Покинув избу, Дарина медленно пошла по тропинке, что уводила её в сторону Листвянки. Оттуда доносился еле слышный из-за всё-таки приличного расстояния тревожный набат: кто-то настойчиво и размеренно стучал чем-то тяжёлым по какому-то металлическому предмету. Девушка знала, что так поступают в двух случаях: при нападении на поселение ворога и при пожаре. Но поскольку неприятеля ждать было неоткуда, оставалось второе: в деревне произошла страшная беда. Про пожар в народе говорили:«Вор обнесёт – стены останутся, а огонь и их с собой унесёт!» «Включив» внутренний обзор, Дарина быстро разобралась в том, что полыхает именно урочище Ермолая. Забыв про всё на свете, ведунья кинулась напрямки через рощу к дому старосты.
Прибежав на место, она стала свидетельницей устрашающего по своей мощи и неотвратимости зрелища: дом и хозяйственные постройки представляли из себя огромный и странно бесшумный костёр, горевший ровным и уверенным, даже каким-то назидательным пламенем, подступиться к которому сбежавшимся по тревоге селянам совершенно не представлялось возможным. Неестественно ровные языки огня нарочито демонстративно и абсолютно бездымно взметались к небесам чуть ли не посланием (кому бы?), злобным утверждением пусть не превосходства, но и не утраченного могущества, надеждой на грядущий реванш. «Инсценировка!» - мелькнув, утвердилась мысль у ведуньи. Но, нет, пожар был, самым что ни на есть настоящим, хотя и каким-то слишком «напоказ».
- А люди, люди-то живы? - спросила Дарья стоявшую неподалёку пожилую крестьянку.
Та скорбно покачала головой:
- Маруся тольки уцелела… Выскочила, грят, в оконушко, и то руки сожгла… А так, усе там осталися… Господи, спаси и помилуй нас грешных… Вот наказание-то… С чего бы? Малец-то Матрёшкин и тот тама… Энтого-то за что? Чё она ево пригнала-то сюды? Дитё, ведь, совсем… Вот смерть-то… не за горами, а за плечами стоить… - и вдруг взглянула на девушку неожиданно полными подозрения подслеповатыми глазками – А ты-то сама хто такая будешь? Откуль здеся оказалась?
Но, понятное дело, Дарине некогда да и не зачем было ей это объяснять. Она уже спешила к стоявшей в отдалении младшей дочери старосты, Марии.
- Маша! – окликнула она её – Покажи-ка мне свои руки!
- Зачем ишшо? – не захотела продолжения общения девушка, наоборот, быстро спрятав их за спину – Бабушка полечит!
- Конечно, полечит! Куда ж теперь ей деваться, когда такая беда? Как без того? – не сдавалась Даша – Но хуже-то не станет, если я просто взгляну один разочек?
- Не знаю… Чтой-то посля вашего прихода маме лучче не исделалось, и вовсе память стала терять… А теперь вон что…
- Ты же не хочешь сказать, что это я ваш дом подожгла? А, ну покажи руки, кому говорю! - прошептав про себя заклинание на подчинение после установления зрительного контакта, негромко приказала Дарина. Маша медленно, как в бессознательности вытянула вперёд сильно обгоревшие, покрывшиеся сплошным волдырём, подрагивающие руки. Находясь в состоянии эмоционального шока, девушка пока не чувствовала боли – слишком велико и тяжело было потрясение от всего случившегося, от потери единым махом родных и близких ей людей. Но это пока… Прочитав положенное число раз заговора против ожога, ведунья обняла её за плечи и повела в сторону мельницы, воспользовавшись неожиданно сильно подействовавшим заклинанием на подчинение, разумно полагая, что нечего ей тут было оставаться, пытаясь при этом хоть как-то разговорить, выяснить что случилось, и как всё произошло.
- Я толком-то и не знаю ничего. Была с мамой, как обнаковенно. Прибежал Захарка… Потом папаня заглянул к нам… Злющий, прям не знаю, как кто… Ругался опять… плохо, плохими словами… И ушёл… А потом запахло дымом. Маманя мне и говорит: поглянь ступай – неначе, как горит чтой-то… Я к двери, а она не открывается… как подпёрта чем… Мы кричать… А из-под неё уже огонь… Я оконушко разбила, выпрыгнула, людей-то позвать, а дом-то прям свечой горит… Крыша вслед за мной упала… Мамка там осталася…
- А отец с сестрой, Захар?
- Не знаю… Ушли, небось…
Обернувшись на шорох шагов позади, Дарина заметила невдалеке от них Митрофана, который почему-то не решался приблизиться, но и не отставал.
- Митрош! Что ты, как чужой-то? Что прячешься? Догоняй! - окликнула она парня. И вдруг со стороны леса как шепоток ей прямо в уши:
- Мы ещё встренемся, слышь меня, ведунка? Не радовайся дюжа-то… - и всё стихло…
- Кто бы сомневался! – также мысленно ответила она ему – Буду ждать! - и поспешила во след уходящей паре. Митрофан уверенно обнимал любимую за плечи и она, по всей видимости, не очень тому противилась.
- Даш! – обернулся он к ведунье – А чё ты нас на млын-то завлекаешь?
- Пошли-пошли! Пусть Алёша получше осмотрит её руки – не видишь, что ли, какая с ними беда?
- Видать-то я, конечно, вижу, но небось бы мы и сами справились… У ей же бабка знахарка.
- И бабке будет над чем поработать, не сомневайся!
- Во, легка на помине! – воскликнул парень, заметив спешившую к ним Лукиничну:
- Маня, Маня! Погоди за ради Христа!
Мария резко обернулась на зов бабушки и, вывернувшись из рук Митрофана, бросилась навстречу, неожиданно упавшей в траву, пожилой женщине.
- Ну, как знаете! - устало вздохнула Даша, и пошла на мельницу уже одна.
А там мужчины уже вернулись из бани, а Матрёна с дочками и новоявленной снохой отправились во второй пар.
- Даш, ты где была? – встретил вопросом её Алексей – Отыскала Захара?
- Нет, не нашла… Его теперь вряд ли кто здесь найдёт…
- Почему? Что-то случилось?
- Сгорел дом Ермолая…
- Как?
- Жарким пламенем! – вздохнула Даша – До основания. В живых осталась одна Марья, да и та здорово травмирована – руки опалила до локтей…
- Почему же ты не привела её сюда?
- Ну, во-первых, с ожогом я в состоянии разобраться и сама, и разобралась, в общем-то, а, во-вторых, там бабушка её с Митрохой… Знахарка, так думаю, увела её к себе… Я чуточку успела обработать заговором… Вечером на закате солнца повторю по памяти… и будет достаточно…
- Прости! - вдруг осознал всю бестактность своих слов Алексей.
- Да, ладно, проехали…
- Погоди, ты, что, хочешь сказать, что и Ермолай и Захар сгорели, что ли!? - дошло наконец до Алексея.
- По версии селян – да! Плюс ещё Дуняша со Степанидой, не забывай… Но я точно знаю, что это всё имитация, инсценировка – ушёл он, понимаешь? Ушёл!
- Уверена?
- Абсолютно! Я и сразу не поверила в такую нелепость, но окончательно убедилась, когда он мне весточку прислал…
- Весточку? Каким образом?
- А по ветру! – измученно улыбнулась девушка – Всего три словечка: мы ещё встретимся! Лёш, понимаешь что это может означать для нас?
- Догадываюсь… И что теперь?
- Как это что? Готовность номер один. Куда бы ни шёл – вещи с собой, если не хочешь оставить на память кому-то из здешних в качестве артефакта… От меня ни на шаг… Хотя я постараюсь привязать, но кто знает… Не хотелось бы потеряться… А портал перехода может открыться в любой миг и где угодно при условии, конечно, что на этом моя задача здесь исчерпана… А мне почему-то кажется, что это именно так…
- Потеряться? Э… Ни за что! Ты не можешь со мной так поступить!
- Солнце моё! При чём же тут я? Как и для тебя, так для меня это абсолютно неприемлемо! Я же не играла словами, признаваясь в своих чувствах… И здесь, и на потом… Веришь?
- Верю, но боюсь даже сильнее, чем верю…
- Будем рядом и ничего подобного не произойдёт!
Во время их разговора Степан сидел с совершенно ошарашенным видом. Слушал и ничего не понимал из того, что слышал. Дарина, словно очнувшись, взглянула на растерянного парня и, улыбнувшись, спросила у Алексея:
- Ну, а вы тут что? Как малышка?
- Ничего… Матрёна умудрилась как-то её накормить с ложечки… Забавно смотреть: как птенчик ротик открывает. Перепеленали в сухое да чистое, спит… Даш, может отдашь им тот набор-то в подарок?
- Ой, да, конечно же! – подхватилась девушка – Мог бы и сам подсуетиться! - и побежала в Степанову избу, где находились их с Алексеем вещи.
Дело в том, что днём ранее - перед тем, как «провалиться» во времени - они с Динкой, соседкой по общежитию, купили в подарок однокурснице, которая родила в конце зимы девочку, набор для новорожденных, в который входили несколько мисочек-трансформеров, бутылочка для кормления, пяток сосок с пустышками, кружечка и две забавные погремушки от всемирно известной (понятное дело, не здесь!) фирмы, специализирующейся на изготовлении посуды из экологически чистых и безопасных для здоровья полимеров. И вот этот подарок, как выяснилось уже здесь, оказался в её рюкзачке, поскольку перед тем, как бежать на встречу с деканом, она просто пересыпала в него содержимое сумочки, не заостряя внимание на чём-то конкретном. А вот теперь, в данной ситуации, когда Лана оказалась не в состоянии кормить ребёнка грудью, бутылочка с соской могла оказаться как нельзя кстати!
Первым вопросом вернувшейся из бани Матрёны был, конечно, вопрос о Захарке, нашла ли его Дарина.
- Нет, Матрён, не нашла… - с трудом подбирая слова, ответила ей Даша – Не найдёшь его и ты…
- Почему? - схватилась за грудь женщина, опускаясь в тревожном предчувствии на лавку – Что с ним?
- Всё, что я могу тебе гарантировать, так это то, что он несомненно жив! Однако вряд ли ты его когда-нибудь увидишь – Ермолай забрал их с Дуней с собой!
- Куда забрал?
- А вот этого даже я не знаю… Уходя, он напакостил ещё сколько смог – подпёр дверь в комнате жены, где как обычно находилась и младшая дочь, и поджёг дом. Отомстил за то, что Мария ослушалась и впустила нас с Алексеем тогда… Но это всего лишь мои домыслы – вполне возможно, что причина в чём-то другом! Хотя, как и тебе, мне известно, что младшую дочь он ненавидел также, как и жену…
- Ты права… В Листвянке все про это знали… Удивлялись: почему? Но, что было, то было – Дунька с Захаром свет в окошке… Можа, потому, что всем в него получились, а та всё больше к матери льнула… А Маняша-то живая?
- Живая… Смогла как-то выскочить из полыхавшей уже избы, руки только опалила, а так ничего… Матрён! Я повторяю, тебе все будут сочувствовать по поводу Захарки-то, но ты знай, что погибла только Степанида! Я точно знаю, что Ермолай с детьми сумел как-то уйти – и в этом был весь его план: заставить всех поверить в собственную печальную участь, но не смог, не сдержался… выдал мне себя…
- Даш… да откуда же ты всё это знаешь?
- Подтвердить мне свои слова, к сожалению, нечем, но поверь – Захарка твой жив! Наверное, для тебя как для матери, это слабое утешение, но вот, что есть, то есть…
- Странный день… - смахнула навернувшиеся слёзы Матрёна – Господь одного сына возвратил, чтобы тут же забрать другого… А, может, забрал-то и не Господь вовсе? Матерь Божья, заступница наша Небесная! Не оставь своей милостью, помоги дитю несмыслёному! Ты сама - Мать! Знаешь боль сердца-то моего, видишь… Не покинь младенца Захария, призри его душу, огради от беды да напасти, не отворачивай лика своего и от нас, сирых, да бесталанных! Умоли сына своего о прощении нам грехов вольных и невольных, помысленных и содеянных, яко благ и человеколюбец! Аминь. - наложила она на себя троекратное крестное знамение после прочтения своеобразной молитвы и поднялась с колен – Одначе, кто я такая, чтобы рассуждать? На всё воля Божия! - и пошла в свой чулан.
- Странный день… - пожала плечами Дарина – Противник бежал, не вступив даже в видимость сражения, даже не предприняв попытки «пободаться» как следует. Чудно… И что же из всего этого получается? Знаю ли я ответ, если даже не успела задать вопрос? Безусловно одно: он не захотел рисковать, понял, что не справится и предпочёл уйти… Но не кроется ли в его поступке какая-то изощрённая хитрость с целью усыпить мою бдительность? Нет, вряд ли… но – что же дальше? Для чего мне был означен целый год пребывания здесь? Определённо одно – самой мне не суметь открыть портал перехода… Не открыть… Куда и как смог уйти Ермолай? Просто в соседнюю губернию или, всё-таки, измерение? Насколько могу видеть, в этом времени именно его нет! То есть, не зла как такового, а в этом воплощении… Тогда что же? Неужели, моя задача заключалась лишь в разрушении его доминирования над… кем? Матрёной? Как-то слишком упрощённо, что ли… С чего бы вдруг к ней такое внимание? Нет… дело в чём-то другом, вот только – в чём? Странный день… И не менее странный его итог… ладно, будем посмотреть…
- Странный день… - задумался Алексей – Странная девушка… Странное моё к ней отношение… Для чего судьба переплела наши с нею жизненные тропинки на том перепутье? Почему после такого, в общем-то, совсем не продолжительного нахождения рядом с нею, я совсем не готов потерять её? Почему ни единого раза не вздохнул по той, с которой прожил более десяти лет? Почему не вспоминаю о дочери? Почему вдруг всё как бы с чистого, абсолютно чистого листа? Даже то, что я именно сегодня вдруг принялся размышлять об этом и то как-то странно… Разве нормально то, что рядом со мною в бане мылся да и сейчас вон находится самый настоящий оборотень? Пусть даже и не по природной сущности он стал таковым, а по накинутому на него заклятью, как объяснила Дашка, которое она каким-то совершенно невероятным образом распознала и смогла сбросить, возвратив несчастному парню истинную человеческую сущность, но и что с того? Факт есть факт! Интересно, сможет ли он впредь повторять эти превращения туда и обратно, или же её вмешательство навсегда лишило его такой возможности? Нужно будет получше расспросить её об этом! Если бы год назад мне кто-то рассказал нечто подобное, я бы покрутил пальцем у виска – и это в лучшем случае, однозначно определяя рассказчика в пациенты психиатров. А вот сейчас эти «сказочные» персонажи и события почему-то воспринимаются как нечто совершенно обыденное, абсолютно логичное и более чем реальное… Не узнаю сам себя или, наоборот, только теперь начинаю постигать что-то такое, что там, в тех условиях пусть и случалось, взять хотя бы то же обострённое чувство интуиции, но проскальзывало мимо глаз и понимания? Я всегда считал себя сверх рациональным человеком, напрочь лишённым каких-то иллюзий по какому бы то ни было поводу. Всегда точно знал чего хочу, чего нет. Упорно добивался поставленных целей: прежде всего, хорошее образование, интересная специальность, карьера, потом семья… Даже сбой «программы» в пункте «семья» не смог выбить из колеи. Наверное, потому, что она, эта самая семья, была всё же третьим пунктом, а не первым… Предательство не смогло сделать меня слабее, хотя и нанесло ощутимый удар по самолюбию – чего уж тут скрывать. Но вот почему так долго терпел? Не знаю… Наверное, потому, что и не очень-то любил. Наверное, потому так легко и безболезненно перевернул страницу – ушёл налегке, необременённым ни материально, ни морально – просто решив начать всё сначала! И что же получил на следующем же листе жизненной хроники? Встреча с Дариной… Подарок или урок, очередное испытание? Как так могло получиться, что я готов и в огонь, и в воду за просто возможность быть рядом с нею? С чего бы вдруг пошёл на добровольный целибат в течение года даже не имея твёрдой уверенности в том, что по прошествии оного она не исчезнет с моего горизонта? При её образе жизни может случиться всякое, поскольку каждый день сопряжён с чем-то таким, о наличии чего я совсем ещё недавно и подозревать не мог. Но, руку на сердце – перед собой-то что лукавить – кроме неё никто не нужен! И это тоже странно… Очень…
- Странный день… – погрузился в нелёгкие раздумья и Степан – Ещё вчера мне приходилось с особой аккуратностью и осмотрительностью перемещаться по ставшему таким родным и изученным до последней ёлки лесу, стараясь всячески избегать даже случайного столкновения с человеком, а вот теперь я вновь такой же, как они: говорю, ем, пью… Белый день, а на мне нет ставшей уже привычной шкуры. Я снова дома с матерью, сестрёнками… Как они выросли… Пусть я и видел иногда их мельком, когда охранял стадо, но то издалека, а то вот так, рядышком. И никто не кричит, не показывает пальцем, не бежит, не разбирая дороги, при моём появлении… Странно… Кто такие эти чужаки? Говорят дружелюбно, мать им доверяет… Живут в моём доме, как хозяева – не может не раздражать… Ведунка? Откуда её нанесло сюда? Что заставило помогать нам? Почему я не ощущаю ничего, кроме усталости? Хорошо, что Дружок сообразил привести Ланку с Пелагеюшкой – сердце разорвалось бы тревожась за них… Почему я как-то не рад? Я же должен радоваться… должен! Но, как я могу радоваться, когда не сумел отомстить? Ушёл вражина… Как мне жить дальше? Смогу ли я забыть навсегда вторую половину себя – волчью, ведь, что греха таить, в каких-то ситуациях она была даже приятной и удобной – обострённое чутьё, выносливость, умение драться на равных, общение с нелюдьми, воля, наконец? И тут же отвечал самому себе: «Смогу! Должен суметь ради жены, дочки, ради счастья в глазах матери! Я – не зверь лесной, а человек! Смогу!»