С кобелем завывала в бессилии…
Со звериным рычаньем, пристрастием
Теребил он, как тряпку, насиловал –
Отоваривал бабьим счастьем ее!
Просыпалась наутро продрогшая,
Даже серьги – и те на пол сброшены.
В наготе нет плохого, хорошего,
Нет возвышенного или пошлого.
Изменять – это только иллюзия,
Если просто отбросить все личности.
Сколько раз приползал муж на пузе к ней,
И прощать уже стало привычкою.
Подсмотрела однажды нечаянно
Стон обиженный общей с ним коечки…
А когда же сама от отчаянья
Завела кобеля - успокоилась…
Оправданья потом уж не трогали…
Надоел кобель с сивою миною...
Мимоходом пришла мысль о Боге к ней,
Поколола под сердцем – и сгинула.
Пустота, а потом одиночество
Присосались, кровь пили пиявкою.
Знать, что праздника больше не хочется -
Все равно, что играться с удавкою.
Изменять больше сделалось некому.
Раздражать стали всякие мелочи.
Приклонялся к земле бабий век ее…
И подумалось: вспомнить-то не о чем.
Когда Смерть забрела к ней в переднюю,
Зашло сердце холодным отчаяньем -
Не кобель пришел в мыслях последним к ней…
В деревенской церквушке… венчание…