Нечего и говорить о том, какое место сенокос занимает в деревенской жизни. Всякое хозяйство, в котором водится хоть какая-нибудь скотина, нуждается зимой в траве. У моих стариков скотины было много, а когда их сгорбила старость, дом с богатым подворьем был продан, и они переехали в город. Старикам выпало доживать жизнь в мелких заботах о маленьком саде рядом с маленьким домиком, гнездившимся в переулке между городскими кварталами.
А те жители села, которым было не по силам косить траву - инвалиды, слабые старики и одинокие бабули - нанимали мужиков и ребят за магарыч. Самогона у нашей семьи было много, но не было нужды кого-то нанимать, потому что дед был крепким, а ослабевающую бабушку в сенокос сменял я. Многим мне запомнились те июньские дни, дни простых и благих дел на зиму. То были дни сладкой и будто бы правильной жизни без сладких иллюзий, которыми меня обычно кормит город.
Будучи малышом, из всего процесса заготовки травы, я слышал первое – как дед затачивал косы, отбивая их молотком, и видел последнее - складывание сена в копны за двором или в сарай. Обычно меня не брали в поле на покос, на переворачивание скошенной травы и на перевозку. Зато я вволю игрался в траве, сваленной с телеги. Я выгребал сухие ветви, делая себе что-то вроде шалаша, прячась от деда, или просто кувыркался и прыгал на мягких кучках, стараясь пнуть ногами кур, что-то искавших в сене. И если какой курице доставалась, то она минут десять бегала по двору и кудахтала. Мне всегда нравилось доводить кур до этого состояния, я думал, это у них не столько от боли, сколько от злости и куриной ярости.
Никакой выдающейся силы и особенной сноровки не нужно, чтобы ловко работать граблями. Я уже принимал участие в заготовке сена. По утрам ходил переворачивать скошенную, лежавшую рядами траву, часто меня отправляли одного, если дело было недалеко от двора. По вечерам я катал сухие ряды в маленькие копны, их называли «катышками» или «вилкАми», имея в виду, что размер такой копны как раз в пору одной насадке на вилы. Мне нравилось не ворочать, а катать траву, потому что катание занимало меньше времени, и результат труда виделся сразу – за двадцать минут я смог бы, пожалуй, покрыть катышками, словно тело родинками, весь огород на гумне. Собирать эти родинки ездили обычно после обеда, когда трава выжаренная и легкая. Катышки насаживались на вилы и укладывались на воз, а на их месте оставалось немного сухих веток, подгребать которые и было моей работой. Я шустро бегал с граблями, управляясь быстрее многих неторопливых и грузных взрослых. В детстве я всё делал быстро, а сейчас нет.
Когда рост стал позволять мне класть вилки на воз, я с радостью взял в руки вилы, освободив от тяжестей бабушку. Да и дед теперь косил траву один. Зато во всём остальном я ему посильно помогал, и многое проходило быстрее и легче. Помню, как мы однажды забирали траву с гумна, катышек было очень много, воз намечался недюжинный. Укладывать траву на воз надо в определенном порядке, и мы с дедом переговаривались, как по рации: «Правый центр» – говорил он мне, куда класть вилок. «Левый зад», «Серёдочка», «Зад центр». Потом все эти слова кричал ему уже я с вершины воза, распределяя и приминая под собой траву. Затем набрасывались и кое-как стягивались верёвки, короткие, не для таких громадин сена. Вот, где была нужна моя ещё несозревшая сила, - тем не менее, наш воз всю дорогу держался стройно и крепко.
Шесть часов утра. На траве роса, на плече коса. Комары кружатся стаями. Так по утрам мы с дедом уходили косить траву. Я научился неплохо косить в три-четыре подхода, сначала сорняк за домом, потом трава у обочины грейдера. И вот, ранним утром мы идем за ферму, комары садятся прямо на лицо. По приходу на место, найденное ещё несколько дней назад, мы садимся на перекур, и дед выдыхал дым на меня, чтобы отпугнуть кровососов. Выкурив сигаретку на половину, он аккуратно клал бычок в пачку, экономя курево, - бабушка выделяла ему пачку «Примы» на два дня. Скосив по пятнадцать рядов, это как раз занимало тридцать минут, мы отдыхали, отбиваясь дымом и руками от комаров. Роса часам к девяти сходила, косить становилось тяжелей, и однажды таким утром на последнем ряду я согнул лезвие своей маленькой косы, нечаянно загнав его в землю. Было очень досадно, ведь мне казалось, что у меня все хорошо получается. Потом я радовался новой большой косе и ко времени окончания моего первого сенокоса косил не хуже деда со всей подростковой серьёзностью и с особым удовольствием.
Складывание сена в копну мало чем отличалось от нагромождения воза. Куда интереснее было набивание сена в сарай, двухэтажный без перекрытия. Сначала прокладывалась основа, тщательно мною приминалась, а потом предстояло забивать верх. Под угловой шиферной крышей было очень жарко и душно, летали осы и мухи, то и дело я ощущал, как по телу ползают какие-то насекомые, вдыхая воздух, я чувствовал, как вдыхаю травяную пыль, сухие ветки кололи ноги, руки и бока. Сарай забивали плотно, под самую крышу, нам удавалось втиснуть в него шесть возов сена. Выбираясь из этой сушилки, я обливался прохладной водой, а после двух-трех дней такой работы мы топили баню.