JULIA
Ты пальцами тогда меня коснешься вскользь лишь,
И кулаков моих всегда разбитых в кровь,
Взмахнешь ресницами, «За что ты дрался?», - спросишь,
Подумаю мгновение, отвечу: «За любовь…».
– Несовершеннолетняя Минаева Юлия Александровна, 1999 года рождения около 20 часов 30 минут первого ноября текущего года, находясь в помещении гипермаркета по улице Энгельса, 40 в городе…
«Какой, слащавый и в то же время какой неприятный голос», – хотелось спать, мысли искрили и угасали, как вспышки бенгальского огня.
– … находясь в состоянии алкогольного опьянения и действуя…
«И скрипучий какой… Такой скрипучий и жеманный одновременно, будто старые двери смазали липким медом, а они все равно скрипят… Какой же гадкий, гадкий голос… Должно быть, этот коротышка не равнодушен к мужчинам…»
– … тайно похитила из указанного гипермаркета бутылку алкогольного напитка - коньяк марки «Хэнеси» стоимостью…
« Интересно… Что-то я этого не заметила в прошлый раз – здесь очень высокие потолки… Как бы и нет их вовсе… Как неуютно, как зябко здесь, – она подняла голову и отсутствующим взглядом провела по своду действительно высоких потолков аудитории, – Такие высокие, что кажется на меня оттуда смотрит кто-то еще … Зачем смотрит? Мало мне остальных…».
– … и тем самым повторно совершила мелкое хищение, то есть правонарушение, предусмотренное статьей…
«…Но там никого нет… Потолок белый и пустой… Как хорошо быть пустым… И я была пустой… Уже нет… Что же будет теперь?»
– Ну что Вы нам по этому поводу скажете, Юлия Александровна?
«… Дура, Дура! Нужно срочно выйти… Все исправить… Почему не подумала об этом дома? Выйти… Нужно выйти…»
– Юлия, Вы меня слышите? Как Вы себя чувствуете?
– Выйти…
– Что?
– Можно выйти?
Она была окружена полумесяцем из семи тяжелых взглядов. Взглядов раздраженных, сочувствующих, безразличных и тяжелых.
Из угла, где-то за спиной доносились такие знакомые и такие омерзительные всхлипы.
– Вам нехорошо, Юлия? Вам нужно выйти?
Издерганно кивнула.
– Ну что же, мы Вас подождем. Что скажите коллеги?
Раздался низкий гул. Полумесяц утвердительно замотал напомаженными прическами.
Поднялась из-за стола. Как некрасиво скрипнул отодвинутый стул. Чуть не упала. Неловко.
Вот уже и дверь. Хлопнула громко. Громче, чем прилично. Дверь закрыла приглушенный гул за спиной.
Как сильно кружится голова. Стук шпилек о бездушную плитку коридора.
«Где же здесь туалет? Непременно женский… Забыла… Прошло столько времени… Три месяца может… Спросить у постового… Нет, слишком похож на него… Стесняюсь... Теперь вспомнила… От поста милиции направо...»
Вот и он, треугольник углом вверх.
***
Прошло не более двадцати минут. Так не хотелось возвращаться. Но вернулась.
Страх неблагоприятных последствий.
А может просто жалко маму.
Однако как хотелось бы сию минуту сбежать домой, закрыться в своей комнате, залезть под одеяло с головой и никогда более не показываться на свет.
Как хотелось бы, но все же жалко маму.
– Все в порядке? У Вас ничего не болит? – все тот же гадкий голос.
Полноватый коротышка с блестящей залысиной сидел по центру прямо напротив нее. Председатель комиссии.
– Болит.
– Что у Вас болит?
– Мозг у меня болит.
– Не совсем Вас понял?
– Если Вы покинете помещение, я думаю, мне станет значительно лучше.
«Господи! Как дерзко… Что же теперь?»
На несколько секунд в аудитории воцарилась мертвая тишина. Тишину прервал коротышка, многозначительно крякнув. Полумесяц зашипел негодующим полушепотом, всхлипы за спиной взревели с новой силой.
– Все ясно. Все предельно понятно, – коротышка задумчиво постучал по столу кончиком шариковой ручки, - Так, что, собственно, Вы нам можете пояснить по поводу своего давешнего поведения? Я имею ввиду обстоятельства первого ноября.
Юлия, не торопясь, обвела полумесяц глазами. Большинство присутствующих в аудитории и сидящих перед ней людей были ей знакомы. Помимо председателя комиссии по делам несовершеннолетних, здесь находились районный педиатр, врач-нарколог, социальный педагог, психолог и еще две женщины средних лет с высокими прическами и кроваво-красными губами. Этих двух она видела сегодня впервые.
Его не было.
Странно, ведь в прошлый раз был.
Она боялась, что придет он и сегодня. На самом деле его присутствие на комиссии было единственным, что ее волновало по-настоящему. К остальным же ничего кроме презрения она не испытывала.
За спиной раздался очередной горький всхлип.
«Мать опять за свое… Лучше мне сегодня не хамить… Несмотря ни на что…».
– Я совершила правонарушение. Я это понимаю. Этого больше не повторится, – дрожащим голосом, и в усердных попытках выдавить слезу, наконец, ответила Юлия.
– То, что вы раскаиваетесь – это хорошо, но что подвигло Вас вновь совершить такой поступок? Ну же, Юленька, это ведь не в первый раз.
– Не первый. Но я не знаю, почему так произошло.
– Она уже начала исправляться, – из-за спины раздался рыдающий голос матери, – летом мы поступили в частный институт предпринимательства, который через дорогу от вас. Я не знаю... Я готова была платить, лишь бы училась. Я думала, ей нравится. Но на той неделе пришло письмо об ее исключении за не посещаемость.
«Мамочка, только про это не начинай. Зачем ты все рассказываешь?».
– Послушайте. Я не знаю, почему меня исключили. Я посещала занятия. Просто меня, наверное, не взлюбил декан. У нас разные взгляды на жизнь.
Коротышка ехидно ухмыльнулся.
– Юля, в наше время за инакомыслие из института не отчисляют. Ваш бывший декан сегодня здесь, вот – Лидия Михайловна, пожалуйста. Она видит Вас впервые.
Одна из ранее незнакомых Юлии женщин утвердительно опустила веки.
– Что вы на это, скажите, Юля? – не унимался коротышка, – а куда мама смотрела? Пусть и студентка уже, а все же несовершеннолетняя. Да еще такая… э-э-э… проблемная. Куда Вы смотрели, мамаша?
– Она уходила каждое утро, а когда приходила домой рассказывала о том, какие у нее были пары, с кем она подружилась. Я же не знала.
– Юля, а где Вы были во время занятий, – кротко, так, чуть ли не шепотом спросила худощавая блондинка, что сидела на самом краю полумесяца. Юлия знала – это социальный педагог. Добрая в принципе женщина.
«Тебе-то до этого что? Молчала бы, сидела…Что же они на меня все напали?»
Наконец по щеке покатилась слеза.
– Я, – запинаясь, и как можно жалобнее проговорила Юлия, – Я, просто выходила из дома и бродила по городу, гуляла.
- С одногрупниками?
- Нет. Одна.
Дверь аудитории резко распахнулась. На пороге оказался молодой мужчина в милицейской форме. Сердце Юлии замерло. От страха и смущения слезы покатились уже сами собой.
– А, вот, и участковый инспектор пожаловал, – наигранно засветился коротышка, – проходите, Сергей Геннадьевич, берите стульчик, присаживайтесь. Сегодня Вашу старую знакомую, кажется, рассматриваем.
Участковый сдержанно кивнул всем присутствующим и занял свое место.
– Юлия Александровна как раз хотела нам поведать, что же на самом деле произошло первого ноября, – вернулся к теме коротышка.
«Что же теперь мне говорить? Как смотреть теперь ему в глаза? Правду… Непременно правду… Им и так все известно… Фантазировать нет смысла… Да и зачем вообще я фантазирую? Привычка что ли? Инстинкт самосохранения? Довольно…Только правду при нем…».
– В ту пятницу я выпила немного…
– С кем? С друзьями? – перебил коротышка.
– Нет, одна. Друзей у меня нет. Позвольте я продолжу?
– Конечно, Юлия Александровна, конечно!
– Я взяла водку из холодильника. Мама там ее хранит. Оставалось немного, на донышке только. Выпила, в общем, и захотела еще. Я тогда очень хотела есть. Снова. Подумала, что лучше выпить, подумала, что поможет. Я решила, что нужно выпить еще, и пошла в магазин. Денег у меня не было, мама мне последнее время денег не дает. Прячет, – она запнулась, из-за спины снова раздался страдальческий всхлип, – Денег у меня не было. И я решила украсть алкоголь. Выбрала бутылку, что подороже, пока никто не видел, ногтем содрала штрихкод и спрятала бутылку в рукав куртки. Уже на выходе ко мне подошел охранник и попросил снять верхнюю одежду. Я сняла, а там бутылка в рукаве. Наверное, он по камерам все увидел. Задержал меня, короче, охранник этот, а потом милицию вызвал.
Снова тишина.
Юлия подняла взгляд. Сергей смотрел в экран своего телефона.
– Юленька, ну зачем же вы так поступаете? Вы молодая симпатичная девушка. Из хорошей семьи. УчИтесь, влюбляйтесь, дышите полной грудью, у Вас вся жизнь впереди! Зачем же Вы себя губите? – все также робко и умиленно прошептала социальный педагог.
Юлия молчала.
«Вот просто интересно, как ответить на вопрос, на который не смог бы ответить и сам вопрошающий, а более того, когда и сам вопрошающий не знает толком, что хочет услышать в ответ».
– В вашем деле указано, что Вы проходили лечение от булимии, – бросила острый взгляд полноватая и довольно уже пожилая женщина, что сидела по левую руку от коротышки, психиатр, – я полагаю, это тоже влияет на Ваше девиантное поведение. В настоящее время случаются приступы? Скорее это к маме вопрос.
За спиной звучно высморкались.
– Случаются, постоянно. Бывает нормально, а, бывает, ест без остановки, в основном по ночам. Ест все, что найдет. А потом идет в туалет и… и пытается вернуть, то что съела. Она думает, что не набирает вес таким образом. Она его действительно не набирает. Вы же видите она у меня стройненькая. Все телевидение и интернет эти проклятые, в наше время и такого и близко не было. Что это за мода такая? Иногда я специально ничего не готовлю, не покупаю. Собственного ребенка голодом морю. Представьте себе! Да что это я говорю в самом деле, – снова раздался плачь, в этот раз навзрыд, вырванный из самой глубины, – однажды, когда в доме ничего не было, она нашла упаковку кетчупа и целиком ее съела, прямо так, без ничего.
«Ну зачем же ты мама? Ну не при нем же… Что теперь будет? Нужно снова выйти… Выйти…»
– Стало быть, лечение в клинике не помогло?
«Так вот, ты, стерва жирная, куда клонишь. Ну уж нет. Больше меня не провести, больше этому не бывать».
– Там не лечат! Не лечат! – не сказала, выкрикнула Юлия, резко вскинув гневный взгляд на психолога.
– Не переживайте, Юлия. Мы хотим Вам помочь. Может, стоит повторить лечение?
– Не стоит. Я повторяю: там не лечат. Они вкалывают что-то, не кормят. Я туда не вернусь.
– Успокойтесь, милая, – голос психолога стал деланно мягким, до отвращения плюшевым, – скажите, мама, Вы не рассматривали вариант с частной клиникой?
– Я не знаю, она меня совершенно не слушает.
– Вы без отца ее растите? – снова ожил коротышка.
– Ее отец, мой муж… Он несколько лет назад вернулся в свою прежнюю семью. Его дочь от первого брака попала в аварию и стала инвалидом. Теперь он живет с ними.
– Что ж, Юлия, – коротышка озадаченно попыхтел, раздувая свои лоснящиеся щечки, – мне кажется, Вам стоит некоторое время посещать нашего психолога. Амбулаторно. А по окончании курса, мы рассмотрим вопрос о Вашей госпитализации. Как вы считаете, Елена Борисовна?
– Полагаю, Вы совершенно правы. С девочкой нужно поработать, – психолог неуклюже перекинулась через стол и протянула Юлии клочок бумаги, – Вот, милая, передайте маме. Здесь расписание работы нашего кабинета и мой номер телефона.
– Мы очень надеемся, что работа с психологом даст свои результаты и это повлияет на ваше дальнейшее поведение, Юлия Александровна, – коротышка самодовольно откинулся на стуле, – теперь предлагаю вернуться к совершенному правонарушению.
Полагаю, что вина несовершеннолетней доказана. Кто «за», коллеги? Прошу проголосовать.
Перед Юлией поднялось восемь рук.
«Сволочи… Где ваши дети… И Сергей… Они заставляют его…Он ведь не такой… Он говорил, что я красивая…».
– Единогласно. Теперь попрошу высказаться о виде и размере взыскания.
***
Заседание подошло к концу. Члены комиссии не торопясь покидали свои места, противно скрипя стульями и шелестя бумагой.
Все расходились. Юлия сидела на месте и следила за каждым его движением. Было видно, что он куда-то торопиться. Вот уже он взял под мышку черную свою потертую папку, вот с натянутой улыбкой пожал руку коротышке, вот, чеканя шаг по обшарпанному паркету, направился к выходу из аудитории.
«Идти за ним…»
И она пошла.
Пошла следом за ним, не дожидаясь, пока соберется разбитая и уставшая от слез ее мама.
Темный коридор.
«Что сказать? Как позвать его? Сергей Геннадьевич? Сережа? Просто подойти… Потом по обстоятельствам…»
Он на несколько метров впереди. Не оборачивается. Разговаривает по телефону.Глухой стук каблуков его, тонкий звон ее шпилек. Почти догнала, но замедлила ход. Ноги будто ватные.
«Как же снова кружится голова…»
На пути постовой. Здоровается. Дружески хлопает его по плечу.
«Как же они похожи… Наверное потому что в форме…»
Постовой широко улыбается:
– Поздравляю!
– Спасибо!
– А кто?
– Девочка.
– Красавец. Как назовете?
–Да,пока не решили.
«О чем это они? Как же это?»
Еле двигаются ноги. Он попрощался с постовым и пошел к выходу на парковку.
Уже не безысходность движет Юлией. Уже осевшая в ней, заматеревшая злоба ведет ее за ним.
Дверь. Дергает ее, но дверь не поддается. Стрелка в сторону. Дергает другую дверь. Тяжелая, но уже открывается.
Она на улице. Мокрый снег все еще идет. Плавно, тяжело ложится на черный от сырости асфальт.
Пока замешкалась у дверей, упустила его из виду.
«Где же он?»
Нашла глазами. Он чистит от снега лобовое стекло своего автомобиля. Небрежно, голой рукой. Садится в машину. Громко хлопает дверью. Заводит, ждет. Прогревает, должно быть.
За спиной раздается скрип дверей.
– Юля, куда же ты вышла без куртки? – снова мамин голос.
«Надоело…Хватит…».
Как тяжело найти что-то под снегом. Но она нашла. Мокрое, скользкое, тяжелое. Кусок расколовшегося асфальта.
Встряхнула им, сбросила липкий снег.
Бросок.
За спиной взвизгнула мать. Кусок асфальта грузно шлепнулся в снежную кашу в полуметре от машины.
Он поднял глаза. Смотрит испуганно. Суетливо дергает ручку автомобильной дверцы. Хочет выйти –уже не успеет.
Сзади приближаются шаги бегущей матери – уже не успеет.
Снова в руках у Юлии кусок асфальта – уже чуть поменьше. Этот долетит.
В груди у девушки было очень тесно. Крик вырвался оттуда надрывом, сквозь слезы, скорее подобный звериному рыку.
Треск разбитого стекла.
Вой сигнализации.