы постарались в области нейрологии и пси-пространств. Известный учёный доктор Руна и его ученик доктор Эммерли уверяли меня, что почти что разгадали тайну «Преисподней». Мало того, по каким-то известным им признакам они уверяли меня, что пространство «Преисподней» тоже меняется, под влиянием тех, кто вошёл туда. Мы держали это в большом секрете, но вы уже скорей всего знаете, от моего человека Монка, что Пра гэгхарн Татен прошёл ряд генетических операций, последствием которых стало изменение его генного кода, что должно было сказаться на его личности. Целью операций было создание человека, прошедшего на пути Эволюции до предельных величин, до тех моментов, когда антропная сущность человечества уже будет не нужна, когда будут преобладать основы Сверхразума. С материалами доктора Руны я мог бы вас ознакомить позднее. Жаль, что сам доктор погиб во время эпидемии, так некстати разразившейся в Мемфисе.
-- Откуда же у вас взялись материалы Руны, если он погиб? – Подал голос Монк, который сидел в задних рядах Совета.
-- Дело в том, что по долгу своей службы я дублирую многие процессы, а важнейшие, так обязательно. То есть все материалы доктора Руны автоматически переносились и на мои компьютеры. Надо всего лишь снять оттуда информацию, а это не так уж и сложно.
-- Стало быть, в данный момент у вас этих материалов нет? – Уточнил кто-то из участников Совета, Гал Орфис спрашивающего не видел, так как концентрировал свою внимание, не демонстрируя этого, на лицах кушменов, Исиды и Сириуса. Поглядывал он и на Монка.
-- Такой цели я для себя не ставил, -- улыбнулся глава службы безопасности. – Там, где она осталась, информация лучше сохранится. А все перипетия дальнего пути … мало ли как они скажутся на сохранности важных данных. Они от нас никуда не денутся, господа. Уж в этом я могу вас уверить.
-- Всё это уже не имеет никакого смысла, -- вдруг заявила Исида. – По последним данным, полученным нами от компетентных источников, Императорский Дворец уничтожен. Мы собирались сообщить об этом Императорскому Совету, но явившийся на Куш Орфис слишком настаивал на своём визите и привезённых с собою данных. К сожалению, эти материалы уже потеряли свой смысл и ценность, по всей видимости. Посмотрите сами.
Часть зала под куполом заискрилась, а потом там возник переливчатый шар голографического объёма, в центре которого находилась сфера Императорского Дворца, а также несколько кораблей, которые явно атаковали сферу, выпуская энергетические импульсы и ракеты. А потом сфера вдруг заколебалась и сжалась до такой степени, что исчезла с глаз. Все участники Совета разом охнули и начали оборачиваться друг к другу, чтобы обменяться мнениями. Но Гала Орфиса эта запись не смутила ни в малейшей степени. Он тут же заявил:
-- Я бы всё же посоветовал сначала дослушать меня, а уже потом делать какие-то выводы.
Члены Совета какое-то время весьма оживлённо обменивались впечатлениями о увиденном, но, так как сама Императрица ничего более не добавила, то и остальные замолчали и скоро десятки лиц повернулись в сторону Гала Орфиса. Глава Службы безопасности от всего этого не смутился ни в малейшей степени. Откашлявшись, он продолжал:
-- Как я уже отмечал, что Императорский Дворец, в силу чрезвычайных обстоятельств, сделался крупнейшим научным центром медицинской направленности, что подразумевало большое количество учёного состава, который был свезён туда с самых разных миров и соответствующих учреждений. Все вместе они должны были составить бастион знаний, и сокрушить любую проблему. То есть решить. Они бы и решили, но началась эпидемия. Учёные не умеют трудиться в состоянии полной изоляции и потому в сферу попали несколько заражённых лиц, а уже дальше вал заболевания остановить было невозможно. Всё закончилось тем, что Императорский Дворец пришлось уничтожить ...
Зал снова взорвался от криков. Некоторые, наиболее активные, даже повскакивали со своих мест и что-то выкрикивали в сторону Орфиса. Тот лишь поморщился от криков и продолжил говорить. А кричащих остановила Исида, сделав лёгкий знак рукой, после которого установилась полная тишина, среди которой звучал спокойный голос Орфиса.
-- … Траск оф Траскон. Барон был отправлен с последней партией исследователей, наиболее подготовленной. И эта экспедиция дала результат. То есть в то время, когда внутри научного центра Императорского Дворца бушевали заболевшие «кровавым бешенством», группа наших учёных помогла кому-то вернуться из «Преисподней». Нам это известно доподлинно. Выход был успешным. Тот, кто оттуда выбрался, сумел выйти и из Дворца, через аварийный лифт, который соединён с силовым полем. После того, как из Дворца эвакуировалась группа, находившаяся в том самом блоке, где пребывал Император, лишь после этого Дворец уничтожили, чтобы следом за беглецами туда же не ринулись и больные. Я попрошу показать снова план гибели Дворца. Давайте ещё раз всё внимательно просмотрим, при увеличении и в замедленном виде.
Снова засветился голографический шар. Появилась серебристая сфера Императорского Дворца. Сейчас сфера была крупной. Не было видно крейсеров. Они ещё не открыли стрельбы. Потом сфера подёрнулась дымкой. Это значит – заработало силовое поле. Датчики уловили сканеры прицельных устройств и отреагировали так, как это и запрограммировано. Было видно, как рассеваются энергетические импульсы, как отклоняются в сторону ракеты и ракетные снаряды. А потом … поле отключилось. На тот краткий миг, когда сработал аварийный лифт. Лифт сработал дважды, что означало, что из Дворца смогли уйти не один, а несколько человек.
-- Я рассуждал так, -- продолжал говорить Орфис, пока члены Совета обменивались мнениями, -- что если бы учёные, кто-то из них, смог выйти к лифтам, то они бы сделали это раньше. И ещё … я разговаривал с бароном. С Траском оф Трасконом. Он мне и сказал, что у него есть сведения об Императоре и просил устроить им всем эвакуацию. Я подогнал ко Дворцу корабли, но в это время лифт сработал и опустил на поверхность пассажиров. Я имею все основания предполагать, что среди эвакуированных находится и Император.
Глава 5. На тёмной стороне.
Размеренная, упорядоченная жизнь. О, как она нам порой приедается. Такая жизнь кажется пресной, скучной и однообразной, как манная каша. Но стоит обстоятельствам измениться и вас кидает в череду происшествий, каждый этап которых связан с самыми разными коловращениями и испытаниями, мы начинаем понимать, насколько нам хорошо жилось раньше, как было спокойно, какие выгоды мы имели через упорядоченность и как нам хочется грызть локти и даже не сколько по тому, как всё это вернуть, сколько по той досадной причине, что мы не ценили той стабильности, того спокойствия, которое сами же кляли за «пресность», за отсутствие страстей и происшествий.
Януш Чижевски раздувал ноздри. Воздух свободы, он пах затхлостью, но это не умоляло, ни в коей мере, его сладости. Они пробирались по лабиринтам старых, заброшенных штолен и штреков. Хорошо, что раньше столь добросовестно относились к своей работе и стены, а также своды были укреплены столь надёжно, что даже по истечении десятилетий крепы и опоры всё ещё действовали. После того, как часть брошенных шахт перепрофилировали под места наказания и заключения, никто не позаботился разрушить часть переходов. Их просто запечатали, заколотили, и на этом ограничились. Да и кому из заключённых могла прийти в голову столь безумная затея, как попытаться бежать сквозь лабиринт заброшенных шахт, протянувшихся на многие десятки километров.
Вы спрашиваете - кому? Такое мог затеять, к примеру, писатель, привыкший закручивать сюжеты своих книг и придумывать для своих героев безвыходные положения, но лишь для того, чтобы его герои с этим положением с честью справились бы. Карл Кёниге составил подробный план действий, нарисовал схемы перемещений и вручил всё человеку, пожалуй, лучше прочих подготовленному к тому, чтобы совершить подобное безумство. Конечно же, это был Хай Стелл, подарок для того, кто ищет образ идеального исполнителя самых заковыристых придумок.
С помощью хитрой уловки Стелл вошёл в пространство подземной тюрьмы, сопровождаемый неустрашимым Сэнди Греем, бывшим в прошлой своей жизни полицейским сотрудником, занятым оперативной работой, то есть уже тогда он участвовал в разного рода переделках. А потом была война с Легионом порядка, армией Лилового Джо, состоявшей из головорезов, наёмных убийц со многих планет цивилизованной части Галактики. Здесь, на Клайве, Грей снова погрузился в мир тайных операций и дерзких диверсий, в которых успел принять участие в составе боевых групп «Свист-деструкторов». Неизвестно, чем бы всё для него закончилось, не появись в ответственный миг Стелл, чтобы протянуть руку помощи. Теперь то же самое он совершил и в отношение другого своего товарища, Яна Чижевски, с которым пережил немало опасных дел, когда тот сопровождал опального барона, Траска оф Траскона.
Нынешняя операция была не менее сложной и опасной, чем десятки предыдущих. Это относительно Стелла, а вот Сэнди Грей в такой ситуации оказался впервые. Но, надо отдать должное, он не унывал ни в малейшей степени. Во многом по такой немаловажной причине, что рядом с ним двигался опытнейший разведчик, ас выживания, великий мастер выпутываться из безвыходных ситуаций. Одно то, что они вошли в строго охраняемую тюрьму и почти что вырвались из неё, да ещё без всяких потерь, говорило о многом.
Это что касается плюсов. Но были и минусы. Это то, что они уходили всё глубже и дальше в запутанную сеть подземных галерей. Карл Кёниге оставался верным себе и выстроил путь таким образом, что предугадать его было бы совершенно невозможным делом. Любой другой постарался следовать по наиболее удобному, простому и ближнему пути. Любой, но только не Кёниге. Писатель сумел разглядеть, что на противоположном конце системы шахт осталось несколько выходов на поверхность и просчитал, что все про них успели забыть, а это значит, как минимум, что они не охраняются. Он направил путь Стелла и его товарищей именно в том направлении, а сам обязался их там встретить. Оставалось до той стороны дойти. Всего лишь …
Одной из главных трудностей было малое содержание кислорода в тоннелях, вентиляция которых давно не велась. Было трудно дышать и долгое присутствие здесь вело к сильной одышке. Уже сейчас у Януша разболелась голова, а прошли они не так уж и много. Вторая неприятность была связана с полной темнотой в галереях, а также тем, что иногда прямо посередине прохода зиял провал, где земля обвалилась до следующего яруса. К тому же встречались колодцы и ямы- каверны, в данной ситуации превратившиеся в смертельные ловушки. У Стелла был с собой универсальный шпионский набор миниатюрной техники, куда входили очки ночного видения с инфракрасным датчиком, но здесь, где источников теплового излучения не было, вроде людей, животных или работающих механизмов, пользоваться им было неэффективно. Другое дело – фонарь, но он был тоже маленького размера и ограничен в радиусе действия. Хорошо, что ещё один фонарь они прихватили у конвоира. Волновало только одно – ресурс его батареи.
Последняя трудность заключалась в том, что придётся уходить от погони, которую наверняка вышлют им вслед. Разделяться, чтобы запутать погоню, не следовало, потому как это означало наверняка растеряться. Найти друг друга в этом лабиринте было бы действительно невозможно. Разве что их движениями руководил бы кто-то извне.
В недавнем прошлом Клайва, когда в промышленности активно использовали полезные ископаемые, подземные разработки велись так, что шахты тянулись на многие километры, к новым месторождениям. Так делалось для того, чтобы не загрязнять поверхность планеты. Одна система шахт могла задействовать сразу несколько групп месторождений. Потому и получалось, что подземные выработки тянулись столь продолжительно. Для более эффективного и рачительного хозяйствования здесь же, глубоко под поверхностью, располагались перерабатывающие и обогатительные комбинаты, напичканные автоматизированным оборудованием. В недавнем индустриальном прошлом всё здесь двигалось и функционировало, слышны были постоянный лязг и скрежет от работающих механизмов, темноту раздвигали лучи сильных прожекторов. Теперь же тут царили мрак и безмолвие. Часть наиболее ценного оборудования вывезли, чтобы использовать в другом месте. То, что свой ресурс уже выработало или устарело, было оставлено, брошено, позабыто. Это всё напоминало доисторических гигантских животных, что заснули в глубоких пещерах, чтобы дожидаться приемлемых условий и вернуться к жизни.
По плану Кёниге, надо было дойти до одного из таких автоматизированных участков и запустить там одну из транспортных площадок, которая должна вывезти их из подземных выработок. Достаточно безумная затея, чтобы сработать.
Для страховки Хай Стелл соединил всех участников их группы тросом из металлизированной моноволоконной нити. Даже если кто-то из них провалится в колодец, то остальные помогут бедолаге выбраться обратно. Опять же это даст возможность не растеряться в темноте. Они выстроились в цепочку и следовали за Стеллом, который возглавил их малочисленную группу. Вполголоса Хай пересказывал Яну всё то, что Чижевски пропустил, помещённый в тюремную камеру- бункер.
-- Важно то, что мы нашли компетентных союзников, которые были в силах решить не только свои, но и наши проблемы. Правда, пришлось участвовать в их акциях, чтобы доказать свою открытость и приверженность общему делу.
-- Это я участвовал, -- признался Сэнди немного виноватым тоном. Теперь Грей начал понимать, насколько он был самонадеян и даже авантюристичен. Он принял горячее участие в борьбе местных патриотических организаций, мало задумываясь о своей принадлежности к иным организациям и уставам. Теперь он понимал, что излишне горячился. – Простите меня, босс.
-- Чего уж сейчас говорить, -- вздохнул Чижевски. – Нам бы как-то добраться до Мардука. Надо признаться, хотя бы самим себе, что наша миссия завершилась крахом.
Чижевски не упомянул, что для половины участников их этой проваленной миссии всё стоило жизни. Чего уж тут сетовать. Здешние силы безопасности оказались более подготовленные, чем они. Если не брать в расчёт Стелла, их козырной карты, спрятанной в рукаве. Оставалось надеяться, что они всё же обманут ожидания секретных служб Клайва, то есть вырвутся отсюда самостоятельно. Уже потом, когда в политические игры вмешается барон Траск оф Траскон, можно будет надеяться, что кое-что можно будет отыграть назад. Но не факт, не факт.
Стелл быстро продвигался вперёд, увлекая за собой своих менее опытных товарищей, которые следовали за ним, не отставая, но только по той причине, что их связывал вместе трос. Их окружала тишина, но по мере того, как слух их привыкал к безмолвию, он обретал дополнительную чувствительность. Как это, спросите вы? Очень просто. Человек слепой становится обладателем обострённой чувствительности. Если природа чем-то обходит какую-то свою особь, то она, практически всегда, компенсирует один недостаток чем-то другим. То есть слепому даруется слух, который научивается выделять из общего звукового фона нужные звуки, несущие необходимую информацию, память, чтобы запоминать препятствия на пути, увеличиваются аналитические способности и улучшается пространственное восприятие. Конечно же, всё это происходит не сразу, а достигается упорным трудом и терпением. Но это обязательно приходит.
Та тишина, которая окружала изначально беглецов, постепенно обернулась десятками разного рода звучаний. Здесь присутствовали и осыпание струек песка, и движение пластов породы, и скрип металла, и шорох движения здешних обитателей, которые населяли, пусть и не во множестве, эти подземные полости. Известно, что со временем технологические цивилизации начинают вытеснять остальных представителей биосферы планеты с места их привычного ареала. Если эти обитатели не научились как-то сожительствовать с носителями той цивилизации, то они отступают от мест обитания их всё дальше и дальше, всё глубже и глубже, обживая такие места, какие раньше совсем не замечали. К примеру. Это были заброшенные шахты, откуда ушли рабочие и оставили их природе, а значит и её обитателям. Большинство животных селилось ближе к поверхности, но некоторые забирались столь глубоко, что сопровождали теперь беглецов, прикидывая, какой ждать от них каверзы.
-- А мы сможем использовать те транспортные тележки, о которых ты говорил? – Не удержался от мучающего его вопроса Сэнди Грей. – Они, должно быть, уже давно вышли из строя.
-- Может быть и так, -- согласился с ним разведчик. – Но там обязательно должен остаться хотя бы один транспортёр, запас энергии которого ещё не иссяк. Их ведь подвергли процессу долговременной консервации, на тот случай, если всё это придётся использовать. Помните, сквозь Галактику не так давно проходили потоки астероидов? Кстати сказать, Клайв и другие миры в этом секторе Галактики с этой напастью уже сталкивались. Тогда приходилось на долгие годы уходить в подземные полости. Вот для такого случая и консервируется подземная инфраструктура. Почему бы не сохраниться и движущемуся транспорту? Сейчас для нас главное, это уйти от погони, которую за нами наверняка уже выслали.
+ + +
Курт Клайдерманн ненавидел чувствовать себя дураком. Он привык сам обводить других вокруг пальца, но когда то же самое проделывали над ним, испытывал бешенство. Этот самый Чижевски … Он проделал относительно его логическую оперативную комбинацию, каких проделывал уже не один десяток. Последний раз это было с иномирцем, как там его … Сэмом Симменсом, кажется. Тогда всё прошло, как по маслу. Конечно, жалко было своих людей, которыми пришлось пожертвовать, чтобы внедрить «живую бомбу». Но зато как потом всё великолепно вышло. Подполье практически искоренено. И кто разработал и осуществил всю операцию. Не только он, Клайдерманн, но его место не среди рядовых вершителей. По окончании операции он должен был занять место в верхних этажах их организации.
Должен был …
Увы, всё может измениться теперь, когда всё вроде бы закончилось. Надо же было вынырнуть откуда-то парочке безумцев, которые попытались вытащить из подземного узилища какого-то там иномирянина, каких в подполье считанные единицы. Он не мог этого предвидеть! Однако именно это ему и поставят в вину. Может наказание и не будет суровым. Может быть, как знать, но одно можно сказать совершенно точно, что того вожделенного места на верху ему уже не видать. Если он что-то срочно не придумает, чтобы себя реабилитировать, в глазах тех, кто принимает решения. Но что можно сделать в его положении?
Что можно сделать?
Курт Клайдерманн задумался. Кто-то чрезвычайно умный придумал этот безумный ход, который никому не нужен и который ничего не решает в делах Сопротивления. Кому нужен там этот самый Чижевски? Логически рассуждая – никому. Но ведь это же случилось, это же произошло. Надо думать ещё, рассуждать, вычислять. Если он просчитает действия неизвестной, неучтённой группы, то может выйти и на этого самого стратега, который столь хитро начал свою игру. Несомненно, это кто-то из лидеров подполья … А что, если … Клайдерманн даже закрыл глаза, чтобы никто не заметил, как они сверкнули. А что, если это тот самый человек, что стоит за всеми операциями Сопротивления? Тот, кто продумал все их наиболее успешные операции. Они, силы безопасности, просчитали, что все лидеры Сопротивления должны были собраться вместе, где их уничтожил иномирянин Симменс, а операцию возмездия довершили отряды полицейского спецназа. Но можно ведь предположить, что кто-то, дьявольски хитрый и умный, в последний момент ускользнул из-под удара, и теперь готовит себе возможность покинуть Клайв, чтобы начать работу на новом месте, с новыми партнёрами. И для этого ему придётся совершить нечто особенное. К примеру, вытащить из особой тюрьмы представителя мардукской миссии. Разве после этого он не будет принять на том самом Мардуке, как самый почётный гость?
Логический ряд, который выстроил старший инспектор отдела расследований департамента национальной безопасности казался безупречным, и это внушало надежду как-то выскользнуть из-под удара, который ему нанесут недоброжелатели, как только всё закончится. То есть каких-либо промедлений не допускалось. Действовать следовало в двух направлениях. Первое из них заключалось в том, чтобы выловить беглецов и разобраться с ними, кто им помогает и как был составлен план побега. Это направление следовало поручить своим помощникам, наиболее сообразительным из которых был капитан внутренней службы Кавагоэ. Что же касается второго направления расследования, то им Клайдерманн решил заняться лично.
-- Прошу доставить мне все материалы, какие только имеются в нашем архиве, касающиеся деятельности, а также личности господина Коффе, -- сделал запрос старший инспектор и откинулся на спинку кресла, концентрируя свою волю, чтобы накопить достаточный запас энергии для стремительности действий, чем он всегда выгодно отличался от коллег.
Пока запрошенные материалы сортировались и отбирались, Клайдерманн вызвал к себе обоих помощников, кабинеты которых находились неподалёку. Они, несмотря на позднее время, сразу же явились, демонстрируя подтянутость и готовность ко всяческой деятельности.
-- Господа офицеры, -- обратился к своим помощникам капитан. – Мы, все вместе, все отделы нашего департамента, провели неплохую оперативную работу. Практически, нашими общими стараниями, с движением подполья покончено. Всё вошло в завершающую стадию и мы немного расслабились. По этой причине и случился сегодняшний прокол. Вы уже слышали о побеге человека, которого разрабатывала наша группа?
-- Так точно, -- ответили оба помощника.
-- Я так и думал, -- сухо кивнул Клайдерманн. – Поймать его, а также тех, кто устроил ему побег, должно стать делом нашей чести. Мы должны выловить их и разобраться с обстоятельствами этого чрезвычайного происшествия. Как наиболее близкие мне люди, которым я полностью доверяю, вы возглавите отряд, который уже выдвинулся в «законсервированные» зоны старых горных выработок. Старшим я назначаю капитана Кавагоэ. Вы можете воспользоваться любыми техническими средствами, какие могут находиться в нашем распоряжении, я же займусь, со своей стороны, другой серьёзной проблемой. Если у вас нет вопросов, то можете приступать к выполнению задания.
Помощники удалились, двигаясь чётко, согласно уставу, а старший следователь направился к столу, на дисплее которого уже призывно мигала красная лампочка датчика готовности, сигнализируя, что запрошенные материалы доставлены. В течении целого часа Клайдерманн вчитывался в бегущие строчки самых разных документов, которых оказалось на удивление много. В голове мелькнула мысль, что ведь и на него собран такой же материал, который дожидается того часа, когда его затребуют и будут точно так же изучать, старательно выискивая нечто особенное.
Каа Коффе. Чиновник департамента наказаний, прошедший все этапы служебной карьеры, от самых нижних ступеней до того высокого чина, который он занимал до недавнего времени. Коффе показал себя хорошим специалистом и всегда отличался особым рвением. Он получил два высших образования и прошёл особые курсы доверия, то есть был вне подозрений. Как же тогда получилось, что он связался с предателями? Может, его обманули? Может и здесь поработал тот изощрённый ум, что складывал самые хитроумные комбинации и операции? От всего этого голова шла кругом.
Курт Клайдерманн оторвался от стола и перешёл в другую комнату, где он предавался релаксации, размышлениям или занятиям спортом. Все они нужны были для того, что выйти из некоей петли, в которую вошли его мысли и бегали там по кругу. В таком случае это хорошо помогает – выйти из темы размышлений и отвлечь себя, спортом ли, погружением в пласты подсознания либо разглядыванием красот природы. Потом, когда он возвращался обратно, находилось, почти всегда, незамеченное обстоятельство, отталкиваясь от которого он приходил к принятию правильного решения. Целеустремлённость, это была главная черта в характере Курта Клайдерманна, которой он гордился и которой он был обязан всем тем своим успехам, каких достиг. Странным образом этом же, то есть целеустремлённостью, обладал и Каа Коффе, который так же сделал самого себя. Но почему же тогда?..
Клайдерманн уселся на пол и отключил своё сознание от своего «Я», заставив разум парить в пространстве. Он абстрагировался от своего разума и попытался поднять его над Клайвом. Это называлось – посмотреть на себя со стороны. С этого он и начинал. То есть смотрел на самого себя глазами невидимого свидетеля. Позднее, по мере тренировок, он научился отодвигаться от себя всё дальше и мог теперь любоваться видом городских пространств. Как это и за счёт чего получается, старший инспектор не знал, но в его сознании проецировались всё чаще картинки жизни города. Каким-то образом он насыщался той энергетикой, какой пропитан такой мегаполис, каким был Клайв. После этого он начинал выполнять упражнения, тренируя тело. Если бы он был профессиональным спортсменом, то мог бы достигнуть больших успехов на этом поприще, черпая силы и вдохновения из источников вне себя, побеждая противника. Но этого не требовалось делать, равно как и принимать непосредственное участие в силовых операциях, хотя Курт Клайдерманн постоянно повышал свои квалификации, как спортсмен, и как боец.
После очищения сознания тело слушалось его и он исполнял сольный танец боя, с вдохновением нанося удары по манекенам и невидимым противникам, которых для себя, силой воображения, применил не менее полудесятка. Некоторые из них, как это не кажется невероятным, пробивали его силовые блоки и тогда Курт катился по полу, набирая от инерции дополнительные порции той энергии, которые он вкладывал в последующие удары. Потом он складывал сумму кинетической силы, что отмечалось датчиками на манекенах. Сумма эта с каждой тренировкой возрастала.
После тренировки Клайдерманн отправился в душ и затем растёр тело полотенцем с массажным эффектом материала. После этого снова принялся изучать материалы. Получалось, что господин Коффе не мог быть участником противоправительственных организаций или какого-нибудь коррупционного заговора. Здесь было что-то другое, чего инспектор не мог понять, находясь в своём кабинете.
Хорошо, он отправится к самому господину Коффе, благо, что кабинет чиновника находился в этом же здании, в котором разместилось сразу несколько департаментов. Он сумел получить разрешение на вход в его кабинет от следователя, которому поручили заняться этим странным самоубийством. В ответ Клайдерманн обещал следователю поделиться результатами своей работы. Конечно только той частью, в которой был замешан Каа Коффе.
Кабинет носит черты своего хозяина. Если, конечно, у хозяина есть своя индивидуальность. Многие из чиновников Квеста ли, Клайва, а то и Империи научились быть стандартными, вытравливая из себя некие черты человечности, чтобы быть эффективными управленцами. Это помогало, ибо они становились винтиками единой Системы, и эта Система поглощала их, делала их собой, делала их эффективными, но лишала той индивидуальности, которая становилась обузой, а то и помехой, если вы стремитесь к чему-то по настоящему великому. Либо вы – человек, либо вы – часть Системы. Выбор за вами. Курт Клайдерманн нашёл для себя возможность сочетать оба качества, научившись абстрагироваться и выносить свой разум за пределы личностного «Я».
Кабинет не раскрыл ничего особенного, за что можно было бы ухватиться. Стандартный стол, с компьютерными панелями и накопителями информации, стандартная мебель для отдыха. Несколько объёмных картин с видами пейзажей каких-то других миров, не Клайва. Необычным были разве что книги, что лежали в одном из шкафов. Сейчас люди чаще смотрели фильмы, чем читали сами. Но это не было таким уж удивительным делом. Следователь Купер находился здесь же, и с любопытством наблюдал за коллегой, который стоял посередине кабинета и оглядывался по сторонам, не прикасаясь ни к чему. Куперу казалось, что его коллега должен начать доскональный, планомерный осмотр этого места, если получил сюда доступ, а вместо этого инспектор просто принюхивался, не сходя с места. И это было непривычно и удивительно.
Осмотревшись, поглядев на обожжённое пятно на стене, куда угадал импульс излучателя, пронзивший голову хозяина кабинета, Клайдерманн повернулся к следователю.
-- Могу ли я побывать в доме покойного?
Купер заверил коллегу, что прямо сейчас он направится вместе с ним на дом чиновника, который столь нелепо погиб. Они уселись в гравикар и поехали, не разговаривая друг с другом и думая каждый о своём.
+ + +
Смена тюремщиков, которые должны были отправиться на отдых, составили отряд преследования, который отправился в погоню за беглецами. Два десятка рассерженных мужиков были уверенны, что вот сейчас они догонят заключённого, которого его сообщники попытались столь дерзко освободить, не задумываясь особо о том, насколько сложно это сделать. Можно попасть сюда, можно даже предпринять отчаянные действия, чтобы выйти из своей камеры, но как быть дальше, учитывая то, что находятся они на глубине многих километров горных пород, пронизанных заброшенными запутанными тоннелями, в которых легче заплутать и сгинуть, чем выйти куда-либо ещё, кроме тюремного комплекса. Кроме собственно тюрьмы здесь ещё были производственные комплексы, которые были оставлены в те времена, когда закончилась бурная индустриальная эпоха на Клайве.
В администрации тюремного комплекса хранились подробные карты всех помещений, но было мало людей, которые бывали там и хорошо там ориентировались. Поэтому отряд стражников, которые кинулись в погоню по следам беглецов, скоро замедлили свой ход, а потом и вовсе остановились, принявшись совещаться. Кто-то советовал вернуться, предоставив возможность беглецам сгинуть в этих лабиринтах, которые невозможно охватить и более численными силами. Кто-то кричал, что надо закачать туда ядовитый газ, чтобы отравить их. Другие убеждали, что беглецы сами вернутся, рано или поздно, когда убедятся, что выхода отсюда нет. Перекрыть имеющиеся выходы не так уж и сложно. То есть все говорили и никто ничего не делал. В это время и появились капитан Кавагоэ и лейтенант Клювлинд, которые должны были возглавить операцию преследования. Старший охранник Краучик, который возглавлял отряд до этого, был очень рад, что можно снять с себя ответственность за дальнейшие действия. Что бы дальше не случилось, но он больше не будет главным ответчиком. Важно то, чтобы какие-то действия совершались. Либо они будут успешными и тогда беглецы будут пойманы и все неприятности придутся на их долю. Либо они не будут пойманы и можно будет сетовать, что новые командиры действовали неправильно, не выработав успешной стратегии, которой изначально придерживался он, Краучик.
Тюремщики были вооружены холодным оружием, преимущественно дубинками и кастетами. Они и сами были сильны в рукопашном бое, каким занимались все охранники в свободное от службы время. Это был и такой тренинг и вариант досуга. Выпивка, разговор и кулачный бой. А чем ещё заняться?
Пришедшие сверху офицеры принесли с собой новый вид оружия, похожий на ружья, но с чашей на конце, посередине которой имелся штырь с шариком. Кавагоэ объяснил, что это портативные звуковые излучатели, акустические генераторы, оружие из арсенала «свист-деструкторов», которое взяли на своё вооружение силовые структуры Клайва. Ещё у офицеров имелись объёмные карты пустот «подземного города», каким могли бы являться заброшенные шахты. Кавагоэ и Клювлинд запустили голопроектор и тот выстроил весь запутанный лабиринт в миниатюре, который можно было увеличивать, участками, если к этому будет необходимость. Охранники с любопытством разглядывали километры хитрых переходов и сообщений. Одновременно компьютер показал несколько вариантов возможного движения беглецов. Каждый вариант отличался своим цветовым решением. Можно было выбрать любой из них и следовать направлениям, рекомендованным аналитическим машинам. На этом плане даже был их отряд, изображённый в виде красного заштрихованного квадрата. Оказалось, что у обоих офицеров имелись датчики позиционирования, которые позволяли видеть себя в пространстве подземного мира. Хотя беглецов на этой схеме не было обозначено, но аналитические программы указывали, где они могут быть предположительно. Оставалось отправиться туда и взять их. Что может быть проще?
Теперь весь отряд свободных от дежурства тюремщиков разбился на две группы, каждая из которых отправилась своим путём, чтобы сойтись вместе в том месте, где должны оказаться преследуемые, и окружить их. Стражники гомонили и размахивали дубинками. Беглецов надо было вернуть живыми, но о том, что они будут невредимыми, об этом условии не оговаривалось, то есть на них можно было выместить всё своё раздражение. Пусть даже не всё, а хотя бы часть его …
Прежде чем голографическая схема свернулась, Краучик успел заметить, что красный квадрат, обозначавший их место в тоннелях, разделился на два квадратика поменьше размером. Охота началась.
+ + +
Есть довольно большая группа людей, имеющих весьма странное увлечение – бродить по подземным лабиринтам, устроенным самой природой. Это – спелеологи, изучающие происхождение пещер, строение их, микроклимат, а также животный мир, фауну и всё такое прочее. Это что касается учёной братии, а есть ещё и экстремальные спортсмены, которые забираются чёрт те знает куда и получают большое удовольствие от того, что выпутываются из всякого рода ситуаций, в которые сами же упорно влезают. Это что-то вроде варианта мазохизма, бывает, что даже с причинением членовредительства, а то и смерти этих самых экстремалов.
Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт. Это шутливое утверждение многие слышали, но мало кто задумывался о понятии «в гору». А ведь это можно трактовать как – «внутрь горы», «недра горы».
Именно об этом и думал Януш Чижевски, протискиваясь сквозь очередную расщелину, которую им указал Стелл, руководствовавшийся полученной от Кёниге схемы подземных коммуникаций. В том, что у противников может быть такая же схема, а скорей всего ещё более подробная, писатель подозревал и просчитывал и потому выработал такого рода маршрут, каким следовать могли бы только безумцы, а это значило, что просчитать его было невозможно, следовать им весьма трудно, но именно это стечение фактов и давало надежду выбраться оттуда.
Известно, что существуют тактики и стратеги. И те и другие являются теоретиками воинских искусств (практики – это солдаты и командиры). В чём же разница между тактиками и стратегами? А разница между ними в том, что тактики, это прагматики от войны, следуют законам смыслов и логики, тогда как стратеги порой выходят далеко за рамки этих понятий. Считается, что отличии между воинскими понятиями тактики и стратегии лежит в их масштабе. Это совершенно необязательно. Ум стратега рассматривает большое количество параметров и учитывает то, что тактик не замечает и замечать не желает, ибо это может помешать победе. Кто эффективней – тактики или стратеги? Глупый вопрос. Это как собрать две команды и пустить в рукопашную друг против друга. Но, отчасти, в этом есть свой потаенный смысл, ибо они недолюбливают друг друга, выискивая в работе некие каверзы, и находя их.
К чему это здесь говорим? Карл Кёниге был писателем, талантливым сочинителем сюжетов и историй, а также ярким примером настоящего стратега, доказательством чего служил тот факт, что разрабатываемые им операции чаще всего отличались эффективностью, а то, что Сопротивление в конце концов потерпело поражение говорило лишь о том, что у Кёниге не было своей профессиональной армии с настоящими командирами и подразделениями, тогда как у противной стороны всё это было в избытке и они переиграли Кёниге своей масштабностью. Но что касается штучной, индивидуальной операции, то здесь Кёниге вполне мог претендовать на победу. На что он и надеялся, разрабатывая операцию по освобождению руководителя мардукской миссии из заключения, рассчитывая на непредсказуемость действий.
Единственное, на что можно было посетовать, так это на трудности. Чего было в избытке, так это именно их. Приходилось не просто двигаться по транспортным галереям, а залезать во всякого рода щели и расщелины, пользоваться провалами и просто колодцами, чтобы переходить с одного уровня на другой, оставляя преследователей в состоянии недоумения – куда же снова подевались беглецы? А они просто полезли туда, куда мог отправиться только безумец, или нестандартно мыслящий стратег.
Чижевски мысленно выкрикнул очередное проклятие, а Сэнди Грей так и вовсе выразился вслух, получив от Стелла толчок локтем в бок, ибо малейший звук разносился далеко, а преследователи могли использовать акустическую прослушку подземных горизонтов, для пеленгации подозрительных звуков. И они бы обязательно так бы и сделали, если в подчинении о Кавагоэ и Клювлинда были бы солдаты спецподразделения, привыкшие к дисциплине и трудностям. Но у офицеров, присланных Клайдерманном, не было спецов тайных операций, а были охранники тюрьмы усиленного режима, которые обленились, обрюзгли и давно не оказывались в роли преследователей. Да и найдётся ли в подземном узилище человек, хотя бы один, который будет настолько безумен, что ударится в побег. Самых отчаянных и агрессивных ломали ещё на стадии следствия, а здешняя служба безопасности старалась не допустить, чтобы заключённые собирались в команду. Такого рода деятельность отслеживалась, а возможных лидеров изолировали в специальном бункере, который устроили в одном из самых глубоких штреков, начатый разрабатываться, да так и оставленный, по целому ряду причин. Среди заключённых ходили истории, что именно там находится портал в огненные подземелья, населённые клыкастыми тварями, похожими на демонов из «потусторонних» голографических ужастиков. Мол, изыскатели, которые наткнулись на этот портал, собирались его исследовать, но столкнулись с настолько ужасными вещами, что у них не выдержал рассудок. Поговаривали, что именно по этой причине и закрыли всё рудодобывающее хозяйство, а сами изыскатели, те, что остались в живых и сделались первыми пациентами того бронированного бункера. Эти легенды были настолько ужасны, что никто не хотел в них верить, но верили все, вплоть до охранников. Охраняли тот бункер несколько человек, никогда не поднимавшихся на поверхность. Они появлялись в административной зоне этой тюрьмы и не говорили ничего и даже делали вид, что не могут говорить. Они отсыпались, получали необходимые запасы продовольствия, лекарств и прочих необходимых вещей и отправлялись обратно, рождая новые легенды, ещё более ужасные, чем старые. Кое-что из тех историй слышал и Карл Кёниге, которого снабжал ими господин Коффе, а писатель всё старательно записывал, обещая на основе этого создать новый увлекательный роман, одним из главных действующих фигурантов которого должен был сделаться Каа Коффе, и даже под своим именем.
Про бункер Кёниге Стеллу не сказал ни слова, то есть упомянул, как о факте, но выстроил маршрут бегства так, что они погружались на самое дно разработок и подныривали под промзону бывшего горного комбината. Это было трудно, это было опасно, но это было реально. По крайней мере в расчётах Кёниге.
-- Я больше не могу, у меня скоро лопнет сердце, -- заявил Грей, падая на колени и заваливаясь на бок. – Я не могу … не могу дышать.
Янек Чижевски собирался помочь ему подняться и наклонился, но вдруг ощутил себя лежащим рядом со своим помощником. Он внезапно потерял сознание и даже не осознал этого. Хай Стелл смахнул с лица пот и глянул на экран анализатора. Действительно, кислорода в атмосфере шахты были критически мало, а вот газов разного содержания прибавилось. Анализатор был готов выложить дополнительную информацию, но Стелл его выключил – надо было экономить энергию.
-- Потерпите, парни, -- сказал разведчик. – Самое трудное мы всё же сделали – вырвались из охраняемой зоны и оторвались от преследования. Теперь только у нас и осталось, что добраться до транспортного тоннеля и найти там тележку с невыработанными батареями. Это всё я беру на себя, а вам надо только дойти.
-- Легко сказать, -- буркнул Чижевски, -- тем более, что мы находимся вблизи очень интересного места.
Чижевски успел пообщаться со здешним контингентом населения и успел о многом узнать. И теперь он собирался было рассказать одну из историй, от которых спирало дыхание в тюремных бараках, но … не стал продолжать. Для этого просто не оставалось ни сил, ни желания долго говорить, ни самого страха, который как бы растворялся в усталости. Стелл покосился в его сторону. В темноте, которая царила вокруг, он мог видеть разве что силуэты спутников от диодного освещения, которое почти что не истощало питания их батарей. Если бы информация, о которой упомянул Чижевски, была бы важно, он её не стал бы скрывать. Теперь все они находились «в одной лодке».
Засветился и развернулся квадрат голографической схемы. Теперь можно было видеть лица всех трёх участников группы. Они разглядывали сетку извилистых линий, означающих штреки, галереи и просто подземные полости. Стелл увидел, насколько измождены его товарищи, как раскрывают они рты, чтобы больше вдохнуть воздуха и получить чуть больше необходимого живительного кислорода. Сам он давно научился стимулировать свой организм действовать при самом ничтожном ресурсе. Для этого существуют свои методики, сложные, но эффективные.
-- Вот здесь мы находимся, -- он показал пальцем на участок, где вращался крошечный шарик, почти точка, -- а сюда нам надо добраться. Там будет можно нормально дышать, так как там должна сохраниться вентиляция, чтобы не разрушались имеющиеся там механизмы и материалы. Осталось совсем немного, парни.
И Чижевски, и Грей, понимали, что это говорится, чтобы поддержать их силы. Человек сам определяет для себя, когда он может что-то сделать, а когда уже нет. Стоит только расслабиться и сдаться, то и силы моментально иссякнут и он не сможет сделать и шага. Прежде чем погибнуть, люди сами себя хоронят, а потом это уже происходит по факту. Но до тех пор, пока они не сдаются, они могут двигаться, бороться и контролировать свои силы и возможности, используя резервы своего организма.
-- Двинулись.
Хай Стелл поднялся первым. Не надо давать друзьям расслабиться, потому как от этого начинают таять силы. Скоро они доберутся до более удобных и привычных мест и там им будет легче. Надо только немного потерпеть. А лучше средство для этого – личный пример. Поэтому Стелл и демонстрировал уверенность и невозмутимость. Если хочешь, чтобы у тебя всё получалось – старайся сам, как минимум.
Галерея, по которой они двигались, была природного происхождения и поверхности ей почти не касались руки проходчиков. Лишь в нескольких местах своды были укреплены искусственно. Поверхности стен, сводов бугрились каменными выступами. Много было препятствий и под ногами. Надо было двигаться вперёд, и не упасть, не вывихнуть и не сломать ног, уберечься, чтобы не ухнуть в провал, которые тоже попадались. На схеме Кёниге некоторые галереи, находившиеся на границах пространственной карты, были обозначены штрихами, по причине того, что были нанесены на планы кое как, как несущественные участки, которые разрабатываться не будут.
Нет этих мест у Стелла, не должно быть и у преследователей, которые обшаривали участки выше маршрута беглецов. То есть не надо было опасаться, что вот сейчас они наткнутся на погоню. Единственное, что тревожило сейчас разведчика, так это обмолвка пленника, что они находятся рядом с каким-то «нехорошим местом». Что мог знать о подземных лабиринтах такое Чижевски, чего не знал Кёниге? Впрочем, надо учитывать то, что писатель здесь никогда не был, а приятель Траскона провёл тут не менее месяца и мог узнать много чего такого, что тщательно скрывается от всех.
-- Эй, Чижевски, -- повернул голову в сторону спутника разведчик, -- если тебе есть что рассказать мне, то ты не должен хранить молчание. Особенно если это связано с какими-то неожиданностями, которые могут коснуться всех нас.
-- Нет, -- отозвался узник подземной тюрьмы, -- ничего конкретного. Одни только слухи и предположения. Само это место рождает ужасные легенды, которые здешние обитатели передают друг другу, не забывая их всячески раскрасить от себя. А здешняя атмосфера делает доверчивым ко всякого рода россказням. Но это ведь не означает, что всё должно быть непременной правдой.
-- Но ты позднее мне всё расскажешь? – Попросил Стелл и добавил: -- Я ведь ужасно любопытный человек.
-- Непременно. А потом мы вместе повеселимся.
+ + +
-- Это находится здесь, -- сообщил Купер, -- но мы всё здесь проверили, когда прибыли после того происшествия. Каа Коффе не был связан ни с чем предосудительным и я уверен, что всё это большая несуразица и цепь злосчастных совпадений.
Оба следователя находились в жилище столь неожиданно и трагично погибшего чиновника и с любопытством оглядывались по сторонам. Купер здесь уже успел побывать, а Клайдерманн очутился впервые. Конечно, ему приходилось сталкиваться с господином Коффе в коридорах из департаментов, встречаться на конференциях и совещаниях, но за исключением низких общих фраз их общение не развивалось. И вот сейчас Курт с большим любопытством озирал помещения дома чиновника, пытаясь на основании визуальной информации построить какой-то для себя образ, отталкиваясь от которого можно было бы делать выводы. Важные выводы, как вы понимаете, так как правильное толкование случившего должно объяснить инспектору всё, что случилось за последнее время. То есть каким образом Каа Коффе предоставил неизвестным злоумышленникам доступ в тюрьму усиленного режима, да ещё и к особому заключённому, который не должен был интересовать никого из серьёзных организаций, лаже организаций Сопротивления.
Однако же всё это произошло и требовало самого тщательного изучения. Именно этим Клайдерманн и занимался. Не вынимая рук из карманов. Здесь не могли быть применимы обычные методики компьютерного моделирования и углеродного анализа. Всё это было и всё это применялось, но толку от этого было ноль, если они имели дело с тем дьявольски умным противником, с которым снова столкнулся Курт. Действовать надо было совсем по другому, и со стороны, неожиданной даже для самого себя. Лишь в этом случае можно было на что-то надеяться.
Как оказалось Каа Коффе был человеком аскетическим и жилище у него было просто и даже скудно обставлено. Здесь не было всех тех ультрамодерновых затеюшек, как «искусственный интеллект» жилища, когда вся автоматика дома или квартиры была программирована на предсказание ваших желаний и стремлений. То есть захотели вы посмотреть новый голографический фильм, а проектор сам собой включается. Захотели вы отведать какое-то экзотическое блюдо, которое только- только было разработано программными кулинарами Квеста, а ваш кухонный пищевой синтезатор уже пищит, что «кушать подано». Только вы собрались поболтать с друзьями или сыграть с ними в какую-либо виртуальную игрушку, а вам домашний секретарь объявляет, что конференция уже организована и все ваши друзья уже на связи.
Ничего этого у Коффе не было. Да он в этих излишествах не очень-то и нуждался, ибо большую часть своего времени проводил на рабочем месте, а домой приходил, чтобы переночевать и восстановить свои силы, и потому кровати с релакс- постелью его вполне хватало, а тогда, когда он был не так уж и утомлён, господин Коффе любил провести свободные часы в уютном кресле с книжкой в руках. У него дома оказалась большая коллекция книжных собраний, самых разных авторов, по большей части – беллетристов. И на почётном месте – то есть рядом с креслом, стояли роскошно изданные томики Карла Кёниге, с трёхмерными иллюстрациями и музыкальным сопровождением текста.
С любопытством Клайдерманн брал одну книгу этого автора за другим и неспешно перелистывал страницы, которые рождали музыку, что лилась как будто прямо со страниц, хотя плоские динамики были частью обложки и корешка. Музыка должна была создавать особое настроение для чтения книги, когда содержание её кажется неким откровением, и хочется ещё и ещё возвращаться к произведения, чтобы снова погрузиться в особый мир, созданный фантазией автора. На задней стороне обложки присутствовал фотографический портрет автора, несколько приукрашенный и романтизированный, как это обычно и бывает. Клайдерманн вгляделся в лицо писателя, а тот улыбнулся ему и даже помахал рукой. Программированными фотографиями снабжали эксклюзивные, подарочные экземпляры, а это что-то значило.
Что-то значило … Курт Клайдерманн забрался в кресло и открыл роман, который держал в руках. Сопровождавший его следователь разинул от удивления рот. Он собирался насладиться зрелищем, как коллега из департамента будет проводить следственный обыск, который закончится ничем, ибо предметов обихода здесь было удручающе мало. Но, вместо этого, коллега решил просто посидеть и перелистать одну из книжек, словно уже догадался, что вся затея его ничего не стоит, но признать это сразу у него хватает духу и он решил просто растянуть время. Купер не знал, что ему делать и как вести себя, потому просто стоял рядом, сунув руки в карманы брюк, прислушивался к звукам музыкального сопровождения книги и покачивался, с носок на каблуки, в такт мелодии. Не хватало ему тоже брать в руки какую книгу.
Признаться, Курт Клайдерманн мог бы полностью погрузиться в содержание, ибо написано было действительно завлекающе, но не это было причиной того, для чего он сюда явился. Надо было войти в образ хозяина, «влезть в его шкуру» и прислушаться к своим ощущениям. Ощущения были самые что ни на есть положительные. Спокойствие и довольствие, плюс наслаждение словом и содержанием. А ещё на титульном листе имелась дарственная надпись, от автора. И, судя по содержанию строк, писанных рукой автора, их объединяло если не дружба, то приятельские отношения. А это было уже интересно.
Погладив ладонью обложку, Клайдерманн поставил роман на полку и потянул с полки следующий. Тоже, кстати сказать – Карла Кёниге. «Сто дней среди призраков». На обложке был вид города, но что-то было непривычно в этих переплетениях улиц и горящих окнах. Что же? Клайдерманн нахмурился, разглядывая картинку. А потом содрогнулся и едва не выронил томик из рук. С обложки на него таращилась морда ужасного монстра- демона, который составился из этого переплетения казалось бы привычного городского вида. Невольно Курт зажмурился и даже тряхнул головой, чтобы скинуть с себя наваждение. Потом снова глянул на обложку – вполне обычный городской вид. Но стоило взгляды остановиться, как снова началось движение, словно картинка оживала и детали сдвигались, менялись местами. Прежде чем снова проявилась морда, Клайдерманн сунул книгу на место, холодея от тяжёлого неприятного чувства. А потом едва не рассмеялся. Это же вполне обычный приём рекламщиков товара – оживлять картинку, делать из неё трейлер, то есть двойную нагрузку, рекламу и иллюстрацию. Кстати сказать, и эту книгу автор подписал хозяину жилища. Какой из этого можно было сделать вывод?
Вывод - однозначен. Каа Коффе был поклонником писательского таланта Карла Кёниге, и они были знакомы. А это уже было основанием более пристального изучения личности популярного писателя. Такой человек вполне подходит под образ демонического стратега, стоявшего за всеми акциями движения оппозиции. Но зачем успешному писателю это нужно? Одно дело создавать миры карманного формата, какими можно поразить воображение своего Читателя. Благодарность выражается во вполне конкретном размере кредита, которого вполне хватает на всяческие фантазии и капризы. Зачем Кёниге выкорчёвывать из-под себя фундамент благополучия?
Это был очень важный вопрос и Курт Кёниге опустился в кресло, повернув его в сторону ряда книжных стеллажей. Он обхватил руками голову и замер в неподвижности, не обращая внимания на коллегу, который изумлённо разглядывал сначала старшего инспектора, а потом и ряды книг, на которых Клайдерманн сосредоточил свой неподвижный взгляд. Следователь подобрался ближе к шкафам и начал брать с полок разные книги и перелистывать их. Книги как книги, ничего в них не было такого. Да, есть люди, которые в них пытаются что-то для себя отыскать. И что с того? Кто-то ищет истину в алкоголе, кто-то в близости с женщинами, третьи сосредотачиваются в своей профессии, кто-то накапливает кредит. Каждый реализовывается как может. Что же так заняло внимание Клайдерманна, имеющего репутацию человека, который видит чуть больше и умеет заглянуть чуть дальше, чем среднестатичные чиновники Клайва? Что его заинтересовало? Купер присел в соседнее кресло и принялся терпеливо ждать, достав из холодильника банку газированного джуса.
Люди в своём мастерстве доходят до определённого уровня, который является пределом, или потолком. Дальше начинается топтание на месте, или прыжки на месте, это уж как посмотреть. Для того, чтобы двигаться дальше, надо сломать стену, перейти в новый формат личности и только в том случае можно продолжить свой личностный рост. Вот к такому мнению пришёл инспектор Клайдерманн относительно Карла Кёниге. По-видимому писателю надоело быть просто человеком и он решил перейти в ранг Вершителя, то есть создавать ситуации для изменения самого общества, да и государства в целом, а для этого он сблизился с людьми, которые пришли к сомнениям, и показал возможность действия для них. Если так, то такой человек вполне мог бы стать тем самым демоническим стратегом, на следы деятельности которого в последнее время натыкается Клайдерманн, и, если другие предпочитают этого не замечать, то он лично готов идти дальше, до конца.
Взъерошив волосы, окончательно растрепав причёску, Клайдерманн поднялся из кресла и решительно направился к выходу. Купер устремился за ним, отшвырнув пустую банку в сторону, где она покатилась и остановилась у стены.
-- Вы что-то нашли, господин капитан? – Спросил следователь у коллеги. Они ведь так и приступили к дотошному обыску, к чему был готов следователь. Визуальный осмотр гостиной и несколько книжек навряд ли могли дать тот материал, какой бы дал нужный материал для успешного следствия.
-- Да, -- кивнул головой Клайдерманн, -- кое-какие мысли у меня появились. Но они требуют немедленного уточнения. А для этого я должен испросить дальнейших полномочий у своего высшего начальства. Дело того стоит.
Купер замедлил шаги и постепенно отстал от старшего инспектора отдела расследований. В конце-то концов они занимаются разными делами и стоит ли при таких обстоятельствах влезать в дело большого начальства? Оно, высокое начальство, этого не любит и даже не терпит. Чтобы так действовать, надо быть авантюристом или иметь такую репутацию, какая уже была у Клайдерманна. Да и то ещё вопрос, достаточно ли этого?
Постепенно Купер отстал от старшего инспектора, а потом и вовсе повернул в свою сторону. Если этим делом решил заняться Курт Клайдерманн, то это уже его проблемы. Если он что там напортачит, то с него и будет спрос, а он, Купер, здесь не при чём и не в курсе. Так, ответил на пару вопросов, который ему задал коллега. Вот и всё.
+ + +
Вот и всё …
Януш Чижевски почувствовал, что у него подгибаются ноги и он мягко повалился на бок. Следовавший за ним Сэнди Грей тоже зашатался и опустился на колени. Хоть и не упал, но идти дальше не мог. Он закрыл глаза и раскачивался из стороны в сторону. Ему казалось, что он двигается по очередному тоннелю, который никуда не ведёт, так как выходит из полного мрака, в темноту же и уходит. Хай Стелл, который возглавлял их маленькую группу вернулся и присел рядом.
-- Осталось совсем немного. Пару километров, не более. Мы уже практически дошли. Они нас окончательно потеряли. Я мог бы оставить вас здесь и пойти в одиночку, но это задержит нас. Я найду транспорт, активирую его, но это привлечёт внимание и туда начнут подтягиваться группы преследования. Я вернусь за вами и помогу добраться до тележки, но там нас может уже ждать засада. А надо ли нам это?
Януш Чижевски слушал голос и понимал, что разведчик говорит правильные вещи, но ни ноги, ни руки не желали его слушаться. Он два раза пытался подняться и оба раза падал навзничь. Неужели это конец его жизненной дороги? Было обидно, что конец был такой невидный, в полной темноте. Он прошёл через десятки суровых испытаний, участвовал в боевых действиях и тайных операциях, а теперь вот находился на дне глубокой шахты и не имел сил подняться на ноги, чтобы из этой шахты выбраться. Он даже говорить не мог, чтобы сказать последнее «прости».
Стелл повозился немного, достал свою универсальную автоматизированную аптечку, активировал, посмотрел перечень оставшихся средств, горестно покачал головой. Аптечка была практически пустой и годилась только для простейшего диагностического анализа. Он всё же набрал запрос на стимулирующее средство, после чего прижал прибор к предплечью Янека. Выскочившая игла сделала инъекцию, но что это была за доза? Слёзы, а не доза.
-- Держись, дружище, -- увещевал товарища Стелл. – Сейчас у тебя появятся силы. Надо-то совсем чуток, пройти немного, а всё сделаю я сам. Вон и Сэнди готов идти.
Грей попробовал подняться и завалился на бок. Но он всё равно пытался встать и поднялся-таки, пусть и с третьей попытки. Чижевски тоже начал вставать, вроде даже и сил прибавилось, пусть и самую малость, но ведь надо же, надо идти. Не оставаться же здесь? Это будет обидно, это будет даже смешно, если он распишется в собственном бессилии в двух шагах от свободы. Ну, пусть не в двух, в трёх или чуть более, это ведь не важно. Ты только представь себе усмешку красномордого Краучика, который будет всем рассказывать, какими слабаками оказались эти, с Мардука. Мол, любой другой заключённый, родом с Клайва, случись ему бежать, прошёл бы эти паршивые сто метров … и даже километр.
Первые шаги всегда самые трудные. Организм как-то настраивается на преодоление трудностей, но потом как бы втягивается в процесс движения и можно идти и идти, идти и идти, сколько угодно, хоть целый километр, учитывая, что этот километр надо пройти глубоко под поверхностью, по галерее, ведущей, вполне возможно, к смерти.
Признаться, Стелл и сам устал, ведь ему пришлось не только двигаться вперёд и отслеживать весь путь, но и следить за своими спутниками, которые быстро обессилили и теперь едва держались на ногах. Сэнди Грей, оказалось, держался на психической возбуждении, а когда апогей этого чувства прошёл, силы его моментально стали таять. Как это печально и не вовремя.
Порываясь все время двигаться быстрее, Стеллу приходилось всё время сдерживать себя, чтобы не отдаляться от своих спутников, которых он то поддерживал, то подсвечивал им путь, то подавал ободряющие знаки своим фонарём. Так или иначе, но они продолжали движение.
Кое-как они добрались до галереи, которая вела в пещеру, где был устроен, в своё время, обогатительный комбинат, где обрабатывались руды и минералы, добываемые в близлежащих шахтах. Здесь даже имелся свой завод и своя геотермальная электростанция. Подземный город, в который, в силу необходимости, превращался шахтный комплекс, обеспечивал себя по многим важным параметрам.
-- Всё, парни, считайте, что мы уже дошли. По этой дороге мы легко доберёмся до нужного места. До свободы – рукой подать.
Наверное, не скажи им этого Стелл, они бы ещё немного продвинулись по галерее, но слова, что они дошли, как-то сразу подействовали на его товарищей и они снова упали, сначала – Сэнди, а уже потом – Янек, потянувшийся, чтобы помочь напарнику, но не удержавший ни его, ни себя. Стелл посмотрел на обоих беглецов, вздыхая.
-- Ладно, парни, отдыхайте. Я скоро вернусь. Только будьте осторожны. Там, внизу, нам некого было опасаться, но здесь … Смотрите, группы, отправленные на наши поиски и преследование, вполне возможно где-то бродят поблизости.
Он даже немного посидел рядом с ними, а потом поднялся и умчался вперёд. Умчался, с точки зрения обессилевших беглецов, и, медленно, трусцой, по понятиям самого разведчика. Во время проведения своих операций они всегда действовали стремительно. В этом был их главный, один из главных секретов успешности. Вторым секретом было хорошее обеспечение сверхсовременным оборудованием. Как сейчас ему не хватало датчиков движения и сканеров глубокого проникновения. Всего-то и надо бы их с десяток, установить на разных уровнях галерей и обработать полученные данные. Он увидел бы все передвижения отправленных следом за ними групп и выработал маршрут, позволяющий им обойти преследователей. Ничего сложного, справится и ребёнок, понятное дело, что ребёнок подготовленный, скаут.
Но ничего этого не было и надо было задействовать свои собственные чувства, коими их наделила мать- природа. Она не поскупилась, особенно для тех, кто в этом разбирается, и всё это работает, но … он уже подрастерял ресурс своих сил, казавшийся безграничным. Но так кажется для стороннего взгляда, а самого-то себя ведь не обманешь. Нет, не обманешь.
Так Стелл двигался по галерее, то беседуя с самим собой, то замирая на считанные мгновения и превращаясь в одно большое ухо, или локатор, кому какое определение ближе.
+ + +
Кавагоэ и Клювлинд были людьми добросовестными. У них не было возможности разработать план преследования загодя и обстоятельно. Но каждый из них обладал немалым личным опытом, который они вложили в основу своих действий. Кавагоэ прикинул, как бы он сам стал действовать, случись ему попасть в аналогичные обстоятельства. Он хорошо понимал, что имеет дело с особыми людьми, которые хороши тем, что умеют действовать нестандартно. Но одно дело – действия, а совсем другое – обстоятельства. Их-то не поменяешь.
Можно предположить, что задействованных в побеге людей всё же больше, и ещё одна группа дожидалась беглецов где-то здесь, с гравикаром, или иным средством передвижения. Но это подразумевало предварительную разведку, а на неё у подпольщиков, или кто там стоял за бегством, не должно сохраниться ресурсов. Да и внедрённой агентуры у правительства сейчас столько, что кто-нибудь да проболтался бы. И тогда они узнали бы всё, или почти всё. Но ничего подобного до них не доходило, и это доказывало, что группа малочисленна и – самое главное – автономна. То есть действует на свой страх и риск, то есть вряд ли столь уж тщательно подготовлена, то есть можно им противодействовать своими силами и тоже – без особой предварительной подготовки.
Сам Кавагоэ решил перебросить себя и десяток наиболее сообразительных – по внешнему виду – стражников. Они рассредоточились по пространству комбината, не всему, а той его части, где оставались транспортные средства. Это из расчёта, что беглецы не собираются отлёживаться в заранее подготовленном убежище, где можно прятаться неделями, тогда и план Кавагоэ теряет свой смысл. Но если беглецы собираются дальше двигаться на одной из транспортных платформ, с которой не снят двигательный контур, то в этом случае их выследить можно. Тем временем остальные группы стражников, которые идут по основным тоннелям, должны подойти и, таким образом, они возьмут беглецов в кольцо, или в клещи. Такое определение нравилось Кавагоэ больше.
Оба отряда преследователей, возглавляемые офицерами Кавагоэ и Клювлиндом, потихоньку сближались. Хотя у них и были средства для переговоров, даже в условиях протяжённых подземелий, но они сохраняли молчание в эфире, на тот случай, если у беглецов тоже были подобные радиостанции. Но заставить охранников самих идти без шума было невозможно, да и задачи такой не ставилось. Обычно команда загонщиков ведёт себя демонстративно шумно, чтобы создать у беглецов впечатление о большом количество загонщиков, порождая в их составе панические настроения. В данном случае просить стражников не требовалось. Они и без того были утомлены и раздражены до крайности. Если бы сейчас они догнали заключённого и тех, кто устроил ему столь дерзкий побег, то стражники бы наверняка постарались бы их покалечить, чтобы сбросить таким образом весь негатив, каким пропитались насквозь.
В то время, как Кавагоэ добрался до горно-обогатительного комплекса и прикидывал места для засад, Клювлинд вёл своих людей по тоннелям, по которым должны были двигаться преследуемые беглецы. Правда, сканеры убеждали, что здесь никто не проходил уже весьма долгое время, но это ещё ничего не значило, ибо вокруг хватало разного рода дыр и переходов, по которым можно было перемещаться из одной галереи в другую. Далеко не все они были отмечены в подробной схеме, имеющейся у обоих офицеров. Они старательно вносили дополнения, практически не останавливая движение. Стражники переговаривались между собой и выражали недовольство, высказываясь, беглецы наверняка провалились в один из колодцев и переломали себе все кости. Кое-кто утверждал, что беглецам всё заранее подготовили и они уже выбираются на поверхность. Услышав это, оба офицера сообщили, что и наверху уже задействованы команды спецназа, у которых тоже имеются планы шахт и подземного комбината, со всеми его выходами на поверхность. Но их подчинённые всё это плохо воспринимали, утомлённые всеми этими стремительными перемещениями до крайности. И Клювлинд, и уж тем более Кавагоэ понимали, что таким вот преследованием должны были заняться специальные группы из числа полицейского спецназа, но на их привлечение уже не оставалось времени. Надо было спешить. Что они и делали.
На беглецов наткнулась одна из групп, которой лично командовал Клювлинд. Должно быть беглецы, утомлённые в ещё большей степени, чем преследователи, спали в галерее, прикорнув прямо на голом полу, у стены. Проснулись они не сразу, а когда шум движения стражников всё же разбудил их, бежать и прятаться куда-либо не имело смысла, ибо на них было уже направлено сразу несколько сильных лучей световых рефлекторов. Но они вскочили и бросились бежать, пробудив сразу в стражниках подрастерявшийся азарт загонщиков. Преследователи немедленно подняли гвалт и устремились в погоню, размахивая дубинками.
Замешкавшийся Клювлинд догнал вверенных ему в подчинение стражников, когда они уже догнали несчастных и пинали их ногами, легко сбив с ног. Сначала оба беглеца пытались отбиваться от охранников, но больно уж они были утомлены, да и численное превосходство играло свою определяющую роль. Их моментально свалили с ног и принялись бить, руками, ногами и дубинками, вымещая всю скопившуюся злость. Клювлинд даже не сразу смог остановить это побоище. Он хватал то одного из драчунов, то другого, и оттаскивал их в сторону, но те тут же снова возвращались обратно, чтобы успеть нанести ещё хотя бы пару ударов, заражённые этой единой связующей целью.
Замечали ли вы за собой, что общие стремления толпы как-то и на вас действуют? Если нет, то это удивительно, ибо замечено, что человек суть общественное существо и на него влияют некие общие эмоции, витающие вкруг толпы незримыми флюидами. Порой эти силы бывают настолько заразительны, что группой может овладеть безумие, пусть даже временное. С такой группой становится трудно иметь дело.
Чтобы навести хоть какой-то порядок, Клювлинд достал звуковой генератор, который всё это время находился у него за спиной и навёл его на беснующуюся толпу. Воздействие высокочастотными акустическими колебаниями быстро всех разогнало и они попадали на пол, зажимая уши. Некоторые даже завывали, от боли в ушных перепонках или от страха, который является одной из реакций на такое вот звуковое воздействие.
Офицер проследовал вперёд, бесцеремонно убирая с дороги, толчками или пинками тела тех стражников, что находились на его пути. Он склонился над беглецами и осветил их лица фонарём. Клайдерманн показал ему фотографии руководителя мардукской миссии. Януш Чижевски был здесь. Опознан был и второй. Это оказался его секретарь и помощник Сэнди Грей. То есть они и на самом деле были не простыми чиновниками из административной системы Мардука, если могли участвовать в стой специфической, как связь с террористическими организациями, а также организовать побег из столь сложного места заключения. Тем временем стражники начали приходить в себя. Некоторые, самые активные, изъявили желание ещё поквитаться с беглецами.
-- Достаточно! – Решительно заявил Клювлинд. – Вы что, хотите, чтобы вас обвинили в сокрытии материала для следствия? Не забывайте, что относительно одного из них ещё ведётся расследование, да и второй тоже должен подвергнуться допросам. В кого надо допрашивать, если вы их порвёте на части? Разве что вас самих. Может вы хотите таким образом скрыть свою личную причастность к побегу?
Об этом стражники до сих пор не задумывались и отодвинулись от пленников, которые начали приходить в себя после нанесённых им побоев. Стражники со злостью поглядывали на Януша и его сообщника, а кое-кто с недоверием поглядывал и на соседей. Вдруг кто из них тоже подкуплен подпольщиками и теперь стремится скрыть своё участие таким вот дьявольским образом. Так или иначе, но потерпевшие получили временную передышку.
Тем временем Клювлинд включил свой коммуникатор и начал вызывать своего коллегу. Теперь таиться не было смысла.
-- Кавагоэ, -- вещал в коммуникатор Клювлинд, -- мы нашли беглецов. Они так и не добрались до пространств комбината.
-- Они все там? – Озабоченно отозвался Кавагоэ.
-- Нет. Только двое. Третьего не оказалось.
-- Кто они – определились?
-- Да, -- кивнул Клювлинд, словно разговаривавший с ним мог его видеть. – Это наш заключённый, подследственный Чижевски. Обнаружился и Грей, тоже из мардукской миссии. С третьим сложнее.
-- Его не определили?
-- Нет. Вполне могло быть, что это кто-то из наших, но он не обнаружен. Есть предположение, что именно он и был проводником, но то ли провалился в один из колодцев, то ли бросил своих товарищей, чтобы спасаться самостоятельно. Так что вы там ещё пройдитесь. Если надо, то я могу передать вам часть своих людей. Для конвоирования беглецов мне достаточно нескольких человек.
-- Сами справимся. Это уже не так важно.
Офицеры переговаривались, даже не пользуясь приспособлениями, защищающими от прослушивания. Да и кто их стал бы здесь слушать, тем более, что эпопея с побегом уже закончилась? Но Хай Стелл слушал каждое их слово. Его коммуникатор был всё это время задействован и сканировал все частоты, именно для такого вот случая. При этом разведчик находился столь близко от Кавагоэ, что слышал его слова и без прибора, ушами, затаившись и выжидая. Он сразу определил, что в пещере находятся чужие люди и эти люди устроили на них засаду. Стелл обдумывал, как ему удобней действовать, как сработал коммуникатор и один из офицеров доложил, что беглецы пойманы. После этого все стражники собрались вместе и начали шарить лучами мощных фонарей по самым тёмным углам пещеры, где, по их мнению, мог бы кто-то прятаться. Но так никого не оказалось, ибо единственный человек, кроме них, которого они и дожидались, находился на расстоянии практически вытянутой руки и потому на его укрытие никто не обращал внимания. Кавагоэ оставил здесь пост из трёх самых сообразительных стражников, а вместе с остальными отправился в сторону тюремного комплекса, где его дожидался Клювлинд, с остальными охранниками и двумя пленными, которых старательно заковали.
Перед уходом Кавагоэ строго проинструктировал оставшихся, чтобы они были бдительны и не выдавали своего присутствия, но тот крайний случай, что и третий из беглецов как-то себя проявит. Тогда можно будет схватить и его. В таком случае всё закончится даже лучше, чем начиналось. Любое действие принесёт пользу, если правильно его перенаправить.
Как только стражники исчезли из поля зрения, появился Стелл. Это была демонстрация решительных дел. Его появления никто не ожидал и потому его действия были на редкость эффективны. Хай расправился со всеми троими легко и даже не напрягаясь. Ему не потребовалось даже убивать их. Несколько движений голыми руками и вся троица развалилась на полу в самых живописных позах. Заковать и заткнуть им рты было делом минутным. Далее Стелл занялся техникой. Он уже присмотрел для себя несколько тележек и теперь выбрал одну, самую из них быструю. Надо было спешить, пока Клювлинд со своими людьми не соединился с остальным отрядом.
План Стелла был дерзок и прост. Он вздумал обогнать стражников и первым появиться среди людей Кавагоэ. Появления его никто не ожидает. Воспользовавшись этим, он освободит своих товарищей и скроется снова в транспортном тоннеле. Пусть они продолжат его преследование, но он надеялся снова оторваться от погони. А там уж как распорядится судьба и организаторский талант Карла Кёниге.
+ + +
Карл Кёниге. Этот человек всё больше интересовал Курта Клайдерманна. Старший инспектор отдела расследований соответствующего департамента имеет самые широкие полномочия, но, увы, даже их порой не хватает, если ты заинтересуешься персоной, чьи сферы деятельности располагаются весьма высоко. Этот писатель умел «пустить пыль в глаза». Он вращался в столь влиятельном обществе, что невольно и на него начала распространяться неприкасаемость. То есть нельзя было подойти и сделать заявку на изучение этого человека, его связей и контактов, осмотреть его жилище, и провести ознакомительную беседу в кабинете, где можно попробовать его уговорить, склонить к сотрудничеству, а то и просто припугнуть, вдарить пару раз по корпусу или конечностям. Люди после такого вот «знакомства» становятся предупредительными и понимающими. Начинают понимать, что положение их в обществе может весьма быстро и неожиданно поменяться. Всё это вызывает лёгкий психологический шок, которым и можно, а порой и нужно воспользоваться.
Но для данного человека эти методики вряд ли применимы. Хотя … надо бы заглянуть ему в глаза, да «подержать за пульс». До сих пор у Курта Клайдерманна такого рода проделки получались. За это он даже как-то получил личную благодарность от Кэтрин Кетько, «Железной Леди», которая возглавляла их департамент, женщина, одинаково успешно носившая военный генеральский мундир и элегантное модное платье. А что, если попробовать обратиться именно к ней, чтобы получить добро на хотя бы разовое посещение сферы «неприкасаемых», чтобы заглянуть в гости к этому самому модному литератору Клайва и, у него дома, попробовать на него воздействовать. Мысль достаточно безумная, чтобы сработать.
Не откладывая дела в «долгий ящик», Клайдерманн запросился на срочный приём к Кетько, мотивируя свою просьбу срочными обстоятельствами. В общениях с высшими начальниками главное, это не переусердствовать. То есть не надо слишком часто демонстрировать своё присутствие рядом, «у ноги». Вас заметили, вас отметили, и этого пока что достаточно, лучше увеличить степень своего рвения и постараться совершить ещё что-то невероятное. К примеру, в его частном случае, изобличить персону, в лояльности которой никто не сомневался, а она тем временем … Тут ведь главное, действовать деликатно, и с умом.
Кэтрин Кетько не забыла бравого следователя и благосклонно приняла его в своём кабинете, расположенного на самом верху башни. То есть в действительности кабинет находился в надёжном бункере, но оформление его было отрегулировано таким образом, что казалось, что комната эта, огромная зала, находится на верхушке высоченной башни, и открыта всем ветрам. Ажурные виртуальные стены давали панораму просторов. Иногда это были виды Квеста, с высоты полёта флайера, иногда башня высилась над морскими пространствами, давая увидеть острова в туманной романтической дымке. В данный момент «башня» находилась над лесными зарослями, а на горизонте, на сколько хватало зрения, раскинулась столица Клайва, величественный Квест. Это значило, что Кэтрин Кетько пребывает в раздумьях и желает рассмотреть мучавшую её проблему со стороны.
-- Госпожа генерал, -- поклонился старший инспектор, -- вы выглядите безупречно.
Кетько, которая умела носить мундир столь же грациозно, как и платье, едва заметно улыбнулась и повернула к нему точёное лицо. Хотя её было далеко за сорок, она умела сохранить образ тридцатилетней. При желании она могла бы выглядеть и ещё моложе, но в таком случае её генеральский мундир смотрелся бы карикатурно.
-- Капитан, ты, кажется, хотел меня о чём-то попросить. Или я ошибаюсь?
-- Точно так, -- Клайдерманн склонил голову в уставном поклоне. – Я хотел … у меня появилась мысль, что …
-- Говори, капитан, -- не выдержала Кетько его остановок и пауз, -- если начал говорить, то останавливаться не стоит.
-- Госпожа генерал, у меня появилась мысль, что все организации Сопротивления имеют помощь со стороны человека огромной эрудиции и большой фантазии.
-- У меня тоже есть такие ощущения, -- Кетько продолжала улыбаться, но мягкость уже ушла из взгляда её серо- голубых глаз, которые становились похожи на бронированный металл, -- но здесь важны не сколько ощущения, сколько факты. Или они у тебя тоже есть?
-- Пока ещё нет, но ощущения подсказывают, что я работаю в верном направлении.
-- Так в чём же дело? Или нужна моя помощь?
-- Д…да, -- отозвался Клайдерманн. – Я хотел побеседовать с одним человеком. Весьма сложным и неординарным.
-- Что же тебе мешает? Ты достаточно влиятельный человек, к тому же принадлежишь к весьма серьёзному департаменту.
-- Но … этого не всегда хватает.
Кэтрин Кетько принялась разглядывать инспектора с выражением деланного удивления и даже обошла его со всех сторон. Клайдерманн принял стойку «смирно» и не двигался, глядя в пустоту перед собой. Его короткие волосы шевелил ветерок, врывавшийся сквозь распахнутые створки окон. Это был полный обман и иллюзия, а «сквозняк» создавали несколько кондиционеров.
-- Что же предлагаешь мне ты, капитан?
-- Госпожа генерал, -- Клайдерманн продолжал смотреть в пустоту, -- я хотел бы получить разрешение переговорить с писателем Карлом Кёниге.
-- С Кёниге? – Удивилась Кетько. – Он вас интересует? Вы читаете его книги?
-- Точно так. В том смысле, что интересует, и я обязательно прочту хотя бы одну его книгу. Но я хотел бы побеседовать с ним на другую тему, на тему оппозиционных организаций. У меня создалось впечатление, что он знает многое из того, что недостаточно известно нам.
-- Но он же писатель, -- медленно произнесла Кэтрин Кетько. – Ему свойственно глубокое изучение материала, когда он начинает разрабатывать какую-то тему.
-- Мне тоже свойственно изучать материал, -- подхватил Клайдерманн, -- и мне хотелось сравнит наши методики работы. Я уверен, что мы оба вынесем из этой беседы пользу.
-- Твоё предложение, капитан, довольно необычно, но я постараюсь тебе помочь. Или у тебя есть ещё какие-нибудь просьбы? Не стесняйся, излагай их, ибо навряд ли мы когда ещё встретимся.
-- Я ищу только пользы для Клайва, -- отозвался инспектор, стараясь, чтобы голос его по прежнему оставался бесстрастным. – Единственное, чего я прошу, так это чтобы встреча произошла сегодня, как можно быстрее, и чтобы Кёниге ничего не знал, чтобы он не успел приготовиться к нашему предстоящему разговору. Неподготовленный человек, есть человек искренний.
-- Выйди, капитан, и подожди в приёмной. Я постараюсь удовлетворить твою просьбу.
Курт Клайдерманн чётко развернулся и покинул шикарную залу. Ситуация была весьма напряжённой. Впереди просчитывались два определяющих результата. Либо его ощущения верны и он раскроет очередной этап этой дьявольски хитрой операции, либо проиграет и на этом можно смело ставить крест на всей его карьере, которая до сих пор довольно успешно выстраивалась. Надо было набраться терпения и ждать.
Глава 6. Право крови.
Задумывались ли вы когда, насколько мучительно для людей действия безделье? Когда ты хочешь что-то сделать, применить свою силу, умение, удаль наконец, но всё это ненужно, всё это лишнее и, более того, всё это запретно. Если вам знакомы эти мучительные чувства, то вы тогда можете представить себе, что испытывали викинги пространства, оставшиеся на борту «Нуфлинга».
У себя дома, на Нифльхейме, они весело проводили время, готовясь к очередному походу, в космическое ли пространства, раскинувшееся на многие парсеки над этим ужасным и яростным миром, или хотя бы на тёмную половину, в проклятый мир Хеля, где никогда не встаёт Солориум. Обитатели Нифльхейма, известные в Галактической империи как викинги пространства, были переполнены энергией и готовы были сражаться, или пировать или заниматься строительством очередной монументальной крепости. Что угодно, лишь бы дать выплеснуться лишней энергии.
И вот теперь, когда «Нуфлинг», вынужденный постоянно находиться в режиме «призрак», чтобы не быть обнаруженным кораблями армады, прибывшей в систему Фабиа для защиты временной, или новой, но всё же столицы Империи, которая переживала сейчас трудные времена. Переживали и сами викинги. Они даже подумывали, не организовать ли им, перенастроив генераторные блоки, подзарядку энергетических устройств с помощью силовых тренажёров и упражнений на них свободных смен команды крейсера. Это как-то помогло бы снять то напряжение, что нарастало на корабле день ото дня.
Пожалуй, единственный, кто был полностью удовлетворён ситуацией, так это доктор Файф эн Кровус. То есть сначала исследователь был напряжён и дезорганизован, что было вполне естественно, учитывая его статус военнопленного. Но, постепенно, Кровус продолжил свою работу, по специальности и работа его успокоила, внесла гармонию в его положение, а потом он начал даже получать удовлетворение и даже – вы не поверите – удовольствие.
Почему так, спросите вы? Наверное, надо напомнить Читателю, что доктор Кровус на секретной базе «Петулло» занимался исследованиями по своей профильной спецификации. Для Читателя же мы напомним, что в своё время на Нифльхейм попала команда звёздного корабля, отправленного на другой конец Галактики осваивать новые миры. Это были учёные, но в то же время и авантюристы, готовые к тому, что назад они уже не вернутся, а «пустят корни» на одном из отдалённых миров. Таким «новым домом» и стал Нифльхейм, мир, переполненный опасностями и всяческими жуткими тварями. Но на этом тайны его не заканчивались. Нифльхейм вращался вокруг своей звезды, Солориума, таким образом, что какая-то его часть всегда оставалась неосвещённой. Это был тёмный мир, мир пустынь и выветренных скал, названный Хелем. Там нельзя было жить и там не было ничего живого, однако же именно там были найдены остатки зданий, несколько древних городов, давно заброшенных и занесённых холмами чёрного песка. Эти строения попытались исследовать, но безуспешно, а потом все исследователи поумирали и их было решено похоронить там. Кто-то предположил, что Хель, это мир мёртвых и было решено устроить там огромный некрополь и отправлять туда своих мертвецов. Вот тогда-то и проявилось удивительное явление, что умершие нифльхеймцы, через продолжительное время оживают и начинают жить новой жизнью, удивительной и безобразной. Впрочем, слово «оживают» в данном случае не самое точное.
Это были утверждения самого Файфа эн Кровуса. Учёный и пытался выяснить, что происходит с человеческим телом, точнее, с нифльхеймским телом, когда перестаёт биться сердце и гонять по системе кровь. По всем законам биологии должно начаться разложение плоти на различные фракции, что называется распадом тканей. Но бывает ведь и так, что ткани не разлагаются, а дегидратируются, то есть высыхают, удаляя из себя всю жидкость. Это и случилось в Хеле, где, под влиянием радиоактивного минерала ультрадейтерия случился переход из одного состояния вещества в другое. Это явление в учёной среде именуется метаморфозой, но данный случай был уникальным в той степени, что метаморфоза происходила с тканями, лишёнными привычных биореакций.
Для настоящего учёного всё это было настоящим кладезем, обещавшим обернуться обилием сенсаций и научных результатов, что должно вылиться в новые научные степени и почёт в среде коллег. Но это всего лишь внешняя форма результата. Существовала и внутренняя, скрытая от глаз и разума. Отчего случается подобная реакция? Кто и когда запланировал, что появятся люди и можно будет с их мёртвыми телами творить подобное? Кстати сказать, подобное чему, или кому? Можно предположить, что когда-то, быть может тысячи, десятки тысяч лет назад, а то и того более, на этом мире существовала цивилизация. Наверняка очень высокоразвитая. Но они были по непонятным причинам вынуждены уйти с арены существования. Но при этом они каким-то образом запрограммировали механизм своего возвращения. Эйнхерии, эти негуманоидные существа, возродившиеся, или переродившиеся из тел умерших либо погибших людей, суть старые обитатели этого мира. Такой вывод возникает хотя бы по той причине, что эйнхерии не чувствуют себя продолжением людей. Это вполне самостоятельные существа, самостоятельные до такой степени, что готовы начать воевать против тех, кто являлся их предтечей. А подобное могло случиться лишь по той причине, что настоящими предтечами являются древние обитатели этого мира. И эйнхерии ощущают это, и знают это, и уверены в этом. Мало того, они сразу приступили к формирования своего общества, явно готовясь к тому, чтобы формировать и свою цивилизацию. Вот это и было тем, что можно назвать «внутренней» формой результата.
Сам Файф эн Кровус пытался разобраться в механизмах этого самого метаморфоза, переформатирования. Каким образом ткань одного существа перестраивается в существо иного наполнения? Почему для этого надо пройти через стадию умирания? Какую роль во всём этом играет кровь?
Учёный не зря ставил кровь основой всего организма. Не сердце, который суть всего лишь механизм, насос для действия, не мозг, который является мостиком между миром физическим и метафизическим, а именно кровь, которая является микро-Вселенной жизни, где в галактике плазмы вращаются и носятся звёздные системы эритроцитов, тромбоцитов, лейкоцитов и прочих ферментов. Здесь имеются свои заставы стражей- антител, которые зорко высматривают чужаков, стремящихся пробраться в организм и тут же начинают создавать против них абсолютное оружие – бактериофаги, поражающие и разрушающие болезнетворные бактерии. Кровь разносит по организму кислород или углекислый газ, стимулирует ферменты насыщать клетки, создают запасы энергии и контролируют возможности своего носителя. При этом в крови хранится множество всякого рода информации, которую можно извлечь и расшифровать, если у вас имеются соответствующие технологии. Именно над этим и работал Файф эн Кровус всю свою сознательную жизнь.
Когда до его института дошли сведения об Нифльхейме и эйнхериях, он сразу решил отправиться туда, но сначала создал комиссию и нашёл достаточно убедительные доводы, чтобы его исследовательская лаборатория сделалась основой тайной исследовательской базы «Петулло», на которой он возглавил всю исследовательскую работу. Они даже вышли на связь с остатками эйнхериев, которые были разбиты и прятались в тайных укрытиях, в заброшенных городах, которые когда-то процветали в этом, то есть прошлом мире.
Файф эн Кровус сумел найти общий язык с этими существами и обещал им своё покровительство, обещал им решение их проблемы, а также возможность существования на одном из миров, где можно создать им приемлемые условия. В ответ эйнхерии позволяли изучать состав тканей их организма и биореакций, являвшихся основой их жизнедеятельности.
К тому времени, как его выкрали викинги пространства, Кровус уже начал понимать, что перестройка организма нифльхеймцев начинается после того, как кровь меняет свой состав, под влиянием ультрадейтерия, а также микроорганизмов, питающихся этими излучениями. Кровь эйнхериев в корне отличается от антропоидных обитателей Нифльхейма, но, вместе с тем, имеет нечто общее. Оставалось совсем немного, чтобы создать универсальную формулу метаморфоза и тогда … Кровус был уверен, что в этом скрывается секрет если не вечной жизни, так лечение от всех болезней, какие только можно представить. Поражённый организм просто переформатируется и все болезнетворные влияния исчезают. А метаморфоз можно провести в обратную сторону и организм продолжает функционировать сколь угодно долго. Условно говоря, это как избавляться от болезней и даже старости, переходя из одной комнаты в другую, оставляя все напасти в прежнем помещении. Это звучит сумбурно, но Кровус не был риториком, чтобы находить для объяснений необходимые слова. Он был готов всё показать на деле, чем долго и в подробностях объяснять все эти механизмы взаимодействия. Для этого нужны были, как минимум, его лаборатория и стенды, которые они создавали всем его дружным коллективом.
-- Как это и не звучит невероятно, уважаемый Блон, -- вещал Кровус, бегая в большом возбуждении по каюте корабельного доктора крейсера викингов, -- но секрет жизни скрывается за смертью. Да-да, поверь мне. Я вовсе не безумный учёный из книг и фильмов, я к этому выводу пришёл на основании собственных исследований, которые продолжил, в силу обстоятельств, и на вашем гостеприимном борту. Что такое жизнь, как не течение самых бурных реакций в организме? Я говорю о жизни отдельного организма. Все эти реакции влияют одна на другую. В конечном итоге это приводит к тому, что первоначальная настройка организма сбивается. Это та отправная точка, от которой начинается процесс разбалансировки организма, связанный с самыми разными болезнями. К тому времени получает повреждения и иммунная система, и генетическая. Те гены- строители, что заменяют повреждённые клетки, выстраивают клетки не идентичные первоначальным, а уже дефектные. Это и приводит к старению организма, а затем уже, как неизбежность, к смерти.
-- Но это же стандартные реакции, -- отозвался доктор Блон.
-- Мы просто привыкли к этому, -- едва не закричал Файф Кровус. – Просто привыкли и убедили себя, что это так и есть. Но возможен и другой процесс. И то, что случилось на Нифльхейме, нам это доказало. Организм после смерти начинает меняться, но меняется он не в виде распада тканей, а совсем по другому. До меня и раньше доходили смутные слухи, что отдельные особи, погрузившиеся в глубокий коматозный сон, не только переставали стареть, а даже излечивались от болезней, от которых не существовало способов излечения. Да, некоторые из таких больных, проснувшиеся от многомесячной, а то и многолетней спячки внезапно начинали быстро стареть и вскоре умирали. Но так случалось лишь по той причине, что больные, чувствовавшие себя ущемлёнными по той банальной причине, что, мол, жизнь прошла, со всеми её маленькими радостями, а бы выразился иначе – искушениями, пускаются во все тяжкие, и это в то время, как организм не успел ещё толком перестроиться на активное существование. Отсюда и столь удручающие последствия. Тогда я собрал все известные случае и постарался их систематизировать. Сейчас у меня этих данных нет, по вполне понятным причинам, но я уверяю вас, коллега, что пациенты, относившиеся к своему здоровью и состоянию с известной степенью осторожности, прожили долгую жизнь, дольше всех тех, кто их окружал, своих сверстников. Спросите меня, отчего же.
-- Отчего же, доктор Кровус? – Послушно поинтересовался Кубк Блон.
-- А оттого, уважаемый доктор Блон, что продолжали жить, после своего временного отключения как бы с «чистого листа», то есть за время их продолжительного сна, сходного по многим параметрам со смертью, их организм самонастроился, и они использовали это «подарок» аккуратно и даже с достоинством.
-- Но каким же образом это соотносится к нам, нифльхеймцам? – Спросил Блон, которому было интересно, да и ничем другим ему заниматься не было необходимости.
-- О-о, с вашим миром вообще история отдельная, что меня и привлекло на Нифльхейм, -- возбуждённо ответил Файф эн Кровус. Он снова соскочил с кресла, на которое было присел и снова принялся бегать по ограниченному пространству каюты. Впрочем, ограниченной каюта была для гиганта Блона, рост которого весьма существенно превышал два метра, и потому Кровус казался по сравнению с ним карликом. Но это нисколько не смущало энергичного учёного. – Я думаю, что секрет здесь кроется в особенностях вашего мира, который закалил и напитал мощью предыдущие поколения переселенцев из средней части Империи. Со временем метаболизм организма тоже изменился, под влиянием внешних условий, что сказалось в вашем росте и силе. Отдельные особи сделались ещё больше. Это я говорю о ваших ётунах.
-- Могу поспорить, -- ухмыльнулся Кубк Блон, -- что сейчас вы переведёте разговор на эйнхериев, связав их каким-то образом с нашей расой.
-- Не буду спорить, -- захихикал учёный, -- не буду спорить, потому как непременно перейду, потому как невозможно не перейти. Но, -- Кровус поднял указательный палец, -- этого следовало ожидать.
-- Как так? – Удивился корабельный доктор.
-- А вот так, -- развёл руками в стороны учёный. – Вы и сами могли бы об этом подумать, если бы задались такой целью. Вас никогда не удивляла способность некоторых ваших воинов во время отчаянного сражения терять свой облик?
-- Что там удивляться, -- флегматично ответствовал викинг, -- порой, во время сражения наши воины, которые впадают в состояние берсеркера, становятся ульфхедрами. Мы и сами не до конца понимаем биологических механизмов этого явления.
-- Во-о-от, -- протянул учёный. – Тогда не стоит удивляться и появлению эйнхериев. Под влиянием ультрадейтерия и других не менее активных минералов ваши тела сделались вместилищем мутагенных генов. Какое-то время организм сохраняет видимость равновесия, но оно внезапно меняется и тогда появляются ульфхедры, тогда рождаются ётуны, ну а после смерти, если создать необходимые условия, организм начинает метаморфический переход в нечто непостижимое. Вот тогда и появились эйнхерии. Но это ещё не самое удивительное.
-- А что же тогда потрясло вас ещё больше?
-- Меня действительно потрясло, -- для достоверности Кровус взмахнул несколько раз над головой сжатыми кулаками, -- то, что эти самые создания, перейдя процесс перерождения, оказались обладателями впечатляющих знаний. Они не бродили, как больные «кровавым бешенством», эпидемия которой стремительно расширяется, а начали успешно строить свою цивилизацию, для чего открыли какие-то тайники, где имелись разного рода механизмы, приборы и даже оружие. Они создали даже свою собственную науку, и это всего-то за несколько лет, ничтожного времени для исторического события. Если бы вы их оставили в покое, то через несколько десятков лет они вполне могли бы бросить вызов всей нашей Империи, и чего-то там потребовать для себя. Ирония судьбы, что им пришлось иметь дело с лучшими воинами во Вселенной, с викингами пространства, которые могли бы потягаться с профессиональными солдатами- занзани, да и сталкивались с ними, как это слышал я.
-- Своими собственными руками, -- показал корабельный доктор ладони, -- я прикончил несколько этих тварей, которые тоже, кстати сказать, были вроде как мёртвыми.
-- А я этому не удивлён, -- хихикнул Кровус, -- совсем не удивлён. Мир стоит на краю очередного переформатирования мироздания, вот что происходит. Такое не раз уже случалось. Да-да, не раз. Мы сами выстраиваем для себя догматы и затем заявляем, глядя на них – мир таков! И живём, исходя из этого утверждения, не задумываясь о том, что может быть и иначе. Живём ровно до тех пор, пока не исчерпывается ресурс этого мира. А как быть дальше? Надо меняться либо самим, либо меняться миру. И тогда находятся люди, которые начинают пересматривать закаменевшие основы утверждённого кем-то мироздания и, как правило, оказывается, что они не такие уж и незыблемые. То есть мир не совсем такой, каким мы позволили ему быть. Мирозданию-то наплевать, как мы его видим, и как представляем. И тогда учёные начинают лихорадочно работать и создают новую теорию и начинают, на её основе, отлаживать инструменты развития государства и общества. Это даёт новый толчок для развития цивилизации… Или не даёт, если с поставленной задачей не справляются. Ты себе не представляешь, любезный Кубк, сколь много цивилизаций сгинули по той простой причине, что не хотели или не умели меняться, подстраиваясь под новые нужды. Ведь даже брачный союз любой пары распадается, если они не подстраиваются под новые необходимости, а что уж говорить про государства …
Файф эн Кровус продолжал говорить, размахивая руками и перебегая с места на место в азарте тех идей, которые он провозглашал. Но Кубк Блон его почти и не слушал, насупившись. Во-первых, этот докторишка, изучавший фракции и производные крови, слишком быстро вещал довольно сложные для восприятия вещи, которые полагалось обдумать, чтобы принять их или с ними не согласиться и отринуть их от себя. Но когда они валятся беспрерывным словесным потоком, это утомляет ещё более, чем жестокая сеча на секирах, зажатых в обеих руках и без всякого перерыва на обед и справление нужд. Вот и Блон утомился, и не хотел слушать, потому как, и это было во-вторых, корабельный медик понял, что общество Нифльхейма проиграла все испытания, которые они считали выигранными. Оказалось, что сила и напор в этой жизни отнюдь не самое главное, а слабые цивилизации имеют больше шансов выжить в испытаниях, потому что они, по своей слабости, более гибкие и умеющие подстраиваться под обстоятельства, и даже использовать эти обстоятельства себе на пользу. Вот этот, к примеру, человечек, которого он, Блон, в силах придушить одной рукой, может увидеть много больше Блона, заглянуть много дальше и приготовится к тем невзгодам, о которых он, Блон, ещё даже не подозревает, уверенный в своей силе и мощи и оттого не желающий готовиться к чему-либо. И это обидно, крайне обидно.
Корабельный доктор поднялся с места, взревел, схватил кресло, в котором сидел до сих пор и грохнул его об пол с такой силой, что оно разлетелось на части, каких в конструкции не было предусмотрено. От удара даже приоткрылась дверь. В проём заглянул какой-то викинг, поигрывавший страшного вида тесаком и улыбнулся, оценив то, что от кресла осталось.
-- А-а, развлекаетесь, -- сказал он, больше себе, чем находящимся в каюте, -- мне бы тоже сейчас что-нибудь разнести на куски, -- после чего ушёл по коридору прочь.
Блон, раздражённый собственной невыдержанностью, отправился закрыть дверь, но там внезапно появилась Сив Белунг. Она грациозно проскользнула внутрь, умудрившись обойти корабельного врача, не коснувшись его. Аристократические манеры, какие она успела перенять в Мемфисе и позднее, на Мардуке, получили на Нифльхейме своё продолжение. Некоторые девушки и даже женщины начали перенимать у неё манеру говорить и двигаться, заинтригованные обычаями, имеющими хождение в сердце Империи. Большинство викингов пространства всё это крайне раздражало, но они нашли в себе силы примириться с этим. Блон разделял их чувства, но прекрасно понимал, что примирение с чем-то чуждым и есть умение подстраиваться к обстоятельствам. Но чёрт же побери!..
-- Я не нахожу себе места, -- заявила Сив, глядя то на доктора, то на учёного, а то и кося глазами на обломки кресла, рассыпавшиеся по всей каюте, -- и сейчас пришла к вам. Вы обещали мне решение моих проблем, но ничего не происходит. И это самое мучительное для меня.
-- Это ошибочная оценка, -- возразил Кровус, -- работа учёная суть творческая и она начинает разворачиваться во всей своей немыслимой масштабности в голове и лишь на заключительном этапе становится видимой и понятной для окружающих. Так что не надо сомневаться, любезная Сив, всё, что я обещал вам, имеет место быть. Я ни на минуту не забывал о ваших проблемах …
-- Но мне-то от этого не легче, – повысила голос женщина и стало понятно, что она с трудом удерживается от слёз. А ведь это страшное зрелище – льющий слёзы нифльхеймец, даже если он, то есть она – женщина. – Вы должны мне хоть что-то объяснить. Или вы, доктор Блон.
-- Нет уж, -- выставил перед собой ладони корабельный врач, – пусть лучше он. Это – в его компетенции.
-- Хорошо, -- поклонился Файф эн Кровус, -- пусть будет по вашему. А вы пока усаживайтесь, любезная Сив. С мебелью у нас тут не ахти, не любит наш медик это дело, но вот этот пуфик вам вполне подойдёт. Удобно устроились? Ну, и прекрасно. Итак, вы перенесли встречу с эйнхериями, о которых мы здесь имели честь беседовать с уважаемым Блоном. Я весьма высоко отозвался об их умственном потенциале, и ваш доктор немного возмутился этому, но из песни, как говорится, слова не выкинешь и я всего-то лишь констатировал факт…
-- Это ваши с Кубком разборки, -- сухо оборвала многословие генетика Белунг, -- а мне бы хотелось услышать то, что интересует лично меня.
-- Всё взаимосвязано, моя любезная, -- вздохнул Кровус. – Я вынужден снова извиниться, что сотрудничал с вашими недругами, но это ведь, заметьте, не дружба и не союзничество, а партнёрство ради неких высших целей. Если бы не это, то мы с вами бы не пересеклись и я не взял бы на себя обязанность помогать вам.
Сив Белунг нахмурилась и покосилась на кучу обломков, что некогда были креслом. Кубк Блон сочувственно ей улыбнулся.
-- Ваши эйнхерии, и это обстоятельство вы не посмеете оспаривать, не только воевали с вами, но и организовали запасную базу за пределами Галактики, с весьма мощной крепостью и целым научным центром в области пространства, известной под названием «Чужие Миры». В этом центре вы и находились, похищенные нифльхеймские женщины, в числе которых были и вы, Сив. Над задачами, которые были поставлены, трудился довольно большой коллектив учёных из разных институтов Империи, которые взялись за разрешение трудных задач. В большинстве своём они думали, что работают над каким-то особым имперским проектом, не вдаваясь в подробности. В этом самом центре всё было устроено так, что учёные почти друг друга не видели, общаясь по внутренним коммутационным сетям. И то, что в нескольких отделах сидели их коллеги, ничем на людей не похожие, оказалось для них новостью, когда на Оскопнир сел десант викингов. Я лично думаю, что здесь каким-то образом замешаны и имперские организации, которые тоже участвовали в этой авантюре. В этом я даже и не сомневаюсь. Более того, я могу предположить, что они же скрываются и за проектом с научной базой «Петулло».
-- Всё это не более, чем слова, -- прервала его словоизлияния Сив. – Скажите о том, что вы уже успели сделать.
-- Не могу я перескакивать сразу с одного на другое, -- пожаловался генетик, -- тем более, что они связаны, одно с другим. Когда вы спасли ваших подруг и соотечественниц, кто-то из вас прихватил и накопители с информацией. Подозреваю, что это был ваш лидер, один из лидеров, владетель планеты Мардук, барон Траск оф Траскон, не чурающийся политики. Он, вместе со своим помощником, неким Янеком Чижевски, чувствовал, что эти материалы вам пригодятся. Все они были переданы мне и я сам, своими глазами, просматривал их. Так вот, я вам поведаю, что они, там, пошли совершенно неожиданным путём и нашли методики, когда ткани можно метаморфировать, избегая периода локальной смерти. Она, смерть, важна для переориентации форматов организма. Так вот, они придумали специальную машину, которая взяла на себя роль смерти. То есть вам не надо было умирать на самом деле.
-- Зачем они это делали? – Сурово насупившись, спросил доктор Блон, покосившись на Сив, которая тоже хотела спросить, но не смогла и теперь просто глядела в лицо Кровуса и глотала слёзы, что катились из её прекрасных глаз.
-- Наши желания и стремления, -- доложился генетик, словно оправдывался перед викингами, -- не укладываются в схемы привычной всем логики. Зачем это было эйнхериям? Ведь они и так получались из умерших нифльхеймцев. Правда не из всех. Важно сохранить ряд условностей.
-- Мы теперь сжигаем своих умерших соотечественников, -- заявил доктор. – Никто не хочет, после своей смерти, превратиться в нечто чудовищное, что будет воевать против своих же братьев и сестёр.
-- Вот видите, -- кивнул несколько раз головой Кровус, -- логика всё же есть. Эйнхерии пытались найти способ сохранить себя, как популяцию, как цивилизацию, как, ну я не знаю, некую миссию, что ли. Для этого они и захватили нифльхеймских женщин, которые, с одной стороны, являются вместилищем генов, неустойчивых к влиянию мутагенов, а с другой, сами являются способом увеличения численности населения естественным, что называется, путём.
Оба нифльхеймца, не сговариваясь, одновременно поднялись на ноги и встали во весь свой немалый рост. Сив Белунг прожигала доктора взглядом и это было столь явственно, что он даже отступил на шаг, второй, и уперся спиной в стену каюты. Он вытянул перед собой руки, словно пытался защититься ладонями, прикрыться от яростного взгляда «пациентки».
-- Послушайте, -- плаксиво выкрикнул генетик, -- ведь я сейчас полностью на вашей стороне. Более того, я готов поделиться с вами своими соображениями.
-- Что вы знаете? – Спросил Кубк Блон.
-- Многое, -- залебезил Кровус, -- если вы хотите узнать относительно, насколько далеко продвинулся наш проект, -- и весьма мало, если это касается дел политики. Но я могу поделиться своими ощущениями, выводами.
-- Говорите, -- сухо произнёс Блон, -- а мы вас послушаем, тем более, что сейчас заниматься нам нечем.
-- Пусть он сначала расскажет, как продвигается его работа относительно меня, моего организма, -- вмешалась Сив, гнев которой едва не прорвался наружу, и Файф эн Кровус хорошо понимал это. Он повернулся к ней и начал говорить, прижимая пальцы, сжатые в щепоть, к груди.
-- Вы хотите знать, любезная госпожа Белунг, сможете ли вы стать матерью и произвести на свет наследника для вашего супруга, барона Траска оф Траскона? На вашем месте я бы не стал отчаиваться. Хотя всё это весьма и весьма сложно. Дело в том, что Природа, это создатель весьма могущественный. Он оснастил нас весьма тонкими инструментами, поместив их в наши тела и организмы. Они воистину способны творить чудеса, от левитации, пирокинеза и телепатии, до телепортации и телекинеза. Я говорю только о самом впечатляющем. Если вдуматься, то зачатие и рождение нового человека, это ведь не менее интересное чудо, а то, что ребёнок снабжается талантом и прочими механизмами построения своей будущей личности, это ведь тоже великая загадка, которую нам ещё предстоит раскрыть. Но, как и самый тонкий и чувствительный инструмент, органы женской репродукции имеют свои пределы. Я говорю о настройке. Так вот, эйнхерии вторглись в эти самые «настройки» и … как бы это сказать … перенастроили их на новый лад. Теперь репродуктированный плод перемещался внутрь механизма- автоклава, где протекали биохимические реакции, на основе чуждых нашему организму условий. То есть из зародыша нифльхеймца получался маленький эйнхерий. Это весьма смелый эксперимент, и я отдал бы правую руку, честное слово, чтобы хотя бы одним глазком …
Сив Белунг схватила доктора за грудки и встряхнула его столь сильно, что зубы громко клацнули. Файф прикусил себе язык и тихо заныл, испуганно глядя в лицо, искажённое приступом ненависти.
-- Сив, -- схватил за руки красавицу корабельный медик, -- отпусти его. Он ещё не закончил рассказ. Он говорит ужасные вещи, но работает-то он теперь на нас, и это – главное.
-- Да, -- хрипел генетик, -- да.
Белунг ещё раз встряхнула Кровуса и поставила его на пол. Почувствовав под ногами пол, он сразу повеселел.
-- Я на вашей стороне. Знаете, у нас, учёных, есть обычай, не конкретизировать подопытный материал. То есть тем животным, с кем мы работаем, не даётся имён и кличек, как у домашних питомцев. В противном случае они воспринимаются как живые, как нечто … нечто … Короче, это мешает работе. Мы даём им номера. Просто номера. Это правило распространяется и на людей. Это на конечном результате. Я понимаю, что говорю циничные и даже страшные вещи, но ведь без этого наука не даст результата, который скажется на жизни и здоровье миллионов. Вот и на «Петулло» я не вдавался в лишние, для себя лишние, подробности, но судьба распорядилась таким образом, что я оказался у вас на борту, и вынужден общаться с вами. О чистоте эксперимента речи идти уже не может. На этом можно поставить жирный крест. Равно как и на мне. Я принял участие в особо секретном проекте и получилось так, что попал вне зоны его проведения. Теперь, из участников этого проекта я сделался помехой и помехой серьёзной, учитывая ту информацию, какой я владею, а также к какой я могу прийти в силу обладания соответствующих объёмов знаний. Отсюда следует вывод, что меня непременно … непременно …
Файф эн Кровус так и не смог завершить фразу, открывая и закрывая рот. Вид у него сделался самым что ни на есть жалким и несчастным. Только что готовые растерзать его Кубк Блон и Сив Белунг уже с сочувствием поглядывали на него, а красавица Сив даже подала ему стакан воды, которую Кровус жадно выпил, расплескав часть её себе на грудь.
-- Спасибо, э-э … друзья. Я вынужден принять сейчас вашу сторону. Я долгое время размышлял, пока ваш … э-э … наш корабль пронизывал космическое пространство. У меня сложилось мнение, что в Империи имеется группа, которая ведёт самостоятельную политику, не вписывающую в общую политическую струю. Они стараются держаться так, чтобы об их существовании никто не догадался. Но временами они делают ходы, довольно мощные ходы, имеющие важные последствия. Именно они поддержали ресурсами эйнхериев, помогли им устроить базу в Глубоком Космосе, набрали людей для научного центра. Также они ведут успешные научные исследования, конечной цели которых не знает никто. Я могу предположить, что речь идёт о чём-то по настоящему глобальном. Но о чём именно и кто эти люди, я ничего сказать не могу. Это – не в моей компетенции. Теперь – относительно лично меня. Я могу попытаться устроить аналогичную машину, которая бы перенастроила репродуктивный механизм Белунг. Это – довольно сложный процесс и мне не хватит тех материалов и приборов, что находится у меня под рукой здесь. Но если мы окажемся в условиях современного мира, к примеру, Мардука или Куша, то я могу попытаться … Попытаться …
-- Куш? – Кубк Блон посмотрел на Сив.
+ + +
Жизнь столичного града всегда отличается от жизни простого города, даже если этот город является мегаполисом. Даже и в таком случае имеются принципиальные отличия. Чем характерен мегаполис? Своей кипучей деятельностью. Он никогда не замирает, ни на самый краткий миг, а функционирует, и тем полней, чем больше там жителей. Всякий из них тщится показать свою важность, свою нужность, свою результативность. И в этом скрывается суть мегаполиса, места, где можно доказать, что ты самый лучший.
Всего этого не обязательно для столичного града. Там проживают и находятся те, кто уже всё доказал, и потому обосновал своё здесь нахождение. И оттого здесь нет суеты, характерной для того мегаполиса, который мы применили для сравнения. Да на Куше и не было мегаполисов. Они здесь оказались не нужны, по иным законам развития, которые не предполагали исключительных мест для прорывных усилий. Здесь не обязательно было что-то доказывать. Здесь было важно другое.
Гал Орфис рисковал многим, появившись в Буто. Он словно нырнул на Твердь, не озаботившись тем, чтобы подготовить корабль для отступления, случись на то необходимость. По крайней мере, выглядело всё именно так.
Адмирала, начальника службы безопасности Галактической империи, начальника охраны Императора Пра гэгхарн Татена поселили в дворце Исиды и Сириуса, где обитали также несколько членов Имперского Совета, такие, к примеру, как адмирал Аврелий Грабб, или Эдуард Монк, претендовавший на место нового начальника Службы безопасности, или Баарвеер сон Хессус. Прочие члены Совета проживали в отдельных павильонах, не менее роскошных и удобных, но находящихся в отдалении от дворца.
Гал Орфис внимательно осмотрел комнату, которая была выделена для него, и … ничего там не нашёл. Ничего такого, что объяснило, почему его поселили именно в этом помещении. Здесь был утопленный в пол миниатюрный бассейн с пузырящейся от минеральных газов водой, сводчатый потолок с картой неба и всех звёзд Галактики, где были выделены все важные обитаемые миры, здесь имелась установка, которая улавливала и преобразовывала мысли и настроения в нечто музыкальное, здесь было … впрочем, мы не станем утомлять Читателя многословными перечислениями. Скажем, чего не было. Не было спокойствия, чтобы Орфис мог расслабиться и отдохнуть от всех дрязг и сутолок того нервного периода, которым обернулась его жизнь. Можно было сказать, что против адмирала был весь мир, а за него только его холодный рассудок. Как вы думаете, насколько может быть устойчиво это шаткое равновесие? Стоит ли тогда удивляться, что Орфис не смог предаться безмятежному отдыху.
Бывший, или действующий (надо разобраться) глава Службы безопасности обширней Галактической Империи лежал на поднятой над уровнем пола площадке для сна, с закрытыми глазами, и мысленно перебирал все свои сказанные слова и совершённые действия. Если где он напортачил, то надо было это заметить и успеть выработать что-то для защиты. Сейчас надеяться он мог только на себя. Учитывая, что он находится в стане смертельного неприятеля, то надо быть предельно внимательным. Всё зависит только от его ума и умений. Умений быть логичным и последовательным. Надо доказать Имперскому Совету, что Гал Орфис им нужен. Первый шаг уже сделан и их всех поразили его слова о том, что Император, возможно, остался в живых, и пребывает в данный момент на Иуну.
Должно быть многие, даже, скорей всего, что и все, смирились с мыслью, что Пра гэгхарн Татен сошёл со сцены действий и прикидывают – в чью коалицию им включиться, чтобы не выпасть из обоймы царедворцев и приближённых к следующему Императору вельмож. В том, что Император будет, пусть и не Татен, никто не сомневался, и все просчитывали разные варианты. На Трон сядет тот, у кого будет больше всего активных сторонников и предпочтение масс. Со вторым проще, ибо как персону будут показывать, освещать, так её и будут воспринимать массы населения, народ.
Вброшенная Орфисом новость разобьёт складывающиеся коалиции и альянсы, которые должны были представить кандидатуры на Трон. По крайней мере до тех пор, пока слова Орфиса не будут подтверждены. Или опровергнуты. Можно поставить на то, что некоторые очень постараются, чтобы Пра Татен не был найден, ни живым, ни мёртвым. И до этого момента Гал Орфис особо о своей личности не переживал. К тому моменту у него будет, что ответить. Да, будет.
Если взглянуть на это дело со стороны, то надо быть редким храбрецом, чтобы войти в крепость недруга, а потом выйти оттуда и сохранить достаточно сил и смелости, чтобы и дальше продолжать свою собственную игру. Вот только такого рода интриги в одиночку не проводят, а всех своих союзников Гал Орфис как-то растерял. Вот его главная проблема. И её надо было как-то решить. Что он и делал, лёжа с закрытыми глазами и притворяясь, что безмятежно спит. Это его деланное спокойствие должно уверить всех, что уж кто-кто, а Гал Орфис, всесильный Гал Орфис, снова всех обставит и сохранит свои позиции. Вот так-с.
Конечно же, за адмиралом Орфисом наблюдали десятки глаз. В первую очередь были задействованы глаза искусственные. Когда адмирал осматривал помещение, он обратил внимание на десятки статуэток, изображавших людей и разные фантасмагории. Сюжеты статуй не имели значение, но глаза их, вот что было самое интересное – они были искусственно созданы и лишь имитировали алебастр, мрамор или хрусталь. На самом деле они были живыми и проецировали изображения внутреннего пространства помещения на мониторы следящей системы, а также передавали «картинку» дальше. В данный момент за «спящим» адмиралом наблюдали Исида и её любезный братец Сириус, или О, Сириус, как его называли особо приближённые, которые уже чествовали его, как Императора, как нового владыку Империи, грозного и могущественного. И Сириус принимал их поклонение, отмечая этих поклонников снисходительным взглядом. Всё это было лишь авансом, делающимся с обеих сторон.
-- Как ты думаешь, любезный братец, -- спросила Исида, глядя на лежавшего адмирала, -- что придумал Гал на этот раз? Неужели он надеется усидеть на своём месте?
-- Если он надеется на это, -- ответил Сириус, пододвигаясь ближе и заключая собеседницу отнюдь не в братские объятия, -- то он не заслуживает отношения к себе, как к умному человеку. Надо уметь признавать свой проигрыш. Тогда и легче будет начинать новую партию новой игры, которая, возможно, снова поднимет тебя на пьедесталы обожания. Хотя … в данном случае … я в этом сомневаюсь.
Снова и снова Сириус припадал к устам величественной Исиды, и она отвечала ему, выказывая несвойственную её нежность. Удивительно, когда в царственной особе, напоминающей статую, начинает проявляться обычная женщина со своими суетными желаниями и стремлениями. Но вот она уперлась ладонями к грудь своего брата и оттолкнула его.
-- Не время, братец, оставим всё это на потом. Сейчас нам надо подготовиться к новому этапу нашей борьбы за власть. Как мы выстроим отношения с Сетом и Нафтидой, с Имперским Советом, с Галом Орфисом, наконец. Начнём ли мы прямо сейчас делать из него изгоя, свалив на него, как отвечающего за безопасность в Империи, все нелепости сегодняшнего дня?
-- Я думаю, -- с сожалением отодвинулся от Исиды Сириус, -- что это ещё пока рано. Он мигом изобразит из себя оболганного мученика и выставит всё так, что будут обвинять если и не нас прямо, то политику Куша. Лучше пусть Орфис отправится на Иуну, выручать Пра Татена. Можно даже сделать его руководителем миссии спасения. Ему не привыкать. А в помощники ему надо определить Монка. Поработаем с ним. Пусть Монк изобразит раскаяние и сожаление, пусть он попросит у Гала прощения. Пусть скажет ему, что ошибся в проклятых кушменах. Пусть даже он разболтает ему пару наших секретов, второстепенных, чтобы вызвать доверие. Это нужно, чтобы Орфис не отодвигал его. А уж Монк сделает так, чтобы из той экспедиции никто не вернулся. Он ведь уже обещал нам, что из «Преисподней» не вернётся никто. А кто-то сумел выскользнуть из мира проклятой реальности. Вот пусть и исправляет собственные ошибки.
-- Ты говоришь, никто не должен вернуться, а как же тогда …
-- Никто и значит, что никто, без исключения.
Исида отодвинулась от Сириуса и долго его разглядывала, глядя ему прямо в глаза, а он не отводил взора, спокойный и даже с небрежной улыбкой на своих губах, слегка тронутых охранительной помадой, дающей знать жжением, если в пище имеются опасные для здоровья вещества. Он до такой степени к ней пристрастился, что даже здесь, у себя дома, и то её наносил с самого утра. Исида наблюдала за ним, а потом милостиво протянула ему руку.
-- Что ж, думаю, что ты опять прав.
Наблюдали за представителем ненавистного Мемфиса, города, погибшего и разрушенного, двое других кушменов, Сет и Нафтида. Они столь же жадно его разглядывали и пытались по его поведению и словам растолковать, с чем он приехал и что именно задумал. Но только гость, к их большому разочарованию, не желал ни двигаться, ни разговаривать. Он завалился на спальное место и притворился спящим. Да, собственно, надо признаться, что идти гостю было некуда, ибо все его недавние знакомцы из Имперского Совета или Императорского Двора, сейчас сделали бы вид, что они не знакомы, а то и сбежали куда прочь при встрече, только бы не дать повода судачить, что они знаются с тем, для кого уже назначена роль изгоя этого общества. А связь с ним, даже случайная, может роковым образом сказаться на отношениях с новыми кандидатами на место правителя Галактической империи, коим лучше запятнавшего себя случайной встречей удалить навсегда, чем разбираться, так это или вкралась элементарная случайность. Здесь ведь лучше перегнуть палку, чем разделить ответственность с изгоем. В таком удручающем случае и тебя тут же спишут все твои вчерашние приятели. И это самый неприятный момент нахождения при Дворе.
Знал ли это всё Орфис? Ну конечно же знал и даже не сомневался в том, что никто его не поддержит, точно так же, как и то, что большинство всё же изберёт выжидательную позицию, чтобы, если всё вдруг переменится, успеть первым кинуться поздравлять с победой. Вот его-то, первого, и будет ждать успех, тогда как вторым и третьим выскажут все претензии за «предательство». А какое оно предательство, когда это чистой воды политика, политика придворных интриг, где надо суметь просчитать поражения и победы завтрашнего дня. Вот сейчас самые размыслительные люди и были заняты этими самыми размышлениями.
+ + +
Биомобиль скользнул к обочине дороги и остановился. Григ шин с недоумением покосился на своего спутника. Когда они начали приближаться к Буто, за управление взялся сам Хнум, тогда как до этого мобиль двигался сам.
-- Что-то случилось? – Озабоченно поинтересовался разведчик, так как чем ближе они подъезжали к столице, тем напряжённей делался кушмен. Несколько мгновений то не отвечал, но потом тряхнул головой и тяжело вздохнул.
-- Нет. Пока ещё нет. Просто … я давно уже здесь не был. Когда-то это было моё место. Меня здесь все знали и мне казалось, что и я здесь знал каждого. Но потом оказалось … Ладно, теперь всё по другому. Но меня интересует, что же там случилось с репати Шу. Навряд ли я всё узнаю доподлинно, но, тем не менее… тем не менее…
Хнум снова взялся за рычаги управления и машина снова засеменила ногами. Твёрдые наконечники цокали по покрытию мостовой. Иногда пролетали искра, когда наконечник попадал по узлу армирования. Город Буто окружался несколькими поясами селений, где проживали простолюдины, выполнявшие в Буто работу обслуживания. Их дома не отличались излишествами архитектуры и высились многоэтажными стандартными жилыми блоками. У каждого было всё необходимое для жизни, но не более этого. Спальное место, ванная, душ, кухня, комната досуга и расслабления, гостиная. Стандартный набор. Те, кто выполнял свою работу хорошо или имел высоких покровителей, перебирался в саму столицу, где жил, хоть и на окраине, но в более комфортных условиях. Как раз этот район и проезжали в данный момент наши герои.
Жилые строения здесь не были столь серыми и угрюмыми, как те кольцевые посёлки, которые остались позади. Здесь было больше стекла и элементов декора. Да и праздных людей здесь было больше. Они одевались не в серые хламиды, а имели вполне цивильные костюмы. Некоторые выглядели очень даже роскошно. Григ Шин решил было, что это и есть представители высших каст, но спутник пояснил ему, что некоторые слуги донашивают за своими господами одежду, коей их одаривают, когда одежда уже надоест, а носить её вполне ещё можно. Вот и щеголяют эти слуги, заносчиво поглядывая друг на дружку, не задумываясь над тем, что они в этом облачении напоминает не сколько господ, сколько пародию на них.
Чем дальше они продвигались на биомобиле, тем вычурнее становились строения. Они были объединены целыми ансамблями, и потому выглядели на редкость красиво и стильно. В отдельных кварталах проживали разные гильдии горожан. Здесь был квартал банкиров, квартал учёных, квартал юристов, квартал развлечений, квартал искусства. Для того, чтобы побывать в каждом из них, надо было составить свой маршрут в виде спирали, которая заканчивалась бы у дворцового комплекса, где располагалась самая большая парковая зона города. Собственно говоря, это место было отделено от собственно Буто и являлось городом самостоятельным, где обитали репати и высшая власть, также здесь проживающая либо проводящая здесь всё время, приходящееся на бодрствование.
Официально парковая зона не была закрыта для посещений, и горожане любили здесь прогуливаться. Совсем недолго – полюбоваться дворцами, что выглядывали сквозь вычурно подстриженные деревья и кустарники, и тут же повернуть прочь, ибо теми, кто пребывает к дворцовым комплексам слишком долго и близко, начинают интересоваться тайные службы и всё может кончиться весьма печально, даже если человек ни в чём и не виноват. Просто заболеет вдруг и зачахнет, либо ввяжется беспричинно в драку и будет долго лечиться от увечий, а то и свалится откуда-нибудь или потонет в одной из рек, что протекают по Буто. Трудно просчитывать свои поступки и последствия их. С другой стороны, считалось престижным прогуляться по Дворцовому парку, а потом рассказать об этом. Мол, встретил там того-то и того-то.
Биомобиль они оставили на одной из стоянок. Здесь, в парковой зоне, не было транспорта. Имелась одна движущаяся дорожка, окольцовывающая Дворцовый парк, да на реке имелись прогулочные платформы, на которых играла музыка, в которую вплетали свою партию многочисленные колокольчики, бронзовые, медные, металлические и даже хрустальные, которые были укреплены на многочисленных стойках и кронштейнах и колыхались от порывов ветра, дующего вдоль русла. Хнум предложил прогуляться, не подбираясь слишком близко ко дворцам.
-- Мы всего лишь посмотрим, не более того, -- объяснил он спутнику. – Я надеюсь, что меня здесь не узнают. Я должен подумать, а потом мы отправимся в гости. Я нанесу пару визитов. От этого и будет зависеть, как и что мы будем делать дальше. Я надеюсь, что один из моих планов получится. В противном случае … впрочем, об этом говорить не стоит.
Не теряя времени даром, Шин проводил рекогносцировку, незаметно оглядываясь по сторонам и примечаю всё, что могло пригодиться. Было удивительно, что столь близко от зоны, куда переместился Императорский двор и большая часть персон Имперского Совета, и не встречались патрули полиции и сил имперской безопасности. Но потом вспомнил, что здесь, на Куше, правители очень блюли свою непохожесть на стандартизированные миры Галактической Империи. И одно из их условий заключалось в том, что они отказались от присутствия различного толка специальных служб, на поверхности планеты. В космическом пространстве барражировали сразу два флота, но вниз не было дозволено спуститься ни одному солдату или офицеру, у которого не было статуса служащего при Дворе. Охранные функции взяли на себя здешние службы. Григ вспомнил все эти рассказы о людях, попавших под контроль чужой воли и превращённые в машины уничтожения. Это были весьма страшные истории, не имеющие счастливого финала. Под внешний контроль одинаково легко брались как местные жители, так и иномиряне, и становились демоническими куклами в руках правителей этого мира. После этого было понятно, что мало бы кто решился бросить вызов и совершить нападение на дворцовый комплекс.
Несмотря на эти воспоминания, Григ Шин прикидывал возможные направления для атак и способы отхода, выискивал те места, где можно создавать заслоны или устраивать огневые точки прикрытия. А в это время его спутник вроде как впал в дремотное состояние. Он то и дело ронял голову на грудь и едва переставлял ноги. В конце концов Григ Шин взял его на буксир и отвёл до ближайшей беседки, какие были устроены, здесь и там, под кронами деревьев, подстриженных столь искусно, что они были похожи на зелёный шатёр, листва которых всё время колебалась и шелестела, словно приглашая к доверительной беседе под сенью этого убежища. Сюда и поместил напарника Григ Шин и принялся дожидаться, пока тот проснётся.
Судя по всему, Вокх использовал в это время свои сверхспособности. Он умел настраиваться на разум определённого человека и читать его мысли. У сотрудников служб безопасности имелась похожая аппаратура для ментальной связи. У группы «Сигма-56» имелась такой комплект. Вот только Вокх умел это делать без приборов и зона его «общения» раскидывалась гораздо шире. Шин терпеливо дожидался, когда Вокх закончит контакт.
+ + +
С виду всё было хорошо и даже прекрасно. Кушмены были приветливы и предупредительны, готовые выполнить малейшие пожелания гостей, прибывших в Буто вместе с Императрицей Исидой. Именно такие ощущения должны были появиться у вельмож из имперского Совета и Двора. Но ощущения эти были обманчивы, ибо были пропитаны страхом. Смотрели ли вы когда фильмы, в которых пока ещё ничего не происходит, но разворот событий нагнетает некие предчувствия чего-то ужасного и неотвратимого. Именно такие ощущения тяжёлым бременем давили на чувства царедворцев, которые сидели в отведённых им комнатах и выжидали там, обмениваясь друг с дружкой впечатлениями, которые делали ситуацию ещё напряжённей.
Так прошла ночь, которая для многих обернулась нескончаемой чередой кошмаров, а для прочих бессонными и непонятными ожиданиями. Каждый из тех, кто так и не уснул, ждал, что вот сейчас к нему войдёт некто незнакомый и тогда …
А всё потому, что Сириус на вечернем совещании рассказал кое-что о древнем божестве Гадесе, который приходил к неугодным во сне и расправлялся самым жестоким образом. А ведь Монк рассказывал, как погибали, один за другим, участники экспедиции, отправляемые для спасения Императора в непонятный и жуткий виртуальный мир «Преисподней». То есть там всё тоже происходило во сне. Сон для посторонних, и действительность для спасателей. Уж больно похожи были эти истории и всё вылилось в массовую бессонницу. Царедворцы скрипели зубами и прикидывали, пусть и мысленно, когда же закончатся их мытарства здесь, на Куше.
Между собой они делились слухами, что Исида и Сириус находятся в давней вражде со своими родственниками, которые должны были получить статус верховных князей этого непонятного мира, который всегда держался особняком от всех прочих миров Империи. Что появление из Мемфиса беженцев, приостановило этот весьма затяжной и сложный обряд, и от этого и Сет, и Нафтида испытывают большое раздражение. Не лучше ли всем им покинуть эти негостеприимные угодья, пропитанные ложью и лицемерием, к которым все давно уже привыкли, но здесь всё это царствовало в большем объёме, чем это может выдержать человек, даже привычный к самым заковыристым интригам.
В том, что все они являются участниками какой-то очередной глобальной интриги, никто из царедворцев не хотел признаваться, ни себе, ни кому-то из знакомых. Пусть об этом заявит кто-то другой. Любой другой, но только не я. И тогда что-то начнёт меняться. Непременно должно было что-то случиться, ибо нельзя же сидеть здесь, в каком-то дурацком дворце, выстроенном с вычурной и довольно нелепой роскошью и глядеть друг на дружку. Отсюда ведь никуда нельзя выходить, а все здесь давно уже надоели друг другу; и, если в Мемфисе была хоть какая-то видимость активной светской жизни, для зрителей имперского Глобовидения, да и для себя обожаемых, то здесь не было даже этого. Было только предчувствие чего-то беспримерно ужасного. Ровно то же чувство волновало их и в Мемфисе, и оттого они все оттуда сбежали. Но там всё было понятно, хоть и страшно, но все эти страхи были последовательны, а оттого и оправданы, если можно здесь принимать подобные определения. Но Куш …
И раньше до обитателей Мемфиса доходили разные нелепые слухи и всякого рода домыслы о том, что происходит в закрытом и оттого волнующе загадочном мире. Всё это манило своей неизвестностью и этому чувству поддался даже Пра гэгхарн Татен. Именно он пожелал, чтобы Мемфис посетили представители загадочного Куша. Тогда он и увидел в первый раз Исиду. Увидел и пленился её манерами, её словами и её дивными историями, которыми она развлекала вельмож Двора. Появилась даже мода на всё, связанное с Кушем. Представительство этого мира разрослось и появился брат Исиды, Сириус, крайне надменный молодой человек, который кичился тем, что в его жилах, как и в жилах его сестры, текла кровь древних божеств. Они даже доказали своё происхождение, подчинив своей воле кого-то из слуг. Все царедворцы желали насладиться невиданным зрелищем, желая увидеть очередное представление, какие показывали актёры и учёные, изучающие тайны сознания. Но зрелище оказалось ужасным. Взятый под контроль слуга повёл себя как монстр и попытался напасть на толпу зрителей, и тогда его попытались остановить люди Орфиса. Вот тогда-то и пошла потеха. Вельможи увидели своими глазами то, что показывают в самых кровавых голографических боевиках. Но оказалось, что то зрелище, что кажется увлекательным при просмотре, ужасное и отвратительное, когда происходит наяву. Зрители разбегались и вопили от ужаса, когда рядом с ними дрались работники Службы безопасности, пытавшиеся обезвредить человека, выпавшего из привычной всем реальности. Когда в обычном человеке просыпается не просто зверь, а чудовище, это выводит из равновесия. Уже потом, когда всё закончилось, и убрали истерзанные тела убитых, царедворцы начали обмениваться впечатлениями и признаваться, что столь сильных эмоций они давно уже не ощущали. Слащавая и в общем-то однообразная жизнь в Мемфисе была столь бесцеремонно нарушено, что … что … все испытали какое-то извращённое удовольствие и все воспылали страстью к Кушу. Кончилось всё тем, что Исида вышла замуж за Пра гэгхарн Татена и уселась на Трон рядом со своим великим супругом. Нет, кончилось всё тем, что все они перебрались сюда, на этот проклятый Куш.
Вот только сейчас они погрузились в действительность, которой давно возжелали и почему-то эта действительность никому не пришлась по вкусу. Такая вот ирония судьбы.
Успокаивало и заставляло мириться с действительностью только одно – всё это не могло продолжаться долго. Куш, он потому и был миром особенным, что не вписывался, не желал вписываться в слаженную систему Галактической Империи, и оттого управлять ею отсюда было невозможно, неэффективно. Царедворцы и сановники понимали, что и Исида, и её амбициозный братец, О, Сириус, затеяли какую-то серию интриг, понятный им самим. Пусть так. Ведь когда-то они закончатся, и тогда всё вернётся на круги свои, то есть снова появятся летающий город, обновлённый Мемфис, и будет властвовать Император, пусть даже и не Пра Татен, а кто-то другой, и даже эта весьма странная семейка с Куша. Они тоже будут вынуждены подчиняться общим правилам и никак не иначе. Вон Пра гэгхарн Татен, решился на эксперимент и привил себе бога. Помогло ли это ему? Не это ли стало причиной всех его последних трагедий? Не-е-ет, лучше идти проторёнными тропами и иметь верных союзников, тогда и будущее будет легко спрогнозировать.
Царедворцы тем и занимались, что просчитывали разные варианты. И пусть некоторые были несчастливыми, пусть даже подразумевались жертвы. Не беда… Ведь каждый рассчитывал, что если не повезёт, так кому-то другому, а не ему, такому удачливому и расчётливому. А все невезучие остались в Мемфисе, который тоже остался лишь в прошлом, в воспоминаниях.
Эта ночь была беспокойной, практически для всех, и даже слуги ворочались, прикидывая шансы своих господ и хозяев, на удачу, на новые взлёты. И каждый знал, что уже утром что-то должно случиться. Обязательно случится, ибо появился Гал Орфис, человек, который делает невозможное. Сколько раз ему прочили неминуемое паление и непременную гибель, но всякий раз он возвращался, и становился только сильнее. Но когда-то ведь его везение должно закончиться. Тем более, что он посмел сунуть нос в стан врага, и врага могущественного. Интересно, что приготовил Орфис для своей защиты?
Если бы при Дворе существовал тотализатор, то заведующий им человек за эту ночь смог бы заработать себе состояние, стимулируя охочих до азарта людей проверить свои удачу и интуицию. Кстати сказать, Эдуард Монк покинул дворец своих покровителей, чтобы подняться на орбиту и лично провести беседу (беседу, а не досмотр) бывшего начальника гарнизона генерала Гаккеля, на предмет планов адмирала Орфиса. Генерал хмуро заверил Монка, что о планах адмирала он ничего сказать не может, главным образом по той важной причине, что не осведомлён в них, а также по той причине, что не обязан отчитываться перед кем бы то ни было.
Утром все собрались в центральном зале дворца Исиды, хотя о собрании не было заранее объявлено. Просто напряжение достигло таких высоких концентраций, что требовалось это напряжение снять.
-- Ваше Величество, -- проблеял гнусавым голоском Баарвеер сон Хессус, обращаясь к Исиде, -- разрешите узнать, что принесёт нам день сегодняшний, обещающий стать знаменательным в будущей хронике нашей Империи.
-- Я думаю, -- улыбнулась императрица, но столь холодно, что её улыбка, стань материальной, могла бы обжечь всех присутствующих, как обжигает, к примеру, жидкий гелий, если к нему иметь неосторожность притронуться, -- что пора бы нам со всем разобраться. Я говорю, как о делах, что волнуют нас здесь, на куше, так и о тех, что остались на Иуну. Наш верный слуга, адмирал Орфис, поспешил к нам, чтобы порадовать нас известием, что наш высочайший супруг, то есть Пра гэгхарн Татен, возможно уцелел и даже вновь вернулся в нашу действительность. К нашему величайшему сожалению, его возвращение, по какой-то трагической случайности, совпало с катастрофой, случившейся в Мемфисе. С ней мы будем разбираться отдельно. Это будет чуть позднее, а сейчас мы сконцентрируемся на нашем Императоре. Это величайшее чудо и радость для всех граждан империи. Нам нельзя ошибиться в том, как нам надо действовать, учитывая все те несчастья и горести. Что мы уже пережили. В других бы обстоятельствах я просила бы вас всех сей же часть вернуться обратно. Я бы даже это приказала сделать. Но … увы … не всё так просто. Эпидемия страшной болезни ещё не закончилась. В своё время, при планировании инфраструктуры империи тогдашние разработчики предусмотрели многое, как и здесь, на Куше. Но они не могли учесть всего возможного. По этой важной причине в экспедицию мы отправим только особо подготовленный контингент сотрудников нашего уважаемого подданного. Я говорю о Эдуарде Монке, имеющего в своём подчинении организованный отряд «Гамма». Этот отряд мы и посылаем на Иуну, а во главе его отправится наш верный слуга адмирал Орфис. Адмирала будет сопровождать его помощник, «правая рука», Монк. Вместе, рука об руку, вы совершите чудо и вернёте нам всем Императора, Пра гэгхарн Татена. Мы будем с большим нетерпением ожидать результатов вашей спасательной экспедиции.
Эдуард Монк вскочил на ноги и закричал, что готов отдать жизнь на благо Империи. Он таращил глаза и потел, вспоминая, как вкрадчиво с ним разговаривала ночью Исида, склонившись чуть ли не вплотную к нему. Он вдыхал аромат её духов и у него кружилась голова и казалось, что всё это ему грезится. Казалось ему также, что слова, которые произносила она тихим размеренным голосом, попадая ему в голову, становятся там настолько большими и гулкими, что разрушают его рассудок, откалывая его целыми кусками, которые осыпались на дно сознания. Это было настолько волнующее чувство, что Монк ожидал, что он вот-вот перестанет быть самим собой, а сделается вроде робота. Но он пережил этот разговор и очень бы не хотел его повторения. Он знал, что сделает всё возможное, а также невозможное, чтобы выполнить волю своей госпожи. В чём же заключалась её воля, он ещё не осознавал в полной мере. Полная мера наступит в ту минуту, когда те слова, что покоились на дне его подсознания, соберутся в единый смысл и тот смысли и станет его руководством. Монк предчувствовал грядущие события и временами его сотрясала мелкая дрожь. Он не хотел думать о том будущем, отказывал себе в этом праве и сосредотачивался на выполнение задачи, поставленной перед ним на данный момент.
Всё это выбивало из колеи Гала Орфиса. Адмирал ожидал, что Монк явится к нему в каюту, чтобы поговорить. Конечно же, заместитель даст ему знать, что в данной ситуации Орфис – никто и живёт ровно до тех пор, пока он нужен. По всем расчётам Орфиса, Монк должен был к нему явиться, но он всё не шёл, словно его никак не волновало присутствие рядом человека, которого он всегда боялся. Второй неувязкой было то, что в поход не взяли и генерала Хорста Гаккеля, на присутствие которого адмирал надеялся. У Гаккеля было масса боевого опыта и он должен был очутиться в составе экспедиции, но его оставили в система Фабиа. А ведь в тех планах, которые продумал Орфис, Гаккель занимал важное место. Но приходилось мириться с обстоятельствами. И Гал Орфис начал вырабатывать новый план действий.
+ + +
Викинги пространства продолжали страдать от бездействия. Кто-то из воинов даже предложил отправиться по тайникам и пустошам Света, чтобы собрать всех прощелыг сателлита, чтобы организовать из них армию на тот случай, если сюда нагрянет имперский Десант. Они смогут ему противостоять, подсовывая местных бездельников, которые совсем очумели от галлюциногенных препаратов, разрабатываемых на основе отходов промышленных и химических производств, выселенных когда-то с Куша сюда, но потом и вовсе заброшенных. Но эти бродяги настолько успели опуститься, что никак не реагировали на появление среди них воинов с далёкого приграничного мира, увешанных холодным оружием. Скорей всего, они восприняли их за очередное порождение своего отравленного разума. Нет, для войны они уже точно не годились. Ворча, викинги потянулись к своему крейсеру, который был замаскирован многочисленными обломками и обрывками, коих здесь было в изобилии. Весь Свет представлял собой одну большую свалку, выброшенную в космос и оставленную здесь до скончания веков. А на борту «Нуфлинга» Файф эн Кровус продолжал свой монолог, который он уже говорил несколько часов, не обращая внимания, что голос его то и дело срывается, а язык сделался от продолжительного словоизлияния большим и непослушным, отчего некоторых слов его было не разобрать.
-- Мы привыкли жить и не задумываться о порядке вещей, а между тем всё, что окружает нас, пронизано тайной, тайной происхождения и воплощения. Но чтобы увидеть это и задаться этим, надо всё это уметь заметить. Я, лично я, занимаюсь кровью, её составом, фракциями, атомарными связями, а также всем, что с кровью связано. До тех пор, пока я не перешёл на уровень генетических связок, я о многом не задумывался. Но позднее … я начал задумываться, и это словно сняло некую повязку, что прикрывала мне глаза и мешало заглянуть в глубь вещей. Кровь, это основа жизни, она как тот первозданный океан, в котором впервые зародилась и закипела жизнь. По сути своей мы являемся частью великой силы, которая именуется Природой и эта сила растворена в нашей крови.
Викинги слушали его и ухмылялись. Только старший артиллерист Ури Герц внимательно слушал имперца, да Дидл Брасс пытался вникнуть в смысл сказанного, наморщив свой большой лоб. Сив Белунг сидела поодаль, полузакрыв свои прекрасные глаза и вид был скорбный, словно она только что вернулась с Оскопнира. На неё озабоченно поглядывал Кубк Блон, который обещал Траску приглядывать за его супругой, за её состоянием.
-- Славные друзья мои, -- вещал в сильном возбуждении генетик, -- вы сами не знаете, каким богатством одарила вас Природа. Те условия, в которые попали ваши предки, стимулировали организм и он научился модифицировать клетки норадреналина таким удивительным образом, что ваши тела могут изменяться и принимать иные физические формы. Вы называете это состояние «ульфхедр», когда воин- берсерк приходит в раж боя и делается идеальной машиной для войны и сражений. А ведь над этим давно уже работают имперские учёные, пытаясь создать препараты, увеличивающие силы солдат и их неуязвимость. А для вас всё это сделал ваш организм. Конечно, у любого явления имеется своя теневая сторона, и этой вашей теневой стороной является подверженность к мутагенным необратимым изменениям. Это я про эйнхериев. Но так было ровно до тех пор, пока у вас не было при себе верного союзника.
-- Это ты говоришь про себя? – Уточнил на всякий случай Дидл Брасс.
-- В том числе и про себя, -- с готовностью кивнул Кровус, -- хотя имел в виду науку, пусть и в моём лице. Главное ведь здесь что?
-- Что? – Послушно переспросил Брасс.
-- Главное, -- подхватил генетик, -- это разобраться в сути явления, а всё остальное приложится нашими стараниями, а кровь ваша, она является дорогой, то есть, понятное дело, что скорее руслом, которое я бы назвал правом крови.
-- Как ты сказал? – Удивился Дидл Брасс.
Глава 7. Мы все спешим за чудесами.
Мы многое могли бы для себя раскрыть, если бы не наша суетность. Замечали ли вы, что повседневная рутина отвлекает нас от величайшего помысла намерений? Мы придумываем нечто грандиозное, но … до воплощения, как правило, не доходят руки. То одно мешает, то другое. Некоторые находят в себе силы удалиться в пустыню, чтобы ничто их не отвлекало от воплощения замыслов. Для этого надо обладать сильным духом, либо обстоятельствам сложиться так.
Так, это как?
К примеру, ваш город будет разрушен и вы останетесь в гордом одиночестве. Это выражение такое. А одиночество вместе с вами могут разделить и единомышленники, если, конечно, они не несут в себе суетность быта или мелочность суждений.
-- Доктор Эммерли, -- спросил барон Траск оф Траскон, заходя в лабораторию, -- что вы можете сказать относительно мелочности суждений?
-- Простите? – Удивился учёный.
-- Это я озвучил свои мысли, -- отозвался барон. – На мой вопрос можно не отвлекаться. Лучше расскажите, как у вас идёт работа.
-- Мне не хватает ресурсов, -- пожаловался Дидье Эммерли. – Что же касается работы … мы работаем.
-- Не правда ли, -- ухмыльнулся Траск оф Траскон, -- когда альтернативы работе нет, она как-то спорится лучше.
-- Она будет спориться ещё лучше, -- отозвался руководитель лаборатории, поджимая губы, -- если бы вы, господин барон, больше времени проводили у нас, нежели чем в окрестностях города, прочёсывая лесные заросли.
-- Должно быть так, должно быть, но я не думаю, что производительность так бы уж увеличилась, учитывая то обстоятельство, что вы, доктор, равно как и ваши люди прислушивались бы к малейшему шороху, что доносится снаружи, а это отнюдь не настраивает на рабочий лад. Или я говорю неправильно?
Дидье Эммерли снова вздохнул. Эшли Симпониус едва заметно ухмыльнулся и сосредоточенно уставился на экран монитора. Это тот самый Симпониус, который совсем ещё недавно рыдал от страха, размазывая по грязному лицу слёзы и ему не казалось всё это чем-то зазорным. Да, они пережили весь этот кошмар, и во многом благодаря тому, что Траск оф Траскон так вовремя вернулся из той миссии, которую все, все без исключения, считали проваленной. И сам Эммерли, и этот насмешник Симпониус, не говоря уж о молчуне Регате, бежали бы из своей нейролаборатории со всех ног. Вот только бежать в то время уже было некуда. Сфера Императорского Дворца, чудо инженерной конструкции, имеющий все немыслимые степени защиты, к тому времени превратился в ловушку. По его коридорам и ярусам бродили безумцы, готовые кинуться на каждого, кто попадётся им навстречу. Каким-то образом они ощущали других заражённых и не реагировали на них, но попадись им кто здоровый … Эммерли до сих пор сотрясали спазмы ужаса. Он не забыл того зрелища, и ещё долго не забудет.
Больше всего было обидно то, что те безумцы, подхватившие «кровавое бешенство», могли бы найти средство от этой болезни, но слишком уж короток оказался срок заражения и полная потеря контроля над собой. Собственно говоря, после заражения инфицированный переставал быть человеком, будь он каким угодно подготовленным учёным с мировым именем. Концентрация его внимания начинала гулять, не давая возможности сосредоточиться и сделать что-то конкретное. А потом начинался лавинообразный процесс замены одних свойств на другие и больной превращался в оружие. Оружие агрессивного нападения.
Это была самая настоящая диверсия. Мемфис был каким-то образом атакован и это нападение произошло неожиданно. Пока они начали что-то понимать, было уже поздно. И все те, кто догадался, сидели по разным закутам и чуланчикам и сосредоточены были на одном – выжить. Выжить любой ценой. То, что им это удалось – целиком и полностью заслуга барона. Траск оф Траскон оказался самым настоящим бойцом. Не зря ведь его выбрали возглавить миссию спасения самого Императора.
Он ведь и спас, пусть и не Пра Татена, а всего лишь троицу вконец отчаявшихся нейромедиков, но они это оценили и были ему благодарны. И сам Эммерли, и его товарищи, успели несколько раз попрощаться с жизнью, хорошо хоть, что делали это на ходу, не останавливаясь, в противном случае от них бы не осталось ничего, только воспоминание, учитывая, как схлопнулась теоретически неуничтожимая сфера Императорского Дворца, откуда они успели выскользнуть в самый последний момент.
Ещё надо отметить, что время, которое пришлось на всю эту катастрофу, оно как бы стояло на месте. То есть стрелки часов, или циферки на табло, это всё двигалось, даже довольно шустро, а на самом деле … всё это очень даже странно … даже для учёного … но было такое чувство, что время стоит. Говорят, что сознание человека, его разум, это явление ещё не до конца изученное, да что там говорить, изученное весьма и весьма поверхностно. Так вот, имеется гипотеза, что желания человека имеют свойство воплощаться. Как в детских сказках. Всё это сложно проследить, сложно выстроить логическую конструкцию «воплощения», но это срабатывает. Не у всех, но достаточно часто.
Вот и они, пожелали, чтобы время остановилось и в помещении их лаборатории ничего не происходило, а потом они возжаждали спасения, и очнулся Траск оф Траскон, которого мысленно уже списали все, включая и сотрудников лаборатории. Чтобы поверить в реальность чуда, надо быть либо человеком совсем неграмотным, который в чудо готов просто поверить, либо очень просвещённым, чтобы разумом своим видеть действительные возможности. И Дидье Эммерли видел, и своею уверенностью сумел заразить своих ассистентов. По этой причине они и выжили. А также по причине самого барона, его с ними присутствия.
Что в нашей современной жизни, наполненной самыми высокими технологиями, есть чудо? Можно делать, что ничего такого как бы и нет, но в момент сильной необходимости прибегать к желанию чуда, а если оно как-то воплотится, то снова делать, что ничего не произошло. Просто принять и забыть. Но этот путь для обычного человека, не желающего утруждать себя какими-то сомнениями. Для учёного же … всё очень и очень непросто.
Пожалуй, настало время обратить внимание на этого человека, Дидье Эммерли, раз уж нам пришлось с ним столкнуться. Дидье родился на самой заурядной планете, одном из тех провинциальных миров, который именуется «дырой», как самими жителями, так и гостями этого мира. Все, кто хоть что-то из себя представлял, старались перебраться куда-нибудь в другое место, где, кроме аграрной продукции, делают что-то своё, оригинальное, а не собранное из стандартных конструкций.
Дидье поставил перед собой жизненную цель, задачу, сосредоточился на своём желании и – пожалуйста – выиграл конкурс на лучший школьный экзамен. Ему выдали целевой кредит на годовой курс обучения в любом университете Империи. Этот шанс Дидье реализовал полностью. За оплаченный год он показал себя человек умелым, талантливым и перспективным. Деканат университета продлил ему кредит ещё на год, потом ещё и ещё.
Перед собой Эммерли поставил сверхзадачу – найти путь воплощения мечты. Он даже для своего проекта придумал мудрёное научное название, которое одобрили его научные руководители, похвалив за оригинальность разработки. По теории Дидье Эммерли разум человека в состоянии задействовать лептонные частицы, такие, как мюонные нейтрино, которые имеют настолько лёгкие связи, что никак не задействованы в физической составляющей окружающего нас мира. Начинают взаимодействовать они только под влиянием внешнего фактора. Таким фактором Эммерли считал воздействие человеческого подсознания. Именно там и сокрыты все тайны, связанные с происхождением человека. Тогда-то Эммерли и столкнулся в первый раз, по-настоящему столкнулся, с проблемами подсознания.
Существовал целый класс исследователей подсознания, которые уверяли всех прочих учёных, что подсознание является доказательством божественного происхождения человека. Это не очень вписывалось в научные концепции и потому исследователей подсознания не очень-то и привечали. Потолкавшись в этой среде, Эммерли решил на этом не зацикливаться, а занялся изучением сознания. Здесь всё было немного проще. Изучение сознания вращалось в основном вокруг формирования действенной личности и тех принципов, которые позволяли личности стать полноправным членом социума, а также групп социумов. То есть, иначе говоря, формировался этнический альянс граждан Империи. Если подойти к этому творчески, то здесь есть где развернуться ищущему человеку. Улавливаете мысль?
В дальнейшем жизненный путь Дидье Эммерли складывался довольно удачно. Он даже вывел пару теорий, которые были признанными, что увеличило его кредитный статус, как учёного. Но в глубине души Эммерли понимал, что без открытия тайн подсознания невозможно построение настоящей личности. Потому он и занимался изучениями тем, про которые не заговаривал, ибо это сделалось его личным секретом. Ещё заботило его то, что самых выдающиеся учёные, которые были заняты в этом поприще, куда-то подевались. В научной среде пошли было слухи, что кто-то нанял их для выполнения важного проекта. Всё это очень заинтересовало Эммерли и он захотел узнать побольше подробностей. Но это уже была запретная тема. Больше о пропавших никто не заговаривал и молодой учёный понял, что и ему лучше молчать, ибо – себе дороже.
А потом выяснилось, что Император, Пра гэгхарн Татен участвует в каком-то секретном проекте, по улучшению его генома, в который должны поместить гены, извлечённые из древнейших захоронений, чуть ли не от богов прошлого. И самое удивительное было то, что снова прозвучали имена тех, о ком уже начали забывать. А они всё это время плодотворно трудились и даже сумели совершить невозможное. Этого Эммерли пропустить не мог и рьяно начал публикацию тех исследований, которые проводил для себя, почти что тайно. Сейчас к нему отнеслись благосклонно и даже позволили руководить собственной исследовательской лабораторией. Казалось, что в жизни наступил тот перелом, которого дожидается человек инициативный , такой, каким и был Эммерли.
Но затем случилось страшное – их Император, который сделался почти что богом, стараниями учёной группы, погрузился в мир «Преисподней», ещё одну разработку всё тех же учёных, изучавших подсознание. И теперь, если раньше их хвалили и почитали, то теперь всю их компанию арестовали и подвергли строгому дознанию. Выяснилось, что они вторглись в такие дебри, куда не решались входить даже сами, пока не получили особого заказа. От кого? Такой вопрос задавали им следователи. Но они не могли сказать. Знали только имя. Такэхай Сусаноо. Он курировал исследования той части подсознания, где дремали самые тёмные инстинкты. На их основе и создавались игровые программы для нового поколения «виртуальных фильмов», которые должны были стать новым словом в индустрии развлечения. Учёные ожидали хорошо заработать на этом исследовании. Но теперь томились в изолированных камерах следственного департамента.
Опальных исследователей попытались привлечь к проекту спасения Императора. Этим занимался лично Гал Орфис. Для этих целей там же, в подземном бункере департамента, быстро организовали настоящий научный центр и завезли самое новейшее оборудование. Учёные с энтузиазмом взялись за работу, но … увы … В течении каких-то суток все умерли в страшных мучениях. У них закипели мозги. Откуда об этом стало известно Эммерли? Просто он оказался в числе тех, кого ознакомили с результатами их работы. Это были очень сильные специалисты и они, вне всякого сомнения, справились бы с поставленной перед ними задачей, но их разум оказался «заминирован» особым вирусом, который запускался по заложенному туда коду. Код запустился, когда они начали свою работу. Запустился сразу у всех и ничего сделать было невозможно, настолько быстро поднялась температура и мозг был тромбирован во множестве мест. Ужасная смерть. Ужасная и неожиданная.
С результатами их работы и был познакомлен Эммерли, внезапно ставший крупным специалистом в нейрологии, связанной с областью подсознания. Его более опытные товарищи как бы передали эму «эстафету» своей работы. Гал Орфис пребывал в сильном раздражении и заскакивал в отдел Эммерли едва ли не каждый час с вопросами, как идут дела.
Смогли бы вы работать в столь нервных условиях? А Дидье Эммерли пришлось. Он анализировал, раз за разом, все имеющиеся у него условия. Положительный результат должен был получиться. И тогда они отправили первого испытателя. Это был Стэммерс Паули, техник, занимающийся компьютерными играми, в которых знал всё, абсолютно всё. Но это оказалось мало, и «фильм- игра» переварил его. От тела остались какие-то лохмотья. Вот в эту минуту Дидье Эммерли по настоящему осознал, в какой кошмар ему пришлось сунуться. Но обратного пути уже не было. К тому же появился новый кандидат. Это был учёный с задатками гения. Гениальность его состояла в мышлении. Он умел въехать в любой процесс. При этом – на ходу, в буквальном смысле этого слова. Если с этим делом и мог кто-то справиться, так это был Штефан Казурински. Он отправился в мир «Преисподней» с улыбкой на устах. С улыбкой он и погиб. Он сделал всё, и даже невозможное, он добился того, что пространство «Преисподней», под его влиянием, начало меняться. Но он всё равно погиб. Уже позднее Эммерли стал сомневаться, так ли уж воздействовал Штефан на виртуальный мир. То, что этот мир воздействовал на него, этому все стали свидетелями. Затем отправили целую группу испытателей, куда вошли лучшие бойцы и лучшие учёные. Все вместе они должны были до конца и вернуться, вызволив оттуда разум Пра Татена. Но и эта миссия тоже провалилась. У Эммерли появилась гипотеза, что само пространство «фильма-игры» эволюционирует, подстраиваясь к каждому из участников, чтобы нащупать его «слабое место», а потом через него уничтожить испытателя.
Правда, последний из них, боец спецназа Ба Хоорн всё ещё как-то функционировал, но Гал Орфис схватил за шкирку Эммерли и притащил в лабораторию, где заявил, что вот прямо сейчас он отправит самого Дидье, вместе с его ассистентами, прошвырнуться по «Преисподней».
-- Ты должен на себе проверить все свои разработки, дружище, -- целил прямо в лицо адмирал похолодевшему нейрологу, уперев ему в лоб жало нейрошокера. – Я думаю, что тебе просто не хватает практики.
Эммерли уже прощался с жизнью, когда адмиралу сообщили, что разыскиваемый им барон Траск оф Траскон наконец прибыл в Мемфис и готов к миссии. Только тогда Орфис отпустил нейролога. Сначала он хотел всё же навязать учёного в спутники барону, но Эммерли нашёл убедительные слова и ему поверили, что с этой стороны от него будет больше пользы. Шоковое состояние обостряет сообразительность и у нейролога, руководителя спецотдела, появились некоторые идеи, которые он тут же и озвучил. Вызванные адмиралом эксперты подтвердили, что это не голословные утверждения, а вполне новая теория для действий. Верна она или нет, должна была показать новая миссия, в которую отправился сам барон, его родственник, страдающий расстройством психики, а также два новых спецназовца, которых привёл с собой сам адмирал. Что произошло дальше, мы уже хорошо знаем, хотя, если честно, хорошего там было не так уж и много.
Дидье Эммерли, да и оба его помощника, могли бы поклясться, что всё длилось не день- два, а пару недель, настолько много событий вместилось в этот ограниченный отрезок времени. В Мемфисе вспыхнула скоротечная эпидемия, и большая часть имперских структур, во главе с Императрицей, покинули Иуну. Мемфис был уничтожен, из проклятого мира «Преисподней» вернулся один из участников последней экспедиции, а Гал Орфис уничтожил дворец вместе с теми, кто там ещё оставался. Вы скажите, что всего этого мало на два дня?!
Своё спасение Дидье считал чудом, своё и товарищей. Чудом он считал и возвращение барона. Наверное, вы скажете, что здесь скрывается противоречие, противоречие науки, как способа объяснить невероятное и то удивительное, что мы, да и сам Эммерли назвали чудом. Так вот, никакого противоречия здесь нет. И мы недаром отметили, несколькими абзацами выше, что возможность чуда не исключают люди очень просвещённые и умеющие заглянуть, условно говоря, за горизонт привычных ощущений.
-- Вы для нас являетесь подарком, -- торжественно заявил учёный барону и пояснил: -- Вы вернулись к нам оттуда, откуда фактически нет выхода и являетесь вместилищем бесценной информации, которую мы будем из вас выуживать всеми способами, какие только придумаем.
Хорошо ли быть вместилищем? Траск оф Траскон отделался в тот момент шуткой, но послушно ответил на все вопросы, какие задал ему сам Эммерли, и его помощники. Также барон терпеливо снёс подсоединение к себе нескольких датчиков и сканеров, которые принялись считывать с него все показатели. Потом приборы эти отсоединили, но парочку датчиков барону пришлось таскать на себе постоянно. Точнее, их было три, но один он умудрился потерять в одной из тех вылазок, которые он совершал регулярно в окрестностях Гермонта. Дидье хотел высказаться, но промолчал, глянув в лицо Траска.
-- Друзья, -- высказал барон учёным медикам, которые были готовы уложить его на операционный стол, -- вы всё же не забывайте, где мы сейчас находимся. Быть может, именно по этой причине я и сумел оттуда выкарабкаться, что отдавал себе отчёт и не забывался.
Дидье Эммерли покивал и сделал пометку в своём научном дневнике, куда записывал всё, что барон говорил и делал. Утром, на свежую голову, он перечитывал свои записи и – чаще всего – просто вычёркивал их, либо обводил жирной чертой и устанавливал новый план исследований на день. Как бы то ни было, но дело продвигалось и кое-что у исследователя начинало вырисовываться.
Точнее надо сказать, что вырисовываться начало уже давно, когда в руки Дидье попали записи тех учёных, что занимались подсознанием и для которых устроили исследовательскую лабораторию прямо в подземном бункере заключения. Они, эти погибшие люди, умели мыслить нетривиально, нешаблонно и обосновали ряд формул существования виртуального мира, типа «Преисподней». Их, кстати сказать, посчитали безумцами. Все, кроме Дидье Эммерли. Ровно по этой причине Гал Орфис и втащил его в проект. В данный момент от всего проекта и осталось всего, что сам Эммерли со своими постоянными помощниками, да барон Траск оф Траскон, непонятный владетель провинциального мира Мардук, едва не захваченного криминальными силами заговорщиков. И вы хотите сказать, что проект провален не окончательно?
Барон честно общался с учёными их маленького коллектива выживших в катаклизме. Уж кому-кому, а Траскону было не привыкать пребывать во всяческого рода сокрушениях. Одно только пребывание на Тверди чего стоило, а ведь кроме этого много чего с ним послучалось. И каждый раз он поднимался и двигался дальше. Туда, где он – непременно будет – победителем. Такую установку на будущее он сам себе задавал. А пока …
Пока надо было перетерпеть.
Знаете ли вы, насколько это большое искусство – терпеть? И не так уж и важно, боль это или невзгоды. Иной ведь как, терпеть не станет, а начнёт «рубить с плеча», «делать дело», вершить. А ведь любое дело будет спориться лишь тогда, когда оно, дело-то это – созреет. И никак не иначе. А до того и надо выжидать, то есть перетерпеть, оглядеться, продумать, найти наиболее эффективный путь для свершения. И лишь после этого начинать свою миссию. То есть, повторимся, надо уметь терпеть.
Именно этим барон Траск оф Траскон сейчас и занимался. Его учёным приятелям было не в пример легче, ведь у них было дело, настоящее дело, которому они полностью отдавались, то есть делали то, что лучше прочих умели делать. Дидье Эммерли показал себя неплохим специалистом, недаром ведь на него «положил глаз» сам адмирал Орфис, а эта характеристика уже о многом говорила. То есть ему доверять имело смысл.
Траск оф Траскон посмотрел, как его товарищи занимаются своей работой и потихонечку покинул то место, которое они выбрали для лаборатории. Гермонт был когда-то столицей Иуну, но для столицы империи он не годился. Для этого нужно было что-то великое, возвышенное. Так зародился проект Мемфиса. Летающий город, состоявший из дворцов- пирамид. Это было то, что нужно!
А Гермонт остался в прошлом.
Замечали ли вы, как погружаются в прошлое города? Как погружается в прошлое люди, это мы встречаем сплошь и рядом? Они начинают жить воспоминаниями о прошлом и – постепенно – втягивают себя в прошлое душою, не думая о том, что настоящее и прошлое это ведь две разные позиции. По этой важной причине и наступает разность генетического баланса. Гены- кирпичики начинают выстраиваться иначе, что и приводит к старческим изменениям в организме. Если этого дисбаланса избежать, то и старение существенно замедлится. Помяните моё слово!
С городами всё по-другому. Они ведь насыщены до предела энергиями человеческой деятельности. А ведь это чрезвычайно мощный источник воздействия. Когда-нибудь, в просвещённом будущем, люди познают тайны своего естества и им не понадобится многое, без чего они сейчас не представляют жизни. Всё, что им тогда будет необходимо, они будут получать силой желания, которое станет материальным. И это не будет вещепадом, потому как вещи, что нас повседневно окружают, суть отвлекающий маневр от действительных ценностей. (Ещё раз перечитайте последнюю фразу).
Когда город покидают люди, живущие своими страстями и переполненные своей энергетикой, город начинает переформатирование в иную форму. Некоторые называют брошенные города «городами- призраками». И это очень верная трактовка, только немного искажён сам смысл. Город Гермонт как раз закончил переформатирование и его стремительно начали заполнять растения, которые ощущают, когда место освобождается от мёртвой энергетики, являющейся основой развития городского пространства. «Мёртвая энергетика» есть влияние выбросов приборов, механизмов, агрегатов, задействованных в городской хозяйстве, но самое большое влияние происходит от электронных устройств, особенно если они соединены в единые пространственные сети. Обратите внимание, как жухнет и изничтожается всё живое там, где царствует электрон. А живые организмы начинают, под влиянием электрических полей, процессы мутирования.
Обычные люди всего этого не замечают, им «отводятся глаза». Но люди, обладающие сверхчувствительным восприятием мира, как, к примеру, Траск оф Траскон, всё это прекрасно видит. Потому они и умеют лучше устраиваться на лоне природы, а если им приходится существовать в условиях города, то создают там «особую зону», с высоким порогом биологической защиты. Но всё равно им приходится делать выходы на природу, чтобы подпитать свой организм, свой энергетический баланс.
Здесь, в Гермонте, в теперешнем Гермонте, ему не было необходимости выходить за пределы городской окраины, ибо окраина города пролегала прямо за пределами лаборатории Эммерли, а лес уже вошёл в брошенный город и сейчас спешно осваивал пустыри, собираясь занять улицы и дворы перед строениями. Чтобы понять это, надо было лишь подняться на верхний этаж ближайшего здания и просто внимательно посмотреть вниз и по сторонам. Именно это часто и делал Траск. Он вставал на самый край здания, на его верхнюю плоскость и смотрел, смотрел по сторонам и перед собой, на линию горизонта. Если долго смотреть на неё, то она начинает приближаться, сначала потихоньку, а потом прыгает на вас. Здесь надо уметь сохранить твёрдость восприятия, ибо это явление может закончиться трагично. К примеру, вы свалитесь вниз и на этом закончите своё существование естествоиспытателя. Но если вы сумеете всё сделать так, как надо, то душа ваша очистится и вы будете воспринимать мир таким, каким он и есть.
Здесь, на самом верху, Траск оф Траскон следил за полётом «донов», больших и гордых птиц, которые сделались первыми обитателями города, «горожанами». Они были настолько гордыми и независимыми, что барон не решился охотиться на них и отправлялся на окраину, где выслеживал иную дичь и приносил в лабораторию, где дичь свежевали Регата или Симпониус. Далее запускался пищевой синтезатор, который умел готовить запрограммированный набор блюд, а иногда барон брал этот процесс в свои руки и занимался приготовлением сам, экспериментируя и импровизируя с приправами. Порой получалось нечто неудобоваримое, но иногда выходило то, что единогласно объявлялось шедевром кулинарии. Пробовали свои силы и ассистенты, и даже сам Эммерли, но у них это получалось весьма и весьма неважно. Впрочем, настоящие их таланты скрывались в другом.
Оставшись от всего имперского научно- медицинского центра практически в одиночестве, Дидье Эммерли не отчаялся, а продолжал свою работу, по мере того, как лаборатория обрастала оборудованием, которое Траск частенько приносил из своих вылазок по городу. В этом районе оставалось немало учреждений, тем или иным образом связанных, конечно же – в прошлом, с научной деятельностью. Как столица Галактического Содружества Миров, Гермонт был передовым городом. Приборы было находить не так уж и сложно, барон и сам когда-то обучался в университете и многое от той поры сохранилось у него в голове.
Кроме тщательного всестороннего изучения организма и головного мозга, Эммерли вёл продолжительные беседы со своим пациентом, выспрашивая у него всякого рода подробности. Сначала Траск старался свои речи просеивать, рассказывая одно и умалчивая другое, но потом как-то свыкся со своим исповедником, и раскрывался перед ним всё больше. Как-то он признался, что тоскует по своей супруге, Сив Белунг. Эммерли ухватился за эту фразу, чтобы вытянуть из барона что-то ещё, о чём прознать ещё не успел.
-- Эта ваша супруга, Сив, какая она?
-- Это трудно передать обычными словами, -- отозвался барон. – В книгах говорится, что такое обычно поют хорошо поставленным голосом любовные серенады. Как певец я не лучший для вас вариант, а Сив … лучше видеть её своими глазами.
-- Она осталась на Мардуке?
-- Нет, -- вздохнул владетель Мардука, -- она не из той категории, что остаётся. Ей показалось у нас слишком скучно, и она отправилась на Нифльхейм. Это её родной мир.
-- Я что-то слышал про него, -- признался учёный. – Если я не ошибаюсь, этот мир находится на самой границе Империи, на её фронтире, и люди, что её населяют, из особой категории воинов, которые не любят подчиняться.
-- Да. Вы совершенно правы. Их ещё называют викингами, викингами пространства, звёздными бродягами и даже пиратами космоса. Но это из исторических времён. Сейчас они уже не чураются Империи и у них даже имеется имперское административное представительство. Со временем они войдут в состав Империи на полноправных условиях, и это время ближайшего будущего.
-- Неужели у вас там, на Мардуке, не нашлось достаточно интересной женщины, что вы нашли для себя супругу столь далеко от ваших владений?
-- Хороший вопрос, -- похвалил собеседника барон. – Но, надо признаться, что владетелем Мардука я стал совсем недавно, а до того был ввергнут в целую череду несчастий, которые преследовали не только меня, но и всю мою семью. Так я очутился на Тверди, планете, слывущей галактической тюрьмой самого строгого режима.
-- Ага, но говорят, что оттуда не возвращаются.
-- Нет правил без исключений и таким исключением можно назвать меня, -- признался Траск. – Получилось так, что у меня много разного рода возможностей, но и неприятностей я имею через это гораздо больше, чем отпущено судьбой среднестатическому гражданину Империи.
-- Ага, -- обрадовался Эммерли, -- это уже относится к нашему профилю. Мы как раз и занимаемся людьми с необычному возможностями и способностями. Скажите, а ваша супруга, Сив, она тоже каким-то образом выходит за грань обычности?
-- За грань обычности выходят все обитатели Нифльхейма, а Сив Белунг … она … просто она пришлась мне по сердцу. Вот как-то так.
-- Ну, хорошо, о вашей супруге мы ещё поговорим, а пока снова вернёмся к вам. Насколько я в курсе ваших дел, именно на вас адмирал Орфис возлагал свои надежды на разрешение одной весьма сложной проблемы.
-- Вы снова возвращаетесь к Императору? Но ведь его больше нет и эта проблема перестала быть такой уж существенной. Сейчас нас должен волновать вопрос, как выбраться с Иуну, без большого вреда для жизни,
здоровья и свободы. Мы стали слишком уж осведомлёнными свидетелями для того, чтобы нас оставили в покое. Вас эта проблема не тревожит?
-- Если признаться честно, -- ответил Эммерли, -- то – да, тревожит, но я сам никак не могу на неё повлиять. Так стоит ли так уж на ней замыкаться. К тому же у меня имеется кое-что, на что я могу рассчитывать. Это – вы, да-да, за вами скрывается большая тайна и я надеюсь раскрыть её, если вы, конечно, уважаемый барон, тоже в этом заинтересованы.
-- Хорошенькое дело, -- скептический отозвался Траск. – Вы, стало быть, заинтересованы, а я буду этому препятствовать? С какой же целью, позвольте поинтересоваться?
-- С какой? – Вздыхал Эммерли, поглядывая на своих помощников и те совершенно правильно истолковали его невысказанное желание, чтобы покинуть помещение лаборатории под каким-то незначительным, придуманным только что предлогом. – Ах, милостивый владетель, я, да и мои товарищи всегда занимались научными дисциплинами, а на будни действительности как-то не обращали внимания. Это позволило мне продвинуться несколько дальше других моих коллег в вопросах выбранной мною научной сферы. Должно быть они, эти успехи и в самом деле достойны внимания и уважения, ибо стали причиной того, что меня пригласили для участии в особом проекте. Тогда я ещё не знал всех подробностей, но теперь … теперь я кое-что начал понимать. К примеру, что чистой наука остаётся до определённого предела, а дальше начинаются чьи-то конкретные интересы. Своей плодотворной работой можно кому-то поспособствовать и принимать от него благодарности. Но можно ведь и наоборот. Особенно когда это касается политики. Особенно когда это касается Имперского Двора. Вот видите, любезный барон, что возможность неприятностей удваивается, когда ты начинаешь работать в Мемфисе, и удесятеряется, когда ты работаешь в Императорском дворце. Всё это я испытал на своей собственной шкуре. Мне ещё повезло и я остался в живых, чего не скажешь о десятках моих недавних коллег. Вдвойне повезло, что наши с вами пути здесь пересеклись, и теперь, когда вы, барон, как бы являетесь моим защитником и даже покровителем, я должен учитывать, насколько можно раскрывать ваши секреты, если они в этом деле как-то задействованы.
-- Мои секреты не так уж и значительны, -- ухмыльнулся Траск оф Траскон, -- к тому же они имеют значение разве что дома, на Мардуке, или, в какой-то мере, на Нифльхейме, где я тоже успел немного пожить. Я уж не говорю о Тверди. Но она, я надеюсь, осталась в прошлом. Здесь же ничего этого не имеет значения. Вы, любезный мой Дидье, можете безбоязненно изучать мою личность вдоль и поперёк, и даже вглубь, если можно так выразиться.
-- Именно что вглубь, -- обрадованно подхватил учёный. – Мы заняты изучением личности, влиянием её на становление общества. И, что естественно, наоборот. Также нас волнует влияние на личность проживание в условиях обособленности от биосистем, то есть в условиях городских технологий. Это, уверяю вас, интересная и перспективная тема. Но в данный момент мы сосредоточены на подсознании, которое является своеобразной воронкой, или «горловиной», через которую фокусируется каким-то образом энергетика. Человек, как оказалось, умеет аккумулировать разные виды энергий, и использовать их по разному. Отсюда и совершенно различный личностный тип характера и наклонностей. Ещё меня волнует, каким образом вы выбрались из вашего сна, завязанного на «игре- фильме» «Некромант. Путь в Преисподнюю».
-- Но я, кажется, ответил уже на все возможные вопросы.
-- Да, -- кивнул Эммерли и торопливо добавил. – Но мне придётся повторить их снова. Не забывайте, что тогда я работал почти что на автопилоте. Все мысли мои тогда были сосредоточены на отчаянии. Я думал, что всё пропало и нам всем конец. Что мы оттуда уже не выйдем.
-- Но вы всё равно меня спрашивали и выслушивали мои ответы.
-- Я пытался отвлечь себя от негатива работой. Признаюсь, что это мне тогда помогло. Почти помогло. Я выдавил из себя отчаяние, заставил работать своих ассистентов, и потом, когда надо было действовать, всё прошло не так уж и плохо. Правильно?
-- В общем-то – да, -- вынужден был признать барон.
-- К тому же все данные так и остались в компьютерных сетях Дворца и нам до них не добраться. А то, что мы сделали, повторили здесь, учитывая, что техника в этой лаборатории на порядок слабее … я уж не говорю, что хуже, потому как альтернативы ей пока что нет …
-- То есть мы начинаем работать сначала?
-- Не совсем так, -- уточнил Эммерли и повторил. – Не совсем так. Теперь у нас есть вы. И мы надеемся, что отталкиваясь от вас, мы всё же доберёмся до каких-то конкретных ответов.
-- Что нужно для этого сделать?
-- Стараться. И не отчаиваться. Вот эта два момента приведут нас туда, куда мы и стремимся попасть.
С этим не поспоришь и барон терпеливо отвечал на вопросы учёного, даже если они не имели прямого отношения к недавним событиям. Дидье Эммерли интересовало многое, и он выстраивал вопросы по понятной только ему схеме. Когда барон в первый раз упомянул Сусаноо, Эммерли не стал сразу задавать уточняющих вопросов, потому как не хотел разрывать уже оформившуюся цепочку. Но потом он начал именно с этого.
-- Вы упомянули Сусаноо. Но такого человека не было задействовано в спасательной миссии. Откуда вы о нём знаете?
-- Этот человек долгое время находился рядом со мной. Его полное имя Такэхай Сусаноо. И он принадлежал к одному из воинских кланов Зана. Их мир был в своё время блокирован, но несколько человек, по рассказам самого Сусаноо, вырвались из-под блокады. Измождённый, он каким-то образом очутился на Мардуке, вблизи от нашего родового поместья и мы пожалели умирающего незнакомца. Мы постарались скрасить его последние дни, так как он выглядел умирающим, полностью выработавшим свой жизненный ресурс. Но он никак не хотел умирать, а потом и вовсе начал поправляться. В бреду, в первые дни, он проговорился, что является занзани, и что он преследуемый беглец. Мой отец собирался вызвать полицию и сдать его, но я упросил подождать. Может быть он умрёт до прихода полицейских следователей. Отец прислушался к моим словам, а позже признался, что не хотел мешать своё имя с занзани и их тайнами. Но старик всё же выжил, а нам рассказал, что он давно уже порвал со своим прошлым, что он в большей степени учёный, философ, изучающий построение будущего общества, и что его самого преследовали на Зане за его теории. Он поведал нам, мне, отцу, матери и кузену Джозефу, что с группой товарищей сумел бежать с мира, взятого в самую плотную блокаду. Мол, они нашли способ перемещения в пространстве и использовали эту возможность, чтобы покинуть Зан. Сусаноо убеждал нас, что не знает о судьбе своих товарищей и что уже попрощался с жизнью. Он просил оставить его у себя и обещал заняться моим физическим воспитанием, так как увидел во сне зачатки больших способностей. Я думаю, что он сумел внушить мне расположение, но позднее и вправду выявил у меня нечто удивительное. В то время я был подростком и рьяно выполнял все его рекомендации. Я был готов заниматься хоть круглосуточно. Мой двоюродный брат тоже хотел заниматься с Занзани, как мы именовали между собой старика. Только Джозефа больше занимали физические упражнения и воинские искусства, тогда как меня увлекали возможности, превосходящие обычные, человеческие.
-- Очень, очень интересно, -- повторял время от времени Эммерли, записывая весь рассказ на компьютер, чтобы позднее заняться анализом записанного. – И как долго продолжалось обучение?
-- Оно закончилось неожиданно для всех. Такэхай Сусаноо решил, что взял мой разум под свой полный контроль и перешёл на жёсткую фазу обучения. Ему надо было сломать мою личность и перенастроить её по своим лекалам. Но я этому воспротивился и заявил, что больше не буду иметь с ним дело, чтобы он убирался из нашего дома. Я многое ему тогда наговорил. Удивляюсь, что он не убил меня тогда. Хотя … я бы так легко ему не дался … к тому же, скорей всего, он надеялся, что я впал в горячку и скоро приду в себя. Но я не менял своего решения и заявил отцу, что Сусаноо больше у нас делать нечего. Он не очень-то и удивился. Оказалось, что он не раз наблюдал за нашими упражнениями и они нравились ему всё меньше. Дух оф Трасконов очень силён и он устоял от воздействия нейроблоков, которые применял по отношению ко мне Сусаноо. Мы забыли, что он работал и над Джозефом. Отец приказал привести к нему моего наставника, бывшего наставника, от которого я столь резко отказался. Отец собирался выговорит ему, а потом отослать с Мардука прочь, чтобы отвязаться от него, но … его нигде не смогли найти. Он словно испарился в воздухе. Потом уже оказалось, что здесь замешан наш Джозеф, который помог ему бежать, а потом с ним встречался снова и снова.
-- Это тот ваш родственник, который отправился вместе с вами в спасательную экспедицию?
-- Да, и здесь тоже лежит вина этого ужасного человека … если он вообще человек.
-- Что вы хотите этим сказать? – Насторожился учёный.
-- Я лучше продолжу свой рассказ и вам будет понятно. Такэхай Сусаноо и в самом деле был учёным, но вместе с тем он был и талантливым стратегом. Он рассказывал нам, что их группу учёных преследовали власти Зана. Я думаю, что это было ложью. Скорей всего это они выстраивали политику этого воинского мира, подчиняли её своей дьявольской логике. Их влияние разрушило Зан, но сами они отправились дальше, чтобы снова и снова вмешиваться в политику Галактической Империи. Они создали тайную организацию и начали планировать вал криминальных преступлений. В некоторых они обвинили меня, убив моих родителей и подстроив всё так, что в убийстве обвинили меня. Меня осудили и отправили на Твердь, а моё место на Мардуке занял Джозеф, полностью попавший под влияние Сусаноо. К тому времени у него уже была целая организация, среди которых были и убийцы, и учёные. Я думаю, что он к тому времени уже установил связь с эйнхериями и помог им приготовить целую крепость за пределами Империи.
-- Вы как-то больно уж демонизируете этого человека, уважаемый барон, -- усомнился в моём рассказе Эммерли.
-- Ни в коей мере. Может быть так происходит потому, что я знаю только его, тогда как он поминал и про других своих товарищей. Мол, их, преследуемых учёных, сбежало несколько человек, и все они потеряли связь друг с другом. Может так и было вначале, но потом они явно соединились и продолжили плести свои козни против Империи. Я даже думаю, что они установили с кем-то контакт.
-- Контакт? С кем же?
-- Мне ничего про это неизвестно и всё это не более чем голословные утверждения, основанные на каких-то личных ощущениях, но уж больно передовыми технологиями они пользовались и имели большой научный потенциал. Может, это и не контакт, может они наткнулись на остатки базы внешних пришельцев и сумели найденным ловко распорядились. Так или иначе, но они действовали весьма успешно.
-- Позднее к этому можно будет вернуться снова, -- попробовал направить его рассказ в нужном направлении учёный, -- но давайте вернёмся к нашей миссии. Вы взяли с собой безумного родственника. Это как-то не укладывается в разумные действия. Чем вы руководствовались в своих мотивациях?
-- Как я уже говорил, Такэхай Сусаноо влиял на моего кузена Джефа. Он его взял в столь плотный оборот, что сделал его одним из лидеров заговора против империи. У нас, на Мардуке, размещалась запасная база для наступательных действий и даже имелась армия из профессиональных преступников с самых разных миров Империи. Но, при деятельном участии моих друзей с Нифльхейма заговор был развален. Сусаноо запрограммировал моего кузена на глобальный террористический акт, который должен был опустить Вавилон в недра Мардука, уничтожив большую часть населения. Но мы помешали этому замыслу воплотиться. Но бедный Джозеф лишился рассудка, так как его разум был повреждён особой нейропрограммой, которая должна была обрушить разум в подсознание. Именно это и случилось. Я пытался помочь кузену и нашёл выдающегося специалиста. Кстати сказать, ты его, наверное, видел. Это Купер Лорес, который прилетел в Мемфис вместе с нами.
-- Увы, уважаемый барон, Лорес действительно замечательный специалист, но он погиб, заразившись ужасной болезнью, что уничтожила Мемфис. Это я могу сказать совершенно точно, ибо случилось почти что на моих глазах. Но каким образом это связано с вашим кузеном?
-- Мне очень жаль это слышать. Я удручён … М-да … Купер Лорес предположил, что если поместить Джозефа в виртуальный мир «Преисподней», то это поможет больному скорректировать свой разум, «поставит» всё по своим местам. Я даже могу сказать, что ровно так и произошло. Джозеф даже общался там с Пра Татеном и попросил у него прощения, а затем вступил в схватку с убийцей, который его поразил. Но он полностью выздоровел и сделался прежним. Я рад был увидеть его таким.
-- А Император? – Не удержался от вопроса Эммерли, который уже не раз слышал эту историю, но каждый раз обнаруживались какие-то новые подробности. – Расскажи про него.
-- Император …
Траск оф Траскон замолчал, погружаясь в воспоминания. Чем дальше мы отодвигаемся от пережитых событий, тем более они тускнеют, а порой подзабытое мы заменяем чем-то своим, где мы выглядим красиво и выгодно для слушателей. Таким образом и создаются легенды о знаменательных событиях, в которых задействованы герои и злодеи. Происходит так сознательно или неосознанно? Нам кажется, что верны оба варианта. Память услужливо «забывает» то, что нам не хотелось бы слишком прямо показывать, а то, что «вспоминается» … можно ведь и не грешить сильно против действительности и выстраивать историю в выгодном для себя свете. Кто возьмётся вас осуждать?
Но занимала Траска вовсе не эта дилемма. Он помнил довольно отчётливо все их перипетии экспедиции, а также как обезумел один из искусственных людей Гала Орфиса, который попытался уничтожить Императора. Император … Вот в этом месте память начинала его подводить. Они беседовали какое-то время, но сам разговор как-то в памяти не сохранился. Потом к Пра Татену подошёл Джеф. Он просил у Императора прощения за свои прошлые проступки, а потом … потом … всё это и случилось. Произошла схватка, во время которой с купола сорвалась массивная гроздь кристаллов, которые освещали всё обширное пространство пещеры. И Пра Татен задержал падающую сверху глыбу. Такое бы не смог совершить никто из обычных людей. Он стоял, протяну вверх руки, а над ним висела глыба мерцающего камня. И Пра Татен кричал ему, чтобы он уходил, потому как это слишком тяжело, даже для него, держать такой вес …
-- Знаешь, Дидье, -- заговорил барон, -- я побывал в удивительном мире и видел необычайные вещи. Чем дольше я нахожусь здесь, в привычном и даже обыденном мире, тем больше мне кажется всё это сном, будто мне показывали изготовленный кем-то фильм. При этом центральным персонажем «фильма» был Пра гэгхарн Татен. То есть там он не был Императором в привычном нам понимании. Это был … герой фильма … который к концу сделался богом. Вот, примерно, так. Я имел с ним беседу, но содержания её не помню. Не помню также, как я выбрался оттуда. Последнее, что мне вспоминается, это крик Пра Татена, чтобы я бежал и что он больше не может удерживать. Кажется, начиналось обрушение всего свода … Нет, больше мне сказать нечего.
-- Очень жаль, -- Эммерли вздохнул с сожалением. Конец истории был до необидного неполным. А ведь там, возможно, сокрыто что-то до чрезвычайности важное. – А не хотели бы вы, уважаемый барон, вернуться туда?
-- Вернуться? – Уточнил Траск и нахмурился. – Да ни за что на свете. К тому же я уверен, что сделать этого невозможно. Если вы забыли, то Дворец разрушен, со всем вашим оборудованием.
-- Во имя Сущего, -- простёр руки к барону учёный, -- вы меня неправильно поняли. Я совсем не призывал вернуться вам в мир «Преисподней», да у меня нет к этому возможностей. Да этого и не нужно, в конце-то концов. У меня совсем другие намерения.
-- Говори яснее, -- нахмурился барон.
-- Вы же сами это назвали сном, господин барон. В наших силах, то есть моих, погрузить вас, вот хоть прямо сейчас, в сон искусственный, устроив перемещение в мир «Преисподней». То есть вы туда не попадёте, вернётесь лишь в состоянии сна. Наш мозг, он устроен по образцу компьютера и запись происходящего сохраняется на продолжительное время. Обычно всё это называется памятью, но у этой памяти имеется вполне понятный биохимический процесс с участие построения аминокислотных цепочек. То есть для человека, осведомлённого в области нейрологии здесь нет ничего невозможного. Мы словно отмотаем участок записи памяти и ещё раз взглянем на те события. Как вы против такого предложения?
-- Вернуться в сон? – Барон задумался и потёр подбородок. – А это не может спровоцировать какие-нибудь там процессы в подсознании? Всё-таки мы имеем дело с непростыми силами и хотелось бы знать … Сами ведь понимаете …
-- Я буду контролировать ваше состояние самым тщательным образом, -- торжественно обещал учёный, глядя собеседнику в глаза с чувством достоинства, -- так что сомневаться у вас нет ни малейшего повода. Я ведь смогу разбудить вас в любой момент. А вы мне расскажите то, что не донесли до нас. Хорошо?
Траск оф Траскон тяжело вздохнул, вспоминая свою экскурсию в холодильную камеру при научном центре, где ему показали всех прежних участников спасательных миссий и в подробностях рассказали, кто и как погиб. Наверное, им тоже обещали помощь и пробуждение. Хотя, с другой стороны, он больше не был подключён к тому приборчику в виде перстня, который запускал малопонятные процессы. Ещё раз вздохнув, барон согласился на эксперимент.
-- Вот и хорошо, -- заметно обрадовался Дидье Эммерли, -- вот и отлично. Это не займёт много времени, а мне даст необходимый материал. Очень надеюсь, что это будет заключительный этап нашей работы. Тогда можно будет подумать, каким образом нам дать о себе знать. Ну, что мы живы и готовы отчитаться о проделанной работе.
-- Мы это ещё обговорим, когда я вернусь из вашего обещанного сна. Постарайтесь, чтобы со мной ничего не произошло, а я возьму на себя все обязанности по нашему возвращению. Всё чуть сложнее, чем вы думаете …
Траск оф Траскон не стал развивать тему возвращения, чтобы не расстраивать своего учёного приятеля. Сам барон был уверен, что им ни в коем случае нельзя объявляться, ибо слишком много народа заинтересовано в их непременном исчезновении. В том, что эти самые заинтересованные люди непременно заглянут сюда, в Гермонт, чтобы удостовериться, нет ли кого, уцелевшего после обрушения Мемфиса. Такое могло случиться в любой момент и для себя Траск решил уходить сегодня же. Пусть учёные медики успокоят себя перед необходимостью нового этапа бегства. Им будет чем занять себя во время мытарств. А сам Траск уже нашёл то, за чем не раз обшаривал заброшенные здания бывшей столицы – передатчик гиперсвязи, чтобы связаться с кем-то из дальних знакомых. Как-то, в почти позабытой прошлой жизни, он умудрился построить передатчик на тюремном мире Твердь и послал сообщение кому-то из своих прежних знакомцев. Ответом стало прибытие спасательного корабля, которым управлял человек, назвавшийся Фадаком. Он вытащил барона с Тверди, но забросил его на ещё более ужасный мир, Оски, заражённый страшным вирусом Кьюи. Спасло Траска только прибытие «Нуфлинга», крейсера викингов пространства, которых заинтересовал спасательный корабль, нырнувший на запретную для всех планету. Барону было что вспомнить.
-- Расскажите мне в подробностях, какие только сможете вспомнить, то место, где вы оказались в последнюю очередь. Ту пещеру, где находился Пра Татен, своды которой должны были рухнуть. Большая просьба вспомнить как можно больше деталей.
Дидье Эммерли формулировал задачу, а Эшли Симпониус укреплял записывающие датчики на голове барона, а также в местах, где находились важнейшие нервные сплетения- узлы. Дэйв Регата настраивал аналитические блоки компьютера, сетуя на то, что им приходится иметь дело с устаревшими моделями. Траск ещё подумал, что столь привередливым специалистам надо было кое-что из оборудования прихватить с собой, но тогда, во время бегства, они о жалобах не думали, а заняты были исключительно спасением своих драгоценных жизней.
Наконец все приготовления были закончены и ассистенты приготовились к работе, заняв места к дисплеев компьютера. Регата заявил, что он нашёл то место на записях, схема которого ближе всего ложится на описываемый бароном рисунок.
-- Пожалуй, мы готовы начать, -- обрадованно заявил нейролог и склонился над пациентом. – Закройте глаза, уважаемый барон и сосредоточьтесь на описываемом вами месте. Думайте о нём и запоминайте … Внимательно слушайте … внима …
+ + +
Перестав слышать голос Дидье, барон открыл глаза и увидел, что он снова находится в знакомом тоннеле, стены которого торчали бугристыми наплывами. Значит, он уже на «нижнем уровне», в впереди двигался Ба Хоорн. Ага, как Эммерли и обещал, его подопечный снова переживал финал своей экспедиции.
Странно было ощущать себя сторонним свидетелем, находясь вроде бы в своём теле. Должно быть каждый когда-нибудь ощущал, что пытается овладеть телом, своими членами, но это у него или не получается вовсе, либо если и выходит, то с весьма сильными затруднениями. И как-то не задаёшься мыслью, что надо-то всего лишь наблюдать и не предпринимать ничего, что это подсознание что-то пытается вам втолковать доступными ему методами. Ведь не принято прислушиваться к самому себе, собственным глубинным стремлениям, никак не учитывается, что что-то внутри вас может сказать противное вашему мнению. И только самые выдающиеся знатоки и философы рискуют на подобные эксперименты. К слову сказать, они не всегда благоприятно заканчиваются, далеко не всегда, ибо неизвестно, что там скрывается, в глубине нас …
Но в данный момент Траск оф Траскон был в курсе, что проходит эксперимент с подачи специалиста, а Дидье Эммерли весьма убедительно доказывал ему, что таковым является. Само участие его в проекте Гала Орфиса говорило об этом.
Есть такой термин «дежа вю», когда человеку кажется, что он это уже переживал раньше, это видел и слышал, но затрудняется сказать, когда. Учёные трактуют это явление тем, что информация, получаемая нами, усваивается обоими полушариями мозга, но порой в одно из полушарий информацию приходит чуть раньше, на какую-то долю мгновения, и тогда информация, полученная вторым полушарием, накладывается уже на то, что мы «уже знаем». Вот это раздвоение и есть то самое «дежа вю», странное повторение. Но другие учёные утверждают иное. Они говорят, что в каждом человеке имеется зародыш ясновидящего, который способен улавливать, предвосхищать грядущие события. Вот это самый зародыш и даёт нам понять, что надо над собой работать, чтобы открыть в себе скрытые возможности. Если вас докучает «дежа вю», обратите на это обстоятельство внимание, если, конечно, не опасаетесь этого.
Траск оф Траскон снова переживал общение со спецназовцем Хоорном, человеком исключительным в умении выживания и умеющий подстраиваться под обстоятельства, как никто другой, но недалёкий умственно. Он снова показал Траску пещеру с каменными бесформенными глыбами, имеющими и в самом деле отдалённое сходство с саркофагами. И снова барон почувствовал внутри себя дискомфорт и тяжесть, но, так как это было повторение сна, оно на него подействовало не так ощутимо.
Далее был Тронный зал, как назвал пещеру Ба Хоорн. Сердце учащённо билось в груди. Траск снова увидел Императора. Тот сидел неподвижным изваянием на громоздком каменном подобии трона. Барон заговорил с ним. То есть, понятное дело, что говорил герой сновидения, а сам «свидетель» находился глубоко внутри и лишь наблюдал, стараясь запомнить фразы, чтобы потом передать разговор Эммерли. Этого момента барон уже помнил весьма смутно, а кое-что не помнил и вовсе.
Наблюдать и запоминать.
Император производил удивительное впечатление. Во сне всё бывает непривычным и искажённым. Не надо забывать, что пространство «игры-фильма» кем-то придумано и разработано. Пусть даже сам Пра Татен и не изначальная часть «Преисподней», но, попав сюда, и реагируя на здешние события, он признал правила игры» и, весьма не сразу, начал в игру встраиваться. Но здесь всё явно пошло не так, как задумывалось создателями. Пра гэгхарн Татен не стал частью игры, а она сделалась частью его. Произошло явное зависание, на зависание особое, можно сказать, что божественное. Это когда во время паузы действие не останавливается, а происходит мощная внутренняя эволюция. Сейчас это Траск замечал. Неизвестно, как он реагировал в первый раз, это всё из памяти у него выпало, но сейчас он внимательно наблюдал за Императором. Видел он и странное мерцание светящихся кристаллов. Эх, нет возможности запустить сюда Симпониуса с Регатой. Вот бы учёные парни вскарабкались бы на стремянки и погрузили бы свои руки и – главное – головы во всё это мерцание.
В это время появился Джозеф. Траск почувствовал сильное волнение. Должно быть и герой сновидения разволновался, потому как на глазах выступили слёзы, совсем немного, но всё же. Джозеф начал говорить с Пра Татеном, а мой носитель из глупой деликатности отступил прочь, где находился самодовольный спецназовец с приклеенной улыбкой превосходства на румяном лице. Такой адаптируется в любой ситуации и знает это. Эх, жалко, что не получится узнать, о чём там беседует Джеф с Императором.
Оказалось, что барон отошёл вовсе не из чувства такта или деликатности. Он давал руководства Ба Хоорну, чтобы тот вернулся и привёл остальных, то есть парочку «специальных суперагентов», которые Гал Орфис использовал для самых невозможных заданий. Вроде этого.
Теперь, получив задание, Ба Хоорн снова превратился в «машину действий» и умчался в тоннель, двигаясь как тигр, то есть бесшумно и стремительно. Надо полагать, что он не заставит себя долго ждать. Можно было снова приближаться к Императору. Это и случилось.
За время отсутствия барона разговор произошёл. Пусть он был весьма непродолжительный, но выражение лица Императора изменилось. Теперь он выглядел не безразлично- безмятежным, но раздумчивым. А Джозеф изъявил желание разделить одиночество с Пра Татеном. И Император позволил ему остаться. Но теперь заговорил уже Траск оф Траскон. Он снова начал убеждать Императора вернуться в Большой Мир, пусть даже для того, чтобы объявить о своём уходе, об отставке с места Императора. Если говорить серьёзно, то это верные слова. Когда на одном человеке завязано слишком многое, он не может вот так просто уйти, рискую, что выстроенная им конструкция может просто разрушиться. А это уже – катастрофа.
Когда в пещере Тронного зала появились оставшиеся спутники барона, тот потребовал от Императора, конечно же в самой деликатной форме, но отправиться с ними. Вот тогда и началось. Джозеф выступил на защиту Пра Татена, а оба спецагента направились к трону. Началось сражение, самое настоящее. К этому зрелищу барон не был готов, на оба спецагента действовали стремительно и слаженно. Один из них в мгновении ока расправился с Джозефом, не успел Траск и слова вымолвить, а потом … потом он напал на императора. В воздухе шипели сгустки ионизированной плазмы, энергетические шары. Должно быть это нападение не было словлено между агентами, похожими один на другого, как близнецы. Второй пытался остановить убийцу. Но тот … тот убил и его, открутив ему голову одним быстрым движением. Барон тоже пытался участвовать в поединке, но его откинули прочь. Император отвечал агенту тем же, то есть ответно швырял сгустки светящейся плазмы. Взрывы облаком раскалённого зала нёс разрушения и свод начал трескаться над их головами.
-- Беги! Я не могу долго держать всё это …
Ага. Эта фраза вспомнилась. Траск оф Траскон снова рванулся, и умудрился выскользнуть из ловушки силового поля. Должно быть по той причине, что в рывке участвовали оба барона, и герой сновидения, а также тот барон, которого усыпил учёный нейролог. Этот порыв был столь силён, что Траск подскочил к торжествующему агенту и нанёс ему поражающий удар, от которого тот не успел отстраниться. Спецагент растянулся рядом со своим обезглавленным «братом», если это был его брат.
А дальше было движение, движение в сторону выхода. Вот как это всё произошло. Всё он расскажет Эммерли и не упустит ни одной детали. Что уж там нароет Дидье, это уж его дело, а сам Траск думал, что не стоит второй раз переживать то, что уже один раз пережил. Это противоречит природе, в конце-то концов.
Он почти уже добрался до подъёма, когда произошла ещё одна встреча, совершенно незапланированная и оттого неожиданная вдвойне. Перед ним вырос Такэхай Сусаноо, выступив из какой-то тёмной расщелины. И между ними случился разговор. Должно быть первоначальный барон, находившийся в пространстве игры, не был так потрясён и отвечал впопад, тогда как его невидимый свидетель всего лишь слушал.
Сусаноо предложил Траску вытащить его отсюда, из игры, использовав тело одного из «братьев». Должно быть он всё это время находился поблизости и наблюдал, что же там происходит, что же делают все эти пришельцы здесь, в его игре. Да, для барона- свидетеля, да и для первого тоже, стало откровением, что этот прибор, в виде перстня, Джозефу вручил именно Сусаноо, который был осведомлён, что собой представляет этот крошечный агрегат, сжимающий пространство и меняющий действительность. Это были абсолютно незнакомые технологии, и Сусаноо, с ухмылками и усмешечками признавался, что у него имелись какие-то неведомые союзники, которые обладают невиданными возможностями. Неужели это правда?
Герой сновидения оказался человеком неподатливым и не внял сладким речам, сулившим большие возможности. Он отверг все предложения своего бывшего наставника, и Занзани, истощив весь запас аргументов, напал на него. И снова началось сражение. Признаться, Сусаноо владел всеми возможными приёмами из обширнейшего арсенала рукопашных схваток, а главным секретом его был резкий переход от одного вида единоборств к другому, приёмы которого больше подходили для данной ситуации. Но теперь барон- свидетель решил подключить свои силы к возможностям героя сновидения. Как бы со стороны он отслеживал все движения и успевал предупредить своего союзника, в лице самого себя. Оказалось, что такой способ единоборства довольно успешен. Сусаноо начал ошибаться, а потом отпрыгнул в сторону.
-- Поздравляю, -- Занзани обошёл барона стороной и отодвинулся достаточно далеко, чтобы он не мог до него дотянуться, но в то же время, чтобы можно было с ним свободно разговаривать. – Ты стал гораздо сильнее с тех пор, как мы с тобой в последний раз сталкивались, учитывая и то, что и я не стоял на месте. У меня было ощущение, что я имею дело не с одним человеком, а с двумя. Это вроде тех двух искусственных людей, что пришли сюда вместе с тобой. Но они, хоть и «братья», если так можно выразиться, но разделены, а в тебе эта двойственность действует на редкость слаженно. Если ты этот эффект создал сам, то я тебя ещё раз поздравляю.
Барон, который был наблюдателем, постарался затаиться и втянулся бы в извилины головного мозга, если бы у него была такая возможность. Ответил герой сновидения.
-- Можешь не продолжать заговаривать мне зубы, Занзани. Всё равно мнения своего я менять не стану.
-- Да и не надо, -- ухмыльнулся бывший наставник. – Всё равно ведь, признайся, мало что меняется. Ты меня здесь оставить не сможешь, потому как я являюсь частью тебя. То есть я автоматически отправлюсь отсюда, как только ты соберёшься покинуть это место. Не забывай, что я пси-контур самого себя, одна крошечная частичка меня в твоей многогранной личности. Обычно я остаюсь глубоко внутри, на уровне подсознания, откуда даю тебе советы, как правильно поступить. Видишь, мы давно уже являемся союзниками и до сих пор ты этого как-то не отрицал. Да, я собирался стать самостоятельной личностью, но ты этому воспротивился и мы оставим всё как есть. Надеюсь, что сейчас ты более доволен?
Траск оф Траскон скрежетнул зубами, но что он мог сделать? Нельзя ведь вскрыть себе голову и найти там тот тёмный чуланчик, где до сих таился Занзани, точнее - его мизерная тень. Если всё так, то он будет теперь вдвойне осторожен. Второй же барон, присутствующий в качестве наблюдателя, решил обязательно запомнить этот «треугольник» и поведать про него Эммерли, чтобы тот дал совет, можно ли избавиться от пси-паразита?
-- Ладно, -- широко улыбнулся Сусаноо, -- не буду тебя больше расстраивать своими откровениями. Следуй за мной. Я знаю здесь все ходы- выходы и выведу тебя отсюда. Мало того, я помогу тебе покинуть этот «фильм». В конце-то концов, я намереваюсь спасти самого себя, а то, что вместе со мной из «Преисподней» поднимешься и ты сам, так это тебе такой бонус удачи. Вот только, и это ещё один подарок, я стеру у тебя из памяти и этот разговор и кое-что ещё, к примеру, откровения Императора, который умудрился здесь остаться самим собой, а не стать частью игры. Ладно, это его удача. А теперь …
+ + +
-- Просыпайтесь, барон, -- судя по голосу, учёный пребывал в состоянии паники. – Поскорее … пожалуйста!
-- Что-то случилось? – Спросил Траск оф Траскон, торопливо поглядев по сторонам. Если что и происходит, то только не в помещении лаборатории.
-- Случилось, -- кивнул Эммерли. – Мы были заняты вами … а потом до нас донеслись звуки … я послал своих ассистентов посмотреть, что там происходит …
-- Ну, и что они вам сказали?
-- Ничего хорошего. Я думаю, что вам лучше посмотреть самому.
Глава 8. Как меняются обстоятельства.
Наша жизнь часто меняют полюсность своего к вам отношения. То это область с ласковым знаком «плюс», то вдруг происходит кульбит судьбы и знак меняется на жирный «минус». Для кого-то это становится трагедией и заканчивается падением на дно жизни, а другой человек, сцепив зубы, грудью бросается на все неприятности и неурядицы, прошибает их своим упорством и выдержкой, и вот уже снова впереди брезжит рассвет очередной удачи. За неё ведь, за красивую судьбу, как за женщину, надо побороться, доказать, заслужить.
Хай Стелл сидел за рычагами управления транспортной тележки и катил вперёд на той скорости, которая была максимальной. Перед ним светился квадрат голопроектора, в котором мерцала карта. В квадрате то появлялся весь макет тюрьмы, с прилегающими «окрестностями», то участок, по которому сейчас мчался разведчик. Мчался – весьма условный термин, ибо Стелл хотел бы двигаться гораздо быстрее, но всё же, надо признаться, пешего путника он обошёл бы легко. Он и обошёл, по параллельной галерее, группу стражников, которые двигались навстречу своим товарищам и громко разговаривали друг с другом, обмениваясь впечатлениями об всей операции преследования. Больше всего стражникам нравилось, что всё закончилось и пленники изловлены. И пусть даже одного не хватало, это не так уж и важно, всё равно ему, в одиночку, отсюда не выбраться. А если даже он как-то и выберется, то вряд ли начнёт всем об этом рассказывать, то есть его можно смело считать погибшим. Туда ему и дорога!
Знали бы доблестные вояки, любившие почесать кулаки о челюсти и бока иного гоношистого заключённого, при этом делая так, что их, вразумителей, набирался с десяток, а заключённый был в единственном числе. Тогда они чувствовали себя королями и получали от всего процесса удовольствие. Знали бы они, что тот, кого они мысленно уже «похоронили», вот только что миновал их отряд и уже находился впереди, двигаясь всё быстрей и быстрей.
От того, насколько ты смел и дерзок, зависит половина успеха, а если исполнитель ещё и не ошибается, то и гораздо больше. Хай Стелл был профессионалом высшей пробы, в чём читатель уже не раз убеждался. Не намерен был ошибиться он и на этот раз.
Когда впереди показались огни фар тележки, Клювлинд решил, что это возвращаются участники второго отряда, которые должны были ждать беглецов в помещениях бывшего комбината. Услышав радиосообщение, что операция закончена, они, должно быть, поленились идти пешком и прихватили для быстроты и лихости транспортную платформу, чтобы тоже хвалиться захваченными «трофеями». Офицер ещё выругался и собирался отчитать Кавагоэ, что он не предупредил его, что они будут «на колёсах». Клювлинд вышел впереди своего отряда и властно поднял руку, чтобы остановить платформу и сделать пассажирам её выговор. Акустический генератор висел у него за спиной. Подчинённые с любопытством выстроились позади, желая насладиться зрелищем выволочки. Почему-то некоторые очень любят видеть, как на их глазах какой-нибудь посторонний начальник унижает их же товарищей. Такая вот рабская психология. Захваченные беглецы находились здесь же, скованные наручниками и придерживаемый едва ли не десятком крепких рук. Стражники хотели показать подъезжавшим товарищам, что и они не просто так здесь прогуливались.
Клювлинд ещё сильнее нахмурился и отворил рот, чтобы выдать порцию ругательств, которые последние десять минут он сортировал и тщательно выстраивал у убедительный ряд. Он сейчас громко возмутится несоответствие сделанным уставу, но позднее выставит лишний стаканчик Кавагоэ, которого искренне считал своим закадычным приятелем. Известно ведь каждому, что дружба дружбой, но служба службой.
Тем неожиданней для офицера было то, что тележка, начавшая было тормозить, вдруг взвыла двигателем и скакнула вперёд столь резво, что он полетел прочь от сильного удара. Да и прочие стражники застыли в ступоре, наблюдая, как платформа разворачивается на ходу, надвигаясь на них. Кое-кто подался назад, натыкаясь на товарищей, которые не успели ещё прийти в себя от столь непонятных действий тех, кого они считали своими коллегами. А кто бы ещё это мог быть?
Кто бы ещё? Хороший вопрос, особенно для тех, кто отправился вылавливать бежавших из заключения …
Позднее, когда специальная следственная бригада, прибывшая разбираться в обстоятельствах, снимала показания у тех самых стражников и они рассказывали, для правдоподобия выпучивая глаза, словно это делало речи их убедительней, как с остановившейся площадки посыпались тела террористов, которые всё это время ждали своих бежавших сообщников где-то поблизости. Так ведь где притаиться сколь угодно большому количеству людей. И эти самые террористы начали метелить стражников, не считаясь ни с чем и расправились с ними задолго до того, как к ним подоспела подмога в лице второго отряда, которым заведовал офицер Кавагоэ. Но к их появлению никого уже не осталось, включая и захваченных было беглецов, что было обидно вдвойне. Кавагоэ тоже подтверждал эти слова, хотя и морщился время от времени.
Приехавшие следователи заполнили записями кипу бумаги и после этого удалились, оставив подземную тюрьму в состоянии глубокой угрюмости. Одна часть охранников была измордована неизвестными боевиками, а вторая удручена невезением товарищей. Но больше всего досталось заключённым, на которых выливались все степени недовольства, которым переполнялись все стражники, без исключения. Узникам приходилось терпеть, а куда им деваться с подземной-то лодки, то есть «ковчега», как они между собой именовали свою тюрьму.
Но это было гораздо позднее, а пока что вернёмся в тот момент, когда накренившаяся транспортная тележка сбила с ног офицера Клювлинда.
Профессионализм заключается в том, чтобы контролировать ситуацию и действовать так, чтобы использовать с пользой для себя каждый миг. Запишите это для себя и запомните. Так говорил наставник оперативного корпуса, который готовил курсантов к будущим событиям и операциям. А то, что одна из операций будет проходить в подземных разработках тюрьмы особого режима на планете Клайв, ничего принципиального не значило. Работа есть работа, где бы она не применялась.
Хай Стелл намеренно сбил в первую очередь офицера, ибо распоряжения командира делают отряд более собранным. То есть без командира отряд начинает рассыпаться. Каждый из бойцов начинает действия так, как это видится ему. А это вовсе и не значит, что он действует правильно и совсем уже не означает, что его действия будут соотносится с такими же несуразными действиями его товарищей. К тому же часть из них вообще ничего не предпринимает, либо по тугодумию, либо по растерянности, либо по расчёту, что не ошибается тот, кто ничего и не делает. Обидно, но они в чём-то и правы. По крайней мере им пеняют в вину много меньше тех, кто сжал кулаки и лихо кинулся вперёд.
Если вы думаете, что когда один человек выходит против пары десятков громоздких мужиков с пудовыми кулаками, то его можно заранее считать покойником, либо замордованным до полусмерти. С точки зрения тех самых мужиков, именно так всё и должно закончиться.
Но не с точки зрения того самого одиночки, что имел смелость выйти им встреч.
Ловкими экономными ударами Стелл выбивал из скопища тел то одного, то другого, ни на миг не оставаясь на том же месте. Те удары, что наносились кулаками или дубинками, доставались пустоте, а в большей степени, учитывая, что все здесь находились кучно и едва не падали друг на дружку, то большая часть ударов доставалась им же самим, то есть стражники колотили друг друга с силой и усердием, умножаемыми обидой и нарастающей злостью, которые застилали им глаза.
Со всем отрядом числом в два десятка туповатых голов было покончено минут за десять, в лучшем случае, а скорей всего ещё и быстрее. Хай Стелл мог бы всё сделать и красивей, если здесь уместно это слово, но он спешил и потому предназначал для каждого из противников всего лишь один удар. Для того, кто знает, куда и как бить, этого совершенно достаточно.
Во время схватки уже выловленных и скованных беглецов бесцеремонно оттолкнули прочь, чтобы не мешались под ногами и они отлетели к дальней стене галереи, где не сразу смогли подняться, провозившись несколько мучительных минут. А сами вы смогли бы быстро подняться, если вам сковать руки позади наручниками, а предварительно накостыляв от души по физиономии и прочим любимым вами частям своего же организма? Вот то-то и оно …
Когда Чижевски и Грей всё же поднялись и утвердились на ногах, прикидывая, чем вся эта кутерьма на них отразится, всё было уже закончено. Стражники в самых разных позах валялись по всей галерее, куда дотягивался свет фар стоявшей тележки и разбросанных ручных фонарей, а к ним двигался … Ну да, что уж тут говорить – их верный товарищ и защитник Стелл, для которого, кажется, что нет ничего невозможного.
Хотелось бы вам иметь такого защитника?
-- Чего ты так долго? – Буркнул Чижевски, стараясь удержаться на ногах. – Мы уж тебя и не надея… лись…
-- Хай, -- причитал Сэнди, плечом поддерживая Янека, у которого хлынули слёзы из глаз. – Как здорово! Ты здесь! И мы здесь!!
-- Я вижу, -- похлопал по плечу каждого из друзей разведчик, стараясь делать это так, чтобы не сбить никого из них с ног, учитывая их состояние. – Кажется, нам пора отсюда сваливать. Признаться, эти места меня начинают утомлять. В следующий раз надо попросить барона послать вас на курортную планету. Оттуда вас будет интересней вытаскивать.
-- Хай … Брат …
Разведчик быстро загрузил своих товарищей на платформу, освободив их руки от наручников и снова завёл двигатель платформы. Необходимо было спешить, ибо кое-кто уже начинал ворочаться и пытаться подняться. Да и второй отряд вот-вот должен был появиться в этом тоннеле. Стелл вывел в квадрат проектора карту- схему прилегающего пространства и выбрал необходимое направление для отступления. Они исчезли в неприметной галерее, а уже через пару минут своды тоннеля, ставшего местом этого массового побоища, начали перечёркивать световые лучи фонарей.
+ + +
У каждого человека, немало продвинувшегося по дороге жизни, появляются свои привычки, которых он, осознанно или не совсем, но старательно придерживается. Когда этого не получается, то глубине души зарождается чувство досады и недоумения, как у ребёнка, у которого во время увлекательной игры внезапно извлекли из рук игрушку, которая и являлось ключевым элементом той самой игры. Что это, как не доказательство, что с годами мы переходим из одной фазы детства в другую, где все правила ещё более изощрённые и вычурные.
Курт Клайдерманн ещё раз постарался выйти на связь со своими помощниками, которых он брал с собой на самые важные мероприятия и которые сделались не только его приятелями, участниками его личной «команды», но и своеобразными «талисманами удачи». Но он сам незадолго до того отправил в тюрьму для особых преступников, где они должны были вернуть бежавшего заключённого из мардукской миссии. Подумать только – бежать из подземной тюрьмы, углублённой на километры, где штольни, штреки горных выработок занимало место целого города, да там и был ранее промышленный град, пока не появились другие виды промышленности, стимулированные дешёвой электроэнергией. До какой степени отчаяния надо дойти, чтобы решиться на побег в таких условиях?
Но старший следователь отдавал себе отчёт, что в большей степени речь здесь идёт не об отчаянии, а о хорошо задуманной и проделанной операции, потому как всё устроила парочка сообщников, которых провели по рекомендации курировавшего тюрьму господина Коффе. Потому и отправились туда Клювлинд и Кавагоэ, офицеру, в расторопности которых Клайдерманн не сомневался. Если беглецов возможно догнать, то они это сделают. Если для этого придётся перевернуть половину тюрьмы и прочесать большую часть пустующих промышленных пространств. То они сделают и это, а для помощи мобилизуют свободных стражников. В инициативах своих помощников дознаватель не сомневался.
Но всё равно ему не хватало своей «команды», своих «талисманов». Тем более, что Кэтрин Кетько, «Железная Леди», своё обещание выполнила. У него в кармане лежал разовый пропуск на посещение особой охраняемой зоны, где проживала часть элиты не только Квеста, но и всего Клайва. При этом там имелась специальная отметка, чтобы человеку, имеющему данный пропуск, не затрудняли вопросами. Можете себе такое представить?
В очередной раз посмотрев на табло часов, Курт в очередной раз достал из кармана коммуникатор и попытался вызвать своих подчинённых. Длинные гудки действовали на нервы. Чем они там заняты, что не реагируют на его вызовы?! Появилось чувство раздражения. Курт набрал другой номер, номер начальника тюрьмы. После побега тот должен быть на месте и – самое главное – быть в курсе событий.
-- Полковник Кустанай, -- послышалось из трубки. – С кем имею честь?..
-- Капитан Клайдерманн. Отдел дознаний. У вас должны быть мои люди. По делу мардукской миссии.
-- Да-да. – Голос полковника изменился тембрально. Он там хорошо понимал, что может в скором времени перестать быть не только начальником этого спокойного учреждения, но даже и полковником. – Я в курсе. Они сейчас заняты преследованием. По последним данным, переданным только что, вот буквально мгновение назад, что пойманы двое из беглецов.
-- Двое? – Уточнил Клайдерманн, улыбаясь. – Их ведь, вместе с нашим заключённым, должно быть трое.
-- Пока обнаружили двоих. Третьим занимаются. Пойманные скоро будут на территории нашего учреждения, что же касается третьего … Я доложусь позднее …
-- А они сообщили, кого именно изловили?
-- Да, -- полковник с той стороны трубки явно вытирал пот, струившийся со лба. – Один, это ваш клиент, а второй оказался тоже с Мардука, так что скорей всего ваше следственное действие скоро получит разрешение.
-- Мы все сделаем всё возможное, -- сухо произнёс в трубку Клайдерманн, -- не так ли, господин полковник?
-- Совершенно так, -- горячо откликнулся начальник тюрьмы. – Совершенно так.
-- Как только они все появятся в зоне влияния, попросите моих людей связаться со мной. Я хотел бы получить информацию из первых рук. И ещё, господин барон, передайте им, что я тороплюсь.
Ну вот, что-то начинает меняться. Это хорошо, это даже замечательно. Эх, в идеальности надо бы дождаться, да хорошенько допросить всех беглецов, чтобы они рассказали, да рассказали полностью, про всю свою жизнь, про все свои контакты, про все свои знакомства. А потом все эти протоколы изучить и заявиться к писателя, к этому Карлу Кёниге, да ласково так вопросить к нему. Мол, что же, солнце вы наше литературное, мыслитель вы нас сладкоречивый, да как вы до жизни-то такой досочинялись? И вывалить ему на голову столько дерьма, сколько вообще можно представить. И тогда возмутится обожатель авантюр и скажет, мол, что это на меня такой поклёп возводите. Вот про это, это и это знать ничего не знаю и ведать не ведаю. Это от обиды от непременственно скажет. Вот тогда и можно будет его взять в разработку, ибо сказавши первое слово, придётся излагать следующее, и так до той поры, пока не восторжествует истины.
Мечтать не вредно никому, ибо мечты повышают настроение, а самым восторженным так и вовсе продлевают жизнь. Но люди прагматичного склада характера, к каким причислял себя, а как же иначе, и Курт Клайдерманн, понимали что мечты мечтами, а действительность действительностью. Придётся импровизировать и действовать так, словно и Чижевски, и Грей, да и все прочие находятся в особом каземате, под пристальным присмотром, где, обгоняя один другого, дают признательные и подробные показания.
Старший инспектор отдела дознавания даже тактику для себя придумал: явиться к писателю с его книжкой, для получения дарственного автографа, а потом, как бы между делом, признаться, что, мол, так и так, находятся у него в камере интересные люди, прилетевшие на Клайв с Мардука, и эти люди рассказывают всякого рода небылицы, про подполье, про Сопротивление, про «Свист-деструкторов», а самое главное, что время от времени они среди разного рода деятелей поминают имя столь известного среди обожателей вашего таланта. И эти люди говорят про вас такие откровенные вещи, что я больше не мог слушать их, а пришёл в состояние сильного недоумения, следствием чего и стал этот визит к вам, уважаемый вы наш господин Кёниге.
Курт Клайдерманн сам пришёл в такое сильно возбуждение, что начал свой монолог, который он ещё только выстраивал, произносить вслух, от чего пилот флайера начал на него поглядывать. Конечно, офицер такого важного департамента может позволить себя всякое, но говорить подобно актёру, играющему в каком-нибудь детективном фильме, это не самое привычное зрелище. Капитан показал пилоту книгу, которую держал в руках и похвалил её, признавшись, что кое-что из неё прочитал вслух, чтобы уловить всякого рода чувственные нюансы, которые не осознаются, когда их проглядываешь молча, про себя. Пилот кивнул и сосредоточился на направлении, ибо они подлетали к району, где проживали сплошь высокопоставленные персоны. И это ещё деликатно сказано.
Под днищем флайера протянулись рощи, состоявшие из плодовых деревьев, ветки которых гнулись под тяжестью наливающихся спелостью плодов. Там и здесь струили прозрачные воды ручьи, широкие, где плескались водоплавающие птицы, или узкие, заросшие тростником, но заросшие столь прихотливо, что это напоминало картину Идиллии, особого состояния природы, где она наиболее совершенно, и во многом по той важной причине, что в этом ей помогали руки людей опытных и умеющих.
Через речки были перекинуты ажурные конструкции лёгких пешеходных мостиков, а иногда прямо над ручьём располагались беседки, в которых можно было с угодной степенью комфорта любоваться течением воды либо заниматься ловлей рыб, которые сновали здесь в изобилии, и тоже на редкость ухоженные. Плодовые рощи пересекали дорожки, выложенные мозаичным камнем, по которым можно было ходить пешком, либо двигаться на миниатюрных одноместных гравикарах. А самые экзотические отдыхающие катались на двух- или четырёхколёсных экипажах, движущихся посредством мускульной тяги. А кто-то приспособил к плоской платформе, снабжённой антигравом, выдвижную мачту с парусом и носился, используя силу ветра.
Прямо в лесу, если считать эти ровные шпалеры рощ за лес, высились изящные строения жилых зданий, увенчанных традиционными для Клайва куполами, но куполами, похожими своей многокрасочностью на купавы цветов, гигантские букеты ярких цветов. Когда начинал дуть ветер, играла музыка, так как архитектура строений использовала воздушные струи для извлечения аккордов различной тональности. Жилые строения высились по одиночке или группами. Говорят, что при проектировании жилой зоны были приглашены музыканты и композиторы, которые выстроили проект расселения таким образом, что получилось партитура, несколько партитур, как бы вложенных друг в друга, где всё зависело от силы и направления ветра. Какую-то роль играла автоматика, и компактные устройства, использующие ветер, то прятались внутрь, то выдвигались, и от этого мелодии, извлекаемые прямо из воздуха, становились иными.
Вы можете не верить, но по глобовидению не раз демонстрировали «воздушные симфонии», которые записывались, а потом сюда добавлялись необходимые музыкальные инструменты, для придачи им особенных смыслов. Звуки этой небесной музыки, в сочетании с идеалистическими пейзажами трогали чувства зрителей и слушателей по настоящему.
По мере того, как флайер, на котором находился Курт Клайдерманн, уменьшал скорость движения и начинал опускаться, он неминуемо должен был привлечь к себе внимание. Так и есть, скоро к нему приблизились два полицейских флайера и пристроились к нему так, что пришлось подчиниться их манёврам. Пилот ещё раз покосился, с чувством досады, на своего пассажира, и направил машину на парковочную площадку. Нельзя ли было поступить гораздо проще, то есть выйти на связь и попросить разрешение на посещение этого жилого комплекса?
Принуждённый к посадке флайер опустился на парковочную площадку и сразу к нему устремились несколько человек в полицейской униформе. Они держали машину под прицелом импульсных излучателей. Пилот поднял руки над головой, хотя снаружи его видно не было. Курт Клайдерманн горько ухмыльнулся. Похоже его авантюра оборачивается фарсом. А он всего-то лишь хотел посмотреть своими глазами, сверху, на то место, где, по его частному мнению, обитает тот, кто придумал все подпольные организации Клайва. Когда всё это увидишь своими глазами, легче начинать работу над материалами следствия.
-- Мы выходим, -- объявил капитан по внешнему динамику и указал жестом пилоту на выход. Того не пришлось уговаривать.
Они вышли. Пилот держал руки, вздёрнутыми над головой, а Клайдерманн держался более независимо. Из-за спин спецназовцев выдвинулся весьма интересный тип в военном мундире и остановился перед незваными пришельцами, широко расставив ноги и спрятав руки за спиной. Когда Клайдерманн ещё учился в военном училище, там, в должности наставника имелся подобный тип, которого люто ненавидел каждый из курсантов и мечтал своими руками покончить с ним. Курт вспомнил его. Высокий, широкоплечий, с покатыми плечами, весь перевитый крепкими жгутами мускулов, с лицом красного цвета, словно вылепленного из глины, да и голова его казалось вырубленной из самого твёрдого камня, трудно поддаваемого обработке и оттого грубо изготовленного. Тело его было покрыто множеством шрамов и курсанты передавали друг другу страшные истории о происхождении этих самых шрамов. Неофиты из числа курсантской молодёжи с удовольствием пересказывали друг другу версию, как один из выпусков запер наставника в блиндаже и обстрелял из ракетной установки. От блиндажа ничего, мол, тогда не осталось, а утром я казарму заявился окровавленный инструктор и, как ни в чём не бывало, поднял роту для очередного занятия. На самом-то деле инструктор перешёл на преподавание после катастрофы десантного модуля во время одной из операций Космодесанта. Как звали того наставника, Клайдерманну было уже не вспомнить.
-- Ваши документы!!
Рефлекторы излучателей были направлены «злоумышленникам» едва ли не в лица и капитан недовольно поморщился. Он достал из кармана жетон удостоверения, а пилот, одной рукой (вторая так и оставалась поднятой над головой) – свой. Один из спецназовцев ловко перехватил оба жетона и тут же отступил назад, где передал их «наставнику». Тот достал из-за спины портативный сканер и проверил оба жетона, после чего, как бы нехотя, махнул рукой подчинённым и те столь же шустро исчезли, как только что появились.
-- Это представление нужно было обязательно делать? – Спросил Клайдерманн у «наставника».
-- А что вы хотели? – Лениво отозвался тот. – Ребятам скучно. Свою удаль показывать здесь некому. Сами ведь видите, кто здесь проживает. Вот мы и не упускаем удобного случая, чтобы показать – кто мы есть. Полковник Кирпонос, к вашим услугам.
Как бы нехотя он отдал честь Клайдерманну, покосившись на пилота, и пошёл прочь, сделав знак дознавателю следовать за ним. Пришлось подчиниться. Пилота он отослал обратно, к машине, чему тот был даже рад.
Шли они так, Клайдерманн следом за полковником Кирпоносом не так уж и долго. Прямо за парковочной площадкой располагался административный комплекс, включая сюда и казарму, больше похожую на гостиницу класса «люкс», нежели чем на военное общежитие. Полковник направился в свой кабинет, не оглядываясь, словно бы и не сомневался, что дерзкий капитан следует без всяких вопросов за ним. Про себя дознаватель чертыхался, главным образом по той причине, что теряется время. Но он ожидал звонка он своих помощников, Клювлинда и Кавагоэ и потому сам невольно это время растягивал, чтобы иметь «в рукаве» дополнительные козыри, которые лишними не будут. А при таком раскладе и визит в гости к полковнику не столь и обременителен.
-- Что ж это ты, капитан, такой придумщик? – Поинтересовался Кирпонос, как только устроился у себя в кресле.
-- А у меня метод такой, -- откликнулся Клайдерманн. – Я вообще стараюсь работать не по стандарту. Стандарт, он подразумевают привычную схему, а те люди, кого я разрабатываю, они обычно к схеме успевают подготовиться. Ну а я к ним с другой стороны начинаю стучаться. Так и живём.
-- Интересно вы живёте, -- резюмировал мрачный полковник.
-- Так и у вас тут как бы курорт. Завидки берут.
Клайдерманн сказал и тут же пожалел о фразе, вырвавшейся совершенно случайно. То есть не так уж и случайно. Провоцировать собеседника при первом знакомстве давно стало его «визитной карточкой». Вот только с полковником подобной внешности эти свои привычки распространять бы не следовало. Но сказанного не воротишь.
-- А ты думаешь, капитан, мне нравится сидеть здесь и смотреть, как эти тут в своё удовольствие прохлаждаются?! Но меня сюда определили и доказали, что этот участок важен настолько, что справиться с ним смогу только я. Вот я и работаю. А что развлекаемся здесь по своему, так уж ты не взыщи. Лучше поведай мне, за какой надобностью дознавателя департамента безопасности сюда занесло. Вы вроде бы террористами занимаетесь. А у нас с ними – негусто.
-- Да вот, -- начал я свою историю, -- интересно мне стало сюда заглянуть да потолковать с одним человеком.
-- Почему только с одним? Здесь вон сколько проживает народу, и один другого интереснее.
-- Меня интересует только один, -- отрезал дознаватель. -- Пока что.
-- Ага, -- кивнул головой полковник, -- и это …
-- Писатель Карл Кёниге, -- без промедления ответил Курт.
-- Знаю такого, -- кивнул полковник. – Наслышан. И интересно пишет.
-- Интересно, -- подтвердил дознаватель. – Настолько интересно, что у меня к нему скопилось немало вопросов, и все хотелось бы забрать, глядя ему в глаза.
-- Вон как, -- прищурился Кирпонос. – Но отчего же тогда вы его в себе в кабинет не вызвали? Это ведь гораздо проще. Да и в положение бы неприглядное не попали б. Всего то и делов, что вызов послать. Думаете, писатель его проигнорировал.
-- Скорей всего бы – нет. Но он успел бы придумать ответы на все возможные вопросы, какие вздумай я ему задать. В нужном для себя ракурсе. А сейчас сами подумайте, насколько мне это надо. Уж лучше я к нему в гости загляну. Посмотрю, чем он здесь, у себя дышит. А находясь дома, он будет расслабленным. Глядишь, скажем мне то, о чём ни за что бы не сказал, вызови я его к себе, в департамент.
-- Ишь ты, психология, -- ухмыльнулся Кирпонос, -- но только здесь не самый простой посёлок. Сюда подход особый нужен. Известно тебе, капитан?
Вместо ответа я ему протянул пропуск, который специально придержал и не показал сразу. Для любого действия лучше предусмотреть своё время, и тогда оно срабатывает максимально эффективно. Полковник погрузнел лицом кирпичного оттенка и принялся внимательно разглядывать разрешение, после чего запустил голопроектор коммуникатора и послал вызов. Скоро сконцентрировался квадрат голографического объёма, в котором появилось лицо «Железной Леди».
Курта всегда удивляло умение Кэтрин Кетько оставаться женщиной, при этом пребывая в чине генерала. Она выглядело очень импозантно в модельных платьях, с дорогими украшениями, с роскошной причёской, но не менее гармонично она выглядела в генеральском мундире, и даже волосы укладывала так, что они соответствовали ведомственной форме.
-- Госпожа генерал, -- наклонил голову полковник, -- разрешите поинтересоваться, с какой целью вы выдали доступ в закрытую зону, которая находится в моём ведомстве.
-- Не кажется ли вам, полковник, что вы несколько увлеклись чрезмерным рвением в несении службы? А что касается этого разрешения, то я его выписала по просьбе нашего сотрудника, Курта Клайдерманна, который занимается дознанием одного чрезвычайно важного дела, интересоваться которым вам вряд ли необходимо.
-- Меня ваши дела мало занимают, вы уж простите меня, госпожа генерал. К тому же я сам отвечаю за качество своей работы. Сегодня ты пропускаешь незнакомого человека, а через пять минут – бум! – и один из подопечных мне людей вместе со своим домом взлетает на воздух. Так вот, мне бы не хотелось увидеть такую картину, да ещё и своими глазами.
-- Каждый имеет то, что для себя выбирает. Но я ручаюсь за добропорядочные намерения своего человека. Можете ли вы поручиться подобным образом и за подчинённого вам писателя?
-- Карл Кёниге мне не подчинён, -- медленно ответил полковник, -- и книги мне его не пришлись по вкусу. Моя бы воля … Хорошо, мы сами тут разберёмся, с вашего разрешения.
-- Всего хорошего, -- улыбнулась Кетько и сделало это так, как умела только она – вроде бы и мило, но случись рядом танковая броня, от этого взгляда посыпались бы искры. – И, полковник, не обижай там моего человека.
-- Постараюсь, -- буркнул Кирпонос и рывком отдал честь, мазнув рукой к виску и тут же кинул её обратно. Получился весьма небрежный жест.
Курт Клайдерманн сидел в стороне и делал вид, что ничего не видел и ничего здесь его не касается, хотя ни одно слово не прошло мимо его внимания. Он посмотрел в лицо полковника, оставаясь невозмутимым.
-- Могу ли я идти?
-- Я сам провожу вас к этому человеку, -- ответил Кирпонос, словно всё ещё не доверял инспектору, но полковник тут же и пояснил, -- во избежание недоразумений. На территории находятся мои люди. Чтобы они не отреагировали так, как им предписано действовать, лучше будет, если рядом с вами они увидят вас.
Отлично. В самом деле, так будет даже лучше. От присутствия этого человека эффект от предполагаемого выступления Клайдерманна только увеличится. Правда, лучше будет Кирпоносу удалиться, как только он его представит писателю. Но обо всём этом можно будет договориться, решил дознаватель, пока мы движемся по элитарному посёлку.
+ + +
Янек с трудом разлепил веки. Всё лицо оплыло и напоминало сейчас, скорей всего, маску персонажа триллера. Он, конечно, в своей жизни многое пережил, но ведь все неприятности когда-то заканчиваются и искать новые – как-то неразумно. Но он снова в это влез. Правда, сам Чижевски не рассчитывал, что всё на Квесте у них будет так печально. И теперь пожинал плоды этой своей недальновидности. Надо было быть готовыми, тогда бы и Симменс с Фоксом были бы живы. И сам бы он не попал в подземное заключение. Впрочем, стоит ли сетовать над тем, что уже случилось? Надо как-то выкарабкиваться. И хорошо, что темно и его такого никто не видит.
Рядом, на платформе, лежал и постанывал Грей. Бедняга Сэнди, когда на них навалились эти звероподобные стражники, он пытался некоторое время прикрывать своим телом шефа, пока от побоев не потерял сознание. И – Хай Стелл! Он оказался их ангелом- хранителем. В который уже раз он вытаскивает их оттуда, откуда, кажется, никого невозможно вытащить. Разве что административными методами. А это может сделать только Траск оф Траскон.
Теперь все мысли Янека переместились на барона. Он удалился на Мемфис, для решения проблемы с Императором. А ведь это ещё больше сложная задача. И с тех пор о нём ничего не слышно. Чижевски сцепил зубы и дал себе слово, что если они сейчас вырвутся с Клайва, то он будет настаивать, чтобы отправиться не на Мардук, а на Иуну. Пусть Стелл совершит ещё одно чудо, и найдёт там барона.
Мечтать, как говорится, никому не вредно. Ведь они, то есть мечты, лечат наши души. Через них мы как бы переносимся в блаженное будущее, в тот его вариант, что самый благословенный, для вас, мечтателя. Вспомните самих себя, при просмотре какого-нибудь фильма, такого, который затронул нежные и чувствительные струны вашей души. Вспомните свои переживания и то чувство эйфории, которые вы испытывали вместе с полюбившимися вам героями этого фильма, когда видели их, в финале, счастливыми и удовлетворёнными. Вот это и есть лечение, лечение вашей души. После такого вот просмотра несколько дней вы чувствуете эмоциональный подъём и преодолеваете трудности, которые над вами довлели. Но можно ведь вместо просмотра просто помечтать. К примеру, если для просмотра у вас не было возможности. К примеры, если вы только что сбежали из особо охраняемой тюрьмы …
Януш Чижевски лежал на платформе, с удовлетворением прислушивался к шороху пневматических шин, которые несли вперёд транспортную тележку, и размышлял. Чижевски размышлял о том, чего они достигли на этом мире. Чего они проиграли, это было видно сразу – и конкретные жизни друзей, и возможность получения каких-то дивидендов от сделанных в прошлом частных инвестиций, и политических проигрыш от неудачного вмешательства во внутренние дела Квеста, которые вообще-то делать не планировалось. А чего же достигли? Ведь не может быть так, что вся их деятельность обернулась провалом?
На эту тему и размышлял Чижевски.
Случись ему вдруг сейчас оказаться перед лицом своего босса и товарища, практически – друга. Что же ты сделал, Янек, скажет ему барон и тут же посочувствует его измученному виду. А что он скажет в ответ, кроме стенаний, пусть даже обоснованных?
За последние годы в Квесте началась глобальная модернизация. В области энергетики, промышленности и внутренней политики. Эти влияния пришли на Клайв явно извне. То есть где-то в Империи существует группа влиятельных лиц, которые негласно запускают такие масштабные проекты, как на Акве или на Клайве. Обычно такого рода проекты обсуждаются в Имперском Совете, проходят голосования в Сенате, запускается масштабная пропагандистская кампания, в которой цель проекта объясняется населению, чтобы через их понимание и одобрение начать повсеместное внедрение … Всё как полагается … В данном же случае ничего этого не было. То есть проект ведётся, но очень даже негласно и его курирует узкая группа лиц в правительстве, которую широко поддерживает силовой блок.
Вот это он и расскажет барону. Жаль, что они так и не узнали, кто курирует всё на Клайве, а также, откуда начала завариваться эта каша. Это уже достанется на долю самого барона. Если, конечно, Траск оф Траскон захочет со всем этим связываться. Если он спросит мнения Янека, то он скажет … то он скажет … он найдёт что сказать …
Напряжённые размышления чрезвычайно утомляют организм и скоро Чижевски задремал, убаюканный покачиванием транспортной тележки. Ему даже приснился сон, в котором они всё ещё продолжали удирать, а их преследовал не только охраняющий персонал тюрьмы, но и отряды спецназа, и команды Космодесанта, и бандиты из Легиона порядка, а потом, когда их загнали на самое дно здешних подземелий, вдруг земля под ногами начала проваливаться и оттуда, из бездонных ям полезли страшные чудовища, в которых Чижевски, к своему ужасу признал … эйнхериев. Его сознание ещё посетила мысль, что эвон куда они все спрятались, после войны за пределами Галактики. А дальше сон обратился в полный кошмар, в котором подземные твари начали рвать на части любого, до которого могли дотянуться своими ужасными бугристыми лапами, покрытыми чешуёй. Под сводами подземелья раздавались ужасающие вопли и стенания. Тележка лавировала между всем этим кошмаром, управляемая ловким Стеллом, а потом наткнулась на стену и … и … Чижевски закричал, просыпаясь.
Янеку показалось, что в их сторону метнулась тень от бросившегося к ним эйнхерия, готового разорвать их на части. Но это оказался всего лишь Сэнди Грей, который тоже заснул и которого толчок выбросил за борт, отчего он откатился довольно далеко, пока просыпался. И это было не самое приятное пробуждение.
-- Простите, друзья, -- бормотал Хай Стелл. – Кажется, я задремал.
Уж кто-кто, а Хай мог бы и не оправдываться. Он сделал много больше, чем оба его спутника вместе взятые. Он боролся и крался, управлялся с транспортной тележкой и контролировал их передвижение. Неудивительно, что он истощил запас своих сил, учитывая и то, что воздуху здесь было недостаточно, а какой был, являл собой смесь подземных дурманящих газов и духоты. Следствием этого и сделался его сон, закончившийся тем, что тележка уткнулась в стену, и двигатель её замолчал. Фары сразу стали тускнеть. И, что ещё хуже, путь впереди был завален и засыпан камнями и пластами осевшей породы. Потому и остановилась их движущаяся тележка.
Помрачневший разведчик заявил, что отправляется в разведку, а товарищей своих он попросил его подождать и покараулить ту часть тоннеля, которую они проехали. И Янек, и Грей успели немного отдохнуть и теперь напряжённо прислушивались к шорохам, которые раздавались то там, то здесь. Им уже казалось, что кто-то невидимый их окружает, чтобы наброситься сразу со всех сторон. Почему-то Янушу виделись эйнхерии, крадущиеся в сумраке, словно каким-то образом они перебрались сюда из его кошмарных сновидений. Он схватил рукой Грея за плечо и шепнул ему в ухо:
-- Ты слышишь?
-- Да. Что это?
-- Не знаю. Я даже боюсь предполагать.
Больше они не решились разговаривать и жалели, что не положили рядом с собой какое-нибудь оружие для защиты от неизвестных злоумышленников. От напряжённого прислушивания напряжение только возрастало и, когда в тележку попыталось проникнуть нечто, Янек закричал и бросился на него, стремясь его опрокинуть весом своего тела и силой толчка. Другого ничего более действенного Януш не успел придумать. Грей подхватился и занёс свой увесистый кулак.
-- Да перестаньте вы, -- послышалось со стороны ужасной своей неизвестностью твари, -- это всего лишь я.
Для убедительности Хай зажёг фонарик и осветил своё лицо. Чижевски почувствовал сокрушительное облегчение. Ноги его ослабли и он сполз на пол, покрытый крошевом камней. Рядом виновато вздыхал Сэнди.
-- Простите нас, Хай. Мы невесть что для себя тут насочиняли, смущённые обилием шорохов и смутных теней.
-- Про шорохи могу подтвердить, -- откликнулся разведчик. – Недавно здесь случился обширный оползень и порода со сводов продолжает осыпаться. Впереди прохода нет. Кажется, там можно попытаться пролезть, но я никак не гарантирую, что в ближайший миг всё окончательно не обрушится.
-- Может … нам вернуться? – Несмело предположил Грей. – Там, позади, осталось множество других тоннелей.
-- Пожалуй, мы так и сделаем, но назад отойдём совсем немного. Скорей всего наше преследование уже организовано и погоня скоро неминуемо будет здесь. Тогда уже точно ничего сделать будет нельзя, разве что обрушить всё здесь на наши и их головы. Но я думаю, что наше время ещё не пришло, то есть можно попытаться вырваться из этой ловушки, найдя другую галерею, тянущуюся в нужном нам направлении.
Не откладывая дела, разведчик тут же активировал свой голопроектор, присоединённый к коммуникатору и тот высветил план подземелий. Стелл нашёл нужный участок и увеличивал его, передвигая то в одну сторону, то в другую. Ходов было предостаточно, но все они вели куда угодно, но только не туда, куда им было надо. Собственно говоря, потому и выбран был именно этот маршрут, что его было невозможно просчитать, до такой степени нелогичным он был. И вот, такой неожиданный случай…
Чижевски тоже внимательно вглядывался в схему и, чем больше он разбирался в хитрых переплетениях галерей и штреков, тем большее уныние его охватывало. Отсюда не было выхода. Разве что …
-- А если, -- перехватил его рассуждения Стэнли, -- нам опуститься вот сюда.
Бывший полицейский, который не раз участвовал в облавах против членов банд Легионов порядка, которые прятались в подземных пещерах горного хребта, из которого и был выстроен Большой Вавилон. И зачастую бандиты забирались столь глубоко, что казалось, что они проваливаются в бездну, переполненную магмой. По крайней мере, пару раз Грей проходил по краю пышущих нестерпимым жаром ям.
Хай Стелл посмотрел, куда указывает палец его товарища. Действительно, несколько штолен уходили под самый обрез их схемы. Дальше не было видно ничего. Там карта заканчивалась.
-- Но там ничего нет, -- сердито сообщил Стелл, -- если вы не заметили.
-- Но они куда-то ведь ведут, -- пришёл на выручку товарищу Чижевски. – Всё равно нам надо куда-то идти, если мы не хотим, чтобы нас снова схватили. А здесь … здесь можно устроить нашим преследователям ловушку. Эх, жаль, что у нас нет мины или заряда взрывчатки.
-- У меня остался ещё один заряд, последний, -- признался разведчик, -- но я планировал его придержать. До того момента, когда мы доберёмся до выхода. Там тоже имеется сомнительное место. То есть я хочу сказать, что выход из этих разработок закрыт. И нам надо будет чем-то его отпереть.
-- Во имя Сущего, -- застонал Грей. – Кажется, мы погибли.
-- Ещё нет, -- успокоительно похлопал мардукца по плечу Стелл. – не надо отчаиваться. Насчёт вашей ловушки у меня имеется одна придумка. Помогите мне, друзья мои.
Следующие несколько минут они провозились с тележкой и с акустическим излучателем. Разведчик установил его, направив на своды, которые едва сдерживали напор давящих сверху пород. При этом он установил регулятор мощности на максимум. Оставалось только подсоединить к его активации тросик, другой конец которого протянулся к тележке, опрокинутой кверху колёсами. Если кто сейчас попытается сдвинуть её с места, запустит «свист-генератор», который направит шумовую волну в сторону сводов и … дальше продолжать необходимости нет. Это типичный приём из арсенала партизанской тактики.
Дальше идти предстояло своим ходом. Хорошо, если идти было куда. Если верить имевшейся карте, то до выхода оставалось пройти всего-то пару километров. Это полчаса ходу, если находитесь на удобной пешеходной дорожке и чуть больше того, если у вас другие обстоятельства. Ключевое слово здесь всё же «другие».
Нужную штольню нашли довольно быстро и начали спуск. Хорошо, что это не был отвесный колодец и опускались они сравнительно быстро. Тем более, что проход вёл в нужном им направлении. Направление Хай Стелл часто проверял. Всё сейчас зависело именно от этого.
Качество воздуха снизилось ещё сильнее. Время от времени Стелл давал вдохнуть порцию кислорода то одному из товарищей, то другому, а иногда и вдыхал живительный глоток и сам, когда чувствовал, что сознание у него плывёт. Лучше, чтобы «в форме» был самый опытный из них. Это сказал сам Чижевски и Грей его горячо поддержал, хотя и было видно, что ему очень хочется вдохнуть кислород и дышать им, дышать … Хотя это было не менее опасно, чем для человека, постившегося много дней, сразу вкусить тяжёлой для пищеварения еды.
Они опустились до того предела которым ограничивалась их карта. Ход вёл и дальше, откуда поднимались тяжёлые волны миазмов, а вместе с ними и смутные шумы, как будто там работало мощное производство. Появилась мысль, что на весь комбинат прекратил свою работу. Остался какой-то особо секретный участок, который продолжал исправно функционировать. Чижевски вспомнил про секретный бункер. Быть может именно там обитают люди, работающие на том производстве. А то, что они не появляются наверху … Не означает ли это, что ещё одно направление мутации здесь используется? А вдруг здесь людей изменили настолько, что они не смогут жить на поверхности? А что, если именно этим и обусловлены те легенды, что ходят среди заключённых о демонах «подземного мира»? Сколько в Галактической Империи имеется миров, слишком жарких для человеческого там обитания, но если появится раса людей «жаростойких», то они начнут быстро осваивать те миры, увеличивая своим трудом богатство и мощь Империи. А что, если это и есть тот тщательно скрываемый секрет, который раскрылся Янеку столь неожиданно? Вот теперь было понятно, что уцелеть надо бы любой ценой.
-- Хай, ты нас отсюда обязательно вытяни, -- ухватил Стелла за плечо Чижевски. – Это очень важно! Ты меня понимаешь?
Удивлённый разведчик оглянулся взглянуть на товарища, который, судя по всему, впал в прострацию. Он достал баллон с остатками кислорода и посмотрел на датчик. Тот уныло показывал, что внутри больше уже ничего нет. Хай удручённо повернулся к Янеку и увидел, как тот падает туда, откуда поднимается тяжёлый пар отравленных испарений.
+ + +
Одно дело, это когда смотришь на какой-то предмет со стороны, с отдаления или хотя бы сверху, и пусть этим «предметом» является район элитного жилья. Совсем другое дело, когда вы шествуете внутри предмета обожания. Конечно, Клайдерманн посёлок не обожал, ни к чему это ему было. Но, как человек образованный, да к тому же ещё обладающий вкусом, он был вынужден признать, что вблизи эта местность оказалось ещё краше, чем при первом взгляде.
Известно, что первое впечатление бывает обманчивым. Мы видим какую-либо особенность человека, местности либо строения, и эта особенность его украшает или делает для нас отвратительным. И впечатление от этой едва замеченной особенности моментально, на уровне подсознания, проецируется на всё полностью – человека, местность и так далее. Встречаются отдельные личности, которые умеют вскользь брошенным взглядом проникнуть сразу в глубинную суть и сразу истолковать объект в правильной интерпретации, но таких умельцев столь малое число, что их можно даже не принимать в расчёт. Для прочих же первое впечатление не передаёт действительного положения вещей.
А между тем имеется ещё одно существенное отличие. Со стороны не видно мелочей, а ведь именно они и являются той докукой, которая уничижает предмет рассмотрения. Тот же посёлок издали смотрится прекрасным и идеалистическим, а при близком внимательном изучение видны и дыра в заборе, и выбитый оконный проём, и остов старого флайера на заднем дворе.
Это чисто абстрактные рассуждения, потому как в данном случае никаких погрешностей видно не было. А это означало лишь то, что здешние сервисные службы выполняли свою работу самым должным и – можно сказать – идеальным образом. Лучше всего все неисправности и поломки устранять до того, как они случились. А здесь всего лишь и надо-то держать людей, которые на слух, на опыт, на свою интуицию чувствуют, ощущают грядущую или неисправность. И умеют её предупредить. Это касается не только механизмы и приборы, но и архитектуру строений и даже ландшафтное убранство.
Оттого всё было прибрано и довольственно, пока полковник шествовал по дорожке, а за ним двигался капитан Клайдерманн, поглядывая по сторонам и удивляясь вычурности форм здешних строений. Неудивительно, имея неограниченный кредит в действии, придумать и заказать невесть что. Но соотнести все свои придумки и фантазии с проектами прочих авторов, вот это и есть настоящее искусство договариваться. Но вместе с тем надо в уме создать это произведение искусства, коим и являлся элитный посёлок, где, среди прочих усадеб, находилось и жилище модного писателя.
-- Являешься ли ты, капитан, почитателем таланта этого человека? – Спросил дознавателя Кирпонос, пока мы шли к нашей общей цели.
-- Да как бы это сказать, -- нерешительно отозвался тот, раздумывая о своём. – И да и нет.
-- Это как понять? – Обернулся и пристально посмотрел на Клайдерманна полковник. – Так не бывает.
-- Бывает, -- вздохнул дознаватель, -- в нашем ведомстве невозможного нет. Дело в том, что до сих пор я как-то мало занимался конкретно этим человеком. Кое-что читал раньше, особо не вдаваясь в детали. Знаете, порой читаешь, чтобы получить удовольствие просто от чтения, насладиться построением фраз, найти дополнительный смысл в вещах, к значению которых уже привыкаешь, но потом видишь их неожиданные внутренние смыслы. Такое встречается не так уж и часто. По моему тексты карла Кёниге этому соответствуют, но есть ведь и другие …
-- Но ты, капитан, -- снова нахмурился полковник, -- идёшь ведь именно к этому писаке. Либо, пользуясь возможностями своего департамента, ты навещаешь и прочих, которые чем-то заставили обратить на себя внимание?
-- Нет, -- отмахнулся от этого предположения дознаватель, -- к чему так усложнять нашу жизнь. Въедливость я применяю по отношению фигурантов нашего производства, а в отношении прочих … разве что лёгкая степень любопытства.
-- Чего же мы тогда направляемся сюда, -- продолжал допрашивать своего спутника полковник, -- если всё это не так уж тебе и нужно?
-- Я этого не говорил, -- отозвался капитан. – Совсем нет. Сей человек мне крайне любопытен. Он умеет заглядывать в суть вещей, что более характерно для моего ведомства. Вот на эту тему я и хотел бы с ним поговорить, с глазу на глаз, естественно.
-- Я этому препятствовать не буду, коли уж за тебя такие люди поручились, как эта ваша генеральша.
-- Тогда позвольте и мне задать вопросец. – Улыбнулся с элементов неуловимого ехидства дознаватель. – Отчего же вам-то не понравились произведения Кёниге?
-- Не понравились и всё, -- отрезал было полковник и насупился, но, сделав ещё несколько шагов, принялся объяснять. – Конечно, он словом владеет … и всё такое прочее. Но делает это так … как бы выразиться … обволакивающе. То есть он имеет свою точку зрения на любую вещь и любое событие, а потом развивает свой рассказ и ведёт его так, что ты начинаешь разделять его мнение, идёшь вроде как за ним. А он не идёт, он ведь плывёт над нашей суетностью, парит, понимаешь?
-- Ну-ну, -- подбодрил дознаватель Кирпоноса, который остановился, пытаясь подобрать слова, могущие объяснить ощущения полковника.
-- Вот. Идёшь ты, значит за ним, а под ноги уже и не смотришь. Потому как полностью доверился автору. А случись под ногами яма действительности, которая с текстами, с их смыслами, не согласовывается, и ты туда сверзишься, а он ведь и дальше полетит, потому как все эти «ямы» ему нипочём, ибо он сам существует уже в другой проекции. Вот это меня и раздражает. Да я бы его, да подобных других … -- Полковник сжал кулаки и потряс ими в воздухе. – Но всё равно, другие-то его обожают. И он на этом хорошо зарабатывает. Посмотри сам, какой дом для себя здесь сообразил.
Пока они шли по дорожкам, обходя одно строение за другим, Клайдерманн их рассматривал, удивляясь их отличием друг от друга, и вместе с тем какой-то общей слаженностью. Но потом увлёкся словами полковника и внимал ему, увлечённый столь непривычной реакцией. А потом его провожатый остановился и указал рукой на здание, напротив центрального портала которого они остановились.
Некоторые дома в Квесте напоминали собой крепости и имели даже силовую защиту. Но это касалось тех элитных посёлков, которые были отстроены вне центральной части столицы, или слишком близко от окраин, где проживало много простолюдинов. Здесь таких излишеств не требовалось. Да и сама здешняя зона просто дышала спокойствием и благополучием.
Границы жизненного пространства писателя Кёниге определял забор. Но был он не в виде мощной стены из кирпича или металлических пик, скрепленных кованными «жгутами», не плитами из гофрированного бронированного пластика, а обычный заборчик из прозрачного стеклопластика, подсвеченного изнутри весёленькими огоньками. Вдоль всего заборчика тянулись прозрачные трубочки, внутри которых бесконечно бежали анимационные фигурки людей и животных, которые начинали гримасничать, если кто подходил к загородке. В это время внутри дома срабатывал сигнал, что приближается посторонний. Вот и вся сигнализация. Основную защиту представлял собой полковник Кирпонос, который, своим присутствием, и демонстрировал степень её надёжности.
Само здание не удивляло собой вычурностью форм, или монументальной громоздкостью. Дом вовсе не выделялся среди прочих строений. Разве тем, что купольная часть дома имела множество граней и крошечных шпилей, которые являлись элементами декоративной отделки, а стены дома были выложены изразцами из стеклометалла, выполненных в формах ромба или трапеции.
От ворот- портала к дому бежала дорожка, выложенная плиткой. Под каждой плиткой находился простенький музыкальный синтезатор звуков и можно было сыграть какую-нибудь мелодию, наступая ногами на разные плитки. Если идти быстро, то и музыкальная фраза получится бодрой, а если ступать степенно, то мелодия выйдет торжественной, вроде марша.
Между порталом- воротами и собственно жилым строением имелось обширное пространство, где находился довольно протяжённый пруд, одна часть которого, выполненная в виде лагуны, отделённая от основной акватории невысоким каменным баром, напоминала скорей бассейн тем, что была отделана мраморными плитами. Должно быть писатель или его гости там купались. Чуть дальше высилась самая настоящая скала, чуть не в сотню метров высотой, одна сторона которой, судя по всему, предназначалась для скалолазания, а самая верхушка скалы была довольно грубо обработана в форме уродливого человеческого лица, которое пучило глаза и разевало уродливо широкий рот. Казалось, что это каменный великан, который возмущается присутствием в усадьбе чужаков. Ещё дальше находился сад, где были расставлены статуи людей и фонтаны, льющие струйки воды, то просто в верх или в стороны, а то и на пластинчатые колёса водяных мельниц, которые перемигивались огоньками. Сейчас был день, а вечером это будет незабываемое зрелище. Должно быть водяные колёса питали миниатюрный генератор, который и давал подсветку водяных феерий. Ещё здесь имелись несколько летних террас и павильончиков, где можно было весьма уютно устроиться, если надоест сидеть дома.
Что ещё находилось позади строения, дознаватель рассмотреть не успел, потому как Кирпонос протянул руку и нажал кнопку на воротах. Из опорного столбы вырвался луч голопроектора и собрался в квадрат, который принялся мерцать. Кирпонос покосился на Клайдерманна и встал так, чтобы их было видно обоих. Голографический квадрат померцал ещё с минуту, а потом в нём появился человек, облачённый в роскошный халат. По видимому это и был хозяин усадьбы. Волосы его немного растрепались, но он был поход на тот портрет, коим украшена каждая его книга.
-- Чему обязан? – Спросил из объёма квадрата писатель, глядя на полковника.
-- С вами хочет поговорить один человек, -- немного нахмурившись, произнёс полковник, поглядывая в лицо писателя, выглядевшего безмятежно спокойным. – Он имеет все основания находиться здесь.
-- И хорошо, -- улыбнулся писатель. – Пусть говорит, я его внимательно слушаю.
-- Послушайте, Карл, -- сейчас дознаватель выдвинулся вперёд и осторожно, плечом, отодвинул полковника чуть в сторону, чему тот подчинился, едва заметно скривив губы, -- мне необходимо с вами поговорить и сделать это не так, как происходит в данную минуту. Поверьте мне, это того стоит. Думаю даже, что это и в ваших интересах.
-- А с кем я разговариваю, представьтесь, пожалуйста.
-- Извиняюсь, что до сих не сделал этого. Меня зовут Курт Клайдерманн, и я старший инспектор отдела расследований департамента безопасности Клайва. Можно ещё добавить, что ваш друг. Вы это поймёте после нашего разговора.
-- Ага, -- кивнул головой Кёниге, задумчиво разглядывая капитана, -- друг. Я это понял сразу. Вон и ещё один у вас из-за плеча выглядывает. Вы давайте все вместе заходите. Я буду вам всем рад. Очень рад. И поговорим. Непременно поговорим.
Ворота клацнули запорами и начали медленно открываться. Курт покосился назад. За плечом его по прежнему стоял полковник Кирпонос, который хмуро следил за их общением и размышлял о чём-то своё, полковничьем. Он знаком показал капитану на дорожку. Дознаватель кивнул и двинулся вперёд, на ходу оглянувшись. Кирпонос оставался стоять на месте, сложив руки за спиной. Ворота так и оставались открытыми, словно дожидаясь, когда второй из гостей тоже соблаговолит войти, потому как пригласили и его.
Плитки под ногами звучали на разные ноты и у Клайдерманна вдруг появилась этакая хулиганистая мыслишка – разбежаться и полететь по дорожке, выписывая ногами кренделя, и чтобы его бег сложился в нечто разухабистое, весёлое, и чтобы все вокруг улыбались и видели, что он человек хороший и несёт с собой хорошее настроение и вообще добро. Может быть, даже улыбнётся этот скучный полковник, который остался позади, у ворот, и провожает его неодобрительным тяжёлым взглядом прячущихся под густыми бровями в глубоких впадинах глаз.
Курт Клайдерманн взлетел на пандус и остановился перед двустворчатыми высокими дверями. Мысленно он придумал первые фразы, с которых он начнёт разговор, финалом которого сделается выбор для писателя Кёниге – полностью положиться на милость дознавателя и рассказать ему всё, либо перебраться до конца следствия в департамент безопасности, где найдётся для уважаемого человека достойное его помещение.
Курт Клайдерманн постоял перед закрытыми дверями и потянул на себя обе створки одновременно. И тогда дом, с оглушительным грохотом, превратился в огнедышащий вулкан. Такое впечатление сложилось у полковника, который только и успел, что вытянуть вперёд указующую руку, показывающую на разлетающееся на части строение, из всех отверстий которого рвалось пламя, под большим давлением, распространяясь во все стороны, словно дом превратился в огненный цветок мановением руки некоего демонического кудесника. Точно так же взмахнул рукой и Кирпонос, словно пытаясь выцепить из огненного кипения этого весьма странного дознавателя, который уже почти что и растворился в пламени, так ничего и не успев понять.
И сразу со всех сторон завыли сирены, сигналы флайеров или гравимобилей, закричали люди и бежали со всех сторон служащие, работающие на полковника Кирпоноса, которого отбросило взрывной волной на добрый десяток метров (добрый, потому что полковник остался жив и почти что не покалечился, а если и обгорел, то самую малость, а несколько дополнительных ожогов и шрамов никак не сказались на изменение его колоритной внешности). Когда его нашли в кустарнике на противоположной стороне от ворот, он продолжал указывать в пустоту рукой и сказал поднимавшим его людям, что он ждал этого и заранее предупреждал, что будет – большой бум! Он так и сказал – большой бум!, после чего надолго потерял сознание. А в развалинах дома ничего не нашли, ни останков хозяина, ни тела его гостя, который так и не встретился с хозяином. По-видимому, сила пламени была столь велика, что плоть сгорела полностью, равно как и одежда, а кости рассыпались на мелкие части, как и всё имущество, находившееся внутри дома в большом изобилии.
+ + +
Всё-таки разведчик обладал молниеносной реакцией, потому как успел протянуть руку и поймать за запястье Януша, который взмахнул руками, прежде чем полететь вниз, на дно провала, где слышался равномерный стук, временами нарастающий, а порой и наоборот – стихающий. Несколько мгновений Чижевски висел над пустотой, затаив дыхание, а потом Стелл потащил его в себе. Тут же вторую руку Яна поймал Сэнди Грей. Так, вместе, они вытащили руководителя мардукской миссии, а потом Сэнди обнял своего босса и зарыдал.
-- Я больше не могу, -- кричал он, размахивая головой так, что слёзы веером разлетались от него. – Я так и останусь здесь, в этих подземных пустотах, откуда нет выхода, нет спасения!
Чижевски ничего не отвечал ему, но не потому, что ему нечего было сказать, но лишь по той простой причине, что не мог, настолько был обессилен. Он тяжело дышал и ему казалось, что воздуха в пещере не осталось совсем, и напрасно альвеолы в лёгких пытались извлечь кислород для насыщения ею крови. По этой причине началось биохимическое отравление организма. Януш пытался подняться и не мог, а ноги его сделались ватными. Куда можно идти на таких ногах?
-- Оставьте меня здесь, друзья …
Чижевски думал, что он говорит и объявляет свою последнюю волю, но для них это было не более, чем бормотание. Но даже если бы они поняли его, то навряд ли послушались. У каждого человека бывают минуты слабости и на то и нужны нам рядом друзья, чтобы поддержать нас, а потом сделать вид, что никакой слабости у вас и не было.
Следующие несколько часов показались одним бесконечным кошмаром для двух друзей? Почему только для двоих? А потому, что Чижевски потерял сознание и теперь приходилось тащить его дальше на руках. Попробуйте сами, в темноте, по тесным галереям, тянущимся вверх, поднять довольно тяжёлое тело, расслабленное и тянувшее вниз и тогда мы посмотрим, что вы скажете? Что-то нам подсказывает, что вы с тяжёлым вздохом согласитесь.
По истечение этих часов, которым, казалось, не придёт завершения, оба героя рухнули на месте и замерли. Невероятное дело, но обессилел даже Хай Стелл, что казалось вообще невозможным, ибо до сих пор он демонстрировал свою неиссякаемость. Вот только опять не нашлось свидетелей этой его минутной слабости, ибо те, кто с ним рядом находились, не разумели себя сами.
На этот раз первым открыл глаза Чижевски. Должно быть в этом подземной полости воздух был более насыщен живительным кислородом, потому как Янек дышал, пусть и тяжело и в груди нестерпимо ныло, но он дышал и смог подняться на ноги, извлечь из кармана фонарь и осветить лица товарищей. Сэнди Грей был без чувств, а Хай Стелл прикрыл глаза ладонью и Чижевски отвёл луч в сторону.
-- Где мы находимся? – Глухо вопросил он у Стелла.
-- Всё ещё в подземелье, -- ответил тот слабым голосом. – Но теперь мы можем не бояться погони. Им нас здесь уже не найти. Час, от силы – два, и мы выберемся. Вот тогда всё останется позади. Сейчас я свяжусь с Клаузе. Если мы сами не сможем идти, то Киану направится нам навстречу. Так что – выше голову. Впереди у нас – выход.
+ + +
После того, как Клювлинда отправили назад, вместе с несколькими ещё сильно пострадавшими стражниками, остальные пришли в неистовство. Таких грязных ругательств и проклятий не слышал никто. Проклятиям стражники научились у своих подопечных, и теперь в полной мере раскрывали эти свои усвоенные знания. Кавагоэ не сдерживал яростных порывов своих заключённых. Он пребывал в удручённом состоянии меланхолии. Эти беглецы снова провели их с Клювлиндом, как и прочих здесь присутствующих. Капитан не считал для себя возможным вместе с простыми охранниками бесноваться и демонстрировать собственное бессилие.
Неужели он признает собственные промашки? А что, если эта парочка беглецов сдалась им специально, чтобы ещё раз поиздеваться над ними? От подобной мысли начинали дрожать сжатые кулаки.
-- Эй, Краучик! Вы готовы признать себя побеждёнными?
Из толпы стражников выделился один, самоуверенная рожа которого говорила о том, что он у них за главного. Во всём остальном это был точно такой же прощелыга, как и прочие, может только сильнее и кровожаднее своих товарищей.
-- Никак нет, господин капитан.
-- Готовы ли вы снова начать преследование?
-- Да! Да!!
Голос стражника потонул в коллективном вопле его товарищей. Они все до такой степени накрутили себя, что готовы были порвать на части любого, кто им встретится в этих тёмных и душных тоннелях, будь это даже демон из огнедышащих недр этого подземного мира.
-- Тогда вперёд, друзья мои!
И они помчались вперёд, то есть назад, туда, откуда пришли люди под командой Кавагоэ. Внутреннего запала им хватило добраться до транспортной зоны, а там они активировали несколько транспортных грузовых платформ и покатили дальше уже транспорте. Кавагоэ наметил на карте несколько направлений и разделил отряд пополам. Один, под его командой, укатил в один тоннель, а второй под рукой Краучика – в соседний. И пусть нагруженные злостью платформы грохотали, как танки, они не сбавляли хода. Кавагоэ понимал, что живыми беглецов они не доставят, случись им их догнать, уж слишком раздражены были его люди. Но его устраивали и мёртвые тела. Главное, это отчитаться, что беглецы изловлены, а то, что они погибли от побоев, так таковы реалии этого подземного мира. Здесь всё не так, как наверху.
До завала первым подошли те люди, которыми управлял Краучик. Стражник нарочно гнал изо всех сил, чтобы доказать присланному офицеру, что они лучше ориентируются в подземном пространстве. Для себя Краучик решил, что если у него всё получится, то его наградят чином лейтенанта и он станет командовать нарядами товарищей. Тогда он наденет перчатки и будет гордо шествовать, демонстрируя собственное превосходство. Он это всё заслужил долгой службой!
Когда впереди появилась опрокинутая тележка, Краучик приказал всем идти туда. Капитан Кавагоэ приказал ему, чтобы они дожидались его, если что-то обнаружится. Нашёл дураков! Да это же стопроцентная награда за ловкость и инициативу.
-- Мужики! Давайте, все скопом навалимся на тележку и перевернём её. Эти олухи перевернулись. Наверняка они лежат сейчас, тихие, как мыши и надеются обмануть нас. Но не на таких напали! Надерём им задницы!!
-- Надерём!! Это наше право!!
С рёвом они навалились на тележку и в два счёта перевернули её на колёса, готовые хватать беглецов и рвать, бить, кромсать, пока не подошли остальные, пока не появился капитан Кавагоэ, у которого неизвестно что в голове и который может попытаться приписать поимку беглецов себе. Вот только никого под тележкой не было, кроме тонкого и прочного шнура, который тянулся … тянулся …
Куда тянулся шнур, они уже не разглядели. Потому как не успели.
Как только акустический излучатель был активирован, он послал мощный вопль импульса, от которого закладывало в ушах так, что рвались барабанные перепонки, а глаза закрывало кровавой пеленой. От того вопля начали сыпаться камни со сводов, а потом рухнула порода целыми пластами ...
Когда прибыл со вторым отрядом Кавагоэ, всё было кончено. Нашли только одного, залитого кровью, грязного и обезумевшего стражника, который бормотал, что они нашли беглецов, но те столь страшно завопили, что всё на них обвалилось. Его забрали, не слушая его безумного булькающего хохота, и повернули назад. Про себя Кавагоэ начал сочинять отчёт о том, что беглецов они-таки настигли, в лице отряда стражника Краучика, который повёл себя героем и первым атаковал преследуемых, на дожидаясь подхода остальных. Галерея находилась в аварийном состоянии и своды её во время боя обрушились, похоронив под собой всех участников столкновения.
Глава 9. Кошмар в воплощении.
Решения принимаются всегда. Но самые правильные решения принимаются по утрам. Уж так получается, что люди за ночь успевают отдохнуть, подумать, прикинуть все «за» и «против», а потом принимают правильное решение. То есть, из этой логики получается, что неправильное, но нужное, нет, даже так – очень нужное решение можно принять и ночью.
Почему ночью, поинтересуетесь вы? Ну это же элементарно, господа! Ровно потому, что те, кто принимает взвешенное решение, как раз ночью и отдыхает. И не мешает принимать решение нужное.
Эдуард Монк получил от Исиды все необходимые рекомендации, а от Сириуса некие пси-установки, по большей частью для самого Монка весьма неожиданные, потому как он, незаметно для самого себя погрузился во внезапный и крепкий сон, и этим обстоятельством незамедлительно воспользовался Сириус, чтобы надиктовать на подкорку головного мозга верного сторонника некоторые весьма ответственные задания, которые, контролируй себя и свой организм, Монк навряд ли принял, а – наоборот – задумался бы, стоит ли вообще сохранять верность этим людям. Но произошло то, что произошло, и проснувшийся (и тоже незаметно для самого себя) Монк уверил Императрицу, что постарается сделать всё, что возможно. Исида его снисходительно выслушала и заявила, что верит ему.
В это же время слуги Императрицы явились в покои, отведённые для Гала Орфиса и заявили адмиралу, который только что пробудился, что его требует к себе Исида для срочного и неотложного дела. Императрицы, это такой особый народ, который очень не любят, когда кто-то имеет мнение, отличное от их. Орфис это замечательно понимал, потому как тут же отправился на эту самую встречу. Для неё была отведена специальная комната, отдалённая от населённых палат, а это значило, что всё будет обставлено в высшей степени тайно. Кто бы сомневался.
Исида выглядела невозмутимо и загадочно. Причёска её высилась на голове ухоженным холмом, и завитки волос загадочно и кокетливо обвивали её, хотелось бы сказать – симпатичную мордашку, но всё же утончённое личико. Просто Исида приняла чужой облик, потому как не хотела, чтобы её хоть кто-то узнал, когда она будет следовать в этот обычно пустующий павильон.
-- Какое-то чрезвычайное положение, Ваше Величество? – С неуловимой иронией поинтересовался опальный адмирал.
-- Сейчас чрезвычайное положение у нас постоянно, -- отозвалась Исида, -- а в будущем всё может стать ещё сложнее.
-- Могу ли я в этом чем-то помочь?
Фраза прозвучала весьма двусмысленно, но, может быть, Орфис её сконструировал специально таким образом?
-- Можете, -- предположила Исида. – Ровно для этого я и позвала тебя, адмирал. Слишком уж затянулось это двусмысленное положение, и начинаются волнения среди царедворцев. Для них весьма сложными оказались здешние условности и они весьма переживают по тому образу жизни, к которому они привыкли. Мы решили это дело ускорить. То есть направить тебя, а также часть своих людей обратно на Иуну. Во-первых, необходимо найти императора, если он спасся, как ты уверяешь, или того, кто покинул Императорский Дворец перед его трагическим уничтожением, твоей, напоминаю, рукой. Поэтому ты и должен всё разрешить. Пока ты занимаешься поисками на поверхности, другие проверят, что сталось с остальными городами на Иуну. Они уверяют, что эпидемия обошла их стороной или коснулась в минимальной степени. Вроде как кто-то из медицинского корпуса перебежал в те летающие города и помог им с организацией карантинных и лечебных мероприятий. С этим тоже надо разобраться на месте. Это – во-вторых И – последнее – надо определить, стоит ли сохранить Иуну в качестве столицы, или придётся определить какое иное место. Хотелось бы услышать твои рекомендации, адмирал. Понятное дело, что после того, как ты осмотришься на месте. Мне бы не хотелось всё это откладывать, и даже до утра. Это непременно вызовет большое возбуждение среди членов Имперского Совета, которые чрезмерно трактуют некоторые пункты Имперского Церемониала, со всеми обсуждениями и выпиской резолюций. Хотя мой голос и является определяющим, но всё это опять затянется на несколько дней, а я этого не хочу позволить. И потому вы все отправляетесь прямо сейчас. Прочие, кто будет участвовать в этой экспедиции, тоже получают в данный момент инструкции. Так же тебе лучше поспешить, мой верный адмирал.
Выслушав эту речь, Гал Орфис поклонился и продемонстрировал если уж не рвение, то хотя бы готовность немедленно отправиться, и всё такое прочее. Исида поднялась с места и вышла из павильона. Стоявшие у входа безмолвные слуги столь же неожиданно и неприметно исчезли следом. Орфис несколько мгновений постоял на том же месте, покачиваясь с пяток на носки, словно придумывая что-то, а потом бегом выскочил за двери, где едва не наткнулся на неприметливого человечка, который сообщил, что проводит его к челноку. Только сейчас адмирал остро пожалел, что рядом с ним больше нет Эда, который хоть и не был человеком, в полном понимании этого слова, но на которого можно было надеяться. Его не подкупишь, разве что перепрограммируешь. Но для этого нужен кибернетический гений. Хотя … если нашлись люди, которые изготовили Эда и партию его «братьев», то почему бы не найтись и другим, могущим их чуть доработать.
Вот так, почти что в домашних тапочках, адмирал загрузился в челнок, в котором сновали молчаливые люди из штата адмирала Грабба, ни с одним из которых Орфис на разу раньше не встречался и не подозревал об их существовании. Они явно хотели подстраховать себя и не допустить проведения какой-либо интриги со стороны главы Службы Имперской безопасности. Бывшего, как они считали.
+ + +
Со стороны телепатическое общение выглядело весьма необычно и даже странно. В группе «Сигма-56» нередко использовались аппараты ментальной связи, но исключительно тогда, когда участники группы знали, что никто их не видит, и не надо изображать своё непричастие.
Теперь же Григ Шин наблюдал за Хнумом, который откинулся в кресле и сидел с самым отсутствующим видом, страшно закатив глаза. При этом он что-то бормотал ещё, визгливо отвечая на вопросы или в чём-то убеждая невидимого собеседника. Обычный человек, непричастный к миру секретных операций и тайных войн, посчитал бы Вокха безумцем, а то и просто припадочным эпилептиком, и брезгливо отошёл прочь, если Хнум был бы плохо одет, или вызвал бригаду медиков экстренной помощи, случись «больному» выглядеть сановником. Надо добавить, что оба выглядели достойно, имеется в виду – достойно находиться в Буто, столице Куша. Но, как вы понимаете, свой биомобиль наши знакомцы расположили так, что свидетелей их времяпровождения не могло быть. Потому никто и не видел Хнума. Никто, кроме Шина. И теперь Григ, при всей его подготовленности, размышлял, во что он на это раз вляпался и сумеет ли из этого выкарабкаться. Учитывая, что его подруга, Омо Занц, не сумела. Да и сам Григ, в глубине души, не очень-то понимал, как выстраивать тактику действий в этом мире, где возможны атаки на ментальном уровне.
Хнум общался долго, едва ли три четверти часа. Это непозволительно много во время похода. Сеанс связи, это самая уязвимая точка во время партизанского рейда. Именно во время сеанса связи выше всего возможность, что тебя вычислят и обложат со всех сторон. И, чем дольше секанс связи, тем выше была возможность того, что везение твоё закончилось, а – наоборот – началось везение противной стороны.
-- Что они тебе ответили? – Поинтересовался Шин, когда его спутник наконец уселся ровнее и начал оглядываться по сторонам, идентифицируя себя с местом и обстоятельствами.
-- Кто – они? – Удивлённо переспросил Хнум.
-- Те, с кем ты столь долго разговаривал, на своём невидимом глазу уровне.
-- А-а, -- протянул кушмен, словно бы для того, чтобы отложить ещё на несколько мгновений честный ответ, -- со своим ближайшим другом.
-- И кто это у нас – ближайший друг? – Тембр голоса Шина не изменился ни на крошечную частичку тембра, хотя внутренне разведчик подобрался.
-- У меня один друг – Шу, -- серьёзно ответил Хнум.
-- Но ты же говорил, что он умер, его больше нет.
-- Не совсем так. Он пропал где-то в темпоральных пространствах прошлого, вместе с Наури. Но потом Наури вернулся. А за ним и Шу. Но Наури выкинул меня из привычного мне времени. Что сталось с самим Шу, я не знал и боялся узнать. Но вот сейчас, когда нужно что-то предпринимать, я решился обратиться к нему.
-- Судя по тому, как долго вы общались, он тебе всё же ответил?
-- Да. И половина времени нашего общения я задавал ему вопросы, чтобы разобраться, что это действительно – он.
-- Раз ты продолжил говорить, то это означат одно …
-- Да, мой друг Шу жив, но … с ним не всё в порядке.
-- Что это значит? Он болен?
-- Нет. Здесь – другое. Его личность … она расплылась во времени на эти самые полтора десятилетия. То есть иногда он обычный человек, а иногда становится чем-то вроде призрака. Его родные не решились объявить о его возвращении. Для всех он так и остался трагически погибшим во время научного эксперимента. Сам же Шу говорит … это не важно, что он говорит.
-- Почему это не важно? – Нахмурился разведчик. – Говори всё, ничего не скрывая. Мы ведём войну в стане противника, который заведомо сильнее нас и имеет неисчислимое преимущество. А тут ещё и ты начинаешь что-то скрывать. А может то, что пытаешься утаить, скрывает нечто, что может помочь нам, спасти нас.
-- Нет, это касается нас с Шу. Он обрадовался моему появлению и говорил мне, как рад снова слышать меня. И ещё … он плакал. Я никогда ещё не видел его плачущим.
-- И что здесь такого, -- удивился разведчик. – С каждым это может случиться. Бывало, что и я пускал слезинку- другую Маленькая слабость это одно, а большая – совершенно другое.
-- Вот видишь, -- тяжело вздохнул кушмен, -- ты уже меня не понимаешь. А ведь Шу … он когда-то владел всем Кушем. Это как ваш Император, только чуть меньше … или равный ему.
-- Больше, меньше, равный. Причём здесь это?
-- Ваш Император управляется с огромным конгломератом миров, создаёт политику взаимодействия, и это очень большое искусство. Но при этом подумай сам – какое большое количество людей помогает ему в этом, привлекается для решения той или иной проблемы, тогда как мой Шу, он … всё делал сам и сам же решал все проблемы, какие возникали у нас. То есть я этим хочу сказать, какой степени ума и способностей он обладал.
-- И что это означает? Я имею в виду – для нас, для тебя, меня, для нифльхеймцев, которые терпеливо ждут на Свете и здесь, в горах Маздах.
-- Для нас? Я и стараюсь – для всех нас. Я нашёл Шу и обратился к нему. Я описал ему наше положение и он обещал мне помощь. Вот только …
-- Что? – Обеспокоился разведчик. – Какие-то сложности?
-- Д…да. Я уже сказал, что его личность размазалась во времени. То есть само-то тело здесь, но временами сознание уплывает и скользит самостоятельно сквозь дымку времени. То есть сам Шу меня понял и обещал помочь. Он постарается собраться и что-то сделать. Возможно он войдёт в контакт с Наури и убедит его что-то сделать.
-- Но нам-то какой с этого прок?
-- Я надеюсь, что такой прок будет. Я знаю уровень личности моего друга Шу и его умение в разрешении проблем. Сейчас он думает. Он просил выйти с ним на связь через несколько часов. К тому времени он постарается собрать себя, насколько это возможно. Вот тогда он точно придумает что-то дельное.
-- Хорошо, -- кивнул Шин. – Чем мы сейчас займёмся?
-- Я хочу немного поспать, а потом … потом мы пойдём завтракать. Я знаю здесь, поблизости одно чудное местечко, где можно утолить голод и получить от этого массу удовольствий.
Их биомобиль находился в парковой зоне. Города на Куше отличались от стандартизированных городов Империи. Города экономически сильных миров представляли собой урбанистические самодостаточные системы, такие, как Большой Вавилон или Квест. Миры менее развитые, или аграрные тоже имели города урбанистического характера, но менее замкнутые на себя. На Куше города напоминали селения, сильно разбавленные природными биосистемами, то есть парковыми зонами и зонами сельского хозяйства, куда входили и объекты биотехнологий, какие на Куше были самыми продвинутыми в Империи, что давало этому миру ряд преимуществ в трансмировой торговле, а также самообеспечении.
Буто тоже являлся таким вот поселением, если можно представить себе поселение обеспеченных всем людей. В Буто проживали самые богатые и именитые кушмены, наиболее отличившиеся учёные, художники, философы. Это была столица Куша. И этим всё было сказано.
Когда сюда перебралась Исида, Сириус и большая часть Имперского Совета, имперского Двора и множество другого народа, то новоприбывшие пожелали устроить здесь свои, привычные им порядки. Но все их поползновения тут же и пресекли. К примеру, не позволили разместиться ни Охранному корпусу, ни отрядам «Гамма», ни базе Космического десанта. Всем военным и прочим силовикам было приказано остаться в космосе и вести охрану и наблюдение за поверхностью с орбиты. Военным заявили, что не гарантируют эпидемии массового безумства среди имперцев, если они останутся на Куше. Недовольная Исида подтвердила всю обоснованность такого рода заявлений и сказала, что она обойдётся своими собственными телохранителями, из ближайшего окружения. А для координации безопасности в её дворце обосновался Эдуард Монк, который поддерживал тесную связь со всеми своими людьми. Так и было, но потом прибыл Гал Орфис, и равновесие вновь было нарушено. Всё закончилось тем, что Орфис отправился обратно, на Иуну, вместе с Монком. Как хотелось Исиде отправить вместе с ними Сириуса, её божественного брата. Она чувствовала, что назревают некие события и чувствовала, что Сириусу здесь не место, а там, на Иуну, он мог бы здорово пригодиться. К тому же эти новости, относительно уцелевшего Императора, они требовали их там присутствия. Но Сириус не захотел слушать её увещеваний и объявил, что он не дурак и хорошо понимает, что сейчас главные события, главные – для них с Исидой, начинаются здесь, в Буто, и он не может бросить её одну. А Монк справится и сам, тем более, что он будет не один, с ним там будет целый отряд «Гамма», созданный из преданных ему людей. Чего же тут опасаться. Если кому и надо бояться, так это Галу Орфису.
Такие вот страсти кипели во дворцовом комплексе Шуген. Чувствовали это и прочие царедворцы, которые пребывали во сне, переполненном кошмарами, или тайно направлялись друг ко другу, чтобы поделиться сомнениями и придумать хоть что-то, внушающее надежду. Сейчас каждый из имперских сановников размышлял, ни совершил ли он ошибку, поставив на эту кушменку, на Исиду.
Пожалуй, единственный, кто спокойно спал в Буто, из тех, кто имел отношение ко всей этой истории, был Хнум, который нашёл-таки своего давнишнего друга, общался с ним, а теперь отдыхал, набираясь сил и ожидая новой, условленной встречи. Он спокойно и размеренно дышал, посапывая во сне. А Григ Шин терпеливо дожидался, когда он пробудится и вспоминал свою подругу, Омо Занц. Они все подозревали, что вряд ли закончат свои дни в спокойном умиротворении старости, догадывались, что погибнут во время очередной секретной операции, но теперь, когда Омо столь трагично погибла, а Хай Стелл был неизвестно где, и неизвестно, жив ли, Григ думал, стоило ли всё таких от них жертв, не лучше ли было удалиться на покой чуть раньше? Шин вздыхал и понимал, не решаясь признаться самому себе, что люди его профессии и его квалификации редко имеют возможность почить от немощной старости. Издержки профессии, знаете ли …
Шин вспоминал, вспоминал себя и Омо, и всё в у них в его воспоминаниях было и хорошо, и даже опасности, и даже смертельные опасности, не играли совершенно никакой роли, потому что рядом была она, его боевая подруга, его радость и любовь. Был ещё и друг, Хай Стелл, и вся их тройка прошла через столько испытаний, что они их спаяли воедино, и они не нашли в себе сил распасться на части, чтобы начать жить для себя. А сейчас об этом думать было уже поздно. Григ Сидел, смотрел перед собой, углубившись в картинки прошлого и не замечая, что по щекам его скатываются слёзы.
-- Что случилось?
Григ вздрогнул и повернулся к своему спутнику. За весьма непродолжительное время кушмен успел отдохнуть и выглядел бодрым. Он смотрел на разведчика, вздёрнув брови. Только сейчас Григ осознал, что щёки его мокры и провёл по лицу ладонью.
-- Ветром глаза надуло.
Хнум спокойно кивнул, мысленно пожав плечами – биомобиль был заперт и ветер никак не мог попасть внутрь. Его спутник думал о чём-то своём и эти воспоминания были далеки от радости. Разведчик выглядел утомлённым, а ведь сейчас у них довольно напряжённый период, который подразумевает чёткую координацию и полное взаимодействие. Шин не спал уже много часов и неудивительно, что на него навалилась усталость и печальные воспоминания.
-- Дай-ка я тебе сейчас …
Григ Шин, командир группы «Сигма-56» никому не дозволял к себе прикасаться, кроме разве что Омо или Хая, но теперь ему было всё равно, да и Хнум показал себя человеком, которому можно довериться. Кушмен придвинулся к разведчику вплотную и положил ему обе ладони на голову, почти её не касаясь. И … Григ почувствовал приятное покалывающее тепло. Он закрыл глаза и вдруг провалился в глубокий колодец сна. Падение заставляет нас непроизвольно концентрироваться. Но здесь это было не падение, а скольжение, полёт, о котором мы все мечтаем в детстве. Откуда из нутра поднялось чувство восторженности и растворилось в мозге. Захотелось визжать и всплёскивать руками, как это было в далёкие детские годы, когда маленький пацан Григ скатывался в пластиковой капсуле с крутого склона ледяной горы, спуск которой был устроен спиралью так, что часть пространства пролетаешь вниз головой. Неповторимое ощущение, которое он помнил долгие годы, а потом позабыл. Но, как оказалось, не навсегда.
Если это и был сон, то самый короткий, продолжительностью с минуту, может даже и две. Но чувствовал себя Шин, словно проспал не менее восьми часов. Невероятно, но он полностью отдохнул и восстановил свои силы. То чувство бессилия и горести, которое было взяло над ним верх, бесследно улетучилось.
-- Что это было?
-- Ничего особенного, -- ответил Хнум, улыбаясь самыми кончиками губ. – Такое у нас когда-то практиковалось, но сейчас это почти позабытое искусство. Я позволил твоему сознанию покинуть твоё тело и немного с ним поработал, добавив одного, другого. Это не занимает много времени и не вредит тебе, если этим не увлекаться.
-- Что значит – не увлекаться? – Нахмурился Шин.
-- Я говорил, что раньше такие упражнения практиковались повсеместно. Конечно же, при помощи опытных наставников. А потом было замечено, что многие слишком часто уходят в нирвану. Это состояние, которое испытывает разум, покидая наше тело и соединяясь с пространствами окружающего нас мира. После того, как разум пользователей этой методикой перестал возвращаться в тело, практику «нирваны» решено было прекратить, оставив её только для особых случаев, а наставников « нирваны» … Это особая история, которой сейчас не следует касаться.
Григ Шин согласился со своим спутником, решив позднее расспросить его поподробнее. А Хнум возбуждённо потёр руками.
-- Но одно я могу сказать совершенно точно – ты сейчас хочешь есть.
-- Не то слово! – Тут же отозвался Григ.
Действительно, он был голоден, словно постился несколько дней. У них был с собой запас питательных пилюль, какими они пользовались во время своих операций, но кушмен решительно отверг это предложение.
-- Только не в этот раз. Ты почти что находишься у меня в гостях, а я знаю одно место, неподалёку, где можно утолить голод. Я частенько хаживал туда, когда был молод, и надо мной не висели обязательства. Очень надеюсь, что это место сохранилось и функционирует до сих пор.
Это место, небольшая ресторация, оказалась на месте. На самом краю обширного парка. Но она была ещё закрыта, то есть кто-то там уже был и что-то там уже затевалось, но входная дверь была заперта, и Хнум предложил пока полюбоваться рассветом.
По роду своей деятельности Григ Шин бывал на самых разных мирах Империи, ближе к центру Галактики, где ночью на небе было столько звёзд, что не нужно было освещение для улиц городов, а порой судьба закидывала его столь далеко, что небо казалось чёрным провалом, который вот-вот высосет жизнь из этой планеты на самом конце Вселенной.
Здесь было достаточно и звёзд, и Фабиа не казалось красным гигантом, готовым спалить своим пламенем всё живое, не была бледным карликом, который дышит стужей, распространяя её вместо привычного тепла. Нет, всё было здесь устроено в лучшем виде, не хуже, чем в разрекламированных глововидением курортных мирах, месте неги и отдыха. Приятно было сидеть на низкой скамеечке, вытянув ноги и наблюдать, как розовеют кроны деревьев, как воздух наполняется пернатыми созданиями, которые, своим гомоном и щебетом приветствует новое утро нового дня. В воздухе распространяются ароматы от сотен цветов, которые раскрывают свои чашечки соцветий, чтобы уловить ими свою законную порцию утреннего тепла, самого нежного и желанного, после прохладной ночи. Как приятно любоваться красотами, которые тебя окружают и не думать, что вон в той стороне заросли гуще и именно туда надо направиться, если вдруг рядом появятся враги. Мир устроен для спокойной жизни, а не для войн, если вы достигли очередного уровня цивилизации.
-- Хорошо здесь, -- заявил Шин, приятно потянувшись.
-- Для того, чтобы было хорошо, надо здорово постараться, -- откликнулся Хнум. – Не так было далеко не всегда …
Хнум принялся рассказывать, как жили на Куше столетия назад и чего им всем стоило выстроить свою жизнь таким образом, каким она устроена в данный момент. Быть на месте разведчика учёный, особенно социолог или философ, он навострил бы уши и постарался всё запомнить. Для Шина же было важно то, что происходит в настоящий момент, а сейчас всё было нормально. Стоило ли волноваться, а тем более тратить время на пустопорожнюю болтовню. Хнум это уловил и замолк на полуслове. Григ встрепенулся и заявил, вытянув руку:
-- Твоё заведение открылось Можно входить.
Снаружи ресторация не представляла собой чего-то особенного. Так, обычный павильончик, разве только то, что был он выстроен на нескольких платформах, которые находились на разных уровнях. Да и сама ресторация была выложена из дерева, точнее, из многих древесных стволов, вытянувшихся впритирку друг ко другу.
-- Пошли, -- махнул рукой Хнум. – Тебе понравится.
Первые посетители вошли внутрь по лесенке, что веером раскинулась у их ног. Ресторация была устроена таким образом, что можно было находиться здесь и отдыхать. Каждая из комнатушек была отделена от других либо дощатой стеной, покрытой сплошь горшочками и вазонами с цветами и вьющимися лианами, либо высокими аквариумами, внутри которых колыхались водоросли, проносились стремительные воздушные пузырьки, а изнутри на посетителей равнодушно поглядывали необычные лупоглазые рыбы причудливых расцветок. Хнум, на правах бывалого здешнего посетителя, повёл своего знакомца на самый верх, по целой системе коротких лесенок с широкими ступенями.
Оказалось, что на самом верху имелся ещё один павильончик, почти что открытая площадка, откуда были видны купола дворцовых комплексов Шугена. Здесь стояли два мягких диванчика, между которыми располагался низенький столик, на котором стояла доска, разбитая на разноцветные квадраты, Посередине доски стояли, в два ряда, необычные фигурки из матового кварца голубого и красного оттенков.
-- Вообще-то сюда ходят любители игры в хауло-по, -- признался Хнум, -- но сейчас вряд ли кто сюда поднимется, а вид отсюда весьма интересен. Выбирай себе то, что придётся по вкусу.
Кушмен убрал со стола игровую доску и Григ обнаружил под ней журнальчик с цветными картинками, на каждой из которых нарисовано было какое-то блюдо.
-- Особенность этого заведения в том, -- рассказал разведчику его провожатый, -- что здесь нет перечня постоянных блюд. Здесь работают экспериментаторы. Они постоянно импровизируют и изобретают что-то новое. И это новое они предлагают на суд здешних посетителей. Если блюдо пользуется успехом, то право на его изготовление продаётся в то или иное заведение питания, за хорошую порцию кредита. У здешних блюд нет даже названия. Ты заказываешь и ешь его. А потом можешь придумать название сам. Если захочешь, конечно. Если твоё название понравится, то в этом случае, обед будет за счёт заведения. Я уже несколько раз поел здесь без платы. Но это было давно и в прошлой жизни.
С любопытством разглядывал Григ глянцевые страницы красочного журнальчика. Точно такой же был в руках и Хнума. Тот перелистывал страницы, пожирая их глазами, и порой даже и принюхиваясь. Шин тоже решил понюхать и понял, что страницы издают аромат, как это и не обычно. Наконец Хнум определился и приложил свою ладонь на несколько изображений. По его примеру так же сделал и Шин, там, где кушанье выглядело особенно заманчиво. Он готов был заказать что угодно, первое же попавшееся, так он был голоден, но сама обстановка призывала его быть обстоятельным, то есть не поддаваться на первое впечатление.
Из сумочки, что находилось у него на ремне, Стелл достал курточку кредита и проверил её на сканере коммуникатора. Кредита было не в изобилии, но достаточно, чтобы чувствовать здесь себя достаточно уверенно.
-- Ты не пожалеешь, -- улыбнулся ему Хнум. – Здесь умеют готовить. А что касается платы, то это я беру на себя. Можешь придумать название блюда. Но только после того, как отведаешь его. Не раньше. Не то предложение не будет засчитано.
-- За нами наблюдают? – Нахмурился разведчик.
-- Наблюдают? Как бы да, но не волнуйся. Их интересует только собственное творчество, а до всего остального им нет дела. Иначе я не привёл бы тебя сюда. Кстати сказать, есть ещё одна причина, почему мы именно здесь.
-- И почему же? – Улыбнулся Шин.
Ему был всё более интересен этот человек. Когда-то его так же заинтересовал и Траск оф Траскон. Правда, всё закончилось смертью Омо. Но ведь барон никоим боком в этом не замешан. Просто такова жизнь, тот образ жизни, которого они придерживаются.
-- Я отвечу на этот вопрос, но чуть позднее. Смотри, наш заказ несут.
Должно быть объёмный контур рекламного журнальчика передал их выбор. А теперь красивая стройная ухоженная девушка в старинном длиннополом наряде несла поднос, уставленный горшочками и мисочками. Посуда была такой формы, что весь их выбор уместился на ограниченном пространстве. Да и порции были не очень уж большие. Девушка начала выставлять блюда на стол. Некоторые из них находились не в одном посудине – тарелке или круглой миске, а составлялись из нескольких частей, которые дополнялись приправами и соусами, для которых предназначались плоские горшочки либо вытянутые соусники.
-- Приятного аппетита, -- девушка поклонилась гостям и с интересом стрельнула глазами в сторону Шина. Тот приосанился и подмигнул девушке. Та ещё раз улыбнулась и покинула их беседку.
-- Постарайся настроиться на вкушение, -- предупредил его Хнум и придвинул себе тарелку, в которой лежало нечто розовое, похожее на заливное. Его надо было поливать дополнительно охлаждённым соусом. Началась неспешная трапеза.
Конечно же, Григ Шин не забывал поглядывать по сторонам, прислушиваться к доносившимся до него звукам. Привычка такая у него была, укоренившаяся с годами работы. Но, как-то незаметно для себя самого, Шин заинтересовался и вкусом выбранных им кушаний.
Мы все постигаем мир всеми доступными нам методами. Постигаем с помощью того инструментария, коим наделила нас Природа. Конечно же, зрение занимает лидирующее здесь место. Но и значение всех прочих инструментов тоже умалять не надо. Тем более, что вместе с необходимой информацией они могут нести и просто удовольствие. Особенно вкусовые значения.
Блюдо, которое вкушал Григ, имело кисловатый вкус. Одновременно оно как бы щекотало язык, словно по мере потребления его вырабатывался газ, хотя, сказать по правде, это было всего лишь ощущение, а потом случился, при участии дополнительных приправ, что-то вроде вкусового взрыва, до такой степени выделились все ощущения.
-- Я бы назвал это блюдо «бомбой», -- произнёс Шин, продолжая пережёвывать остатки того, что находилось у него в тарелке. – «Бомбой вкусовых наслаждений». Как тебе такое название, Хнум?
Но его собеседник не ответил. Да и есть он уже перестал. Кушмен вытянулся, расправив плечи, и смотрел в сторону парка, где виделись дворцы комплекса репати. Шин тут же забыл о том, что он вот сейчас наслаждался вкусом новоприготовленного яства. Теперь он из посетителя ресторации вновь сделался разведчиком и внутренне преобразился, задвинув себя в особое состояние хищного зверя. С виду он оставался всё тем же улыбающимся едоком, но внутренне это уже был снаряд, перед тем, как им выстрелят.
Прежде всего Шин отследил обстановку вокруг ресторации, повысив уровень восприятия в разы от повседневного. Интуиция, это ведь не просто ощущение, это скорей всего датчик, или сканер из того «арсенала приёмов», какими манипулируют боги. Но интуиция не выявила ничего. То есть непосредственной опасности им не угрожало. Григ чуть расслабился и снова обратил внимание на своего спутника. Хнум оставался в прежней позе и глядел он всё в ту же точку. Шин постарался рассмотреть, что же так заинтересовало кушмена. Но остроты его зрения не хватило. Пришлось доставать из поясной сумки компактный призматический бинокль с мощным электронным увеличением. Вот сейчас стало видно, на одном из куполов дворца Шугена находится небольшая площадка, и там сидит, в позе «лотоса» некий человек и смотрит он именно сюда. Теперь всякие сомнения отпали. Это был явный ментально- оптический контакт. Хнум разговаривал с человеком, который находился в Шугене. Можно даже не сомневаться, ибо это был Шу, репати Куша, который давно уже считался если не погибшим, то пребывающим в особом состоянии между жизнью и смертью, в которое умеют погружаться люди, прошедшие необычайно далеко в попытках постижения секретов мироздания. Так или иначе, но этот Шу не был похож на коматозника, а выглядел вполне живым, разве что сильно истощённым. Но это ведь не летально, особенно если размышлять об этом, находясь в ресторации.
+ + +
В зал заседаний дворца репати члены Имперского Совета входили по одному и группами. Все имели вид весьма удручённый, Ночь прошла, переполненная кошмарными сновидениями, в которых царила Тьма. Это для тех, кто сумел-таки заснуть. Но большая часть участников Совета так и не сомкнули глаз. Над ними довлело нечто неощутимое и оттого волнующе опасное. Казалось, что в воздухе была растворена опасность и предчувствие чего-то ужасного, неминуемого. Не один из сановников уже пожалел, что отправился сюда, следом за непостижимыми кушменами, которые выстраивали свою собственную политику, отличимую от привычных расчётов. Может быть лучше было махнуть на всё рукой и отправиться в родные веси? Пусть даже они бы выпали из политической обоймы нового времени. Пусть даже их политическая карьера на этом бы завершилась. Может быть в нашей жизни не это самое главное?
Такие вот крамольные мысли посещали головы царедворцев, и они прятали друг от друга глаза, чтобы никто из соседей не прочитал в них опасения, то есть не дать знать, что их посетила слабость. Они пока что не замечали, что на самом-то деле все одинаковы, как бы они не маскировались. Иное дело были кушмены, которые прекрасно видели, в каком состоянии пребывали имперцы, и это кушменов радовало. В такой атмосфере начиналось внеочередное заседание Имперского Совета, на котором присутствовали все верховные сановники Куша, начиная от репати и заканчивая выдающимися специалистами, которые были допущены в Шуген именно благодаря своим способностям. Это был пример общности культуры, можно сказать даже – цивилизации Куша. Исида переводила свой взор с одной группы присутствующих на другую, Сириус, по правую от неё руку пылал самодовольствием. И не напрасно. Эту ночь они провели вместе и эта ночь была временем страсти и торжества любви. Всё для них только начиналось, как это и было заведено здесь, в мире Куша.
Сет и Нафтида пристально наблюдали за своими родственниками и глаза их вовсе не дышали любовью. Пожалуй, репати Сет ожидал, что их ненавистники объявят сейчас, что час, когда они покинут Куш, наступит вот-вот, быть может даже сегодня. Герцог унд Фертифакс поднялся на ноги и поклонился Исиде, с чувством собственной значимости. Императрица милостиво ему улыбнулась и он ещё раз склонил голову в её адрес.
-- Внеочередное заседание Имперского Совета милостью нашей Императрицы позвольте считать открытым.
Ответом ему послужили сдержанные аплодисменты. Все ожидали, что будет дальше. Многие обратили внимание, что на своём месте нет Монка, а также отсутствовал Гал Орфис, который столь неожиданно появился на Куше и принёс с собой противоречивые новости. Тем временем начала говорить сама Исида.
-- Наша Империя находится в волнующем и опасном состоянии неопределённости. Все миры, входящие в нашу Империю, с большим нетерпением ждут немедленных и безусловных действий с нашей стороны по разрешению тревожащей всех ситуации. И, пожалуй, самая волнующая из них, это неопределённость с Пра гэгхарн Татеном. Все мы знаем, какое несчастье с ним приключилось. Все мы знаем, сколько усилий было предпринято, чтобы всё разрешить к общему удовольствию. И значительные старания проявлял адмирал Орфис. Он до конца оставался в Мемфисе, рядом с телом нашего Императора. Даже тогда, когда в столице разразилась страшная опустошительная эпидемия и все мы вынуждены были покинуть летающий город. Но адмирал стойко продолжил выполнять свои обязанности и стал свидетелем, по его уверениям, что в самый последний миг, перед тем, как Дворец был уничтожен, его покинули несколько человек. Предполагается, что это был сам Император, а также те люди, которые были посланы нами и Орфисом для вызволения Пра Татена из пут виртуального мира. Конечно же, всех нас терзают десятки вопросов, что и как произошло в Мемфисе, но они найдут определённые ответы позднее. Сейчас же нас волнует один и главный вопрос – это наш Император. Мы не могли откладывать всё даже на час или два и приняли решение немедленно отправить туда специальный экспедиционный корпус под командованием двух адмиралов – Аврелия Грабба и Гала Орфиса. Вместе с ними и большим отрядом специалистов Космического Десанта отправился и Эдуард Монк вместе со своими доблестными бойцами из групп «Гамма». Все мы будем ждать известий от них, чтобы … всем нам … направиться …
Исида замолчала, замешкавшись. Невероятное дело, но во время её речи поднялся с места, сначала просто на ноги, а потом и двинулся вперёд, министр этикета Баарвеер сон Хессус. Он двигался вперёд дёрганной походкой, пошатываясь и голова его моталась от одного плеча и падая на другое, словно шея больше не держала потяжелевшую голову. Такого можно было ожидать, если представить себе, от любого, но только не от Хессуса, который соблюдал этикет, как святыню и не мог допустить такого действия ни в коем случае. А потом поднялся на ноги маркиз Саффорикас, а затем ещё кто-то, Исида уже не смотрела в зал, а перевела взгляд в ту сторону, где находились её соотечественники, а в первую очередь – на Нафтиду и Сета. Это их рук дело.
Если кто из читателей позабыл, то необходимо напомнить, что ещё не так давно знать на Куше развлекалась весьма необычным способом – людей заставляли биться до смерти против их воли. Такими возможностями обладали жрецы культа Гадеса, а также высшие сановники, точнее – женщины, передавая эту способность своим дочерям на генетическом уровне. Правда, репати Шу прекратил практику подобных забав, но иногда такого рода «происшествия» начали случаться вновь, с тех пор, как Шу перестал появляться с территории своего дворца.
Вот и теперь, Исида перевела взгляд на Нафтиду и ей показалось, что её сестра ехидно улыбается, глядя на сановников, превратившихся в «марионеток», и не просто в послушных «кукол», а вполне возможно, что и опасных убийц, которые направлялись … направлялись … похоже было, что они направлялись именно к Императрице.
Не отвлекаясь долго на лишние размышления, Исида выбрала взглядом подходящие кандидатуры, и скоро на «марионеток» кинулись другие, которыми, мысленными командами, управляла уже сама владычица пространств Галактической Империи.
Только теперь люди в зале начали понимать, что в зале разворачивается опасное сражение. Самые впечатлительные вскочили на ноги и принялись кричать, размахивая руками, а самые осторожные, наоборот, сжались в комок, втягивая плечи и стараясь сделаться незаметными. Во время поединков люди обычно бывают эмоциональны и бойцы выкрикивают в адрес один другого оскорбления или иные комментарии. Это связано с тем, что бойцы вызывают у себя выплеск энергии, вместе с которой бурлят и эмоции. Такое происходит в привычной обстановке, но совсем иное дело, когда манипулируют ментальными приёмами. Здесь, в данной ситуации, двигаются и сражаются молча, не говоря ни слова.
Ни Хессус, ни Саффорикас, ни кто другой не добрались до того места, где находилась Исида и её братец Сириус. «Марионеток» перехватывали другие «марионетки», а Императрица выбирала из сановников людей покрепче, да поразворотливее. Со своих кресел поднимались всё новые и новые порции людей, которые включались в общее сражение. Некоторые из членов Имперского Совета, что находились ближе к выходу, попытались покинуть зал и вот теперь обнаружилось, что все выходы заперты, а стражи, что их охраняли, тоже находятся в сомнамбулическом состоянии. И, если у сановников и царедворцев оружия не было, по условиям дворцового этикета, то стражи были вооружены какими-то парадными массивными алебардами. Которые они тут же пустили в ход. Брызнули первые струи крови и стены у выхода окрасились зловещими багровыми пятнами. Крики страха, злобы и ярости достигли предела.
+ + +
-- Как вам понравилось наше искусство?
Визит странных гостей в это заведение, да ещё с самого открытия явно затягивался, и к ним поднялась та девушка, что доставила все те угощения, которые большей частью были за обе щёки уписаны, а в меньшей так и остались стоять нетронутыми, ибо один из гостей, который был постарше, казалось, погрузился в транс, в котором и пребывал. Так что второму гостю приходилось отвечать сразу за обоих. И Григ Шин старался вовсю.
-- Вы знаете, милая девушка, таких вкусовых ощущений я ещё не встречал, хотя по роду моей деятельности я посетил немало миров, и угощался в очень даже приличных местах.
-- Я уже догадалась, -- улыбнулась кушменка, -- что вы не являетесь представителем нашей расы.
-- Это говорит только о том, что вы человек наблюдательный и необыкновенный.
-- Чем же вы занимаетесь, если это не является секретом?
-- Вижу, что вы, как всякая представительница прекрасного пола, не чураетесь любопытства.
-- Да, ведь наш мир не так уж часто посещают иномиряне. Куш находится вне обычных направлений туристических маршрутов. Сюда редко допускаются кто-то чужой.
-- Здесь я могу внести маленькую поправочку – не допускались до сих пор. А теперь на вашем Куше иномирян находится если не в изобилии, то в гораздо больших количествах, чем совсем ещё недавно. Будете спорить?
-- Ах да, -- печально улыбнулась девушка. – Так вы, наверное, из той компании, которая явилась вместе с Исидой и Сириусом?
-- Не совсем так, но уже близко к теме, -- улыбнулся особенно игриво Шин, не забывая поглядывать на своего спутника, словно дожидаясь от него подтверждения. Но тот по-прежнему никак не реагировал на их диалог.
-- Но ведь все прибывшие с Мемфиса обязаны находиться на территории Шугена, дворцового комплекса репати.
Девушка сделала шаг назад и тревожно оглянулась, словно опасалась, что сотрудники секретных служб Буто сейчас ворвутся в ресторацию и начнут всё крушить, словно здесь устроено гнездо противников репати, привечающих у себя иномирян и других подозрительных личностей.
-- Дело в том, что мы не явились сюда вместе с Исидой, Сириусом и остальными царедворцами. Мы прибыли следом за ними, но у нас совершенно иная миссия.
-- Иная? – Растерялась девушка.
-- Да, -- кивнул головой Шин. – Дело в том, что я репортёр, довольно известный в Империи, точнее известен не я, а мой псевдоним, под которым я и публикую свои материалы. А занимаюсь я тем, что расследую разного рода тёмные истории, связанные прямо или косвенно с Императорским Двором и Имперским Советом. У меня среди тех, кто находятся сейчас в вашем дворцовом комплексе, есть достаточно влиятельные сторонники и покровители, которые меня сюда и доставили. Они делают свою политику, а я занимаюсь своим делом и раскапываю всё то, что тщательно прячется. То есть, получается, что я – своего рода ассенизатор политики, и, надо признаться, этим горжусь. Смею вас уверить, что в данный момент у вас развивается на менее интересная ситуация, чем была в Мемфисе, перед тем, как он перестал быть столицей и вообще перестал быть. Интересно ведь, правда?
Девушка сделала ещё шажок назад, потом ещё один, а потом развернулась и ретировалась совершенно незаметно и бесшумно. Самого этого момента Григ Шин даже не уловил, и не потому, что не смог, а по той причине, что отвлёкся на своего спутника. Как раз в это время тот зашевелился, выходя из состояния оцепенения. Машинально Шин посмотрел в сторону Шугена, на крышу дворца, где находился визави Хнума. Площадка на куполе была пуста. Тот, кто там был, успел оттуда исчезнуть.
-- Всё ли у нас хорошо? – спросил у товарища разведчик, и кушмен неопределённо пожал плечами.
-- Трудно сказать. Мы с тобой вот хорошо угостились, а те, кто находится там, во дворцах Шугена … им придётся весьма и весьма сложно. Я бы советовал теперь, прямо сейчас и сразу, уезжать отсюда и отправиться к нашим друзьям. Если нам и представится удобный случай для бегства с Куша, то нельзя его упустить. А он сейчас будет, и надо спешить … очень спешить …
-- Что происходит? – Нахмурился Шин и весь подобрался. Тот недавний весьма симпатичный «репортёр» исчез без следа.
-- Надо отсюда уходить, -- тянул его за рукав Хнум. – По пути я всё тебе растолкую. У нас не остаётся времени.
+ + +
Файф эн Кровус находился в карцере «Нуфлинга». Точнее, он находился в своей лаборатории, под которую использовали корабельный карцер. С самого начала доктора Кровуса здесь и держали, а когда он решился сотрудничать с викингами, то предоставили ему столько оборудования, сколько нашлось на борту, а это был, как вы понимаете, самый минимум.
-- Я всё понимаю, -- говорил доктор, обращаясь к единственной своей пациентке, -- милостивая госпожа Белунг, но и вы поймите меня. Мои возможности весьма ограничены в той мере, в какой я ограничен в средствах работы. То есть, если бы у меня было, чем я располагал дома, я уж не говорю о материальном изобилии базы «Петулло», то мы уже продвинулись в разрешении ваших проблем по меньшей мере на половину. Здесь же, увы, всё сосредоточено не на науке, а на почти кустарной вытаскивании пациентов с той стороны смерти и латании их. Ваше счастье, что у вас такая крепкая конституция организмов и ваши организмы сами в состоянии справиться с любыми болячками. Главное – не помереть, а всё остальное уже в ваших руках. Это ваш большой «плюс», о котором я уже говорил, но и потайная мутагенная мина, которая может сработать в любой момент, почти от вас независящий. Я готов работать на вас и вести какие-то свои исследования. Я надеюсь … я рассчитываю когда-нибудь вернуться к себе … или хотя бы к вашему барону, на Мардук, где я рассчитываю получить приличную лабораторию и завершить свои исследования. Относительно вас, уважаемая госпожа Белунг, а также относительно нифльхеймского феномена. Это может обернуться сенсацией в имперской медицинской науке, а может и во всей фундаментальной науке, потому что брезжит свет на горизонтах научного восприятия и моя душа, душа учёного, поёт победную песню в предвкушении грандиозных победных реляций.
-- Вы бы лучше сосредоточились на том, что происходит сейчас, в эту минуту, -- посоветовала имперцу Сив, -- а не отвлекались на что-то запредельное.
-- Мне только и остаётся, что отвлекаться, -- продолжал вздыхать доктор, -- ибо я дошёл до того рубежа, дальше которого не могу продвинуться. И не потому, что мне не хватает опыта либо способностей, а по той банальной причине, что мои, то есть ваши ресурсы, увы, исчерпаны. Я занимаюсь проблемами крови и положил на алтарь этой науки всю свою жизнь, или существенную часть её. В молодости я было решил, что прознал про кровь человека всё. Но, копнув чуть глубже, я понял, что узнал всего лишь азы. Кровь, это целая Вселенная со всеми её многочисленными тайнами. Впрочем, разобрав основные из них, можно быстро продвинуться в постижении всего прочего. Но для этого надо выйти из возможностей обыкновенного человека и перейти в разряд человека просвещённого, умеющего видеть многое, и – делать выводы. Это очень важно – научиться делать выводы. Должно быть меня потому и выделили из большого числа учёных аналогичной специализации, что я могу чуть больше прочих, могу и вижу. И вот, поэтому я здесь, на этом вашем корабле, а не сижу дома, в своём уютном особнячке.
Доктор Файф эн Кровус то склонялся над монитором электронного микроскопа, на котором перемещались какие-то странные бесформенные частицы, то поворачивался к доктору Блону, иногда выполнявшему ассистентские функции, а иногда просто слушающего своего учёного коллегу, то вскакивал на ноги и подбегал к пациентке, стоя перед которой начинал ей что-то доказывать, оживлённо жестикулируя руками и перемежая свою речь таким обилием научной терминологии, что даже Кубк Блон отводил глаза в сторону, а Сив Белунг либо начинала гневаться, либо впадала в отчаяние и лила слёзы.
-- Вот только не надо здесь, -- начинал утешать её Кровус, -- вот только не надо. Что это вы? Впереди у вас протяжённая насыщенная жизнь, жизнь с любимым человеком. А дети … С этим придётся поработать. Вот видите, любезная Сив, я ни в коей мере не намерен огорчаться, потому как уверен, что всё закончится нормально. Выберемся мы отсюда, попаду я в преемлимые условия, вот тогда-то и начнётся всё по крупному. А ваши будущие дети, это будет как приз, как наш общий приз за проделанную работу. Такой оборот вас устроит?
Конечно же, это её устраивало, и пусть, в какой-то мере доктор говорил это, чтобы настроить на нечто доброжелательное, как её, так и себя, а – в перспективе – и всех викингов пространства, которых Кровус продолжал побаиваться. Уж такие они, нифльхеймцы, викинги пространства.
Поняв, что больше сегодня от доктора Кровуса она ничего вразумительного не услышит, Сив Белунг поднялась и покинула лабораторию. Навстречу ей попался Дидл Брасс, выглядевший слегка взъерошенным, словно занимался сейчас поединком сразу с тремя партнёрами, какие викинги порой устраивали, чтобы взбодрить себя и оттенить своё временной, но чрезвычайно утомительное бездействие.
-- Кубк Блон здесь? – Спросил капитан крейсера у Белунг и та подтвердила, после чего удалилась в свою каюту, чтобы поразмышлять там о превратностях судьбы. А капитан открыл дверь карцера и решительно вошёл внутрь.
-- Вот что, доктора, -- заявил капитан, поглядывая то одному в лицо, то другому. – Я получил известие, что в скором времени, может даже через минуту на Куше будут происходить некие события, воспользовавшись которыми можно будет попытаться унести отсюда ноги.
-- А как же наши товарищи? – Тут же спросил Блон. – Что будет с ними?
-- С Хоталой всё очень плохо. Кажется, все они погибли. На связь они не вышли. А Бал Говгалил готов присоединиться к нам. Там, внизу, что-то происходит, что-то непредсказуемое и опасное. Жаль, что нам нельзя вмешиваться во всё это. А не то мы бы им показали.
-- Кому – им? – Почти робко спросил Файф эн Кровус.
-- Им – это всем, кто решится скрестить с нами клинки, -- объяснил капитан Брасс. – Но дело в том, что нам нельзя демонстрировать своего присутствия. Но на всякий случай … вы - наши медики и вам придётся постараться, чтобы потери наши были минимальны. Задача понятна?
-- Всё – как всегда, -- отозвался Блон, а Кровус принялся кивать, лихорадочно оглядываясь по сторонам, в поисках необходимого инструментария, забыв о том, что медицинский отсек находится в другом месте.
+ + +
-- Здесь наши дороги разойдутся, дорогой друг …
Хнум сделался задумчивым и рассеянным. Они покинули ресторацию, одарившую их вкуснейшими и необычно оформленными кушаньями, за которые Хнум расплатился едва ли не на ходу. Григ Шин успел поблагодарить девушку за принесённые ею яства и поспешил за своим спутником, который уже удалялся, склонив голову и явно о чём-то размышляя. Девушка- кушменка собиралась задать какой-то вопрос Григу, но не решилась, увидав, как тот устремился догонять своего приятеля. Она задумчиво посмотрела им вслед и скрылась обратно, в своём заведении, где была одной из хозяек и разработчиц всего этого предприятия.
– Что ты сказал, Хнум?
– Я общался со своим другом Шу и многое ему рассказал. Он не знал о последних событиях, которые происходили на Куше. Он мне и сказал, что до сих пор имеет возможность общаться с Наури, который занят какими-то своими делами. Учёный начал какой-то масштабный социальный эксперимент, цели коего никому не объясняет, а делает всё сам и лично. Шу обещал обратиться к Наури, потому как сам не в состоянии подействовать на события в Буто. Я подозреваю, что сейчас ему будет необходима помощь. А так как у него никого не осталось, то логично будет предположить, что … что… Я остаюсь, Григ, и пойду к нему.
– А я? Возвращаться одному к викингам пространства, которые прячутся в горных долинах Маздах.
– Да. От отряда, посланного на побережье, не осталось никого. Я помогу тебе добраться быстрее. Шу оставил постоянный канал связи с ним, через который он подпитывает меня. Я сумею переместить тебя к твоим товарищам. Примерно так же я был заброшен в своё время на Свет. Я слышал о таком способе перемещения, но считал его одной из легенд о деяниях древних времён. Это что-то вроде перехода из одной комнаты в другую, пусть и находящиеся в разных зданиях. Создаётся что-то вроде капсулы ментального лифта и – ты уже на месте.
– Это как мгновенная переброска масс- передатчика, – догадался разведчик.
– Вот-вот, – подхватил Хнум, – только без сложного технологического оборудования, которое заменяется усилием воли и желанием.
– Это похоже на волшебство, – признался Шин. – В голове не укладывается.
– Не волшебство, – поправил его кушмен, – а разработанные древними методики. Когда-нибудь, я надеюсь на это, мы тоже дойдём до использования подобных технологий, а пока что будем использовать их, не вдаваясь, что называется – в подробности. Но это всего лишь слова. Ты готов к переходу?
– Подожди, Хнум. А как же ты? Викинги будут спрашивать про тебя. Что им ответить?
– Скажешь, что я просто вернулся к своим постоянным обязанностям, то есть помогать Шу. Как это будет выглядеть, я ещё не знаю сам. Одно мне известно точно – без меня репати Шу не до конца эффективен … да и я тоже. Так что оба мы пригодимся друг другу. Я надеюсь на это. А пока что, Григ, сосредоточься на горном лагере нифльхеймцев. Приготовься …
Григ Шин старательно воссоздал в уме картинку стана викингов такой, какой она ему запомнилась, а потом всё в нём перевернулось. Это было забытое ощущение, словно он находился на вершине ледяного спуска и кто-то его столкнул. Он летит, перекувыркиваясь через голову и стараясь не разорвать той картинки. «Скольжение» продолжалось чуть более мига, а потом Шин раскрыл глаза и … сделал несколько шагов вперёд, что сохранить равновесие и не растянуться на земле. На него удивлённо поглядывали викинги, которые складывали вещи, запаковывая их и подтягивая к челноку, всё ещё прикрытому маскировочными сетями, но уже готовящегося к эвакуации.
– Григ? – К нему приблизился старший навигатор Говгалил. – Ты откуда здесь появился? А Хнум? Что с ним?
– Хнум просил передать, что он возвращается к своим обязанностям помощника при репати Шу. Что-то там у них назревает весьма грандиозное. Предполагается большая шумиха, под которую у нас будет возможность удалиться с Куша и вернуться домой. Хнум обещал, что скоро и кушменам, и имперцам будет не до нас. Нельзя упускать удобного шанса.
– Быстрее, друзья мои, – повернулся к воинам Говгалил. – У нас появилась возможность покинуть этот постылый Куш, который нам уже слишком дорого обошёлся.
+ + +
Бытует такая версия, что, со временем, нашу действительность заменит нечто воображаемое, ненастоящее, напускное, смешное или – наоборот – ужасное. Такое ощущение испытали те члены Имперского Совета, которые не погибли сразу и не сошли с ума, а сидели на своих местах и, с замиранием сердца, следили, как вокруг них воплощался тот кошмар, который, нет-нет да и проявлялся, всплывая из недр подсознания и заставляя сердце биться судорожно и быстро. Всё было в точности как в тех кошмарных сновидениях – вокруг падали умерщвлённые товарищи, а заседание Совета было закрыто печатью безумия.
Часть сановников сделалась частью этого ужаса и нападали – на своих товарищей и на кушменов. Да-да, несколько кушменов, которые с удовольствием приняли участие в заседании имперского Совета, чтобы тоже поучаствовать в делах большой политики, сейчас содрогались и обливались кровью, а их обидчики, с лицами, отмеченными, как уже говорилось, печатью безумия, примеривались к новым жертвам, которые должны быть брошены на алтарь древнего жестокосердного божества. Какого же? Кому вчинять вину за все эти убийства и страсти?
– Гадес …
– Гадес …
Сначала имя древнего божества назвалось среди кушменов, а потом его начали произносить и прочие имперцы, как бы примериваясь к нему, то ли хулить его, то ли просить о защите. Боги, они ведь труднопредсказуемы.
Тем временем накал страстей нарастал. Теперь нападающие переключились на князей Куша. Здесь находились Геб и Шут, а также Сириус и Исида, а также Сет и Нафтида, являющиеся детьми Геба и Шут. Теперь ко всем им устремились оставшиеся в живых убийцы, что уничтожали своих коллег и друзей. Если кто и управлял ими, то теперь они были уничтожить всю верхушку Куша. И, в довершении ко всему, стражники, что охраняли выходы из зала, впали одновременно в какой-то неестественный ступор. Они сделались безучастны ко всему и никак не реагировали на происходящее. То ли время для них остановилось, то ли они погрузились в некий транс, но они таращились в пустоту и держали в руках свои ужасного вида алебарды. К ним взывали, умоляя их о помощи, те, кто оставался в живых из Имперского Совета, но для стражи ни призывов, ни самого вида побоища словно бы и не существовало.
Пожилой сухощавый князь Геб с жиденькими чёрными волнистыми волосами, свисающими на спину, отодвинул супругу, Нут, за спину, и встал на ноги, отгородившись от наступающих «марионеток» массивным креслом. А в это время его сыновья, Сириус и Сет, пришли в волнение и даже кинулись, один на другого, осыпая проклятиями и позабыв, что являются единокровными братьями. Сложно высокородное родство, когда династические интересы по своему выстраивают семейные отношения и меняют слишком многое. В Буто могла находиться только одна царственная пара, претендующая на господство. Исида покинула Буто и сняла часть напряжения, а когда следом за ней устремился и Сириус, то всем показалось, что кризис миновал. Но брат и сестра снова вернулись домой, и не одни, а в окружении сонма сановников, и привели с собой целую звёздную флотилию, которая заняла всё стратегическое пространства в системе Фабиа. С большим трудом удалось всех их задержать в окрестностях Куша, дозволив опуститься лишь узкому кругу участников Имперского Совета и Императорского Двора, часть из которых погибла и чьей кровью были покрыты убийцы, что бесчинствовали в главном зале Дворца репати, выделенной для ведения Совета. Да ещё и всё это транслировали по системе Глобовидения. Правда, в последний момент удалось прямую трансляцию заменить предыдущей записью и зрители вряд ли о чём-то догадаются.
Оружие в зале запрещалось. За этим зорко следили стражники, которые охраняли выходы и в сам зал не входили. Но, по видимому запреты не распространялись на княжеские семейства, потому как в руках сначала у Сета, а потом и у Сириуса, появились длинные гранёные серебристые кинжалы, которыми оба правителя весьма ловко управлялись. Настолько искусно, что скоро оба получили и нанесли по нескольку довольно глубоких ран. Наверное, именно таких вот событий и дожидаются зрители Глобовидения, что наблюдают довольно скучные и утомительные для внимательного наблюдения того или иного заседания. Они желают увидеть неожиданные и захватывающие события, чтобы сделаться их участником хотя бы зрительно Но их, зрителей, как это выясняется, ограждают от того, что на самом деле происходит.
Нут горестно закричала, видя, как веером разлетелись капли крови от ловкого удара Сириуса и Сет зашатался. Геб ухватил свою престарелую спутницу жизни и не дал ей пасть на пол. Но она всё же издала пронзительный вопль, на который обернулся Сириус, уже торжествовавший победу над своим ненавистным младшим братом, и тот этой промашкой тут же воспользовался. Стоя на одном колене, наполовину поверженный, он, тем не менее, не растерялся и успел всадить длинный клинок кинжала Сириусу в нижнюю часть живота и навалился на рукоять всем телом, проталкивая клинок всё дальше и глубже, не обращая внимания на поток крови, что хлынул из глубокой раны и сделал его руки скользкими. Сет поднатужился и, держа кинжал обеими руками, рывком поднял своего брата так, что ноги последнего не доставали пола, а лишь подёргивались. Впрочем, должно быть, то была агония. Сириус открыл рот и крики его перемешались с брызгами крови, что заструилась по его подбородку. Только после этого Сет отшвырнул прочь тело поверженного, который ещё шевелился и пытался подняться. Вскочила на ноги и протянула в сторону поверженного брата императрица, Исида.
Вскочила, но с места не сдвинулась, потому как в зале появился ещё один участник. Даже двое, но второго собравшиеся заметили не сразу. Да и трудно быть настолько внимательным, если ты поддался панике и думаешь только о том, доживёшь ли до конца этого безумного дня.
-- Люди! Находите ли вы свои развлечения достаточно полными?
По проходу шагал человек, которого ещё несколько мгновений назад здесь не было и которого никто не мог узнать. Незнакомец не был членом Имперского Совета или Императорского Двора. Правда, он был явно кушменом, так как обладал длинным вытянутым лицом, изогнутым, с горбинкой, носом, и изрядной шевелюрой чёрных волнистых волос. Человек обладал атлетическим сложением и завидным ростом, наверное, выше самого рослого из присутствующих в зале, но мускулы его не громоздились ужасающими пластами, а делали его фигуру совершенной. Незнакомец мог бы привлечь к себе внимание в любом месте, где появился, но его не сразу заметили, потому как были заняты зрелищем воистину ужасным – как лишают друг друга жизни властители, и делают это принародно. Кто же от этого сможет оторвать глаза?
Но после слов, сказанных незнакомцем, начали поворачивать головы в его сторону, а тот продолжал шествовать спокойно, как будто ему это давно привычно, вышагивать, гордо расправив широкие плечи перед сонмом важных персон, во власти которых щёлкнуть перстами и указать страже на виновника своего недовольствия и – нет его. Или такое невозможно представить?
-- Нравится ли вам смотреть, как убивают других? Неправда ли, презабавное зрелище? Они корчатся, пыжатся, пытаются что-то сделать, чем-то противостоять, а их – ножом, либо алебардой, а можно и просто энергетическим лучом. Но забавней всего, это когда то же самое происходит с вами. Видели бы вы себя со стороны. Нет, это всё надо непременно показать сторонним зрителям и порадовать их тоже. Пусть они всё это оценят. Вы ведь не будете против этого? Вы, кто столь любит крепкую убийственную шутку. Вот и мой друг подтвердит это.
Незнакомец указал на постамент и только тут все увидали измождённого вида старца, что сидел с гордым и независимым видом, облачённый в одежды, расшитые узорами, сделанные из золотых нитей и сотен драгоценных камней. Конечно же, его тут же узнали и люди принялись перешёптываться, делясь своею догадкой с соседями и передавая её всё дальше.
– Шу …
– Репати Шу …
– Репати …
Царедворцы, имеющие короткую память, которые научились быстро забывать, всё же вспомнили того, кто над ними царствовал, до тех пор, пока в один миг не пропал, не исчез, растворился в комплексе величественных дворцов. Старец сидел, полузакрыв глубоко запавшие глаза, но можно было не сомневаться, что от его внимания не прошло мимо ни одного события, случившегося в этом зале.
– Репати Шу, -- вскочил кто-то из видных кушменов, ты вернулся в нам …
– Да, я вернулся, – глухим голосом, лишённым привычных оттенков эмоций, произнёс старец. – Но я больше не репати. Уже давно. Я отдал власть своему сыну Гебу, а как он ею распорядился, узнайте у него самого. Да, я вернулся, но радости от своего возвращения не испытываю. Что с вами происходит? Откуда у вас эта тяга к жестокости и насилию, к насилию в своём собственном доме. А ведь это и есть начало конца. Мне не хочется видеть, как вы режете один другого и выбрасываете вкруг себя волны ненависти. Она ужасно дурно пахнет. Вы не умеете чувствовать запахов своих эмоций, потому поверьте мне на слово.
– Репати Шу, – продолжал вопрошать тот же видный кушмен, словно до него не дошёл смысл высказанных слов Шу. – Где ты был всё это время?
– Я занимался науками и попытался попасть, вместе со своим ассистентом, Наури, в начало времён, когда появились мы, кушмены.
– Наури … Это Наури …
Теперь царедворцы и вельможи перешёптывались и переглядывались, разглядывая того, кто сделался воплощением божества Гадеса.
– Что он здесь делает?..
– Что я делаю? – Услышал часть фразы атлет и повернулся в сторону голоса. – Развлекаюсь, как это и положено богу, который видит жалкое копошение тех, кто смеет видеть себя равным истинным вершителям этого мира. А это очень забавно, уверяю вас. Но, может быть, продолжим наше общее веселье?
Присутствующие в зале для церемоний переглядывались, не зная, что им предпринять в этой сложной и удручающей ситуации. Наури стоял в проходе и разглядывал растерявшихся донельзя людей.
– Отец, -- подал голос Геб, которого продолжала сжимать в объятиях Нут, -- помоги нам, отец …
Голос его был слабым и дрожащим и было отчётливо видно, что если он и не упал до сих пор от лихорадочной слабости, то только по той причине, что его поддерживала царственная супруга, и было видно, что ей приходится тяжело, но она терпела. Шу их разглядывал, не вставая с места. Наконец он сделал попытку вмешаться и подал голос.
– Наури … послушай меня … быть может можно всё как-то поправить?
Только что атлет прохаживался по залу, но вдруг оказался рядом со старцем. Никто не успел заметить, как это столь быстро там очутился. Но стоит сказать, что никто и не смел поднять на него глаза, чтобы случайно не пересечься взглядом. Мало ли что может прийти в голову этому человеку, который, вполне может такое быть, и не человек уже вовсе. А Наури склонился к Шу, заглядывая ему прямо в глаза.
– Ты этого хочешь? Скажи – хочешь?
– Да, Наури. Я этого хочу.
– Хорошо, – И снова оказался посередь протяжённого зала, где – слова и справа – поникшие головы заседателей. – Прошу внимания. Мы начинаем новый раунд нашего главного развлечения. Переходим на новые правила игры, которая называется жизнью. Давайте их установим вместе. Вы будете вносить предложения, я буду с ними соглашаться, или не соглашаться. Мы будем работать, пока не распределим роли. Да. Нам нужен человек, который всё запишет. Грамотный человек. Эй, ты, у ну-ка, подойди сюда.
Пожалуй, единственный, кто смотрел на Наури безотрывно, кроме Шу, это была Исида. И атлет, ставший воплощением божества, почувствовал это. Развернувшись ловко, он указал пальцем на Императрицу и держал так руку, пока Исида не поднялась с места. Императрица чувствовала, как в груди у неё бьётся и скачет сердце. Она не собиралась вставать, а потом вдруг ощутила, что уже стоит, а потом поняла, что находится напротив Наури. Тот бесцеремонно оглядел её и сунул ей в руки лись белой бумаги.
– Садись, – заявил он ей. – Ты будешь записывать всё то, что мы решим. И не надо потом утверждать, что тебе не известны наши решения. Кому, как не тебе быть в курсе.
И Императрица послушно опустилась на самый обычный стул, положила перед собой лист пергамента и приготовилась записывать.
+ + +
Точно так же, как был обескуражен Бал Говгалил, когда в их лагере появился Григ Шин и объявил, что вот сейчас, сей же миг все они отправляются на Свет, был поражён и Дидл Брасс, увидевший, как по распадку тесной толпой ко крейсеру подходят викинги во главе со старшим астрогатором.
– А где ваш челнок? – Единственное, что спросил капитан «Нуфлинга».
– Остался на Куше, -- махнул рукой Говгалил, словно это было в порядке вещей.– Не до него было. У нас мало времени. Теперь звёздному флоту адмирала Грабба будет не до нас. Этого момента нам никак нельзя упускать.
– Кто это сказал? – Не поверил капитан речам своего заместителя.
– Это всё устроил Вокх, – выдвинулся вперёд Григ Шин. – У него оказался в знакомцах человек, который … который … приятельствует с богом. Вот тот бог нам и оказывает услугу, чтобы мы унесли с Куша ноги и держались отсюда подальше. Они, то есть боги, такие …
Глава 10. Что можно сделать во имя свободы.
Большая часть людей любит читать, если любит, про то, как с героями книжки что-то случается. И чем больше с ним этого самого приключилось, тем книжка и сюжет считаются занимательней. И не так уж важно, что случилось с главными героями, с честью ли они прошли сквозь суровую череду испытаний, уготовленную для них автором, или погибли по ходу повествования, сами-то читатели сидят себе преспокойно дома и употребляют для бодрости рушт, с удовольствием оглядываясь временами по сторонам и оглядываю ту степень комфорта, в условиях которого они и занимаются чтением увлекательной книжки, а может и просмотром фильма. Всё ведь познаётся в сравнении. А попробовали бы сами, вот так, очутиться в подземных пространствах заброшенного горного комплекса, добрую, а точнее – злую половину которого занимает подземная тюрьма для опасных политических преступников.
Преодолев десятки километров подземных пространств, что отделяли углублённую тюрьму от наружного мира, наши герои подходили к поверхности. Подходили снизу, по тоннелю, отмеченному далеко не на всех картах. Когда-то именно отсюда пытались начать рыть шахту, но проведя тщательную геологическую разведку, изыскатели убедились, что месторождения полезных руд находятся в стороне, и переместились туда. Уже много позднее, когда система выработок раскинулась вширь, докопались и до этого горизонта, но уже тогда, когда выяснилось, что все минералы и руды уже выбраны и смысла продолжать дальнейшие работы уже не было. Да и появлялись новые технологии и новые условия существования. Подземный комбинат обезлюдел, а оставшиеся специалисты частью его «законсервировали», а частью перепрофилировали для заключения преступников особых категорий. Не говоря уже о том, что имелся особо засекреченный участок, за которым тоже требовался пригляд. Но это уже был деликатный вопрос …
Когда Чижевски потерял сознание в очередной раз, Хай Стелл решил остановиться. Обессилевший Сэнди Грей рухнул рядом и тут же заснул. Оба подопечных разведчика обессилели полностью. Пройти-то оставалось всего ничего. Правда, неизвестно, что там было впереди. Возможно, аналитики департамента расследований выяснили о заброшенной давно шахте и могли выслать туда группу поиска. Так, на всякий случай. Либо просто взорвать оставшийся тоннель. В любом случае надо быть осторожным и сначала всё выяснить. То есть, получалось, что лучше оставить своих товарищей и дальше отправиться в одиночку.
Когда разрабатывался план освобождения Яна Чижевски, Кёниге для Клаузе отвёл роль запасного игрока, который должен был ждать остальных у заброшенной шахты, со стареньким грузовым гравикаром. Как только беглецы выберутся наружу, все они отправятся на этом транспорте в то потаённое место, где находилась космическая яхта барона оф Траскона, ранее принадлежавшая Императору Пра гэгхарн Татену и подаренному им кому-то из своих царедворцев, а потом, пройдя через ряд рук, задержалась у барона, который передал его своей будущей супруге, Сив Белунг. Сив отправилась на ней на Нифльхейм, навестить родных и друзей, а там всё так завертелось, закружилось, что события стремительным комом перемещались с одного мира на другой. Теперь вот надо было как-то выбираться с Клайва и яхта должна была сослужить беглецам очередную службу.
Стелл надеялся, что Клаузе находится неподалёку, в нескольких сотнях метрах, напряжённо прислушивающегося к темноте в тоннеле шахты, которая дышала опасностью. Быть может кто-то другой и струхнул бы, и кинулся прочь, зарекаясь больше соваться сюда ближе, чем на сотню километров. Но не таков был Киану Клаузе, приговорённый судом к смертной казни за деятельность, которую классифицировали как терроризм. Он дождётся товарищей, чего бы это ему не стоило. Ведь совсем недавно именно Хай Стелл вытащил его с заброшенного завода. Его и Грея, когда завод окружили отряды полицейского спецназа и возможности спасения не оставалось.
Давно уже навстречу должен веять свежий ветер со стороны выходного отверстия шахты. Здесь, в подземном мире, воздух был затхлый. С низким содержанием кислорода. Да и концентрация его была низкой. То есть воздух сюда должен поступать под давлением более высокой наружной консистенции. Однако же этого не чувствовалось. Неужели все они ошиблись, и выхода здесь давно уже нет? Стелл не выдержал и двинулся вперёд, умудряясь двигаться практически без звука. Всё-таки многолетняя практика даёт о себе знать.
Завал он обнаружил, когда, по его расчётам, до выхода оставалось метров восемьдесят, может – чуть меньше. Похоже, где-то не выдержали крепи и часть кровли рухнула. Вот только вопрос – полностью всё обрушилось, или всего лишь небольшой участок. У Стелла оставался последний заряд взрывчатки, который он придержал как раз для подобного случая. Точнее, по его задумке он собирался устроить завал от преследователей, но его устроили другими методами. Поможет ли взрывчатка сейчас?
С помощью фонаря разведчик осмотрел завал и нашёл место, которое посчитал самым удобным. Если и можно было установить заряд, то только здесь, без риска того, что кровля окончательно обвалится. Он ещё раз прикинул направление взрывной волны и отступил назад, после чего активировал заряд.
Бабахнуло и повалили клубы пыли и мелких частиц песка. Хай Стелл отступил ещё, а потом принялся дожидаться, пока всё это не опустится на землю. Выждав необходимое время, полез вперёд, надеясь, что путь расчистился. Но скоро убедился, что завал гораздо серьёзней того, на какой он надеялся. Выхода впереди не было.
+ + +
Вся наша жизнь, это сплошной Великий Роман, который пишется кем-то непостижимо великим. Наверное это и есть Всесущий, который наделяет даром только самых достойных, своих учеников, которые тоже творят, применяя все свои умения.
Когда-то, в молодости, Карл Кёниге понял, что его переполняют образы и сюжеты, которые требуют выхода, требуют воплощения. И он начал писать. Сначала у него ничего не получалось, выходило совсем не то, что он собирался сделать, и он те страницы сжигал. И продолжал работать наново. Постепенно начало что-то получаться. Так появилась первая книга, потом вторая, а затем Карл Кёниге заметил, что всё то, что он придумывал, существует и происходит на самом деле. И это ощущение потрясло его настолько, что он едва не сошёл с ума.
У него появилась безумная мысль, что это он и есть – Всесущий. И это он когда-то создал Вселенную, с которой что-то случилось, и он потерял память, а сейчас вот снова – набирает силу. Не правда ли, совершенно безумные ощущения?
Кёниге даже собирался бросить сочинительство, но его не поддержали ни читатели, ни издатели. И те, и другие требовали новых произведений, новых миров. И тогда у Кёниге появилась Великая Идея – создать новый, совершенный мир, мир идеального устройства. Но он был писателем и написал книгу, как его герои ведут борьбу с государственными структурами за устройство того мира, который он придумал, сочинил. Между страницами, на которых его герои сражались с тысячами препонов и опасностей имелись страницы с бережными описаниями того удивительного общества, где каждый отдаёт всего себя и где все люди – братья.
Та книга его пользовалась бешеным успехом и быстро пропала с прилавков. Его снова хвалили, но уже не столь восторженно, потому как выяснилось, что некоторые почитатели его таланта слишком прямо восприняли его идеи, и решили кое-что воплотить в действительность. Так появились первые организации Сопротивления, которые пожелали своими собственными руками заняться переустройством общества.
Конечно же, имени писателя борцы не называли. У них появились свои собственные вожди, которые заявляли свои цели. Кое в чём они совпадали с высказываниями Карла Кёниге, но далеко не во всём. Наверное, по этой причине писатель и не попал в недра машины департамента расследований. К тому времени появились новые романы и новые герои. Почитатели таланта Кёниге говорили уже, с прежними восторгами, уже о других воплощениях, а сам писатель зорко наблюдал за переустройщиками общества. Одни готовили мирные преобразования, даже глобального характера, а другие были готовы на насильственные действия, чтобы убрать те силы, которые им противодействовали. Это и были «Свист- деструкторы».
Хотя Карл Кёниге и занимался новыми проектами, но он не терял из виду и «переустройщиков», среди которых было большое число его читателей и почитателей. Они и позволяли ему быть в курсе всех дел организаций Сопротивления. Карл даже помогал советами. Его рекомендации были всегда настолько аргументированными, что к писателю стали обращаться лидеры этих организаций. Постепенно получилось так, что он вошёл в их состав, но сделал так, что его личность так и осталась «слегка закамуфлированной». То есть он придумал человека, именем которого назвался. Никто из простых участников Сопротивления не догадывался, что за многими их акциями стоит видный и успешный писатель.
Всего предусмотреть невозможно, и Кёниге отдавал себе отчёт, что когда-нибудь к нему придут из департамента дознаний, чтобы начать задавать каверзные вопросы. Навряд ли его решатся сразу арестовать, чтобы допрашивать в своим казематах. Но начав задавать первые вопросы, неминуемо будет и продолжение следствия. А если найдётся достаточно компетентный и терпеливый человек, чтобы начать разматывать запутанный клубок содеянного, то он, рано или поздно получит первую ниточку от той верёвки, чья петля покоится на шее писателя, который решился не только говорить, но и делать.
Стоит ли ждать той минуты, когда всё это свершится? Но Карл Кёниге ждал. Ждал и готовился к той минуте. Находясь во главе боевой организации, он перетащил в дом достаточно взрывчатки, чтобы уничтожить его до основания. Он сам лично научился этой взрывчаткой пользоваться и расставил бомбы по всему дому, соединив все их в единое целое, управление которым держал постоянно при себе.
Когда чего-то очень ждёшь, это непременно случается. Это может быть как хорошим событием, так и самым неприятным и зловещим. Когда возле дома появился посторонний человек с характерной внешностью, которого сопровождал полковник Кирпонос, в чьём ведомстве находилась охрана элитной жилой зоны, где проживал знаменитый писатель, он насторожился. Можно было не сомневаться, по чью душу явились эти двое. Кёниге ни минуты не сомневался, он уже действовал. В то время, как он разговаривал через коммуникатор с «гостем», Уже тогда сам быстро двигался к подвалу, где находился его личный масс-передатчик. Он пригласил «гостя» войти внутрь, а сам прыгнул в кабину и, одновременно, задействовал запуск мощной объёмной бомбы. Пусть все думают, что сочинитель решил уйти из жизни под громовой звук аплодисментов. Это не аплодисменты? Не суть важно, главное, что громко!
Хорошее дело технический прогресс. Только что ты был в одном месте и кажется, что это место является ловушкой, потому как все выходы отсюда на виду и под контролем охраны порядка. Ан ты уже совсем в другом месте. В далёком прошлом ушлые люди тайно выкапывали подземный ход, чтобы можно было незаметно удалиться прочь в случае опасности. Но если такой же ход возможно совершить, задействовав механизм мгновенной телепортации, то это ещё эффективней, ещё надёжней. А самое главное, что и быстрей. Дом разлетается от страшного взрыва на тысячи кусочков и в этом крошеве невозможно найти чьих-либо останков. Дело списывается и складывается в архив, а сам виновник этого расследования радостно потирает руки, находясь на другом конце планеты. Также он может находиться и гораздо ближе, особой роли это уже не играет, потому как виновник числится погибшим и на него больше не распространяется эффективная машина следствия и розыска. И если он будет вести жизнь неприметную и скрытную, то может так и не привлечь к себе внимания до конца жизни.
Другой вопрос, захочет ли известный и скандальный писатель вести столь ограниченную возможностями жизнь. После всякого рода прикидок Карл Кёниге решил, что лучшим выходом для него будет вообще убраться с Клайва и устроиться на какой-нибудь другой планете, где согласны будут принять его и гарантировать сносное существование. Такое обещание ему дал Хай Стелл, уполномоченный владетелем Мардука на самые разные действия в этом мире. И Кёниге поверил разведчику, который вызывал уважение своим опытом и способностями.
Два опытных, обладающих хорошим воображением человека сумели составить план освобождения руководителя мардукской миссии из такого места, как особая тюрьма для государственных преступников. Совершив подобное деяние, Кёниге мог смело убираться с Клайва, уповая на то, что его усердие по достоинству оценит Траск оф Траскон, владеющий целым миром, Мардуком, где для известного писателя найдётся уютное место и сносные условия для безбедного существования, где можно написать ещё немало романов, пусть даже уже и под другим именем.
Конечно, у известного и состоятельного писателя имелась пара мест, куда он мог он мог отправиться и которые были вбиты в масс-передатчик. Это была пара весьма уютных домиков со всеми удобствами и всевозможными запасами, где возможно было отсидеться после взрыва. Но следствие обязательно выйдет на эти дома и, если убедится, что хозяин там появлялся уже после своей столь скандальной и шумной кончины, то вся эта затея теряла свой изначальный смысл. Поэтому Карл Кёниге перенёсся на окраину Клайва, где взял в аренду самый потасканный флайер, на котором и отправился в то место, где стоял лагерем Киану Клаузе, один из бывших бойцов организации «Свист-деструкторов», бежавший из-под расстрела при участии Сэма Симменса, закодированного убийцы.
Теперь Карл Кёниге сам сделался персонажем какой-то из своих книг и действовал ровно так, как не раз описывал. Оказалось, что быть подпольщиком не так уж и романтично и всё время казалось, что вот сейчас из-под облаков спланирует полицейский флайер и заставит его опуститься вниз, чтобы совершить арест. По этой причине Кёниге летел над самой землёй, чтобы не привлекать к себе внимания. Поэтому полёт его продолжился дольше, чем это бывает обычно. Но он всё равно завершился, и завершился удачно. Оставив машину в распадке, Кёниге устремился к лагерю, который Клаузе устроил неподалёку от входа в заброшенную шахту, изображая из себя чудаковатого рыбака.
Ранее, когда Кёниге играл роль руководителя организации сопротивления, многое для него выполняли другие, исполнители, а он придумал стратегию действия, порой – некоторые операции, но никогда не занимался мелкими делами. Вот как сейчас, когда он крался ко входу в шахту, заросшему густым кустарником. Где-то здесь должен находиться Клаузе, насторожённый и возбуждённый, сжимающий в руках оружие, готовый стрелять на звук осторожных шагов.
– Киану, -- постарался позвать товарища Карл и понял, что если звать шёпотом, то никто и не откликнется. – Эй! Киану!
В затылок ему уперся твёрдый предмет и Кёниге вздёрнул руки над головой.
– Это же я, Кёниге, – жалобно крикнул писатель и добавил почему-то, – твой друг.
Предмет от головы убрался и только после этого Карл решился повернуть голову. Это и в самом деле был Клаузе, но имевший самый встревоженный вид.
– Это хорошо, что вы здесь, – заявил Киану. – только что я был в шахте и слышал взрыв там, в глубине.
– Взрыв? – Переспросил писатель. – В шахте?
– Да, – кивнул подпольщик. – Я хотел пройти внутрь, но там, дальше, своды обвалились и я не знал, что делать. Я то пытался разбирать камни, то выходил наружу, чтобы отправиться назад, передать вам сообщение, но снова возвращался. А теперь я услышал звук взрыва. Это значит …
– Это значит, что они там, – продолжил мысль Кёниге, к которому постепенно возвращалась уверенность, потому что появился человек, на которого можно было переложить часть ответственности, – по ту сторону. И они начали действовать. Нам надо помочь им …
– Да, – подхватил Клаузе. – С нашей стороны. У меня есть инструменты. Мы можем начать прямо сейчас.
И он бросился в сторону, где у него находилась замаскированная палатка, скорее даже просто навес, но Кёниге остановил его.
– Как ты так незаметно подкрался ко мне? Я совершенно не слышал тебя.
– После того, как я услышал взрыв, – пояснил Клаузе, – я немного запаниковал и выскочил наружу. Мне вдруг показалось, что это отголоски боя внутри. Показалось, что вот-вот сюда, мне на голову свалится полицейский отряд. И тут я и в самом деле увидал флайер. И этот флайер приближался явно украдкой …
– Я тоже опасался засады, – признался писатель. – Потому и был столь осторожен.
– Я затаился в кустарнике. Сначала я вообще собирался отступить к лесу, но не успевал. К тому же флайер был всего один. А когда оттуда показался единственный человек, то я решил, что нем всё пропало и можно действовать дальше. Я не подумал, что это могли быть вы.
– Всё понятно, – кивнул писатель, – и можешь не продолжать. Лучше займёмся разбором завала. Вряд ли это военные действия с той стороны. Надо им помочь.
Оба решительно вошли внутрь и одновременно вонзили крики в стену из камней и грунта, что высилась перед ними и заслоняла проход в тоннель шахты.
+ + +
– Сэнди, – толкнул в бок товарища Чижевски. – Сэнди … Ты спишь?
– М-м …
Грей никак не хотел выныривать из объятий сна. Ему виделось, что он дома, на Мардуке, сидит в кафе со своими друзьями, с Сэмми, с Люком. Они веселы, смеются над шутками Сэмми. У них всё хорошо, всё прекрасно, а там, там … нет, лучше оставаться во сне.
– Сэнди, проснись.
Пришлось просыпаться. Грей поднялся и уселся, привалившись спиной к выщербленной стене. Чижевски сидел рядом и держал в руках фонарик, лампочка которого едва светилась. Батарея работала на последних искорках энергии. Их окружала темнота, плотная и почти что материальная.
– Послушай, Сэнди, -- быстро заговорил Ян, склонившись к своему помощнику, – а где наш провожатый, разведчик? Он … нас бросил? Сбежал?
– Не говорите глупостей, шеф, – Грей наполовину оставался в состоянии сна, где всё было хорошо и его друзья были живы и были рядом. – Хай … он отправился вперёд. Он скоро вернётся. Вы потеряли сознание и мы не могли нести вас. У меня не было сил и я не мог вас удержать. Хай оставил нас и пошёл посмотреть, далеко ли осталось до выхода. Он собирался привести на помощь Клаузе и вытащить нас обоих из этого пространства. Мне кажется, что теперь весь мир погрузился под землю и везде теперь темно и давят стены. Сейчас … я сейчас проснусь и …
– Послушай, Сэнди, я слышал взрыв. Где-то впереди … или позади … От этого шума я и проснулся и лежал, прислушивался. Я услышал твоё дыхание, а потом нащупал фонарь. Он вот-вот перестанет гореть. Нам надо идти, пока он хоть так светит. Вдруг Стеллу нужна наша помощь, а мы здесь валяемся и строим разные предположения …
– Я понял, – вздохнул Грей и начал подниматься. – Я готов, пошли.
Часто останавливаясь и прислушиваясь, оба они отправились вперёд. Стелла они сначала услышали, а потом увидели отблески его фонаря. Разведчик скинул с себя лишнюю одежду, обнажившись до пояса, и растаскивал завал, установив фонарь, чтобы он ему освещал пространство тоннеля. Друзья подошли и включились в работу, не расспрашивая разведчика. Да и что тут спрашивать, когда всё прекрасно видно. Не в смысле, что фонарь хорошо освещал всё, наоборот, он едва работал, а в том, что всё было понятно без слов. Если они собирались попасть наружу, то надо было для этого постараться, здорово постараться.
Хорошо, что дышалось легко. Должно быть свежий воздух проникал через какие-то невидимые глазу отверстия и уже это вселяло оптимизм. Как часто мы сетуем, что жить невозможно и указываем на разные неудобицы, которые не так уж и важны. Но стоит нам попасть в действительно сложное положение и только тогда мы понимаем разницу между действительными понятиями «жить нельзя» и тем, что у нас было раньше. И уже понимаешь, насколько смешны и даже нелепы были те, прошедшие, стенания.
– Слышите? – Остановил работу Стелл. Остановились и другие и тоже старательно прослушивались, но ничего слышно не было. – Кажется, там, впереди, тоже копают, нам навстречу.
– Это наши друзья? – Улыбнулся Чижевски, стараясь заглянуть в глаза разведчика, хотя было темно и вместо глаз темнели провалы. – Не так ли?
– Не могу знать, – пожал плечами разведчик. – По нашим договорённостям с Кёниге, там должен быть один Клаузе. А копают явно несколько человек. Так что может быть всё, что угодно.
Чижевски перестал улыбаться и принялся прислушиваться, словно по звукам мог определить, кто находится там, впереди. Ему очень не хотелось возвращаться обратно в камеру, видеть холодные глаза Клайдерманна, или хотя бы ухмылки Краучика. Всё это уже оставалось в прошлом и ни хотелось бы возвращения того прошлого. Они продолжали разбирать завал, оттаскивая в заднюю часть тоннеля куски обвалившейся породы. Они складывали эти куски вдоль стен, а потом Стелл начал громоздить их таким образом, что если придётся отступать назад, в глубину подземных лабиринтов, то их можно будет обрушить при отступлении, чтобы помешать догнать их. Делал это он в силу привычки, хотя никому не хотелось возвращаться назад, откуда не было другого выхода, кроме того, над расчисткой которого они все трудились.
Даже самому себе Хай Стелл не хотел признаваться в усталости. Невозможно ни для кого всё время быть настороже, всё время пребывать в возможности начать схватку и выйти из неё победителем, потому как успел предугадать действия преступника. Невозможно всё время быть сильным, это против Природы. Но вместе с тем он и не привык сдаваться, признавать своё поражение. Они остановились, прислушиваясь к стукам с той стороны.
Когда сквозь слой грунта и камней внутрь пробилось остриё кирки, беглецы отступили на несколько шагов и прижались к стене. Наваленная ими груда камней угрожающе закачалась. Посыпались и выталкиваемые снаружи камни завала. Образовалось отверстие, в которое заглянула чумазая физиономия человека. Человек чихнул и спросил, прищуриваясь:
– Эй, вы так и будете там сидеть?
Это был Клаузе, перепачканный с ног до макушки головы, уставший от многочасовой работы.. но не растерявший чувства юмора. Вперёд, из темноты, выдвинулся Сэнди Грей и обратился к товарищу:
– У нас всё в порядке, а как там у вас?
– Так и у нас точно так же. Будете вылезать оттуда или продолжим вести светскую беседу?
Чижевски начал хохотать и смеялся без остановки так, что у него ослабели ноги и его пришлось вытаскивать сквозь проём самодельного грота на руках. Когда он очутился снаружи, выпачканный до безобразия, он уже плакал, рыдал навзрыд и никак не мог остановиться. За последнее время помощник барона оф Траскона сильно сдал, исхудал и сделался истеричным, пусть и глубоко внутри, но сейчас всё это прорвалось наружу. Он не мог остановиться и продолжал всхлипывать. Его отвели в сторону и оставили сидеть у склона горы, поднимавшейся почти вертикально вверх. Стелл отошёл в сторону, чтобы поговорить с Кёниге. И Клаузе, и Грей встали так, чтобы видеть и Януша, и обоих своих защитников, ибо они видели в писатели человека, который брал на себя ответственность за судьбы многих.
– Как там, в Квесте, – спросил разведчик у Кёниге, – что происходит?
– Они добрались-таки и до меня, – признался писатель. – Пришлось спешно уходить, двигаться сюда. Я подозревал, что рано или поздно это случится и потому давно приготовился к этому моменту. Теперь они считают меня погибшим, не пожелавшим сдаться им на милость. Эта версия меня вполне устраивает.
– Что собираешься делать дальше?
– Присоединюсь к вам, – улыбнулся Кёниге. – На какое-то время климат Клайва сделался для меня вредным. А я давно собирался выбраться на иные миры, посмотреть, как там да что. Начну, пожалуй, с Мардука, а там, может статься, отправлюсь и дальше. Позднее собираюсь снова вернуться к литературной работе, набравшись новых впечатлений и наработав новые сюжеты.
– Прекрасные намерения, – похвалил слова писателя разведчик. – Мы будем рады, если вы составите нам компанию. На борту яхты найдётся каюта и для вас. А пока что хорошо бы немного окунуться, чтобы смыть с себя следы всех неприятностей, что свалились на наши головы. Есть тут где поблизости речка или какой другой водоём?
Такой водоём нашёлся и скоро все плескались в небольшом озерке. Чижевски сначала сидел на берегу и наблюдал за ними, а потом разделся и тоже полез в воду. Они ныряли, погружаясь глубоко, но так и не достигая дна, или просто пересекали небольшое карстовое озерко, от одного берега до другого, устроив соревнования, но скоро и выдохлись, так как ещё не отдохнули, а переполнявший их восторг не мог долго поддерживать истаявшие физические силы. Потом они легли на траву, устроившись так, что их не было видно со стороны или сверху и какое-то время лежали, молча и думали каждый о своём. Ведь у каждого было о чём подумать. Даже Чижевски, который за время своего заключения о всём кажется уже передумал, и тот погрузился в думы и даже шевелил губами, проговаривая какой-то длинный монолог. Его прервал Стелл, который поднялся первым и решительно заявил:
– Всё. Хватит. Мы дали себе отдых. Играть дальше с птицей наши удачи не стоит. Пора нам убираться отсюда, ибо рано или поздно сюда кто-нибудь явится, чтобы проверить эту шахту.
– И что они там найдут? – С интересом спросил Кёниге.
– Ничего не найдут, – уверил его разведчик. – Мы складывали породу так, что её легко можно обрушить. Пусть создастся впечатление, что здесь пройти невозможно. Пока вы собираетесь и маскируете следы нашего здесь присутствия, я пойду установлю несколько взрывных зарядов, которые вернут завал на своё былое место. У нас имеются такие заряды?
– Найдётся, – кивнул Клаузе. – Пойдём, я тебе их выдам.
Остальные занялись тем, что подчищали за собой, делая так, словно здесь долгое время никого не было. Опытные подпольщики не раз это проделывали и их не затруднило всё замаскировать так, убрав все свои следы присутствия.
Теперь, когда они начали действовать, все двигались быстро и чётко. Следы свои они тщательно удалили, а тем временем вернулся и Стелл, который установил заряды на время, необходимое им, чтобы удалиться подальше. Столь же быстро все заняли места во флайере, который вспорхнул и помчался прочь, управляемый опытной рукой разведчика. Только один Хай знал, где находится космическая яхта, на которой он прибыл сюда, чтобы помочь Янушу Чижевски и его людям. Подумать только, прошло не так уж и много времени, но промчалась целая цепочка событий, в результате которых группа мардукцев сильно убавилась. Что они скажут барону, когда вернутся на Мардук?
– Что мы скажем оф Траскону, – вздыхая, пожаловался Ян Кёниге, – когда будем дома?
– Я считаю, – тут же ответил, и довольно жизнерадостно, известный писатель, – что главное для вас будет то, что вы будете дома. Ведь так?
Чижевски пожал плечами и был вынужден согласиться. Хоть он и родился совсем в другом мире, но за последнее время свыкся с мыслью о том, что именно на Мардуке и есть его настоящий дом. Да, пожалуй, он согласен с этим утверждением.
– А как же вы, уважаемый Карл? – Спросил он у писателя.
Теперь пришла очередь вздыхать и поднимать брови литератору. Но тот быстро нашёл нужные слова.
– Знаете, я ведь об этом уже думал. И не раз. Дом. Что это для нас? Только ли убежище, место, где можно расслабиться? Знаете, у ребёнка, который ещё только развивается в чреве матери, тоже ведь есть какие-то чувства. Пока это лишь ощущения, но и они несут в себе значения и память. Для нерождённого ребёнка мать и есть убежище, защита, оплот. Говорят же – плоть от плоти, не задумываясь о глубине смысла этого выражения. Потому дитя и сохраняет трепет к своей родительнице, что те его дородовые воспоминания не пропадают, а уходят в самую глубь памяти. Мать это и есть первый дом для ребёнка. Отсюда и ощущения защиты у нас, когда мы обретаем свой дом в уже привычном его значении. Мы просто извлекаем из памяти часть своих ощущений, перемешанных с инстинктами, и уже руководствуемся ими и дальше. Со временем дом для нас становится подобием той защиты, каким раньше служила мать, родительница. Потому иметь свой дом для любого человека является естественным желанием и правом, которого лишать его нельзя ни в коем случае.
– Но как же с вами? – Поинтересовался Чижевски. – Вы сами лишили себя своего собственного дома, своего оплота, как вы его назвали.
– Со мной случай особый, – примирительно улыбнулся Кёниге. – Не забывайте, что я всё же писатель, а это человек особых кондиций, если здесь применительно это слово.
– Какие же между ними разницы? – Включился в беседу Стелл, который, как оказалось, не только управлялся с транспортом, но и внимательно вслушивался в речи товарищей.
– Я ведь не даром для примера назвал вам ребёнка. Всё нынешнее человечество, не смотря даже на то, что оно распространилось на какую-то ничтожную часть Галактики, суть не более, чем детский коллектив.
– Детский? – Изумлённо переспросил Клаузе. – Как вас прикажете понимать, босс?
– По своим стремлениям и стимулам, – принялся терпеливо объяснять писатель. – Здесь и любопытство, и агрессия, и желания обладать сразу всеми игрушками, какие выдали на коллектив. Взрослые люди, они продолжают оставаться детьми, во многом потому, что не желают менять свои приоритеты. Редко кто берёт на себя ответственность за последствия своих действий, не по долгу службы, а по причине нравственных ориентиров. Такие редкие одиночки понимают много больше прочих, но они не становятся лидерами, ибо это не в интересах системы, той организации общества, которая несёт в себе объединяющие и контролирующие функции.
– Ага, – кивнул головой Чижевски, – тогда как вы …
– Тогда как я уже перерос этот уровень, – с улыбкой заключил Кёниге, – и это дало мне новый уровень ощущений, которые распространились и на ощущения своего дома.
– Интересно, – заявил Януш. – И в чём же они заключаются?
– Касательно дома? – Уточнил писатель. – Или взрослости?
– Наверное, – оглянулся на своих товарищей Януш, – нам будет любопытно послушать и про то, и про другое.
– Извольте, – хотя Кёниге продолжал улыбаться, но чувствовалось, что он не шутит, а говорит о вещах вполне серьёзных. – Сначала о взрослости. До этого состояния человек должен созреть, и здесь совсем не обязательно наличие каких-то особых знаний. Знаний, в которых вращается наше общество, вполне достаточно, чтобы повзрослеть. Но для этого надо провести внутреннюю и потому глубокую переориентацию своих целей и стремлений. Как только ты достигнешь необходимого уровня, ты сам заметишь этот «переход». И тогда тебя самого будут смешить свои же прошлые устремления. Тогда станет видно, насколько они детски. Появятся новые цели и задания уже совершенно иного, взрослого уровня. Вы это ощутите сами, если сумеете до этого дозреть. К взрослости индивидуума приходят мыслители и писатели, которые находятся в состоянии поиска, в том числе и новых, более глубоких сюжетов. Сначала им кажется, что они разрабатывают содержание новой концептуальной книги, и только потом ощущают, что меняют сами себя в результате перехода но новые уровни познания окружающего нас мира. Уже потом они видят, насколько прост этот самый переход и удивляются, почему же все прочие, окружающие люди не желают меняться, взрослеть.
– И почему же? – Почти что с обидой поинтересовался Киану.
– Подспудно многие ведь хотели бы оставаться детьми, с которых нет никакого спросу, никакой ответственности. Люди научились правилам Игры, особой «детской» игры, в которой они правдиво и даже талантливо играют во взрослых, в войну и политику, в прогрессорскую деятельность, в науку и экономику, во что угодно, но это всё остаётся не более, чем игрой, Большой Игрой для всего человечества Империи.
– Ну, хорошо, – кивнул Чижевски, – сделаем вид, что мы вас поняли и с вами согласились, – а как же тогда Император? Он тоже играет во «взрослого»?
– Мне кажется, – медленно ответил писатель, – что до недавнего времени так и было, а потом он созрел до истинного понимания. И тогда его удалили из общей Большой Игры.
+ + +
Опытный офицер, которого совсем не зря приблизил к себе покойный Курт Клайдерманн, разбиравшийся в людях и их способностях, Кавагоэ, совсем не успокоился, когда получил донесения о гибели беглецов и отряда преследовавших их стражников. Пока проводились, с осторожностью и тщанием, работы по раскопке обвалившейся части тоннеля, а потом и идентификацией изуродованных останков, Кавагоэ изучал схемы всего подземного комплекса. Офицер из департамента дознания уже понял, что люди, с которыми ему повезло, или не повезло столкнуться, отнюдь не дилетанты и очень даже хорошо подготовились к операции по вызволению своих товарищей. К слову сказать, среди организаций Сопротивления такого уровня специалистов было ничтожно мало, если не предположить большего. Но и исключить наличия их тоже было нельзя. Сам Кавагоэ не мог на себя взять ответственность предположить, что здесь приложили свои способности люди, не принадлежащие к населения Клайва. Хотя Клайдерманн, останься он в живых, и мог бы предположить нечто подобное, мотивируя тот факт, что в деле активно участвовали люди из мардукской миссии, которые вполне могли бы иметь других сторонников или, пользуясь техническими возможностями, вызвать для себя подкрепление. Кавагоэ не имел безупречной репутации Клайдерманна, тем более, что капитан умудрился погибнуть во время ведения дознавательных процедур и тем сделал возможным переложить часть ответственности на него, по той важной причине, что уже не мог на навет ничем ответить. А обвинить погибшего всегда легче. Тем более, если на необвинения не наложен запрет из высших сфер командования. Для себя же Кавагоэ мог сделать только одно – быть таким щепетильным и педантичным, насколько это вообще возможно физически.
Обложившись всевозможными схемами подземных пространств комплекса, офицер старательно изучал тоннели, переходы и промзоны брошенного горно-обогатительного комплекса, приказав себе считать беглецов живыми. Как бы они действовали в такой ситуации?
По всему выходило, что путей у этих мифических «выживших» просто не было. Разве что … разве что они воспользовались бы выходом тех разработок, которые были оставлены много лет назад, ещё до той поры, когда начал функционировать основной комплекс шахт. Тот участок был одним из первых, какие называют «пристрелочными», и так и не был закончен. Теоретически он не вёл никуда. Теоретически, по той важной причине, что в силу его незавершённости его подробных схем так и не было составлено, а если к нему и вёл какой-то проход, так только изнутри, со стороны сети подземных выработок, в которых мог разобраться только специалист. Себя такого работа специалистом Кавагоэ не считал и потому решил не ползать по подземным коридорам, а осмотреть эту шахту снаружи, для чего вызвал полицейский гравитанк и отправился туда сам, в сопровождении отделения спецназовцев, которые послушно заняли место в своей машине.
Конечно же, на шахте они ничего не нашли. Вроде бы здесь кто-то и был, но полной уверенности у Кавагоэ не было, а начинать новый этап этой кампании ему было не с руки. Ибо пришлось бы брать на себя, вместе с командованием и всю ответственность за это дело, включая сюда и то, за что он отвечать не был должен. По этой важной причине Кавагоэ не стал углубляться в детали, отметив в подробном донесении то обстоятельство, что тоннель старой шахты был обрушен и пробиться туда, без использования тяжёлой техники, было никак невозможно. А на то, что следы обрушения были недавними, этого в донесении офицер поминать не стал, чтобы не вызвать недовольства тех, кто будет искать, на ком бы можно сорвать начальственный гнев.
Дело было окончательно закрыто, а беглецов объявили пропавшими без вести. Что тела их не были идентифицированы среди тел стражников, отмечено тоже не было. Рапорт был составлен таким образом, чтобы прямо этого не сказать, но проверяющие пришли бы к выводу, что беглецы непременно погибли. Такого рода искусством обладают те люди, которых не зря именуют крючкотворами и к посредничеству которых прибегают, увы, снова и снова.
+ + +
– Наш Император? – Недоверчиво переспросил Чижевски.
– Точно так, – вполне серьёзно кивнул Кёниге. – Но это только мои ощущения. Больше я сказать про это ничего не могу, по той важной причине, что не владею всей полной информацией. Где он, Пра гэгхарн Татен, и где я. Вы меня понимаете?
– Хотелось бы думать, что – да, – ответил Чижевски. – а что вы там говорили про дом?
– Про дом?
– Да, – напомнил Клаузе. – Вы обещали рассказать про дом с учётом своей взрослости.
– Ах это. Извольте. Как я уже говорил, что глубоко в сознании люди олицетворяют дом с убежищем и покровительством, со своей матерью. Но эти чувства связаны, прямо и косвенно, с его детскими ощущениями. Как только человек дозревает до действительного взросления, со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами, то у них меняются и восприятия дома.
– Каким же образом? – Спросил Чижевски, но, судя по тому, как и все прочие, включая и разведчика, вслушивались в слова писателя, это было интересно всем.
– Как я уже говорил, для ребёнка важно чувствовать защищённость, тогда как взрослый думает о том, каким он образом он может изменить своё жилище, чтобы оно стало комфортнее и отвечало его требованиям, и, вместе с тем, было удобно и комфортно для всех, кто проживает с ним рядом и небезразличен ему. К этому можно отнести и биосистему, а не только людей, родственников или соседей.
– Это как же вас понимать? – Неуверенно переспросил Чижевски. – Относительно изменений своего дома?
– Конечно же – в самом широком толковании этих слов. Другими словами, это значит, что привычное нам понятие дома расширяется до границ города, потом – континента, а затем и всего мира.
– То есть вашим домом, – решил уточнить Сэнди Грей, – становится целый мир?
– Получается, что так, – согласился с молодым мардукцем писатель. – Потому для меня и не является такой уж трагедией потеря того жилища, того особняка, какой у меня был. Здесь главное, в сложившейся ситуации, убедить власти, следственные органы, что Карл Кёниге добровольно ушёл из жизни, не пожелав сталкиваться с департаментом дознания. Эксцентричный человек и к жизни должен относиться с известной долей эксцентричности.
– Вы уверены, – спросил писателя Чижевски, – что на самом верху поверят в вашу смерть?
– Это не так уж и важно, – беспечно улыбнулся Кёниге, – поверят они или нет. Здесь свою роль играет другое – смогут ли они этому что-то противопоставить. Я думаю, что для них удобнее всего сделать вид, что меня больше нет. А если я не буду демонстрировать своего какого-то присутствия, то они, я надеюсь, что успокоятся.
Какое-то время все молчали. Кто-то думал о своём, кто-то посматривал наружу. Стелл старался держать машину чуть выше крон, а некоторые древесные гиганты покачивали верхушками даже выше той условной трассы, которой держался разведчик.
– Это ты хорошо придумал, – разорвал общее молчание Чижевски, повернув голову в сторону писателя, – про дом и про взрослость. А что ты скажешь относительно участи тех, кто остался там, под землёй, в гигантском узилище, которого как бы и нет. Как с этим соотносится твоя взрослость?
– Это весьма сложный вопрос, – ответил, после минутной паузы раздумий, Кёниге. – Но от этого ведь никуда не денешься? Это дополнительное подтверждение моей версии о детской сущности нынешнего человечества. Всегда ведь находятся люди, которые желают силой заиметь себе блага, которых на всех не хватает. Это могут быть как отдельные хулиганистые единицы, так и личности, которые в силах объединить вокруг себя сторонников и устроить банду или организацию единомышленников. Если же организаторские способности у группы личностей велики, то они разрабатывают политическую систему и начинают менять общество под себя, под свои нужды и под свои потребности. Вы рассказывали о Лиловом Джо. Типичный пример, подтверждающий мою теорию. Вместе с тем твой вопрос, уважаемый Януш, можно разделить на две ветви – справедливость и несправедливость.
– А при чём здесь банды … и справедливость? – Нахмурился Сэнди Грей, который успел послужить в полиции Большого Вавилона.
– Я не даром упомянул два пути, по которым организовывают вокруг себя харизматические люди. И, если одни стараются действовать на пользу себя и своих сторонников, то есть включаются в систему манипулирования несправедливостями, то есть рассматривая исключительно себя, свои желания и стремления, то другие пытаются поменять само общество, его институты и механизмы, то есть совершая его перенастройку. В первом случае идёт речь о тех бандах, о которых выразил сомнения наш молодой друг с Мардука, а во втором дело много сложнее, ибо происходит покушение на основы государственной системы, а это для системы много опаснее, чем преступление против нескольких отдельных представителей общества. Такого рода преступления, преступления второго типа. Как я это назвал, всегда караются много строже, чем первого. Я скажу даже больше того. В отдельных случаях государственная система идёт на контакт с представителями преступного мира первого типа и заключает с ними своего рода негласные отношения для совместной борьбы с теми угрозами, которые может претерпеть государственная система, при которой прекрасно себя чувствуют элиты, а также влиятельные преступники первого типа. Подумайте сами. В добавление к полицейским организациям, в случае необходимости, подключаются те, кого полицейские ещё совсем недавно преследовали, но теперь вступили в союзнические обязательства против тех, кто хочет что-то поменять в обществе, где нарастают противоречия и становится всё меньше того, что именуют справедливостью.
– Это всё красивые и умные слова, – включился в монолог писателя Киану Клаузе, – но что же вы скажете о свободе? Свободе, которую мы потеряли? И которую обрели сейчас.
– Свобода, – повторил писатель, словно пробуя на вкус это слово. – Что можно сделать во имя свободы? Это, как ни странно зависит от всех нас. Зависит от того, как мы готовы распорядиться этой самой свободой. Она, как ни странно это звучит, подразумевает от людей некоего рода умений и навыков. Я вас уверяю, дорогие друзья, что большинству эта самая обожаемая вами свобода не так уж и нужна. По крайней мере для тех, кто не нюхал воздуха в такого рода узилищах, через которые вы прошли. Они согласны довольствоваться видимостью свободы и терпеть тотальный контроль со стороны власти, лишь бы не брать на себя ответственность за то, чтобы с умом этой самой свободой распорядиться, повернуть её на пользу не только себя, но и всего общества, то есть и для будущих поколений нашего общего мира, о котором много говорят, но мало делают нынешние власти, забывая о том, что «завтра» делается «сегодня», а начинается делать ещё и «вчера». Всё ведь в нашей жизни взаимосвязано, друзья, многими и самыми разными посылами и начинаниями, и некоторые из этих начинаний тревожат меня.
– Это вы про «электриков»? – Быстро спросил Хай Стелл, кинув быстрый взгляд на писателя и снова устремив взор вперёд, выбирая путь для низко летящего флайера.
– Про них, – согласил с предположением разведчика Кёниге, – и про некоторые другие особенности нашего нынешнего развития. Может быть вы думаете про меня, что я в курсе всех свершений на Клайве? Если так, то вы глубоко ошибаетесь. Многое и очень многое для меня точно так же неизвестно, как и для абсолютного большинства наших сограждан. Если я что-то и знаю, так только то, до чего я дошёл на основании личных наблюдений и умозаключений. В частности, о том, что развитие некоторых областей экономики и внутренней социальной политики курируется кем-то извне Клайва.
– Мы тоже это предполагаем, – доверительно сообщил Стелл. – Сюда, на Клайв, присылают партии ультрадейтерия, минерала, добываемого на Нифльхейме и обладающего рядом удивительных свойств, в том числе и мутагенного характера.
– Вот видите, – вздыхая, продолжил писатель, – мои ощущения подтверждаются. Кто-то, отдельный человек либо целая организация, достигли в своём развитии таких пределов, что взялись управляться обществом граждан Империи, устранив из управления событиями Пра гэгхарн Татена, который мог бы помешать им в этом грандиознейшем проекте.
– Что вы об этом знаете? – Голосом, в котором проскальзывал звенящий металл вопросил Стелл. Остальные молчали, но каждый обратился в слух.
– Ничего, – развёл руками Карл Кёниге. – Я могу только размышлять и предполагать. Могу сочинить по этому поводу увлекательную и многозначительную книгу, но только потом, когда у меня сложится достойный сюжет, а это тоже немалый труд.
Кёниге начал рассказывать, как зарождаются, сначала - в голове, среди сонма смутных замыслов, которые начинают обрастать плотью конкретного материала.
– Читатель должен поверить автору, поверить, что всё, о чём узнаёт, это всё происходило, или вот-вот случится. Лишь тогда наступают сопереживание, когда читательское внимание входит в резонанс с воображением читателя. Книга ведь прообраз некоего магического аккумулятора, который заряжает нас энергией, особого рода энергией, толкающей всех нас в мир Завтра. Когда этого не происходит, человечество топчется на месте, а потом и вовсе начинает отползать, откатываться назад. Порой такое сползание рискует завершиться социальной катастрофой и потому мы, писатели, выполняем для людей важную социальную миссию, о которой я могу рассказать вам, друзья …
– Быть может когда-нибудь позже, – прервал Кёниге разведчик. – Внимание, приготовьтесь, на всякий случай, к разного рода неожиданностям. Мы приближаемся к тому месту, где я оставил яхту. Она находится под защитой особого поля, так что нам придётся быть предельно осторожными. Сейчас мы пойдём на посадку. Пожелайте себе, да и всем остальным удачи …
Обычно межзвёздные яхты останавливаются на самых лучших площадках столичных космодромов, и их обслуживает целая команда специалистов. Особенно если эта была приписана к Мемфису, пусть даже и в прошлом. Но только эта яхта, яхта барона Траска оф Траскона, которая, должно быть, переняла от хозяина участь вечного скитальца, а попав в управляющие руки Хая Стелла, так и вовсе как бы перенеслась в особый мир, мир заговоров и тайных операций, в котором происходят самые удивительные происшествия. Словом, не стоит удивляться, что этот космический корабль находился в затерянном лесном овраге, замаскированный поваленными деревьями, маскировочными сетками и отражающей стеной охранного агрегата, работавшего в режиме «призрак», который автоматически активизировался при приближении кого-то постороннего, о чём давал сигнал какой-либо из неприметных датчиков, развешанных предприимчивым Стеллом по всей округе.
Только после того, как Хай отключил этот агрегат, все увидали проход в этот самый овраг, где уютно устроился корабль, как накормленный младенец в колыбели. Чижевски аж прослезился, узнав «Волну», на которой он когда-то успел попутешествовать вместе с бароном и даже побывать в Мемфисе, в тот недолгий период, когда Пра гэгхарн Татен собирался приблизить к своей персоне владетеля Мардука, смешав тем карты нескольким придворным партиям игроков в увлекательную игру под названием «Имперская Политика».
– Корабль заправлен и готов отправиться домой хоть сейчас, – деловито сообщил Стелл. – Наша миссия здесь несколько затянулась и давно уже пора отсюда отбыть. Есть ли у кого возражения, или другие препятствия для полёта?
Конечно же, ни у кого возражений не было. Вот только куда именно надо направить яхту?
– Конечно же – на Мардук! – Громогласно заявил Сэнди Грей, к голосу которого, казалось, присоединили свои безмолвные голоса его товарища, Фокс и Симменс. Да, они погибли, но сейчас как бы их тени легли рядом с Греем и тот говорил от имени и своих товарищей.
– Я бы не спешил делать того, чего от наш ждут наши недоброжелатели, – предположил Чижевски.
– Но ведь для всех нас как бы и нет, – замахал руками Клаузе, которому смертельно надоело прятаться и таиться. – Для всех мы погибли, сгинули в подземельях самой удалённой тюрьмы в Империи.
– Я бы так не говорил, – повернулся к Киану Януш. – Я знавал того, кто сумел выбраться из ещё более отдалённого и охраняемого заключения, откуда невозможно бежать. Однако же он выбрался оттуда и, своими славными деяниями, заставил других считаться со своей удалью. Если наши враги не так глупы и знают, с кем им приходится иметь дело, то они, на всякий случай, проверят то место, куда мы устремимся, если всё же унесём свои ноги с этого опасного мира. И это будет, как вы уже поняли – Мардук.
– Что же нам делать?!
Бедняга Грей был разочарован столь сильно, что кулаки его, сами собою, сжались, словно он намеривался силой отстаивать свою точку зрения. И Киану Клаузе был готов его поддержать. Они стояли рядом, плечом к плечу. Но, конечно же, оба они не стали бы ссориться со своими друзьями. Просто нервы у всех были напряжены до предела.
– Я думаю, – поднял руку, чтобы привлечь общее внимание Кёниге, – что ваш друг прав. Не стоит отправляться обратно столь просчитываемым путём. Лучше будет сначала связаться с вашим покровителем и рассказать ему, честно и до конца, с чем вы столкнулись на Клайве. Ваш барон, судя по вашим рассказам, человек весьма опытный в делах такого рода. Наш друг, Хай Стелл, дока по части нахождения выхода из безвыходных ситуаций. То есть у нас достаточно сильный набор карт, чтобы продолжать нашу партию и дальше.
– Так и поступим, – решил сказать и своё слово, слово руководителя миссии, Ян Чижевски. – Мы покинем Клайв, потому как делать нам здесь больше нечего, и свяжемся с оф Трасконом. У меня имеется код для экстренной с ним связи. Думаю, что он подскажет нам, что делать дальше.
Пока они совещались о разных вариантах своего пути, возвращения на Мардук, Хай Стелл отправился разблокировать защитное поле яхты. Он отсутствовал довольно долго, ибо постарался сделать так, чтобы до корабля не мог добраться никто. Вход защищала целая система умело расположенных ловушек и преград. Оказалось, что некоторые из них успели сработать и возле корабля валялось несколько тушек любопытных животных. Был даже человеческий труп. Какой-то бродяга наткнулся на странное явление и попытался в нём разобраться. Результатом стала его кончина. Хорошо ещё, что он не привёл с собой товарищей, чтобы разобраться во всём вместе.
Пожалуй, это был единственный печальный момент во всём финале этого дня. Грей и Клаузе выкопали для несчастного могилку и труп бродяги захоронили. Все какое-то время постояли, молча. Каждый из них вспоминал собственные беды и думал о том, что если бы они не были столь дружны и отчаянны, то и их тела нашли бы успокоение в земле Клайва.
Запустить двигатели яхты было несложно. Преимущество этого корабля было в том, что оснащён он был довольно мощными антигравами и потому бесшумно взмыл над поверхностью, а главные двигателя запущены были в поднебесье, используя облачность. Сделав скачок, яхта покинула пределы Клайва и растворилась в космическом пространстве, совершив новый скачок, уже гиперпространственный, чтобы отправиться ... Отправиться куда? Ян Чижевски упоминал про тайный код, которым снабдил его барон. Поэтому он удалился в рубку, где имелась аппаратура гиперсвязи, которая обеспечивала общение через необозримые просторы и делала возможным разговор, без учёта того расстояния, которое обычные волны пролетали бы за весьма ощутимые временные промежутки.
Раз за разом Чижевски повторял вызов барону, но ответа не было. Януш этому обстоятельству не отчаивался. Ведь не стал бы такой занятой человек, как владетель целого мира, проводить вблизи аппарата гиперпространственной связи. Хотя, с другой стороны, барон вполне мог бы установить на приборе датчик, который даст сигнал, что с ним хочет пообщаться кто-то достаточно близкий, кто-то, имеющий доступ к секретному коду. Но, судя по тому, что время шло, а ответа всё не было, Чижевски становился всё мрачнее. Он даже покинул рубку, в которой собирался оставаться столько, сколько понадобиться, то есть – до «победного конца». Но ни победы, ни конца не наступало и он решил отвлечь себя от досадностей неизвестности и выпить добрую порцию рушта. Многократно проверенный способ.
Как только Янек вышел из рубки, туда скользнул разведчик и тоже попытался задействовать тот же самый аппарат , и тоже с применением тайного кода. Стеллу повезло больше и он установил контакт, добившись ответа. Поговорим несколько минут, он отключился и присоединился к Янеку, молча выпив целый стакан крепкого алкогольного напитка. Лишь после этого он заговорил.
– Я решил последовать твоему примеру, – глухим голосом произнёс разведчик.
– Какому? – Чижевски словно вынырнул из объятий меланхоличного безразличия.
– Связаться по гиперсвязи.
– И как? – Слова после большой порции рушта выстраивались, но с видимым усилием. – Получилось?
– Не сразу, но получилось.
– С кем же ты разговаривал?
Формально Чижевски продолжал оставаться главой мардукской миссии, по крайней мере, до своего бесславного возвращения на Мардук, где придётся отчитаться перед бароном за все свои действия. Но Хай Стелл выполнял свою собственную работу и был автономен. Потому Чижевски не вправе требовать от него подробностей. Но в последнее время между ними установились дружеские отношения, а это вносит свои коррективы в отношениях. Оба это понимали, тем более, что сидели рядом, плечом к плечу и пили терпкий рушт.
– С Шином. Они, с Омо Занц, были направлены в помощь викингам, помогать и направлять их неукротимые нравы.
– И как они там? Как Омо?
– Нет больше Омо …
Неожиданно глаза Хая наполнились обильными слезами и это было так непривычно, что Януш почти протрезвел. Чижевски открывал и закрывал рот, собираясь выспросить подробности этой невероятной новости, но не решался. Впрочем, Стелл заговорил снова.
– Этот мир … Куш … Там всё очень непросто … Зря мы туда вообще сунулись …
– Я тебе сочувствую, старина …
Чижевски подумал, стоит ли ему сейчас обнять приятеля и, по-отечески, прижать его к себе. Но, не решился.
– Я хорошо понимаю, – продолжал разведчик ровным голосом, словно капли слёз не стекали у него по изрезанным свежими морщинами щекам, – что у нас, при нашей профессии, конец предназначен. Если мы не бросили своего дела. То нечего и уповать на … на … Но Омо … я не могу представить … что её больше нет …
Оба товарища налили ещё по порции алкоголя и выпили. А потом Стелл рассказал, что успел поведать ему Шин в течении короткого сеанса гиперпространственной связи. Самое главное Хай сказал в самом конце.
– Они отправились к Эдмонду. Там, на Иуну, случилась трагедия. Если не сказать больше. Я не знаю многого, но, похоже, Мемфиса больше нет. А Траск оф Траскон как раз и был там. Он пытался вытащить императора с того света. Я не очень понимаю, каким образом он собирался проделать это, но вроде бы кое-что ему удалось. Может потому Мемфис и уничтожили, я не знаю ...
– Стало быть, – перебил разведчика Чижевски, – теперь нам ясно – куда надо направить яхту.
– К Иуну, – твёрдо сказал Стелл.
– К Иуну, – эхом отозвался Януш.
Глава 11. Неужели это завершение?
Контрасты. Они помогают нам, оттеняют события, делают их выпуклыми и превращают жизнь в нечто необыкновенное. Если вы желаете прожить жизнь самым чудесным образом, то именно контрастны наполнят её необыкновенными впечатлениями.
Только что Траск оф Траскон лежал на возвышении стола, расслабленный, вспоминающий перипетии сна, как испуганные слова доктора сорвали его с места. Соскочив на холодный пол, барон мигом вооружился теми приспособлениями, что успел прихватить с собой при бегстве из Императорского Дворца, а Эммерли дрожащим голосом то пытался рассказать, что увидели его ассистенты, то начинал с жадным любопытством расспрашивать своего пациента о том, что он вынес с собой из вызванного нейрологом искусственного сновидения.
– Сначала говорите вы, доктор, – потребовал Траск и даже слегка тряхнул Дидье Эммерли, схватив его за предплечья, так, что зубы нейролога звонко клацнули, – а потом уже наступит моя очередь. Только, как мне кажется, пока что нам всем не до разговоров. Я прав?
– Истинно так, – быстро несколько раз судорожно кивнул доктор, лысина которого раскраснелась и покрылась мелкими капельками пота. – Простите меня, я, кажется, начал паниковать. Дело в том … во имя Сущего … дело в том …
Руки у Эммерли тряслись до такой степени, что он измазал себе всё лицо, вытирая испарину. Он ухитрился вымазать чем-т о свои руки, которые, по обычаю всех медиков, содержал всегда в абсолютной чистоте. Что могло случиться, что он столь сильно напугался? Пожалуй, на ум приходит только одно.
– Больные? – Предположил барон. – Они появились в Гермонте?
– Д-да! – Энергично и вместе с тем истерично кивал головой Эммерли. – Они появились здесь …
– Где это – здесь? – Решил уточнить Траск оф Траскон, озираясь по сторонам. – На территории научного центра?
– Почти, – шептал доктор, продолжая обильно потеть. – Совсем рядом. Но … вы же мне расскажете, что успели узнать, пока спали?
Отодвинув настырного учёного, барон отправился на разведку. Неужели случилось то, чего он всё время опасался? То есть в обрушившихся на поверхность сооружениях Мемфиса остались живые люди, сделавшиеся, волею несчастного случая, частями коллективного биологического оружия. Как у каждого высокотехнологического оружия, в них была заложена программа на уничтожение противника, а также способы его обнаружения, как то – проникновение на территорию ближайших строений и технических сооружений, если таковые находятся поблизости. Мемфис парил почти над расположением старой столицы Империи и потому несчастным больным не пришлось долго искать объекты своих интересов.
Барон строил свои предположения, направляясь в сторону ближайшей наблюдательной площадки, которые он организовал в первую очередь, чтобы контролировать подходы к их лаборатории и месту базирования. Один из ассистентов постоянно находился на одной из площадок. Вообще таковых барон устроил шесть штук. Приходилось делать обход и перебираться с одной стороны здания на другую. Ассистенты ворчали, но подчинялись, понимая, что это и в их интересах. На какой из них они сейчас находились?
Это выяснилось почти сразу. Оба ассистента стояли у парапета и глядели вниз, наполовину свесившись. Барон направился к ним, двигаясь по своей привычке практически бесшумно. Приблизившись вплотную, он схватил обоих наблюдателей, зажимая им рты, и оттащил их назад. Симпониус глухо всхлипнул и завалился, потеряв от неожиданности сознание. Барон едва не уронил его на покрытие площадки и потому ослабил хватку на рте Регаты, который извивался, пытаясь вырваться из объятий своего защитника. На мгновение ему удалось вырваться и он успел издать дикий вопль, но тут он увидал того, кто его столь неожиданно схватил.
– Во имя Сущего … – бормотал ассистент. – Во имя Сущего …
– Забирай Эшли, – злобно буркнул барон, обращаясь к Регате, – бегите к своему шефу и все вместе отступайте по эвакуационному переходу в соседнее здание. Я встречу вас там и мы все вместе уйдём.
– Куда? – Бестолково пискнул Дэйв.
– Нет времени на разговоры. Бегом!
Эшли Симпониус уже беспомощно возился, пытаясь подняться, а барон уже мчался к центральному порталу здания. Это был весьма обширный холл, украшенный вычурными изразцами, привезёнными на Иуну с какого-то из курортных миров, богатых на красивые минералы. Цветными блестящими камушками изображали целые картины. Подобное панно имелось и здесь. Вот только оно начало разрушаться со временем и часть картины обрушилась, засыпав пол холла разноцветными глянцевыми обломками.
Конечно же, движения этих олухов должны были привлечь заражённых «кровавым бешенством», а вопль Регаты служил явным сигналом для нападения. Барон наклонился над ограждением и сразу увидел повёрнутые к нему лица с раззявленными в немом вопле ямами ощеренных ртов. Увидав барона, больные завыли и кинулись к лестнице. До появления их наверху оставались считанные минуты. Что же делать? Медики ведь не успеют убраться отсюда и своими движениями привлекут внимание нападавших.
Особого выбора не было и барон сам полетел по широкому пандусу вниз, издавая столько шума и грохота, сколько сумел произвести. Он стучал самодельной пикой по заграждениям пандуса и чиркал наконечникам по стенам, вызвав ещё один обвал изразцов злосчастного панно. Траск оф Траскон направлялся на уровень, находившийся чуть ниже того, на котором они устроили лабораторию. Он успел свернуть туда в тот момент, когда снизу вылетели первые фигуры нападающих. Увидав барона, они увеличили скорость. Обычный человек столь быстро перемещаться не может. То есть мог бы, но в организм предусмотрительно встроены Природой пси-блоки ограничения, чтобы не изнашивать суставы и органы чрезмерными нагрузками. Но оружию ведь щадящий режим ни к чему и потому программа перенастройки организма эти пси-блоки ликвидировала. Потому больные «бешенством» были сильнее и быстрее большинства обычных людей. Но ведь барон Траск оф Траскон не был обычным человеком и потому он легко увернулся от хватания тянувшихся к нему рук и устремился по длинному коридору, увлекая следом за собой всю эту шайку преследователей, которые всё сильнее растягивались, отставая от группы, которая мчалась за бароном, пытаясь его догнать. Дело в том, что при падении на поверхность Иуну с большой высоты покалечилось много заболевших. Кое-кто так и не оправился, а все прочие получили повреждения, на которые они не обращали внимания, но они от этого не исчезали, и некоторые из преследователей теперь ковыляли на сломанных ногах или размахивали искалеченными руками. Боли, как таковой, для них уже не существовало, как не бывает больно пуле или снаряду.
– Ар-ра!
Барон ловким ударом наконечника пики перерубил горло первого из преследователей, и тот покатился под ноги остальных догоняющих. Через мгновение посередине коридора копошилась куча живых тел, которые копошились, силясь подняться, завывая и мешая друг другу. Потом они всё же разобрались и поднялись на ноги, но за эти мгновения барон успел добежать до противоположного конца галереи и даже немного отдохнуть там, успокаивая сердце, которое чрезмерно трепыхалось в груди от чрезмерной порции адреналина.
Как там эти учёные умники? Сумели ли они добраться до эвакуационного коридора, который соединял подвальную часть этого здания с точно такой же зоной здания соседнего. Барон обещал встретить там своих партнёров, которые слишком зависели от него, от его умений выживать в самых экстремальных условиях. Уж чего-чего, а этого искусства он не мог позабыть, потому как подобные навыки ему приходилось использовать снова и снова.
Коридор наполнился топотом, который перекатывался от стены к стене. Преследователи приближались к нему. Траск оф Траскон мог бы ускользнуть от них, но ему приходилось сознательно рисковать, оставаясь в зоне видимости больных «кровавых бешенством». Стоит ему удалиться от них, и они задействуют все возможные способы обнаружения сбежавшей жертвы. В том числе и обострённый слух, и утончённое обоняние. Вдруг кто-нибудь из них почувствует, услышит и других беглецов? Тогда они устремятся за медиками и быстро нагонят их. Вряд ли нейрологи смогут защититься от бешеных безумцев, коллективного биологического оружия. Скоро они сами сделаются его составными частями и примут участие в охоте на барона. Так что пусть уж лучше на него охотятся эти.
Траск оф Траскон уводил за собой преследователей, перебираясь с этажа на этаж, с яруса на ярус. Он заманивал их на самый верх здания научного центра, стремясь попасть в определённую точку. Как-то он уже проделывал подобный трюк на Тверди, когда его враги думали, что загнали его в ловушку, а он сумел от них ускользнуть. Получится ли подобное у него и на этот раз, потому как такого рода затеи граничат с самоубийством?
Что же задумал барон, что он решил противопоставить коллективной агрессии, которая превосходила его высокие возможности? Он мог сражаться сразу с несколькими противниками, даже будь те искусными бойцами, но заражённые «кровавым бешенством» не были вонами в привычном всем понимании. Они были оружием, орудиями смерти, а это ведь, признайтесь, нечто другое, более опасное, более фатальное. Одна крошечная царапина, куда попадёт ничтожная капелька заражённой крови, запустит сложные биохимические процессы, которые полностью поменяют функции его организма. Что это, как не аналог перестройки тела нифльхеймца в эйнхерия? Это оружие, не плод ли оно тех, кто исподволь разрушает крепкое здание Галактической Империи? Откуда оно начало свой разрушительный путь?
Как не хватало сейчас Траску присутствия адмирала Орфиса. Будь он здесь, поблизости, они бы победили этих монстров, а потом адмирал начал бы вести следствие, в чём он был большим мастером, как убедился в этом барон за то время, что он провёл в Мемфисе. Главным было уцепиться за первую ниточку и с первого факта можно было начать распутывать этот новый заговор, ещё более ужасный, чем предыдущие.
Дальше отступать было некуда. Барон оказался на краю верхней площадки, самого высокого наблюдательного пункта. Если не всего Гермонта, то научного городка уж точно. Больные «бешенством», ворча, начали окружать его, как это делают звери, которые охотятся стаей. Здесь все роли заранее распределены и каждый хищник знает своё место и тот миг, когда надо бросаться вперёд. Они не спешили, потому как жертве бежать было некуда. Тем не менее барон отступал, направляясь к самому краю отвесной стены. Он покосился назад …
И в это время на него бросились сразу трое. Самые сильные, самые здоровые, самые быстрые и ловкие. Но и сам барон был не менее быстр и ловок. От первого он увернулся и тело того полетело вниз, перекручиваясь на лету в жалких попытках хоть за что-то уцепиться. Но на него уже никто не смотрел. Второй и третий попытались схватить барона, и тот, обломком пики, сумел направить их движения так, что они вцепились друг в друга, образовав рычащий сгусток злобы и агрессии. Но и сам Траск не сумел удержаться на площадке и сорвался вниз …
Сорвался? Нет! Он целенаправленно прыгнул. Именно этого мгновения он и дожидался, готовил себя к нему. Заранее он приметил высокое дерево, крона которого шатром раскинулась десятком метров ниже среза стены. Верхние ветки были тонкими и ненадёжными, но ветви ниже были не в пример толще, могучей, достойные мощи этого гиганта. Надо было использовать их жёсткость и суметь уцепиться на лету за одну из них. Это надо сделать до того, как летящее тело увеличит свой вес за счёт инерции падения, и этот вес может не выдержать ветвь, сломаться и тогда падение сделаться бесконтрольным. Можно ли управлять своим полётом, если у вас нет ни раскидистых крыльев, ни хвоста, который регулирует направление полёта, как регулирует кормовое рулевое перо парусного судна? Можно. Если вы не покоритесь панике, старающейся разорвать ваше сердце, и без того трепыхающейся сверх всякой меры.
Раскинув в стороны руки и ноги, чтобы не начать кувыркаться, Траск ворвался в крону и продолжал лететь, рассекая своим телом тонкие ветви. В его распоряжении были считанные мгновения Внимание! Пальцы его вцепились в ветвь, которая выглядела достаточно крепкой, чтобы выдержать его вес, даже учитывая инерцию, ещё не успевшую сделаться фатальной. Мускулы его едва не порвались, но он не разжал пальцев, лишь заскрипел зубами. Ветвь трещала, но всё же выдержала. Спасён? Но барон, как можно быстрее, начал перебирать руками, стараясь переместиться ближе к стволу. Он это сделал вовремя, потому как следом за ним посыпались те «бешеные», что пытались схватить его на верху здания. Прыгнули они за ним специально, или не успели сдерживать своего наступательного порыва, это не так уж и важно. Главным здесь было то, чтобы не дать им сбить себя, удержаться.
Летящие сверху, как живые авиационные бомбы, они вопили и пытались схватить барона, дотянуться до него, вцепиться в его плоть зубами и ногтями. Но у них не было того опыта, той ловкости, той сноровки, коими в полной мере обладал барон, прошедший школу боевых искусств Старого Занзани, а потом безмерно улучшавший свою практику в ужасающих условиях галактической тюрьмы. Там выживал сильнейший, который бросал вызов своим противником и с честью выходил из самых безвыходных ситуаций.
Вроде этой.
Сначала барону показалось, что кинувшихся за ним следом «бешеных» было много, более десяти особей. Но потом решил, что их было пять- шесть, не больше. Просто они громко кричали и падали кучно. Если бы он не успел перебраться к стволу, и вцепиться в него обеими руками, опоясав ствол своим объятиями, то они обязательно свалили бы его, увлекли вниз, погребли бы под своими телами. Оружие, оно оружие и есть.
Выждав немного, барон опустился вниз, перебираясь с одной ветви на другую, используя сучья и наросты на стволе, как ступеньки. Сверху, со здания, откуда он отправился в свой опасный полёт выли на несколько голосов, зло и одновременно тоскливо. Не верилось, что ещё совсем недавно издающие столь жуткие звуки сами были людьми, сановниками, царедворцами, а то и просто лакеями, поварами, гувернёрами. Сейчас же они преобразились в зло. Тела упавших барон увидал, как только опустился с дерева. Почти все были мертвы, получив многочисленные повреждения и переломы. Но двое были ещё живы и поползли к нему, волоча за собой искалеченные конечности. Траск оф Траскон, даже особо и не спеша, удалился прочь, хотя рядом бродили другие группы несчастных больных людей, чьей-то злой волей ставшими орудиями фатального нападения.
Путь барона лежал к соседнему зданию. Он сам условился со своими товарищами о встрече возле эвакуационного перехода. Оба здания соединял подземный коридор, на тот случай, если одно из строений получит сильные повреждения и обрушится. Тогда находящиеся внутри люди, кто останется в живых, смогли бы перебраться в другое место и выбраться на волю. Никто тогда не предполагал, что Гермонт, город, имеющий статус столицы, будет заброшен, а затем его заполонят заражённые страшным военным вирусом обитатели последующей столицы, Мемфиса, уничтоженной собственными войсками. Такие вот парадоксы исторического развития.
Не успел Траск оф Траскон приблизиться к центральному порталу, как к нему кинулась новая группа «бешеных». Казалось, что они специально таились здесь, забившись во все возможные щели и укрытия. И, стоило послышаться звукам торопливых шагов, как они начали вылазить и выскакивать, стараясь охватить барона в кольцо, вцепиться ему в ноги, повиснуть на плечах. Этого нельзя было допустить ни в коем случае, и Траск кинулся наутёк, как самый обычный горожанин, встретивший на пути своей вечерней прогулки группу подвыпивших хулиганов. Озираясь, наш беглец петлял по заваленному различного рода мусором пространству широкой улицы, где до сих пор стоял кое-где транспорт, которым когда-то пользовались жители Гермонта. Вдоль дороги имелись приземистые скамеечки, где можно было посидеть, а то и полежать при необходимости. То и дело встречались панорамные доски информационных табло, которые ранее широко использовали как в целях рекламы, так и для прочих городских надобностей.
Куда же стремился барон?
Во-первых, его целью было увести за собой толпу инфицированных «кровавым бешенством» несчастных, превращённых в безжалостных убийц, чтобы спасти тем товарищей, а во-вторых, у барона появилась мысль связаться с Мардуком, чтобы вызвать оттуда подмогу в лице группы «Сигма-56», хоть кого-нибудь из них. Стелл, Шин или Занц вполне могли бы помочь ему, а также медикам, которые взывали к нему о помощи. То есть сейчас-то их рядом не было, но Траск великолепно понимал, что шансы выбраться из этой передряги у них ничтожные. Тем более, если рядом будут бродить «бешеные» безумцы.
То и дело появлялись новые персонажи этой драматической истории. Впрочем, быть может, безумцев было всё же не так много. Некоторые из них отставали, но потом снова выныривали из-за высоких зданий и создавалось впечатление, что они появились только что. Траск оф Траскон ориентировался в этом городе, где весьма плодотворно успел провести немало времени. Честно признаться, в своё время Занзани научил его определять своё место в пространстве, используя те же природные методики, что и птицы, то есть научил чувствовать природное магнитное поле.
Как уже упоминалось, Траск оф Траскон нашёл в одной из лабораторий установку гиперсвязи, вышедшую из строя и потому оставленную, сумел восстановить её и теперь спешил туда, где оставил её. Маскировать своё присутствие в Гермонте больше не имело смысла. Надо было принимать экстраординарные меры и взывать о помощи. Если с орбиты или из космоса заметят оживлённое движение по пустующим улицам заброшенной столицы, и тогда имело смысл демонстрировать себя и своё присутствие. Пусть сюда сбросят десант, который разгонит шайки безумцев, уничтожит их или заставит отступить в лесные чащобы. Всё будет легче ему и беднягам учёным медикам.
Что-то это напоминало барону. Вот только что? Когда ты бежишь и вынужден постоянно оглядываться, всё вокруг примечая, трудно сосредоточиться на проблеме. Да и проблема ли это, по сравнению с тем, что его окружало.
Из окна на барона прыгнул безумец, сумевший там затаиться. В самый последний момент Траск оф Траскон сумел увернуться, крутанувшись мудрёным образом, и снова бежал, скользил вперёд. Придётся Эммерли с его парнями обождать. Догадаются ли они спрятаться, не пуститься бежать самостоятельно? Трудно сдержать себя и не поддаться порывам паники. Но учёные медики уже сталкивались со всеми этими напастями и, если не совсем пропащие люди, то должны уже научиться соображать, как следует себя вести. Барон не из тех людей, что бросают своих подчинённых и им следует догадаться, что он вернётся за ними. Будем надеяться, что они догадаются.
Беготня по улицам города, заваленного мусором, утомляет. Оторвавшись от очередной шайки «бешеных», Траск юркнул в ближайшее окно, выбрался в коридор здания и побежал по нему. До помещения, где остался спрятанный аппарат гиперсвязи, оставалось пройти пару кварталов. Всего ничего …
Теперь он был совсем другим, осторожным, бесшумным и ловким, каким и полагается быть хищнику. Ровно таким он и был на Тверди, потому и выжил. Ни одного звука не создавались по мере его движения от одного строения к другому, а сам он был внимателен, как никогда, точнее сказать – как всегда, когда оказывался в похожей ситуации. Вот только это уже начинало надоедать. На Тверди другого просто и не было. Но дома, на Мардуке, или здесь, на Иуну. Почему везде, где он появляется, всюду возникают опасности. Не создаёт ли он их самим своим существованием? Вот и на Оски…
Стоп!
Барон остановился и прислушался. Вокруг было тихо и спокойно, насколько могло быть спокойно в брошенном городе, в котором бродит шайка, и не одна, заражённых опасным вирусом безумцев. Но ведь именно о вирусе он и подумал.
Оски. Это мир, где вирус, похожий на вирус «кровавого бешенства» проявился в первый раз. С этого мира провели эвакуацию населения. Их было не так уж и много. На Оски было всего несколько городов. Это был мир, которому предстояло стать очередным курортным миром, а пока, пока его не разработали, там проводились некие научные работы, что-то микробиологическое, фармацевтическое. Кажется, там искали очередную универсальную вакцину, панацею, от всех болезней разом.
Медикам прекрасно известно, что человеческий организм имеет природную настройку, защищающую от разного рода болезнетворных напастей, а само существование в условиях городских мегаполисов постепенно разрушает ту самую настройку, и начинается период разного рода болезней. Так вот, некоторые медицинские исследователи искали универсальный ключ от этих неприятностей. Помнится, что говорили, будто Андреа Кьюи придумал антивирус, который должен был стать тем долгожданным универсальным средством, но что-то там у них не задалось и получилось что-то совсем уж кошмарное. Те, кто тогда не погиб, предпочли удрать подальше, а планета Оски попала под карантинные меры. Там даже спутник остался на орбите, который предупреждал об опасности тех, кто подходил слишком близко к заражённому миру.
А вдруг, подумалось барону, на Оски искали совсем и не лекарство? А что, если они сразу разрабатывали там особое биологическое оружие? А что, если они просто не предусмотрели всех условий безопасности? А может, они продолжили работать в заданном направлении, но только ещё более осторожно и успешно? Кстати сказать, надо выяснить, что там сталось с самим Кьюи, именем которого и назвали тот страшный вирус?
Барон одновременно и размышлял о весьма сложных вещах и подбирался к своему тайнику, который оборудовал по своей давней привычке предусматривать возможные лишения. На этот раз его расчёты оправдались, хотя он и не думал о проблемах такого порядка.
Тайник его находился в подсобном помещении, кладовке, на самом верху здания. Здесь находилось административное управление и здесь было, когда-то, много приборов и много знающих людей, которые управляли жизнью целого городского района, а, учитывая статус Гермонта, надо было сказать, что это был достаточно серьёзный уровень.
Хотя большую часть приборов и вывезли отсюда, но оставалось разного рода оборудования столько, что можно было надеяться снова запустить это здание, случись для этого необходимость. Сам Траск нашёл здесь всё необходимое, чтобы восстановить аппарат гиперсвязи и подключить её в антенне глобальной связи, а также провести сюда временный силовой кабель. Теперь он запустил все аппараты и набрал личный код Грига Шина. Барон понимал, что получить ответ сразу практически невозможно и связь могла быть установлена не со второго и даже не с третьего раза. Но начинать надо было прямо сейчас, и не откладывая.
– Шин … Шин … Ответь мне …
Повторяя снова и снова, Траск оф Траскон не забывал посматривать и не деблокатор. Его код не должны прочитать другие, кто поймает сигнал. Для них он должен быть случайной статической помехой, и не более того. Барон установил вызов на автомат и отправился проверить, не подобрался ли к его тайнику кто посторонний. Он обошёл всё здание по периметру и успокоился. Безумцы если и появлялись здесь, то ушли дальше и бродили в центральной части Гермонта, где было много открытых пространств и можно было видеть любое движение.
– Я слушаю …
Траск услышал знакомый голос и сначала не поверил себе, подумал, что заставил себя услышать Шина. Это было сродни чуду, что разведчик находился рядом с установкой гиперсвязи.
– Это ты, Григ?
– А кого вы хотели услышать на частоте моего личного вызова, босс?
Голос разведчика был сух и беспристрастен. Григ Шин всегда оставался собой. За это его и ценили, а его подруга, Омо Занц, больше всех прочих.
– Нуждаюсь в помощи. Весьма сложное положение. Надеюсь на вашу поддержку.
– Где вы находитесь, босс?
– Посторонних рядом с вами нет?
– Если не считать посторонними Дидла Брасса, Кубка Блона и Сив Белунг, то ни души.
Сив … Она вместе с Шином … Но ведь она отправилась на Нифльхейм. Да, совершенно точно, но потом у них что-то там произошло, и он отправил туда всю команду «Сигма». Да, совершенно точно. Сколько же событий произошло с тех пор?
– У вас там всё в порядке?
– Более или менее, – сухо отозвался разведчик, – но сейчас, насколько я понимаю, проблемы случились у вас. Куда нам прибыть? В Мемфис?
– Мемфиса больше нет, Григ, – устало вздохнул оф Траскон. – Я нахожусь в Гермонте, на поверхности Иуну. Нас здесь окружили … если вы прибудете сюда, и как можно скорее, то это будет просто замечательно. И, Григ …
– Слушаю вас, босс.
– Как там Сив?
– Передаёт вам привет. Скучает девчонка. Ждите, мы не заставим себя долго ждать.
Замечательно! Просто замечательно! Скоро здесь появятся его друзья из «Сигмы» и с Нифльхейма, а это такая сила, что его шансы уравновесятся, даже если Иуну начнут прочёсывать отряды противника, который уничтожил Мемфис. Да, неплохо бы ещё установить связь с Орфисом. Адмирал Орфис весьма сложная личность, но он бы мог стать весьма сильным союзником, а ведь барону есть чем с ним поделиться. И относительно гибели Императора и появлением в столице страшной эпидемии. Тем более, что Гал Орфис сообщил свой личный код для экстренной связи, когда Траск оф Траскон должен был погрузиться в мир «Преисподней». Они тогда ещё думали, что возможно установление какой-то связи между этими пространствами. И адмирал хотел знать чуть более всех прочих, потому и сообщил барону нужную частоту и код. А не сделать ли попытку выхода связи и с ним?
+ + +
С древних времён известна игра жанманго, с весьма сложным кодексом правил. Выиграть в жанманго может лишь тот, кто умеет логически мыслить и вместе с тем рисковать. В Мемфисе никто не мог соревновать с Галом Орфисом в этой древней игре. Никто, кроме Пра гэгхарн Татена. Император выигрывал у своего адмирала, не всегда, но довольно часто. Придворные сановники перешёптывались, что Орфис подыгрывает властителю, но Татен и в самом деле был сильным и расчётливым игроком. Но больше никто не мог обыграть Орфиса. Адмирала частенько спрашивали о его пристрастиях в этой игре, а он либо отшучивался, либо просто молчал, загадочно улыбаясь. Надо ли объяснять то, что должно быть понятно и так. Жанманго воплощала в себе все принципы жизни при Дворе, где надо уметь просчитывать варианты событий, которые развиваются после тех или иных посылов. Орфис научился это делать лучше прочих и потому чувствовал себя в игре как свойственник. Самое трудное в жанманго было объединение в группы, ибо группы быстро рассыпались на части. Адмирал выработал свои собственные принципы и придерживался их в игре. Главным было в создании удобных групп и продвижении их на сторону противника, чтобы заставить того совершать действия. Чем больше действий, тем больше возможностей совершить ошибку. А уж тут нельзя медлить и извлекать из ошибок противника пользу для себя лично.
Жизнь при Императорском дворе напоминает одну большую партию в жанманго. Одни фигуры уходят, другие появляются в игре, и не надо расслабляться. После раскрытия заговора Орфис расслабился, вместе с Императором, и это едва не закончилось полной катастрофой.
А может катастрофа всё же случилась?
Всё течёт и всё меняется, а как это трактовать для себя, зависит конкретно от вас. Если вы сложившееся положение называете катастрофой и признаёте её свершение, то происходит именно это, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но если вы положение катастрофой не считаете и ведёте себя, исходя из этого, предпринимая правильные и нужные действия, то положение начинает выправляться. Только не надо при этом совершать ошибок. Надо очень стараться и быть предельно собранным.
Гал Орфис был собранным. Он отдавал себе отчёт, что находится в стане противника, что от него ждут малейшей оплошности, не говоря уже об ошибке. Для этого к нему был представлен специальный человек – Монк, который разыгрывал собственную партию в придворную «жанманго», для чего открыто перешёл на сторону Исиды и Сириуса. Но ведь для всех прочих властителем по прежнему оставался Пра гэгхарн Татен, а Гал Орфис по прежнему исполнял при нём обязанности главы Службы безопасности. Вот на этом и собирался сыграть Орфис. Тем более, что у него было приготовлено несколько козырей, которые хранились на Иуну. Вот туда и направлялась Специальная группа, которую возглавлял как будто бы Орфис, а на самом деле Монк, только что получивший новое звание, адмирала, вот только приказ ещё не был доведён официальными источниками. Эдуард Монк должен был доказать, что соответствует адмиральской должности. Итогом этой экспедиции и должно стать подтверждение.
Политик должен уметь пользоваться своими способностями, хороший политик должен уметь использовать все обстоятельства, чтобы иметь возможность создавать эти самые удобные обстоятельства, замечательный политик должен иметь особые чувства, чтобы удобные обстоятельства для него создавали другие, в том числе и враги. Гал Орфис был более, чем просто отличный политик. Он прислушался к себе и … включил установку гиперсвязи. А почему бы ему её не включить?
– Дакша вызывает Орфиса … Дакша вызывает Орфиса …
Адмирал задумался: кто же этот Дакша, что его вызывает, а потом сразу вспомнил. Память всегда выдёргивала из глубин сознания нужные факты. Дакшей именовался барон Траск оф Траскон, когда он находился на Тверди. Точнее, никакого Траск оф Траскона там и не было. Был Дакша. Но при чём здесь?..
Гал Орфис ещё размышлял, а руки его запускали аппарат рассеянных полей, которые делали невозможным прослушивание его помещения. Сам аппарат предназначался совсем для других операций, это адмирал приспособил его для своих целей, внеся в конструкторские особенности совсем незначительные инженерные доработки. Это на тему замечательного политика, который чуть больше, чем просто политик.
– Орфис слушает Дакшу.
– Мы нуждаемся в помощи.
– Информации недостаточно, – хищно склонился к аппарату адмирал.
– Мы находимся в Гермонте. Сюда попали группы заражённых «кровавым бешенством». Мы не сможем от них долго защищаться. Ждём от вас помощи ...
– Он с вами? – Выдавил из себя адмирал.
От ответа на этот короткий вопрос зависело слишком многое. Но ответа не было. Тот, кто с ним разговаривал, барон, или кто-то другой, говоривший от его имени, замолчал. Быть может им, там, пришлось отступить, бежать, спасать свои жизни. Надо было решать, как выстраивать свои действия. Но, в любом случае, ему необходимо опуститься на Иуну, попасть именно в Гермонт, и теперь у него появился достойный повод сделать нужный ход. Гал Орфис отключил генератор рассеянных полей и активизировал интерком, вызывая Монка. Появилось лицо его заместителя, искажённое от ярости. А ведь Эдуард всё это время, пусть и весьма непродолжительное, пытался услышать хотя бы одно слово, по которому можно сделать какие-то выводы. Уж кто-кто, а Монк умел извлекать информацию из минимума сведений.
– Я тебя сердечно приветствую, друг Эдуард, – не удержался от «шпильки» Орфис, – но ко мне поступила срочная информация. Нам надо спешить.
Монк что-то ответил, но непонятно что, потому как Эдуард слишком громко скрипнул зубами.
– Я понимаю твои терзания, Эдуард, – грустно и вместе с тем снисходительно отозвался Орфис, – но переход на новые статусные уровни означает и утерю некоторых былых способностей. Увы, дружище, это так, и никуда от этого не денешься. Я, как ты уже понял, не один, то есть у меня на Иуну остались сторонники. Вот от них я и получил доклад, что нам срочно надо опуститься на поверхность. Там, в Гермонте, происходят некоторые события, в разрешении которых нам необходимо принять участие. Ты меня понял, дружище адмирал? Передай там кому надо, чтобы двигались резвее. У нас не остаётся времени. Я говорю - у нас, но ты-то ведь понимаешь, что времени не остаётся именно у тебя. Такой вот парадокс.
И тут же отключился, оставаясь внешне невозмутимым, хотя внутренне едва сдерживался от ехидного хохота. Именно в этот момент он особенно гордился своим умением совершать нужные ходы.
Для того, чтобы не ошибиться, надо обладать изрядной долей терпения. Надо избегать поступков, принимаемых спонтанно. Чем больше ты спешишь, те выше шанс совершить ошибку. Когда ты находишься на самом верху, твоя ошибка может запустить события, которые низведут тебя с вершин власти. Но никто не возбраняет тебя стимулировать других на спешные действия и тес самым передавать другим «право на ошибку». Такая вот она, игра в жанманго.
Теперь надо было ждать, делая вид, что предаёшься праздности безделья, тогда как в голове складываются самые разные варианты событий. Тот, кто придумал компьютеры и организовал их внедрение, очень преуспел в жизни, но одновременно он подставил человечество тем, что отучил его размышлять. К чему вам ломать голову, если это, и гораздо лучше, сделает машина. Вот пусть она и ломает. А попутно люди отучились строить многоплановые расчёты, без использования электронных секретарей и помощников, которые столь легко взломать и заставить работать на себя. Гал Орфис ухмыльнулся. Секрет его успешливости игры в жанманго заключался в том, что он до сих пор пользовался не компьютерными системами, а своей собственной головой. Кое-что он поручал заместителям и помощникам, которые спешили в электронный отдел, где всё выполнялось для них и за них, но всё самое важное Орфис обдумывал сам.
Сам и планировал. В своё время он установил контакты с Киром Чандром, представителем сразу нескольких технологических корпораций, которые занимались новыми микротехнологиями и добились в своей деятельности заметных успехов. Гал Орфис помог Чандру с организацией представительских фирм, а ответно тот снабжал адмирала образцами продукции, которых пока что не было в свободном доступе. Условно говоря, целый отдел выполнял заказы адмирала и не роптал. Орфис подозревал, что является не единственным владельцем этих миниатюрных чудес техники, но до тех пор, пока те использовались в приграничных секторах Империи, это его не волновало. Кстати сказать, Эд успел передать Чандру новый заказ и тот обещал доставить всё в самое ближайшее время. Интересно, успел он это сделать или нет? Как раз в это время в Мемфисе начались всякого рода неприятности, закончившиеся эпидемией. Но до тех пор, пока Орфис не опустится в Гермонт и не запустит руку в недра тайника, он этого не узнает. Но Кир Чандр ещё никогда не подводил его. «Нетопыри», «скорпионы» и «шершни» очень сейчас пригодятся адмиралу. А там можно будет продолжить игру.
Гал Орфис с удовольствием потянулся, чувствуя мускулы своего тела. Давно он не занимался физическими упражнениями. Раньше это было обязательное условие его режима дня. Они занимались вместе с Пра Татеном. Император тоже не чурался гимнастических и военных упражнений. Властитель должен выглядеть и чувствовать себя одинаково хорошо. В этом его убедил адмирал. Впрочем, тогда ещё он не был адмиралом. Хорошие были тогда времена. Жаль, что он не ценил то время. Да и не было у него на это, как ни парадоксально звучит, времени.
Целый час адмирал занимался спортом, повторяя, снова и снова, основные комплексы силовой зарядки, а потом начал имитировать поединок сразу с тремя противниками, воображаемыми противниками. В его апартаментах имелась специально запрограммированная голографическая аппаратура. Здесь этого не было и приходилось всё воображать. Грохоту от этого меньше не делалось. Возможно даже, что и наоборот. Закончился этой бой с воображаемыми противниками после того, как начал назойливо гудеть зуммер вызова. Гал Орфис скинул пропитавшийся потом мундир и направился в умывальную комнату. Зуммер продолжал верещать. Кто-то требовал встречи. Можно было не гадать, кто этот настойчивый человек.
– Эдуард, – адмирал вышел из ванной комнаты, вытирая голову и плечи широким мохнатым полотенцем с эффектом массажа, - ты меня разбудил. А ведь я только прилёг.
– Вот только не надо меня разыгрывать, Гал, – отозвался Монк, посматривая на тело адмирала, по прежнему налитое силой, тогда как сам довольно тщедушный заместитель не раздевался лишний раз, скрываясь под тщательно отутюженной формой. – Мы оба прекрасно знаем, что ты сейчас прыгал по всей каюте, словно это ристалищный зал и пытался её разрушить ударами рук и ног. От вашего грохота волнуется вся команда.
– Ей полезно немного поволноваться, – усмехнулся адмирал. – Насколько я тебя понимаю, мы уже добрались до Иуну и ты желаешь мне сообщить, что вот сейчас вниз, в Гермонт, отправится отряд доблестного десанта, которым будешь руководить ты, тогда как для меня отведена почётная роль консультанта. Я прав?
– Как всегда, босс, – Монк шевельнул желваками, но больше он ничего не мог предпринять. – Я жду указаний.
– Ничего не выйдет, Эдуард, – отозвался Орфис. – Я сам должен быть там. Мои союзники с вами на контакт не пойдут. Они получили чёткие инструкции от меня. К тому же, дружище Эдуард, я вовсе не планирую, чтобы ты получил те призы, которые предназначаются для меня, как спасителя. К тому же, лишь я знаю, что надо делать.
– То есть ты отказываешься оставаться здесь? – Уточнил Монк.
– Естественно, дружище. Впрочем, ты можешь отправиться со мной и разделить успех операции на нас двоих.
– Пожалуй … я так и сделаю.
Можно было не сомневаться, что хитрец Монк постарается сделать всё, чтобы стать единственным победителем, а Гал Орфис … никто ведь не будет переживать и рвать на себе одежды, если прежний глава Службы безопасности Империи так и останется на Иуну … уже навсегда. Орфис не стал показывать, что расчёты Монка для него понятны. Монк ведь этого не очень-то и скрывает. Должно быть, он получил вполне чёткие инструкции от Исиды, да и от Сириуса. К тому же у него явно имелись и собственные планы. Интриган, вырвавшиеся на широкие оперативные просторы, всегда начинает разыгрывать собственную партию.
Конечно же, теперь Монк вёл себя, как полноправный командир и даже не скрывал это, почти не обращая внимания на адмирала. Он ведь теперь и сам носил это звание. Мысленно надуваясь от гордости. Можно было не сомневаться, что он уже заказал для себя новый мундир, блистающий эполетами и тончайшей вышивкой обшлагов. Вот только сколь долго получится у него носить это великолепие, плод трудов модных модельеров. Об этом думал Орфис, когда взял в руки излучатель, собираясь повесить его на плечо, но тут Монк изволил заметить босса.
– Э-э, уважаемый Гал, – заносчиво заявил заместитель, – не стоит себя утруждать. Для того с тобой туда и направляется целый отряд, чтобы защитить тебя от всякого рода опасностей. Так что оружие тебе будет ни к чему. Мы займёмся твоей охраной. Я сам этим займусь. Твоё дело простое – встретиться со своими людьми, а всё прочее разреши сделать нам. Ты ведь не будешь против, уважаемый Гал? Я так и думал.
Монк отошёл в сторону, ухмыляясь. Наверное, он чувствовал себя победителем и не считал видеть обескураженность на лице недавнего босса. Впрочем, Орфис ему такое удовольствие предоставил. Он вздыхал и пожимал плечами, чесал в затылке и сокрушался, то есть вёл себя именно так, как от него и ждал Монк. Окружающие его люди, все из числа сотрудников «Гаммы», набранных из самых отдалённых гарнизонов Имперского Десанта, где было множество настоящих бойцов. Они с интересом поглядывали на Орфиса, но не решались показать своего добродушия. Все, как на подбор, бойцы «Гамма» были бесстрастны.
Десантная команда набилась в челнок и тот вынырнул из шлюзовой камеры корабля. Гал Орфис придвинулся к иллюминатору. Он любил смотреть на Иуну, с борта ли космического корабля, с летающих дворцов Мемфиса. Этот мир был по-настоящему красив. Он мог бы стать лучшим из курортных миров, если бы его не предназначили на роль столичного мира. Он был ухожен и блистал божественной красотой. Здесь не было ничего уродливого и никчемного. Для этого специально трудились целые команды специалистов, которые улучшили ландшафты и преобразили пустоши. Имелось даже несколько декоративных городов и мегаполис, тот самый Гермонт. Правда, мегаполис был необитаем, а население прочих городов носило ничтожный характер и состоял из биологов, которые следили, чтобы экосистема Иуну оставалась в полном благополучии. До них эпидемия не должна добраться, но кто уверен наверняка?
Челнок опустился на столичном космодроме и десантники полезли в два флайера, набившись туда до отказа. На каждый аппарат пришлось по десять человек, хотя рассчитан не более, чем на восемь. Это Монк решил, что лучше держаться всем вместе, а не делать дополнительные рейсы. Какая-то логика в этом была.
– К своим людям я отправлюсь без большой свиты, – заявил Орфис Монку. – Назначай человек трёх, не более того. Нам отсюда деться некуда, а сверху ваши контролируют всё.
Выслушав шефа, Монк выбрал троих, которые должны были сопровождать Орфиса. Гал, глянув на их лица, только хмыкнул. Чистой воды головорезы, даром, что на них была камуфлированная военная форма. Адмирал не сомневался, что в случае необходимости они его уничтожат, не промедлив ни секунды. Протестовать он не стал, а даже, наоборот, был со своими «телохранителями» вежлив.
– Где прячутся твои люди? – Коротко поинтересовался Монк. – Далеко я тебя отпустить не могу. Сам понимаешь, что слишком опасно.
– Поэтому я и сам заинтересован, – вполне серьёзно сообщил Орфис, – в сопровождении. А конкретного места у них нет. Мы не договаривались. Они где-то в этом районе. Я пройдусь с твоими парнями, посмотрю, послушаю. Они сами на меня должны выйти. Надеюсь, что их не отпугнут твои головорезы. Уж больно рожи у них злобные.
– Какие есть, – ответил заместитель. – Других всё равно не будет.
– Ну, нет так нет, – легко согласился адмирал, и они все отправились в экспедицию.
Почти сразу на них выскочили несколько безумцев и попробовали напасть. Они были стремительны, но «головорезы» из отряда «Гамма» показали себя отличными бойцами. Они успели подстрелить всех нападавших, не успели те сделать и нескольких шагов. Каждый был пронизан минимум двумя энергетическими лучами и их вопли моментально затихли. Орфис двинулся дальше, а троица, сопровождающая его, рассыпалась по сторонам. Двое шли впереди, выставив рефлекторы излучателей перед собой, а третий прикрывал спины, то пятился, то замирал на месте и прислушивался. Побродив некоторое время по центру, Гал Орфис решил, что откладывать долго визита к тайнику не стоит. Надо использовать момент, пока Монк прислушивается к его словам. И Орфис направился на окраину Гермонта, сухо заявив своим спутникам, что «надо бы заглянуть в одно местечко». Конечно, его слова тут же довели до ушей Монка. Впрочем, как и весь маршрут. Бойцы «Гаммы» держали Монка в курсе всех своих действий. Адмирал про себя подумал, что насколько выгодно выглядели бойцы отрядов «Сигма», которые имели право на большую долю самостоятельных действий и решений. От бойцов же «Гаммы» требовалось главное – беспрекословное подчинение. Они и подчинялись – своему боссу, Эдуарду Монку. Подчинялись слепо, бездумно.
Тайник находился в здании Дома торговли, в охраняемом секторе. То есть когда-то охраняемом. Там сохранился до сих пор участок, где оставались ячейки хранения, то есть портативные сейфы с кодами. Для хранения Кир Чандр использовал ячейку с кодом, совпадающим с датой рождения его наиболее любимой супруги. Сюда Гал Орфис наведывался уже не раз, и уносил приготовленный для него тщательно упакованный свёрток. Точно такой же, какой надеялся найти и в этот раз.
В Доме торговли оставалось ещё немало предметов, представляющих интерес для любого человека. Гал Орфис вошёл сюда и двинулся, переходя из секцию в секцию. Он посматривал на сопровождающих его бойцов. Они шарили глазами по сторонам и нет- нет, да поглядывали на предметы роскоши, которые ещё оставалось здесь. Орфис видел, что они с трудом отводят глаза то от одного предмета, то от другого.
Всю центральную часть Дома торговли занимал огромный холл, от первого и до верхнего этажа, на которых размещались секции разных товаров. Этажи соединялись лифтами и эскалаторами. Теперь ни то, ни другое уже не работало. Не было и разноцветной подсветки. Роль освещения играл Эдмонд, центральное светило системы Иуну. В холле было светло, равно как и в секциях, примыкающих в нему, но чем дальше уходили торговые помещения, тем становилось темнее.
– Посмотрите, парни, здесь, – предложил адмирал сопровождающих его бойцов, – я думаю, что мои люди где-то здесь. Должно быть они услышали движения нескольких человек и затаились. Если мы разделимся, то они осмелеют и выйдут. Только представьтесь моим именем. Я услышу и сразу подойду на голос. Тогда мы все вместе вернёмся к челнокам.
Бойцы алчно переглянулись. Они были совсем не против пробежаться по разным отделам и набрать здесь «сувениров», чтобы было чем похвалиться перед товарищами или поставить на игровой кон. Старший команды кивнул своим подчинённым и передвинулся ближе к адмиралу. Он останется с ним несмотря ни на что. Орфис поощрительно кивнул ему и отправился дальше, направляясь всё глубже в здание. Словно случайно, он забрёл в отдел хранения и двинулся вдоль ряда запертых сейфов. Впрочем, некоторые из них зияли открытыми дверцами.
Орфис, словно бы машинально, приоткрыл одну дверцу, заглянул внутрь, прошёл дальше, снова заглянул. Боец «Гаммы» двигался рядом. Рефлектором излучателя он тоже приоткрыл дверцу. Кажется, там что-то было. Боец сунул внутрь руку. Достал и принялся разглядывать. А Орфис уже находился возле ячейки с тайником. Он моментально пробежался по цифрам, набирая код. У этой ячейки было собственное автономное питание. Едва слышно щёлкнул разблокированный замок. Адмирал сунул внутрь компактного ящика руку и нащупал там свёрток. Сунул туда вторую руку и начал сдирать оболочку.
– Что ты там нашёл? – Насторожился его «телохранитель». – А ну-ка. Покажи!
Гал Орфис нашёл там «скорпиона», похожего на сжатую пружину. Сжал её, чтобы приборчик считал биоимпульс своего хозяина. Кольнуло. Это «скорпион» взял на анализ капельку крови. Идентификация.
– Дай сюда!!
Похожий на огромную уродливую обезьяну боец протянул требовательно руку. Вторая сжимала излучатель, похожий в этих руках на игрушку. Но он вовсе не был игрушкой, а совсем недавно сжёг нескольких несчастных безумцев, ставших носителями боевого вируса.
– Держи.
Адмирал опустил «пружину» в лопатоподобную ладонь десантника и тот поднёс её к лицу, разглядывая то, что отдал ему адмирал. И в этот момент «пружина» разогнулась. Она разогнулась и подпрыгнула. Точнее сказать – прыгнула, и моментом располосовала острыми гранями лицо и руки солдата. Раны были настолько глубоки, что кровь хлынула фонтаном. Несколькими фонтанами! Десантник взвыл и попробовал поднять излучатель, а «пружина», то есть «скорпион», продолжала полосовать его, кромсая на части. Всё это продолжалось чуть менее минуты, а потом десантник упал, распадаясь на несколько кусков. А Орфиса рядом с ним уже не было. Он летел к выходу, и не к выходу, который находился в холле, а к запасному, на противоположном конце здания, где находились подсобные помещения.
– Стой!
– Кому говорят!!
Гал Орфис рассчитывал, что парочка десантников потрошит секции с остатками товаров, а они всё это время находились поблизости и в мгновении ока появились, отрезая ему путь к отступлению. Они подняли излучатели, но адмирал уже активизировал «шершней», которые взлетели с его ладони и полетели, со свистом, в сторону десантников. Те заметили летящие к ним «ромбики» и попытались сбить их на лету энергетическими лучами. Вот только «ромбики», то есть «шершни» оказались увёртливыми, а потом они ответили. Два коротких импульса пробили тела десантников, несмотря на то, что они были облачены в бронежилеты. Десантники шатались и харкали кровью. Они всё же попытались обстрелять адмирала, но тот отступал всё дальше в тёмные зоны Дома торговли.
Пользуясь своим преимуществом, то есть знанием этого места, Гал Орфис пробирался к выходу. Где-то позади двигались его «телохранители», изрядно повреждённые «шершнями». Их можно было не опасаться. На всякий случай адмирал отправил туда ещё парочку летающих микроубийц. «Шершни» загудели и умчались туда, где ругались и падали раненные десантники из группы «Гамма». Теперь, ставший самостоятельным, Орфис решил поискать барона. Траск оф Траскон, судя по всему, находился где-то здесь. Зная его, глава Службы безопасности предполагал, что владетель Мардука наблюдает за всеми ими откуда-нибудь из укромного места и ждёт удобного момента, чтобы появиться. Они нуждаются друг в друге и потому должны встретиться. Понятно, что Траскон желает выбраться с Иуну и вернуться домой и он, Орфис, этому может способствовать. Единственный, кто может помешать этому – Эдуард Монк, который послан кушменами сделать так, чтобы Пра гэгхарн Татен больше уже не появлялся. А про Императора мог поведать барон, и только он. Не будет Императора, не будет и главы его Службы безопасности. Исиде Гал Орфис не нужен абсолютно. Отсюда можно делать вывод …
– Стой! Руки над головой! Опускайся на колени!
Гал Орфис до такой степени уверился, что вырвался из-под опеки Монка с его людьми, что потерял обычную свою осторожность. Он вышел через грузовой портал, где обычно завозились товары, и буквально наткнулся на парочку громил «Сигма», которые дожидались его, прикрываясь запылённым гравипогрузчиком. Два рефлектора глядели ему прямо в лицо.
– Где люди, которые пошли с тобой?
– Они там, внутри, – быстро ответил адмирал. – Мы наткнулись на «бешеных». У меня ведь оружия нет. Поэтому я и попытался выбраться отсюда. Они остались внутри. Можете войти туда. Я подожду вас здесь.
– Надевай наручники, – приказал один из десантников и швырнул их адмиралу. – Ложись на землю, руки за голову. Чтобы я видел. А ты, Фостер, глянь, что там происходит.
Пришлось подчиниться. Медленно адмирал защёлкнул на руках кандалы и опустился на живот. Можно будет попробовать дотянуться до кармана и активизировать «скорпиона» либо «шершня», а потом попытаться бежать. Плохо было то, что наручники сами затягивались от быстрого движения, то есть бежать в них весьма проблематично. Впрочем, можно будет забрать с тела десантника ключ- деблокатор и вскрыть наручники.
Пока адмирал размышлял да прикидывал свои возможности, один из десантников скрылся в проёме портала, а второй расположился поблизости, вскарабкавшись на площадку погрузчика.
– Сейчас я доложусь шефу, а потом мы с тобой разберёмся, адми …
Здоровяк не успел закончить фразу и замолчал. Гал Орфис рывком поднял голову и посмотрел в его сторону. Десантник лежал на земле, нелепо растопырив ноги и вывернув руки. Над ним высился Траск оф Траскон. Барон внимательно смотрел на лежавшего ниц главу Имперской безопасности. Орфис постарался принять независимый вид, насколько это было возможно в его положении.
– Ещё один ушёл внутрь. Сейчас он вернётся. Освободи меня.
– Несколько минут у нас есть для разговора.
– Потом будем говорить, – зло потребовал адмирал. – Давай, снимай с меня «браслеты».
– Я оставлю тебе ключ и уйду. Разбирайся с ними сам. Да, в здании научного центра, ты знаешь где, прячутся трое учёных, которых я вывел из Дворца. Они знают подробности. Спаси их и они расскажут всё, что и как происходило во Дворце. Они в курсе происшедшего. Из их рассказа и ты всё узнаешь. А я ухожу.
– Ты без меня ничего не сможешь сделать, – попробовал остановить барона Орфис.
– Я попробую, – усмехнулся Траск. – У тебя теперь слишком много врагов. Со всеми не совладаешь. А на мне ведь целый мир, Мардук. Да ещё и семья. Я им нужен, а не ты, Орфис. Так что, прощай.
Барон швырнул адмиралу ключ, и тот потянулся к нему скованными руками, стараясь это делать неторопливо, а потом зашипел в сторону уходящего мардукца:
– Постой, барон. Ещё одна просьба. Всего лишь одна. Убери того, что сейчас должен появиться. Мне надо немного времени, чтобы всё обдумать ... Пожалуйста.
Траск оф Траскон посмотрел на него и скрылся в провале грузового портала. Кряхтя и ругаясь, Гал Орфис освободился от захвата автоматических наручников и собирался зашвырнуть их подальше, но потом всё же сложил в карман. Вещь всё же полезная, глядишь и пригодится. Потом он уселся прямо на мостовую, обхватил голову руками и задумался. Думал он не так уж и долго, прикидывая самые разные варианты. Тот, в котором присутствовали те учёные, о которых заявил Траскон, был самым предпочтительным.
Решившись, адмирал Орфис решительно поднялся на ноги, подхватил излучатель и направился, почти что бегом, в сторону научного центра, где таились учёные из медицинской группы. Скорее всего, он их даже знает. Тем лучше. Они наверняка ему обрадуются, ему, который курировал совсем недавно их работу. Они ему всё выложат. Всё, что знают, всё, о чём догадываются, а также, всё, что должно было произойти. Информация, она имеет немалую цену. Вот тогда Гал Орфис и будет решать. Как выстраивать дальнейшие свои действия. Ему нельзя больше ошибиться. Хватит, наошибался уже …
+ + +
Каждый из медиков группы Эммерли успел умереть по несколько раз. Не по настоящему, конечно же, но всё равно удовольствием это не назовёшь. Они слышали, как совсем рядом ходили «бешеные», своей характерной походкой, когда ноги переставляются как бы через силу, заставляя себя, и получается, что ноги волочатся. Медики были настоящими учёными специалистами и понимали природу этого механизма. Разум заболевшего «кровавым бешенством» оказывался заблокированным, то есть отключался от периферийной нервной системы, а его заменяла принудительно введённая боевая программа. От этого получалось, что тело заставлялось подчиняться внешними силам. Это как управление куклой- марионеткой, только если у марионетки нити управления снаружи, то здесь - внутри тела, но эффект тот же и кажется, что людьми управляет кто-то посторонний. Ещё страшнее, когда меланхолично двигающиеся люди вдруг срываются с места и яростно кидаются в нападение, а глаза у них продолжают сонно таращиться. Этот контраст и ужасал.
Дидье Эммерли отдавал себе отчёт, что, если бы среди них не было Траска оф Траскона, то они успели бы погибнуть, а в лучшем случае (или – в худшем), бродили бы среди заражённых. Но судьбе было угодно, чтобы они остались в живых. Эммерли был человек высокообразованный и небезосновательно подозревал, что всё в жизни происходит неслучайно. Если они остались в живых, то это сделано ровно для того, чтобы они что-то совершили. А что могут совершить учёные? Только обрабатывать информацию и делать правильные выводы. А также рассказывать о своих выводах страждущим.
Когда в их убежище появился Гал Орфис, Дидье Эммерли обдумывал именно этот вывод, полученный им после многочасовых рассуждений. То есть для него они казались многочасовыми, а для кого-то это время могло пролететь совершенно незаметно. Время есть продукт весьма абстрактный и развивается в разных обстоятельствах различным образом. Любой учёный теоретик приведёт массу примеров и аргументированных доводов, вот только ими командуют люди прагматичные и неохочие до многословных учёных диспутов.
Появившийся в тесной комнате, служившей ранее подсобкой, адмирал тоже не был расположен долго разговаривать. Он поместил на плечо излучатель, который держал наизготовку, когда входил сюда и спросил нейролога:
– Здесь вы все? Или с вами есть ещё кто-то?
– Все здесь, – подтвердил Эммерли, пряча руки в карманы, чтобы не было видно, как сильно они дрожат. – Босс, вы … один?
– А вам меня мало? – оскалил зубы в деланной улыбке Орфис и тут же пояснил. – Здесь именно я один, а поблизости находится целый отряд доблестных бойцов из подразделения «Гамма». Они настроены решительно и вы можете не бояться безумцев, что ещё бродят по городу, но в большинстве своём уже уничтожены. Сейчас я выведу вас отсюда.
– Постойте, босс, – сделал к нему крохотный шаг Дидье. – С нами был ещё один человек …
– Если ты про барона Траскона, – прервал учёного адмирал, – то именно он меня сюда и направил.
– А где сам барон? – Осторожно спросил Эммерли. – Мы все здесь обязаны ему своими жизнями.
– Если вы посмотрите внимательно, – пожал плечами глава Службы безопасности Императора, – то заметите, что его со мною нет. На нас только что напали и нам пришлось защищаться. Последнее, что он успел сказать мне, что вы находитесь здесь …
Вот теперь все медики заговорили. Они обращались друг к другу и выражали крайнюю степень огорчения. Должно быть они и в самом деле чувствовали большую признательность к барону, что для адмирала было в новинку. При Императорском Дворе не было необходимости о ком-то отзываться в почтительных наклонениях или сокрушаться отсутствием, кроме, понятное дело, особы Императора. Если кто-то о ком-то тепло отзывался, то в этом ощущалась степень искусственности и лицемерия. Все к этому давно привыкли и это казалось в порядке вещей. Поэтому адмирал с удивлением смотрел, как эти люди плакали и вздыхали по другому человеку, который не был им ни родственником, ни даже коллегой.
– Вы должны мне рассказать всё, – строгим тоном прервал стенания медиков адмирал, – что знаете об Императоре. Что рассказал барон, после того, как вернулся.
– Толком и подробно поговорить с ним не получилось, – признался Эммерли, продолжая вздыхать и вытирать лицо то ли от слёз огорчения, то ли от капель пота, потому как здесь было душно по причине того, что двери были плотно затворены, а система кондиционирования давно не работала. – Конечно же, мы урывками с ним разговаривали, но недопустимо мало, о чём я весьма и весьма сожалею.
– Причитать будем после, – потребовал Орфис, – а теперь вкратце расскажи мне то, что говорил он, и свои выводы. Это – само собой. А потом мы отправимся в лагерь и - домой.
– А что тут рассказывать, – пожал плечами Эммерли, – всё закончилось ничем. Всё рухнуло, в буквальном смысле этого слова.
– Не надо мне здесь этих метафор, – посуровел адмирал. – Я спрашиваю про конкретно Траска оф Траскона. Он пребывал в сознании, условно говоря, нашего Императора, с учётом всей этой виртуальной мешанины. Насколько он изменился – оф Траскон? Как на него подействовало – пребывание в личности Императора?
Дидье Эммерли с уважением посмотрел на Гала Орфиса. То сумел заглянуть в самую суть. Вольно или невольно. Тут уже отговорками не отделаться. Учёный нахмурился и потёр лысину на макушке.
– Трудно сказать наверняка …
– Короче! – Со злостью прикрикнул на учёного адмирал и тот понял, что глава Службы безопасности не намерен шутить и настроен весьма сурово.
– Я думаю, что на сознание Траска оф Траскона сказалось пребывание внутри разума нашего Императора. Учитывая то обстоятельство, что геном Императора был не так давно чуть усложнён, могло случиться так, что какая-то часть Пра гэгхарн Татена соединилась с нейронными зонами и сохраниться в виде ментальной матрицы в глубинах подсознания барона. Но это всё весьма спорные предположения. Подробнее я мог бы сказать при условии нахождения барона в нашем научном центре … или ещё каком. Но, учитывая то, что вы сообщили нам … что бедный барон погиб в схватке с вирусоносителями, то это уже неважно и является предметом предположений и абстрактной риторики ...
– После, – махнул рукой Гал Орфис, обрывая затянувшуюся речь нейролога, – всё после. Сейчас нам надо выходить отсюда.
– Совершенно верно, – раздался посторонний голос и все присутствующие вздрогнули, включая и адмирала, который о чём-то сосредоточенно размышлял, погрузившись в мысли столь глубоко, что перестал осознавать происходящего. – Давайте отправимся в лагерь, а вам, адмирал, я бы советовал отдать оружие. Вдруг вы, совершенно случайно, нажмёте на спусковую клавишу и наши учёные друзья погибнут. И это в то время, как спасение почти что произошло.
В проёме двери стоял Эдуард Монк, а из-за его спины выглядывали лица весьма внушительных десантников, сжимавших излучатели и готовые открыть огонь.
+ + +
Барону Траску оф Траскону удалось незаметно выбраться из Гермонта. Он мог бы это сделать и раньше, но желал помочь своим товарищам, которых вытащил из Императорского Дворца. Он так и не смог оставить их и выждал удобного момента, чтобы перепоручить их адмиралу. Конечно, Гал Орфис был из породы прожжённых политиков, но ведь и он был человеком. В конце концов, от медиков он узнает подробности спасательной экспедиции. Так что о нейрологах можно было не переживать. Оставалось заняться своей персоной.
Главной сложностью было то, что сейчас тайно подойти к Иуну было невозможно, по причине того, что на орбите кружили корабли из той группы, что прибыла сюда с Галом Орфисом. И это кроме тех кораблей, что оставались в системе Эдмонда. А уж о том, чтобы опуститься на поверхность, нельзя было и мечтать. То есть опуститься было можно, то этот корабль тут же арестовали бы силами многочисленных патрулей, что заполняли окрестности Иуну. Надо было что-то предпринимать. И барон напряжённо думал, пытаясь найти способ и тут же отказываясь от него. Наконец он кое-что придумал. Но для этого снова пришлось отправляться в брошенный город, где оставалась установка гиперпространственной связи.
Барон уповал на своих друзей, которые летели сюда на космической яхте, которая когда-то приписана была к Мемфису и до сих сохранила в себе элементы роскоши. Одним из достоинств её, отличающих от других кораблей подобного класса, было наличие кабинки масс- передатчика, то есть установки пространственной телепортации. В Гермонте тоже оставались такие установки, немного, но они были. Их использовали, когда обитателям Мемфиса и их гостям приходила в голову фантазия побродить по улицам бывшей столицы, заглянуть в полудикие заросли обширной парковой зоны, а то и поохотиться на экзотических птиц- «донов». Такую вот установку и решил использовать барон. Сильно усложняло дело то, что по Гермонту бродило ещё несколько шаек заражённых «кровавым бешенством». Плюс отряд десантников, что высадился здесь вместе с Галом Орфисом. Траск оф Траскон сознательно указал адмиралу на спасшихся медиков, чтобы отвлечь от собственной персоны. Он надеялся, что сейчас десантники заняты несчастными учёными.
Проявляя чудеса ловкости и осторожности, барон всё же пробрался к своему убежищу, чудом обойдя группку вирусоносителей, что устроилась в соседствующем здании и начал вызывать яхту. Хай Стелл ожидал вызова, обладая завидной интуицией, и отозвался почти сразу. Траск оф Траскон условился о коде переброски и тут же отключился. Конечно же, сейчас поверхность, особенно в районе брошенного города, тщательно сканируют и, возможно, их переговоры успели засечь. Надо было торопиться, потому как сюда скоро направятся дополнительные группы розыска, оснащённые первоклассной техникой, которую будет очень сложно обмануть. Необходимо было работать на опережение. И барон спешил. Он убрался от своего убежища за несколько минут до того, как там опустились сразу два флайера. Вот сейчас повезло. Что рядом находились «бешеные» Безумцы отреагировали на появление патрулей и попытались атаковать их. Пользуясь начавшейся суматохой, барон добрался до кабинки и набрал там необходимый код переброски. Установка сработала, и барон перенёсся на свою яхту, которая тут же начала удаляться, а потом и вовсе вышла в гиперпространство. Барону повезло, что из бегство было списано на Гала Орфиса.
Что же случилось с адмиралом? Когда его и группу учёных обнаружил Монк со своими людьми из отряда «Гамма», Монк потребовал у своего шефа, чтобы тот сдал оружие. Адмирал с видимым сожалением расстался с излучателем и послушно направился за торжествующим заместителем. Вот только таким предупредительным он был совсем недолго. Буквально через пару минут из его карманов, рукавов, из пазухи вырвались десятки летучих приборов, которые принялись жечь и резать всех окружающих. Сильно пострадали Дидье Эммерли и один из его ассистентов – Симпониус. Чудом остался в живых сам Монк, которого пронизало энергетическим импульсом. В создавшейся суматохе адмирал бесследно скрылся. Наверняка у него имелись здесь укрытия и склады. Если бы Монк не пострадал так, то он обязательно организовал бы экспедицию преследования. А так им всем пришлось отступать, потому как на шум и крики начали появляться последние выжившие из носителей страшного вируса. Нервы десантников не выдержали и они ретировались из города, ставшего прибежищем вирусов, призраков и всякого рода монстров. Выход на связь с неизвестным абонентом неизвестной установки посчитали делом рук ушлого адмирала, а также выход масс- передатчика. Посчитали, что своё бегство Гал Орфис тщательно подготовил ещё до того, как явился на Куш. Орфис пользовался репутацией сверхъестественного организатора и никто не удивился такому исходу операции. Его искали на самых разных мирах Империи, а адмирал в это время путешествовал по лесам Иуну и вышел в одном из посёлков, где проживали биологи, обеспечивавшие сохранность курортных зон этого мира. А выбраться оттуда Орфису уже не составило труда.
Глава, завершающая «Новую сагу».
– Друзья, – начал свою речь барон Траск оф Траскон, – прежде, чем мы определимся с нашим ближайшим будущим, я хотел бы, чтобы мы хорошенько подумали. Ошибок совершать нам не следует.
– Ошибки имеют тенденцию к разрастанию, – добавил в полголоса Карл Кёниге, – до полной катастрофы.
Установилась тишина, в которой присутствующие поглядывали друг на друга, словно кто-то из них знал ответы на многочисленные вопросы, которые мучили всех. Следует добавить, что яхта и крейсер викингов пространства нашли друг друга и устроили временный лагерь на одном из астероидов, что пронизывал космическое пространство и мчался куда-то на край Галактики, где возможно и застрянет в одной из туманностей. Все участники экспедиции собрались в ристалищном зале «Нуфлинга» и терпеливо дожидались, когда явится руководитель экспедиции. Сам же барон пребывал в объятиях его красавицы- супруги, Сив Белунг, которая, по обычаю всех женщин мира то пыталась рассказать о всех событиях, случившихся за время их разлуки, мыслях и заботах, что донимали её, то осыпала поцелуями лицо супруга и обливала его слезами, слезами печали и радости, а Траск пытался остановить поток словоизливания и слёз. Отчаявшись, он поднялся и отправился в зал, где его уже ждали. Сив Белунг задержалась, чтобы привести себя в порядок. Оттого она пропустила начало речи, но мы-то уже с ним познакомились.
– Совершенно верно, – посмотрел на писателя барон, – и важно всем нам понимать это. Если мы будем понимать, то сможем найти верный путь для правильных действий. Что мы делали до сих пор, друзья мои?
– Пытались сделать как лучше, – вздохнул Чижевски, который выглядел осунувшимся стариком, так на него повлияли последние события.
– И делали это, – кивнул головой Траскон, – по большей части бездумно. Ибо мы, по сути своей – одиночки. Мы отправили миссию на другие миры, не предварив их визит предварительно официальными способами и тем лишили их поддержки с Мардука. Мы не привлекли силы законности, которые предусмотрены в системе имперского законодательства, а решили всё сделать, как это происходило раньше, до того, как Нифльхейм сделался частью Империи, приняв такие её институты, как администрация и гарнизон имперских войск. Мы пытались действовать силой, уповая на то, что находимся дома и забывая о том, что силы всей мощной Империи много действенней, чем лихость самых могучих бойцов викингов пространства.
– Сейчас Империя переживает не лучшие времена, – заметил Дидл Брасс.
– Да, согласился барон, – но это делает некоторые вопросы ещё более щепетильными. Многие имперские чиновники находятся в растерянности, ног когда видят перед собой примеры того, что выходят за пределы привычной им системы, то мигом реагируют на это, пытаясь хотя бы так привести дела в норму, пусть на крошечном подведомственном им участке.
– Это вы про Клайв? – Переспросил Кёниге.
– Про Клайв, злосчастный Мемфис или любой другой мир, который стоит на пороге грядущих событий, которым трудно противостоять, ибо не проработаны меры защиты.
– Кто же их будет прорабатывать?
– Вероятно те остатки имперского Совета, что перебрались на Куш, пока творятся беды на Иуну. Если они с этим не справятся, то что ж, этим придётся заняться всем нам.
– Каким же образом? – Спросил кто-то из толпы викингов и барону показалось, что вопрос задал не нифльхеймец, а тот, кто затесался в их ряды. Но этого «кого-то» не было видно из-за рослых воинов.
– Либо срочным созданием нового Имперского Совета, либо придётся выпутываться из неразберихи каждому миру самостоятельно. Увы, друзья, третьего пути просто нет. Либо всем вместе и предельно консолидированно, срочно выработав программу поэтапных действий, либо каждый мир должен будет придумать программу спасения применительно для себя.
– Мы лично будем ратовать за самостоятельность Нифльхейма, – решительно заявил Дидл Брасс и все викинги его дружно поддержали, создав мощный хор выкриков.
– Пусть так, – согласился с их единодушием барон, – но внутренний ресурс Нифльхейма чрезвычайно мал. Напомню вам, что приходилось посылать избытое населения за пределы вашего сурового мира, чтобы искать способы, законные или не очень, для привлечения этого самого ресурса. Теперь он у вас появился, в виде инвестиций Имперской администрации, принеся и другие побочные явления, о которых вы знаете и без меня и от которых некоторые уже пострадали. Если Нифльхейм объявит о независимости и изгонит от себя администрацию извне, то он лишится и притока необходимых ему средств, в виде кредита, оборудования, специалистов и технологий.
– Мы не одну сотню лет прекрасно обходились и без этого! – Выкрикнули из тесных рядов воинов, которые встали ещё теснее, стеной.
– Положим, что обходились, – спокойно согласился с выкриком Траск оф Траскон, – но всё же надо отметить, что совсем не прекрасно, что вам приходилось сложно, и что вам приходилось трудно. А появление у вас эйнхериев, это же могло сказаться на сомнительном благополучии вашего мира и могло обернуться регрессом.
Викинги начали было выкрикивать слова несогласия, а некоторые распалились до такой степени, что выкрикивали в адрес барона и оскорбления, но их, надо отметить, толкали в бок более рассудительные товарищи. Но шум всё же поднялся преизряднейший.
– Спокойней, друзья мои, – повысил голос барон. – Я же говорил вам, что нам надо действовать с умом. Мы вас не отталкиваем. Наоборот, я, как владетель Мардука, обещаю вам свою помощь и поддержку. Если Имперская администрация начнёт чинить препятствия, то у нас найдётся, что вам предоставить. Конечно, Мардук не самый богатый и развитый мир Империи, но кое-какой ресурс и технологии у нас имеются. Мы создадим союзное объединение. Может быть к нам присоединится ещё кто-то из соседей. Это и Асаллух, пусть и мир сельскохозяйственный, но всё же. Появятся и другие претенденты. Я в этом не сомневаюсь. Это в том случае, если имперские связи начнут ослабевать.
– А что же нам делать сейчас? – Спросил Януш Чижевски. – Возвращаться на Мардук? На Нифльхейм?
– Я думаю, что стоит повременить с возвращением домой, – заявил, после непродолжительной паузы, барон и все сразу вокруг снова загомонили. Каждый предлагал свой вариант действий и пытался перекричать соседа. Ристалищный зал загудел от разрозненного шума громких выкриков. Закончилось всё тем, что Брасс схватил тяжёлый молот и начал бить им в стену. Грохот от ударов заставил замолчать самых энергичных крикунов.
– Помолчите, – сурово заявил капитан крейсера «Нуфлинг». – Дайте высказаться нашему общему другу и покровителю. Потом мы проведём совет корабля и примем правильное решение.
Ворча и взрыкивая, тем не менее викинги согласились со своим вожаком и замолчали, выжидательно посматривая на барона, который, в свою очередь, не сводил глаз с Сив Белунг. Вздохнув, Траск оф Траскон продолжил:
– Вы хотите узнать моё мнение … Всем сердцем я бы хотел вернуться домой. Лишь там можно найти благостный покой. Но любые решительные действия несут в себе инерцию последствий и противодействия. Мы многое успели совершить, и силы, которые мы растревожили, постараются принести нам массу неприятностей. Нам и нашим соотечественникам, которым и без того приходится сложно.
– Как же тогда быть? – Уныло вопросил Сэнди Грей.
– Я предложил бы отступить, – продолжил барон, – и перебраться на Оскопнир, где у нас остались верные друзья и где нас точно никто искать не будет. Спрятаться ненадолго, а на Мардук послать разведывательную группу «Сигма-56», присоединив к ней нашего друга Грея. Вы изучите там обстановку и дадите нам знать, когда опасности минуют Мардук. Мы будем иметь сообщения и посылать друг другу известия. Это что касается Мардука. На Нифльхейм тоже пошлём людей, из команды крейсера, которых вы отберёте сами. Со своей стороны я бы просил взять Сив Белунг и спрятать её у родственников. Бедняжке пришлось пережить слишком многое, чтобы лететь на другой конец Вселенной и прятаться там, вдали от стен родного дома. Такое вот моё личное пожелание.
Услышав последние слова, Сив вскрикнула и побледнела. Она попыталась подняться и зашаталась. Её подхватил на руки Траск оф Траскон, а к ней уже бежали Файф эн Кровус и Кубк Блон. И другие викинги тоже переговаривались, тревожно поглядывая в сторону общей любимицы, на спасение которой и поднялись все вместе.
– Ты решил без меня, – заговорила молодая женщина, – не испросив на то моего согласия, не узнав мнения. Однако же недавно ещё говорил про инерцию, про то, что своими действиями мы задели многих. Но ведь кое-что сделала и я. Это меня осудил Имперский суд на заключение. Пусть вместо меня туда отправилась Омо Занц. Так что мне пока что рано возвращаться домой. Я просто не смогу жить, забившись в тайный угол. Для меня будет лучше находиться рядом с той, мой друг и супруг. Мы и так слишком много времени провели врозь, что снова разлучаться, только-только соединившись. Пусть это будет ледяной мир Оскопнира. Я смогу жить и там. Тем более, что с нами будет доктор Кровус, который обещал мне полное выздоровление. Не так ли, доктор?
Из толпы викингов вперёд выдвинулся бледный и взъерошенный врач. Должно быть рослые воины настолько крепко стиснули его, что он едва не испустил дух. А теперь его вытолкнули вперёд, чтобы он смог ответить на вопрос, заданный ему Белунг. Файф открыл рот, но издал лишь сиплый кашель. Глубоко вздохнув несколько раз, он кое-как пришёл в себя и попытался сформулировать ответ:
– Да, я обещал выздоровление и восстановление всех функций организма, организма женщины. Но для этого мне необходимо привычное мне оборудование. Лучше всего было бы вернуться на Нифльхейм, где у меня, на базе «Петулло» нашлось бы всё необходимое, и я …
Конец фразы перекрыли выкрики из толпы стоявших за ним воинов. Кто-то из викингов пространства даже вытянул руку и поднял за шкирку доктора, который беспомощно шевелил ногами в воздухе, пытаясь дотянуться до палубы.
– Наверное, – заявил Карл Кёниге, с сочувствием глядя на беспомощный вид медика, – стоит напомнить нашему доктору, что это раньше он был важной частью системы и пользовался там влиянием. Но, с некоторых пор, он выпал из этой самой системы, а, учитывая тот важный факт, что проект, в котором он участвовал, является секретным, то теперь доктор перешёл в ранг не участника, а свидетеля, то есть стал досадной помехой в некоем проекте и, появись он теперь на своей базе, то сразу же стал бы предметом разбирательства и неизвестно ещё, смог бы он там оправдаться или нет. Я уж молчу о том, смог бы доктор Кровус продолжать свою работу на Нифльхейме …
– Ах, господа, – завздыхал учёный медик, после того, как его опустили на палубу, – я ведь и сам это прекрасно понимаю и говорю, что это было бы в идеале, что там у меня имелось всё необходимое. Кое-что можно было бы применить и у меня дома, где я работаю в научном институте, но это, боюсь, теперь тоже невозможно. Я тут немного пообщался с вашим другом с таинственного мира Куш, которого зовут Хнум. У меня сложилось мнение, что там, на Куше, тоже можно было организовать курс лечения. У них имеются свои методики, довольно оригинальные и содержательные. Признаться, они довольно продвинутые и интересные для настоящего специалиста, каким я считаю себя …
– Но, доктор, – вмешался в сумбурные речи учёного барон, – этот вариант нам тоже не подходит. Куш – весьма своеобразный мир и претерпевает сам сложный период политической конфронтации. Давайте исходить из того, что у нас имеется на данный момент.
– На данный момент, – бормотал Файф эн Кровус, - на данный момент … Всё это не так просто … На данный момент я не могу сделать ничего определённого. То есть в том положительном смысле, какого вы все от меня ждёте. То есть быстрого результата. Я не отказываюсь от продолжения работы, но сколь быстро у нас получится результат? Этого я не могу сказать наверняка ...
– Если дело в оборудовании, – продолжал говорить Траск оф Траскон, – то там, на Оскопнире, когда-то находился секретный научный центр, который проводил подобные работы. Мы, в составе группы нападения из викингов пространства, совершили на этот центр нападение, но, вполне возможно, что некоторая часть оборудования там сохранилась, и можно будет что-то использовать.
– Но это же в корне меняет дело, – обрадовался Кровус, – это меняет дело. Тогда я готов … тогда я буду ждать …
– Вот только помощников у вас там не будет, – охладил пыл медика барон. – Справитесь ли вы в одиночку?
– Ну, почему же совсем в одиночку? – Пожал плечами Кровус. – Я тут успел пообщаться с коллегой, коллегой Блоном, и уверен, что его компетенция вполне позволит ему ассистировать мне в моих исследованиях. Не так ли, уважаемый Блон?
– Я думаю, – предположил корабельный врач, – что и в самом деле мог бы помочь, если это заявляет такой крупный специалист, как доктор Кровус.
– Вот и хорошо, – обрадовался, почти искренне, светило медицинской науки, – вот и прекрасно.
Переговариваясь и обмениваясь впечатлениями, люди начали расходиться по постам, а в ристалищном зале остался барон, а также те, кто скоро должны были отправиться на яхте на Мардук. Остался и Чижевски, которого Траск сначала собирался тоже присоединить к группе Шина, а потом решил оставить при себе, учитывая, что Янек числится заключённым, хоть и погибшем в подземельях тюрьмы Клайва.
– Друзья, – обратился Траскон к оставшимся. – Ваша миссия довольно сложная. Яхта доставит вас на Мардук. Григ Шин остаётся старшим группы, а помогать ему будет Сэнди Грей, который будет посредником между тобой, Шин, и Ли Ван Гуком. Ван Гук будет проводить официальное следствие происходящих на Мардуке событий, а ты, Григ, неофициальное. Теперь относительно тебя, Хай. У тебя будет задание более сложное. Сейчас будут совещаться викинги и отберут несколько человек, двоих или троих, которые отправятся на Нифльхейм. Ты присоединишься к ним и будешь у них вроде консультанта по особым вопросам. Также меня очень интересует, продолжает ли функционировать эта самая база «Петулло», где подвизался доктор Кровус, который столь прилежно уверяет нас в дружбе и лояльности. Надо будет с этим разобраться. Что там происходит с эйнхериями? Как ведёт себя имперская администрация. Ты, Хай, будешь моими глазами на Нифльхейме. Мои коды вы знаете, друзья. С вами будет общаться Януш, которого я снова назначаю своим помощником по связям с внешним миром. А мы уходим в Чужие миры. Надеюсь, на непродолжительно время.
Через несколько часов крейсер «Нуфлинг» резко увеличил скорость и начал готовиться к гиперпрыжку, чтобы покинуть сверкающее звёздное облако Галактики, а яхта «Аврора» скользнула в противоположную сторону, где, среди прочих звёзд, сияла звезда Дамкина. Мы снова расстаёмся с нашими героями, которые сделались нам близкими, практически – родными, чтобы снова встретиться через … через … через какое-то время.
Послесловие.
Закончен второй том «Викингов пространства» и автору хотелось бы сделать несколько пояснений. Дело в том, что автор пытался использовать в цикле этих произведений несколько своих идей.
Первая из них заключается в том, что автор считает многочисленные мифы, легенды, сказки разных народов мира некими смутными воспоминаниями о космическом прошлом человечества. Эта идея не нова и многие авторы её уже использовали. Роберт Желязны, Пол Андерсен, Ник Перумов и другие, которых вы наверняка знаете не хуже автора.
Вторая идея касается многочислия земных рас. То и дело учёными указывается место, которое является «колыбелью» человечества. В основном речь идёт об Африке. Иногда поминают Антарктиду. Не суть важно. В таком случае раса была бы одна. Она бы и развивалась. Но их всё же больше. Далее – излишняя агрессия людей. Вся история человечества составлена из войн и преступлений. Культура, наука и искусства являлись скорей уж исключением из общих правил. Отсюда и следует вывод, он же – идея произведения. Когда-то наша планета, находящаяся далеко от центра Галактики, сделалась местом заключения для преступников объединённого звёздного государства. Чем не идея для многопланового фантастического романа?
Исходя из этого, можно прийти к логическому выводу, что продолжением будет служить Земля, в данном контексте – Твердь. Да, автором задуман третий том «Викингов пространства» - «Маран». Собственно говоря, задумывалась дилогия – «Викинги пространства» (первый том) и «Маран» (второй). Но герои обзавелись собственными проблемами, которые потребовали их разрешения. Таким образом и появилась «Новая сага».
Теперь относительно «Марана». Продолжение непременно будет. Но не сразу. Сначала надо написать «Уравнение с тремя неизвестными» (заключительная повесть цикла о госпоже Селене) и «Монстр» (третий том), которые автор обещал читателям ( и самому себе) ещё раньше. К тому же у автора появилась замечательная идея предложить издательству сделать мир Тверди центром для многотомного многоавторского сериала. Существует мир «Метро», мир «Сталкера», мир «Этногенеза». Почему бы не появиться и миру Тверди? Ведь там благодатного материала и места для развития много больше, чем в «Метро» или «Сталкере», где всё действие сосредоточено в ограниченном объёме. Автор взял бы на себя написание «Марана», который закончил бы этот авторский цикл, которых и так уже несколько и до всех не доходят руки, отчего автор порой испытывает некоторого рода уныние.
Но всё впереди и всё в руках Высших Сил. А мы уповаем на собственное силы и здоровье. Надеемся, что их хватит. Если не на всё задуманное, так хотя бы на большую часть!