( Рассказ вошел в шорт-лист премии "Русский Гулливер" в 2015 году, опубликован в "Антологии короткого рассказа" изд-ва "Русский Гулливер".)
Дружок мой - Колька Щука надумал жениться.
В нашем городишке - парни женились рано... А что еще было делать? Культурных заведений у нас не много - Круглый магазин, центральный парк имени какого-то съезда, колония...
У нас, вообще, половина мужиков “сидело”.
...Колония наша находилась в центре города в бывшем мужском монастыре. Монастырь - это два огромных собора и жилые постройки за высоченным забором. В розовом соборе работала токарная мастерская, кузница и сварка. А в голубом - плотницкая и столярка. В розовом, помимо всего, делали памятники со звездами на могилы……. Реже ковали кресты.
В голубом - делали гробы. Мастера, надо сказать, были статейные! Такой гроб родят - каждая досочка подогнана и отполирована - прокурор обрыдается... Сверху обошьют кумачом, а по краю - черной лентой... А ленту еще в частую складочку пустят и мелким кованым гвоздочком - чтоб не видно шляпок. Внутрь - подушечку, набитую чистой еловой стружкой - запах!.. Сам бы лег подышать смоляным духом!
...Щука, это не фамилия - прозвище такое. Что-то было хищное в Колькином лице. Узкое. Нос раздвоен и вздернут как у щуки. И глаза не совсем голубые, а как будто в них попала талая вода нашей речки Сылвы. Это когда ледоход едет по реке - вода мутная и холодная, где не зачерпнешь - мелкий лед. Вот такая колючая вода, наверное, и попала в Колькины глаза… А что там внутри - один Бог ведает.
В последнее время мы с Щукой пристрастились к птицам. Известно - летом у нас все ловят рыбу. Сылва - речка рыбная! Уйдешь за Красную глинку - там такой лещак идет! Закидушку поставишь в три крючка, опарыша - бубей по нашему - с червяком насадишь - и только успевай подсекать и крючки из глотки вырезать ножичком…
А зимой что делать? Вот и стали мы с Щукой птиц ловить.. Обычно наши пацаны ловили птиц в лесу... У каждого своё заветное... А мы стали ходить на кладбище - там птицы прикормленные - людей не бояться! Щука это придумал... Говорит: “На кладбище, короче, лучшие птицы! А мертвяки нам не помеха!”.
Кладбище у нас на высокой горе, сильно заросшее лесом. От рябины - красно, от березы - бело! Известное дело - рябину любят снегири - жуланы по нашему.
Выучишься жуланить и начнешь подсвистывать «Тыли… Тыли… Тыли…» - подзывать к ловушке. А в ловушку - горсть рябины. Каждая ягодка мороженная, просвечивает насквозь! По цвету – жарче крови!
Жулан красив, но один в клетке скучает. А летом и смотреть на него противно - зимняя птица, только зимой глаз радует. То ли дело чечеты или щеглы - эти всегда веселые. С жердочку на жердочку в клетке скачут... Но и жулан хорош... За хорошего жулана Щука готов был сутки мерзнуть на кладбище. А чего ему не торчать тут? Валенки у него самокатки, подшитые кожей. Нитки, поди, сам смолой дравил... Полушубок овечий... Подштанники, с начесом - ночуй на снегу, не хочу!
А на мне тулупчик дедовский - во всех местах зашитый... Одна видимость - не тепла, ни спасения от ветра!
Я вообще больше люблю чечеток. С виду невзрачные, почти как воробьи, только поизящней, но такие же серенькие. А у самца - чечета - на грудке как будто капельки крови запеклись. А поет, поет - ухо не оторвешь!
Мерзнем мы второй час на кладбище... В ловушках подсадные посвистывают... И тут Щука говорит:
- Короче, заявление я с Нюркой подал... Буду, короче, окончательно жениться... Вот таких “щеглов” с Нюркой настрогаю! А то, короче, пропаду. Отец мой под забором помер, а я не хочу... Приглашаю тебя на свадьбу, этим самым... с моей стороны, короче - свидаком.
А тут, как назло, чечет к моей клетке подсел! Я замер, жду когда он в ловушку на жердочку прыгнет... А Щука мне в бок:
- Ну ты как, короче, согласен? Могу ведь и другого закадыково взять!”
Ну я и дернулся - чечет на могильный крест и на дерево!
- Знаешь, иди ты со своей Нюркой подальше отсюда “щеглов строгать”! Таково чечета сдернул!
- Куда мне идти?
- Куда, куда... На Кудыкину гору!
Щука отвернулся, обиделся.
- Короче, без тебя обойдусь…
Чечет опять сел на дверку моей ловушки. Мы с Щукой дышать перестали. Чечет опасливо оглянулся и прыгнул на жердочку - дверка и хлоп! Есть!..
- Давай, Щука, подробнее... Это соседка - Нюрка Малофеева что ли? Так она еще, вроде, маленькая!
- Короче, была маленькая, да стала большой... У них этой зимой баня сгорела. Они стали нашу пользовать. Ну, знаешь, короче, наша в огороде... А с боку бани у нас - дрова под навесом. Мать-то ее, тетя Дуся помылась уже, попарилась... У нас на кухне сидит, чай дует... С мамашей моей судят чего-то, лясы точат. Мать-то мне и говорит: «Ты, сынок, за поленьями сходи, подкинуть надо, к утру выстудит...».
Я за дровами... А Нюрка, дура, еще парилась, короче... И решила, короче, в снегу поваляться... Голая из бани выскочила и прямо на меня! Вся горячая... Красная... На груди листок от веника прилип, маленький такой... Короче, она в снег прыгнула и сидит, дура! Мороз жжет! Ну, я и помог ей подняться! Девка - во! Все на месте... Короче, согласен?
- Щука, жениться - не птиц ловить! Тут костюм нужен! Понятно, “пижмачек овечий” ты ночью в чужой подворотне с кого-то сдернул. А где костюм брать будешь?
- Короче, все уже штопают! У меня пацаны в колонии на покойников прикид делают! Правда на мертвяков они шьют без спины, на фиг им спина? Грудь прикрыл и - готово! А мне - со спиной, как положено. Короче, мерку я передал. И боты лаковые, с подметкой из кожи, а не из картона забоцают! Мертвякам можно и из картона, а мне, короче, нужна кожа - плясать будем!
- Слышь, Щука, матерьял-то на покойников - какой-нибудь крашеный ситец?
- Короче, все проверенно, не первый год башляют! Сначала его мочат в крахмале с черной тушью... Потом утюжат. Лучше кримплена выходит... Еще не один мертвяк в обиде не был!
Тут и Щукина ловушка хлопнула дверкой - ярко-красный, как кровь, жулан зачертыхался в клетке!
- Колян, поздравляю! Не зря сегодня кишки ветрили!
В глазах у Щуки, в последние дни, появилось что-то теплое, как будто растаял лед, а вода выпарилась - посинели что ли глаза! Да и как не посинеть - Нюрка-то его как-то сразу повзрослела, угловатость пропала. Фату из кружевной накидки с подушки сделали. Платье материно подошло, не зря в сундуке лет семнадцать пролежало. Талию не завязали - ясно - с животом уже, а так и не видно. Как говорится – «Бабу выбирай в бане, а мужика на диване...»
Ну, расписались - туда-сюда! В Загс съездили на автобусе - не велика птица! В свидетелях - я, да Нюркина подруга Катя-Катенька…
Колька, конечно пригласил на свадьбу дружков, с которыми сидел в тюряге. Это они ему прикид заказали в колонии. Ну, местную шпану, статьей пониже, со своей улицы. Мастера своего с фабрики... Да родственники всякие - бабки там , дядьки...
Шарика в конуре закрыли, мало ли кого напугает... Барана Щука купил. Сам во дворе резал, один. Никого не пригласил.
Грибочки соленые... Прямо из кадушки - плотные хрустячие белые грузди... Коричневые кульбики... Маринованные обабки, маслята… Капуста с клюквой прямо со льда! А на второе - в железные расписные тарелки - картошечка рассыпная с тушеным в печи шматом баранины, обложенным смородинным листом! Ох и поел я, ох и поел! Да своего не проглядел...
- Горько! Горько!.. Чего-нибудь точно будет... Левый кулак чешется... Я-то вообще с левой лучше бью.
Баба Маша, Колькина мать, браги выставила два ведра... Самогон привезли Нюркины родственники из деревни - без запива не выпьешь! Все как у людей, как положено, значит!
- Ох, горько!.. Как мне, Щука, горько! Такую птицу отхватил! Поджечь что ли и мне баню у соседей? Сам ведь, поди, Щука поджег? Все просчитал... Нюрка-то попалась в клеточку, клюнула на красную ягодку... Да и Щука не промах, углядел девку!
Гости, поди сутки до этого голодали, - мигом все смели! Даже объедков Шарику не оставили - одни голые бараньи косточки! Город у нас не большой - пешком по снежку старики потянулись по домам. А нам то что?... Радиола орет на всю избу, а мы ей вторим - “Ты признайся мени куда деньги девала, ты о дай хотя рубь на стакан солнцедара!..” И по полу - каблуками, каблуками! А потом тихий танец... Я конечно от кумы ни на шаг! Так положено... Прижму ее в тихом танце, она поначалу-то сопротивлялась... Но потом ничего, сдалась. Ох и жарко натопили избу. Спарились напрочь. К пяти утра все были готовы - кого на печь, кого на палати…... Кума-то моя не рассчитала чуток, перебрала бражки. Катя, Катенька... Я ее и вывел подышать воздухом - проявил заботу. Да и в баню, не на улице же любить! Веник сухой под голову... Она посопротивлялась маненько, а потом вскрикнула и притихла... Кто-то ночью ломился к нам, но место уже занято…
Утром в бане красота! Маленькое окно оттаяло, будто девственности лишилось, и через него солнечный луч золотой… Сразу весной повеяло... Катенька в слезы! Ну я и сделал ей предложение, что бы успокоить, значит. Вышли мы из баню - огород залит морозным солнцем... Снега - метра полтора... Птицы чирикают! На ветках - то ли яблоки, мороженные насквозь, светятся, то ли красные жуланы сидят... Всё блестит, сверкает - глаза режет! Катька то сама теперь ко мне льнет – губки подставляет... Я ее обнял, да в снег и бухнулись... За шиворот снег целой горстью... И сразу струйка потекла холодненькая...
А тут во дворе драка! Колькина мать кричит! Нюрка визжит, как резаная!.. Вот оно - веселье-то, не зря у меня левый чесался!
А дело-то так было. Гости с утра сели на опохмел, как положено. Опять выпили. Закуси - капуста, да и той не густо! Картошка в чугунах вариться! Дрова березовые трещат... Тяга гудит, как будто воет кто-то...
Баба Маша с Нюркой порядок наводят... Собрали со стола грязную посуду... Нюрка тарелки чистые, пустые, значит, ставит... Баба Маша понесла холодные косточки со стола - Шарику во двор... Не в помойку же добро бросать! Всю ночь пес промолчал, ни разу не гавкнул...
Отодвинула она, значит, заслон от конуры...
- Шарик! Шарик! - зовет. За цепь - потянула на себя…
А Шарика-то нет - ошейник пустой! Шкура одна ободранная, кровавая на соломе... Она, с дуру-то, и заорала...
А эти уже - дружки Щукины, глаза залили без закуси... Выскочили во двор... Тут и узнали, что вместо барана – Шарика съели!
Щука раскололся сразу... Во двор его вытащили... Он один, а их много...
Катенька вцепилась в меня - “Не пущу, убьют!” Я ее в сугроб оттолкнул и бегом! А кого бьют - не пойму! А драка уже за воротами идет, а на снегу кровища... То ли вчерашняя - от Шарика, то ли чья-то сегодняшняя...
Да больницы не довезли Щуку... Пару раз его пырнули... Нож-то наборный у каждого, поди, в кармане был! Костюмчик попортили... Нюрка без сознания потом два дня провалялась...
Так в этом зековском прикиде и похоронили Коляна... Пятна-то бурые на черном почти не видно было... И в ботинках этих... Подметки из гроба торчали как новые - гвоздочки от свечек поблескивали…...
А я, я птиц выпустил! И своих и Щукиных... Клетки переломал... Катька меня простила... Женились мы. Свадьбу устроили тихую. Еще и венчались. Платье белое Нюрка ей предлагала свое... Я запретил. Шили новое, без талии правда... Пиджак у меня был отцовский. Мог бы заказать и в колонии, не захотел что-то... Дырку на лацкане от отцовского ордена мать тщательно заштопала.
А на кладбище я не ногой. Один раз, года через два, вырезал я из жести жулана, покрасил его краской и, забежав после работы на кладбище, привязал к Колькиному кресту - пусть висит... Может будет привлекать птиц, все веселей Щуке! Лежи, да слушай как жуланы свистят: «Тыли… Тыли… Тыли...».
Птицам на кладбище хорошо, а живым, живым - плохо…