Ты пролетел передо мной, словно комета: ослепил, опалил и свел с ума. Твой полет был молниеносен и ярок, а миг, когда мы сошлись на минимальную дистанцию, поставил раскаленное клеймо на всю мою судьбу. Как волосы сворачиваются от жара, так же сворачивалась в тугую спираль и дымила моя жизнь. Яркое зарево – в начале, еще более яркое – в конце. Твой – наш – полет длился всего пару упоительных зимних месяцев, а остальное оказалось лишь обманом зрения и искажением света в раскаленном воздухе, растянувшимися на несколько лет. Ты светил кому-то до меня и продолжил светить – другим.
А я осталась. Наверное, я ослепла, потому что после этого весь мир будто подернулся завесой теней, а потом – вовсе обратился глухой и беспросветной тьмой. Знаешь, как бывает, когда посмотришь на солнце или яркую лампу, а потом зажмуришь глаза и на обратной стороне век расцветут созвездия замысловатых огней и пятен: синих, неоново-желтых, красных и оранжевых? Эти тени обманули меня – я не поняла, что ты спалил все, что у меня было, за этими яркими всполохами. Глупо, конечно, но я ужасно благодарна тебе за это. Мир не стоит и не стоил, чтобы его любить и видеть.
И ты – ты тоже не стоил.
Я стою в глухой и слепящей темноте, моя комета. Знаешь, что я тебе скажу? В день, когда я забуду обо всем, что видела, когда не смогу вспомнить цвета неба и лица матери, когда темнота станет многомерной и всеобъемлющей, твой образ останется выжженным тавром на изнанке моего сознания. Когда я забуду, какого это – капля дождя по коже, полоска света, человеческое прикосновение, я все еще буду помнить прохладную мягкость твоих бархатистых губ (пусть я никогда не касалась их в действительности, да и не смогла бы). Когда я оглохну от постоянного звона тишины и забуду ту песнь к недостижимому идеалу, ту песнь отчаянья, красоты и прощения, которая была мне так близка и желанна, когда я забуду мелодию «К Элизе» и не смогу вспомнить ни единой ноты, я сохраню твой голос (такой же вымышленный, как нежность твоих губ). Он будет бить тугой струей, переливаться и заполнять мою темноту.
Прощай, моя комета. Я люблю, любила и буду любить тебя до скончания своей агонии на этой выжженной, слепой и темной земле. Это та самая набоковская любовь, та, что «с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда». Если ты потухнешь, упадешь на дно моря, разлетишься сотней мелких раскаленных крупинок – я все равно буду любить тебя. Ты можешь обжечь мои руки, изуродовать меня ожогами или убить – я все равно буду любить тебя. Ты даже можешь забыть меня и никогда не вернуться, не откликнуться на мой зов и не заметить меня, когда я нагоню тебя среди звездных тел и холодной вязкой массы пустоты – но я все равно буду любить тебя.
Потому что эта любовь – единственное, что я по-прежнему хочу видеть.