Первое, что я самостоятельно помню - это весна. Именно весна. Не знаю сколько мне лет, какой год, но что весна точно. Мамка намыла и открыла окна, дом наполнился запахом смородины. Я до сих пор помню и люблю запах смородины, когда набухают почки, появляются первые, ещё маленькие листочки, и запах смородины распространяется на всю округу. Такое отрывочное воспоминание детства осталось навсегда. Все дальнейшие воспоминания уже про потом. Как обрывки кино, иногда эпизодами, иногда просто картинками.
"Бегу по улице, а за мной бежит луна, я бегу быстрее, луна тоже быстрее, от этого почему-то страшно. Папка разрешил напоить коня Чижика на пруду, я еду верхом, сам один, Чижик наклоняется и начинает пить, я как с горки съезжаю по его шее и падаю в воду, Чижик со страху шарахается и бежит к дому, но я крепко держусь за повод и волокусь за ним до своего двора. Впервые сам иду в лес, конечно ни кому не сказав. В лесу интересно, а главное я независимый и взрослый. На поляне долго ловлю лягушку, но она всё время убегает, устав от такой охоты засыпаю под ёлкой. Просыпаюсь уже ночью, от холода и понимаю, что домой мне больше не попасть и придётся жить в лесу. Страха нет совершенно, мечтаю, как буду строить берлогу, почему-то именно берлогу, и засыпаю вновь. Искали меня всей деревней и нашли под утро, пожить в берлоге не получилось."
Чем старше я становился, тем продолжительнее, ярче и образнее становились отрывки из детства, практически, серии фильма. Одна из таких серий - свет. К тому же это историческая веха в жизни деревни, обойти которую нельзя. Перед тем, как появился свет, у нас никогда не говорили "электричество", всегда "свет", в деревне было много разговоров на эту тему. Взрослые, конечно, знали, что это такое, потому как электричество было во всех соседних деревнях, и только нашу, благо цивилизации обходило стороной. Но я то не знал, поэтому всех замучил вопросами. В моём понимании свет давала керосиновая лампа, у нас их было несколько, различных по размеру и яркости. Самая яркая висела под потолком, над столом. Она зажигалась, например, когда приходили гости и нужно что бы было светло на весь дом. Другая висела на стене, была менее мощная, имела круглый отражатель и светила в основном на стол, каждодневно ею и пользовались. Ещё такая же лампа была на кухне, и зажигалась по мере надобности. Так же было несколько фонарей, с которыми ходили кормить скотину, в сарай за сеном, или когда шли в темноте куда-то далеко. С лампами всё было понятно, я даже умел их зажигать. Но другой свет для меня был совершенно не понятен. Особенно непонятны были рассказы и объяснения взрослых. По их словам в новые лампы не надо наливать керосин, не надо их зажигать спичками, горят они сами, а свет к ним подходит по проводам похожим на верёвки. Ввиду полного непонимания процесса я с нетерпением ждал свет.
Наконец-то, летом шестьдесят шестого чудо произошло. В деревню приехали чужие мужики на трёх лошадях запяжённых в передки. Передки - это такая часть телеги, состоящая из двух передних колёс. Ими пользовались когда перевозили что-то длинное волоком, например дрова или брёвна. На этот раз на передках привезли столбы. Работа началась. По всей деревне, до самой фермы накопали ямы, в которые поставили столбы. Посмотреть на это собрались все, даже самые старые старики поднимались с лавочек и ходили по деревне от столба к столбу. А я просто носился как угорелый, пытался вместе со всеми помогать ставить столбы в ямы, но меня гоняли, что бы не придавило. Это не портило моего восторженного настроения, и когда гнали с одного места, я тут же оказывался в другом. Потом началось ещё интереснее, начали натягивать провода. Двое мужиков прикрепили к ногам крючья, называя их когтями, и как кошки забрались на столбы. На самом верху крепили провода, которые и правда были похоже на верёвки. Я представил, как ночью эти провода будут светиться и свет озарит всю деревню. Но как он придёт домой всё же было не понятно, неужели через окна?
Следующие несколько дней прошли просто великолепно. Провода начали подводить к домам, а в самих домах вешать лампочки, и тоже проводить провода. Два провода скручивали и прикрепляли к роликам, которые гвоздём прибивали на потолок и стены. На каждый дом было положено установить одну лампочку. Я старался всем помогать, подавал ролики, таскал куски проводов, подставлял табуретку, в общем , был полезен во всех отношениях. Мужики, которые назывались электрики, меня зауважали, давали разные поручения, отнести провод или ролики из одного дома в другой, передвинуть табуретку, что-то поддержать, а вечером весь инструмент оставляли у нас в доме, под моей личной охраной. Тогда я твёрдо решил стать электриком, о чём всем и рассказывал. Меня хвалили, говорили, что я уже почти электрик, что, наверное, меня возьмут в бригаду, только надо немного подрасти. Но буквально через несколько дней мир снова перевернулся, к нам приехал трактор.
Когда все работы по монтажу были завершены, электрики сказали, что сегодня привезут движок. Мне это ни о чём не говорило и значения данному факту я не придал, как оказалось зря. К обеду в деревню въехал трактор. Такого я даже представить себе не мог. Огромное, железное, пыхтящее, урчащее чудище на гусеницах медленно вползло в деревню и остановилось. За чудищем тащился железный лист, с какой-то железякой. Из кабины выскочил парень, с перемазанным лицом и руками и весело мне подмигнул:
-Садись, покажешь где ферма.
Я был в состоянии близком к обморочному. Парень подхватил меня мазутными руками и засунул в кабину, сам устроился рядом:
-Ну, показывай.
Я махнул рукой вперёд, чудище дёрнулось и поехало. Моему восторгу и ужасу не было предела, я ехал в тракторе, через всю деревню. Ужас потихоньку уходил, а восторга становилось всё больше, меня прямо распирало. Тем более деревенский народ весь был на улице и смотрел на трактор. А в тракторе я. Что бы вдруг кто-нибудь не просмотрел такой значительный момент я старался высунуться из открытой двери как можно больше, вдруг кто-то со слепу, или просто по невнимательности меня не заметит. Мазутный парень стал придерживать меня за руку, что бы не выпал. В тракторе было жарко, всё дышало теплом, а запах был просто великолепный. Проехав деревню из конца в конец, мы въехали на ферму. Там, у специально сделанного сарая, уже ждали электрики. Трактор привёз движок. Тракторист, его все называли Лапека, подтянул лист с железякой, которая и была движком, поближе к сараю и остановился. Разгрузили быстро, приподняв движок вагами, вкатили деревянные катки и движок, как на колёсах въехал в сарай. Что будет дальше, мне было не так интересно, потому, что Лапека собрался уезжать. Пропустить такой момент было преступлением, и от трактора я не отходил ни на шаг. Для уверенности даже взялся рукой за гусеницу. Лапека понял моё состояние и усадил в кабину. Второй раз подряд, на глазах у всей деревни я проехал на тракторе. На окраине, я упросил Лапеку довезти меня до поворота, вылезать из такого замечательного чудовища-трактора не хотелось. В тот день я понял, что быть электриком решение преждевременное, надо быть трактористом, как парень Лапека.
Добежав, на одном дыхании от поворота до деревни я бросался ко всем встречным с вопросом, видели ли меня едущим в тракторе? Конечно все видели. Тогда я с жаром говорил, что быть электриком не интересно, а вот трактористом, совсем другое дело. Что сначала, я конечно поработаю электриком, так как в бригаду меня практически приняли, но потом обязательно стану трактористом. Меня поддерживали, соглашались, что решение моё совершенно правильное. Так как свет скоро проведут везде, раз уж до нашей деревни добрались, и электрики станут не нужны. А вот тракторист, совсем другое дело, что скоро всех лошадей заменят на трактора, и профессия тракториста несомненно более нужная.
Самое смешное, что первую профессию, которую я получил была электрик, а вторая тракторист. Но это в далёком будущем. Пока-же в нашей деревне началась эра электричества, эра света.
***
После появления света, жизнь в деревне начала меняться, медленно, не заметно, по немногу, но это была уже другая жизнь, жизнь со светом. И пусть сначала не все восприняли благо цивилизации, в основном старики. Например, прабабушка с прадедушкой свет не включали никогда, бабушка Анна говорила, что боится, а дедушка Кулик, что ему "и так всё видно". Они продолжали жить, как будто ни чего не произошло, так же по вечерам зажигали керосиновую лампу, когда приходили гости на посиделки, или ложились спать с наступлением темноты. Свет, в виде электрической лампочки висел под потолком никому не нужный.
Я как человек современный, к тому же имевший непосредственное участии в проведении света, как мог боролся с пещерной отсталостью своих предков. При первой возможности, с наступлением сумерек, я пытался свет включать, от чего бабушка Анна щурилась и махала руками, а дед Кулик подходил к выключателю и со словами:
- Не чего, иш баловство какое, - свет выключал. -Лезь на печь, быль расскажу, про Жилина и Костылина.
Дедовские были, я готов был слушать всегда, по сему с выключением света мирился и послушно лез на печку.
Более молодое поколение свет восприняло как великое благо. И если изначально, когда мы с электриками делали свет, на каждый дом было сделано всего по одной лампочке, то уже в скором времени лампочек стало больше. С помощью городских гостей, которые многое умели и знали, деревенские попроводили свет в первую очередь к скотине в хлев, а некоторые на кухню и даже в подполье.
Нам свет проводил мамкин брат Алексей, живущий в райцентре, который в деревню приезжал довольно часто, навестить родителей и конечно нас.
Алексей был мастером на все руки, провести нам свет в хлев, подвал, на кухню и даже в кладовку, делом для него оказалось наипростейшим, к тому же у него был такой грамотный и умелый помощник как я, что работу упрощало и ускоряло.
Всё, что положено для работы, провода там всякие, выключатели и ролики Алексей привёз с собой. Он имел мотоцикл с коляской, на котором и приезжал в деревню, чем вызывал нескрываемую зависть у всех, и непомерную гордость у меня.
Мамкиного брата в деревне уважали и до этого, никогда не называли Лёшкой или Лёнькой, всегда -Алексей, а при особых случаях, например что-то попросить -Алексей Михайлович. Ну а после того, как он оказался ещё и электриком, авторитет Алексея Михайловича возрос многократно. К нашему дому потянулись менее удачливые жители деревни, не имеющие в родственниках такого мастера, с просьбами:
- Алексей Михайлович, сделай мне свет у печки, -имелась ввиду кухня, -как у Марии, такое удобство, -просила соседка Шматиха. -Я уж в долгу не останусь.
- А мне на двор, -что предполагало хлев, -вторила ей тётка Вера, родная папкина сестра, -корову-то со светом доить, да и управляться так добренно, не с фонарём.
Алексей старался ни кому не отказывать, тем более, что так или иначе все были родственниками, а не остаться в долгу подразамевало пол-литру. Последнему моменту был несказанно рад и папка, за ужином они с Алексеем спокойненько могли приговорить пару пол-литровок.
В общем в скором времени деревня осветилась, в окнах большинства домов свет горел всё время, пока работал движок. Время работы движка было конечно ограничено, часик с утра, пока не рассвело и несколько часов вечером, в зависимости от времени года. Это ни кого не огорчало, так как другого пока ещё никто не знал.
***
Больше всех жителей деревни свету обрадовался Кирюха, по прозвищу Горелый. Был он одним из двоих сыновей бывшего председателя Ульянина, авторитетом в деревне не пользовался, напротив, считался мужиком никчёмным и ленивым. Работать Кирюха и в самом деле не любил, а любил выпить по поводу и без такового и рассказать о своих военных подвигах. Подвигов у Кирюхи было много, он забывал о чём уже рассказывал, а о чём нет и получалось, что то он служил танкистом и истреблял немецкие "Тигры" в неимоверном количестве, то вдруг начинал говорить, как будучи советским лётчиком, сбивал немецких асов. Взрослые героя-ветерана не слушали, отмахивались от него как от назойливой мухи, потому самыми благодарными слушателями были дети, приезжавшие к бабушкам и конечно я, постоянный житель деревни, мне рассказов Кирюхи доставалось больше всех. Я ему верил, в моих глазах Кирюха был действительно героем, а уж где он там служил, танкистом или лётчиком, мне было всё равно. Тем более, что Горелый действительно служил и воевал, горел в танке, от чего лицо у него было страшное, маленькие дети его пугались, а рука плохо работала и постоянно болела. Именно ссылаясь на свои ранения от работы в колхозе Кирюха постоянно отлынивал, аргумент, что работает безрукий бригадир Митрий и безногий Паля на него не действовал.
Вот тут и случилось такое дело, как свет. Кому-то нужно было заводить и глушить движок, заливать топливо в бак, проверять масло и делать ещё какие-то важные важности, например, протирать движок ветошью. Как оказалось людей знакомых с техникой в деревне нет, один только то ли танкист, то ли лётчик Кирюха с железом, топливом и ветошью был хоть как-то знакомый. Выбора не оставалось и главным над движком, а значит и светом был назначен Кирюха Горелый. После кратких курсов и практических занятий, занявших примерно полчаса, новый механик был утверждён в должности. Вместе с новым начальником света курсы по работе движка прослушал и я, но к практическим занятиям, ввиду малолетства и малосильности допущен не был, а значит рассчитывать мне приходилось на должность внештатного помощника Кирюхи, чему, я несомненно был рад до крайности.
Кирха же, не просто был рад, он вознёсся до небес, он был при должности, причём ни какого-то там скотника или конюха, что конечно тоже должности важные, а человеком он стал наиважнейшим, равным самому бригадиру, если не выше. Он давал свет. На какое-то время, правда, не продолжительное, Кирюха Горелый даже забыл про водку. Кроме того, он выменял или просто выпросил у кого-то из электриков старую брезентовую куртку, которую носил и в жару и в стужу, подчёркивая важность своего положения. Вечерами, не смотря на то, что дом Ульяниных находился в центре деревни, Кирюха так строил свой маршрут к ферме, где стоял движок, что проходил по всей деревне, из конца в конец. Мне это было на руку, так как мы жили от фермы в противоположном краю, а увидев начальника, я сразу собирался на работу. Горелый меня не гонял, напротив всячески поощрял мой трудовой порыв, иногда даже давал протирать ветошью движок перед запуском. Вхожими в сарайку, с движком были только мы с Кирюхой, остальным, простым смертным, разрешалось смотреть на процесс появления света только из далека, в двери или маленькое окошко и то не мешая нам, электрикам-механикам. На дверь сарайки был повешен где-то добытый замок, вещь редкая и нераспространённая. В деревне Кирюху зауважали, начали называть Кирьян Фёдорович и даже готовы были слушать его рассказы.
В общем то уважение деревенских и испортило в итоге и так не очень стойкого Кирюху. Из уважения на каком-то празднике механику-электрику поднесли. На утро, свет никто не включил, не появился свет и вечером, и следующим утром. Народ заволновался, к дому Ульяниных снарядили делегацию, к свету уже привыкли. Делегация выяснила, что Кирюха болеет, а проще говоря находится в сильном похмелье, и для того что бы появился свет надо Горелому выпить грамм пятьдесят, лучше сто. Водку, конечно, нашли, механика поправили и всё вроде наладилось. Вот только с тех пор начал Кирьян Фёдорович пользоваться своим служебным положением.
При вечернем обходе деревни, Кирюха подсаживался к кому-нибудь на лавочку, а то и просто стучал в окно и жаловался на свои трясущиеся руки. При этом, не забывая напомнить, что должность его ответственная, работа тонкая, трясущихся рук ни как не терпит, это вам не лошадь запрягать. А решение избавить его, механика от такой проблемы совершенно просто, надо налить рюмку-другую и всё как рукой снимет и будет свет. Деревенские бабы шли на встречу, рюмку наливали, тем более Кирюха знал, где присесть, или к кому постучать.
Дальше - больше. Через какое-то время Кирюха без рюмки на работу не шёл. Сидел у своего дома, с ярко выраженным страданием на обгорелом лице и ждал, когда кто-то принесёт опохмелиться. В деревне даже установилась своеобразная очередь, из тех, кому свет был, очень нужен. Четвертинка водки, наполненная на треть, проблему решала всегда. Кирюха ставил четвертинку в карман брезентовой куртки и со стонами и кряхтением шёл включать свет. Были и обратные случаи, иногда, свет горел, по несколько дней не выключаясь. Это означало, что Кирьян Фёдорович в запое, и свет выключится, когда он из запоя выйдет, или в баке закончится топливо.
Кроме ста грамм водки была и ещё одна деревенская хитрость. Иногда к главному механику подсылали меня, первого и единственного помощника. Я, как правило, дать свет, Горелого уговаривал. Ну, если он не совсем был пьян, мы шли с ним к движку, я поддерживал механика за брезентовую куртку, если было надо, помогал подняться из сугроба зимой, или обойти лужу летом.
Но всё когда нибудь заканчивается, закончилось и золотое время Кирюхи Горелого. Через два года через лес, называемый Барский Угол, прорубили просеку, установили столбы, и в деревне появился свет постоянный. Движок за ненадобностью был снят и увезён в неизвестном направлении, мы с Кирюхой остались без дела, отчего он горько запил и умер в тот же год. А мне подошло время, идти в школу и меня ждали большие перемены в жизни.