Вальс для фрау Шульц.
Первыми привезли розы. Темно-зеленые аристократичные ножки, упрямые шипы и туго скрученные бутоны как будто говорили: «Да, мы такие». Я представила, как эти цветы держит после театральной премьеры дама лет пятидесяти с небольшим. Немолодые руки, красивые кольца чуть крупнее, чем нужно. Она принимает букет небрежно и смотрит на молодого поклонника свысока, но немного волнуясь. Спасибо, мой дорогой.
Потом доставили совершенно неземные ранункулюсы оттенков пудры и мечты. Поставлю-ка их вот тут, на столике возле кресла. Дорогущие, да, но как без них? Идеально свежие, пахнущие полнотой жизни, юные фрезии, царские ирисы, свертки простодушных хризантем, гвоздики, которые в Италии незаслуженно называют цветами бедных. Напрасно они так, в гвоздиках много тихого шика, надо только его увидеть. Эустомы, герберы, протеи и охапки зелени, название которой я пока без этикетки вряд ли смогу произнести. Точно помню, среди них есть эвкалипт. Разотри листик – и будет тебе австралийская свежесть. Надеюсь, хотя бы к вечеру успею все расставить по вазам и стеллажам.
Шелковая штора цвета вечерней сирени, подхваченная нарядной кистью, не спеша просеивала, как через сито, первые лучи солнца. Цветы тонули в легком будуарном флере, придавая магазинчику едва уловимую ноту интимности. Пусть будет все, как я хочу. Не знаю, сколько мы с цветами продержимся, но так хочется в 28 лет наконец-то начать жить своей и только своей жизнью, не смотря на диплом юриста и прочие чужие решения.
Да, и колокольчик над дверью! Это важно. Я видела в кино. По-моему, замечательная штука. Мило и по-домашнему. Прикручивая его над дверью, я переделала для себя песню: «В ромашках спряталась, поникла в лютиках…» Хотя нет, пока не поникла.
Время до обеда пролетело незаметно. Во второй половине дня надо разобраться с корзинами для букетов и оформить витрину. Уф… Кажется, теперь можно включить кофеварку. Она, конечно, не очень вписывается в этом цветочном рае, но как отказать себе в чашке кофе среди запаха свежесрезанных цветов в моем перманентном саду? Заварив себе покрепче, я присела перевести дух и попробовать взглянуть на происходящее со стороны, чужими глазами. Конечно, заметно, что здесь не все, как в обычных цветочных магазинах. Например, вот это кресло хоть и стоит у меня первый день, но имеет свою историю.
Помню, как я нашла его на чердаке дома, который когда-то купили мои родители. Оно лежало в пыльном углу ножками кверху, словно много-много лет назад, убегая и прячась на чердаке от предыдущих хозяев, оно споткнулось, упало, да так и не сумело подняться. Мне стало неловко, будто я подсмотрела чужую интимную подробность. Наверное, это странно, но я сказала креслу: «извини, пожалуйста» и вернула его в нормальное положение. Провела рукой по пыльной изумрудной обивке, по деревянным подлокотникам в мелких-мелких одинаково круглых дырочках – постарались жуки-креслоеды. Или деревоеды. Какая разница? У них чувство прекрасного замещено чувством сытости. А я таких не люблю. Дорогое мое кресло, кому ты дарило отдых? Кто приходил к тебе с пяльцами или чашкой чая? Может, расскажешь когда-нибудь. Я помню, как именно в тот момент среди чердачной пыли я отчетливо поняла, что моему цветочному магазинчику быть. Ничего еще не было, кроме планов, а вот кресло уже крепко стояло посреди моей мечты, уверенно блестя четырьмя гладкими икрами деревянных ножек.
Самый первый букет купила стайка веселых школьниц – у любимой учительницы юбилей. Потом пожилая пара купила несколько гвоздик – они шли на концерт в филармонию. Забегали влюбленные мужчины, заходили невесты с мамами и без. Как могла, я старалась не просто продать цветы – создать настроение.
Самая необычная посетительница пришла через три дня после открытия моего цветочного дворика. Она зашла почти бесшумно, колокольчик отозвался всего лишь двумя-тремя хрустальными нотками.
Я перебирала цветы, которые начинали грустить - увядали, не дождавшись, когда их заберут на свадьбу, юбилей или первое свидание. Что с ними делать – я решительно не знала.
- Добрый день! – я услышала бодрый и очень приятный голос.
На меня смотрела пожилая миниатюрная женщина. Про таких говорят: божий одуванчик. Но в ее случае это было не совсем так: скорее, божья маргаритка. Мягкий взгляд карих в крапинку глаз, нежно-розовая шелковая блузка в мелкую точку, жемчужная брошь, темные брючки, абсолютно седые волосы уложены в простую прическу. В ней удивительно сочетались ситцевая скромность и богемный шик одновременно. Она была не старая – она была старинная, именно так. Дама в возрасте, но без возраста. Будто жила сотню лет до нашей встречи и будет жить еще столько же после меня, моих детей и внуков. Она словно вынырнула из альбомного, винтажного прошлого и через миг снова окунется в свою бархатно-пыльную историю.
- Здравствуйте! – я улыбнулась в ответ. Очень захотелось узнать, что же выберет такая интересная дама.
- Вы удивитесь, наверное, - сказала она, - но я ничего не буду у Вас покупать.
Отличная новость! Разговор мне нравился все больше.
- Я живу в двух кварталах отсюда, - продолжила она. - Вчера мне доставили корзину цветов, купленную в вашем магазине. Я удивилась, с каким вкусом в ней подобраны цветы, и решила нанести вам визит.
Боже, мне нанесли визит! Хотелось сделать книксен и сказать: «Спасибо, мадам!», но вместо этого я ответила:
- Очень приятно, благодарю. Если хотите, присаживайтесь, могу предложить Вам чашку свежего кофе, - я указала гостье на кресло. Черт дернул меня за язык! Я собиралась поменять цветам воду, навести порядок в ценниках и наконец-то оформить витрину.
- Даже так? С удовольствием! Меня зовут Аннета. А Вас? – женщина протянула мне сухонькую кисть в пигментных подпалинах. Безупречный маникюр и крупная жемчужина на безымянном пальце сообщали мне, что у меня сегодня очень непростая гостья.
- Очень приятно. Марина. Корзину для Вас делала именно я. Как и все, что касается этого магазина. Сейчас сделаю кофе. С ловкостью официанта я нырнула за штору и вспомнила, что чашка у меня всего одна, и я не смогу Аннете составить компанию.
- Мариночка, не торопитесь! – Аннета расположилась в кресле, и мне в какой-то миг показалось, что оно принадлежит ей, что она пришла сюда вместе с ним – так они подходили друг другу. Старую изумрудную обивку я поменяла на новую, густо-фиолетовую.
-Мариночка, день был вчера удивительный! (а у меня – сегодня, подумала я) Опять слетались коршуны, как обычно делают ближе к началу лета, все спрашивали о здоровье, бес бы их побрал. Разговаривали со мной и все высматривали, не пришел ли ко мне долгожданный дедушка-маразм, - она мило захихикала, и я вместе с ней. Обычно с пафосными лицами дарят мне банальные розы, а вчера удивили, надо сказать. Редкий случай!
- Аннета, извините, что я без отчества, какие коршуны? Простите, Вам сколько сахара?
- Без сахара, пожалуйста. Генриховна. Но это ни к чему. Просто Аннета. Коршуны? Родственники. Племянники приходили, которые цветы от Вас мне принесли, Мариночка. Мне скоро 91, хотя знаю, что выгляжу на 90, - снова хихикнула Аннета. Они слетаются примерно раз в год, ближе к моим именинам, боясь упустить счастливый случай… ммм.. в общем, ждут чего-то. Уж сама не знаю, чего?
Беседа набирала обороты. Аннета красиво пила кофе, изящно держа чашку и блюдце. Я поддерживала разговор и не понимала, как этот совершенно незнакомый человек так уютно проник в мой день. А потом и в жизнь, как оказалось позже.
Колькольчик дзинькнул. Вошел молодой человек, увидел раритетную Аннету, посмотрел на меня и немного смутился, словно сильно ошибся дверью. На всякий случай покрутился возле роз. Собрался выйти, но передумал.
- Одну белую, пожалуйста, - тихо сказал он.
- Молодой человек, - встряла моя гостья,- не делайте ошибку, мужчину с одинокой розой хочется пожалеть, а не полюбить. Возьмите хотя бы три!
Парень вспыхнул, а я подавила смешок – уж не подлила Аннета себе в кофе коньяку?
- ХХХХорошо, - чуть заикаясь сказал он, - давайте три.
Схватив розы, он пулей выскочил из магазина. А мы с Аннетой расхохотались, как девчонки.
- Большое спасибо, Мариночка, кофе отличный! Оставлю чашку на геридоне. Мне пора. Хорошего дня!
- Пожалуйста, Аннета! Буду рада Вас видеть снова!
Аннета Генриховна, коршуны, одинокая роза и геридон – вы сделали мое утро! Кстати, гугл ты меня удивил, геридон – это, оказывается, столик на одной ножке-колонне, который стоит у меня возле кресла. Век живи…
Ровно через неделю Аннета пришла снова. На ней было изумительное темно-сиреневое платье в плиссеровку. Скроенное просто, оно выглядело хорошо и дорого. Вырез горловины был украшен миниатюрной брошью в виде перышка павлина.
- Доброе утро, Мариночка! Я к Вам снова на кофе. Есть у Вас минутка для старой бездельницы? – Аннета улыбнулась и протянула мне небольшой пакет из нежно-розовой бумаги. – Это небольшой сувенир для Вас. Отказа не принимаю.
- Здравствуйте, Аннета! Я как раз собиралась сделать паузу. Потом нужно собрать две корзины для сестер-близняшек. Простите, какой сувенир? Аннета, мне неудобно.
- Разверните, пожалуйста, и Вы поймете, что пить кофе вдвоем гораздо приятнее. Вы же прошлый раз отдали мне свою чашку, не будете этого отрицать?
- Ничего от Вас не скроешь.
Я открыла пакет. В нем лежала бархатная на ощупь коробочка. А ней - у меня мурашки побежали по коже – маленькая кофейная чашка в виде нежного бело-розового тюльпана. Блюдце было выполнено в форме завернутого по кругу зеленого тюльпанного листа, ручка на кружке - в виде изящно выгнутого стебля. Такое чудо я видела впервые. Страшно было брать его в руки – таким хрупким и невесомым был этот застывший в фарфоре цветок.
- Аннета,я…
- Спокойно, моя девочка! Это всего лишь нуворский фарфор, конец 19 века. Да, я знаю цену этой вещи, но поверь мне, она не выше той, которую я могу себе позволить. Приятная беседа и немножко человеческого тепла для меня стоят гораздо дороже целой нуворской фабрики. Жаль, я поздно это поняла.
Я стояла, как вкопанная. Мне давно никто не дарил таких красивых подарков. Мне стало неудобно за мою простую черно-белую кофейную чашку. Но Аннета умела расставлять все по местам: вещи – это всего лишь вещи. Надо сказать, с этого застывшего в фарфоре цветка началось самое интересное в нашем общении. Аннета хорошо разбиралась в искусстве, особенно в изобразительном. Каждый четверг она приходила с утра, мы вместе пили кофе. Со временем я привыкла не стесняться работать при ней. Аннета порой очень удачно советовала, как лучше подобрать тот или иной цветок, какую взять зелень и как удачнее сочетать фактуры в упаковке. Я нигде не училась на флориста, все делала по наитию, а у Аннеты был просто безупречный вкус! Слушать ее было всегда интересно, каждое ее слово было весомым, осмысленным, не то что моя пустая болтовня.
Еще я заметила, что в ее присутствии время будто притормаживало, становилось более ценным, более тягучим. Не хотелось тратить его на ерунду, включать набившее оскомину радио или пользоваться мобильным телефоном. Аннета любила беседовать о художниках. Из русских она особенно восхищалась Поленовым. Из зарубежных высоко ценила Сезана и Модильяни. Она знала не только их работы, но и их жизнь, часто рассказывая мне интересные случаи из их биографии. Часто я задаю себе вопрос: что она нашла во мне, простой цветочнице-самоучке? Но мне было близко все, что она говорила, все, чем делилась. Все ее слова падали в душу и прорастали в ней удивительными цветами. Наверное, ей было приятно чувствовать себя взрослой и мудрой садовницей. Потом Аннета стала приносить мне книги – одна другой удивительнее. Я читала их, и погружение было столь ощутимым, что выныривая из них, я каждый раз ощущала себя другим, новым, просветленным, расширившим какие-то самой себе неизвестные ранее границы.
Так прошло несколько месяцев. В очередной четверг Аннета пришла не с утра, как обычно, а к вечеру, ближе к закрытию магазина. Я подсчитывала заработанное за день и пыталась составить список дел на завтра.
Аннета зашла так же бесшумно, как умела только она – словно умела проходить сквозь пространство.
- Мариночка? У Вас нет планов на вечер? Если я Вам не помешаю, у меня к Вам предложение, - Аннета улыбалась, и крапинки в ее глазах казались маленькими искорками.
- Добрый вечер, Аннета! Что Вы, не помешаете, конечно. Пытаюсь спланировать завтрашний день. Нужно рассчитаться за аренду и решить кучу текущих вопросов. Но больше всего я хочу просто отдохнуть.
Аннета присела в свое любимое кресло и сказала:
- Тогда я точно вовремя! Марина, закрывайте магазин, позже я вызову Вам такси, чтобы Вы не давали в темноте повода одиноким жуликам. А сейчас предлагаю отметить полгода нашего знакомства. Никуда идти не нужно – я обо всем подумала.
-Аннета, Вы опять с сюрпризами? – только сейчас я заметила несколько пакетов возле кресла. Пришлось оторваться от составления планов на завтра и закрыть магазинчик. Что ж, может это и к лучшему.
Аннета отпустила на свободу тяжелую шторную кисть и – о, боже! – стала доставать из пакетов коробочки, свертки, шампанское и два фужера.
- Ой, все так вкусно пахнет, что я боюсь показаться Вам плохо воспитанной девочкой и съесть все раньше, чем смогу по-настоящему оценить красоту момента.
- Можете начинать, моя девочка. Жаль, мужчины нет, он бы откупорил нам шампанское. Что ж, попробую сама. Аннета с самым серьезным лицом долго крутила бутылку, пристраиваясь к ней на разные лады. Наконец пробка звонко выстрелила, Аннета наполнила фужеры. Надо сказать, они были ничуть не хуже той кофейной пары, которую она мне подарила во второй день нашего знакомства. Из подсобки я принесла табуретку, присела рядом с Аннетой. Рыжая, в кудряшках, в джинсах, уставшая я на табуретке и аристократичная, в красивом бордовом костюме пожилая женщина в антикварном кресле - мы выглядели, наверное, странно, но сейчас я бы отдала все цветы мира, если бы могла вернуть хоть минуту того вечера.
- Ну, моя дорогая, за тебя! – Аннета протянула свой фужер.
- Нет, за Вас, Аннета Генриховна!
Мы шутливо чокнулись. От игристых пузырьков Аннета немножко раскраснелась и стала казаться моложе лет на тридцать. Она была прелестна! Впервые за полгода разговор зашел о личном. В моей жизни самым смелым решением было решиться начать свое цветочное дело. Своей семьи я пока не завела. Все романы с мужчинами с течением времени мельчали, осыпались, превращаясь в повести и рассказы с не очень ценным содержанием. Так что хвастаться было нечем.
- Мариночка, о чем ты мечтаешь? Чего бы тебе хотелось прямо сейчас? – Аннета смотрела на меня веселыми глазами, разливая остатки шампанского.
- Мне? – я взяла из коробочки очень аппетитную шоколадную конфету. - Аннета, я иногда забываю, что я девочка, решаю столько мужских вопросов, ношу джинсы и проверяю срок годности у туши для ресниц прежде, чем ей воспользоваться. Знаете, чего я хочу? Красное платье! У меня нет к нему ни туфлей, ни сумочки, ни повода, но это не мешает мне хотеть красивое шелковое красное платье. Такое, чтобы сужалось в талии, и юбка волнами вокруг коленок.
- Я тебя понимаю, милая. Аннета положила свою руку на мою. Я тебя очень понимаю. В юности я не жила богато, не всегда был хлеб к столу. Однажды в витрине дорогого магазина я увидела красное шелковое платье, мне было без одного дня 18. На завтрак у нас была картошка и простокваша, но я осмелилась рассказать маме, что я мечтаю об этом платье. В первый вечер своего 19-го года на танцах в клубе Дома офицеров я была самая красивая! На мне было то самое красное платье, представляешь? Мама выгребла все, оставленное на черный день, еще одолжила денег у богатой соседки, за что потом стирала ее нижнее и крахмалила постельное целых три месяца. Но это я узнала потом. Мне было очень стыдно. Но в тот вечер, в Доме офицеров я познакомилась с Германом – своим будущим мужем. Он пригласил меня на вальс, руки у него были горячие-горячие, а глаза – голубые-голубые. Я влюбилась, как последняя курица. Красное платье тогда решило очень многое
.
Аннета опустошила фужер, поставила его на столик не спеша, задумчиво.
- Знаешь, о чем я, Мариночка, мечтаю? Я хотела бы снова станцевать вальс. Уже так мало осталось желаний, одно лишь созерцание, но когда я слышу звуки вальса, я будто вдыхаю запах своего прошлого, этот терпкий цитрус, который так любил Герман. Мы ведь счастливо жили! С красного платья началась моя совершенно новая жизнь. Герман обеспечил мне и моей маме другую жизнь, в которой ей не приходилось больше стирать чужое белье.
- А чем Герман занимался, если не секрет? – я потихоньку начинала убирать со стола. Создавалось ощущение уютного разговора на кухне.
- Он был коллекционером. Достаточно уважаемым и обеспеченным человеком. Мне он работать запретил. Но я всегда находила себе занятие. Вела переписку с аукционами, помогала составлять описи и каталоги антиквариата.
Теперь мне стало понятно, откуда у моей милой подруги такой хороший вкус и столько интересной литературы.
Из магазинчика мы вышли вдвоем. Вернее, втроем: Аннета, я и хорошее настроение.
А следующие несколько дней были из разряда тех, что жизнь оправдывают в целом. Свою новую подругу я ждала в четверг, а сегодня был вторник. Я приняла до обеда несколько заказов на свадебные бутоньерки. Невесты всегда немножко бестолковые, но после их ухода можно физически ощутить в воздухе плотный фантом счастья – хоть на куски режь. Подхваченная этим густым потоком радости, я почувствовала, что моему плану на четверг дано будет исполниться.
Сначала я позвонила знакомому таксисту Григорию Степановичу. То есть Гришей он был для всех – по-моему, только я звала его Григорием Степановичем. Уже не помню, откуда я знаю его отчество, но оно ему так шло, что назвать статного взрослого мужчину просто Гришей язык не поворачивался! У Григория Степановича в машине всегда очень чисто и аккуратно. Никаких растянутых треников и невнятных футболок он не носил – только рубашку и брюки. Григорий Степанович каждый раз улыбался и говорил мне: «Мариша, представьте, что я не таксист, а Ваш личный водитель!» «Зачем представлять, - отвечала я, - так и есть». Руки его были ухожены, в салоне пахло свежестью. Человек искренне любил свою работу. Можно вдохновиться работой таксиста и полететь, к примеру, в космос. Я уверена. Как раз то, что нужно для моей идеи. Не космос, конечно, - просто нужно все делать так, чтобы не хотелось оборачиваться с мыслями о других дорогах. Не сомневаться, в общем. Разговор с Григорием Степановичем вышел немного странным, но в этом человеке я всегда чувствовала что-то свое, родное, словно настроены мы были, не смотря на разницу в возрасте, по одному камертону самоиронии и легкого, доброго авантюризма. А Григорий Степанович постоянно замечал, что я похожа на его младшую дочку и шутливо приговаривал: «Мариш, где ж я буду брать настоящих барышень, если Вы соберетесь купить себе машину?» Я рассказала ему свой план на четверг. Мой дорогой Степанович улыбался, я чувствовала это.
- Какой у меня размер одежды? Носил ли я когда-нибудь фрак? Ты смеешься? Мммм…. Ну, давай! Примерка в среду? Хорошо, подъеду.
Йес, йес, йес!
Теперь поход в ресторан. Уф… Есть идея! Возьму-ка я букет… Что же выбрать? Пышный шар гортензии, немножко кустовых роз и пару фрезий в ореоле эвкалиптовой зелени. Пожалуй, так. Теперь цветы – это моя валюта радости, помимо улыбки и сумасшедших идей. Администратором оказалась довольно приятная женщина, немножко застрявшая начесом и сиреневой помадой в 90-х. Она искренне обрадовалась изящному букету без повода. Ввернув для надежности предложение своей флористической помощи на случай чего, я аккуратно спросила номер музыкантов и заказала столик на вечер четверга. Кажется, все шло по плану. Пора возвращаться в свой магазин.
Заварив кофе, развернула бумажку со свежедобытым номером. « Гера, живая музыка, номер такой-то» . Я присела в кресло и набрала 7 цифр. Довольно приятный голос ответил:
- Да? Очень приятно. А меня Гера. Вальсы? Нет, Марин. Хотя знаете что, я раньше работал в филармонии, есть мысли. Перезвоню Вам вечером. Пока не за что. Где, простите, Ваш магазинчик? На Суворова? Так это недалеко от ресторана, где мы играем. Может, вечерком забегу? Отлично. Тогда до вечера.
Я загадала: если до заветного звонка придет четное количество покупателей, то моя идея сработает, а если нечетное… Все равно сработает! Я не отступлюсь. Тем более, произошел случай, после которого стало понятно, что нужно спешить. Ближе к обеду зашел в магазинчик мужчина лет 40-45. Легкая проседь, сутулый пиджак и какие-то потусторонние, цвета хмурого утра глаза. Мне показалось, что глядя в мои, он рассматривает в мелочах стенку у меня за спиной.
- Могу я Вам что-нибудь предложить?
- Ирисы есть? Ее любимые цветы. Моей девочке сегодня 17 лет.
- С удовольствием предложу Вам ирисы, - засуетилась я. – Есть нежно-голубые, есть фиолетовые с желтым. Смотрите, какие нарядные! Сколько Вам штучек? 3,5 или хотите больше?
Мужчина посмотрел сквозь меня, покусал губы, немножко нахмурился и тихо сказал:
- Ей было бы 17… Шесть голубых, пожалуйста…
Лучше бы он достал пистолет и выстрелил мне прямо в сердце – было бы хоть понятно, отчего так стало больно. Мужчина достал карточку. Дрожащими пальцами я еле ввела нужную сумму. Он не поднимая глаз, взял шесть ирисов и уже собрался уходить, как я сказала:
-Подождите! – я столько ругаю себя за спонтанность, но как, как еще жить, если не сердцем? – Вот это еще для нее. Пожалуйста, возьмите. Денег не нужно. Я добавила еще шесть цветков. Он взял их механически, добавил:
- Спасибо. Я ей передам.
Я ей передам… Этот случай научил меня больше не спрашивать о количестве цветков. И еще много чему научил, ирисы поймут.
Ближе к вечеру зашел он. Тот самый, который «Гера, живая музыка». Толстовка, серьга в ухе, сложносочиненного серого цвета глаза и очень красивые губы. Кажется, я смотрела на них чуть дольше, чем полагается приличной девушке. Сразу на «ты»:
- Звонила мне? Привет, Маринка! – Гера плюхнулся в кресло. Хотелось сказать: ну-ка, встань, это кресло Аннеты! Но я смолчала. Ни к чему с грубости начинать знакомство.
- Д-д-д-а, - я стала заикаться от волнения, - есть небольшое дело, Гера. Помоги, если можешь? И я стала объяснять, сбиваясь и путаясь, что мне нужен в четверг целый оркестр, живой и настоящий. И не просто оркестр, а хорошие музыканты, а лучше – очень хорошие. Любые деньги. Надо очень, до зарезу, до смерти! Гера смотрела на меня немножко снисходительно, серьга в его ухе качнулась, он хлопнул себя по карману джинсов – хотел закурить, но вовремя осекся и передумал. Вздохнул:
- Будет тебе оркестр, Маринка! Есть один товарищ, который тебе у черта на рогах спляшет и выжмет последнюю слезу. Коля надежный, гарантирую.
Гера встал, подошел ко мне вплотную, зачем-то сказал:
- Ты смешная! И клевая. До четверга!
Поцеловал в щеку и вышел. Я прижала его поцелуй ладонью к щеке, боясь, что он улетит, растворится, исчезнет быстрее, чем я осознаю эту милую наглость.
Настал час икс. Вернее, день икс. Аннета пришла чуть позже обычного, была немного рассеяна и выглядела слега уставшей. После второй чашки кофе она стала философски рассуждать о том, что больше всего ей нравится осень. Потому что каждая новая осень – это ее личная весна. У меня не получается это передать, как это – осень как весна, но из ее уст все так ловко выходило, что я согласно кивала и хитро поглядывала на дверь.
Ровно в 18.00 колокольчик весело звякнул. На пороге стоял Григорий Степанович. Во фраке. И весь искрился, как новенький ролс-ройс.
- Марина, фрау Шульц? Добрый вечер! Разрешите предложить вам небольшое путешествие?
- Кофе я уже попила, моя девочка. Не хочу мешать твоим планам на вечер. Аннета приподнялась и собралась уходить. Я немножко растерялась, но очень быстро вдохнула и выдохнула:
- Нет, Аннета, мы отправляемся в путешествие!
- Какое? – Аннета смотрела по-доброму, но с подозрением.
- А вот по дороге и узнаем. Я схватила шарф, сумочку, ключи и решительно опустила штору.
- Господа-товарищи, магазин закрывается! Прошу всех на бал! – я начинала входить в раж.
- Мариночка, у меня к тебе просьба, можно? Пожалуйста, оставь это у себя на время. Я заберу, когда зайду в следующий раз, хорошо? – Аннета протянула мне хорошенькую винтажную жестяную коробочку, перевязанную накрест тонкой веревкой.
- Ну, конечно, о чем речь! Давайте припрячу. С таким грузом на балу будет неудобно.
Григорий Степанович был сама любезность. Он весело успел подмигнуть мне, галантно открывая дверцу машины перед Аннетой. Моя божья маргаритка напоминала мне слегка испуганную птичку, однако она быстро приняла правила игры и решила лишних вопросов не задавать.
В ресторане нас ждал столик возле высокого окна, нарядно задрапированного белым изящным тюлем. Живые цветы я тоже продумала заранее. Красивые закуски уже ждали нас. Все было так торжественно, что казалось, будто белые тарелки в ресторане тоже накрахмалены.
- Мариночка, может, вы все же объясните, какой сегодня повод для такого великолепия? – Аннета была немножко взволнована.
- Конечно, объясню. Вам нужен повод? Мечта!
- Вы мечтали со мной сходить в ресторан? Я вам не верю, - моя милая старушка улыбалась и качала головой. - Вы что-то задумали. Что ж, у меня неплохое место в первом ряду, я готова посмотреть все до конца!
Официант разливал белое вино. Музыканты за спиной Аннеты наигрывали легкую мелодию.
- Аннета, давайте выпьем за мечту? – предложила я. – Пусть это звучит банально, но иногда банальные слова – самые точные.
- Хорошо, давайте! – Аннета протянула свой бокал, и мы легонечко чокнулись.
По плану из комнаты музыкантов должен был вот-вот выйти друг Геры Николай. И он не подвел. Уверенной походкой он быстро приближался к нашему столику.
-Фрау Шульц? Разрешите пригласить Вас? – Коля ослепил улыбкой весь зал и заодно все подсобки ресторана. Срочно, срочно дайте мне рецепт того крахмала, которым была в буквальном смысле продублирована его выбеленная до искр сорочка. Фрак сидел на нем до слез прекрасно! Чуть склонив голову влево, Коля галантно протянул руку Аннете.
Аннета чуть приподняла брови, посмотрела на Колю, на меня, снова на Колю, чуть выпрямила спинку, сказала: «ну, чертовка!» и подала ему руку. На его широкой ладони она выглядела хрупкой, как крылышко бабочки.
Оркестр опрокинул в зал вальс «На голубом Дунае». Музыка лавиной хлынула под ноги, мурашками стала пробираться выше, выше, сжала и разжала сердце, настраивая его на свое раз-два-три, раз-два-три, закружилась под потолком, поиграла хрусталиками в люстре и улетала куда-то туда, где синеглазый Герман Шульц сжимал в вальсе маленькую ручку скромной девушки в красном платье, имя которой он еще не знал, но понимал, что оно ему заранее дорого, на всю жизнь и даже дальше – навсегда.
За соседними столиками перестали жевать. И моргать, кажется, тоже. Коля во фраке напоминал мне большую черную ласточку, а Аннета – Дюймовочку, хрупкую и нежную, прожившую с принцем-эльфом долгую и счастливую жизнь. Через два столика от нашего лязгнули приборы, отодвинутый стул глухо процарапал пол – тррррр. Пожилой мужчина пригласил на вальс свою супругу. В другом конце зала, смеясь и кокетничая, совсем еще юная девушка потянула танцевать своего спутника. Он наспех допил содержимое своего бокала и разрешил себя увести в центр зала. А вальс все шумел и переливался. Я покачивалась в такт, глупо улыбалась и готова была вот-вот расплакаться, как вдруг кто-то коснулся моего плеча. Я обернулась.
- Гера?
- Марина, можно тебя пригласить?
Похоже, в одном салоне Коля на пару с Герой украли свои ослепительные фраки.
- Гер, я не умею танцевать вальс! Ну, правда!
- Я тоже. Мы в равных условиях. Пошли! Он взял меня за руку. Его рука была теплой и сухой. Уютной. Отпускать ее не хотелось. Проплывая мимо нас, Аннета мне подмигнула! Моя возрастная Дюймовочка будто бы снова напомнила мне: живи, моя девочка, рискуй и никогда ни о чем не жалей!
Я выдохнула и слегка развернула плечи. Будь как будет! Положив левую руку Гере на грудь, правую – ему в ладонь, я на секундочку закрыла глаза и дала вальсу наполнить нас, как пустой сосуд, до краев и даже больше – перелиться за берега. Мы были маленькой лодочкой с двумя одинокими гребцами, которых нежно качало и разворачивало в такт «Голубому Дунаю».
Оркестр аккуратно вздохнул на последних нотах и тактично закончил вальс. В воздухе лопались невидимые пузырьки счастья. Николай проводил Аннету к столику. Поцеловав ей руку, удалился. Гера не хотел меня отпускать, я это чувствовала. Мы все еще танцевали, хотя музыка уже не звучала.
- Мариночка, я не покажусь слишком навязчивым, если составлю вам с Аннетой Генриховной компанию?
- Конечно, нет! Пожалуйста! Я старалась смотреть в глаза, хотя хотелось их спрятать куда-нибудь под стол. Гера мне нравился, что скрывать.
- Присаживайтесь
, молодой человек! – Аннета смотрела на него в упор и улыбалась. Цветами Вы ее не удивите, так хоть в остальном поухаживайте красиво, такие девушки - редкость, поверьте мне, я давно живу!
- Ну что Вы, Аннета! – вспыхнула я.
- Я знаю, что говорю, моя девочка! Сегодня ты заставила мое сердце биться, как 70 лет назад! Аннета вдруг замолчала, все краски будто стекли с ее лица, она враз постарела и показалась мне очень уставшей. Она опустила глаза.
Черт, кажется, я перестаралась. Не нужен был весь этот маскарад с вальсами.
- Моя мила девочка! – Аннета говорила все тише, не поднимая глаз. – Это был лучший день в моей жизни после смерти моего мужа. Спасибо тебе!
Уф… Отлегло!
- Вы же хотели потанцевать вальс, я помню!
- Да, хотела. Ты исполнила мою мечту. Теперь даже не знаю, о чем мне мечтать дальше. Как всегда, все лучшее случается с нами внезапно. Благодарю тебя!
Несколько часов пролетели мгновенно. Гера был остроумен, но грани не переходил. А потом признался, что его зовут не Гера. Вот сюрприз! Его, оказывается, зовут Саша, а фамилия – Германович. А Гера - потому что всем так удобнее. Привыкая к новому Саше-Гере, я наблюдала за Аннетой. Она была чуть молчаливее, чем обычно, но в ее глазах точно было счастье. Тихое, скромное, только ее. И что-то еще, чего я раньше не замечала. Да и вообще словила себя на мысли, что я очень мало знаю о фрау Шульц.
Саша-Гера предложить погулять по ночному городу втроем, но Аннета наотрез отказалась. Попросила ее не провожать. Мы стояли на крыльце ресторана, Саша искал по карманам сигареты. Аннета тепло попрощалась с нами. Уходя, обернулась два раза и тихо, легкими шагами ушла в темноту.
В следующий четверг она не пришла. И через две недели тоже. Я поняла, что не знаю толком, где она живет, не знаю ни ее адреса, ни телефона. И не понимаю, где ее искать. Цветы сыпались из рук. Несколько букетов пришлось переделать. Но все было не то: упаковка ложилась коряво, зелень торчала нелепо. Не было Аннеты, которая одним только своим присутствием обозначала, что все будет хорошо, все получится. Коробочка! Черт, у меня же есть ее коробочка, которую она попросила оставить перед нашим походом в ресторан. Я стала быстро раскапывать сезаль – где-то тут она припрятана. Развязала нехитрый бантик. Письмо. Красивые буквы, аристократическая аккуратность.
«Моя дорогая девочка! Если я не забрала эту коробочку, значит, меня уже нет. Прости. Я не хотела тебя расстраивать. Прими это с созерцанием, без горя. Я рядом. В кресле. Не оборачивайся, но знай, что я буду приходить к тебе по четвергам и коротать с тобой минут пятнадцать-двадцать. Держи для меня чашку и пару ложечек своего чудесного кофе.
Вот тебе адрес, где для тебя сошьют самое красивое в мире красное платье. Кутюрье Мари Бенуа примет тебя в Париже, я договорилась. В конверте деньги на платье и на дорожные расходы. Пожалуйста, будь самой красивой! Не откладывай жизнь! И всегда помни, что ты – свет, на который рано или поздно придут те, кто в нем нуждается. Свети! Я тебя люблю. Твоя Аннета.
P.S. Все, что мне оставил Герман Шульц, теперь твое. Коршунов гони и не слушай. В библиотеке осталось много книг, которые будут тебе интересны. Нотариус свяжется с тобой позже. Всегда твоя, Аннета".
Колокольчик звякнул. На пороге стоял Саша. Я стояла с письмом в одной руке и с жестяной коробочкой - в другой. Все, что я смогла произнести:
- Аннета... Аннеты больше...
Он что-то хотел спросить, но понял, что любые слова сейчас будут лишними. Он молча обнял меня, поцеловал волосы. Я стояла, уткнувшись носом в его плечо. Только фрезии, стоящие на геридоне, пахли сильнее обычного, словно скучали по той, что сидела рядом, в уютном сиреневом кресле, умеющая красиво рассуждать о том что осень – это та же весна, полная тепла и света.