10. День - ночь

               

    Август московcкого лета 1956 года, выдался жарким. И не только в смысле погоды. Жаркими были и споры, громким шепотом возникавшие по углам кухонь по всей стране  после состоявшегося 20-го съезда, вписанного в перелом истории разоблачением  Культа личности  - лчности – для кого-то тирана, для кого-то – кумира. Но  главное, что - впервые Кулье личности был подвергнут критике. Наступала Оттепель новой жизни.
Маргарита в тот день шла по улице Маяковского. Она спешила, чтобы добраться в свой библиотечный день до выставки. Посещение этой выставки она предвкушала всю свою рабочую неделю в ОДМО КУЗНЕЦКИЙ МОСТ. Но шумная толпа у памятника Маяковского привлекла ее внимание. Но, что-то в той толпе было манящее и привлекательное. Хорошие, интеллигентные лица, в основном молодые. То смеялись, то резко умолкали, слушая выступавших с чтением вслух своих стихов.
        Кто-то даже, залезая на памятник, читал оттуда свои стихи. И вдруг в одном из активно влезающих на постамент памятника Маяковскому Маргарита узнала  Сашу, который спас ее тогда в судьбоносном 1953 году. Залез и Саша. Он стал громко читать стихи о войне. Вдруг и он заметил внизу в толпе Маргариту, стоящую внизу среди слушателей. Она изменилась. Не лежали на ее плечах тугие косы. Стильно по тем временам модно причесана, ее роскошные русые волосы уложены в «Бабетта идёт на войну» с чёрным бантиком.     Элегантно, но благопристойно одета. Полосатая блузка, Пышная юбка. Она смотрела на него восторженно, внимательно слушая его стихи. Толпа стала для него черно- белой и только Рита, пристально смотрящая на него, оставалась наполненной цветом, светом и красотой. Люди слушали стихи, стоя плечом к плечу. Цветные - только Маргарита, Саша и затерявшийся среди толпы Архангел Михаил.
    Что именно Саша читает, трудно было расслышать среди комментариев толпы.
 Да, еще к тому же, рядом тоже кто-то читает стихи, стараясь всех перекричать. Саша как-то скомкано «докрикивал» свои военные стихи:
 
 Злая пуля парня повстречала.
 Тяжело ударила в висок!
   
Сопротивляясь, попытке следующего поэта стащить, его, чтобы тоже читать стихи. Он, увидев в толпе слушающих стихи, стал читать стихи не   читает свою лирику ей, только ей –Маргарите, глядя ей в глаза:
               
 Электричка! Электричка!
 Русокосую москвичку
 ты умчала от меня!

Другой поэт тоже лез на постамент памятника, возмущаясь тем, что Сашка Лохматый слишком задержался на постаменте памятника Маяковскому, читая свои стихи. Возмущенный тем, что ему никак не удавалось прорваться к слушателям, чтобы и ему прочесть над площадью Москвы свои стихи, словно выпустить свою стаю голубей. Которые кружились бы над головами собравшихся людей, как парящие цветы над головами слушающих поэтов. Чтобы они эти стихи-птицы навсегда остались, замерли, запечатленные в памяти этих незнакомых людей. И он отчаянно кричал Саше:
  -  Слезай, Сашка! Лохматый, слушай- совесть иметь надо! Эй! Ливанов! Не наглей! Слезай! А в это время другой поэт упорно помогал стащить Сашу, что бы дать возможность и другому поэту почитать свои стихи. И тут Саша увидел ее. Его глаз выхватил ее из толпы. Поэтому теперь с новыми силами стал еще громче читать стихи, но теперь уже только для нее, а не для собравшихся на площади незнакомцах. И крики другого поэта:
 -  Эй! Карпыч! Не зарывайся! Дай другим почитать! – Саша легко перекричал, скандируя свои стихи. Но заждавшиеся поэты вдвоём стянули его  с памятника  Маяковского, вернее – теперь уже - помогли слезть, потому что он уже не сопротивлялся, а спешил поскорее спуститься, чтобы не потерять его. Как только он спустился на площадь, сразу же стал пробираться сквозь толпу к Маргарите. Вскоре он пробрался к улыбающейся Рите. Неожиданно они буквально бросились друг к другу. Обнимались и целуясь, смеялись над над возмущением слушавших поэзию, которым они невольно помешали:
 - Товарищи, вы не любите поэзию! Здесь нужно слушать, а вы – хулиганите! - возмутилась пожилая библиотекарша в очках с толстыми стеклами и в довоенной шляпке с  заштопанной вуалью на седой голове.
На фоне читающих стихи о любви друзей Саши Рита, чтобы больше не «хулиганить», прошептала ему на ухо:
 - Саша! Мне понравилась Ваша поэзия.   Жаль, что не дали еще послушать!
 - Что поделаешь, пишущих стихи много, а Маяковский один! На всех не хватает!
Правда понравились мои стихи? Так я Вам их читать буду! Пойдемте, прогуляемся.
 Они ушли, нырнув в московское теплое лето, затерявшись в уличной толпе суетливого городского центра. Саша, жестикулируя, читал по памяти ей свои стихи.
Но вдруг Саша резко замолчал И Рита тоже. Они остановились у входа в метро. Расстаться в это мгновение они оба явно не были готовы. Саша вместо прощания сказал:
 - Искупаться бы сейчас! У меня недалеко от дома пруды. Может быть, Вы слышали в Карачарово. Это за Таганкой. Пойдемте? Если, конечно, Вас Никто не ждёт? Вы по–прежнему снимаете комнату, где-то………               
  - Нет, я переехала. Вернее, хозяйка переехала сюда, на Маяковку и меня с собой взяла. Она такая добрая. Я ее мамой зову……– объяснила   Маргарита, и тотчас спохватилась:
 - А у меня купальника нет.
 - Купальник?  Ну, это предрассудок! Я недавно в Пушкинском музее. Именно там я в этом и убедился.  А ведь там сплошная классика выставлена. А учиться, как известно нужно у классиков! У нас, слава Богу, пока с этим просто! Поедемте.  Купнемся!

    На берегу Карачаровских прудов Саша и Рита выбрали место для купания, облюбовав тенистое место рядом с густым кустарником.
Но берег оказался густо заселен уже отдыхающими парочками и семействами с разложенными натюрмортами на расстеленных на земле полотенцах. Где-то рядом рыдал и бормотал невнятно аккордеон, когда музыкант никак не мог вывести до боли знакомую каждому мелодию. Смех. Визг купающихся сливался со всеми звуками беззаботного стихийного досуга на берегу водоема. Купальные костюмы дам, как на подбор кружевные пастельных тонов комбинации, под которыми притаились атласные разноцветные,  мощные лифчики на трёх пуговицах на спине. А у тех, что постарше,- у кого–то трусики, у кого-то панталоны до колен.  Но у многих молодых купальщиц ничего нет, кроме красоты и молодости, которые подчеркивают мокрые после купания кружевные комбинации.  Мужчины – в семейных сатиновых трусах. Синих или чёрных. Многие играли в волейбол. Но одно пустующее место приглянулось Саше. Расстегивая брюки, он заметил Рите:
 - Кто-то из великих, кажется–эстет Оскар Уайт  или Бернард Шоу, сказал:
  «Хорошо одет тот, кто одет, как все окружающие!» - нарочито театрально произнес Саша, и гротесно- комически, подняв руки, изображая атлета, дал своим брюкам упасть на землю, скорчив при этом озадаченную мину. Обескураженная его выходкой Рита тотчас отвернулась, сделав вид, что аккуратно собирает оставленные огрызки натюрмортов и пустые бутылки, чтобы убрать площадку для их отдыха. Вдохнув, и, точно про себя, шепнув:
 «Шоу!», достала из модного в то время сумочки-чемоданчика журнал «Огонек». И, выбирая что-то вырвала из журнала листы, с явным сожалением, чтобы завернуть оставленное предыдущими отдыхающими безобразие. А Саша с шумом и брызгами во все стороны прыгнул в воду. Стоя по пояс в воде, с нескрываемым восхищение смотрел на неё, хлопочущую на берегу, предвкушая ее раздевание. Словно поторапливая ее, крикнул ей, стоя в теплой, ласковой воде:
 -  Риточка! Вы поклонница журнала «Огонек»?  Меня тоже там как-то раз тоже напечатали. С тех пор я его полюбил.
Начиная раздеваться, Рита ответила, стыдливо отстегивая чулки:
 - Во-первых отвернитесь! А во-вторых: там статья о «Международном фестивале молодежи и студентов». И так интересно написали о коллекции, которую мы готовим в Доме Моделей. Разрабатываем молодежную моду, такую радостную, праздничную.
 и даже мои головные уборы напечатали. Поэтому жалко было журнал рвать.
 А страницы о Доме Моделей я оставила! Но меня возмущает это хамство!
 Ведь можно было за собой убрать! Искусство требует жертв? Нет! Это-хамство требует жертв!!!
Пока она это говорила, сосредоточенно раздеваясь, Саша тихо вышел из воды
И подошел сзади, буквально пожирая ее глазами. На ней  была кружевная комбинация.
Под нею советский атласный лифчик и трусы. Её роскошной груди было явно тесновато в жестком атласном лифчике. И Саша проворно расстегнул ловким движением крупные пуговицы лифчика, буквально сорвав его с растерянной Риты, успевая произнести.
 - Да, Вы с ума сошли, Рита! Это же Ваша публикация!!!Завтра же скупим, все номера,
что еще остались в городе! И долой, к черту, эту подпругу-, этот «через-сидельник»!!! В этой упряжке не поплаваешь!
  Саша, крепко схватив ее за руки, потащил в воду. Они плавали. Он был удивлен, как хорошо она плавает.  Они плывут к берегу. Еще не вышли на берег, как засмотрелись на появившийся на берегу ЗИЛ с веселой компанией стиляг. «Золотая молодежь» Москвы – той поры. Из ЗИЛа выскочили две девушки- одна в невероятном - просто шоковом в то время бикини, другая - в цельнокроеном купальнике из плотного эластика, только входящим в моду. Девушки пластично и завораживающе красиво играли в бадминтон. Пока Саша и Маргарита выходили из воды она, словно, извиняясь за свою неодетость произнесла:
 - Да. Вот купальники наши художники   модельеры разработали ещё в прошлом году…
 Такие красивые! Я к ним сделала девять моделей разных; и широкополых,и всяких разных пляжных шляп! И даже вариации: а ля кокошники!
Работы по фольклорным мотивам у нас обязательно  должны быть в коллекции. Когда показывали пляжную тему, в Зеленом зале на «Кузнецком» яблоку упасть было не где!
Но, ведь у нас плановое хозяйство! Так, что планируем заранее то, что появится на прилавке через два года.  Как раз к «Фестивалю» прикроемся и приоденемся.
  Они остановились у кромки воды. Замерли, словно разглядывая друг друга. Мокрая комбинация на Маргарите потрясающе смело и нежно «обнажала» ее. И вдруг, они поцеловались. Да так, что бадминтон замер.И  воланчик упал в воду рядом с ними. Его рука распустила ее волосы.
  - Колдунья…- выдохнул Саша.

 Они проснулись в той самой комнате на Хохловке. В комнате было темно. Вдруг он, смеясь, спросил Риту, припомнив их разговор о Ритиной работы:
 -  А почему девять? Почему именно 9 моделей в месяц твой план. Это символ? Или десятую шляпу не одолела? Хм…девять кругов ада…Девять месяцев созревания будущей жизни. А?
 Ему ответила Рита, неожиданно спев на мелодию песню Майи Кристалиской, подражая ей:
 - «Вечер мне ни к чему. Вечер мал, как песчинка».
 Потом, подхватив простынь под мышки, подняла с пола лежащую плетеную тарелку для фруктов. И, выложив из нее единственное яблоко то, надевая, как  шляпку; то надвигая на нос, то на бок и кокетничая, подражая манерам манекенщиц, спела продолжение своей импровизации:               
         
 Дантэ здесь не при чём!
 Просто пла-а-ан у меня!
 Девять штук,
 разных шляп…
 Каждый месяц
 я делать должна!
 Ля-ля!Тра-ля-ля!
 Тра- ля-ля!
 
Саша изумился. Услышанное потрясло его и он серьезно переспросил ее:
  - Оп-ля-ля! Девять авторских Моделей   каждый месяц! Все придумать, нарисовать! Какая нагрузка. А кто начальник у вас там? По фамилии - не Салтычиха ли случайно? Вы же там как крепостные художники.
  Маргарита  была явно обрадована встретив  понимание, в котором, присутствовало и уважение к ее работе:               
  - Нарисовать?! Это что! Да, сначала я придумываю,  и зарисовываю эскиз. Потом сшиваю из спартри всю шляпу. Получается макет для болванщика.               
  -  А это , кто такой? Болванщик? В  смысле – болван? Дурак-начальник?      А х,я кажется понял! Это твой любовник!!!  Задушу!!!!Я – мавр! Я – Отелло!- вскричал Саша, набросив на себя простынь, как  римскую тогу. И Рита неожиданно для него подыграла, трагически заломив  свои красивые белые руки над головой. И нарочито театрально и торжественно произнесла:
 - О, пощади, Отелло! Клянусь, я все по пунктам отмолю! Болванщик из цельного куска липы вытачивает форму модели моей шляпы, соблюдая… 
Но раскрыть все тайны мастерства ей не удалось. Маргариту обнял Саша и, целуя ее, остановил ее производственные откровения:
 - Формы? Формы прекрасные! О, и все твои прихоти, ты доверяешь болванщику! О! Развратница!
  Маргарита, с хохотом, вырываясь из его объятий, пояснила:
  - Да, нас же в отделе четыре модельера, плюс-Абрам Моисеевич Бершадский!
 Поэтому болванщик спокойно точит для всех нас болванки по придуманным
 нами моделям! А потом-мех или фетр мы натягиваем на его уже готовые формы.
 Услыхав, эти признания, Саша с наигранным гневом вскричал, размахивая своей простынкой-тогой:
  - Натягиваете на его готовые формы?!!!! Охо-хо! Чем Вы там занимаетесь! Это у вас там «Вертеп разврата» процветает! Какой-то Абрам Моисеевич – главарь банды? Но с этим покончено! Я теперь буду твоим болванщиком! Ты должна пользоваться только моими
готовыми формами!!!!И никакой липы! РРРРРРРРРРРРРРРРРРР!!!!
Маргарита завизжала от щекотки и от….Но, одновременно раздался стук и в стену  со стороны соседей, и в дверь. Это пришли сокурсники по Лит.Институту, разразившиеся смехом от услышанного возмущения соседей по коммуналке, где жил Саша, кричавших на всю квартиру:
 - Ну, Ливанов! Ну, Сашка, совсем обалдел?! Ну, что опять милицию вызывать?!
 Ночь на дворе, а ты – орешь, дом трясешь, и визжишь со своей бесстыжей!
 Вот вернется Эльвира-мы Элке всё расскажем!
  Маргарита опустила голову, обхватив ее руками, словно очнулась. Только теперь она вспомнила об Эльвире. Она прошептала ему под крики и соседей, и его друзей за дверью:
  -  А где она…Эльвира?
Саша пожимая плечами, быстро одеваясь, крикнул друзьям:
- Ребята! Сейчас открою! Подождите!  и полу шепотом, обратившись к Маргарите, корча уморительные рожи, продолжил это серьезное объяснение явно комически:
 - Ау-у! Эльвира Эдуардовна! Где же Вы? Умчались в свою Эстонию и: ни ответа, ни привета!Тю-тю! Как же я с Вами гражданочка Коннэ разводиться-то теперь буду????
- Ребята! Подождите! Я сейчас! – крикнул, продолжая свое объяснение с Ритой.
 Он демонстративно поднимая то подушку, то одеяло, комично показывал всем своим видом, что он что-то ищет. Потом, словно походя, спросил Риту:
  - Ума не приложу, куда она запропастилась, закатилась куда-то. Ты ее не видела? – спросил он Риту, заглядывая под кровать.
- Кого? – спросила Рита, одеваясь и приводя в порядок длинные, распущенные волосы.
 - Эльвиру, конечно! Видишь, ее нигде нет! Сам давно ее второй год не вижу! - делая вид,что повсюду ищет её глазами. Но,«убеждается» , что Эльвиры нигде нет. Резко поднимает простынь, потом подушку. Так он «ищет Эльвиру «и там». Маргарита вскакивает и одевается, пока он рассказывал Рите:
 - Наши  в Кохтла Ярве газопровод проводили, а я там  внедрял свои инженерные разработки. Ведь я инженер, а не только поэт. Вот и встретились….Вот и разошлись.               
 Друзья Саши тоже настойчиво стучат в дверь и кричат:
 -  Сашка, открывай! Рассвет уже полощется!
  Александр Ревич, раскуривая трубку добавил:
   - Мы знаем, что ты там! Познакомь нас со своей красавицей! Мы все видели, как вы уплывали вдаль. От нас всех! Тут и  Цыбин с нами! Рвется читать новую поэму.   А мы……- и раздавшийся звон удара бутылки о бутылку, все объяснил лучше всяких слов.
Но Саша не спешил открывать дверь, а доигрывал пантомиму «поиска» потерянной Эльвиры. Но это совсем не веселило. И Рита сдернула сумку, повешенную ею на спинку стула Маргариту. Она резко почти впрыгнула в свои изящные туфельки и застегнула полосатую блузку, когда резко распахнулась дверь Сашиной комнаты. И Рита столкнулась с друзьями Саши.               
 Рита растерялась, но Александр Ревич с его обычной для него галантностью, поцеловал ей руку. И ее точно водоворотом,  хлынувших в комнату  друзей Саши, втолкнуло обратно в комнату.
Поэт Цыбин, доставая разрозненные листы, пестрящие зачеркнутыми и вновь написанными словами в столбиках стихов. Но, подняв глаза на Маргариту, замер, выдохнув:
 -  У Вас, девушка, такие красивые глаза. Прошлой ночью я мечтал увидеть такие…
 Небесно голубые. И написал стихи. Я еще не знал, что пишу эти стихи Вам! Прекрасная незнакомка!
И он стал читать стихи, нежно держа её за руку. Тут только Маргарита вспомнила, что у неё распущены волосы. Она высвободила руку и быстро заплела косу. И только тут он заметила, что, бантик от её вчерашней «Бабетты» лежит у кровати на полу. Саша, слушавший вместе со всеми стихи друга, перехватив ее взгляд и проворно поднимает с пола бантик. Целует свой трофей и кладёт под подушку. Поэт и Рита, как Поэт и Муза,  сидят рядом на потертых с облупившимися слоями разных покрасок табуретках, он все еще читает стихи, а вокруг суета. Привычно, по- студенчески  все вместе накрывали стол, бесшабашно и весело. Ведь это сокурсники по лит. Институту. Ему приятна вся эта суета А друзья явно хорошо знакомы с Сашиным    холостяцким укладом жизни. Поэтому, как-то привычно разворачивают принесенные свертки «селедочной» бумаги с закусками. И выкладывают  еду на стол, кто-то режет хлеб. Кто-то откупоривает бутылки. Ревич хочет порезать колбасы, и, машинально берет тот самый журнал «Огонек» вместо разделочной доски. Это заметил Саша, и он крикнул Ревичу:         
 - Ой! Этот номер неприкосновенен! Там публикация  Маргариты! Кстати , я и сам со вчерашнего  дня мечтаю посмотреть! Всё времени не было!
 Ревич, листая журнал, спросил, перекрикивая голоса друзей:
 - О! Теперь мы знаем! Вы- Маргарита! А что у вас опубликовано? Поэзия, проза?
 Но Саша ответил за смущенную Риту:
 - Маргарита - художник- модельер дамских головных уборов! А я теперь ее самый
 большой болванщик. Хихиканье неуместно! Это очень серьезно! Дай-ка посмотреть  журнал.
Ревич передал ему журнал, одновременно, обращаясь к товарищу, всё еще читающему  Маргарите стихи. Маргарите почувствовала, что нравится ей эта поэтическая шатия-братия. Что ей здесь хорошо. Она почти не слушая Цыбина, разглядывала этих людей – московскую творческую интеллигенцию. Которую, как и Маргариту, судьба привела и собрала здесь в Москве. Таких разных.  Кого-то к счастью легко, кого-то трудными, а порой и мучительными путями, чтобы собрать из их голосов, творчества, метаний их молодых душ - создать образ современника, аккумулировать в многообразии их жизней – образ времени.
 Мимо Маргариты и читающего ей свои стихи приятеля, вальсируя с красавицей на высоких, тонких каблуках, проплыл Ревич. С удовольствием разглядывая накрытый общими усилиями стол, он шутя, громко сказал приятелю:
  - Надо было честно предупредить, что ты не стихи про голубые глазки, а долгоиграющую  поэму - нетленку сваял. Пожалей девушку!
Пользуясь замешательством, Рита подсела на постель к Саше, прилегшего с журналом, который он листам с большим вниманием.
Саша смотрел тот самый журнал с публикациями о моделях Риты с фотографиями задумчивых и улыбчивых манекенщиц, головы которых украшали шляпы Маргариты. Саша воскликнул:
  - Красиво! Знаешь, когда я до войны учился в Николаеве на кораблестроительном, правда не доучился, потому что - на войну пошёл. Вот тогда я и понял главное;  если корабль не красив, то - он не поплывет! И никакие расчеты, усилия инженеров не помогут.  А в твоих, шляпах есть образ и завораживающая красота формы! Да, что ты смущаешься! Я тебе как инженер это говорю. Ведь кроме Литературного института, у меня и полезные профессии есть. Я и Юрфак закончил. Теперь – после войны, так хочется всё успеть, догнать.
   Ревич, вальсируя уже с другой красавицей, оказавшись рядом, заметил, то ли с иронией, то ли желая придать веса и респектабельности другу, заметил, что:
 - Кстати, действительно; институтов, хоть и заочных, но у тебя явный перебор. А         про Иняз забыл?
 -  Да я его уже покинул! Не моё! А я что-то не понимаю; ты, Маргарита, что-свободный художник? На работу не ходишь? – спросил Саша.
 Маргариту рассмешил этот неожиданный для нее вопрос:
 - Свободный художник?!Я?! Ха-ха! Каждый день в 8 часов тридцать минут утра нас «фиксируют» на проходной.   За опоздание – снимают прогрессивку и премии лишают. Через час мне пора на работу. Вот посижу еще немного и поеду.
 - Не торопись! –ответил Саша:
 - Э! Да у вас там в Доме Моделей-всё, как у людей, стало быть. А как же вчера? Целый день ты была свободна?
Она не успела ответить, потому, что в их разговор ворвался молодой скульптор, Коля Селиванов. Он привел к Саше друга. Это был  молодой саксофонист с саксофоном в одной руке и с потертым чемоданчиком в другой. Коля Селиванов-скульптор, он муж Людмилы Филиповой, тоже скульптора и соседка из соседнего подъезда- Сашины друзья. Коля прерывает их беседу, нетерпеливо  вторгшись в их разговор:
 -  Саш, а Саш! Выручи человека! Приехал человек в Москву на гастроли. А гостиницы-сам знаешь Словом, негде человеку остановиться. А нужно все лишь до утреннего завтрашнего поезда перекантоваться где-нибудь. А то он с гастролей из Мурманска прибыл, сам-то он из Ленинграда. У тебя раскладушка, где-то была. А вот же она. – обрадовался Коля Селиванов, доставая раскладушку из-под кровати. Домовито разложил ее в стороне, объясняя саксофонисту, где в квартире, туалет, где кухня, какая из кухонных тумбочек с чаем, с сахаром и солью и какого цвета чайник, принадлежащие  Саше. А Саша и Маргарита продолжили свой разговор:
  - Просто вчера была среда! А по средам у нас творческий день! Я тогда шла к метро,        что бы поехать в Пушкинский. Средневековье хотела посмотреть, там на старинных портретах такие причудливые головные уборы. Посмотреть идеи тех художников.
Мы за творческие дни отчитываемся. Пишем, какие культурные мероприятия посетили.
 И вдруг, увидела, как вы у Маяковского стихи читаете, вот и не попала в Пушкинский.       – А, что, Рита? Чем не культурное мероприятие! Творческий день удался! Да?!
 Маргарита смутилась, отмахнулась рукой и отвернулась. Только теперь с    
удивлением она обнаружила, что народу в комнате прибавилось: и читающих стихи, и слушающих. И такие красивые девушки, одна стройная, как балерина, а другая-толстушка. Толстушку учат танцевать рок-энд-рол, неумело подпевая себе, показывают движения увиденные в кино. И даже та соседка, опять в бигуди и в стоптанных тапочках, пробралась сюда. Конечно, все равно уже не поспать, да и весело тут. Икая, она громко кому-то поясняет, подцепляя вилкой колбасу:
 - Мы- гегемон, мы - застрельщик! Мы вас всех дармоедов кормим! Так что, ясно-понятно, что все ваши стихи – это наши стихи! Наливай!
 Поэт из числа Сашиных сокурсников, тоже уже успевший «набравщись», охотно налил, «освежив бокал» даме. Поинтересовавшись при этом:
 -  А ты мою поэму слушать будешь?
И соседка, участливо и радостно  -  опрокидывая рюмку с «елеем поэзии», решительно ответила ему:
 -  Буду! Наливай еще!
 - И еще не написанные стихи- тоже ваши? А впрочем, Вы правы! Ведь стихи принадлежат миру! Авторство - это пошлая условность! За поэзию!
Послышалось «буль-буль-буль». И вдруг всех заставил умолкнуть  зазвучавший в комнате саксофон, играющий «Голубое в голубом».      
А Саша уже шепотом продолжил беседовать с Ритой:               
 - Надо же! Творческий день! И действительно –творческий. И как же ты отчет писать будешь?  Тут ведь сразу в Органы сигнализировать  нужно про аморальный образ жизни!
И Маргарита, рассмеялась в ответ, поясняя:
 -  Этот творческий день всегда и до революции существовал в домах Моды!   Сохранить для модельеров творческий день поэтому было решено, когда создавали в 1942 году наш советский, самый первый Дом Моды. Да, Да! Во время войны!
Саша? А почему ты лег на кровать? Это же неприлично, как-то. У тебя же полный дом гостей.
Это действительно было странно; то, что Саша, совершенно одетый – в брюках и белой рубашке, вдруг укладывается на кровать, продолжая беседовать с Ритой, нисколько не обращая внимания на гостей. Но, правда, похоже, что и их это нисколько не удивило, видимо не в первый раз, видя такое. Натягивая на себя плед, Саша объяснил ей:
 - Понимаешь, я не смогу тебя проводить. Я сейчас должен спать. Не удивляйся!  Потому, что днём я должен спать. У меня очень строгий распорядок дня! Вот ты скоро утро и ты пойдешь на работу. И народ разбредется по домам. А я засну. Я работаю на Газопроводе ночным диспетчером. Знаешь, там  задремлешь и… жизни людей могут оказаться на твоей совести.               
  - Спать здесь???Здесь же не уснуть! – удивилась Маргарита.
 -  Да я с пяти лет детдомовец. Потом общежитие в Николаеве, а оттуда прямиком в казарму. Всю войну до мобилизации в 49-ом - служил на аэродроме в Монголии. Заканчивал войну борт механиком. Мы там с Японией воевал. Сначала-штурман, а после ранения-старший приборист полка. Там что - это приятный шум, мирный! Я о нём столько лет мечтал!  Маргарита, взглянула на свои ручные часики, и встревожилась:
 -  Всё мне пора на работу! Пока!
Погоди, сейчас напишу тебе телефона в этой квартире! – сказал Саша, прощаясь с нею.
Как только она ушла, Саша повернулся лицом к стене, укрывшись пледом с головой. И, действительно, быстро заснул.
Его спящая фигура виднелась сквозь мелькающие фигуры гостей, танцующие пары, под хороший саксофон, играющий спиричуэл. Он спал, не видя, не слыша, как в его комнату ворвался сосед старик в тельняшке, в стоптанных домашних валенках и трениках.
Но тельняшка была в орденах. В руках у него был аккордеон. Его радостно приветствует жена, украшенная бигуди, которой всё ещё читал стихи поэт-монологист.
- Развели тут буржуйскую музыку! У нас, что своих хороших песен нет?! Крикнул сосе
Сосед «рванул» аккордеон, перекрыв все звуки и шум разгоревшегося праздника. Возникшую паузу тишины, он наполнил песней и музыкой «Выходила на берег Катюша» Сосед старательно выводил мелодию на аккордеоне. К его игре прислушался и саксофонист. И начал импровизировать. Получился неожиданно немыслимо красивый дуэт.
Но Саша спит. Ему снится война. Он в самолете. Воздушный бой. Но это «немое кино». Звучит только «Катюша». Но звуки музыки вытесняют звуки войны. В его сне музыки больше нет. Он сбрасывает бомбы. Летит низко на бреющем полете. Видит кусты.
Над его головой его же бомбардировщик. Всё происходит на белом фоне. То это его мятая простыня, то холодное туманное утро, облачное небо. Он корчится во сне от муки. Простынь сползает с него. Она оказывается бесконечной. Он обнажённый ворочается во сне не то на ней, не то в облаках, пытаясь догнать того немецкого бомбардировщика, чтобы просто набить ему морду, чтобы понял он, что творит. Но он лишь ворочается во сне в досаде от бессилия. Видя это, к нему подошел сосед, тот самый сосед -"аккордионист". Он уже хотел уходить, ведь все гости разошлись и комната опустела. Он вернулся от двери и бережно  укрыл его, приговаривая шепотом:
 - Ничего, ничего, Cашок! Спи!
К нему подошла его жена с двумя полными авоськами в обеих руках, набитыми пустыми бутылками, оставшимися после Сашиных посиделок. Соседка, участливо спросила мужа:
 - Может разбудить его, что б не маялся.
Но муж возразил ей:
 - Да,нет. Ему ж каждую ночь война снится. Он сам мне говорил, что или то, как он бомбит из своего самолета, или, как его обстрелял немец, или сбор в военкомате каждую ночь снится.
И действительно. Так и было.  И в этот раз он видел тот самый военных аэродром в Солдат с письмом выкрикнул:
 - Ливанов! Пляши !Тебе письмо!
  Саша, обрадован и, высоко подпрыгивая, пляшет очень весело. Делает прыжок, и ловко выхватывает письмо из рук солдата. Садится читать, но удивляется и насторожился, тому, что увидел, что на конверте почерк не знакомый. Саша, раскрывая письмо пробормотал:
 - Письмо из дома, но почерк  не знакомый, не моей сестрёнки. Что такое?
И саша видит все в этот сне так отчетливо и ясно. Вот он смотрит на самого себя.
Он читает, его видно со спины. Он низко согнулся над письмом . И, вдруг резко подняв голову, воет, страшно воет в небо. Крупно письмо перед его глазами, превращается в белое мутное небо, как экран, на котором строчки письма, становятся размытыми пятнами, которые приобретают смутные очертания. В них он узнает родные места, деревенскую улицу , дорогу, проходящую между домами. Украинская хатка, а  в ней сидит его сестра. На стенах фотографии близких и фото Саши в самолете.
В деревню врываются немцы и свои. Но теперь уже не свои, а враги – ставшие бадеровцами бывшие соседи.  И девушек этой деревни, избитых изнасилованных, голых и полуголых, пьяные немцы и бандеровцы забрасывают и заталкивают в деревенский колодец. Стреляют в него, а значит и в девушек. И после этого опять Саша неистово  бомбит на бреющем разбегающихся в ужасе крыс. Почему-то понимая, что эти крысы и есть насильники и убийцы.

Сосед, рассматривающий, как меняется лицо Саши во сне, всматривается,
 и, словно понимая,что сейчас происходит в Сашином сне, прикрывая его плечо сползшим на пол пледом, прошептал, словно пытаясь поддержать его:
- Правильно! Сашка! Давай! Мы их и там добомбим!
               
Рита вошла в метро Таганская. Походка танцующая, потому что в голове у неё крутится саксофон: «Волярэ, кантарэ!». Улыбающаяся девушка с московском метро, среди общей суеты, всегда притягивает взгляды, словно в ней в эту минуту каждый узнает себя  в лучшие времена. А те, что помладше,  видят в этом для себя добрый знак того, как хорошо, как манит близкая молодость, в которой будет столько красоты  и улыбок, что столько хорошего впереди.
Когда она добралась до Кузнецкого Моста, направилась Дом Моделей, осторожно ступая по брусчатке, чтобы не повредить тонкие каблучки. Тут ее увидел, подошедший к окну Абрам Моисеевич Бершадский.  В руках у него было кепи, натянутое на форму липовой болванки
и специальная железная щетка для расчесывания меха. Он расчёсывал мех, стоя  у окна и увидел идущую на работу Маргариту. Тоже улыбнулся, глядя на  неё. Повернулся к сотрудникам, сидевшим в комнате их отдела. И Абрам Моисеевич сказал им, сидящим  за своими столами Вере Ивановне Савиной, Нине Яковлевне Заморской и Прасковье Борисовне:
 - О! Милые дэвушки! У нас новость; а наша  Маргоша влюбилась!
Прасковья Борисовна, закручивающая своими  грациозно мастеровитыми пальчиками замысловатый бант для уже готовой шляпы, насмешливо ответила ему:
 - Экий Вы насмешник! Абрам Моисеевич! Обсуждать даму….
Но он не сдавался:
 -  Я серьёзен, как никогда! Видели бы вы! Она не идёт, а парит! И пританцовывает. Вот увидите, сейчас выдаст  романтическую серию головных уборов –и это будут не теплые береточки какие-нибудь! Не кепи для начальственных дам! Нет! Вот увидите - это будут    широкие волнообразные поля  с немыслимым декором! Ну, и банты, конечно! Но в основном это будут крупные  цветы и  декоративные броши.
   Нина  Заморская рассмеялась над его будущим прогнозом развития моды:
 -  Абрам Моисеевич! Вы прогнозируете  тенденции моды  смелее наших искусствоведов!  Откуда  Вы знаете?
 Абрам Моисеевич, надевая другую свою новую модель кепи для будущей коллекции на подставку, прищурившись, пристально и придирчиво осматривая  модель, явно довольный тем как получилась эта работа, ответил:
 - Ниночка, детка! Я - старый еврей! Я прожил жизнь! И поэтому мне не нужно быть модельером, чтобы понять, что влюбленная женщина захочет сделать, то, что хотела бы сама одеть любая влюблённая двадцатилетняя красавица.  И, главное, она сегодня намного опоздала. Но, судя по походке,ей всё это так очаровательно по фигу!
 И действительно, вскоре дверь их отдела распахнулась, и в комнату вошла Маргарита, смущаясь тем, что  опоздала на работу. Она с порога, здороваясь и извиняясь одновременно, поделилась идеями, которые посетили её в этот день по дороге на работу.
 - А знаете, я хочу сделать такую, такую - романтическую серию шляп для осенней
 коллекции. Прежде всего – это будут шляпы с большими, плавными, ассиметричными полями. С легкими, развивающимися  драпировками-бантами! Нет, пожалуй будет лучше – с декоративными, яркими цветами. И броши нужно будет добавить!
Реакция сотрудников ее озадачила. Потому что вместо ожидаемого ею обсуждения ее встретил дружный смех.
 Рита, недоумевая, что это на них всех напало, молча прошла к своему рабочему столу и села за работу. И начала рисовать эскизы – работать над своей будущей романтической серией головных уборов. Так прошел день. Пролетел и вечер.
 А Саша в это время спал. Спал пока не раздался звонок будильника. Он встал. И начался обычный сбор на работу. В нём трудно теперь узнать прежнего Сашку Лохматого, как зовут его друзья. Строгий костюм, белая рубашка, галстук. Он уходит в ночь на работу.