Глава двенадцатая
– А каким лотом рубился??! – И без того эмоциональное состояние Кирилла резко зашкаливает.
– Ощутимым. Но я и до этого сделки закрывал нехилые. Кредитное плечо наращивалось постепенно.
– Вот это трейдер! Дай пожму руку. Поздравляю!
– И я тебя поздравляю, – принимая ладонь, говорит Филипп. – Две штуки с семи сотен – просто великолепно. Кстати, я так и не понял, за что ты поблагодарить хотел?
– Да вот за это! Если бы не тот разговор, я к торговле, наверное, никогда бы не вернулся.
Филипп скромно отводит глаза:
– Да что там. Ведь за твоим терминалом сидел не я. С таким же успехом ты мог проиграть. Если следовать логике, я был бы тоже в этом виновен?
– Нет, конечно. Просто твой позитивный настрой зарядил меня.
Молча кивнув, Филипп отпивает кофе.
– Не хочется портить момент, но я принес и плохую новость. Тебя выселяют. Комендантша еще вечером нажаловалась на твое систематическое неудовлетворительное поведение. Говорит, ты один во всем общежитии создаешь проблемы. Даже сейчас, летом. Жаловалась, что вечно от тебя в коридоре перегаром воняет, а в комнате ты чуть ли не притон устроил. Сложная женщина. Но не расстраивайся, я тоже кое с кем сегодня на этот счет переговорю. Может, обойдется, а если нет, бумагу из деканата выпишу и просто въедешь в соседний корпус. Студентов там мало, поэтому даже сможешь выбрать вид из окна.
– Видишь ли, после сегодняшней ночи я намерен кардинально изменить образ жизни и место проживания в том числе, – признается Филипп. – Поэтому моё выселение весьма кстати. Вот если бы это случилось месяцем раньше или – упаси бог – зимой… Но сейчас у меня есть деньги, а с ними я не пропаду. Так что благодарю за отзывчивость, но с общежитием при университете, где я сам себе не хозяин, покончено.
– Понятно. Если что, у меня знакомый квартиры сдает. Одну сам лично видел, очень хорошая, недалеко. В универ ходить почти как отсюда...
Кирилл замолкает, когда Филипп останавливающим жестом выставляет ладонь:
– Говорю же: хочу кардинальных перемен!
– Как это? – не понимает Кирилл. – А-а-а! Кажется, дошло. А учеба?! У тебя еще курс впереди, диплом. Или я всё еще чего-то не понимаю?
Филипп улыбается, потирает ладонью нос, щеки и лоб, затем благодушно произносит:
-Ты, смотрю, пару часов назад проснулся? В ду;ше, небось, освежился. Пока шел по улице, воздухом надышался, мозги проветрил. А я семь минут назад валялся в одежде на кровати и дрых. Не знаю пока ничего. Я вчерашний и я сегодняшний – это два человека с разными возможностями.
– Хорошо, но главное – не расстраивайся.
Филипп улыбается:
– Кирилл, у меня полста тысяч долларов. Я похож на того, кто может расстроиться из-за какой-то комнаты?
Возможности перед Филиппом вспыхивают воистину невероятные. Однако, упоминая о них, он все же пока больше думает о когнитивной усладе, возникшей вместе с деньгами. Возможности – это нечто эфемерное, то, что еще предстоит реализовать, а деньги – вот они, уже на счету.
Говорят, несмотря на то, что первый миллион достается тяжелее последующих, он самый приятный. Но приятен даже не первый миллион, а первая сотня тысяч. Вот это действительно удовольствие! Все остальное – просто цифры-цифры-цифры. К тому же эти первые деньги – шаг к личной свободе и независимости. На счету у Филиппа пока еще не сто тысяч, но после вчерашнего нет сомнений, что вскоре данная планка будет преодолена. Да, предстоит работа. Но этот вид деятельности имеет высокую отдачу, иногда она просто зашкаливает, а работать с высокой отдачей для человека – наивысшее удовольствие.
Сразу после ухода Кирилла Филипп хватает кастрюлю, отмывает её от засохших остатков пельменей и варит овсяные хлопья.
Вход в терминал сопровождается улыбкой. Полюбовавшись красивой суммой, он ставит на вывод три тысячи долларов. Затем достает мобильный и вызывает абонента под номером один из записной книжки.
– О, Филька! Здорово! – жизнерадостно приветствует Миша.
– Здорово, Мешок!
– Ты что, следишь за мной?
– В каком смысле?
– Я только из самолета вышел, в такси сажусь.
– Значит, ты уже в Кемерово?
– В нем. Погода здесь замечательная, солнышко. В Москве дожди всю неделю.
– Мешок, нужно встретиться. Прямо сейчас.
– О чем речь, конечно! Ты в общаге? – Мешок диктует таксисту новый адрес. – Минут через десять выходи к крыльцу.
– Окей.
После разговора поступает смс-уведомление: средства зачислены на банковский счет.
Съев порцию каши, Филипп хватает пластиковую карту, телефон, ключи и выходит. В коридоре встречается комендантша. По глупости своей она является ярой противницей норм человеческого общения и сразу переходит на крик:
– Вот, значит, он где, ёбс-карабобс! Опять всю ночь какой-то ерундой занимался? Дрыхнешь до обеда! Скажи спасибо, что я вчера полицию не вызвала! Или психушку!
– Не кричите! – строго предупреждает Филипп.
– «Не кричите!» – повторяет она. – Вы по-другому не понимаете, ёбс-карабобс! Учти, на сей раз не рассчитывай на поблажки! В моем общежитии ты теперь жить не будешь!
– Больно нужно мне ваше общежитие, – с ощущением, что всё складывается как нельзя лучше, говорит Филипп. – Оно и вашим-то, по сути, не является.
Суровая мимика, сверх прочего, свидетельствует, что от злости и желчи в горле у комендантши собирается ком. Филипп хочет что-то сказать, возможно, объяснить, что излишний гнев вреден для организма, что окружающие люди яснее понимают язык добра и спокойствия, но решает промолчать.
Он отступает на несколько шагов и возвращается в комнату. Не разуваясь, подходит к столу, берет под мышку ноутбук, а из выдвижного ящика достает пакет, где лежат все его документы.
– Сбежать решил?! – орёт комендантша, входя вслед за ним. – Ну-ка, оставь всё на месте! Пока не подпишешь обходной лист, не видать тебе ничего! Порядков не знаешь? – Затем её глаза становятся огромными. Обеими руками она указывает на разломанный стул: – Ебс-с-карабобс… посмотри, что ты натворил! Порча имущества! – Затем глядит на запачканные кофе обои: – Придется тебе еще ремонт оплачивать! – заключает она с яростью, грозящей вот-вот её уничтожить.
Филипп улыбается, не совсем понимая, почему у него, человека эмоционального, к этой крикливой женщине не возникает даже толики агрессии? Разве что легкая неприязнь.
Звонит Мешок:
– Филь, я подъехал.
– Миш, у тебя с собой есть наличка?
– А сколько надо?
– Сколько? – обращается Филипп к комендантше.
Молчание. Её глаза приходят в движение, ища в комнате скрытые разрушения.
– Пять тысяч, – с лихвой округляет Филипп. – И поднимись в комнату.
– One second.
Появившись на пороге, Мешок удивляет своим видом. Блестящие туфли, фирменные джинсы, стильная рубашка, на шее золотая цепочка, на пальце – заметный перстень. Вдобавок он подтянулся в талии. Создается впечатление, что это не тот, прежний Мешок, это его спортивный двойник в образе серьезного делового мужчины.
– Вновь изменился в лучшую сторону. Приветствую! – Филипп подает руку.
– Здоров, Филь! – Миша смотрит на комендантшу: – Здрасте.
Та строит неопределенную гримасу, отвечая беззвучным движением губ.
Мешок протягивает Филиппу пять тысяч одной купюрой. Тот демонстративно кладет деньги на стол.
– Ведь я могу расценить это как взятку, – неожиданно спокойным, но все еще ехидным голосом предупреждает женщина. – Я не министр, но лицо всё равно ответственное.
– Лучше расцените как компенсацию, а вместе с тем – как подарок, – предлагает Филипп.
– Стул копеечный, так уж и быть, его можно в счет не брать, а вот переклеить обои… – начинает она известную песню.
Филипп жестом призывает Мешка к повторному выкладыванию денег. Тот не протестует: если друг утверждает – надо, значит, надо.
– Теперь денег хватит обклеить обоями три таких комнаты. Всё остальное, кроме стула, в полном порядке. Обходной лист сами подпишите. А я ухожу и больше не вернусь. Идем, Миш, – командует Филипп, перекладывая ноутбук под другую руку.
В коридоре Мешок удивленно спрашивает:
– Что это было?
– Мое выселение.
– А вещи? Там у тебя столько всего! Ты зачем сказал, что не вернешься?
– Вот все мои вещи, – самодовольно заявляет Филипп, похлопывая по крышке ноутбука.
– Решил всё бросить? Ты чего!
– Миш, а что там бросать? Ворох тысячу раз перестиранных носков, пару штанов, старую куртку? Скажи мне, что? Из ценного у меня только ноут – вот он. Разве что пальто жалко, но, по большому счету, хрен с ним: оно устарело и выгляжу я в нём, как дед.
– Это понятно, вещи не ахти, но ведь их же снова придется покупать. Так себя ведет либо идиот, либо тот, кто решает резко распрощаться со своим прежним уровнем. Например, бомж, нашедший на дороге миллион… – Мешок широко раскрывает глаза: – Та-а-ак, а ну-ка, колись! Раскрутился?!
– Надо же, какая дедукция! Дошло, наконец, да?
– Я уже подумал, биржа тебя с ума свела. О какой сумме хоть речь?
– О пятидесяти. Зелеными.
Мешок останавливается, придерживая локтем Филиппа.
– Если раздумываешь, сколько это в рублях, то по сегодняшнему курсу почти три миллиона, – уточняет Филипп.
– Я знаю, сколько это в рублях. – Миша похлопывает друга по спине: – Поздравляю, Филь, это достижение! Ты просто молодец. Браво! Это какой-то одной сделкой или по доллару, по доллару?
– Давай не будем обсуждать это в проходе, – возмущается Филипп. – Не хочу больше здесь находиться. Пойдем, расскажу по дороге. Мы ведь к тебе в деревню?
– Да, едем ко мне, – кивает Мешок, срываясь с места. – Мне тоже есть чем тебя удивить. Поехали!
Деревня, в которой вырос Мешок, стоит на берегу реки Томь. Всё в ней типично для русских деревень. Унылые дороги, за исключением центральной улицы, где местная администрация еще как-то старается создать облагороженный вид. Приземистые старые дома, покосившиеся заборы, кислые лица людей. Весной и осенью, когда снег либо начинает таять, либо собирается выпасть, а природа либо просыпается, либо готовится к спячке, и всё это под серыми тучами, безотраднее места на земле не найти. Но сейчас лето, самый разгар, и каждый пес, бегущий в пыли по обочине, скалится счастливой улыбкой.
Подъезжают к дому. Оказывается, по сравнению с остальной деревней, Мешок – барин. Двухэтажный брусовой дом высится над рекой. Задний двор огибается рукавом леса. Роща отгораживает поместье от остальной деревни. На этой улице стоят еще два дома, но они друг от друга далеко. Филипп хоть и не был здесь, но по фотографиям представление для себя сложил давно.
Водитель такси подает из багажника сумку Мешка, берет плату и уезжает. Филипп почтительным взглядом окидывает местность и говорит:
– Все как на твоих фотографиях: красивое место! Такой вид на реку и на низколежащий противоположный берег в природе нужно еще поискать. Хоть картины пиши. А дом вообще размещен как нельзя удачно.
– Вот только открыт всем ветрам. Зимой знаешь, как заметает? Бывало, дорогу сюда неделями не откапывали. В школу и магазин на лыжах пробирался. А весной вся эта масса тает, и грязюка такая, что вообще не проберешься. Только летом, особенно когда ни облачка, всё классно.
На крыльце появляются Мишины родители. Филипп понимает, насколько заблуждался, представляя их пожилыми. Выглядят они энергичными, улыбаются и спешат начать разговор.
Во дворе чистота, порядок. Ухоженный трактор, телега, японский автомобиль с правым рулем. Вся техника в отличном состоянии – заслуга отца. Дом познается с порога, так вот порог встречает чистотой – заслуга матери. С кухни тянется аромат свежеиспечённых пирогов.
Накрахмаленной скатертью устлан добротный стол. Посредине блестящий электросамовар. Тарелки с едой появляются как по щучьему велению. Филипп толкает Мешка локтем: мол, теперь понимаю, в чем причина твоей тучности.
– Мам, убери котлету, – возмущается Мешок, отдавая тарелку. – Их здесь две, а мне достаточно одной. Они же огромные. Мама!
– Совсем жрать перестал, – подшучивает отец. Затем обращается к Филиппу: – Вот ты, как его друг, скажи, что с ним такое?
– Хочет держать себя в форме, наверное, – отвечает Филипп.
– Пап, прекрати! Жрать я не перестал, ты же видишь – ем. Только теперь, вместо двух порций за раз, выбираю одну.
Отец отмахивается:
– Как хочешь, но люди не поймут, если котлетный король станет худым как спичка. Ты ведь теперь лицо не какой-нибудь там компании, а пищевой! А какое уважение к тощей роже?
– Котлетный король? – переспрашивает Филипп, поочередно взглянув на собеседников.
– Эх, папа, папа! – качает головой Миша. – Я ведь хотел его удивить!
– Блин… виноват. Не подумал. Ты тоже молодец, мог бы предупредить. Откуда я знал, что он не в курсе?
– Так что за «котлетный король»? – настойчиво спрашивает Филипп.
– Предприятие моё новое так называется, – объявляет Миша. – Производство мясных полуфабрикатов. Оно уже функционирует. Вчера первая партия разошлась по супермаркетам.
– Видимо, ты сильно хотел меня удивить, раз так долго это утаивал.
– Звал я тебя еще давно, когда всё только начиналось. Но у тебя дела, дела. А по телефону – сам знаешь…
– И где находится предприятие?
– Ты, наверное, думаешь, в Москве, раз я туда ездил, но нет. Оно недалеко, сейчас мы туда поедем.
Филипп ест быстро и через несколько минут уже дует на чай. Мешок – чуть медленнее: мама со словами «кушай, сынок, ты ведь с дороги» уговаривает его на добавку.
Стол пустеет, все сыты, гора пирогов на фарфоровом блюде уменьшается вдвое. Мешок берет ключи от отцовской машины и зовет друга к выходу.
– Мои родители тебя уважают, особенно отец, – признается он, выезжая за ворота.
– Поясни?
– Все годы, что мы жили в общаге, они по моим рассказам знакомились с тобой, как с человеком, обладающим целым набором положительных качеств. Ты не курил, и я говорил, что мой сосед не курит. Пил ты за всё время три или четыре раза, и я рассказывал, что этот же сосед в высшей степени воздержан.
– Воздержан! – с ухмылкой повторяет Филипп. – А ничего, что этой весной я пропадал в барах и чуть не стал алкашом?!
– Главное, что не стал. Я всегда завидовал твоей собранности и видел, как многие факторы пытались расстроить твой внутренний порядок, но ты оставался крепок. Был тактичен. И еще такое слово… означает, что не переходишь рамки дозволенного в общении… забыл, но ты меня понимаешь. В свободное время, когда я возвращался с гулянок, ты читал мои книги, которые я, кстати сказать, забросил. Ты не был похож на остальных наших сверстников, дорвавшихся до жизни вне родительского контроля. Я приезжал домой, и мама с папой расспрашивали, кто тот порядочный парень и почему я так мало с ним общаюсь, а всё больше с инфантильными маргиналами. А в последние полгода вообще пришли к выводу, что ты буквально вытащил меня из пропасти. И я с ними согласен. Я пил, играл в карты. Учился, только чтобы не выгнали. Не делай такие глаза, я от них почти ничего не скрываю. Про наши с тобой казиношные приключения они, разумеется, ни-ни, я не такой дурак, но обо всем остальном – да. Ты видел, как смотрел на тебя отец? Он с таким уважением редко на кого смотрит.
– Высокие слова. Но я рад, что они так считают. И рад, если я действительно к этому причастен.
– Понимаешь, Филипп, я тебе такого не говорил, и вряд ли еще скажу, но ты – человек сверхправильный. Иногда выдашь что-то обидное, но я потом про себя думаю: а ведь в твоих словах истина. И обидеть ты вовсе не хотел, просто желал сделать меня чуть лучше, побудить к росту. Нет, не все так идеально, косяки есть и за тобой. Мне, например, не нравится твоя неисполнительность в последнее время. Говоришь, приеду, и не приезжаешь. Но я уверен: если бы речь шла о чем-то серьёзном, ты тотчас примчался бы.
– После такого признания обычно предлагают руку и сердце! – хохочет Филипп.
– Моя рука и мое сердце и так в твоем распоряжении, – серьезно отвечает Миша. Затем, чтобы фраза прозвучала уместно, добавляет: – И вообще весь я. Как друг, товарищ и единомышленник, разделяющий твою точку зрения на окружающий мир.
Дальше они едут молча. Проехав поселок насквозь, оказываются у въезда на закрытую территорию. Шлагбаум поднимается, и Миша через стекло кивает охраннику.
– Здесь был молочный завод, прекративший работу двадцать лет назад, – сообщает Мешок, паркуя «Ниссан» у одноэтажного административного здания. Справа – цех. Слева – котельная. У цеха под погрузкой стоит японский рефрижератор. С противоположной стороны – два похожих грузовика, один из которых разгружается, а второй ожидает.
– Привезли сырье и упаковку, – объясняет происходящее Миша. – Но почему первым разгружают грузовик с упаковкой, а контейнер с мясом печется на солнце?!
Мешок покидает машину, устремляясь к складской части цеха. Филипп чуть медленнее идет за ним.
– Закрывайте борта этой будки и подгоняйте фуру с говядиной! – командует Миша.
– Но здесь немного осталось! – возражает мордастый грузчик. – Ща догрузим и за мясо возьмёмся.
– Никаких «догрузим»! – Мешок становится пугающе грозным. – Машина с сырьем должна быть разгружена немедленно!
Водитель мясного грузовика кивает и двумя руками указывает на владельца предприятия:
– Я же просил, просил разгрузить меня в первую очередь! – Поворачивается к Мише: – У меня холодильные элементы в такую жару работают на пределе! – Он указывает на контейнер своей машины: – Того и гляди потечет, а им хоть бы хны!
Миша и Филипп идут по коридору административного здания. Проблема с грузовиками улажена. Кое-кто из рабочих сегодня получит выговор и лишится премии.
– Тяжело тебе, наверное? – спрашивает Филипп.
Мешок оборачивается и с улыбкой произносит:
– Ни капельки. Это не на галерах… тьфу!.. не в институте годами просиживать. Работать интересно! Пройдут годы, и все, что я когда-то учил, забудется; знания хороши, если их регулярно использовать, но нельзя же регулярно использовать всё, чему нас учили в университетах на протяжении многих лет! Со мной останется опыт, получаемый здесь, в процессе! А что останется после нудной болтовни какого-то сонного профессора?
После посещения предприятия с вычурным названием «Котлетный Король», Филипп думает о том, что пора пересматривать взгляды относительно людей. Не все, получив шанс в виде материальных благ, пустятся набивать брюхо. Не каждый превратится в свинью, не по дням, а по часам тяжелеющую от жира и золота.
Вечером они спускаются к реке. День жаркий, но вода все равно кажется холодной. Филипп снимает одежду и окунается, не церемонясь. Ощущения – почти как заходить в рынок большим кредитным плечом. Через минуту он плавает и ныряет, а Мешок все еще топчется возле берега, боясь намочиться выше колен.
– Заходи, в воде быстро потеплеет! – кричит Филипп.
Мешок чешет спину, морщится и, глубоко вздохнув, устремляется в воду. Брызги поднимаются такие, словно в реку вбежал носорог.
Спустя несколько минут к берегу подъезжает темно-синий внедорожник и останавливается вблизи оставленных вещей.
– Смотри, сейчас тот тип на джипе стащит наши шмотки! – острит Мешок, подплывая к Филиппу.
– За повод купить себе новую одежду я ему еще и спасибо скажу!
– А чего он так на нас пялится? – выплёвывая попавшую воду, спрашивает Мешок. Солнечные блики играют на поверхности реки, и, чтобы смотреть вдаль, приходится щуриться. – Блин, разглядеть не могу… может, знакомый какой?
– Рыбак, наверное. Место ищет, – предполагает Филипп, щупая пальцами ног илистое дно.
Мешок оглядывает берег и скептически произносит:
– Места сколько хочешь. Нет, Филь, здесь что-то не то. И, похоже, я уже видел этот темно-синий, старый джип.
– Всё нормально. Видишь, спиннинг достает, порыбачить собирается.
– Не спиннинг! Филипп, это винтовка!
Стекло внедорожника опускается. Водитель использует дверцу как опору для ствола.
– Нырять умеешь? – спрашивает Филипп.
– Смогу! – быстро отвечает Мешок.
– Тогда ныряем и плывем по течению. К берегу не приближаемся.
Раздается выстрел. Пуля по касательной ударяет о поверхность воды рядом с нырнувшим Филиппом. Он буквально кожей чувствует едва ощутимую вибрацию. Сразу вспоминается серия из «Разрушителей легенд», где доказывалось, что в воде пуля резко теряет силу. Терять-то, может, и теряет, но если зацепит, приятного будет мало. С этими мыслями он гребет как можно ближе ко дну. Глаза открыты, но в мутной воде ничего не видно. Лишь темные очертания большого тела Мешка, плывущего несколькими метрами впереди.
«Промах первого выстрела можно расценивать как везение. Следующий выстрел в нашу сторону резко сократит процент этого везения» – думает Филипп, начиная ощущать первые признаки нехватки воздуха.
Проходит еще несколько секунд, и мутные очертания Мешка резко берут курс на поверхность. Филипп выныривает следом. Внедорожника на берегу нет. На его месте топчутся квадроциклисты, рядом с двумя четырехколесными вездеходами. В поле поднимается полоса густой пыли.
– Джип… уехал! – наполняя легкие воздухом, сбивчиво объявляет Миша. – А это кто?!
– Те, кто случайно спугнул убийцу, – после глубокого вдоха отвечает Филипп. – Живо к берегу, Мешок, надо убираться отсюда!
– В вас что, стреляли?! – спрашивает человек в спортивной экипировке, держа в руке шлем.
– Мы сами не понимаем, но вроде как да, – отвечает Филипп, хватая с камней свои вещи.
– Ничего себе! – вскрикивает другой квадроциклист с поднятым визором. – За что он вас так?
– Похоже, какой-то сумасшедший, решил на людей поохотиться. Мы его вообще не знаем, – пожимает плечами Филипп. – А вы как здесь оказались?
Любитель активного отдыха поворачивается, указывая на дорогу, тянущуюся от берега на подъем:
– Мы с горки катимся и видим: из окна что-то похожее на ствол охотничьей винтовки высовывается. И целится не куда-нибудь, а в сторону купающихся. Мы сперва думали, вы вместе и один из вас так шутит, но потом раздался выстрел, после которого вы сразу нырнули. Ну, ребят, красавчики, секунд двадцать продержались! Он стрельнул еще и стал ждать, а тут мы несемся. Тогда он сорвался и по косому склону рванул в поле.
Тут в разговор вмешивается второй:
– Сорваться-то сорвался, но неохотно. Словно хотел выстрелить еще.
– Получается, если бы не вы... – говорит Мешок, натягивая футболку.
– Да, – кивает Филипп, отгоняя от себя назойливого овода, – если бы не они, мы бы сейчас трупами плыли вниз по течению.
– О таком в полицию заявить надо! – предлагает парень со шлемом. – Всё, что видели, мы подтвердим. Жаль, на машине номеров не было, наверное, заранее снял. Но всё равно, заявить надо обязательно. Сегодня вам повезло, завтра кому-то другому – нет. Неизвестно, кто станет следующей мишенью этого сумасшедшего.
– Конечно, заявим! – врет Филипп, зная, что дело придется решать самим.
– Обязательно заявим! – уловив тон друга, кивает Мешок.
Квадроциклист оставляет на листочке номер телефона, который Филипп выбрасывает, едва они с Мишей выходят на тропинку к дому.
– Не знал, что погружаться в воду и при этом плыть до такой степени тяжело! – стуча зубами, сетует Мешок. У него начинается озноб. – Я пальцами цеплялся за дно, а жопа все равно всплыть пыталась.
– Скажи, Миш, ты деньги на производство где взял? Не в бандитские ли круги влез?
– Нет, деньги чистые, инвестированы моим дядей, братом отца. В Москве я был у него. Филь, я же сказал: джип этот видел уже. За несколько дней до того, как полыхнула кухня моего ресторана, а я с побоями загремел в больницу.
– Миш, ты ведь понимаешь, это не могут быть конкуренты из армянского ресторана. Это некто другой, и, похоже, я догадываюсь, кто.
Они переглядываются.
– Снова проделки Жлоба?
– Он не успокоился. Нужно звонить Тарасу.
– Хочешь сказать, Жлоб не уяснил, что всякая связь с нами влетает ему в копеечку?
– Похоже, нет. Но давай посмотрим с другой стороны. Если это конкуренты, их поведение алогично: котлетного ресторана, отнимающего половину клиентов, больше нет, зачем тебя убивать? И повторю твои же слова: бизнес ведется в сфере общественного питания, а не торговли наркотиками.
– Я всегда сомневался, что это конкуренты, – борясь с внутренним холодом, соглашается Мешок.
Возле дома их встречает Мишин отец.
– Я не пойму, на берегу что, кто-то стрелял? – с подозрением спрашивает он.
– Стрелял? Никто не стрелял, пап.
– Я же слышал хлопки: один, потом еще два.
– Ах, это! То не выстрелы, а какие-то бомбочки, по типу новогодних. Люди, что на квадроциклах катаются, остановились возле берега, положили что-то на камни, и… хлопнуло.
Отец прищуривает глаза, всматриваясь в сторону реки; к счастью, того участка берега отсюда не видно. Недоверчиво кивает и отправляется в дом.
– Срочно звоню в охранное предприятие! Пусть люди подежурят возле дома и на котлетном заводе, – говорит Мешок. – Это обойдется дешевле, чем если что-то случится со мной, родными или делом, которое еще не окупилось.
– Правильно, это уже не шутки, – поддерживает Филипп. – А я позвоню Тарасу. Нужно найти стрелка и навсегда с этим покончить.
Дозвониться до Тараса удается только с четвертого раза. Филипп в деталях пересказывает события, и у старого гэбэшника почти не возникает сомнений, что это происки «казиношного друга». Однако он задается вопросом: зачем? Ведь ситуация разрешилась по справедливости, инцидент был исчерпан.
Филипп просит Тараса дать совет, а лучше приехать и помочь решить эту проблему раз и навсегда. Тем более он, как никто другой, в курсе всех дел. Тарас же просит дать время на размышление и пока не проявлять самодеятельности. Если кто-то уже решился на такой шаг, то рано или поздно покушение повторится. Теперь нужно быть предельно осторожными на каждом шагу.
Под конец разговора опытный сыщик цепляется за тот факт, что стрелявший промахнулся.
– Какое между вами было расстояние? – спрашивает Тарас.
– Примерно шагов сто, – отвечает Филипп.
– С такого расстояния из винтовок обычно не промахиваются. Допускаю, что промах мог быть намеренным.
– Но для чего нас запугивать? – спрашивает Филипп, предугадывая мысль Тараса.
– Этого я не знаю. Ладно, позвоню через несколько дней и скажу, когда смогу взяться. Пока не подставляйтесь. Скорее всего, стрелявший в ближайшее время не высунется, так как напуган или раздумывает над новым планом, но безопасностью не пренебрегайте. В полицию обращаться я бы не советовал. В этом деле много того, чего им знать не нужно. И последнее. Говоришь, твой друг теперь бизнесмен? Значит, нельзя исключать, что это было сугубо по его части. Но выводов пока делать не буду.
На сегодня жара свое отстояла. Ближе к полуночи в небе сгущаются тучи. Сперва дождь появляется в виде легкой мороси, затем гремит гром и начинается настоящий ливень.
Миша и Филипп находятся на просторном чердаке, сделанном под одну большую комнату. Чердак – это лишь название, в действительности помещение является полноценным третьим этажом. Снизу сюда ведет красивая деревянная лестница с широкими поручнями на толстых резных балясинах. Мощные балки, упирающиеся в свод крыши, надежно удерживают конструкцию. Стены отделаны деревом; Мешок заверяет, что они неплохо утеплены и зимой здесь не холоднее, чем на других этажах. Есть три окна: одно большое, обзорное, с видом на реку, еще два с противоположной стороны, с видом на лес и часть поселка. В углу кровать, посередине – широкий диван, напротив – два больших кресла, стол и много чего еще, что можно встретить любом доме или квартире. Книжная полка заставлена разнообразной литературой, а также фарфоровыми статуэтками.
Поджав ноги, Филипп сидит в кресле, в его руках раскрытый ноутбук. Мешок – на диване, с большой кружкой чая и пирогом.
– Представляешь, у меня аппетит разыгрался после смертельной опасности. Третью кружку чая пью, а пирожкам счет потерял.
– Это нормально, – не отрывая глаз от ноутбука, отвечает Филипп. – Когда крупную убыточную сделку закрываю, потом тоже есть хочется. Своего рода такая же смертельная опасность.
Они смеются.
– Ты и сейчас торгуешь? Тебе мало пятидесяти тысяч? Не пора ли сбавить обороты?
– Во-первых, уже не пятьдесят, а сорок шесть с копейками, поскольку трешку я перевел на карту. Во-вторых, с чего ты взял, что я намерен остановиться? Преодолена всего лишь очередная ступень, и только. Обороты, конечно, сбавлю: не хочу поседеть к тридцати годам, но прекращать торговлю – ни за что.
– Торговля, торговля… Ты скажи, какова в этом созидательная компонента? Ведь фактически ничего не производится. Вращение денежных масс по кругу, и ничего больше.
Филипп смотрит с удивлением:
– Вот, значит, как, да? Не производится! А разве не ты еще год назад грезил миллионами, и, кроме самих денег, тебя ничего не интересовало? Нет, Миш, тебе кажется, что не производится, на самом деле еще как производится: здесь выковывается мой будущий инструмент, с которым я войду в жизнь. И войду не бедным студентом, клянчащим работу и не знающим, как себя проявить, а успешным, состоятельным человеком.
– Было бы глупо с этим спорить. Ты прав.
– Кстати, ты в чем-то тоже. Даже если в торговле у меня будут большие успехи, я не собираюсь на ней зацикливаться.
– Открыть что-то материальное, занимающее клочок земли – это круто. Ресторан, магазин, фабрику! То, куда можно приехать, на что можно посмотреть, потрогать.
Филипп не хочет обижать друга словами, что мыслит гораздо шире. Потому не говорит, что перечисленное его не интересует. Лишь кивает и произносит расплывчатую фразу:
– Я готовлю нечто большее. Такое, что перевернет мир.
– Правда? Мне страшно. А вдруг мир пока не готов к перевороту? Тогда рука истории снимет тебя со сцены. А вместе с тобой – и всех, кто рядом.
– Ишь, как заговорил! – улыбается Филипп. – Не волнуйся, я прислушаюсь к миру, и если он будет возражать, то, возможно, изменю свои намерения. Я еще молод сниматься со сцены.
Громовой раскат сотрясает стекла. Звук капель, бьющихся о крышу, превращается в монотонный шум.
– А я доволен тем, что сумел еще раз развернуть собственное дело, – признается Миша. – Ресторан, конечно, был ближе к душе, но фабрика мясных изделий – это совершенно иной масштаб. Производимые здесь котлеты будут поставляться во множество подобных ресторанов, а также станут блюдом номер один на столе у тысяч семей. Это новый уровень! В течение нескольких лет расплачусь с дядей по кредиту, и прибыль пойдет в собственный карман. И тогда у меня появится возможность откладывать на что-то другое.
– Признаюсь, хоть я и был в тебе уверен, но не думал, что ты начнешь новое дело так скоро. Я очень рад. Ты невероятно большой, просто огромный молодец!
– Спасибо за похвалу. Слушай, ну а ты чем планируешь заняться? Нет, я не в плане работы или какой-то деятельности, я про отдых. Понятно же, моей деревни тебе надолго не хватит. Ты вообще на море когда-нибудь был?
В этот момент Филипп бьет по кнопке, отдавая приказ на выставление ордера. Относительно его текущих средств совершаемая операция незначительна: при плохом развитии событий он потеряет на ней не более тысячи, а при хорошем – заработает не более двух.
– Нет, на море я не был. – Филипп закрывает крышку ноутбука, встает и, заложив руки за спину, идет к окну. – Знаешь, последний год, может, полтора, я испытываю какую-то тоску. В чем ее корни, я разгадать не могу. Вроде и делом занят, и нормально всё, но на душе какой-то тухляк. И лишь недавно я стал понимать, в чем дело: это мое подсознание не дает забыть, что я существо из крови и плоти, и что мне требуется общение с противоположным полом. В этом плане нужно срочно восстанавливать утраченное равновесие.
Нависающие тучи против того, чтобы небо сегодня показало звезды. Темно-серые очертания реки уходят вдаль. Ее могучие воды сталкиваются с отвесным каменным берегом, принимая крутой поворот влево. На этом берегу, в сотнях метрах отсюда прорисовываются очертания елей. Там растет густой, преимущественно хвойный лес.
Сейчас, когда небо дарит земле влагу и воздух по-летнему свеж и несет в себе ароматы сибирского поля, дышится невероятно легко. Филипп закрывает глаза и в мыслях нежно обнимает всю природу Сибири.
В темном лесу, прямо на краю отвесного склона, меж сосен теснится внедорожник.
– Скажи спасибо небу за дождь, – шепчет мужчина, рассматривая в прямоугольнике света фигуру человека через астрономический бинокль повышенной кратности. Он знает: стрелять в дождь из снайперской винтовки можно только с короткого расстояния. Дальномер бессовестно врет, показывая расстояние от восьмисот до тысячи метров. Голова с этого расстояния – все равно, что песчинка; даже в идеальных условиях это должен быть удачный выстрел. Но ведь там еще и стекло... Этот мужчина не обучался на снайпера и в последние лет пятнадцать, кроме охоты на уток из гладкоствольного ружья, ни в кого не стрелял.
«А поскольку это ближайшая точка для выстрела – возле дома весь вечер кружат чоповцы – идею со стрельбой придется отложить», – решает мужчина, зачехляет бинокль, запускает двигатель и уезжает.
Мешок отставляет пустую кружку и подходит к маленькому окну в другой части помещения. Вид ему открывается менее выразительный: край сарая, сотня метров поля и узкая березовая полоса. Если посмотреть правее сквозь тьму и дождь, в непосредственной близости от дома можно увидеть очертания легкового автомобиля. В нем сейчас скучают двое охранников. Один из них вооружен пистолетом.
– Не хочу говорить родителям, что возле нашего дома будут дежурить, – тихо произносит Мешок. – Станут думать, переживать. Днем попрошу отъезжать в лес и следить за домом издалека, и только вечером подъезжать ближе.
– Считаешь, твой отец не увидит и не спросит, что за люди круглыми сутками ошиваются возле дома?
– Конечно, увидит. Придется сказать, что это касается моего бизнеса. Про казино, Жлоба и то, что меня похищали, они знать не должны.
– Это понятно.
Филипп медленно расхаживает по помещению, подолгу разглядывая различную утварь. Книжный шкаф особенно привлекает его внимание.
– Миш, давно хотел тебя кое о чем спросить.
Мешок к тому времени вернулся к столу и проверяет, не остался ли в кружке чай. Выражая готовность ответить, он кивает.
– Только прошу не делать преждевременных выводов. Я иногда разговариваю со своим внутренним, совершенно отчетливым, голосом.
– Тревожный сигнал, – улыбается Миша.
– Я не шучу. У тебя такое бывало?
Миша чешет затылок, трет нос и говорит:
– Ну, бывало. Я же обладаю разумом, а значит, мыслю. Например, обдумываю планы, а когда натыкаюсь на противоречия, сам себе возражаю. Иногда прокручиваю в лицах какой-нибудь важный предстоящий разговор. В общем, бывает. Не считаю это чем-то дурным. Или у тебя что-то особенное?
– Вот, например, две минуты назад голос настойчиво посоветовал отойти от окна. Почудилось, будто на том берегу среди сосен сидит снайпер. Мне кажется, это уже паранойя.
– Именно этот случай, скорее всего, действительно паранойя. Ну, а, в общем, людям свойственно на чем-либо загоняться. Ты молод, дела твои идут в гору, нужно только подождать несколько лет, и многое, о чем ты мечтаешь, у тебя появится. И тут твой разум начинает навешивать проблемы: «А вдруг я не доживу до своего триумфа? А вдруг в меня выстрелит снайпер? А что если на голову упадет кирпич или я сойду с ума?» Все это игры нашей психики. Плюс ко всему ты еще должен радоваться: многие люди вообще никогда не сталкивались с подобным и не знают, что это такое. И еще: не будем забывать, что в нас сегодня действительно стреляли! – хохочет Мешок.
– Уже не раз этот голос предостерегал меня от ошибочных действий, – признается Филипп.
– Не голос, а твой собственный внутренний контроль. Ты сам себя предостерегаешь.
– Я тоже так думаю, но иногда становится боязно. Ведь комендантша общежития, по сути, взъелась на меня из-за этого: тем вечером я орал как сумасшедший, крушил мебель. А потом меня бросило в дрожь от мысли, что я уже сошел с ума, но пока об этом не подозреваю.
– Форекс дает тебе слишком много свободного времени, которое ты тратишь не на жизнь, а на страхи и волнения. Вот мне моя фабрика и нависающий кредит почти в шесть миллионов еще не скоро позволят копаться в себе, – не прекращая веселиться, говорит Миша. – Кстати, завтра я целый день пробуду там. Тебе придется побыть одному или поехать со мной. Но должен предупредить: я буду очень занят.
Филипп бережно проводит пальцами по корешкам книг:
– У меня назрел план. И как только мы разрулим дело стрелка;, я возьмусь за его реализацию.
– Что за план? – спрашивает Миша. Он берет кружку, собираясь спуститься на первый этаж за кипятком для чая.
– Помнишь, я рассказывал о девушке из видеочата?
– О той, которая с Украины?
Филипп кивает:
– Как только разберемся со стрелком, я отправлюсь к ней.
Мешок в недоумении качает головой: мол, зачем тебе это надо, после чего говорит:
– Подожди, сгоняю за кипятком. Похоже, нам предстоит серьезная беседа. Ты чай еще будешь?
– А как же!