У кучи ящиков с научным скарбом стоит толстый профессор. Профессор читает мне лекцию. Господи, как же нудно, думаю я, рассматривая каменный механизм, выпирающий из чёрной каменной породы. Учёный, ослеплённый любовным возбуждением к находке высказывает свои догадки и эмпирические наработки мне – шахтёру, совсем не замечая, что я ни капли не разделаю его энтузиазм.
Проводя грязной от работы угольщиком рукой по шестерёночному механизму, я понимаю, что кажущаяся издалека абсолютная гладкость и сильная влажность каменной породы механизма мне не показалась. И в самом деле, чем дольше я рассматривал эту реликвию, тем сильнее она приковывала мой взгляд. В свете четырёх мощных прожекторов, профессор в одиночку исследовал данное чудо, обнаруженное после подрыва пустой породы. Интересно, как четыре килограмма взрывчатки ни на йоту не повредили механизм.
Находка представляла из себя планетарный шестерёночный механизм с шестью внутренними сателлитами. На каждом зубце, каждой шестерни был выбит знак, профессор полагал, что это числа, а весь механизм ни что иное как кодовый замок. Центрально-внутренняя шестерня служила осью всего вращающегося механизма.
Мне стало очень интересно. Непонятные символы, сравнимые разве, что с древнекитайской письменностью, сама хтоничность механизма и высокий уровень точности в изготовлении никак не укладывались в единую картину. К тому же он находился, на расстоянии двухсот тринадцати метров над поверхностью. Все эти факты очень интриговали и невольно наводили эзотерические мысли.
Теперь я с точностью мог сказать, что меня держало не любопытство, а нечто другое, потому, как я не мог оторваться от рассматривания этого чуда и спросить интересующий меня вопрос у профессора. Медленно, но верно, взглядом я подходил к центрально-внутренней шестерне. Имеющееся в ней отверстие никак не просвечивалось теми мощными прожекторами, что стояли позади меня. Тьма внутри углубления показалась мне слишком неестественной. Мои руки тянуло именно туда. Пришлось просунуть полностью, чтобы я почувствовал тот гладкий и влажный камень на конце углубления. Сам не желая того, я приложил слабое, как мне казалось усилие, но от него внутренняя стенка сдвинулась назад, после чего в сторону – дверь оказалась открыта. Первичный инстинкт твердил, что нужно спасаться, но одержимый непонятной силой я глядел сквозь непроглядный мрак.
Всё это чрезвычайно странно, подумал я, садясь на ящики с научным скрабом профессора. Ногами я почувствовал вибрацию, подняв глаза я вижу, что каменный механизм пришёл в движение! Сквозь крошечные прорехи в зацеплении шестерёнок и главным образом из открытого мной прохода вытекает жидкость, по цвету и консистенции похожая на чернила, на что профессор буквально окаменел, словно посмотрел в глаза медузы. Омерзительная жидкость всё стекала на пол мещеры, нескончаемым потоком, в голове промелькнула мысль о затоплении. Повернувшись к длинному проходу, появившийся в результате череды взрывов, я увидел на стенах прохода до боли знакомую текстуру каменной породы. Один в один, как на механизме. Внутренние ощущения меня не подводили, здесь происходит потусторонняя чертовщина, окликнув профессора я побежал подальше от дьявольского механизма.
Центральный тоннель шахты больше походил на станцию метро в час-пик. Невесть откуда появились женщины, бегущие вместе с детьми от чернильной сущности. То, что по началу казалось просто странной субстанцией, освободившись, обрело полную силу и стало поглощать людей. Страх неизведанной смерти задавал всем единый ритм бега. На счастье, огромный грузовой, ведущий наверх оказался внизу и вбирал в себя перепуганных людей.
Забегаю в заполненный лифт и нажимаю кнопку подъёма, тем самым обрекая ни в чём не повинных мужчин, женщин и детей на смерть. Железная решётка лифта закрылась, и мы начали подъём. Тьма, от которой я спасся с лёгкостью забралась в мою душу и раздирала от бесчеловечного поступка. Шахту лифта стремительно заполняла эта жидкость, устремляясь, по железным канатам вверх.
Стоп-кран. Удар головой о железную коробку лифта.
И вот я в стареньком трамвае, за окном ночь без опознавательных знаков: луны, звезд нет. Единственным источником света служили лампы, на потолке трамвая. На всю периферию растянулась линия багрового рассвета. Кровавую полосу ничто не прерывало, что наводило на вопрос: а где мы?
Я поднялся на ноги и посмотрел за окно. В этот момент я ощутил себя в стеклянной подводной лодке, плывущей в самой глубокой расщелине мира. Внезапно я задался себе вопросом: кто ведёт трамвай? Почти сразу понял: лучше забыть о этом.
Ужасно болела затылочная часть головы. Впоследствии я никогда не мог спать лёжа строго на спине. Прикосновение рукой к очагу боли, разнеслось эхом тупой боли и слабости по всему телу. Поднеся руку на линию глаз, я увидел на ладони густой след от свернувшейся крови, причина этого тут же осветила мою память – авария в шахте лифта.
Вагон этого трамвая осталось совсем немного лиц, которые я помнил до секунды аварии. А, что случилось дальше? И в чём причина? Я не помнил.
Абсолютно все в этом вагоне уже не пестрили чувством страха за свою жизнь, они будто смирились с судьбой и ехали на бойню. Никогда не видел таких детей. Их глаза прослеживалась взрослая сдержанность, глядя в глаза их родителей отчётливо замечалось, что в их взгляде больше детского и эти слёзы на глазах свидетельствовали об ужасе мгновенного взросления чад.
Каждый обитал в своём молчаливом мире. Поразительная тишина, глубоко в душе все заняты чем-то очень важным. Глядя на каждого из них, чувствуешь – свет в них гаснет.
Я замечаю акт человеческого сострадания. Девушка, которую почему-то у себя в голове я прозвал Люба, взяла и обняла одинокого мальчика. Необычайное чувство, если учесть, что всё человеческое в людях здесь угасает прямо на глазах. На смену умилению и душевной теплоты пришло вопиющее бесчеловечное зрелище; Любочка длинными ногтями впивается мальчику между рёбер, после чего разводя руки начинает раздирать ребёнка на куски. Эта картина отпечаталась в моих зрачках на всю жизнь. Мальчик с освобожденными от плоти рёбрами падет замертво, истекая кровью. По подобному шаблону с ума сошли ещё двое взрослых.
Не знаю, как, но я задремал, забившись в угол трамвая. Перед глазами вижу себя маленьким ребёнком, но я отчетливо знаю – это мой враг. Его кожа иссушается по моему велению мысли и намертво прикипает к костям, с каждой секундой всё сильнее давит на грудную клетку. Ребра на грани, ещё чуток и они треснут. И здесь я остановился, и во мне началась борьба. Мне ещё никогда не было так ясно, что я выиграю. Простая вера и не более, луч во тьме, или же звезда на том чёрном полотне неба за окном трамвая.
Я очнулся сидя на сидячем месте с уже бездыханным телом, сидящим у меня на ногах… Чудовище! Я стал одним из них! Озноб бьёт всё тело. Теперь понятно, что видели те трое.
А мы, спасаясь от тьмы бежали в бесконечное самозабвение.