Взгляд в Будущее. ч. 1. гл. 6-10

                Глава  6.

          Хотя Реля и обошла своё приключение на кладбище, мать его вспомнила чётко. Ей мозги хорошо прочистили её же колхозники. Поэтому мать тоже не хотела это вспоминать, опять отделалась сказкой.
          - Золушка когда-то встретила Принца, во дворце стала жить – ты тоже об этом мечтаешь? – Звонко засмеялась Юлия Петровна, представляя, где будет жить её Дикая, когда вырастет. Её мать представляла в свинарнике, возле свиней или телятницей, в лучшем случае дояркой. То, от чего Юлия бежала в молодости, выучившись на зоотехника, она желала не любимой дочери.
          Калерия видела в ядовитых глазах матери чёртиков и знала, что она думает, но ответила, будто она не заглядывала в насмешливое лицо: 
          - Дворец – это лишь в сказках. Мне бы сбежать от вас всех, включая малышек, потому что подозреваю, вырастут такими же ленивыми, и тянувшие лишь для себя, как вы и Гера.
          - Ты мать называешь ленивицей? А кто на тебя работает?
          - Только не на меня. Ведь я ношу лишь отрепья с вас и Геры. И, думаю, что никогда вы не станете благородной матерью, то есть, если вам непонятно – одевать двух довоенных дочерей и кормить одинаково. А не так распределить наши обязанности, одна Чернавка, как вы меня обзываете,  делает всю грязную работу по дому, и по хозяйству, а трудами её пользуются все, но благодарности она не получает абсолютно ни от кого.
          - Слова сказаны. Я Атаманш, когда они подрастут, научу их презирать тебя, как и мы с Герой. Вот тебе будет обидно.
          - Думаю, что нет. Если Атаманши станут, как вы тянуть из меня жилы, я живо отстранюсь от них, как от сестёр. Этого ещё не хватало, чтоб две малышки, которых я всегда спасала от вас с Герой, когда вы покушались на их жизни, стали такими же, как вы. Если я это почувствую, то замкну сердце для них, и пусть болтаются в самой мусорной яме, не помогу оттуда вылезти.
          - А ты вот скажешь, не жестокий человек? – Мать от  гнева помотала головой.
          - Если по отношению к вам, то это пойдёт  мне в плюсы не в минусы. Так и Гере скажите – попадёт в гнилую яму, по своему милому характеру, руку не протяну, чтоб достать её оттуда.
          - Ну да! Твои благородные руки лечат лишь благородных людей. Куда уж нам, негодным? – Юлия Петровна  гневалась на среднюю дочь и мысленно придумывала, чем бы её ещё уколоть, но знала, эта «Золушка» «Дикая-предикая» в карман за словом не полезет. Вот вроде бы сидит лишь дома – работ по хозяйству полно – некогда ей с подружками слово молвить, а дерзит им с Герой так ловко, будто кто её научил.

          – «Книги, - догадалась мать, - по ним характер себе добывает. Запретить бы ей книги читать, так пойдёт в библиотеку и будет сидеть там – никто не выгонит дочь председателя колхоза. А если я приду и за ухо её выведу, так шум пойдёт по всей области, не только по району. Жёны тех поклонников моих, которые стаями приезжают на посиделки с едой и питьём, как в ресторанах, давно на меня злы и ждут, когда споткнусь».
          Юлия Петровна не знала, что властвовать и собирать на хорошую еду «ревизоров» ей осталось совсем мало времени. Кто-то так на неё капнул – возможно, один из ревизоров, кому не досталось её ласки, но её – мать четверых детей чуть в тюрьму не посадили. Олег тоже сильно испугался, что останется с девчонками – двое из них ещё в школу не ходили. Лишь средняя дочь внесла в семью не то предложение, не то просьбу:
          - Мне во сне приснилось, что мы спасём маму от  тюрьмы, если поедем на Дальний Восток, где о её проделках никто не знает.
          - Кто это тебе сказал? Уж не Пушкин ли твой? – посмеялась Гера, которой до беды «мамы любимой» не было дела. Она уже в этом винодельческом колхозе приспособилась к вину – ехать на край света не очень хотелось.
          - А если и Пушкин, - спокойно сказала Реля. – Там море Японское, в котором ловят красную рыбу, и я думаю, что на местах её продают свежей, чем на Украине и дешевле.
           Их разговор услышал отец и сразу взял сторону своей дочери. Гера – падчерица злая, а на краю света быть может, у Рели тайно любимой дочери, за то, что и спасла она ему когда-то ногу – на краю света, возможно доченька его как-то раскрепостится. Он чувствовал свою вину за когда-то избитую им, до крови, спину Калерии и в другой стороне, возможно, она простит его.  Мать тоже была не против, покинуть края, где ей из-за каждого угла грозила смерть – так она думала, потому что колхозники в малом селе, где они проживали, уже косо не бывшую руководительницу посматривали. Но когда продавали хорошую удойную корову – за полцены – вдруг нашлись среди них покупатели. С трёх семей собрали, а корову в чужое село не отдали. Также тёлку от хорошей коровушки тоже оставили в малом селе. Что касается очередного поросёнка, то его люди в благодарность, что бывшая председатель вдруг стала доброй, то его забили к их отъезду и так закоптили на кострах каждый кусочек, что вези эту ценность зимой хоть куда – всегда будет добрая еда.
          С этим поросёнком и двумя мешками засушенных фруктов от сада, возрождённого Релей, они приехали в Москву, в зимние каникулы двух старших, где им сказали в оргнаборе, что семьи с детьми поедут, на Восток, когда школьники окончат учебный год. И на полгода учебных предложили инженеру-механику поработать на заводе – специальность у отца была хорошая. Да с его золотыми руками Олег был всегда нужен. А Юлии, чтоб не терялся стаж, предложили работу в зоопарке, но не зоотехником, а подсобной работницей, но тогда квартиру им придётся снимать. А если мать четверых детей согласится мыть лестницы и полы в подъездах, - старшие девочки ей помогут  - то дадут жилплощадь небольшую, но жить можно – в коммунальной квартире, со всеми удобствами.
          Это был шок! Чтоб Юлия Петровна – уважаемая дама в Украине – стала мыть подъезды в Москве, за какую-то комнатушку или две в коммуналке? И правильно её Релька просила писать письма родным. Из Москвы, пока шла эта канитель с документами – а Юлия с детьми проживала в комнатах «Матери и ребёнка», - как хорошо, что они имелись на всех вокзалах, послала родным письмо, что вскоре с семьёй приедет в Родники Ивановской области – это недалеко от Москвы. А затем, когда документы оформились – послала телеграмму – и, уговорив Олега, ехать с ними, который хотел остаться работать в Москве.  Как же, оставь мужа в Москве – такого бабника – тут его живо подберут, оставшиеся вдовами после войны женщины. Долго спорила Юлия Петровна с мужем – хотя он ей обещал большую часть получки посылать им, чтоб ни  в чём не нуждались, но жена пересилила. Они, всей семьёй явились к родным в Родники, где были приняты с объятиями – ну-ка, Юлия родных сестёр и их потомков не видела 17 лет – так высчитали годы разлук. Ещё больше, чем сестра с мужем и детьми, родным понравилась мясо и сало от  поросёнка, которое в ту голодную, послевоенную пору было деликатесом не сравненным ни с чем.
          Вся семья ютилась в довольно большом доме сестры Альбины, кроме Рели. Её отдали на постой к тётушке Насте, где Реле было очень хорошо, но мать скупилась на сухофрукты и мясо, с которым тётя Настя варила отличные, зелёные щи. У тёти Насти был сын Альберт – он учился в 10 классе и приводил своих друзей к двоюродной десятилетней сестрёнке, с просьбой: - «Релечка-солнышко, побалакай». Калерия не сердилась, но отсылала Альберта с друзьями к старшей сестре: «Идите к Вере, которая недавно сменила себе имя, и поговорите с ней». Вера, бывшая Гера училась в этой же школе в одном классе с кузиной Альбиной, у которой она проживала, но девушки не дружили. Обе считали себя красавицами и расцветали, если десятиклассники от Рели шли к ним. Но поскольку двоюродная сестра Альбина уже встречалась с каким-то одноклассником, то всё внимание парни из 10 класса уделяли новенькой. Это новоявленной Вере слегка нравилось - безденежные же парни -  но Альбину раздражало. 
          Зная, что мать экономит на Реле – давая тёте Насте мяса всё меньше и меньше – предпочитая единственного брата Николая – оставшегося живым от четверых, ушедших на фронт братьев. Может это и правильно – фронтовиков надо любить, но Олег – отец Рели был тоже фронтовиком и он, зная злой нрав жены, приходил к дочери и родственнице вроде проведать – мясо и сухофрукты приносил всегда. И, быть может, узнав об этом, Юлия Петровна устроила бы скандал, но весна была быстрая и, отучившись Реля в 4 классе, а Вера в 6-ом, семья покатила на Дальний Восток, куда так стремилась Калерия, поговорила об этом путешествии с дедом Пушкиным во снах.
          Дед обещал ей море, обещал много рыбы красной, не забыл об икре – всё это поела впервые Реля в Находке, от чего умнела, но избежать домашнего рабства так и не смогла. Мало рабства – мать с Верой старались её покалечить так, чтоб не ходила. И что! Релю забрали в больницу, где она отдохнула от домашних дел и вылечилась, вопреки предсказаниям, что не будет ходить. Вере же пришлось бегать по утрам за хлебом для всей семьи, что она делала с таким скрипом и воплями, что соседка врач, лечившая Калерию и сочувствовавшая ей,  сказала ленивице:
          - А не надо было сестрицу загонять в больницу. Теперь она на одной ноге там скачет, а ты, взяв её нелёгкие дела на себя – плачешь.
          - Пусть хоть всю жизнь скачет – её никто замуж не возьмёт.
          - Реля ножку вылечит и замуж выйдет раньше тебя, - предсказала врач. – А вот тебя, такую недобрую и злую быстро парни будут раскусывать, как гнилой орех.
          - Ваша больная тоже, когда ногу так покалечила, мне всё это предрекала, как ворона.
          Сменив дерзко «гнилой орех» на «ворону» слова врача Вера донесла до матери. Юлия Петровна пошла, проведать соседку и поговорить с ней, как культурная женщина, с равной себе. Что ответила ей врач, осталось неизвестным, но уже на следующий день мать пришла в больницу с двумя пирожками, взятыми в буфете, на её работе.
          Юлию Петровну волновало не так здоровье дочери, как возможность вернуть рабу домой – ведь и с больной ногой она может допрыгать до кухни – всего-то 50 метров, и сворить обед хотя бы маленьким сёстрам. Сестрёнки ей и дровец наберут и принесут – дрова к дому, где были такие плиты, подвозили раз в неделю. Но как потом Калерия будет прыгать с больной ногой и горячей кастрюлей или сковородой назад в их комнату – Юлию Петровну не интересовало. Не пришло это на ум и врачу. Её волновало раненая нога.
          - На одной ноге девочка будет варить обеды? – уточнила врач, прямо при Реле. – А больная нога, при таких усилиях будет распухать и превратится в жуткое бревно?
          - Вы знаете, что я работала зоотехником, а это тоже врач, только для животных – так что, может быть, смогу лечить ногу моей дочери.
          - Насколько я знаю, что вы, когда дочь ваша покалечилась по вашей вине – вы даже не встали с постели, чтоб перевязать ей ногу. Реля перевязывала себе сама, хотя это очень неудобно. Неужели у вас даже сердце не дрогнуло? А теперь хотите навредить дочери больше!
          Получив такой нагоняй от занозистой врачихи – младше её по возрасту, Юлия Петровна шла домой, задумавшись. Чем так трогает судьба её Рельки людей, что они готовы высечь её – мать прилюдно, чтоб только заступиться за Дикую девчонку. Неужели она потом пожалеет, что так плохо относится к дочери? И главное, при  ней соседка словами хлестала мать, а Золушка не заступилась. Она хоть думает, что своим молчанием себе делает хуже?

                Глава 7.

           - «Господи, - подумала Реля печально, возвращаясь в современные дни, - сейчас уже, будучи часто голодной, как в детстве, не брезгую ничем – ни крольчатиной, ни свининой. Однако достать теперь любое мясо, можно только отстояв очередищу, где иногда доходит до мелких потасовок, а сил на это нет. У меня, как и у других, наверное, кто в незрелые годы был донором для кровососов вроде Веры и мамы, длительная диета без мяса спровоцировала малокровие, дефицит железа. В торговле «дефицит» достать, про который красочно расписал Райкин, в юмореске, это надо «блат иметь». А как нет дружбы с продавцами, у, не умеющей «завести блат», Рельки, вот в организме её и капризничает кровь. Да что это я разнылась, ведь думала о чём-то более интересном. Так… думала ты, Дикая моя, о парнях, почти ровесниках Олега. Но что? Будто бы сравнивала их…» - Калерия отринула мысли о пище, которые её немало раздражали, вернувшись к более приятным, которые вились у неё в голове прежде. Вспомнила и заулыбалась.
           - «Вот это я сравнила, - удивилась молодая женщина. – Быков, по году рождения поставила впереди всех, а эти неповоротливые труженики даже к Будде, по легенде не могли прийти первыми, чтоб поздравить Его. Мышь серая впереди проскочила. Ну ладно, Мышка могла между ног у Быков пробежать, но и Зайцы, если бы не были трусливые, тоже как-нибудь могли бы пробраться. Или боялись, что Быки их растопчут? Могло быть такое? Вполне. Впрочем, что я гадаю! У меня же тетрадь есть, где всё расписано. Кстати, если мне не отказывает память, то Зайки-Кролики и Котами могут быть. Люди разные. Не родятся в один год исключительно вегетарианцы, которые лишь растительностью питаются».
 
           – «Будем посмотреть», - сказала Реля себе, как иностранка, и открыла заветную тетрадь, на характеристиках с Котом-Кроликом, когда парни пошли гулять по Строгино – к заливу Реля их направила, поглядеть, как удят рыбу в Москве.  Там бывали соревнование рыбаков, из многих сел местечек из Подмосковья, приезжали рыбаки даже с Украины и из Прибалтийских республик - кто больше выловит рыбы, за час или два, но, кажется, соревнования бывали зимой, на льду, а сейчас весна движется быстрыми темпами.
           - Ох! - сказала Реля себе, прочитав о Котах, по году, - люди весьма счастливые – прыгают на все четыре лапы. – Кот – приятный человек, доброжелательный, любит хорошо говорить.  Но, в то же время,  люди Коты поверхностные и лучшие их качества тоже поверхностны.  Любят Коты сплетничать, но делают это тактично.  Кот не так быстро выходит из себя, он спокойный.  Ого, по сравнению с Олегом – эти двое должны быть по-английски «денди» - артистичны и чистюли. Хотя об Олеге тоже можно сказать «денди» - умеет привести себя в такой вид, что засмотришься. Но «денди» Олег уже по месяцу его рождения – мой сын один из Близнецов. В училище мне в первый же год сказали, что будто рождён был для курсантской судьбы - собранный, умеет ухаживать за собой так, как не научены блатные парни, у которых были няньки и гувернёры, которые учили их разным языкам, но не навыкам, как ухаживать за собой в этой жизни.  Но вернёмся к Котам – это уже не Кролики, не дадут содрать с себя шкурку. Наоборот Коты охотники в лесу и на природе, а в обществе человека всеядны и капризны – мышей уже как прежде не ловят. - «Будем о Котярах почитать», - как говорят господа иностранцы». 
           Калерия тут же вспомнила, что и в природе рыси и больше её кошки – хищники и питаются не только мышками, но и более крупными животными – теми же зайцами и на человека нападают. Но ей сейчас не хотелось сравнивать своих жильцов со Львами, например, хотя оба парня с 1963 г. рождения назвали себя по месяцам рождения этими животным и, что и явилось тщательному прочтению Релей её записей.
- «Нет, мальчики, вы Коты, а значит должны быть «денди» - не только за собой ухаживать, но и с девушками вести себя прилично и с женщинами любого возраста, особенно со стариками».  - Так подумала она, давая установку своим жильцам. Иногда её мысли воплощались в жизнь. 
           Явились эти «денди» розовые, немного озябшие, со своим земляком из Таганрога, где только повстречались? и по очереди пошли мыться. Один мылся, а двое других готовили ужин. Пахло хорошо – печенью, что Реля любила. Она заглянула в кухню.
           - Можно? Я почувствовала запах печени. Она, ребята, лучше пойдёт с луком и маргарином, а не сливочным маслом.
           - Ой, у нас ни  того, ни другого нет, да и лук мы не купили. Хотели просто сварить печень.
           - Ничего, у меня есть. Вот возьмите.  Маргарин на сковороду – пусть потихонечку плавится. А тем временем чистим и режем мелко лук. Кто будет? Ты, Яков. А вы, ваше рыжее Величество – не обижайся, я так шучу, - режьте мелко – так печень быстрее поджарится. Так, пока Лев режет печень, мы с Яковом жарим лучок до янтарной спелости. Готово. Теперь, на потрясающий лук, положим ломтики печени, Ах, как ей хорошо жарится на луке! Переворачиваем ножом – так быстрей и вот уже вторая сторона обжаривается. Всё, готово и я пошла к себе, потому что сейчас выйдет из душа ваш парень и будете кушать.
           - Спасибо, мы вам лук и маргарин отдадим. Или, что ещё лучше, приходите к нам кушать, тогда мы на стол поставим четыре прибора. У вас можно выпить в первый день, за знакомство?
           - За знакомство можно немного, но каждый день пить я вам не советую.
           - Мы не пьём каждый день, хотя выросли там, где виноград растёт.
           - Это где же? – Сделала вид, что забыла, откуда парни, - хотя видела их паспорта - Калерия желала услышать от них о родном городе.
           - Таганрог, - сказал ей третий, выходя из ванной комнаты, который не знал, что товарищи проговорились уже. - Знаете такой город? В нём родился Чехов.
           - А кроме Чехова там умер Александр Первый, - заметила Реля.  О смерти императора-реформатора, она читала много, а что знают эти мальчишки?
           - Да, вот такое совпадение, - отвечал ей третий - высокий юноша, с кудрявыми, как у негра волосами. – Но говорят, что царь не умер, а всё подстроил так, что вместо него в гроб положили похожего на него человека. А Александр Первый ушёл в народ, где и с каторжниками встречался, и кнут по его спине погулял, но никому не признавался, что он из царского дома. В конце жизни попросил, чтоб сделали ему отдельный скит, куда к нему иногда приезжала люди из высшего света, даже из царских чертогов к нему наведывались.
           - Как ты хорошо знаешь эту легенду, - удивилась Реля. – Как тебя зовут? А то я не сразу вас всех запомнила. – «И паспорта я твоего, кудрявый мальчик, не видела».
           - Юрий меня зовут, как вашего строителя Москвы, что стоит перед домом Моссовета. А про Александра Первого вы не верите мне, что он ушёл в народ и жил в глуши Сибири? – Юрий добивался почему-то ответа от Рели.  Видно было, что ему хотелось поговорить с хозяйкой.
           - Почему же!  И звали его Фёдор Кузьмич, если я не ошибаюсь. Я даже книгу о нём читала – написал её Лев Толстой – почти наш современник.
           - А что ты, Юрка, царь да царь всё говоришь? Начиная с Петра Первого у нас все цари – императоры, - проявил свою эрудированность второй, которого звали Лев. И был бы этот Лев с львиной гривой рыжих волос, если бы там, где все трое летали или на учёбу не заставили «царя зверей» постричься.
           - Что царь, что император, какая разница - подытожил разговор третий, не такой заметный и выдающийся, как его товарищи. Разве разрез глаз как у кошки, подтянул бы его к знаку Котов, по Зодиаку, но прямые соломенные волосы, не поддающиеся укладке, сглаживали впечатление.
           - Садитесь с нами есть, - предложил Лев, когда приготовления закончились. Парни сразу договорились, какими ложками и тарелками они будут пользоваться и где всё это стоит.
           - Спасибо, присяду.  Вы не очень мне накладывайте, потому что я уже ужинала.  А я вас, за вашу еду чаем угощу. С разными восточными сладостями, которые продаются в центре, на улице  Горького, в бывшей булочной Филиппова. Посылаю эти сладости часто в училище сыну, так его друзьям всё очень нравится.
           - Мы уже усмотрели ваши сладости и хотим просить вас, чтоб сводили нас в эту булочную – тоже будем всё это покупать и родным отправлять, - сказал Яков. – Да и с собой возьмём, когда улетать станем на базу нашу. Кстати, летуны, которые у вас до нас жили, привозили, шербет или как там его называют? В буханках, как хлеб.
           - Я тоже не знаю, как его на Востоке зовут, кажется, щерибет, но у нас пишут шербет, что более подходит русскому уху, - пошутила Калерия.
           - Но вы выпьете с нами! – воскликнул Юрий, устав слушать разговоры о лакомствах. - Мы ведь первый раз в Москве и встречаем хозяйку, которая знает о нашем городе, где все мы трое родились, учились в одной школе – я в десятом классе, а эти мальчики пришли в первый.  И вот этого Лёвушку я носил на плече, чтоб он колокольчиком позвонил на первый урок. Через год я окончил школу, и мы больше не виделись. Они росли и учились и вот пошли в авиацию, куда я ушёл раньше их на целых девять лет.
           - Так ты, Юра, - удивилась Калерия, - старше их на девять лет? А я вас всех приняла за одногодков.  Хорошо выглядишь. Но лётчики, как я уже знаю, все почти сохраняются на уровне мальчишек, чуть ли не до пятидесяти лет, когда и на пенсию им идти.
           - Военные лётчики уходят на пенсию в 35 лет, - возразил Юрий. - Но что им делать в 35 лет на пенсии? И вот взялись переучивать военных на гражданских лётчиков. У вас, Калерия, - можно так вас называть? – И на кивок Рели: - Спасибо. У вас должны были такие в постояльцах быть?
           - Подозреваю, что были у меня такие, но они не очень признаются.  Но повадки никуда не спрячешь.  Я их сразу заподозрила. Написала сыну – он подтвердил, что гражданские лётчики в Москве не переучиваются. У гражданских авиаторов база для переучивания в Ульяновске.
           - Смотри-ка, - удивился Яков, - ещё только учатся на АН – 24, а уже знают, где на большие лайнеры будут переучиваться.  Меня удивляет, почему их учат на  Анну, а не сразу на Тушку под номером 134?  Самолёты почти одинаковые по вместительности пассажиров.  Или я ошибаюсь?
           - Потому, что кончаются на «У», - сказал Юрий. – Тебя, Яшка, не спросили на какой самолёт учить парней в Высшем училище. Но мне не верится, Калерия, что у вас такой большой сын. Он старше этих любознательных, но, кажется мне, младше меня?
           - Сначала выясним, с какого года ты? Может, ты мне паспорт покажешь, юноша?
           - Не такой уж я мальчик, - Юрий, успевший съесть всё на тарелке, отложил вилку и встал, прошёл в комнату пилотов.  И пока он ходил Яков, сидевший ближе всех к плите, подложил ему в тарелку добавку.
           - Заметит или нет наш старший товарищ, что тарелка его пополнилась?
           - Вот, Калерия Олеговна, - вернулся Юрий, и положил паспорт на свободный край стола - смотрите с какого я года. Думаю, не намного, младше вас? – И садясь на своё место: - Кто это мне добавку сделал? Ты, Яков? Спасибо. Это тебя мне стоило носить на плече, вместо Лёвки, когда вы в первый класс пожаловали, - пошутил.
           - Сейчас я помою руки и возьмусь изучать твой паспорт, - Реля подошла к мойке и, помыв руки, взялась за паспорт Юрия: - Действительно, в 1955 году ты родился. Что касается возраста, то я тебя старше почти на 15 лет – если не считать полгода.  А  с Олегом моим ты сошёлся по знаку Зодиака – вы Близнецы. Но если Льва и Якова ты старше на 8 с половиной лет, то моего сына на шесть лет.
           - Значит ваш сын с 1961 года, - быстро сосчитал Яков.
           - Самый сильный у нас по математике, - постучал друга по плечу Лев.
Калерии хотелось вспомнить, кто же такой по году рождения Юрий, но решила, что потом почитает о нём в своей толстой тетради.
           - Да, мой сын с 1961 года сейчас заканчивает КВЛУГУ.  По буквам расшифровать будет Кировоградское Высшее Училище Гражданской Авиации.  А вам, Яков и Лев, по паспортам, уже  по 21 году. И вы уже что-то закончили и уже переучиваетесь?  Интересно, на какой самолёт?
           - Мы с Яковом,  - Лев указал головой на друга, - мечтаем стать штурманами на Ан-26 – это грузовой самолёт. А Юрий – наш старший товарищ,  учится на радиста – на Ан–12 – это военный самолет и может летать за границу. Правда, им там – военным летунам, разгуляться не очень дадут. Хотя и гражданским лётчикам, со стажем, судя по фильму «Мимино» не очень хочется гулять по заграничным городам.
          - Хватит о самолётах, - строго сказал Юрий, - давайте выпьем за знакомство с Москвой и прекрасной москвичкой, у которой сын будет лётчиком – не то, что мы.
          - Товарищ радист, - пригубила Реля то вино, которое они принесли, - ты не должен говорить, что прекрасны женщины, которые переступили пятый десяток. – Она ещё раз подчеркнула свой возраст, заметив, что Юрий более восторженно, чем другие парни, смотрит на хозяйку. - И сыну моему не завидуйте. Он много потрудился, чтоб прорваться в училище, где половина из парней, если не больше, поступили по блату.
          - Да, за блатными трудно прорваться, - согласился Юрий, как более опытный. - Тем более что сейчас их учат на вторых пилотов, да?
          - Но вот когда ваш сын захочет, - перебил Юрия Лев, - или придёт его очередь переучиваться на командира – ему будет очень нелегко, придётся пропустить всех блатных впереди себя, - рыжий «львёнок»  будто наслаждался, что сыну хозяйки достанется такая участь. - Это мы - штурмана и выше нам не подняться. Никаких правых мест, никаких левых. А вашему сыну ещё надо стать командиром, и рваться на большие самолёты.
          Калерия улыбнулась – запугивает её мальчишка. Она почему-то верила Арсению и Степану, которые встретились ей в больнице, что всё у её сына будет нормально. Её друзья спустились на Землю из Космоса (или имеют связь с Космосом), - а эти удивительные люди, как чувствовала с детства Реля, знают больше людей земных. Единственное, что не успела выяснить со Степаном – своим старым волшебником, который не раз выручал маленькую Релю от бед и предсказал чуть подросшей девочке, что она родит сына в год, когда полетит с Земли в Космос человек из родной им России.  Если предсказал ей рождение сына за много лет вперёд, Калерия, повзрослев лет на тридцать, желала бы знать, как сложится судьба сына, когда произойдёт переворот в Союзе? Ей помешали больше общаться со знающими будущее людьми из Космоса её подруги по палате, на что Калерия не сердилась. До перемены судьбы Союза даже по Нострадамусу – сама вычислила вместе с Марфой и Ниной - ждать ещё восемь или девять лет, за эти годы ей сын налетается в тридевятом царстве, где государи стары и ничего не могут сделать, но молодёжь не подпускают к рулю. А если при переменах прорвутся молодые – Калерии даже сны уже снились, что она ходит митинговать  за новых руководителей, но:
           - «Пока новые руководители, - кто-то сказал почти на ухо Калерии, на митинге, -  разгребут завалы за старыми коммунистами, тоже надо время. И когда начнутся эти новые времена, будет большая распутица в государстве».
Большая распутица в государстве заденет и её сына, и этих мальчишек – её постояльцев – но лучше им этого пока не говорить.  Реля и сыну даже в письмах не намекала, о том, что видела во снах, а сны у неё почти всегда вещие.  Олег, разумеется, знал о Нострадамусе, как и другие курсанты – его друзья, но в молодости не очень вериться, что жизнь может круто перевернуться.    
          - Ну, мальчики, спасибо за угощение и пойду я спать, - говорила она, помыв свою посуду, и тем самым показывая им, куда ставить их тарелки и чашки, если они догадаются помыть сами за собой. Что помоют, она не сомневалась – до сих пор лётчики делали это с удовольствием.  - Вам завтра тоже можно поспать в воскресенье?
          - Нам приказано явиться к десяти часам утра. С аудиториями познакомят, потом повезут Москву смотреть. И где-то между поездками покормят в ресторане, не то кафе – мы не гордые, - сказал Юрий.
          - Хорошая программа. Это с Красной площади повезут вас на Ленинские горки, а по пути чего только не покажут и не расскажут. Потом мне, при желании, можете сказать, чего видели.
          - Обязательно, поговорим. Особенно Юрка. А в магазины нас запустят?
          - Так это, наверное, кто-то поедет в экскурсию, а кто-то в магазины прорвётся. Но в Москве не только с продуктами плохо, но и с товарами. Там, где вы летаете, в городах за Уралом, думаю больше товаров, чем в столице. – «Там китайцы копошатся, - подумала, но не сказала – не всегда её мысли можно выдать за истину. – Может быть, в будущем, хитрые на выдумку, китайцы нам помогут. Их столько развелось в их государстве, - знала она от людей, которые Китай посещали, - что они как зайчики готовы запрыгнуть в любое государство, и развивать там мелкую промышленность, огороды, парники – только бы их не гнали из других стран».
Всё это промелькнуло в голове у Рели – может быть, это мысленно передали ей Степан или Арсений в больнице – но её жильцов занимала другое. Они о Китае пока не думали.
          - Потому что тьма народа приезжает в столицу за товаром, - сказал рыжий «львёнок». - Не так Москву посмотреть, как чего-то схватить и уехать.
          - Потому нам, москвичам, трудно чего-либо купить, - подхватила Калерия, радуясь, что эти юнцы не умеют читать мысли у других. - Ну, всё, до завтра, мальчики. Хороших вам снов. Можете на невест загадать.
          - У Юрки невеста есть, а мы с Яковом загадаем. 
          - Как гадать, научите, - сказал вдруг Юрий. – У меня девушка есть, но, признаться, она мне не очень нравится. Или разонравилась? Быть может, приснится та, с которой мне будет хорошо.
          - Будете ложиться, - пошутила Калерия, - не очень разговаривайте друг с другом – думайте о своём. А когда ляжете и успокоитесь, проговорите три раза – можно просто в уме, можно шепотом: - «На новом месте, приснись жениху невеста, не та, с которой гулять, а с которой детей наживать».  Три раза надо проговорить.
          - А вы сами гадали, Калерия? – Засыпали они её вопросами, каждый по очереди. – А почему у вас всего один сын? Вы же тоже, наверное, заказывали много детей?
          - Я не могла заказывать много детей, потому что в пять лет, мне один дедушка предсказал одного сына – мы тогда ехали в поезде, после эвакуации. Потом слова этого дедушки, подтвердил уже молодой парень – тоже в поезде – в тот раз мы ехали с Дальнего Востока.
          - Что это они вас на одного лишь сына наладили? А если вы детей любите?
          - Я детей люблю – поэтому пошла, работать, в детский сад с сыном. Правда, он ни разу не был в моей группе, если только не заболевал, кто из его воспитателей, и меня просили пойти в группу к сыну, подработать.
          - Потом, когда ваш Олег пошёл в школу, вы ушли из детского сада?
          - За это время я выучилась на медицинскую сестру и ушла к больным детям. Так что с детьми я работала много и всего насмотрелась: где любят ребёнка в семье, а кого ниже собаки считают – отдают на пятидневку, но не забирают в пятницу вечером, а в субботу и то в конце рабочего дня.
          - Так, наверное, работают родные до одури?
          - Нет. Это семьи, где мама не работает, имеют прислугу. Мама ходит по парикмахерским и бассейнам – развивает себя, а за ребёнком даже в субботу прийти не торопятся. Забывают.
          - Не забывают, просто родители любят лишь себя, – им не очень нужны дети, - загрустил Юра, чем ввёл своих младших товарищей в ступор.
          - А чего же твоя мать родила тебе младших братьев и сестёр? – опомнился Лев.
          - Чтоб я за ними смотрел, не она.  Короче мне досталось, тётя Реля, как вам в детском саду, помыть, подмыть, накормить.  И хорошо если в детский сад некоторые братцы и сёстры ходили.  А если карантин в детском саду, то хоть караул кричи. Поэтому я так далеко от дома и забрался.  Жду, когда все вырастут на руках родителей, потому что после меня нянек уже не находилось.  А если едешь домой, то столько подарков надо везти, что потом три месяца  долги отдаю товарищам по работе. Своей жизнью заниматься некогда.
          И только Реля хотела признаться, что она тоже с шести лет работала на свою семью, как её мысли прервали.
          -  А я, признаться тебе завидовал, - отозвался Яков. – В школу ты ходил всегда чистюлей, что тебя ставили в пример.
          - Всё сам делал и стирал и гладил для себя и братцев. Их научил так же поступать, но они всё равно другими растут.  Лишь себе погладят брюки, и свой живот набьют – до других им дела нет, - жаловался он лишь Реле, потому что его земляки были заняты собой.
          - И мы с тобой Лев Иванович, одинокие были в семье, а ухаживать за собой не могли.
          - Ничего, на первом же курсе от одного товарища научились. Помнишь украинца, который у нас ротным был. Как он всех неумёх, в том числе и нас, прищучил!
          - Да, за это мы должны быть ему благодарны. Но как гонял! До кровавого пота.
          - Это ты свои кровавые мозоли вспомнил на ногах? Потом красивая медсестра в медсанбате тебе их лечила. Такая мамзель, что пальчики оближешь.
          Слушая их, Калерия вспомнила своё детство – хорошо это или плохо, когда в семье много детей? Для неё это было рабство, когда мать родила после войны двоих. Хотела родительница, чтоб Валя с Ларисой умерли, но Реля взялась сестёр выхаживать. Выходила, не раз спасала от, желающей их убить Веры, но были ли благодарны ей младшие сестрёнки? Они не знали ничего о том, как Реля, рискуя собой, вырывала их из лап смерти, а потому и благодарности от них ждать не приходилось. Садились сёстры ей на шею, даже когда выросли, стали взрослыми. С трудом Реле приходилось их с шеи своей сгонять. Так обе Атаманши не растерялись, переметнулись к Вере, которая когда-то не желала, чтоб  сестрёнки жили, а потом «полюбила» их, чтоб досадить их няньке: - «Вот, - смеялись её глаза, при встречах с Релей, - ты выходила двух изменщиц, а я их лишними платьями, не нужными мне, переманила».
          - «Не издевайся, - спокойно отвечали тёмные глаза, глазам болотным, почти без ресниц, - за все твои подлости тебе придётся ответить. И сестрицам в жизни будет мало радости за их угодничество убийце, ради твоих испорченных платьев».

                Глава 8.

          С этими парнями жилось Калерии легко и довольно радостно. Ей понравился Юрий, он напоминал ей Олега – такой же подтянутый и умеющий себя обслуживать.  А с другой стороны был похож характером на Юрия Александровича – поляка–дипломата. Но поляк-дипломат хотел из Олега сделать тоже слугу отечества – записал его в школу, где преподавалось всё на языке международном, точнее на английском, и откуда легко поступить в МГИМО – институт международных отношений.
          Не захотел Олег учиться в этой школе, вернее Калерия опасалась числа улиц, пересекаемых до неё, где, как угорелые носятся «Дети Кремля», не стесняясь давить народ, детей в том числе. Сколько таких случаев знала Реля, но ни разу не слышала, чтоб кого-то, из убийц, посадили.
Олег тогда согласился с ней - мать была рада. Поступать в МГИМО он, наверно, не решился бы, узнав какой там конкурс, а вот в лётчики рванул, не представляя себе, скольких блатных придётся ему «обойти». Но прорвался. Теперь оставалось лишь узнать, как пройдёт распределение?
          Распределение пришло вскоре, почти за полгода, до окончания училища курсантами.
          - Мама, - позвонил радостный Олег, - меня распределили в Архангельск. Откуда мы часто будем летать в города на Волге, через Москву, значит, если ты приедешь в Быково, где мы будем базироваться, то мы будем часто и видеться. Но если у меня выпадет, например, несколько дней без полётов, смогу прилетать в Москву на ТУ–134, на котором будет летать Алексей – мой друг. А Тушки-134 приземляются на аэродроме Шереметьево – не далеко от  нас. Я тебе позвоню, что лечу, и если ты поедешь встречать, - а я знаю, родная, ты не удержишься, то не всегда успеешь приехать, как объявят посадку самолёта, на котором я прилечу.
          - Но на внезапные полёты домой, надо деньги тратить какие, - испугалась Калерия. Она уже знала, что получать её сын будет в первый год мало – хватило бы ему на пропитание и на одежду.
          - Мам, пилот всегда посадит другого пилота, без билета, тем более, если он летит домой. В письме я тебе всё описал про распределение – прочитаешь, удивишься.
          - Да, тебя же хотели в Якутск заслать.
          - В Якутск я буду летать сам, когда переучусь на Ту–154 или на  Ил-62. Белка моя, деньги заканчиваются, хотя я наскрёб по 15 копеек четыре монеты. Целую тебя, дорогая.
          - И я целую. Обрадовал, я теперь ночь спать не буду.
Письмо по распределение, пришло быстро, и Калерия зачитывала его, уже в который раз, когда в её комнату постучался Юрий.
          - Можно с вами поговорить, Калерия Олеговна?
          - Ой, Юра, а я вот прилегла на диван, потому что ноги чуток стали отекать.
          - Лежите, пожалуйста. Я у вас там столик заметил раздвижной в нашей комнате. Можно я его принесу, и мы с вами по маленькой стопке выпьем коньячка на радостях, что Олег получил хорошее распределение. Хочу, пока Лёвки и Якова нет, поговорить с вами.
          - Ты купил коньяк? – удивилась Калерия.
          - Самый дорогой, - он вынул из кармана и показал нестандартную бутылку на 250 грамм. – И закусим всё это шоколадом или восточными сладостями, которые вы нас научили смаковать.
          - Если по маленькой стопочке, то неси столик. А я схожу на кухню, приготовлю нам что-то закусить, кроме шоколада и шербета.
          - Наверное, хватит нам сладостей?
          - У меня есть маленькая баночка красной икры – намажу нам по бутерброду. А мальчикам сделаю угощение, когда они придут.
          - Спасибо. От икры не откажусь. Даже от заморской, баклажанной.
          - Знал бы ты, Юрочка, какую закуску нам раньше присылали из Болгарии, - говорила Реля, уже из кухни, пока парень переносил и расставлял столик и то, что принёс, на нём. – Блюдо из  баклажан, поджаренных особым способом и уложенным в баночки, называлось «Баялда». Это было что-то. Я этих баночек, если очередь не возражала, и денег хватало, брала штук по десять-двадцать. И когда я работала в ночные смены, Олег жарил себе на ужин картошку, иногда с колбасой, или котлетами ел, но больше любил прикладывать к картошке эти ломтики баклажан – лучше, чем с грибами получалось. Ну вот, к нашему столу и бутерброды. Хватит?
          - Ещё как! Вы ложитесь, и будем пировать и разговаривать.
          - Я сяду на диване, а ноги вытяну и накрою, чтоб не простудиться. Батареи уже отключили.
           - Я взял у вас в серванте маленькие рюмочки. Подойдут?
          - Конечно. Наливай понемногу, чтоб ребятам осталось, а то обидятся.
          - Они тоже взяли себе по такой бутылочке – так что и своего выпьют.
          - А ты хотел со мной? И поговорить?
          - С вами интересно беседовать. Мне кажется, вы так много знаете, поэтому ваш сын смог поступить в такое сложное училище. Ребята говорят, что всё равно по блату, но я думаю, что это не так. Так выпьем за Олега и чтоб ему хорошо отлетать и сдать все экзамены на пять.
          - Спасибо на добром слове. За Олега, - они выпили и закусили бутербродами. – Ты, верно, думаешь, что поступил мой сын своей головой, а не под «лохматой лапой», как иные. Но самое интересное, что учиться в дальнейшем блатным пришлось самим. И если по теории им могли завысить оценку, то на полётах нет. Единственное что я подозреваю, блатных меньше посылали охранять какие-то точки в училище и на аэродромах, чем парней, чьи родственники не привозили преподавателям подарки, в виде икры, которую мы с тобой едим, красной рыбы и коньяки.
          - Ну, я думаю, Олег выдержал все эти наряды с честью.
          - Но первый год, преподаватели его задерживали с экзаменами – ждали, привезут им что-то от Днепренко или придётся ставить оценку, которую он заслужил.  Потом успокоились, и стал мой сын сдавать экзамены вовремя, а не пересдавать по два раза.
          - Уже легче, - усмехнулся Юрий. – Знаете, у нас в училище так же было. Но блатные у нас многие вылетали за неуспеваемость. Блат – блатом, но знания надо приобретать. Но как у Олега получилось, что он близко от Москвы летать будет? Может чаю сделать для сладостей – то?
          - Пошли вместе делать чай, - Калерия встала с дивана и направилась на кухню.
          - Извините меня, - Юрий открыл дверь туалета, - я сейчас приду.
          - Не спеши, делай свои дела. Чай я приготовлю сама, - она включила плиту, поставила чайник.
          - Ну, вот и я, - появился Юрий. - Можно, я руки на кухне вымою?
          - Что ты всё спрашиваешь? Мойся, где тебе удобней.
          - А вы продолжайте говорить о сыне, пока чайник закипит.  Значит, вначале хотели, у кого нет блата, загнать в Якутск, - это, конечно, очень далеко от столицы. И если бы вы заболели, Олегу трудно было бы добираться до Москвы.  Мы же в тех краях летаем. Там то буря, то другая, какая непогода задерживает в аэропортах, на несколько дней. То, извините, керосина нет.
          - Вот чего Олег и боялся, далеко от меня улетать. Но, перед последним распределением – так пишет он в письме - приехали из Якутска представители – именно оттуда и пообещали курсантам, если к ним захотят, и зарплаты хорошие и квартиры – всё, как у «Бога за пазухой».
          - Многие, наверное, поженились и ухватились за квартиры?
          - Как ты всё знаешь. Это сыграло громадную роль. И даже блатные курсанты вдруг захотели оторваться от родных подальше. Правда, это, мне кажется, будет у них не долго. Вот построят им квартиры в Москве и многие вернуться в родные пенаты – Шереметьево, Внуково, Домодедово – вот их причал.
          - А ваш сын, если будет лететь из Архангельска в Москву, где будут приземляться?
          - У них же маленький самолёт Ан-24 для них полосы устроены лишь в Быково. Но я и этому рада. Знаю даже, по какой дороге ездить буду к сыну в профилакторий, где они будут отдыхать ночь и дальше лететь. Ты спрашиваешь, куда же лететь дальше Москвы? Народ у нас сейчас двигается во всех направлениях. Их самолёт заправляется в Быково и может долететь ещё до Саратова или чуть дальше по Волге.
          - Иваново, Вологда у них по пути.
          - Но прежде всего, обслуживать будут, как сын написал малые селения на Севере.
          - Но там и Воркута есть, Петрозаводск, Ленинград, стал перечислять Юрий. – Иваново, где как в песне поют – «Иваново – город невест».
          - Насчёт невест не знаю, но мне приятно слышать, что ты хорошо знаешь географию.  Вот это всё моему Олегу придётся освоить, прежде чем в Москву его призовут – на большой самолёт переучиваться.
          - У вашего сына есть перспектива и на Севере переучиться на Первого пилота.
          - Если он там переучится на Первого, то его заставят ещё полетать там.
          - Как бы за учёбу отлетать да?
          - Да, вот такие вилы. Поэтому я не хотела бы, чтобы он на Севере больше срока оставался.
          - А какой срок летать на Севере?
          - Не знаю, как Олега настроили, а мне один знаток говорил, что лет пять не меньше. Но это зависит от Москвы. Понадобятся ей москвичи, у которых есть где жить в Москве, могут вызвать и раньше, на переучивание на большие самолёты.
          - Не вызывать же чужих лётчиков, которым квартиры требуются.
          - В Москве лётчикам квартиры не дают. Если только кто купит кооперативную «хату», как они говорят. Но это надо потом доложить высшему начальству и отчитаться где деньги взял. Не украл ли? Шучу.
          - Могут так проверять. И правда, где начинающему лётчику взять денег на квартиру, если получать будут не так уж и много.
          - Верно, говоришь. Вся беда в том, что летать наши Вторые пилоты станут с теми Первыми, которые начинали с малой авиации – поля орошали или скот перевозили, если ты смотрел фильм «Мимино».
          - По-моему полный бред. Не мог какой-то военный, которого играет Леонов, скомандовать, чтоб его взяли на переучивание с вертолёта на большой самолёт. Да ещё этот простак Мимино, он и языка не знал международного.
          - Вот и курсанты говорят, как ты. Они ещё не очень доверяют фильму «Экипаж», хотя признают, что фильм потрясающий.
          - А вы как думаете, Калерия, правдивый этот фильм?
          - Это фильм – предостережение, что так может быть даже в нашей стране, при переменах, о которых мы с тобой уже говорили.
          - Ну, да! Нострадамус, Кесли предсказывали.
          - Всякое предсказание людей необычных, много переживших, когда-то сбывается. Вспомни семью Романовых – это наши цари и императоры. Простой монах Авель напророчил царской семье – каждому, начиная с Екатерины Второй, как он жизнь свою закончит.
          - Короче умрёт?
          - Да, это ты меня хорошо поправил. Екатерина, хоть и посадила монаха в крепость, умерла так, как он напророчил. Павел Первый выпускает монаха из крепости и допрашивает его, как он жизнь окончит? Авель ему не только о его кончине говорит, которая скоро и сбылась, но и всему роду предрекает, какой страшный конец ждёт род Романовых.  Все сбылось в 1918 году – семью и всех, кто с ними  поехал в ссылку – уничтожили.
          - Если Авель  предрекал Екатерине и Павлу, то сыну его Александру Первому тоже говорил, что он будет имитировать свою смерть, а доживёт до преклонных лет.
          - Видно так оно и было.  К старцу в Сибирь часто ездили из царской семьи, и, даже кое-кто из знати. Ну вот, звонят. Кто бы это мог быть? Звонки не из другого города. Не  друзья ли наши? - Реля поспешила к телефону. – Алло! Слушаю вас. Путёвка? Мне? За какие заслуги? По болезни. Не откажусь. Спасибо, что позвонили. Завтра заберу её и стану собираться...

          Повесив трубку, она повернулась к Юрию. – Вот, кудрявый мой собеседник. Не зря я не уходила из поликлиники, где меня довели до болезни. Сжалились и дают путёвку в санаторий. Через неделю поеду.
          - Через неделю и я уезжаю, - обрадовался Юрий. – Оставаться без вас с Яковом и Львом было бы скучно. Люди они малоинтересные – книг не читают, в кино без подруг своих не ходят.
          - Но и не пьянствуют, что их характеризует с хорошей стороны. Пожалуй, я оставлю на них квартиру, надеюсь, ничего не случится? Библиотеку нашу с Олегом собранную, не продадут?
          - Не посмеют, - ответил Юрий. – Они считают вас доброй колдуньей. Но я им сказал, что если колдунью рассердить, она может сделать зло.
          - Ты правильно их напугал. Если мне кто сделает зло, сам пострадает во много раз больше.
          - Вот ваш муж, наверное, обидел вас?  Что ему было за это?
          - Если бы я рассердилась на него – наверное, ему было бы плохо. – «Хотя, - подумала Реля, - Николаю всё же было плохо, когда он сошёлся с такой же, как он, пьяницей, и она ему больных детей родила». – Подумав так, она испугалась, а не умеет ли Юрий подчитывать мысли?
          Она внимательно посмотрела на взрослого парня и, успокоившись, продолжила:
          - Но я старалась, не сердиться. В нашем разводе он меньше всех был виноват. И не на кого из семьи не сердилась. А свёкор  – самый безобидный человек умер лет через пять после нашего развода – молодым ещё.  Сильно переживал за меня и сына и за внука, мне кажется.  А недавно узнали мы с Олегом, что умер в 33 года его дядя Михаил. Этот парнишка - а было Михаилу, при разводе нашем с его братом 16 лет, как мне потом сказали и сон приснился, к нашему разводу был причастен. Но я-то не знала, значит, сердиться не могла, а наказали его какие то другие силы.
          - А если бы он, чувствуя себя виноватым, попросил у вас и Олега прощения, что в жизнь вашу вмешивался – вот эти самые силы помиловали бы его?
          - Я сама часто об этом думаю. И были у Миши моменты, когда он мог сказать Олегу, уже взрослому: - «Прости, что хотел вас с мамой твоей извести». И ведь это могло случиться – мой малыш, при  разводе так сильно болел – мог умереть. Тогда и я бы умерла вслед за ним.
          - Если бы так случилось, то силы, которые стоят за вами, всю семью бы извели, не только Мишу.
          - Вот этого я тебе не могу сказать, потому что были в той семье две женщины с чёрными душами, которые чтут не Бога, а Дьявола.  Они и на Мишу тогда надавили, не сам же парнишка придумал нам с Олежкой вредить. Они же, возможно, и просить прощения ему не давали и вот мужчины в 33 года, отца троих детей, не стало…  Звонок. Это уж точно Лев и Яша пришли.
          - Я открою им дверь, - Юрий пошёл открывать. – О! Явились. Где это вы бродяжничали?
          - Гуляли вдоль реки вашей, тётя Реля. Представляли, что сможем искупаться, как потеплеет вода. Составите компанию нам?  Проведёте на ваш любимый пляж? – разлился соловьём Лев.
          - Ой, ребята, через неделю уезжаю в санаторий. Путёвку мне впервые в жизни пожаловали, чтоб подлечила свои суставы и позвоночник. Так что крутиться мне сейчас юлой – не до прогулок будет.
          - А как же мы? Нам же ещё месяц – второгодникам - здесь куковать – немного удивился Яша.
          - «Думают, что я их раньше срока попрошу освободить жилище. Тем более заканчивается очередная декада. И я могу это сделать, не требуя с них расплатиться вперёд».
          - Я вам оставлю ключи, ребята. Будете здесь одни жить, но не балуйтесь и девиц лёгкого поведения не водите. Юра тоже уезжает через неделю – так что вы остаётесь одни. Я вернусь сразу после праздников. А, может, до них меня отпустят, если лечение закончится.
          - А мы вам, Калерия Олеговна, сейчас расплатимся за очередные десять дней, - сказали оба, в один голос, обрадовавшись, что их не просят оставить помещение.
          - Да, пожалуйста, мне как раз надо завтра заплатить за путёвку 33 процента её стоимости. И на дорогу деньги потребуются – так что вы вовремя вспомнили, что надо платить.
          Парни тут же достали кошельки и расплатились, лишь тогда вспомнили о товарище.
          - Юрка, а ты чего срываешься?
          - У меня учёба заканчивается. Это вам, штурманам, будут ещё знания в головы вбивать.
          - Ну, вы нас огорошили. Оставляете здесь одних. Правда природа расцветает, а она у вас в Строгино такими ароматами наполнилась. Черёмуха здесь у вас, Калерия, цветет возле арки.
          - Черёмуха, - подтвердила Реля, - а потом сирени пустят такой головокружительный аромат. Одновременно с сиренью цветет вишня и слива перед нашим домом. А чуть дальше, в сторону пройти яблони белым цветом землю засыпают. Красота, так что не грустите. Если я вас застану ещё, то и купаться будем. Я вам такие места покажу, что вы домой увезёте много впечатлений.
          - Мы вас дождёмся, - в один голос сказали друзья, и пошли в свою комнату. Но когда Юрий внёс складной столик в большую комнату, они удивились.
          - А это столик откуда? Он же здесь у нас стоял.
          - Мы с Калерией Олеговной выпили на дорожку – ей в санаторий, а я отбываю на службу.
          - Хитрый какой! Влюбился, наверное, в нашу хозяйку?
          - И влюбился. Что? Нельзя? Но не говорил Калерии Олеговне ни слова и вы молчите.
          - А я всё слышала, - сказала Калерия, постучав в их комнату. – Кончайте спорить, парни и идите мыть руки и на кухню – я приготовила вам небольшой ужин. Потом чаю напьётесь.
          - О! Поесть мы всегда готовы, хотя чуть червяка заморили в кафе, что недалеко от вас.
Оба друга прошли в ванную комнату, а Юрий мыл руки на кухне:
          - Простите меня, что я объяснился им в моей любви, без вашего разрешения. И скажите, имею я право любить женщину старше меня?
          - Любви, как говориться, все возрасты покорны. Но я лично не очень приветствую любовь молоденьких мальчиков ко мне.
          - А как же Алла Пугачёва – она, говорят, так и посматривает  на молодых.
          - Это её дело. И за счёт её денег, она имеет право, любить, кого хочет. Делать сложные операции на лице и теле, любить молодых мальчиков. Она, честно говоря, за их счёт будет потом долго молодой, - Калерия прикусила язык – всё это она видела в своих незваных снах, и случатся операции Аллы Борисовны, возможно, не скоро, а она открывает секреты Примадонны. Впрочем, Примадонной, как казалось Калерии, Пугачёва сама себя величала. Но это не факт. Возможно, и другие актёры перед ней лебезили.
          Будущий радист не заметил смущение собеседницы:
          - А вы не хотите быть молодой? Хотя вы выглядите гораздо лучше Аллы Борисовны. А она моложе вас, насколько я знаю, - сказал жалобно Юрий, но Реля сделала вид, что не заметила.
          - Не хочу считать годы Аллы Борисовны, хотя я их точно знаю – «Прима» лежала в институте курортологии, где я немного, до переезда в Строгино, работала. А что касается моей молодости, это всё за счёт моей тяжёлой работы в медицине, спорта и сплошных переживаний за сына.  Ещё и гены помогают – мне кажется, что мои предки жили долго, хотя и голодали много.  Я голодала в детстве и юности, живя с суровой матерью. Признаться, родительница могла меня кормить, как любимицу, старшую мою сестру, но не делала этого. Потом Дикарка, как меня звали дома и даже мои друзья, ушла от мамы в одном платье и без копейки денег, правда, мне один мужчина, лучше родного помог.  Не подумай, что за какие-то услуги – я тогда девственницей была, и человек этот прекрасно знал. Но, если бы я была, к семнадцати годам, как моя старшая сестра - распущенной, он бы мне, быть может, всё равно помог, ничего не требуя.  Это был Ангел. 
          - Бывают такие люди – я сам с этим сталкивался. А дальше что было, Калерия? 
          - Работала на строительстве, но и там голодала – платили мало, а надо было ещё одеваться, обуваться. Короче, голод, с небольшими перерывами, сопровождал меня всю жизнь.  И в Москве он меня настиг, когда Олег учился в средней школе и готовился в лётное училище.
          - Его кормили хорошо, а сами голодали? – Спросил, надеясь на подтверждение своих слов, чтоб хоть какие-то огрехи в воспитании выявить в сыне Рели. Она это видела на лице Юрия.
          - Нет, ели мы одинаково, Олег бы мне не позволил питаться хуже его, но когда он уехал в училище, я могла голодать, а ему посылала посылки. Но он это чувствовал, и какие деньги у него заведутся, присылал мне.  Ну, хватит, Юрий – с тобой я поделилась, но не хочу, чтоб штурмана об этом знали. Вот они сейчас выйдут из ванны, ты им ничего такого не говори.  А жену ты  найдёшь гораздо моложе меня – это я тебе обещаю.
          - Я, наверное, всю жизнь буду помнить, что есть такие удивительные женщины.
          - Ищи удивительных девушек, - улыбнулась Калерия. - Их мало, но они существуют. А вот и мальчики-штурмана. Намылись, как три поросёнка. Розовые.
          - Хорошая у вас вода в Москве. Хоть мойся, хоть пей, сколько тебе хочется. А в Сибири иной раз залетишь, не то, что искупаться и напиться – вообще воды нет в кранах.
          - Но вы же молодые. А в Сибири есть Гейзеры, где говорят, вода кипит. И есть источники святые, в которых можно омолодиться.
          - Вы шутите, Реля Олеговна, пока до этих святых источников доберёшься, уже в обратный путь лететь. А отдыхать надо перед каждым рейсом.
          - Что ж, парни, такую работу вы себе выбрали.

                Глава 9.

          За неделю перед выездом в санаторий, Калерия оплатила треть стоимости путёвки, как положено, затем искала себе лёгкую пижаму, в которой она могла бы там спать. Она предугадывала жуткую жару, которая заявится вместе с ней в маленький городок в Калининской области, в которой она родилась. Не в Кашине, где находится санаторий, родилась, а в другом городке, и, возможно, ей удастся съездить в Торопец – хорошо бы ещё экскурсию туда организовали. Поэтому кроме как на билет, на поезд, отложила немного денег для экскурсий.
          Больше рублей потратила на две посылки для будущих лётчиков  – Олег давно не писал, как их кормят в столовой училища. Но мать нутром чувствовала, после полётов, где их не обижали в еде, в Кировограде их по-прежнему будут недокармливать жирные поварихи из курсантской столовой. Жаловался ей сын, на первом году учёбы, а потом курсант стал мать тормозить с посылками – то подрабатывали на вокзалах будущие лётчики, разгружая вагоны, то стипендию им выплатят и за полёты добавляли.
          Но Реля всё равно посылала вкусную еду, как и другие родители – и каждый раз сын благодарил сердечно, описывая, как они радовались шпротам или тушенке, как приготовляли сами разные блюда, а тут и другая посылка пришла от других родителей. Или кто-то, из жителей Украины или Молдавии ездил домой и привёз много чего из продуктов, которые можно и самим готовить.
          – «Повара мои дорогие», - вздыхала Калерия, отправляя посылки, и с трудом перестраивая мысли на то место, куда ей предстояло ехать.       
          Город Кашин, как она узнала, построен возле железнодорожных путей. Или пути провели потом возле городка? Наверное, пути. Так что она могла доехать на электричках с пересадками – так дешевле. Или взять на проходящий пассажирский поезд плацкартную полку и поспать ночью несколько часов пути. И тогда без тяжких пересадок. Впрочем, и в пассажирский поезд можно взять билет в общий вагон, но тогда сидеть – никаких лежаний.
          Реля, не спешила брать билет, пока не получила путёвку, в которой ясно указывалось, что ехать следует на пассажирском поезде, ночью, потому как на станции их будут встречать на санаторном автобусе. Это меняло дело – уже не надо ходить по маленькому городку, с сумочкой на колёсах, и расспрашивать, как пройти к санаторию. Тут уж их встретят, привезут и сдадут на руки врачам в приёмном покое.
          И всё же она тянула с покупкой билета, пока не отослала посылки сыну с разными консервами и всякими восточными и московскими сладостями – пусть курсанты порадуются. Хорошо, что они в комнате делятся – то одному пришлют, то другому – глядишь и «заморят червячка», как говорится. Себе Реля организовала в дорогу бутерброды с колбасой и сыром, в надежде, что в поезде, насколько она помнит по своим прошлым поездкам, дают чай или кофе, по сходной цене.
          В поезде, в общем вагоне – почти полупустом – люди сходили и вновь заходили на каждой станции, но всё равно было не тесно. Калерия устроилась в самом пустом купе – ехала она и ещё одна девушка, как оказалось, тоже москвичка, и обе они держали путь в единственный санаторий. Они перекинулись несколькими словами – выяснили имена друг друга и даже почему-то возраст – Мария, как ни странно, была старше Калерии, но у неё не было детей – жила с матерью. Можно было подумать, что она ухаживает за престарелой родительницей, и потому не успела во время выйти замуж и родить ребёнка.
          - Да ты что, - ответила она на робкое предположение Рели, - это мама за мной ухаживает и я без неё, как без рук.  Могла бы выйти замуж, могла, быть может, и ребёнка родить, да только мы решили с мамой, что нам дитё, которого надо воспитывать, ночами не спать, ни  к чему. Так я осталась старой девой. И не стыжусь этого. Каждый живёт, как может. А ты, чувствуется, очень любишь своего потомка. Когда я вошла в купе, ты читала от него письмо. Большой он у тебя? И где учится или работает?  Хотя, что я! У тебя – такой молодой, не может быть взрослого сына.
          - Мне сорок три года.  А сына я родила в 20 лет, так что сейчас ему 23 года, он оканчивает Высшее лётное училище в Кировограде.
          - Военное? Так они часто бьются и оставляют матерей и жён в трауре. Прости, если задела тебя.
          Сердце матери мучительно забилось – гибнут и курсанты гражданского училища и не только в полётах, а и на земле, довольно глупо, ухаживая за ветреными женщинами, получают иной раз смерть. Сколько уже случаев было уже, но Маше не обязательно об этом знать, ещё обрадуется, что она пустила сына в авиацию и уже настрадалась от пяток до макушки.  Вздохнув тяжело, но делая это незаметно, Калерия сказала:
          - Мой сын учится на гражданского лётчика. Их учат, прежде всего, что они должны думать о пассажирах, об их безопасности, а значит и о своей жизни.
          - Но может же быть, что в пассажирском самолёте вон что-то произошло и Надя Купченко – стюардесса погибла, спасая пассажиров? – Вспомнила Маша то, что Калерию тревожило давно.
          - Когда будет летать мой сын, - пошутила грустно она, - я постараюсь прокладывать им путь, чтоб не встречались бури, чтоб не было поломок его самолёта, и чтоб все пассажиры, и лётчики оставались живыми.
          - Ты так можешь? – удивилась Маша. – А не лучше ли сделать так, чтоб во всей авиации ничего плохого не происходило? Вот волнуюсь за всю авиацию, может, когда сама полетаю.
          - Я не могу следить за каждым лайнером, их так много летает в небе. Но уследить за одним самолётом, на котором летит мой сын, могу. И послать молитвой силы небесные в помощь им.
          - Вот так, если бы каждая мать молилась за своего  лётчика, или моряка, шофёра, не было бы трагедий, которые время от времени, а происходят, - вывела заключение Маша.
          - Да, мне кажется, гибнут те, о которые забывают их родные люди, в частности родители.
          - Но всё же Бог тебя наделил силой, что ты так уверена, что с сыном твоим ничего плохого не произойдёт в полётах?
          - Как раз произойти может многое – например, буря их догоняет. Но у лётчиков будет сила, чтоб от неё сбежать.
          - В рифму скажу – хорошая ты мать!  Я встречала всяких матерей. Иные трясутся, плачут, а их плач не даёт силы их детям, и они страдают или гибнут. И хватит, я тебе могу наскучить своим занудством. – «Вот – ты думаешь сейчас, - своего ребёнка не родила, так других матерей пугает».
          - Ещё не успела подумать, - призналась Реля. – Но могу! – шутя, пригрозила она.
          - И тогда мне будет худо от моего языка. А потому я сейчас попрошу у проводницы матрас и постельное бельё и посплю на второй полке.

          И когда проводница с удовольствием принесла матрас и бельё, взяла деньги и удалилась, Маша побеспокоилась о Реле, застилая матрац, свежей простынёй: - А ты, можешь, на нашей, нижней полке, вытянуть ноги, если кто не явится, кучей, в наше купе.
          - Мест в вагоне полно и я постараюсь сделать так, чтоб к нам не заглядывали.
          - Да ты волшебница. Ну, я полезла. Я могла и тебе взять бельё, но ты же не полезешь на вторую полку?
          - Спасибо за предложение. У меня есть деньги на бельё и прочее, а на вторую полку не полезу, потому что ноги у меня болят. Да ещё хочу письма от сына почитать.
          - Не буду тебе больше мешать. Вздремну. Утром прибудем – ты меня разбуди.
          Маша отвернулась к стенке и немного захрапела, а Реля продолжала чтение, много раз  читанных ею писем. Она читала письма от сына, как когда-то, когда он был маленьким и она, живя у матери, читали письма его отца. Тот писал красиво и грамотно – будто ему диктовали те письма – вот так надо писать женщине, которая родила тебе сына. Но у отца Олежки было много времени на обдумывание каждого слова. Может Реля ошибается, и муж писал всё же от души, по велению сердца – они любили тогда друг друга. А сын писал урывками – времени у него между занятиями, экзаменами, всякими зачётами и полётами было мало, но письма его Реля читала, как большую и любую её сердцу поэму, которая не закончится так внезапно, как с его отцом, а будет продолжаться долго и принесёт ей, матери, ещё много счастья.
          Поезд прибыл в восемь часов утра и их с Марьей и ещё человек двадцать из их вагона и других, действительно, встречал автобус. Калерия думала, что он повезёт их по многим улочкам маленького городка, но автобус чуть проехал, завернул и вот они уже у ворот санатория и прямо к главному корпусу, где их ждали врачи. Те, кто должен был их принимать, проявили сочувствие:
          - Вы к нам добирались целую ночь, а по старому русскому обычаю, гостей требуется поить и кормить. Поэтому ставьте ваши рюкзаки, чемоданы вот, в этот угол, не бойтесь – у нас не воруют. Вот вам  талоны на завтрак – идите кушать, а потом расселим вас, и пойдёте по врачам, которые назначат вам лечение. – И они шли уже по зелёной зоне санатория в столовую, которая была, по их мнению, в самом лучшем корпусе в шесть этажей и по всему чувствовалось, что построена, недавно и с большой любовью к людям.
          - Тут, наверное, - подумала вслух Маша, - все номера на двоих и все удобства в номере.
          - А что? Может быть по-иному? – Калерия, когда путешествовала, с взрослым сыном, по Волге, на теплоходе, то им давали отдельную каюту – так же было в гостиницах. Все удобства.
          - Мне говорили, что тут есть деревянные домики, где палаты по шесть человек и удобства в конце коридора и совсем нет ванн.
          - Ванны мы будем принимать лечебные, а если грязевые, то снимать с нас грязь будут из шланга, поливая с ног до головы, - сказала медсестра то, что слышала от сотрудниц, приехавших из санаториев.
          - Мужчины, как я знаю, орудуют тяжёлыми шлангами, - с удовольствием произнесла Маша.
          - У мужчин – мужчины, а у женщин, всё-таки женщины, - улыбнулась Калерия.
          - А если всё-таки и у нас мужчины, - ухмыльнулась Маша. - Как ты будешь реагировать?
          - Я так много видела мужчин раздетых,  в больницах, что наберусь смелости, и глазом не моргну, если тут мужчины взялись за такую работу, как смывать с женщин грязь и высматривать все их прелести.
          - Молодец. Тем более что у нас с тобой – худеньких и стройных – есть, что показать. А вот и столовая. Пахнет прилично, даже вкусно. И те, бабульки и мужчины, кто с нами приехали, уже наминают. Видимо не первый раз, потому так спешат. Поторопимся и мы.
          Как быстро поели те 18 человек, которые приехали на автобусе с ними, но Реля и Марья вернулись после завтрака к тому, что только их вещи оставались там, где их поставили.
          Марья огорчилась: - Ну вот, наверняка те шустрики знали, что надо быстро есть, да идти, получать места лучше. А нам с тобой остались те, что хуже не бывает.
          - Не волнуйтесь, девушки, - сказала пожилая женщина, которая расселяла, - у нас места располагаются по стоимости путёвки.  Самые дорогие путёвки в двухэтажный домик со всеми удобствами. Едут туда, в основном, торговцы, покупая путёвки за свои деньги. Но называется этот  особняк «Любовь и слёзы», при встрече влюбляются, при расставании плачут.
          - И сколько стоит путёвка в тот корпус? – поинтересовалась Маша.
          - Сто двадцать рублей.
          - А у нас с моей подругой по сто десять. Можно мы добавим по десятке, и вы дадите нам  там номер.
          - Так делают некоторые люди, добавляют и мы вселяем. Но на сегодня у нас ни одного номера, даже места нет в тот корпус. И нам запретили так делать в хорошую погоду. Потому что завтра приедут на эти номера с купленной путёвкой, а их номер занят.
          - И куда же вы нас поселите? В тот особняк, времён Петра Первого, который называется «Не всё потеряно». Потому что там живут мужчины и женщины, значит, больше происходит общения среди них? – упиралась Марья, слышавшая в столовой как весело завтракали больные и выздоравливающие из того корпуса. Она даже обратила внимание Рели, на их веселье:
          - Смотри, как люди живут весело. Не скучают. И вижу каждая женщина, даже страшилки, пару себе нашли. Правда, как мне показалось – а у меня глаз наметан на такие дела – водочку своим поклонникам покупают бабы. Ты бы смогла так?
          - Боже упаси! – Калерия чуть не поперхнулась. – Никогда ни копейки не тратилась на мужчин, особенно на выпивку. Я мало получаю, а те деньги, которые сверх силы подрабатывала, шли на сына – его надо было вырастит здоровым. А теперь представь, если бы я на его глазах спивалась, чтобы из него получилось?
          Калерии почему-то вспомнились «воспитательницы» в детском саду, которые открыто и нагло гуляли от своих мужей. Да, они своим любовникам покупали водку и подарки, а от мужей тумаки, как Марина Яновна. Но подруга её всё же "перещеголяла" – Галина Николаевна от любовника, вернувшегося их тюрьмы, когда она ему, может быть, не могла купить желаемое или надоела – получила такой плюмаж под глаз, что муж Галины – уважаемый иностранцами гид, водящий их по Москве – порубил в квартире топором всю мебель, и ушёл от жены и сына.
          Больше всего в этой истории Калерия жалела сына. Кто вырос из этого забавного мальчишки, который увидел бешенство всегда спокойного отца?  А до этого знал о разврате матери, когда Галина возила сына на море, по настоянию всё того же гида. Гид думал, что сын, под присмотром матери купается в море и отдыхает, а Галина нанимала няньку на море и уходила с любовником. Зато вечером нанять прислугу не могла и оставляла Алёшку вроде спящего, а он вставал и шёл разыскивать мать, и если она с любовником была рядом, и слышала голос сына, прибегала. Но один раз не услышала, и сын оказался в большом, незнакомом городе ночью и хорошо, что его кто-то отвёл в милицию, куда Галине – хочешь, не хочешь, пришлось обращаться. Тот случай до мужа в милиции  не довели, пожалели беспутную женщину, а сына Галина «уговорила» молчать о том, что побывал в милиции ночью, игрушками.
          - Да, вырастить лётчика без мужика – великий труд и я тебя уважаю за это, - вывел её из воспоминаний голос новой знакомой.
          Всё это случилось в столовой.  Но вот их расселяют, и Маша просится в «весёлый дом», будто они не обговорили, какие нравы царят в том веселье.
          – «Впрочем, - подумала, удивляясь, Реля, - если Маше хочется веселиться – пусть идёт».
          Но желания Маши строго перебила женщина, которая расселяла:
          - В том корпусе номера по 115 рублей. Вам не повезло – вас мы поселим, в «Кошкин дом» названный так, по обилию кошек, живущих в подвале. Многим женщинам тот корпус нравится.  Деревянный, дышится в нём легко, никто не курит, значит, и дыма не унюхаете.
          - Зато кошачий дух там, видимо сильный? А я его не переношу. Есть у вас ещё здание, но без кошек? – капризничала, как девочка Марья.
          - Есть без кошек и тоже деревянное, но там селятся только мужчины, и кошачьего духа там нет, зато силён запах папирос. Но я вас одну, коль вы так спорите, смогу вселить в двухэтажный корпус, но к очень неприятной даме из торговли, говорят, пьянице. С ней никто не сживается, вот место и пустует.
          - Что? Жить с какой-то ведьмой, вечно пьяной. Ладно уж, пойду в кошачий домик, но если кошки мне досадят, я их дустом потравлю. Кулю дуст и буду их кормить им.
          - Вообще-то с котами должны мы бороться. И нас каждый раз предупреждают, об обилии кошек, но что поделаешь. Каждую весну и осень кошки приносят приплод. Мы их раздаём по всей округе, но это стихийное бедствие. Если вам легче будет, то я вам скажу, что кошки водятся не только под вашим домом, но и под другими домами даже больше  – там большущие подвалы.
          - Даже под  шестиэтажным домом? –  ужаснулась Маша. – Это где мы питаемся?
          - Там больше всего – там же столовая имеется. Одна радость – тот корпус построен для местных жителей – колхозников. И они, уезжая домой, забираю котов и кошек, которые им приглянуться.
          - Колхозников? – удивилась Маша. – Тогда как же их корпус называется?
          - Вы будете смеяться, девочки, но зовут тот корпус  «Свинарка и пастух». Однако вы не задерживайте меня. Берите ключи от двух местного номера, который один в «Доме кошек» и идите, потому что через час вам к врачам надо будет идти.
          - Двухместный номер, - Маша очень обрадовалась, беря ключ. – Пошли, Реля?
          - Я согласна жить с тобой, Маша, - шепотом произнесла Реля, в приёмном покое, - но ты храпишь, кажется. А вот двухместный номер – это пенал, как писал мне мой курсант – жить в нём не очень удобно.
           -  Будет вам неудобно, - подсказала регистратор, услышав, наверное, слова Рели насчёт пенала, - переберётесь в шестиместный. Там  каждый день красавицы выписываются.  А нет, - обратилась к Калерии, - я вам местечко подберу в корпусе, где «Не всё потеряно», хотя там и тараканы водятся, да крысы водят хороводы, среди белого дня.  Выпивают  тамошние обитатели женщины и их поклонники, потому что у них «не всё потеряно»…  А где пьют, там и крошки, и еда для этой живности, что я перечислила. Но вы, мне кажется, не приемлете вино и водку?  Или я ошибаюсь, и вы польститесь на тот корпус?
          - Спасибо не надо, - отказалась Калерия, - лучше жить с кошками, хотя я их запах тоже не очень люблю. Но, думаю, что в палаты их никто не водит, если кормят, то на улице.
          - Кто бы больным разрешил, водить кошек к себе, если у других на них аллергия? Тогда идите, дамы. Вас проводит наш гармонист – он ожидает вас  уже давно. Не смейтесь – у нас в «Кошачий домик» положено провожать с музыкой. – Дама засмеялась, полагая, что это шутка или утешение.
          По дороге Маша обижалась: - Предложила в корпус «Не всё потеряно» не мне – тебе.
          - Тебе она в «Любовь и слёзы» предлагала, так что не обижайся, - они рассмеялись.
          И тут же, из-за кустов вышел маленький мужичок с гармошкой и стал наигрывать весёлые мелодии, провожая их до деревянного домика. Реле сразу вспомнились украинские села, где по вечерам собиралась молодь – танцевать под гармошку или баян. Возле клуба танцы под песни из   радиолы, а начнётся фильм, приходит гармонист, и все уходят за ним к тополям.
          - Эх, какие девицы из городов к нам приезжают, - прервал её мысли гармонист, перестав играть. - Но мы из местных и милости просим вечером приходите к корпусу «Свинарка и пастух», там бабочки наши такие кренделя выкручивают ногами, а то частушки поют, уши вянут.
          - А где это «Свинарка и пастух»? – заинтересовалась Маша, делая вид, что ничего не знает.
          - Вот те раз! Вас же покормили уже. Так тот корпус и называется «Свинарка и пастух», хотя простых людей там мало отдыхает сейчас, когда сев в колхозах и совхозах. А всё больше тузы из районов и областей. Тем проще – подлечились днём, а потом вызвали машину с шофёром и катят себе по хозяйствам – вроде проверяют.
Калерия изумилась: - «Какое лицемерие! И лечатся и делают вид, что работают, чтоб ещё и зарплата шла. И то, что делают простые люди на полях, припишут себе, как великие «трудяги». И ордена в конце года повесят себе на груди, если всё пойдёт хорошо на полях и уродится хлеб или капуста с картошкой, или морковь, горох, подсолнухи».
          - Пойдём вечером к «Свинарке и пастуху», чтоб на больших людей посмотреть? – шепнула Маша.
          - Видела я этих дармоедов, когда моя мать была на посту Председателя большого колхоза в Украине. Это такие жучки – им бы выпить бесплатно, да закусить вкусно. А захмелев, дамочек пощипать за известные места, да сводить их в постельку, а если тепло на улице, то и за угол.
          - Если за угол, - Маша присвистнула, - то это мощные мужчины.
          - Не знаю, не пробовала, да и видеть их мне будет неприятно, потому что по лицам узнаю похотливых. А уж если ко мне такие козлы приближаются, так и хочется отхлестать по щекам при всём народе.  Пусть уж со свинарками гуляют, которые им блатные частушки споют.
          - Не хотите слушать частушки, - вставил своё слово гармонист, который, как оказалось, шёл за ними, - есть и культурное место – Клуб для более молодых людей, вроде вас, - кивнул на Релю. - Там  молодёжь так себе пятки отбивает – любо-дорого смотреть.
          - А меня вы молодой не считаете? – обиделась Маша.
          - Да что ты! Ты – девушка хоть куда. Только зачем в девицах засиделась?
          - А по мне это очень видно?
          - Узнаю не замужних дев по манерам. Вот эта красавица не замедлила родить дитя, потому так привлекательно выглядит. И даже если сразу с мужем разошлась, то всё равно красу держит.
          - Вот  философ из деревни, - шепнула Маша.
          - Не обращай внимания. Деревенские мужчины любят нас, городских, немного укусить.  Я в Украине много таких встречала.
          - Выходит и в России их не мало. Но, кажется, мы пришли, гармонист. Отстал бы ты от нас, со своими сказками, - сказала мягко Маша мужичку, что он тут же и сделал - исчез. - Вот и наш «Дом Кошки». Ничего так домик. Напоминает немного домики в маленьких городах. А где же кошки? А вот и хозяйка наша, по-видимому. Здравствуйте.
          Калерия чуть отстала от Маши, любуясь природой области, где она появилась на свет и стихи сочинила почти детские:

                Сосны, Калины, Рябины и Ели
                Как вы тут жили без маленькой Рели?
                А Релю в пелёнках война унесла за Урал.
                Когда на Великий Союз наш Гитлер напал.



                Глава 10.


           - Добрый день, девочки. Спасибо за солнышко, которое вы привезли. До вас, считай, три дня дождичек моросил. А при солнышке так приятно. Вы, наверное, в пенал ключи получили?
           - А как вы узнали? – опять Маша, потому что Реля с удовольствием смотрела на женщину - простая русская, кровь с молоком, как говорят. И немудрено – живёт среди прекрасной природы, работает с разными людьми, как Реля в больнице. Только там были больные, а здесь стремились выздороветь и набраться сил.
           - Да как не знать, - отвечала красавица, - всего два места осталось в нашем домике, и это пенал на двоих, где незнакомые люди трудно сживаются друг с другом – предупреждаю. Когда мало места, то всё давит, особенно если одна храпит и характер у неё тяжёлый, а другая курит, что ещё хуже. Но курить в палатах нельзя – для этого есть двор, скамеечки и прочие места, где разрешено курить, и то доктора ругаются. Вот, девочки ваша келья. Открывайте, устраивайтесь. Я её сегодня промыла всю с хорошими порошками – пахнет как с лесу.
           - Спасибо, - сказала Реля, ожидая пока Маша справится с замком. – Как я посмотрела уже у вас рукомойники в конце коридора, и там же туалет один на всех, напротив.
           - Туалет на всех, как ты сказала, но кабин там достаточно, и толкотни по утрам не бывает. В лечебных корпусах тоже есть кабинеты и всем разрешают туда ходить. Иногда наши женщины предпочитают, и освежиться там рано утром – у кого процедуры, и там же сходить в «культурный» туалет, как говорят. Так что мест много – никто не обижается.
           - Так что между елями и берёзами никто куч кала не сажает? - почему-то сказала Маша, справившись с замком.
           - Ни, Боже мой! Никто так не делает, разве полежат на земле, когда нагреется она. Трава то уж выросла такая, что только на ней и полёживать. Некоторые загорают, - говорила хозяйка, заходя за ними в палату. – Располагайтесь, девочки, и не долго. Мне уж принесли на вас заявку, когда к врачам идти. Вот они на тумбочках лежат, разбирайте свои по фамилиям.
           - А как одеваться к врачам? - спросила Реля, доставая свой спортивный костюм.
           - Вот этот костюмчик на сегодня будет хорош – быстро снимается, быстро одевается. И на процедуры в нём, потому что он тёплый. После процедур можно застудиться. И спать, возможно, придётся в чём-то тёплом. Потому сегодня днём жарит, а ночи ещё холодными бывают. А в вашу палату, как видите, солнце не заглядывает. Сосны и ели растут стеной, перед вашим окном и не дают солнцу согреть палату днём. Кажется, всё сказала и ухожу – дел ещё много.
           - Ух, - вздохнула Маша, - мне как раз холод больше нравится, чем жара. Так что эта палата меня устраивает. В жаркой палате кошками больше пахнет, мне кажется. Ну, пошли ко врачам?
           - А мне больше солнце подходит, - вздохнула Калерия, одевая костюм. – И если мне ночью будет холодно, хотя я вижу здесь по два одеяла, я попрошусь в тёплую палату, ты не обижайся.
           - Не беспокойся. Если ты уйдёшь, я попрошу ко мне никого не вселять, потому что храплю. И буду жить здесь одна. И побежали, потому что мне к врачу назначено на десять часов. Может, ещё успею принять какие процедуры. - Они вышли из пенала и вслед за другими санаторниками, пошли в корпус, где и врачи принимают, и некоторые процедуры там же проходят.
           - И мне на десять часов назначено, но к другому терапевту, - говорила по дороге Калерия. – Но, боюсь, что одного терапевта мне мало будет. Он может назначить ещё ЛОРа – ухо-горло-нос проверить. Да и по суставам мне кажется, кто-то должен нас осмотреть.
           - Ты как будто бывала уже в санатории?
           - Нет, но слышала разговоры о других санаториях – не про этот, но думаю, они мало чем отличаются друг от друга.
           - Отличаются. На Юге – одни санатории – там больше радости мне говорили, потому и романы на солнышке возникают мгновенно.
           - Значит, ты всё же не отрицаешь солнце. И тебе нужны романы?
           - Хочется, чтоб хоть кто-то заметил, что есть на свете такая девушка Маша.
           - У тебя неудачи с мужчинами? – удивилась Реля. Она знала, работая по больницам, что врачи, работающие сутками, не пропускают ни одной, даже самой некрасивой девушки, если она согласна. Потом, могут не замечать днём, но ночью они всеядны. Особенно если «девушки» стол приготовят, а врачи вино принесут  - это она хорошо знала по реанимации. – Где ты работаешь, Маша?
           - Я в закрытом учреждении, про которое нам не разрешено языками чесать.
           - То-то, я смотрю, ты как человек в футляре. Был в рассказе Чехова, кажется, такой тип. Но почему ваша солидная организация берёт самые дешёвые путёвки, как моя бедная медицина?
           - Не знаю. Но ты мне идею подала. Вернусь, шум такой подниму, что многим станет тошно.
           Наконец они пришли в лечебный корпус и разошлись по врачам.  Калерии пришлось ждать совсем немного. Её врач-мужчина брал новеньких первыми, что было справедливо. Потому что кто шёл на повторный или третий приём, уже были приписаны к процедурам, и выбирали время, когда врач свободен.  Так и сказал: - «Я начинаю приём с новых больных».
           Маше не так повезло. То ли врач её припоздал, то ли принял каких-то своих любимцев, но когда Реля прошла уже почти всех врачей, кого ей назначили, Маша только вышла от терапевта.
           - Как у тебя дела? Всех прошла? – поинтересовалась соседка. - Я видела, как ты носилась - из кабинета в кабинет.
           - Мне уже и процедуры назначили, - сказала осторожно Реля, чтоб не вызвать у Маши гнев на врачей. - Две я сегодня пройду, а завтра на грязи.
           - А мне, представляешь, предлагают сделать ЭКГ – хотя у меня в Москве было хорошая.
           - Ты, наверное, переволновалась?
           - А как тут не волноваться? То одна больная заглядывает в кабинет, то другая: - «Терентий Гаврилович, можно к вам?»  А я сижу и вижу, что ты уже по кабинетам пошла. И схватила третью тётку – продавщицу какую-то, за руку. Говорю: - «Женщина, сейчас моя очередь!»  И впёрлась в кабинет, так врач рассердился: - «Мол, это заслуженная особа, ордена имеет и право её тоже».  Говорю ему, что с орденами в такой санаторий, где люди живут в деревянных домиках не ездят.

           Хотел он меня к психиатру послать, так я ему сказала: - «Только вместе с вами, доктор. Сначала он пусть спросит вас, почему больные к вам, без очереди идут, а потом о моём шоке поговорим».
          - Молодец! Умеешь защищаться.
          - Умею. Только вот теперь кардиограмму повторить придётся. Уже отстаю от  тебя.
          - Не волнуйся. Говорят, что здесь не всегда вовремя лечебную грязь подвозят, - пошутила Реля, - так что догонишь. (Хотя грязи ей не назначили в первый день, но надо же Машу веселить).
          - Вот умеешь ты утешать. Спасибо.
          - Проводить тебя на кардиограмму? У меня процедуры назначили после 12 часов.
          - Будь добра, проводи. Возле тебя я как-то восстанавливаюсь.
Пошли. Пересидели небольшую очередь. Маше сделали кардиограмму и тут же переслали врачу, сказав, что сердце у неё в норме. Успокоившаяся Маша зашла к врачу, и он выписал ей все процедуры, как Реле. Грязи у них сходились в одно время. У Рели лечить позвоночник, у Маши колени.
          - Будем сидеть в разных кабинках, и аукать друг другу, - обрадовалась Маша.
          - А кто вам разрешит кричать от радости? – С юмором сказал проходящий мимо мужчина. – Там тёплый туман, и шум стоит от грязи, которая льётся из труб. А тут ещё девицы начнут аукать. Персонал с ума сойдёт. А кстати, как зовут смуглую девушку? Я её где-то видел.
          - Наверное, утром на вокзале, - пошутила Реля, - вместе автобус мы ждали.
          - В рифму, девушка, разговаривает.  И всё же, как нас зовут?
          - Меня Маша, - сказала внезапно старая дева, которая отошла от гнева.
          - Здравствуй, Маша, я – «Дубровский!» - Пошутил мужчина, делая вид, что хочет упасть на колено. – Теперь скажите мне, имя вашей подруги. Не надо! Я сам угадаю. Похоже, вы родились, - проговорил он, обращаясь к Реле, - в этих местах, значит, имя у вас должно быть русское?
          - Я, действительно родилась в Калининской области, в городе Торопце, но проезжала через него лишь в глубоком детстве и, заехав сюда, мечтаю съездить туда в выходной день, - отвечала Калерия, обходя своё имя стороной, только теперь подумав, что имя её не совсем русское.
          - Ничего не получится, милая. Сейчас, весной, а осенью ещё больше, дороги, где положен был асфальт, разбило множественными гололёдами. И до Калинина добраться нелегко, а уж до Торопца – это вообще не рекомендую рваться. Торопец отсюда очень далеко. И расположен столь неудачно, как говорил: – «Мой дядя, самых лёгких правил», - знаете Пушкина, да? Он говорил, что добраться в Торопец – по весенней распутице, нет никакой возможности. Если бы у меня сейчас был вертолёт или маленький самолёт, я бы вас доставил туда, если вы не боитесь летать.
          - А чего Реле бояться летать, если у неё сын оканчивает  лётное училище, - выдала Маша не то с иронией, не то от тоски, что у неё самой такого сына нет.
          - Стоп! – Мужчина остановился и задержал своих спутниц. – Калерия – ваше полное имя? Мне говорил мой товарищ, что встретились вы в 52 больнице, города Москвы, где он с другом обследовался, а вы лечили свои суставы. И о сыне вашем рассказал так, что мне очень хотелось бы на его фото, посмотреть. Вы, наверное, привезли много фотографий своего студента?
          - Не студента, а курсанта, - улыбнулась Калерия, - не так уж много, но есть фотографии.
          - И письма к ним? Договоримся так – я сейчас иду на лечение. А через полчаса мы с вами встречаемся вон возле той лавочки, и займёмся воспоминаниями учёбы и лётной жизни вашего сына. Согласны?
          - Хитрый вы, дяденька, - вспыхнула Маша. – Во-первых, мы тоже идём на первые лечения и никак встретиться с вами не можем. Может часа через два или три. А ещё лучше после обеда.
          - Вы тоже хотите узнать, как поживают наши мальчишки, которые осваивают небо? Или это у вас из ревности? Не хотите отпускать внезапно найденную подругу?
          - Она не из ревности, - заступилась за Машу Калерия, хотя подозревала – новая знакомая, в самом деле, ревновала. – Маша боится за меня – сейчас столько маньяков развелось.
          - Я не маньяк, не убийца и вы об этом, Мадонна, с образованием волшебницы, можете догадаться, по моему виду, - обратился мужчина к Реле. - В поезде, когда вы возвращались с Дальнего Востока, на крышах вагонов ехали самые озверелые убийцы. Мало озверевшие, так ещё и голодные – всех бабок с едой, какую те выносили к поездам, распугали, выхватывая у них, не платя ни копейки, съестное. Уж, как узнавали местные жители, не знаю, но на следующих станциях женщины выходить к поездам перестали. Тогда воры и убийцы решили, сидя на крышах вагонов ещё и в вагоны залезть, и пассажиров, среди которых была маленькая Реля, грабить, а будут возражать, сопротивляться, всех, включая маленьких детей - убивать.
          - Всё так и было, - погрустнела, вспоминая  тот ужас, Реля. – Вы передо мной картину из моего детства нарисовали. И самое главное, я первая во сне услышала, как воры договариваются напасть сначала на наш вагон, а потом и на весь поезд. Просыпаюсь в ужасе, вагон весь уже спит. Вернее люди спят, а меня папа дожидается, чтоб покормить, потому что я заснула раньше ужина, и вот такой ужас мне приснился. Я отцу ничего не сказала, и начала есть консервы, которые мне оставили, а отец пошёл к проводнице, чтоб добыть горячей воды нам с ним к чаю. Вспомнив сон, я очень испугалась за него, тем более в конце вагона вдруг послышался шум драки, да крики, среди которых я услышала голос хорошего моего знакомого Стёпы, который всегда жалел меня, решив, что мама моя относится ко мне, как к служанке. Степан приносил мне что-нибудь вкусное от женщин и от бабушек, если стоянка была малая. А на больших остановках он выводил меня погулять, хотя, я догадывалась, по ревности моей старшей, злобной сестры, что Вера была готова, выходить на больших остановках со Степаном и есть не только мороженое из его рук, но выставить воина на более щедрые подарки.
          - Узнаю Степана, он очень любит маленьких, угнетённых родителями девочек и мальчиков – помогает им, чем может и ещё… наблюдает, как они вырастают таким же воинами, как он и далее уже следит за их потомками.
          - Мне совсем непонятно о чём вы говорите, - вмешалась Маша. – Единственное, что помню, это, Реля, твой отец отправился для тебя за горячей водой и попал, видимо, в драку?
          - Вовсе нет, мой родитель застал конец драки. Отец вернулся с кипятком, но бледный и подтвердил, что была борьба в тамбуре. Степан, о котором мы говорим с нашим новым знакомым, - говоря так Маше, Реля напротив была уверена, что с мужчиной она давно знакома, - дрался с несколькими бандитами, которые слезли с крыши в вагон, чтобы грабить, и начали тогда именно с него…

           - И он победил бандитов, - продолжил спокойно их собеседник. – Хотя враги его ударили ножом в сердце, как им казалось. Но попали в корочки водительских прав и ещё каких-то документов, что были в левом кармане у солдата. Степан впал в беспамятство и не мог говорить, потому кроме ножа в сердце, его же головой о стенку ударяли, и ногами старались втоптать в пол на века.
           - В таком случае, он должен был умереть, - сказала упорно Маша.
           - Девушка, такие люди, как я и Степан не умирают. Мы побеждаем врагов, и тем набираем силу. И сила эта такая, что можем, при случае постареть но, если надо, опять станем молодыми заступниками, следующим угнетаемым семьями, как Реля, девочкам и мальчикам. Но лишь тем, - молодой мужчина наклонился к уху Калерии, и сказал совсем тихо, - на кого нам укажет Космос.
           Калерии сразу вспомнился дед Пушкин, который явился ей всего один раз наяву, в поезде, чтоб сказать ей самую важную цель её жизни. Потом, во снах, мог появиться то старичком, чтоб доказать восьмилетней девочке, что он ей действительно родной человек, то среднего возраста – таким, как его убили. Среднего возраста дед являлся ей, когда у внучки была какая-то радость в жизни. А так как радости в жизни Рели бывало совсем мало, подослал к ней – опять же в поезде, когда они ехали на Дальний Восток или возвращались из Приморья спустя два года с бандитами на крышах вагонов – солдата Степана.  Вот Степан мог являться Калерии земным человеком, но мог превращаться в старика, что её в юности изумляло, а потом она привыкла, относиться к этим превращениям спокойно.    
           - Совсем ничего не понимаю, - сказала Маша на их разговор, с человеком ей неизвестным, - но согласна встретиться с вами и Релей, на скамейке, которую вы указали. Надеюсь, что с моим высшим образованием что-то пойму.
           - А я думаю, что вы не сможете разобраться в той высшей схеме, по которой живёт  Реля. Вам, избалованной матерью девушке, которая и замуж не пошла, подчиняясь маме…
          - А что Реля по-другому вышла замуж? Даже не спрашиваясь у матери? – Маша даже не удивилась, откуда незнакомый ей человек так хорошо знает об её жизни.
           Удивилась Калерия. Но по некоторому размышлению, поняла, что есть люди, которые без всяких расспросов – такие встречались ей и среди землян – могут по внешнему виду знать, какую жизнь проживает женщина. А по характеру Маши многие могли догадаться, что она старая дева.
           - А не у кого было спрашивать, - продолжал выручать молодую женщину незнакомец. - У Рели фактически матери не было. Это потом, когда дочь приземлилась в Москве, её матушке, в детстве давившую на свою Золушку, наскучила жизнь в украинской деревне, хотя, по совету Рели она могла выйти замуж в Херсон и жила бы много лучше. Но с дурным нравом Юлии Петровны, который Степан определил, когда Реля была маленькой, могла бы не ужиться с новым мужем. И всё равно рвалась бы в Москву, что и случилось, когда Олег – сын Калерии, как вы осведомлены, поступил учиться в Лётное училище, - легко и доступно для Маши объяснил незнакомец  жизнь своей подопечной. 
           Впрочем «легко и доступно» для Рели, она знала свою прежнюю жизнь в семье, но Маша – Реля поняла это по выражению лица новой знакомой, рассказ незнакомца ничего не прояснил. Может, Марья потом будет пытать об этом новую знакомую, а может – и это не исключается – забудет, по своей рассеянной натуре, о чём-то непонятном – раз и навсегда.
           Калерия чувствовала, что это её новая защита, вместо Степана, с которым она недавно встречалась в больнице. Но что-то Степан не выведал у неё, чего-то ему ещё надо – подослал более молодого коллегу из Космоса.
           Маша ничего не поняла из рассказа незнакомца, но возражать не стала и задумалась о своём, что дало возможность её новой знакомой вспомнить неприятные моменты своей жизни: 
           - Да, - подтвердила грустно Калерия, - приехала мама внезапно, как всегда, не известив, хотя бы письмом, и заявила, что я лучшая её дочь и жить она собирается только со мной. Но в Москве просто так не прописывают, о чём я объяснила маме. Тем более – сказала я ей, что с её характером, ей надо всего пару месяцев, чтоб загнать меня в могилу. Мы несовместимы – так пыталась я толковать маме.
           - Но она и слушать не хотела, в силу своего «милого» характера. И тогда на помощь тебе пришёл майор Горин из Кировограда, где учился твой сын, - продолжал мужчина. – Но всё это я тебе растолкую после обеда, когда мы встретимся на скамеечке, с развесистыми деревьями, который прикроют нас от  солнца и дадут насладиться свежим воздухом.
           - Ладно, я поняла, - не обиделась Маша, - вы хотите вспомнить из прошлого, но чтоб никто не слышал, о чём вы говорите. Но ведь вокруг ходят люди, а после обеда особенно – моцион.
           - Я поставлю невидимую стену, как когда-то Степан, - успокоил Релю мужчина, - и никто ничего не поймёт из нашего разговора.
           - Как я ничего не поняла, - сказала Маша, - видно тут не высшее образование надо иметь, а знать то, чего знаете вы и ещё малое число людей на свете.
           - Правильно, девушка. Очень мало людей обладает теми знаниями, как мы с Релей.
           Калерия молча согласилась: - «Это мне Космос послал ещё контактёра из «наших». Я не договорила тогда с Арсением и Степаном в больнице. А так многое надо ещё выяснить. Но красавец, похожий на Славу – мою первую, как я ошибочно думала, и стремительно окончившуюся любовь, так много знает обо мне, что думаю, не будет лишним узнавать ещё что-нибудь из моей жизни, что пронеслось мимо моего сознания. Может расскажет, как им в Космосе живётся, после кончины. Хотя какая кончина, если они могут, как намекали мне Степан и Дед, что после 50 лет карантина их отпускают на Землю, и живи в любой стране, хоть писателем, хочешь спасателем, как Степан, как этот мужчина, мной ещё не очень узнанный, но надо всё хорошенечко разузнать. Чувствую, что они так много знают о жизни на Земле, как не каждый земной профессор. Это ж надо, могут летать по разным континентам, или остановиться на одной стране, в которой народ живёт тяжело и помогать. Хоть и неприлично об этом спрашивать, но, надеюсь, получится».


                Глава 11 - http://www.proza.ru/2016/11/26/1141