Травля. Глава 2

Ольга Старр
       Я пришёл домой и, переодевшись, бросил одежду в стиральную машинку. Так как мама постоянно была на работе, я по-немногу научился заботиться о себе. Я умел постирать и погладить бельё, а когда необходимо, то мог и обед приготовить. Из-за огромного и бесконечного потока квитанций и счетов за ипотеку, мама, на чьи плечи взвалилась финансовая ответственность за семью, зачастую была вынуждена работать в две смены. Она работает медсестрой в городской больнице. Работа неблагодарная, но, как не перестаёт повторять мама, она помогает нам свести концы с концами. Иногда я не вижу её по нескольку дней и именно поэтому большую часть времени я, если можно так выразиться, предоставлен самому себе. Временами мне нравится быть одному. Но бывают дни, когда одиночество превращается в невыносимое испытание.
       Отец оставил нас несколько лет назад. Он наверное осознал всю мою никчемность, когда его всё же осенило, что через меня ему никогда так и не удастся воплотить свои собственные, нереализованные мечты. Поэтому он сначала какое-то время жил в своём прошлом, каждый день разбавляя его несколькими стаканами виски или скотча.

       Он был моего возраста, когда узнал о том, что мама была в положении. И вот перед ним, несмышленым подростком, встала дилемма, требовавшая немедленного решения. Все и каждый спешил помочь ему дельным советом. Только никто не ожидал, что отец, подававший большие надежды капитан футбольной команды, хотел лишь одного — поступить правильно. Вопреки угрозам и упрёкам своей семьи, которая отказывалась предоставить ему материальную поддержу и просто отвернулась от него, отец принял самое важное решение в жизни: он отрёкся от своей мечты. Иногда мне кажется, что он так и не простил ни матери, ни мне того, что мы должным образом не оценили его жертвы.
       Я наверное с ума сошёл бы, если провёл бы хоть один день в отцовской шкуре. Он жил тем, что постоянно, без устали, задавался одним и тем же вопросом: “А что было бы, если..?” В своём выдуманном мире, которым он дорожил больше, чем собственной семьёй, он не был рядовым заведующим автомастерской и полным неудачником, каким его считали друзья. Нет, там он видел себя в свете славы: победитель и первый во всём. Так продолжалось несколько лет. А затем он всё же решился на то, чтобы уйти. Это самое простое решение, которое человек принимает в сложной ситуации. Ведь на то, чтобы просто уйти, много ума не надо. В основном он необходим для того, чтобы попробовать разобраться что к чему и решить проблему. Но мой отец, к сожалению, со временем превратился в того человека, который всегда искал кого-то, на кого можно было переложить всю ответственность принятия того или иного решения.

       Иногда мне кажется, что это случилось к лучшему. Пусть отец и причинил боль своим уходом, но мне, по правде говоря, было бы намного больнее каждый раз видеть разочарование в его глазах, знай он в кого превратился его сын. Может это и к лучшему, что он не видит того, как его мечты относительно меня с шумом разбились вдребезги. Не думаю, что отцу было бы приятно узнать о жалкой роли боксёрской груши на заднем дворе школы, которая выпала его сыну, или о том, что находятся те, у кого хватает наглости не только обзывать, толкать и ставить подножки, но и плевать мне в спину каждый раз, когда я иду по школьному коридору
       Но как бы там ни было, мне всё же нестерпимо тяжело от того, что отца нет рядом. Рядом нет никого с кем я мог бы поговорить и спросить дельного совета. Рядом нет того человека, кто научил бы меня быть мужчиной.

       Я почти закончил накрывать на стол, когда в двери появилась мама. Последний раз мы разговаривали вчера утром, перед тем, как она ушла на работу.  Окинув усталым взглядом столовую и кухню, её осунувшееся от физического истощения лицо повернулось в мою сторону. Наши взгляды на миг пересеклись. В долю секунды тонкие, бледные губы — мама почти никогда не пользовалась косметикой на работе — растянулись в улыбке, а в глазах вспыхнула искорка.
       Каждый раз, когда она возвращалась домой, мне было любопытно наблюдать за её так называемым преображением. И каждый раз я не переставал задаваться одним-единственным вопросом: как же она на самом деле сумела овладеть столь утончённым искусством? Очевидно внутри неё был какой-то рычаг, невероятным способом заставлявший её мозг переключаться на другую волну, когда она переступала порог дома.
       Как обычно, поцеловав меня в щёку, она бросила сумочку и ключи на тумбочку в прихожей.
       — Как же хорошо, что я могу положиться на тебя, — помыв руки, она старательно вытерла их кухонным полотенцем и, взяв меня под руку, повела к столу. Заметив, что я всё же засмущался, она продолжила. — Нет ничего стыдного в том, что ты, молодой мужчина, можешь позаботиться о себе.
Я не нашёлся что ответить и, лишь молча пожав плечами будто в знак согласия, сел за стол.
       — Иногда я всё ещё воспринимаю тебя как ребёнка, хотя ты уже давно им не являешься. Просто мне трудно признаться самой себе в том, как же быстро ты повзрослел.
       — Ладно, мам, — жуя, пробурчал я, — а то, если ты так часто будешь восхвалять меня и петь мне дифирамбы, я могу расслабиться и забить на всё.
       — Но ведь ты так не сделаешь, — на её уставшем лице промелькнула едва заметная улыбка, — и вообще, с каких это пор это такое ужасное преступление — гордиться своим уже совсем взрослым сыном?
       От её слов мне стало не по себе настолько, что еда застряла в горле, заставив меня громко кашлять. Я поспешил закрыть лицо руками, почувствовав как вспыхнули щёки. Мне стало стыдно только от одной мысли — насколько глубоко она разочаровалась во мне, если бы узнала кем её сын был на самом деле. Я не хотел уничтожать тот образ меня, который мама создала в своём сознании. Я не хотел, чтобы она знала каким тюфяком был её сын.

       — Ну хорошо, я больше не буду вгонять тебя в краску, — мама подмигнула мне и наконец принялась за еду.
       — Мам, — моё сердце забилось быстрее обычного от предстоявшей беседы, — я хотел кое о чём с тобой поговорить.
       — Угу.
       — Ты же знаешь, что я ни о чём, никогда тебя не просил.
       — Я и не ожидала, что этот разговор будет до такой степени серьёзным.
       — Как бы ты смотрела на то, чтобы я перешёл на домашнее обучение? — На время между нами повисла гнетущая тишина. — Я узнавал в школьной администрации. Всё что для этого нужно — разрешение родителей и подпись.
       В глубине души я догадывался о том, насколько ребяческим было моё поведение и моя просьба. Но на данный момент в возможности обучаться на дому я видел своё временное спасение.
       — У тебя какие-то проблемы в школе?
       — Нет.
       — Пожалуйста, не обманывай меня. У тебя проблемы?
       — Да нет же!
       Мама сидела молча, немного ссутулившись, и тщательно пережёвывала кусочек курицы. Лицо её ничего не выражало. Оно скорее напоминало бесчувственную маску, которой она прикрывалась каждый раз, когда ей предстояло принять важное решение.

       — Интересно, — она посмотрела на меня, но её задумчивый взгляд, как мне показалось, проходил сквозь меня, — какая же причина на самом деле побудила тебя задуматься о домашнем обучении? Ведь это твой последний год в школе. Это самое прекрасное время в твоей жизни. А ты хочешь провести его заперевшись в своей комнате. Скажи мне честно, это всё из-за девочки?
       Я не знал что ответить. Потупив взгляд в пол, я мысленно ругал себя за то, что, хоть я и нашёл силы начать этот разговор, у меня всё же не хватило мозгов продумать резонные причины для своей просьбы. Так и не добившись от меня ответа, мама продолжила свои рассуждения.
       — Не пойми меня неправильно, но я всё же хочу понять, найти причину, разобраться… Неужели вместо того, чтобы общаться с друзьями и заводить новые знакомства, тебе интересно быть одному? Пнём сидеть в этом пустом доме и отгородиться не только от окружающего мира, но и от жизни, которая будет проходить мимо тебя. Зачем жертвовать этим чудесным временем, которое ты никогда не вернёшь?
       Я настырно продолжал молчать, хотя мой внутренний голос разрывался в моём сознании громким звоном колокола. Мне пришлось прикрыть рот ладонью, до того я боялся, что не сдержусь и начну выкрикивать свою боль ей прямо в лицо. Как я мог найти правильные слова, чтобы объяснить насколько сильно я ненавидел школу и устал быть козлом отпущения для одноклассников? Она даже не догадывалась об этом. Как не догадывалась о том, каких на самом деле сил мне стоит каждое утро заставлять себя вставать с постели и идти в школу, по пути гадая к чему мне стоит быть готовым сегодня, чтобы пережить очередной день полный унижения и обиды. Как мне объяснить ей, что в своём возрасте я уже устал от людей, от того, какими они могут быть на самом деле. Как объяснить ей то, что я от всего устал, и единственное о чём мечтаю, чтобы всё это поскорее закончилось.

       — Я понимаю, — не обращая на меня внимания, словно меня не было в комнате, мама продолжала дискутировать вполголоса, — бывает тяжело, когда ты не так популярен, как некоторые из твоих друзей. Но поверь мне, когда ты закончишь школу, это будет уже не настолько важно. То, что у тебя пока нет постоянной девушки, ещё не показатель того, что ты не знаешь как надо себя вести с противоположным полом. У тебя ещё столько подружек будет, вот увидишь! Не стоит так глубоко расстраиваться по этому поводу и прятаться ото всех.
       — Конечно, тебе легче отгородиться и сказать, что я просто не понимаю! Ведь вместо того, чтобы всё мне объяснить, ты сидишь будто воды в рот набрал. Прошу тебя, скажи мне честно, — она не сводила с меня глаз, — что происходит? У тебя проблемы? Вроде на последнем родительском собрании не упоминалось твоё поведение. Да и успеваемость по многим предметам у тебя отличная. Что же тогда? Я твой друг и ты можешь делиться со мной всем, что тебя беспокоит.
       — Проехали, — я резко поднялся из-за стола и, схватив свою тарелку — я так толком и не притронулся к еде — понёс её на кухню, — забудь об этом разговоре. Забудь о моей просьбе.
       — Дэнни! — догнав меня, мама положила руку мне на плечо и развернула меня к себе. — Я знаю, что есть вещи, которые тебе тяжело обсуждать со мной. Я не мужчина и к сожалению не могу заменить тебе отца, но я хочу, чтобы ты знал кое-что… ты всегда, слышишь меня, всегда можешь говорить со мной. Обо всём. О хорошем и о плохом, что происходит в твоей жизни. Я хочу, чтобы ты не боялся открыться мне, чтобы ты видел во мне не только свою мать, но и надёжного друга, на чьё плечо ты можешь опереться.
       Она обняла меня крепко и как-то по-другому. Так, будто это был последний раз, когда она меня видит, а потом мягко прошептала в моё ухо:
       — Я подпишу все необходимые бумаги, чтобы ты мог учиться дома, но только при одном условии. Пообещай мне и себе в первую очередь, что ты дашь и школе, и одноклассникам ещё один шанс. Один шанс доказать тебе, что не всё так плохо и есть возможность исправить прошлые ошибки.
       — Обещаю…