II.
Журналист будто вышел из оцепенения; вдруг, вспомнив повадки своего приятеля, наклонил голову влево, прищурив глаза; неизвестная, как бы передразнивая его, - вправо, но свои удивлённо округлив, и вдруг оба расхохотались. Хохочущими их и застал вернувшийся Семёнов.
- Так вот ты какой, Игорёк, а я не знал…
Где он вас прятал? Вы зашли, когда я отлучился из прихожей с его мокрым зонтом?
- Считайте, что так и было, - незнакомка встала со скамеечки, откинув капюшон, - но раз ваш приятель настолько скромен, что не смеет меня представить, позвольте за него представиться самой.
Тряхнув рассыпавшимися каштановыми кудряшками, подошла к шторе и раздвинула её во всю ширь окна, - что может быть лучше! – а то сидим заговорщиками…
- Моё имя может показаться странным, и, тем не менее – Сахо'… с ударением на последний слог…
- Ваша одежда несколько необычна для октября, под стать необычности имени Вашему. Сахо', часом, не народ в Восточной Африке?
- Олег Борисович, не совсем так…
- Для вас – просто Олег…
- И, тем не менее, Олег Б о р и с о в и ч… - незнакомка сделала ударение на отчество – имя моё более древнее, чем народ, который вы назвали, но не будем больше об этом.
- Так по какому поводу Вы здесь, прелестнейшая Сахо?
- Опять… какой вы, право!
Мне доставляет удовольствие делать сюрпризы. Подобное удовольствие испытываете и вы, я ведь знала, к кому шла; считайте, что вам сделан сюрприз от нас двоих… - женщина в белом выразительно взглянула в глаза Игорю Иванычу… - неужели вы сами никогда не совершали нечто подобное для своих знакомых, и незнакомых даже?
Вот и напросились. А ваша восточная лесть неуместна, тем более, что нам с Игорем пора идти. Не будем отвлекать вас от редакторского задания; судя по законченности партитуры стенки вашей, рабочих дней вам явно не хватает.
- Итак?
- Рад, что посетили меня… (ну, Игорёк, если бы я знал…)
- - -
- … представьте, меня интересует почти то же, что и вас, и я готова бы разделить вашу точку зрения, если бы не одно «но».
- Я слушаю, Сахо…
- Вы – на службе; у вас, как и у Олега, есть своё начальство, и вам платят, вы – зависимы.
- Не больше, чем все остальные. По всей стране вряд ли найдётся с десяток журналистов, которые делают свои программы, двигая свои идеи с верой в свои цели.
- А вы хотели бы иметь свой телеканал?
- Это невозможно.
Чтобы продвигать своё, нужно зарабатывать на чужом, например, включать в репортажи рекламу, сериалы как приманку для той же рекламы; в своё время самая читающая в мире страна как-то очень тихо и незаметно сползла на жанр расписной телеубогости; в результате – что имеем – то имеем.
Извечная проблема – как снискать финансирование, на что делать ставки, чтобы не прогореть. Для того, чтобы идти хотя бы на шаг впереди толпы, нужно бороться, но эта борьба не на баррикадах, она не всем заметна, но она двигает общество к ценностям вечным. Массовый зритель уже сломан Голливудом и иже с ним… точнее, дешёвыми выкидышами от мировой киноиндустрии. Там и кровь, и насилие, и чувственность соблазнов, и всего – за полтора часа просмотра ценой в килограмм грунтовых азербайджанских томатов - и все довольны! Чего ж вам больше?
Авторское кино слишком дорого для толпы, толпа на него не хочет тратить своё драгоценное время. А художник дешёвым не бывает, ибо тогда он перестаёт быть художником; есть, разумеется, и исключения в кино, они случаются с пугающей периодичностью. Раз в год – милости просим! - к художникам! Остальное – выискивай ночами в редких авторских программах. Но больше всего убивает телевидение федеральное; именно оно задаёт тон, подстраиваясь под безвкусицу и низменные человеческие инстинкты. Мне почему-то кажется, что уровень подобного телеширпотреба ниже уровня тех, кто пользуется сим продуктом.
Самое большее, о чём приходится мечтать, так это о своей программе, чтобы приблизиться к золотому десятку счастливцев, небожителей, имеющих собственное «я» в эфире. Настоящий журналист не ограничен в выборе средств, чтобы передать свои мысли обществу. Есть и печать, и радио, творческие встречи, и тому подобное.
Но – не будем о грустном.
Я и мечтать не смел, Сахо, что меня когда-нибудь завербуют в рыцари белого плаща, да ещё и не испросив собственного желания, - Игорь Иванович упорно рассматривал залитый лужами тротуар, проводя незнакомку по безопасному пути, - и вот, случилось…
Откуда вы взялись? А с Олегом как? От него непросто отвертеться, подвергнет допросу с пристрастием при первой же встрече.
Спутница Игоря Ивановича улыбнулась:
- Я надеялась, что вы более начитанны; не каждый человек меня интересует, мои визиты расписаны на много лет вперёд, и просто так я не прихожу. А сейчас нам следует расстаться; прогулка под московским дождём, пусть и под вашим уютным зонтом не может продолжаться бесконечно. Смотрите – ваш троллейбус!
Журналист оглянулся; полупустой троллейбус на подъёме обгонял тяжело гружёный грузовик. Отвлёкшись от троллейбуса и желая обратиться к Сахо с предложением продолжить беседу в общественном транспорте, собеседницы не обнаружил. На её месте осталась лежать на мокром асфальте миниатюрная книжица в кожаном истёртом переплёте, страницы рассыпались веером, и осенний ветерок лениво их перелистывал.
Как скоро нас вычисляют, как мы обманываем самих себя, уже желая обмануться: внезапность встречи – внезапность исчезновения!
Всё логично, предсказуемо, если смотреть со стороны, если понимать, по каким законам совершаются человеческие поступки. Но если это происходит с тобой, если ты уверен в последующем хотя бы на минуту…- и вдруг – разрыв… крах… фиаско…
Подняв книжку, Олег Иванович долго её держал в руках, пристально вглядываясь в детали кожаной обложки: еле заметные царапинки, истёртости переплёта… но - тщетно – ни единой подсказки.
Открыв книжицу, на первой странице обнаружил текст столбиком на непонятном языке, несколько походившем на греческий.
И всё?!
Маленькая, изящная книжка легко легла во внутренний нагрудный карман его плаща, как бы подтверждая, что не во сне это случилось, не во сне; а ты, друг мой любезный, который купил восемнадцатый телевизор, завидуй мне, завидуй. И пусть зависть твоя будет белой, как накидка Сахо.
Что ж, её талисман в его руках, следовательно, встреча неизбежна, но зачем нужна эта встреча ей?
Пропустив и следующий троллейбус, он свернул наискось в жилые кварталы, и только среди похожих девятиэтажек осмотрелся. Знакомый район, до метро идти пешком минут двадцать, дождь кончился, ветер сюда не пробирался, и только крупные капли, падая пока ещё с уцелевшей листвы, изредка тревожили его. Дворы дождливого выходного дня были пусты, квартиранты, хозяева района, как и большинство москвичей, не высовывали носа из своих девятиэтажек – лень московская воскресного дня!
Пешие прогулки располагают к размышлениям, и подумать было о чём. Однажды, раз и навсегда усвоив истину, что случайностей на свете не существует, Игорь Иванович теперь пытался оттолкнуться от этой аксиомы. Сахо исчезла так же внезапно, как и появилась, но не это самое интересное; если её интересовали масс-медиа, могла бы свободно обратиться и к более известному, но… Но жизнь известных людей им не принадлежит. Даже на некоторых известнейших журналистов из первого десятка найдётся пара-тройка соглядатаев-папарацци, их коллег по цеху, но куда более мелкого статуса. Следовательно, следовательно, шумиха ей не нужна.
А что ей нужно?
Размышления были прерваны звонком на мобильник от Семёнова… пусть думает, что я в метро, не слышу и не слышу!
Как она ловко вбила клин между нами; вот и думай теперь, как её презентовать Олегу.
Метро уже показалось, ехать подземкой в Сокольники минут сорок, время ещё есть, но… Её книжка, такая маленькая, заметно тяжелила карман. Только сев в вагон метро, он добрался до неё, открыв посередине. На левой странице – тот же текст, явно похожий на греческий, на правой - на русском:
Богу равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко-близко
Пред тобой сидит, твой звучащий нежно…
29. 10. 2016.