Жасмин. Посвящается Совести

                ЖАСМИН
               

                Посвящается Совести.
               
               


                К читателю.   

   Дорогой друг! Пишу сейчас это обращение к тебе и думаю, что ты, возможно, решишь, что я это делаю с определённым умыслом. А именно для того, чтобы вызвать у тебя интерес к этому произведению. И ты прав. Именно для этого и только для этого.
   Современному писателю сегодня очень трудно чем-то удивить современного читателя. Поэтому и приходится нам,  писателям, обращаться к таким проходящим жанрам, как мистика, ужасы, криминал, детектив и т.п. Думаю, моё произведение не относится ни к одному из этих жанров, хотя присутствует в нём и мистика, и ужасы с леденящими кровь сюжетами, и страшная трагедия. Но здесь они на своём месте и помогают моё повествование сделать более реальным, интригующим и, конечно, интересным (признаю, не скромно).
   Начни читать, и я тебе обещаю, что после первого десятка страниц тебя уже будет не остановить.
   Замышляя своё повествование, я рассчитывал на думающего читателя. Однако уверяю, что теперь оно заставит задуматься любого, кто решится познакомиться с тем, что сегодня я предлагаю. Приятного тебе чтения, дорогой мой читатель!
                Анатолий Павлиоти


                Пролог
   Много лет прошло с тех пор. Но мало что изменилось. И каждый раз, когда в парках зацветает жасмин, я вспоминаю эту страшную историю и, вдохнув аромат белых цветов, говорю себе: «Всё у нас будет хорошо. Обязательно будет»
               
                ЧАСТЬ 1
 
               
 Люблю, очень люблю деревню. Но люблю я её как городской житель. Люблю деревенскую простоту. Люблю её наивную девственность во всём. Люблю её тишину. А ещё люблю её за то, что мне, опять же хроническому жителю города, мало что понятно в деревенской жизни. Всегда кажется, что это вот в городе у нас решаются все глобальные проблемы человечества – всё кипит, шумит, крутится и вертится – всё создаётся здесь. А деревня – это тихие тёплые закаты и ранние прохладные рассветы, это душистые луга, это аккуратные грядочки огородов и великолепие садов, где на ветвях из-за обилия плодов и листьев-то не видно…
   Я люблю деревню. И воздух чище, и вода слаще, и еда вкусней. Да и думается в деревне как-то иначе. Мысли приходят, порой, просто удивительные. И всегда кажется, что там, в чудном для горожанина мире, ты ближе, много ближе к самому Творцу. Сядешь, бывало, на зелёном плюшевом пригорке и, слегка откинувшись назад, упрёшься ладонями прямо в планету. Впереди простор. Воздух прозрачен, и кажется, что ты не вдыхаешь его вроде, а пьёшь большими жадными глотками. Смотришь на неторопливый закат, на первозданную красоту, засматриваешься, и вдруг, осознаёшь, что опять упустил тот момент, когда заговорил наедине с Творцом. И говоришь, говоришь, говоришь…
   Солнце уже давно село. Прохладно. Начинается темень. Тишина невероятная. Умолкаешь и ты. Возвращаешься к людям переполненный тем чудом, которого деревенскому жителю, может быть, и не понять.
    У меня не было родственников в деревне, поэтому гостем я там был крайне редким и почти всегда случайным. А вот у жены моей по линии её матери в одной из деревень нашей области жили какие-то двоюродные дядьки. Жена помнит, что ездила к ним с матерью ещё в детстве. Помнит, что было очень весело играть с деревенскими ребятишками, а сама деревня поразила  тогда её детское воображение своей удивительной красотой. Еще, будучи ребёнком, она уже смогла для себя отметить, что деревенские краски сильно отличались от городских своим происхождением и жизненной наполненностью.
   Сами же деревенские родственники лет семь назад гостили у нас несколько дней. Милые, простые люди, бесхитростные и щедрые. Я раньше именно такими их и представлял. Помню, они звали тогда нас в гости к себе. Мы обещали, что очередной отпуск непременно проведём  у них в деревне. Но приближался очередной отпуск, планы менялись, и семейный отдых на природе откладывался до лучших времён.
   Мы с женой педагоги. Работали вместе в одной школе на юге Украины. Кто помнит 90-е годы прошлого столетия, согласится – время было непростое. И всё более непростой становилась тогда жизнь.
   Оканчивался очередной учебный год. Планы на отпуск трещали по швам. Лилия, моя жена, мечтала этим летом сделать в квартире ремонт. Еще весной она с двумя нашими дочками, Юлей и Тоней, готовила эскизы будущего нового дизайна нашей двухкомнатной «хрущёвки». Хотелось уже что-то изменить, оживить и, пусть даже иллюзорно, расширить просторы малогабаритки. Но последний педсовет принёс дурную весть. К задержкам зарплаты мы уже как-то начали привыкать и приспосабливаться, а вот сообщение о том, что задерживается выплата отпускных, настигло нас врасплох. Подготовка к ремонту была приостановлена. И отпуск теперь грезился пустым и бесполезным. Перспектива жарких летних месяцев в городе без достаточных для полноценного отдыха средств, перспектива праздного безделья была для нас катастрофой.
   Завершились выпускные экзамены, сданы последние педагогические отчёты, подготовлены  классные комнаты  к началу следующего учебного года. Всё. Любая возможная школьная деятельность на это лето пришла к своему концу. И мы остались один на один с жаркими однообразными днями. Это можно выдержать неделю, десять дней, не более. И естественно, что мы начали искать хоть какое-нибудь спасение от своего такого отдыха. Но спасение нашло нас само, и нашло самым неожиданным образом.
   Как-то, уже во второй половине июля, мать Лилии и моя прекрасная  тёща, с которой мы живём вместе уже много лет, попросила меня съездить с ней на городской рынок за продуктами.
   Итак, Тамара Михайловна попросила меня съездить с ней на рынок. Вот с этого момента, можно сказать, всё и началось.
   Вдоволь натолкавшись меж торговыми рядами, мы уже наполнили две большие хозяйственные сумки и пробирались к выходу. Я понимал, что одну из сумок придётся нести мне одному, а другую мы понесём вместе. Сумки были почти одинаково тяжелы, но я никогда не стал бы именно этой женщине говорить, что мне тяжело, я устал или вообще к чёрту все эти тяжести. Не стал бы, потому что…  Но вдруг Тамару Михайловну кто-то громко окликнул. Я обернулся и увидел, как из-за прилавков с зеленью и овощами в нашу сторону смотрит и машет нам рукой незнакомый мне мужчина. Похоже, он был настолько рад встрече, что не его лице еле помещалась улыбка.
   -- Тамара! – снова воскликнул мужчина. – Ты что же это мимо ходишь?
   -- Степан?! – Тамара Михайловна без сомнений узнала мужчину и обрадовалась не меньше его.
   Мужчина покинул свой прилавок и начал как-то задорно и по-свойски обнимать мою тёщу, которая отвечала ему полной взаимностью. Потом мужчина взглянул на меня и протянул мне руку с ладонью невероятной ширины. Мы поприветствовали друг друга рукопожатием, и я мысленно поблагодарил Степана за то, что он сумел соразмерить величину и силу своей ручищи с моей рукой. Чаще бывает наоборот, стараются придавить до хруста, до ощутимой боли в фалангах пальцев. Тамара Михайловна поспешила познакомить нас. Степан оказался её двоюродным братом. А вот в гости к нам, как я понял, несколько лет назад приезжал с семьёй его младший брат Илья. Я отметил, что братья были совсем не похожи внешне, но Степан оказался таким же добряком, как и Илья. Он сразу предложил помочь нам завезти наши покупки домой и категорически отверг уговоры Тамары Михайловны не утруждать себя.
   -- Тамарочка, - сказал он, - погуляйте ещё минут двадцать, докупите, что можете, чтобы лишний раз на базар не ездить. Да и куда вы сейчас с таким грузом в трамвай? Руки оборвут. Я тут уже заканчиваю. Вон, видишь, малец мой уже на прилавке убирается?
   -- Ой, боже мой! Это кто, Игорёк твой? – Тамара Михайловна от удивления даже в ладоши хлопнула.
   -- Ага, он самый.
   -- Ну богатырь, честное слово! Вот Лиля удивится. Они ведь когда виделись, сколько им было?
   -- Тамара, лет пятнадцать прошло, как вы гостили у нас. Растут наши детки.
   --- Растут, Степан, растут. А как вообще там твои?
   -- Поговорим, - ответил Степан. – Зелени не берите, у нас всё свежее. Давайте ваши сумки и через двадцать минут подходите.
   Мы с Тамарой Михайловной снова окунулись в базарную пучину, которая в субботний день особенно бушует. Тамара Михайловна покупала овощи, выбирала душистое подсолнечное масло, чтоб не горчило да не пенилось, а я почему-то думал о Степане. Вернее, не о нём самом, а о той заметной перемене в его лице, в глазах, когда он произнёс: «Поговорим». Я не был большим любителем чужих историй и драм, но предстоящий разговор вдруг вызвал во мне пока ещё ничем не объяснимое любопытство.
   Скоро, справившись с покупками, мы снова встретились со Степаном. Я познакомился с его сыном Игорем. Парень был моложе меня, но покрепче, и в щедрости рукопожатия, в отличие от своего отца он особо не сдерживался. Правда, он сразу извинился, заметив, как я, кривя улыбку, встряхнул пару раз почти безжизненную правую кисть.
   Минут через пятнадцать «Жигули» Степана мягко притормозили у нашего подъезда. Ещё по дороге выяснилось, что Степан с Игорем собирались заночевать в городе, проведя ночь в машине на рыночной автостоянке. Им не было резона возвращаться в свою деревню, а потом рано утром снова гнать машину с товаром в город. Ведь завтра воскресенье – самый базарный день. Узнав об этом, Тамара Михайловна предложила мужчинам заночевать у нас. На том и порешили.
   Степан с Игорем помогли нам поднять на второй этаж сумки с продуктами, после чего отправились по городским магазинам, чтобы купить всякие мелочи для своего хозяйства. Я же отправился во Дворец культуры, где наши дочки занимались в балетной студии. Там мы с Лилей должны были встретиться и уже вчетвером вернуться домой. Мы всегда так поступали по субботам. Почему. Сам не знаю, просто так повелось.

               
   Где-то около пяти часов вечера все герои описываемой субботы, наконец, собрались вместе. Очень ярко запомнилась мне тогда встреча Лилии и Игоря. Представьте ситуацию, когда встречаются два человека, абсолютно уверенные, что никогда не видели друг друга, и вдруг узнают, что когда-то однажды уже были знакомы и довольно весело тогда проводили время вместе. Игорь и Лиля начали вспоминать забавные моменты из далёкого детства. Они хохотали, передразнивали друг друга, заражая и меня своим весельем.
   -- Помню, помню, - громко басил Игорь, - приехала такая тонюсенькая дюймовочка с длинными русыми кудряшками. Ходила, задрав нос, и всем объявляла, что будет великой балериной.
   -- А ты? – подхватила настроение воспоминаний моя Лиля. – Топал, как медведь, вокруг своих игрушек и сопливо бурчал: «Это моё». Толкался ещё. А потом пропал куда-то со всем своим хламом. Помнишь, мы все тебя искали?
   -- А я тогда в сарае прятался…
   - Точно. И помнишь, что ты там делал? Слышишь, Андрей, - обратилась ко мне Лиля, - он стащил из моей корзинки очень тогда дорогую немецкую куклу и так её разанатомил, что дядя Степан, как не пытался, отремонтировать так и не смог. Я ревела в спальне на кровати, а этот маленький медведь, вдруг притащил и поставил передо мной такое чудо, которое затмило не только мои дорогие игрушки, но и моментально высушило мои горькие детские слёзы. Ты помнишь, Игорь?
   -- Так, смутно.
   -- Ну ты что?! – воскликнула Лиля. – Для меня это был самый яркий момент. Помню, как все меня безуспешно успокаивали, и вдруг дверь в комнату с шумом и стуком распахнулась, и ты, громко сопя, втащил и поставил передо мной огромного деревянного коня-качалку. Конь был белый с большими голубыми глазами и длинными чёрными ресницами.
   -- Батя делал, - сказал Игорь. – Он ещё вместо седла прикрепил кожаное сидение от взрослого велосипеда. Было очень удобно сидеть и раскачиваться.
   -- Ты мне ещё тогда и деревянную саблю принёс. Ты сказал: «Возьми мою лошадь» Потом ты замялся, взглянул на дядю Степана и добавил: «Вот и саблю, если хочешь…»
   --Ну от сабли ты, наверное, отказалась? – с уверенностью предположил я.
   --Как же, отказалась! Я ею так потом отважно рубала высокие сорняки за сараями, представляя их или пиратами, или белогвардейцами. Но лошадь для меня была действительно настоящим чудом. Такую тогда даже в «Детском мире» нельзя было найти. Знаешь, у неё грива и хвост были настоящие, а на копыта дядя Степан набил маленькие блестящие подковы. Так вот, когда я сильно раскачивалась, эти подковки ударялись о цементную дорожку во дворе и звонко цокали. Я была тогда в полном восторге.
   Послушай, Игорь, а где сейчас эта лошадка? Мама ведь тогда отговорила меня забирать её в город, пообещав, что мы будем часто приезжать к вам, и белая лошадка будет всегда меня ждать.
   --Сейчас уже  не знаю. Помню, что в детском саду ставили какой-то спектакль или праздник, и сестрёнки отволокли её туда.
   --У тебя есть сёстры?- удивилась Лиля. – Мы не знали.
   -Игорь не ответил, только опустил голову и тяжело вздохнул.
   --Игорь, что? Что-то не так? – спросила Лиля и, склонив голову, попыталась заглянуть парню в глаза.
   Парень тихо сказал:
   --У меня были две сестрёнки-близняшки. Они погибли. Давно уже.
   -Как погибли?- выдохнула Лиля.
   --Утонули.
   --Прости, Игорь, мы действительно ничего об этом не знали…
   --Всё нормально. Годы прошли, и как-то всё зажило уже. Только вот батя всё с ума сходит. Первое время с ним совсем плохо было. Не раз выбегал среди ночи в поле и так кричал там, так кричал…  Соседи советовали матери свозить его к врачу в город, но она как-то сумела сама помочь отцу, хоть и страдала не меньше. Теперь батя лишь изредка, когда, бывает, выпьет, то закроется в спальне и плачет. Одно ему теперь утешение, это внучка. У меня ведь три года назад дочь родилась. Батя её с рук не спускает. Лизка, жена моя, сердится. Говорит, мол, разбалует нашу Маришку, а нам потом с ней мучиться. Но я её осаживаю. Должна же понимать.
   --Слушайте, - сказал я, желая сменить тему, - там наши старики наверняка уже на кухне чаи гоняют. Может и мы чего-нибудь сообразим?
    Игорь пожал плечами, а Лиля жестом дала мне понять, что действительно пора что-нибудь организовать.
   Я отправился на кухню. По пути заглянул в спальню, где подозрительно притихли наши малышки. Но ничего подозрительного там не происходило. Степан с Игорем купили им по альбому для рисования и по пачке фломастеров. И вот теперь альбомные листы у старшей Юлии украшали зелёные луга, цветы и маленькие сказочные домики. А у малышки Тони, похоже, чистых листов в альбоме уже не осталось. Но зато какая разноцветная роспись появилась на её голубой кофточке и на белой скатерти стола. Так как всё это было уже поздно спасать, я, прикрыв за собой дверь, прошёл через маленький коридор в кухню. Невесёлую я застал там картину. Степан стоял у окна, тяжело опёршись на подоконник. Его лицо показалось мне неживым, каменным. Тамара Михайловна сидела у стола и краем передника утирала слёзы. Глаза её были красными, веки вспухли. Нетрудно было догадаться, о чём здесь шёл разговор. Увидев меня, тёща моя быстро встала, ещё раз утёрла слёзы и с дрожью в голосе сказала:
   --Да, да, Андрей, готовьте там стол.
   --Я помогу тебе, Тамара, - сказал Степан. Его голос был ровным. Видимо он умел быстро справляться со своими эмоциями. И даже короткий резкий выдох после сказанной им фразы свидетельствовал о том, что Степан полностью овладел собой и почувствовал облегчение от того, что тяжёлый для него разговор уже состоялся.
   За столом быстро наладилась нормальная атмосфера общения. Даже шутки в разговоре были вполне естественными и вызывали естественную реакцию. В течение вечера я не раз замечал, как Степан смотрел на моих дочек. Нет, это не был взгляд горюющего отца. Он смотрел на них с умилением и улыбался.
   Утром мы все спустились во двор проводить наших гостей. Степан пожал мне руку, а потом, оглядев всех, сказал:
   --А давайте сегодня к нам, в деревню! Воздух у нас, зелень, речка чистая. Детишкам вашим раздолье там какое. А сад у нас… Яблоки, что арбузы, а персики – ну дыни просто…
   --Да, - подхватил идею отца Игорь, - и помидоры у бати знаете какие?.. Вы таких нигде не попробуете. Поехали. Отдохнёте в своё удовольствие. А родники!.. Родники у нас просто божественной чистоты. Весь год помнить будете. Ещё и уезжать не захотите. Тётя Тамара, соглашайтесь. Лиля, серьёзно, поехали. Мать будет очень рада…
   Предложение было для нас неожиданным. Мы переглянулись.
   --Ну что вы ещё раздумываете? – настойчиво наступал Степан. – Тамара, у тебя что, хозяйство здесь какое? Поехали. На Маришку посмотришь. Да все вам рады будут. Илюха узнает, то сразу со своими приедет.
   Тамара Михайловна вопросительно взглянула на нас.
   --А что, - сказал я, наконец, - у нас отпуск. Всё равно бездельничаем.
   --Степан, удобно ли? – спросила Тамара Михайловна.
   --Это у вас, городских, тут «удобно-неудобно». А мы люди простые, и хорошим гостям всегда рады. И потом, не чужие же.
   --Батя, а ты подумал, как добираться-то будем? – спросил вдруг Игорь.
   --Нас сколько-то? – начал прикидывать  Степан. – Взрослых пятеро, да две девушки очень молодых лет…  Да, а машина одна. Это ты, сын, вовремя смекнул.
   --Батя, нас на первом же посту ГАИ разгрузят, ещё и оштрафуют. Вот что я думаю: ты давай езжай на базар и как-то там пока управляйся один. А я автобусом домой. Часа через два свой «Москвич» пригоню.
   --Ой, Игорёк, ты что?! Не стоит из-за нас… - постаралась отговорить племянника Тамара Михайловна. – Может мы тогда автобусом?..
   --Ещё чего?! – возмутился Степан. – Ко мне в гости только на авто! Давай, сын, я подброшу тебя до автовокзала. На базаре сам управлюсь.
   --Дядя Степан, может я Вам смогу чем-то помочь, - предложил я и даже сам удивился, что это сказал.
   --Что, правда, хочешь со мной за прилавок?
   --Поеду. Я люблю базарную суету.
   --Андрей, - шепнула мне Лиля, - а если тебя ученики твои на базаре торгующим увидят?..
     Степан, похоже, понял, что смущало Лилю, и поспешил её успокоить.
   --Торгую-то я всегда сам. А ты, Андрей, коли сам вызвался помочь, посидишь рядом, за товаром присмотришь. Ну там раз-другой свеженького подкинешь. К вечеру управимся и заедем за всеми. А что, по-моему, не плохая идея.
   Мне действительно всегда нравилась базарная суета. Наверняка что-то в генах намешано. Я люблю выбирать овощи, люблю вдыхать ароматные запахи свежего укропа и петрушки, люблю торговаться, особенно если в этом процессе можно пошутить с продавцом. И всегда мне хотелось хоть разок попасть по другую сторону прилавка. В тот день я изо всех сил старался быть полезным Степану. А он улыбался и всё приговаривал: «Да, не напрягайся ты так. Посиди. Справляемся ведь…»
   Ещё до полудня подъехал Игорь. Он настоял, чтобы я вернулся домой и помог семье собраться. И сам же меня потом отвёз, предупредив, чтобы часам к семи вечера мы были готовы.
   Сборы дома шли полным ходом. Степан уговорил нас погостить в деревне хотя бы с недельку, а если понравится, так и месяц, и другой…. Часам к четырём мы уже упаковали две большие дорожные сумки. Девочки, правда, всё ещё возились вокруг своих школьных рюкзаков. Они то запихивали (да-да, именно запихивали) в них игрушки, то вынимали и засовывали другие, потом эти другие опять вынимали…  В общем, у них были свои очень важные для них заботы. Тамара Михайловна занялась приготовлением ужина. Она не хотела, чтобы Степан с сыном ехали от нас голодные.
   Мы с Лилей, оставив обременённых своими заботами дочерей и тёщу, вышли в город. Было неловко ехать в гости с пустыми руками. В воскресенье было не просто где-то купить подарки.  Но мы надеялись, что нам повезёт на вещевом рынке.
   Я шёл в приподнятом настроении. Перспектива отдыха в деревне была очень и очень кстати. Это просто подарок судьбы.
   --Это хорошо, что Игорь предупредил в деревне о нашем приезде, - сказал я Лиле.
   --Конечно. Было бы как-то неловко приехать без предупреждения. Как тебе показались Степан и Игорь?
   --Милые люди. С ними легко общаться.
   --Тебе Игорь по дороге ничего не рассказывал об их трагедии?
   --Нет, мы больше об этом не говорили. А ты, похоже, разговаривала об этом с мамой?
   --Да, она мне рассказала. Это так ужасно. Знаешь, там такая страшная история. Сплошная мистика.
   --Ну да? Так уж и мистика? – сказал я и усмехнулся, зная, что Тамара Михайловна имела большую склонность преувеличивать.
   --Я тебе точно говорю. Никакого сравнения с теми ужасами, которыми сейчас наводнили наше телевидение.
   --Лиль, твоя мама ведь любит сгущать краски. Но мне кажется, что тебя что-то тревожит. Ты вроде бы как опасаешься ехать. Скажи сейчас, и мы откажемся ехать.
   --Нет. Всё нормально. Да и случилось это у них уже давно. Хотя Степан говорит, что вся округа ближайших деревень до сих пор под неприятным впечатлением страшной трагедии. Вернее, трагедий.
   --Трагедий? Их что, было несколько?
   --Да. Погибли не только дочери Степана. С небольшим интервалом во времени погибли ещё двое детей. А потом был ещё один драматический случай, который едва-едва тоже не закончился трагедией. И все эти случаи были связаны между собой одним очень странным обстоятельством.
   --Скорее всего, это совпадение. Любят у нас люди выдумать что-то такое из ряда вон, а потом сами поверят и сами же боятся. – старался я успокоить жену, угадывая, что она всё же нервничает перед поездкой.
   --Предположить можно и совпадение. Однако…  Понимаешь, связь со странным обстоятельством, или, скорее, явлением очень явная и…
   --И что? Ну, договаривай.
   --Ой, там всё так странно и ужасно. Говорю тебе, мистика, чистая мистика.
   --Расскажи. Уверен, что всё намного банальнее, чем вам с мамой показалось.
   --Вот ты послушай сначала, а потом будешь выдвигать свои умозаключения. А может ведь оказаться, что ты не совсем прав.
   Всю дорогу до вещевого рынка и обратно рассказывала мне Лиля то, что я берусь сегодня здесь написать и передать весь тот трагизм действительно страшной деревенской истории. Рассказ был настолько эмоционально живым, будто рассказывала мне его не жена моя, а сам свидетель произошедших событий.

                ЧЁРНЫЕ  ОВРАГИ
   Это случилось шесть лет назад. Осень тогда выдалась тёплая. В октябре близняшкам Анечке и Веронике справляли их первое пятилетие. Утро в день рождения девочек было солнечным, свежим. Малышки проснулись рано и упросили маму сразу нарядить их в приготовленные с вечера белые нарядные платьица, подпоясались широкими розовыми лентами. После, эти две куколки накрутились вдоволь у зеркала, и убежали на луг плести себе праздничные веночки, которые должны были довершить композицию всего наряда.
   Степан ещё раньше уехал в город за подарками. К вечеру этого дня пригласили почти всю старую деревню и всех родственников, живущих в деревне новой. Уже тогда многие молодые семьи покидали ветхую деревушку и в двенадцати километрах вверх по реке строили новый современный посёлок, называя его новой деревней. Илья с семьёй уже больше года жили там в новом доме. А вот Степан всё никак не решался переезжать. Дом родителей был добротным, да и огород с садом ещё хорошо кормили. Жалко было Степану всё это бросать. Он чувствовал себя здесь настоящим хозяином.
   Светлана, жена Степана, до полудня почти не выходила из летней кухни. Игорь помогал матери: таскал воду, приносил с огорода свежие овощи, а потом убирался в доме и во дворе. После полудня приехал Илья с женой Евгенией и дочерью Иринкой. Подготовка к празднику пошла проворнее.
   В какой-то момент Иринка, наигравшись во дворе с котятами, подбежала к Светлане и спросила, где она может найти близняшек. Светлана тут же отметила, что за стряпнёй потеряла чувство времени. Дочки отсутствовали дома уже довольно долго. И наверняка, заигравшись, проголодались.
   --Ириша, - попросила она, - ты уже большая девочка, сбегай на луг. Именинницы заигрались там. Зови их домой, скоро им гостей встречать.
   Племянница убежала со двора, но скоро вернулась одна и сказала, что нигде не нашла девочек.
   --Я даже к реке сбегала, но там никто из ребят их не видел, - уверяла девочка.
   Светлана забеспокоилась. Дети часто гуляли на лугу одни, но так долго они никогда не отсутствовали. Светлана вышла за ворота. А тут как раз и Степан подъехал. Узнав, что дочек давно нет дома, он развернул  машину и помчался по ближайшим лугам и деревенским окрестностям.
   Прошло минут сорок. Светлана всё больше начинала волноваться. Уже собирались родственники и соседи, спрашивали, почему их не встречают виновницы торжества…
   Волнение хозяйки быстро передавалось всем.
   --Свет, места у нас спокойные. Может, заигрались где-нибудь у подружек, - пыталась успокоить Светлану Евгения.
   --С ними что-то случилось, - с пугающей уверенность сказала Светлана. – И Степана долго нет. Боже, где мои девочки?
   Голос Светланы задрожал.
   --Я поеду, - сказал Илья и выбежал за ворота.
   --Я с тобой, - крикнула Светлана.
   --Нет, остановила её Евгения, - Люди в доме. Останься.
   Евгения выбежала за Ильёй и села в уже тронувшуюся с места машину.
   Наступили сумерки, поэтому мигание фар впереди Илья заметил сразу и узнал машину брата. Несясь навстречу и поравнявшись с машиной Ильи, Степан чуть притормозил и крикнул:
   --К оврагам!..
   Илья резко развернул машину и буквально нырнул на ней в густые клубы пыли, оставленные колёсами Степановой машины.
   Когда доехали до оврагов, уже совсем стемнело. Обе машины остановились. Степан, Игорь и Евгения вышли и осмотрелись.
   --Надо выключить фары, - сказал Илья.
   Сразу стало совсем темно, лишь за спинами стоящих у обочины людей, километрах в пяти от дороги, за невысоким холмом чуть брезжил тусклый свет новой деревни. И больше вокруг ни огонька. Впереди, где и были овраги, чернела безграничная пустота. Призрачно-жёлтая луна безучастно маячила в рванных осенних облаках.
  --Туда и днём-то на машине не сунешься, - почему-то очень тихо, почти шёпотом, произнёс Илья, словно оправдываясь.
   --Степан, почему именно овраги? – спросила Евгения.
   -Мишка-пьяница сказал, что его оболтус отпросился у него на овраги и до сих пор не вернулся. Мишка матерился и говорил, что убьёт пацана. Он не хотел ему разрешать, т.к. был уверен, что сын просто хочет прогулять уроки в школе. Но тот сказал, что у наших близняшек сегодня день рождения. А на оврагах растут самые красивые полевые цветы. Мальчишка пообещал, что только покажет их девочкам и ещё успеет на уроки. Позже Мишка узнал от соседских мальчишек, что сын в школе не был. Я уверен, что моих девочек увёл этот пацан. А больше я уже и не знаю, где их искать. Я уже…
   --Тихо! -  Вдруг резко оборвал Степана брат. – Слышите?..
   --Нет, ответила Евгения за всех. – Что ты слышал?
   --Кричал кто-то…
   --Где кричал, в какой стороне? – Степан схватил Илью за плечо.
   --Мне показалось, там, с оврагов, прямо напротив… - Илья осёкся, т.к. с оврагов опять донёсся приглушённый не то рык, не то вопль.
   --Боже, что это? – испуганно спросила Евгения.
   --Это не человек, - неуверенно предположил Илья
   --Аня! Ника! – что было сил, крикнул Степан. – Аня! Ника!
   На несколько секунд воцарилась такая глухая тишина, словно люди оказались под чёрной водой. Было такое ощущение, что там, на оврагах кто-то тоже прислушивается…  И вдруг с той стороны снова повторился уже громче жуткий вой, перешедший в протяжный стон. И снова, и опять снова он повторился, но уже с каким-то леденящим кровь визгом.
   --Это лошадь, - уверенно сказал Степан.
   --Илья быстро запрыгнул в салон своей машины, чуть сдал назад и развернул автомобиль поперёк дороги. Слепящие огни снова включенных фар просто утонули в кромешной тьме.
   --Ничего не видно, - сказала Евгения.
   Звуки со стороны оврагов опять повторились, но теперь они не были похожи на лошадиное ржание. Это был истерический вопль. Но кричал не человек. Крик перешёл в тяжёлый стон и резко оборвался
   --Степан, что это? Господи, мне страшно, мне очень страшно, – прошептала Евгения. Она не могла сказать мужчинам, что единственным её желанием было бежать сейчас же со всех ног подальше от всего этого ужаса. Но и сдерживать свои эмоции она больше не могла.
   Степан кинулся к своей машине, но, вдруг, но тут же остановился возле неё, опёрся руками о капот, и как-то неестественно отчаянно зарычал и ударил кулаком по железу.
   --Никак не проехать, я знаю, - сокрушаясь, выдохнул он. – Илюха, жми сейчас к себе. Фонари, факела… Людей позови… Всех зови, кого сможешь.
   --Смотрите! Вон там! – вдруг неожиданно громко крикнула Евгения.
   Поднявшаяся выше луна, на одно мгновение ярко блеснула в межоблачной рвани, сумев слабо осветить окрестности.
   --Вы это видели? – взволнованно спросила женщина.
   --Что? Что ты видела? – с надеждой в голосе спросил Степан.
   Вышел из машины и подошёл Илья.
   --Что-то белое. Что-то большое и живое. Оно там двигалось.
   --Девочки!.. Это мои девочки!
   --Стёпа, Женька говорит, что что-то большое… - возразил Илья.
   --Это со страху показалось так. Да и освещение такое… - быстро заговорил Степан и, задыхаясь от сильного волнения, захлёбываясь собственными словами, бросился во тьму.
   В следующее мгновение Илья рванулся за братом, но Евгения успела схватить мужа за рукав рубашки.
   --Илья, это точно не девочки. Это что-то совсем другое, большое. Мне не показалось. Илья, я боюсь оставаться одна…
   Более громкий и ещё более жуткий рёв донёсся с той стороны, куда скрылся Степан.
   --Степан, Стёпа! – крикнула Евгения.
   Илья быстро подбежал к машине брата, включил её фары, потом вернулся к жене и, взяв её за обе руки, быстро сказал:
   --Жень, ты знаешь дорогу. Езжай домой. Ты слышала, что нужно взять и необходимо позвать людей. По свету от фар Стёпкиной машины найдёте это место.
   --Илья, я…
   --Ружьё возьми – крикнул Илья и двумя прыжками скрылся в темноте. Лишь раз лунный свет вырвал из темноты его спину, а уже другой раз и третий Евгения смогла разглядеть только невысокие кусты и чёрные пустые глазницы оврагов.
Степан сначала бежал быстро. Потом бег замедлил и перешёл на быстрый шаг. Изредка попадались кусты, но, в общем, передвигать было не сложно. Луна всё чаще освещала дорогу. Когда Степан уже приблизился к первому оврагу, его догнал Илья.
   --Женька поехала в деревню, - быстро сказал он. – Ты что-нибудь видел?
   --Нет. И тихо стало. Куда идти, не пойму.
   Илья обернулся. Огни Степановой машины были хорошо видны.
   --Если спустимся в овраг, заблудимся в темноте, - сказал он.
   --Что делать, брат? – с отчаянием в голосе спросил Степан.
   --Не будем спускаться. Овраги глубокие. Пойдём верхом, по самой кромке. Может, что увидим или услышим и тогда поймём, где искать.
   Братья осторожно пошли по краю оврага. Степан периодически звал дочерей. Илья оборачивался, смотрел на дорогу, но, кроме машины Степана, он ничего не видел.
   Обогнув первый овраг, братья добрались до следующего. И хоть луна уже неплохо освещала окрестности, в глубине оврага было темно. Вдруг где-то очень близко тишину разорвало неестественное рычащие ржание, резко оборвавшееся, но сразу повторившееся ещё громче.
   --Стёпка, это не лошадь, - сдавлено прошептал Илья.
   Но Степан, словно завороженный этими жуткими звуками, пошёл прямо на них. Илья не отставал от брата, и метров через пять им уже пришлось пробираться через ранящие руки кусты боярышника. Кустарник закончился неожиданно у самой кромки оврага. Степан, шедший на шаг впереди брата, не успел сориентироваться и мгновенно соскользнул вниз. Илья машинально выбросил вперёд руку, пытаясь схватить брата, но вдруг вместо Степана из чёрной глубины оврага, едва не сбив Илью с ног, выскочило что-то огромное, храпящее, и, тяжёлыми скачками несколько раз сотрясая землю под ногами, исчезло во тьме.
   Чуть переведя дух и успокоив бешено бьющееся от испуга и неожиданности сердце, Илья обнаружил, что он всё ещё оставался на ногах.
   --Илья, - услышал он где-то внизу голос брата, - я вижу тебя. Ты в порядке?
   --Фу, - выдохнул, наконец, Илья, вроде окончательно сбросил с себя накатившийся и сковывающий его страх. – Ага, если это только можно назвать порядком.
   --Илюша, это была лошадь. Ты видел её?
   --Нет, не успел. Она чуть не сшибла меня. Но это точно была лошадь. Горячая и потная. Тебе помочь подняться?
   --Я выберусь сам. Я цел. Чёрт, трава скользкая здесь. Откуда тут эта кобыла?
   --Заблудилась, может?
   --Так близко от деревень? Глупости.
   --Степан! – неожиданно оживившись, крикнул Илья. – Наши едут. Вылезай быстрее…
   Внизу послышалась возня и шуршание. И в этом естественном шуме Илья чётко услышал ещё один звук. Это был стон. Он доносился из самой глубины оврага.
   --Там кто-то есть, - сказал Степан.
   --Да, я тоже слышал.
   --Чёрт, темно. Аня! Ника! – позвал Степан.
 Стон опять повторился, и кто-то глубоко внизу прохрипел: «Я здесь»
   --Дети! – закричал Степан. – Дети, где вы? Мы спускаемся к вам. Илья, кричи, зови всех, зови!..
   Илья обернулся. От дороги к оврагу уже приближались около десятка огней…
   Утром обе деревни уже знали о страшной трагедии. Детей нашли. Нашли всех троих. Правда, ночью удалось обнаружить только сына Мишки-пьяницы. Он был сильно напуган. Всё тело тринадцатилетнего подростка было в ссадинах и синяках. Он весь трясся и протяжно завывал. Ничего внятного о девочках он сказать не мог. Подоспевшие на помощь односельчане унесли мальчишку к дороге и оттуда увезли его в районную больницу.
   До рассвета Степан, Илья и ещё несколько мужчин, освещая факелами и фонарями буквально каждый сантиметр, искали девочек. Скоро на место, где нашли подростка, приехал участковый милиционер. Он связался с районным центром, и уже на рассвете оттуда прибыла серьёзная помощь. Что было дальше, Степан не помнил. Всё перемешалось: милиционеры, пожарные, соседи, лицо Светланы и…
   На самом дне оврага лишь на рассвете люди смогли впервые увидеть и хорошо рассмотреть совсем свежий провал в земле. Он показался очень глубоким. Скоро выяснилось, что земля обвалилась на месте старой довоенной шахты. Ещё в конце 30-х годов геологи здесь что-то искали, бурили, копали. Но перед самой войной экспедицию отозвали. Рабочие, как могли, засыпали небольшие шахты и скважины, а природа уже сама с годами довершила их работу, окончательно скрыв все следы былых разработок.
   Всё, что запомнил Степан из того страшного утра – это то, что боролся с пожарным, не подпускавшим его к провалу. Помнил лежащую на мокрой от росы траве Светлану, кричащую и бьющуюся в руках Евгении. Помнил зажатый в своей руке увядший маленький веночек. А потом кто-то помогал Илье тащить Степана к машине. Степан пытался переставлять ноги, но земля постоянно уходила из-под них и кружилась. Кружилось вокруг всё в каком-то жутком и, казалось, бессмысленном круговороте. И эта карусель безостановочно мотала сознание мужчины, не давая возможности что-то понять, осознать.
   Только к вечеру вернулась ясность ума и осознание реальности.
   Аннушку и Веронику привезли домой из больницы очень поздно. Они лежали в большой комнате. Степан сидел на стуле в углу, уже всё понимая. Но он оставался совсем безучастным к каким-либо движениям в доме. Светланы он с утра не видел. Пару раз в комнату тихо заходила Евгения, что-то говорила. Но Степан только повторял: «Не хочу говорить. Найди Светлану…»
   Скоро дом совсем затих. Какая-то пожилая женщина сидела возле девочек. Степан не пытался её узнать. Это была не Светлана. Ему было легче смотреть вниз, на половицы. Иногда он видел свои руки. Они казались ему чужими и очень белыми. Было совсем тихо. В какой-то момент Степан почему-то подумал, что он не слышит привычного тиканья старых родительских ходиков. Он поднял голову и посмотрел на них. И вдруг, в этой абсолютной тишине за спиной Степана что-то стукнуло. Он машинально обернулся. Окно было распахнуто. С улицы, из чёрной ночи, почти в упор на него смотрели огромные глаза. Неи, они смотрели не на него, они смотрели на девочек. Огромная белая лошадиная голова была настолько близко, что Степан ощущал её горячее дыхание.
   --Ты что? – неожиданно громко спросил Степан.
   В это мгновение в комнате раздался сдавленный крик. Степан обернулся. Пожилая женщина, в которой Степан теперь узнал соседку, стояла, зажав себе рот обеими руками, и с ужасом в глазах смотрела в окно. Степан опят повернул голову, но за окном была только чёрная ночь.
   Все обстоятельства гибели близняшек выяснились уже после похорон. Сын Мишки-пьяницы рассказал, что встретил Аню и Веронику, когда возвращался с реки, где любил окунуться на рассвете. Узнав, что у девочек будет праздник, он пообещал показать им одно своё тайное место, где растут самые красивые цветы для их веночков. Мальчик сбегал домой, переоделся, предупредил отца и вернулся на луг. До оврагов было далеко, но, резвясь и гоняясь друг за другом, дети не замечали времени и не чувствовали усталости.
   Когда они добрались до того оврага, в котором образовался провал, то, кроме действительно красивых полевых  цветов, выросших по краям разлома, увидели белую лошадь. Она снизу вверх внимательно смотрела на детей и, казалось, была насторожена. Мальчишка решил, что животное намерено полакомиться красивыми цветами. Он поднял большой ком земли и бросил в лошадь. Но та не сдвинулась с места.
   --Убирайся! – крикнул подросток. – Иди, ешь своё сено.
   Лошадь переступила с ноги на ногу и, мотнув головой, заржала.
   --Давайте прогоним её вместе, - предложил мальчик.
   Дети запаслись земляными комьями и начали спускаться вниз. Девочки старались не отставать, но у них никак не получалось. Они старались набрать комьев одна больше другой, и теперь комья вываливались из их маленьких ладошек. Девочки смеялись и поочерёдно дразнили друг дружку. Ясно, что мальчишка спустился быстрее и первым бросил большой ком земли.  Сухой ком попал лошади в бок. Она опять приглушённо заржала, но с места не сдвинулась. Только крупная дрожь волной прокатилась по всему её телу. Анечке и Веронике стало жалко животное, и они выбросили свои камни.
   --Вы что, трусихи? – закричал мальчишка.
   --Нет, - ответил Вероника. – У нас уже есть веночки. А лошадка пусть покушает.
   --Глупые вы девки! – опять крикнул подросток. – Таких цветов больше не нигде. Да вам сегодня все девчонки будут завидовать. А лошади всё равно, что жевать. Вон сколько травы рядом. Ей что, не хватит? Её надо прогнать. И вообще, это моё тайное место. Сейчас сделаем так. Я найду палку и обойду её сзади. А вы пока будете отвлекать эту упрямую скотину.
   --А как отвлекать эту скотину? – Спросила Анечка.
   Вероника тут же дёрнула её за рукав:
   --Не говори этого слова, Анечка.
   --Ой, само выскочило как-то, - оправдалась девочка и повторила свой вопрос:
   --А как нам отвлекать лошадку?
   --Да вон нарвите клевера и приманивайте, подзывайте к себе.
   --Ты будешь её бить? – Спросила Вероника.
   --Нет, я её только разок. Вы видели, как молочник, что на телеге молоко в район возит, погоняет свою кобылу? Кобылы к этому приучены. Их хлестают, а они скачут. Вот и эта пусть скачет отсюда.
   Девочки нарвали по пучку клевера и начали подзывать к себе лошадь. Но животное стояло у самого края провала и не двигалось с места. Только её большие ноздри нервно раздувались.
   В это время подросток выбрался из оврага и, найдя большую ветку боярышника, спустился обратно, но уже с другой стороны.
   Когда он тихо подобрался к лошади уже совсем близко и замахнулся для удара, лошадь, вдруг, резко развернулась к нему. После мальчик говорил, что не понимает, как получилось, что он ударил лошадь колючей веткой по морде. Наверное, от сильного испуга. И лошадь то ли от боли, то ли от неожиданности вдруг встала на дыбы, а потом резко рванула вперёд. Мальчишку она не задела, но он машинально сделал два шага назад и сразу почувствовал, что земля ушла из под ног. Всё, что мгновение назад было перед глазами, в один миг ушло вверх.
   Полёт подростка вниз продолжался секунду. Внутри пролома из земли по бокам его стен выступали толстые прогнившие брёвна. Очевидно, это были остатки былых креплений старой шахты. Инстинктивно мальчик успел ухватиться обеими руками за одно из них. Бревно крошилось по краям, как чёрствый хлеб. Удержаться за него было трудно. Руки всё время соскальзывали. Подросток ощутил, как снизу дыхнуло сыростью и холодом. Он попытался шарить ногами, чтобы во что-либо упереться, но грунт с шорохом осыпался вниз. Где-то там глубоко слышались всплески воды. Мальчишке стало страшно, и он заорал что было силы. В это же мгновение обе руки одновременно соскользнули, и подросток полетел вниз. Он помнит, что в полёте несколько раз ударялся о ещё какие-то выступы. Но когда падение вдруг резко завершилось, ожидаемого сильного удара о твёрдую землю или о камни не произошло. Подросток буквально встрял чуть ли не по самый пояс в густую илистую жижу.
   Немного отдышавшись и поборов испуг падения, мальчик осмотрелся. Вокруг было темно. Спёртый сырой воздух и гнилостная вонь затрудняли дыхание. Илистая жижа не засасывала, но двигаться в ней было трудно. Кроме того, внизу было холодно. Мальчик поднял голову. Края пролома хорошо просматривались на фоне голубого неба. Хорошо просматривалось и множество бревенчатых выступов различной толщины. До ближайших из них подростку мог легко дотянуться. И он решил попробовать. Медленно, осторожно он подтягивался и переступал с одного выступа на другой. Лишь раз он сорвался. Вторая попытка оказалась более удачной. Но последний бревенчатый выступ не стал спасительным. До желанной свободы оставалось ещё метра три. Карабкаться выше было невозможно. Обломок бревна оказался достаточно толстым, чтобы парнишка смог на него сесть и немного перевести дух. Всё его тело била сильная дрожь. Начали давать о себе знать ссадины и ушибы. Пытаясь закрепиться прочнее и удобней, мальчик неловко развернулся. Острая боль пронзила правый бок. Мальчик вскрикнул. Сверху сразу что-то зашуршало, на голову подростку посыпалась земля. Послышалось плаксивое попискивание.
   --Анька, Верка, позвал мальчик.
   --Ты где? – Всхлипывая, спросила Вероника.
   --Ой, мой веночек!.. – неожиданно вскрикнула Анечка.
   На подростка обвалом посыпались комья земли, что-то сильно ударило его по плечу. Внизу громко плюхнуло, а над головой воздух буквально разорвался страшным лошадиным ржанием и храпом. Испугавшись, подросток сам закричал и вжался в земляную стену провала. Сначала он решил, что на него упала лошадь. Однако, придя в себя от испуга, он совершенно ясно услышал наверху тяжёлый лошадиный топот. Лошадь словно металась возле края пролома со стороны в сторону и истошно кричала. Не понимая происходящего, мальчишка решил, что лошадь пытается засыпать его землёй и похоронить здесь навсегда. Он начал кричать, звать девочек, звать на помощь…  Но сверху никто не отзывался.
   
   Лиля пересказывала мне деревенскую трагедию, но мне многое в её рассказе было не очень ясно. Почему девочки упали в пролом? Их испугала лошадь? Или одна из малышек неосторожно рванулась за упавшим с её головы вниз веночком? Почему тогда упала в тот же момент и другая? Или их обоих просто столкнула лошадь? Бред. Такого быть не может.
   --Почему же тот мальчишка не сказал сразу спасателям ничего о девочках? – спросил я у жены, пытаясь разобраться в довольно запутанной истории.
   --О том, что они упали, он сам узнал только на второй день. А в день трагедии он этого даже не понял.
   Врачи предположили, что от испуга и сильных ушибов близняшки оказались на дне провала уже без сознания и сразу захлебнулись в илистой жиже. Страшная смерть.
   Мы оба на какое-то время замолчали. Конечно, рассказ не мог не впечатлить. Но, как оказалось, это было ещё далеко не всё. И Лиля снова заговорила:
   --Но эта история имеет своё продолжение. Под Новый Год отец того парнишки с таким же деревенским пьянчужкой ночью выпивал. Сына он прогнал спать. Этой же ночью соседи были напуганы жутким и каким-то неестественным  ржанием лошади, доносившимся со двора Мишки-пьяницы. Но в морозную ночь никто не решился выйти и посмотреть, что происходит. А на следующий день жена собутыльника Мишкиного нашла в его доме три трупа. Участковый при осмотре обнаружил закрытую заслонку печной трубы. Все трое ночью задохнулись угарным газом.
   --Заслонку, конечно, закрыла лошадь, - глупо пошутил я.
   --Очень смешно.
   --Извини.
   --Кстати, никакой лошади в Мишкином дворе не нашли. Да и не было у него никогда лошадей.
   --Просто мистика, действительно, - отметил я уже без шуток.
   --Более того, кто-то из деревни сразу после этих двух трагедий вспомнил, что в районном центре годом или двумя раньше в больнице девочка-подросток родила недоношенного ребёнка. Малыш родился с тяжёлым пороком сердца. Врачи двое суток безуспешно пытались спасти его. Так вот, одна из медсестёр рассказывала, что именно тогда, пока ребёнок был ещё жив, она дежурила в ночную смену. Находясь в палате новорожденных, она меняла малышам подгузники. В какой-то момент она оторвалась от дела, чтобы поправить развязавшийся пояс халата. Повязавшись заново, она подняла голову и прямо перед собой увидела в окне здоровенную белую лошадиную голову. Лошадь смотрела на малышей и шумно дышала. Женщина сильно испугалась. После она говорила, что это было настоящее видение, которое предвещает чью-то близкую смерть. А через день умер новорожденный.
   Ну и потом кто-то ещё что-то подобное рассказывал. В общем, с тех пор во всех окрестных деревнях района пошли слухи о белой лошади-призраке, которая по ночам бродит от дома к дому, как предвестник несчастий, и заглядывает в окна детских спален.
   --Ты говорила, что трагических случаев было пять, - напомнил я Лиле уже с интересом и без иронии.
   --Нет, последний случай, слава богу, обошёлся без трагедии. Но она могла произойти. Степан рассказал, что совсем недавно в новой деревне в одной семье у подростка случился острый приступ аппендицита. Приехавший с поля на обед отец-тракторист застал сына корчащимся от боли на полу в прихожей. Отец быстро сориентировался в ситуации, подхватил сына на руки и выбежал на улицу. Пристроив мальчика в кабине трактора, он запустил двигатель и, вдруг, увидел, как по его двору от задов дома ковыляла к калитке очень тощая белая лошадь. В деревнях люди очень суеверные. Можешь себе только представить, как отреагировал перепуганный отец. Он выскочил из машины, ворвался во двор, схватил попавшиеся под руку грабли и, словно обезумевший, начал избивать мечущиеся и ревущее животное. Но там сразу вмешались соседи. Тракториста еле угомонили. Лошадь сразу исчезла. А мальчика отвезли в больницу, где благополучно прооперировали. Вроде ничего особенного не произошло, но всё равно вся деревня и по сей день уверена, что лошадь-призрак приходила за жизнью мальчика. Говорят, что его отец поклялся найти наводящее ужас на всю округу животное и убить. Как и он, теперь некоторые мужики в деревнях держат дома ружья заряженными.
   --Ты веришь во всё это? – спросил я жену.
   --Думаю, какое-то объяснение всему этому быть должно. Но мне, честно говоря, жутковато от всех этих историй.
   --Ты не хочешь ехать? Скажи честно.
   --Что ты? Девочки так обрадовались предстоящей поездке. Они же настоящую деревню только по телевизору видели. Игорь им вчера такую сказку нарисовал. Для них эта поездка настоящее событие, настоящее чудо. И потом, мы же с тобой взрослые образованные люди. В деревнях любят всякие мистические страшилки. Этого у них не отнять. Фольклор. Ну нравится людям пугать друг друга, а потом месяцами языки чесать. Что с этим поделаешь? Но это не должно никому мешать жить.
   -И отдыхать, - добавил я и обнял жену.
   Меня обрадовал мажорный настрой жены. Честно говоря, мне так хотелось в деревню, хотелось к чистому воздуху, к тишине, к природе. Я люблю деревню.

               
   Игорь и Степан приехали около семи часов вечера. Увы, к этому времени пошёл дождь. За ужином мы так надеялись, что дождь закончиться скоро, но он только ещё более усилился. Степан сказал, что в такую погоду сельские дороги превращаются в грязевую кашу.
   --Может и к лучшему, - сказал Игорь. – Отдохнём, а завтра, только чуть подсохнет, сразу и поедем.
   --А ваши там дома волноваться не будут? – спросила Лиля.
   --Что ты? Они будут волноваться, если мы поедем сегодня. Они же понимают.
   Когда Тамара Михайловна стелила гостям постели, я вышел на балкон покурить. За мной следом вышел Игорь.
   --Ну что, - спросил он, глянув на небо, - стихает, вроде дождичек?
   --Да, на то похоже.
   --Скоро август, дожди зачастят.
   --Куришь? – спросил я, протягивая Игорю пачку сигарет.
   -Я нет. Батя много курит. А я это дело не уважаю.
   --А что, старая деревня, говоришь, держится ещё?
   --Старая? Да какая это уже деревня? Девять дворов осталось. Шесть семей – совсем старики. Куда им уже съезжать? А три двора добротные, крепкие. Но молодёжи нет давно. Оно и понятно: в новой-то и школа, и поликлиника, и клуб большой построили.  Два магазина хороших, и всё в них есть, как у вас в городе. В старую деревню дедам только хлеб да молоко возим. Ну и ещё водку иногда.
   --Пьют в деревнях?
   --В деревнях всегда пьют. Только у нас тихо пьют. Как говорит наш участковый, без особых последствий.
   Чуть выдержав паузу, я не удержался и осторожно спросил:
   --Игорь, эти все истории с белой лошадью, как они у вас?
   --В каком смысле? – не понял парень.
   --Ну, многие верят?
   --Да все верят.
   --Боятся?
   --А ты бы не боялся? Лошадка-то жива ещё. Если она, конечно, вообще что-то живое.
   --Её что, кто-нибудь и теперь видел?
   --Я видел, - ответил Игорь и, извинившись, ушёл в комнату, прикрыв за собою дверь.
   Тогда я сильно пожалел, что завёл в тот вечер разговор с Игорем. Но я ведь ожидал услышать от молодого парня совсем другие ответы.

               
               
   --Наутро все страхи и сомнения исчезли, словно ночной дождь начисто смыл их. Утром всегда всё, что казалось вечером мистическим и жутким, вызывало некоторую иронию, теряя свою надуманную реальность. Часам к одиннадцати земля заметно подсохла, и мы выехали из города.
   Даже сама дорога в деревню – это уже чудесное приключение. Когда город остаётся позади, взору открываются такие просторы, такие великолепные украинские пейзажи, что сердце начинает сладко петь, и ты буквально физически ощущаешь, как каким-то волшебным образом твоя душа очищается. И не важно, кто ты и сколько тебе лет. Это происходит с каждым. Хочется быть добрым, хочется жить. В такие моменты все городские заботы кажутся менее значительными. Хочется ехать и ехать мимо высоких тополей и низких орешников, кукурузных полей и деревень, деревень, деревень…
   А какое за городом огромное небо! Вот где по-настоящему сознаёшь, что живёшь,  на самом деле, на прекрасной живой планете, а не в кирпичной коробке. Вот где видишь, что воздух может быть невероятно прозрачным и вот где ощущаешь, что он имеет свой удивительно вкусный запах.


                ЧАСТЬ 2

                1  1               
   Рай, просто рай!
   С чем я мог сравнить отдых в деревне? Это даже не курорт. Это маленькая эпоха возрождения, когда всё твоё существо очищается в состоянии эйфории эмоций и чувств, в круговороте новых и чудесных впечатлений.
   Несмотря на всё великолепие, я был уверен, что Лиля в деревне быстро заскучает. Но вот уже заканчивалась первая неделя блаженства нашей деревенской жизни, а о сроках возвращения в город никто не заговаривал. Первые два дня мы гостили у Степана и Светланы, потом нас позвал к себе Илья в новую деревню. Но, погостив у него тоже два дня, мы решили вернуться опять к Степану. Нет, принимали нас у Ильи даже слишком хорошо. Однако новая деревня больше походила на городской микрорайон, а именно от этого мы и уехали из города.
   Вчера была суббота. Степан с Игорем снова уехали в город торговать. Лиля поехала с ними, решив поменять свой гардероб. Горожанка и в деревне остаётся горожанкой. В воскресное утро я с большим желанием помог Светлане и Елизавете по хозяйству. В деревне даже в выходные дни всегда есть какая-нибудь работа. Удивительно, но больше всего мне нравилось возиться в огороде. Кто бы мог подумать, что работа на земле может быть такой увлекательной, со своими правилами, законами и традициями. А, самое главное, со своими, порой, поразительными дедовскими премудростями. Оказалось, что это целая наука с массой важных для неё хитростей.
   К полудню солнце уже сильно припекало. Я вернулся во двор. Здесь у меня появилось излюбленное место для отдыха. В глубине двора, у забора, росли два старых клёна. Между ними Игорь летом вешал гамак, в котором и сам любил иногда подремать. Вещь, скажу я вам очень притягательная. Вот и мне это место приглянулось. Я мог по два-три часа лежать здесь, слегка покачиваясь, и смотреть на густые кленовые кроны, в листьях которых, словно бабочки, мелькали солнечные зайчики. Со стороны летней кухни до меня долетали возбуждающие аппетит ароматы. Елизавета решила опять побаловать нас хорошим украинским борщом, овощи для которого я лично по её заданию отбирал в огороде. Светлана с Тамарой Михайловной чистили в палисаднике грибы к ужину. Но самое приятное занятие было у Юли, Тони и Маришки. Год назад Степан построил у себя в саду маленький, но самый настоящий бассейн. В жаркие дни бассейн наполняли водой, и даже соседские ребятишки могли в нём иногда порезвиться. Но сегодня у детей возникла причина для особенного восторга. Сидя в нагретой солнцем воде, они пускали друг дружке разные лодочки-кораблики. Но вдруг с соседнего двора важным шагом к бассейну пришла большая гусыня. Но не дона. За ней, сильно отставая, семенили пушистые жёлтые гусята. Вся эта семейка без всякого стеснения спустилась на воду и заняла в бассейне среди пластмассового флота главенствующее положение. Для моих девочек это было целое событие. Они пытались погладить гусят, но те так резво и смешно удирали, что даже я не удержался от смеха. Но скоро гусыне-маме надоели назойливые девочки, и она, громко крякнув, увела своё потомство восвояси.
   Снова откинувшись на спину, я задремал. Разбудила меня Юля. Она тихонько трясла меня за плечо и повторяла:
   --Папа, проснись, пожалуйста.  Папа, проснись…
   Я открыл глаза, повернул к дочке голову и состроил сердитую гримасу недовольства.
   Но Юля только рассмеялась, сразу сообразив, что это я несерьёзно, и спросила:
   --Пап, можно, мы пойдём к роднику?
   --Одни? Конечно, нет…
   --А если с бабушкой?
   --С бабушкой можно, - ответил я и снова погрузился в приятную предобеденную дремоту.

               
   --Андрей, Андрей, - мелодично звал меня приятный женский голос.
   Я открыл глаза. У гамака стояла Светлана и улыбалась. Я глубоко вздохнул и спросил:
   --Готов обед, да?
   --Точно, - сказала Светлана. – Тамара с девочками ушли к роднику. Сходи, позови их уже.
   Бодро покинув своё лежбище, я вышел со двора и отправился к реке. Там, среди небольшой, торчащей из земли груды камней, бил чистый холодный родник – ещё одно чудо для хронического горожанина. Спускаясь к роднику по небольшому склону, я обратил внимание, что погода начала портиться. Со стороны реки подул прохладный ветер. Тучи на горизонте заметно потемнели. Запахло приближающимся дождём. Меня это расстроило. Дождь может задержать Лилю в городе до завтра.
   --Доброго дня вам! – услышал я.
   У калитки ближайшего дома стояла и смотрела на меня маленькая старушка.
   --И Вам добрый день! Простите, засмотрелся на небо.
   --До диточок своих йдэтэ? – поинтересовалась старушка.
   --Да, обедать пора.
   --Ага, ага. Гарни оне у вас. Сами здоровкаються.
   --Так, вроде, и положено так.
   --Ох, милок, так-то воно так, та нитак…
   --Это почему?
   --А ось у прошлому годи булы тут одни диточкы. Так воны лэдвэ-лэдвэ усих котив та собак каминням не побылы. Собака у двори прывьязана, що вона може зробыты? А воны и по голви и по спыни…
   --А что же, взрослых с ними не было?- возмутился я.
   --Та чого ж не буты? Булы. Он моя сусидка ходила до них, розмовляла. А воны и кажуть, мол, не чипайте наших диточок, воны граються. О як.
   --Чему же тогда удивляться? Какие родители, такие и дети.
   --Як кажэтэ?
   --Говорю, какие родители, такие и дети, – повторил я громче, решив, что у старушки слабый слух.
   --Так, так. Яки батьки, таки и диточкы. Я затрымую Вас?
   --Нет, не задерживаете, всё нормально. Вам, наверное, поговорить особо не с кем?
   --От ты людына з пониманием. Бачу, и диточкы твои ладни. Та ты иды, милок, забырай их до хаты. Ось зараз дощ будэ.
   --Да-да, я тоже смотрю, погода портится. Спасибо Вам! Всего хорошего!
   --И тоби усёго доброго, и диточкам твоим дай бог здоровья, и жинци твоей. Вона також ладна така. Я ось якый день дывлюся – гарна вы пара, хороши люды. Дай вам бог щастя!
   --Спасибо Вам, бабушка! – ещё раз поблагодарил я и снова направился к реке.
   У ручья я увидел наших девочек и ещё пару деревенских ребятишек. Дети стояли кружком и громко считали:
   --Двенадцать, тринадцать, четырнадцать…
   Тамара Михайловна удобно устроилась на одном из гладких тёплых валунов и, кажется, дремала.
   --Юля, Тоня, Марина! – позвал я.
   Обернувшись, девочки помахали мне, но свою, не понятную мне игру, не оставили. Я подошёл к Тамаре Михайловне и коснулся её плеча.
   --Что? – спросила она, резко подняв голову.
   --Мама, Светлана зовёт всех обедать.
   Тамара Михайловна поднялась и громко позвала девочек.
   --Мы сейчас! – крикнула Юля.
   --Иди, - сказала мне Тамара Михайловна, - мы придём следом.
   Но только начал подниматься обратно по склону, как у меня за спиной загрохотало. Обернулся. Сомнений не было, надвигался сильный дождь. Небо быстро темнело. Ярко сверкнула молния. Словно каменный горный обвал, прокатились по небу раскаты грома. Дети заверещали и со смехом побежали к деревне. Юля, Тоня и Маришка, держась за руки, быстро догнали меня и обхватили втроём мои ноги.
   --Что же вы бабушку бросили? – спросил я с укором.
   --Ничего, - крикнула Тамара Михайловна, - бегите. Я буду поспевать за вами.
   Когда мы добежали до ворот дома Степана, первые крупные капли летнего дождя уже начали  разбиваться о землю, разгоняя насекомую живность по норам и укрытиям. Мы вбежали во двор.
   --Ой! – крикнула, Елизавета, увидев нас. – Помогайте мне быстрее.
   Стол к обеду был уже накрыт во дворе под старым орехом. И теперь надо было успеть перенести всю еду и посуду в летнюю кухню.
   Скоро во дворе появилась Тамара Михайловна. Мы быстро управились вместе с сервировкой стола в летней кухне. Успели всё же спасти обед от хлынувшего проливного дождя.
   --Ну вот, - вздохнул я, - теперь наши точно застрянут в городе.
   --Не думаю, - поспешила успокоить меня Светлана. – Небо не обложное. К вечеру уже распогодится. Я это тебе точно говорю.
   После обеда мы все перебежали в дом. Женщины уговорили девочек час-другой поспать, а сами сели смотреть телевизор. Я же устроился в удобном кресле возле окна, взял с плетеной этажерки том «Большой советской энциклопедии» (любимое чтиво Игоря) и начал с интересом его листать. Размеренное шуршание дождя за окном незаметно убаюкивало меня. Я задремал.
   Помню, снились мне деревенские просторы, река, лица знакомых людей. Потом я услышал во сне, как плачет маленькая девочка. Увидел большое дерево. Девочка стояла за этим деревом так, что я видел лишь её длинные шелковистые белые волосы. Плакала она не очень громко. Даже не плакала, а только всхлипывала. Я обошёл дерево, но девочки там не было. Вместо неё за деревом стояла белая лошадь, чей длинный хвост я и принял сначала за детские волосы. Заметив меня, лошадь отвернулась и пошла прочь, всхлипывая, как ребёнок. И это всхлипывание я слышал всё отчётливее и громче. Похоже, что это меня и разбудило. Я открыл глаза. В комнате горел свет. Дождь на улице стих, лишь  под самым окном было слышно громкое хлюпанье падающих с крыши крупных капель. Телевизор был выключен. В комната, кроме меня, никого не было, а из детской спальни доносился плачь ребёнка. Встав с кресла и положив на место энциклопедию, я пошёл в спальню уже с тревогой в сердце. Когда вошёл, Юля и Тоня подбежали ко мне и наперебой начали рассказывать, что Маришка уже долго плачет, потому что она заболела, и у неё всё теперь болит. У кровати Маришки склонилась Елизавета.
   --Что случилось? – спросил я у неё.
   --Похоже, что простудилась, - ответила Елизавета.
   Маришка смотрела на меня заплаканными воспалёнными глазами и всхлипывала, а с подушки ниспадал её длинный шелковистый белый волос, заплетённый в хвост.
   --Ну, ты что? – как можно ласковей обратился я к девочке. – Чего ты плачешь?
   --Носик не дышит и головка болит…
   --Она всегда пугается, когда у неё бывает насморк, - пояснила мне Елизавета и обратилась к дочери:
   --Зайка, не плачь. Сейчас бабушка Света заварит картошечку. Ты подышишь, и всё уже на завтра пройдёт. Потерпи, малыш.
   --Может закапать чем? – спросил я.
   --Что ты? Её хоть свяжи, но она не дастся ни за что. А вот к ингаляции картофельным паром её мама приучила. Вообще, Маришка у нас крепенькая и болеет очень редко. Да мы и лекарств никаких особо в доме не держим. Есть там зелёнка, вата да моток бинта – вот и вся наша медицина. Ну и у мужиков наших в машинах чего-то там в аптечках первой помощи. Мы же деревенские. Стараемся обходиться без вашей городской химии. Нас земля лечит.
   --Мамочка, головка сильно болит, - сказала Маришка.
   --Сейчас, доченька, я тебе компресс сделаю.
   Елизавета вышла. Я сел на край кроватки возле Маришки. Ко мне тут же подсели Юля и Тоня.
   --Папа, - заговорчески зашептала Юля, - а мы знаем, почему заболела Мариша. Ты никому не скажешь?
   --Нет, не скажу, - пообещал я.
   --Там, на роднике, мы с другими ребятами играли в «терпение». Это надо стать босыми ногами в холоднющую воду и стоять столько, сколько можешь терпеть. Мы с Тонечкой не смогли и пяти секунд вытерпеть. Знаешь, вода там холодная, она, как огонь. Даже, наверное, как ток. Тоня аж закричала. А вот Маришка кулаки сжала, глаза зажмурила и целых шестнадцать секунд вытерпела. Мы потом ей пятки все тёрли, потому что она не могла сразу на них стоять. А один мальчик простоял больше тридцати секунд Он победил, и завтра все должны принести ему по десять копеек. Ты нам можешь дать? Он же честно выиграл.
   --Я могу вам дать мелочь, но при одном условии.
   --Правда?! А что за условие?
   --Вы пообещаете мне, что больше никогда не будете играть в эту игру. И вообще, играть будете теперь только во дворе. Договорились?
   --Конечно, папочка. Мы не хотим заболеть.
   В спальню вошла Светлана, а за ней Елизавета и Тамара Михайловна. Они принесли табурет, поставили на него кастрюльку с дымящимся отваром картофельных очисток и начали процесс лечения Маришки. Подобная ингаляция  мне была известна. Мы в городе тоже его небезуспешно применяли при простудах.
   За окном уже темнело. Я вышел в большую комнату и взглянул на старые настенные часы-ходики. Было уже начало девятого. Вот-вот должны были вернуться из города Степан, Игорь и Лиля. Ожидание становилось всё более томительным. Я вышел во двор, прикурил сигарету и глубоко затянулся. И в это мгновение где-то совсем рядом кто-то истошно заорал, а следом грянули два оглушительных выстрела. Нет, это был не гром. Выстрелы раздались очень близко – прямо за домом Степана. От неожиданности я подавился сигаретным дымом и закашлялся. И тут человеческий вопль повторился, и снова его сопровождали два выстрела. Две яркие вспышки – одна за другой – отразились в мокрой листве сада. Из дома на крыльцо выбежали перепуганные женщины.
   --Это у Забродиных! – крикнула Елизавета.
   Не сговариваясь и напрочь забыв о возможной опасности, мы бросились к воротам. За соседним забором снова грянул взрывной дуплет, осветив двумя вспышками крыши домов и кроны деревьев. И теперь мы уже с опаской приблизились к соседской настежь распахнутой калитке. Прямо посередине соседского двора стоял мужик  в семейных трусах и белой майке и перезаряжал двуствольное охотничье ружьё. Щёлкнув затворами, он вскинул стволы к небу. В это мгновение он заметил нас и заорал:
   --Светка, Лизка!.. Ещё два залпа!.. Слышите, ещё два залпа!..
   --Макар, холера! – крикнула Светлана. – Чтоб тебя разорвало, старый дурак! До смерти напугал.
   Только когда Макар завершил свой салют, всё для нас прояснилось. И в большей степени прояснилось для меня. Час назад у Забродиных родился внук, и пять ружейных залпов именно об этом возвещали всю округу.
   --А если бы родилась девочка? – поинтересовался я у Светланы.
   --Тогда он бы стрелял только трижды. Хотя, думаю, если бы мы сейчас не появились, Макар палил бы в небо до тех пор, пока не кончил весь свой запас патронов. Забродины очень давно мечтали о внуках. Ой, ну и загуляет теперь деревня. Макар поклялся, что если дочь родит ему первым внука, деревня неделю не протрезвеет. А слово Макара крепкое. И будто в подтверждение сказанному исчезнувший на мгновение Макар снова появился во дворе с двумя бутылками водки в руках. За ним следом выбежала из дома счастливая маленькая женщина, неся в плетённой пластиковой корзинке несколько стаканов. Только мы все пригубили за здоровье новорожденного, как тут, в соседском дворе, появились Лиля, Степан и Игорь. Поняв и правильно оценив ситуацию, они присоединились к нам со своими поздравлениями.
   В дом все вернулись вместе минут через десять. Елизавета сидела с Маришкой и нашими девочками в детской спальне. Женщина вернулась к девочкам сразу, как только выяснилась причина переполоха.
   Игорь и Степан были взволнованы известием о болезни Маришки. Но Елизавета, успокоила мужчин, сказав, что дочери уже стало легче. Маришка действительно заметно оживилась. Лиля, Степан и Игорь привезли девочкам из города всякие безделушки. Дети весело щебетали и хвастались друг дружке своими подарками. Поужинали поздно и сразу легли спать.

                2
   Утро разбудило нас с Лилей проливным дождём. Но в деревенском доме даже в пасмурное хмурое утро было мило и уютно. Мне очень не хотелось ещё вставать. В спальню к нам вошла моя спасительница Тамара Михайловна и сказала:
   --Господа педагоги, можете ещё подремать. В такую погоду во дворе делать нечего. Степан с Игорьком встали рано и уехали на ферму, а Светлана с Лизаветой помогают Наталье, жене Макара. Вечером у них вся деревня гулять будет. И нас позвали. Я девочек ещё не будила, в такой дождь самый сон. Закончу готовить завтрак, тогда уж всех и позову.
   --Мама, как Маришка? – спросила Лиля.
   --Ночью слышала, она опять всхлипывала. А утром Лиза сказала, что девочке гораздо лучше и попросила позвать её, когда дочка проснётся.
   Лиля сладко потянулась и села на кровати.
   --Мам, - сказала она, - я сейчас умоюсь и приду на кухню тебе помочь.
   --Я управлюсь, дочка.
   --Ладно, мам, я выспалась. Сон в деревенском доме – это что-то особенное. Просыпаешься, и кажется, что помолодела минимум лет на пять.
   --Не могу не согласиться, - сказал я. – Помолодею я, пожалуй, ещё чуть-чуть.
   --Ну естественно, женщин на кухню, а сам дрыхнуть. Вот вы, мужики всё же те ещё лентяи,  заметила Лиля, пытаясь меня поддеть.
   Я же только демонстративно повернулся на другой бок спиной к женщинам и, зевая, парировал:
   --Нас беречь надо. Мужчин по статистике на планете меньше, чем вас, девочки.
   --Ага, -  сказала Лиля. – А настоящих мужчин уже пора заносить в Красную книгу, как вымирающий вид. Лентяй!
   Лиля, ещё сидя на кровати, развернулась ко мне и подкрепила свой приговор звонким шлепком по тому устью, откуда вот уже много лет берут начало мои ноги.
   В сладком ожидании хорошего завтрака я в своё удовольствие ещё подремал.
   Завтрак – дело святое. А завтрак в деревне – это даже не трапеза, это праздник настоящего гурмана. Щедро омытые летним дождём только-только сорванные молодые огурцы с крупными пупырышками были горкой сложены в эмалированную миску, поставленную в центр стола. В ней же по краям лежало пять тёмно-бурых помидоров размером с кулачище Степана. Сверху эта ароматная пирамида была украшена молодым чесночком с длинными зелёными листьями-перьями. Лично мне уже к такому яству было бы достаточно ещё кусок свежего хлеба и стакан парного молока. Однако завтрак предполагал ещё поджаренную на настоящем домашнем сливочном масле картошку со свиными рёбрышками, домашнюю колбасу, нарезанную крупными кружками, сливки и яблочный компот. А какой запах тут стоял…  Уже его одного, казалось бы, хватило, чтобы насытиться. Господи, спасибо тебе за то, что ты придумал этот рай – славянскую деревню!
   Дети ели медленно. Из всего предложенного изобилия, их привлекал только компот. Тамара Михайловна бурчала на них, подгоняла и даже угрожала ремушком. Но это не сильно-то их пугало – мы никогда не наказывали наших девочек с применением физической силы.
   За столом я обратил внимание, что Маришка, всегда такая энергичная непоседа, теперь казалась вялой, неохотно ковыряла картошку вилкой, но ничего не ела.
   --Мариша, почему совсем не ешь? – спросил я.
   --Не хочется, - ответила девочка и поправила левой рукой упавшую на стол длинную прядь волос.
   --Мама, может ей горячего молока с содой дать? – предложила Лиля. – Не нравится мне её состояние.
   --Я лучше ей сейчас нагрею молоко с липовым мёдом. Мёд – лучшее лекарство во время простуды.
   И верно, выпив стакан молока с мёдом, Мариша скоро чуть повеселела.
   После завтрака Лиля с матерью убрали со стола и спешно сели к телевизору смотреть любимый сериал. Девочки убежали в спальню, где ещё вчера выстроили из пластилина большой замок, в котором теперь разыгрывали целый кукольный спектакль. Они попросили меня помочь им укрепить некоторые архитектурные детали замка и достроить самую большую башню, в которой должна будет жить принцесса. Очевидно, я слишком увлёкся творчеством, что не заметил, как уже какое-то время Маришка не принимала участия в игре. Она сидела на корточках и, прислонившись к спинке кровати, спала. Лицо девочки показалось мне более румяным, чем обычно, а маленький лоб её покрыли капельки пота. Я подошёл к ней, осторожно поднял на руки и положил на кровать прямо поверх покрывала, ощутив при этом, что у Маришки был жар. Девочка застонала, и, не открывая глаз, попросила пить. Юля сразу же побежала принести и воды и позвать в спальню бабушку и маму.
   Состояние Маришки нас сильно взволновало. Я, накинув дождевик Степана, вышел позвать Елизавету. Дождь, похоже, уже заканчивался. Дорога за воротами превратилась в длинную грязную лужу. Пришлось пробираться до соседнего двора по единственной твёрдой травянистой кромке у самого забора. Войдя во двор Макара, я безошибочно определил, где мне найти Елизавету. От соседской летней кухни тянуло ароматом жареного мяса и ещё какого-то аппетитного варева. На кухне суетились у двух газовых плит Наталья, Светлана и Елизавета. Извинившись и ещё раз поздравив хозяйку с рождением первого внука, я попросил Елизавету сходить домой проведать Маришку. Светлана хотела пойти с нами, но Елизавета сказала, что этого не нужно.
   Уже в доме Елизавета, увидев и поняв состояние дочери, очень обеспокоилась. Она попросила меня принести из летней кухни бутыль с самогоном, а на обратном пути взять из шкафчика в прихожей большой кусок марли. Скоро Елизавета протёрла всё тело дочери самогоном, надеясь, что это жар скоро спадёт.
   --Лиза, - обратилась к ней Тамара Михайловна, - думаю, сейчас этого уже недостаточно. Марише надо дать что-нибудь жаропонижающее. Есть у вас аспирин?
   --Если честно, я даже не знаю, - растерянно ответила женщина. – Посмотрите в том же шкафчике, где лежала марля. Там серая коробочка. Это всё, что у нас есть.
   --Я гляну, - сказал я и вышел в прихожую.
   В шкафчике я нашёл небольшую картонную коробку, но в ней, кроме флакончика с зелёнкой, валидола и нескольких таблеток но-шпы, ничего не было. Вернувшись в спальню, я сказал, что могу пробежаться по соседским дворам.
   --Старики всегда запасливы, - сказал я. – Уверен, что аспирин точно у кого-нибудь найдётся.
   --Сходи, -  согласилась Елизавета. -  Но особо не надейся. Это деревня.
   Женщина оказалась права. Обойдя все дворы, я вернулся с двумя таблетками анальгина и массой рекомендаций из области народной медицины. Пересказал всё, что запомнил. Но никого не удивил. Маришке дали половину таблетки анальгина и Елизавета опять протёрла дочь самогоном.
   Не знаю, что именно помогло, но скоро жар у Маришки начал спадать. Девочка открыла глаза.
   --Ну слава богу! – сказала Елизавета. – Доченька, как ты себя чувствуешь, малыш? Где болит?
   --Уже хорошо, мамочка. И нигде не болит,  - ответила девочка.
   Однако мне показалось, что не очень всё хорошо. Глаза ребёнка были красными, дыхание затруднено…
   --Ладно, - чуть успокоившись, сказала Елизавета, - тогда я пойду. Тётя Тамара, Лиля, если не трудно, протрите Маришку позже ещё раз самогоном. Так уже бывало. Она похандрит ещё вечер, а утром уже будет носиться по двору. Правда, дочурка?
  --Буду, буду, мамочка, обещаю, - ответила Маришка и даже уже улыбнулась.
   --Если что, зовите меня, - попросила Елизавета. – Но, думаю, её скоро попустит.
   --Конечно, мы присмотрим, - ответила Лиля. – А может дать ей потом ещё анальгин?
   --Нет, не стоит. Маришка редко болеет. Уверена, что уже через час-другой она попросится играть.
   С этими словами Елизавета ушла. А девочке действительно скоро стало легче. Но покидать кроватку Тамара Михайловна ей не позволила.
   Ещё немного побыв с детьми, я вышел во двор. Только-только прикурил с облегчением сигарету, как услышал шум подъехавшей к дому машины. Дождь уже закончился. Однако тяжёлые свинцовые валуны туч над головой хорошей погоды уже до конца дня не обещали. Степан с Игорем загнали машину во двор и, поприветствовав меня, зашли в дом обедать. Степан сразу подхватил Маришку на руки.
   --Ах ты проказница, - сказал он, - ты что это вздумала пугать деда?. Вот сниму ремушек да как погоню болезнь из дому. Ух, она у меня получит. А вместе с ней получит и Маришкина попа.
   --А вот и не получит. Твоя, дед, получит, - хихикала Маришка и весело шлёпала Степана.
   --Игорь, вы сегодня на ферме задержитесь? – спросил я. – А то я тут в дамском обществе совсем заскучал.
   --Нет, сегодня скуке конец. И работе тоже, - сказал Игорь. – Через пару часов все собираются у Макара. А это уже до утра, не раньше. Да и потом ещё пару дней гуляем. И это даже не обсуждается. Деревня живёт своими традициями.
   Если честно, меня перспектива трёхсуточного запоя не привлекала. Во-первых, я не любитель горячительных напитков, во-вторых, кроме семьи Степана и Ильи, мы с Лилей мало кого знали в деревне. Мне казалось, что мы будем чувствовать себя на этом празднике не совсем уютно. Тем не менее, через два часа все отправились в дом Макара. Дом без преувеличения можно назвать огромным. В большой комнате составили несколько столов. По обеим сторонам разместили длинные лавки, накрыли их рушниками и домоткаными цветастыми гобеленами. Не буду сейчас описывать всё, что было в тот день на столах. Одно скажу, всего было больше, чем вообще возможно было съесть и выпить. Понятие «гулять», как это понял я, в деревне оказалось какой-то странной обязательной деятельностью. А именно: много есть, много пить, мало говорить и периодически орать давно уже устоявшийся застольный песенный репертуар, типа «Ты ж мэнэ пидманула» или «Нэсэ Галя воду»…
Из чувства такта мы с Лилей выдержали около часа такого веселья и, сославшись на то, что пора укладывать детей спать, не ушли чисто по-английски, а буквально убежали.
   Было уже почти восемь часов вечера. Опять пошёл сильный дождь. Мы быстро взбежали на крыльцо и нырнули в прихожую. В доме было темно. Только из детской спальни пробивалась узкая полоска света. Мы ожидали застать там детей резвящимися. Однако в спальне было тихо. С детьми всё это время была Светлана. Только мы вошли в спальню, я заметил, что женщина встревожена.
   --У Маришки опять поднимается температура. Я вот только дала ей горячего молока с мёдом, но её начало рвать. Она кажется совсем слабенькой. Это уже не похоже на обычную простуду. Уж и не знаю, что делать. Может компресс какой?..
   --Тётя Света, - сказала Лиля, - сами же видите, что уже вторые сутки наступают только кратковременные улучшения. Я уверена, необходим врач. Не дай бог у Маришки воспаление лёгких. Такое уже с огорода не лечится. Нужны антибиотики, капельница…
   --Ой, дочка, доктора-то нет у нас. Поликлиника только в новой деревне. Так и она уже закрыта. Разве может ещё фельдшер дежурить. Но толку с него в поликлинике сейчас никакого.
   --А больница? Должна же быть у вас больница?
   --Больница в райцентре. Лиличка, мне кажется, что ты права, дочка. Горит Маришка вся. Боже, ну что делать?
   В спальню тихо заглянула Елизавета.
   --Ну что, наших мышат никак не уложить?
   --Дочка, - голос Светланы дрожал, - Маришке опять не хорошо. Может, позовём доктора?
   --Мама, Вы как всегда преувеличиваете. Вот сейчас напоим мою мышку молочком с мёдом, а через часок ещё и чайком с малинкой. И к утру Мариша будет здоровенькая. Правда, мышонок?
   Елизавета села на кровать и взяла дочку на руки.
   --Я поила её молоком, - сказала Светлана, - но её стошнило.
   --Лиза, твоей дочке нужен врач, - настаивала Лиля. – У неё может быть воспаление лёгких. С этим нельзя вот так просто.
   --Лиля, это не город. От нас до больницы даже машиной не рукой подать. А ещё в такую погоду. И кто поедет? Мужики уже все пьяные…
   --А если вызвать «скорую»? – предложил я.
   --В эту-то дыру? – невесело усмехнулась Елизавета. – Ладно, мама, пойдите-ка, пожалуйста, гляньте, в каком состоянии наши мужики.
   В состоянии дойти самостоятельно до крыльца дома был только Игорь. Когда он со Светланой и Тамарой Михайловной вошёл в спальню, я пожалел, что до сих пор не научился водить машину. Игорь стоял на своих ногах, но сами ноги были не очень-то послушны.
   --Игорь, Маришке, кажется, совсем плохо, - с надрывом в голосе сказал Елизавета мужу.
   Игорь взглянул на дочь, потом как-то вдруг резко весь собрался и без посторонней помощи подошёл к кровати и сел.
   --Доча, ты чего? Что болит, доча?
   --Папа, спинка болит и ножки, и ручки. Мне холодно.
   Маришка ёжилась и прижималась к матери.
   --Игорёк, что делать? Нужен доктор, - сказала Елизавета, с надеждой смотря в глаза мужу.
   --Поедим, - коротко сказал Игорь, развернулся и вышел.
   Уже из прихожей Игорь окликнул меня:
   --Андрей, иди мне помоги. Давай во двор!
   Я вопросительно посмотрел на женщин.
   --Он сможет, уверено сказала Елизавета. – Пойди, помоги ему там.
   Я вышел в прихожую. Игорь старался быстро снять с себя одежду.
   --Андрей, давай к колодцу, подними пока ведёрко…
   Я выскочил во двор. Фонарь освещал только крыльцо и мощённую камнем дорожку к калитке. Колодец же был в другой стороне, за летней кухней. Поднимать полное ведро воды вручную было не очень трудно. Перелив студеную воду в заранее приготовленное пластиковое ведро, я, стараясь сильно не расплескать, буквально побежал к дому. Игорь ждал меня около крыльца в одних трусах, высоко подняв руки.
   --Лей! – крикнул он.
   Теперь я понял, для чего нужна была колодезная вода. Обойдя Игоря сзади, я поднялся на две ступеньки крыльца, поднял высоко над собой ведро и вылил всё его содержимое на голову парня. Мгновенно по его телу пошла сильная дрожь. Игорь несколько раз взмахнул руками, словно крыльями ветряной мельницы, потом подбежал к большой бочке, стоявшей не далеко от крыльца и наполненной до краёв дождевой водой. Парень раза три окунулся в бочку головой, а потом, фыркая, побежал в дом, махая мне рукой. В прихожей Игорь показался на моё удивление совершенно трезвым.
   --Удивлён? – спросил парень. – Это ещё армейский опыт. Бывало и похуже. Запомни, колодезная водичка лучше всякой опохмелки. Со мной поедешь?
   --Конечно, - с готовностью ответил я, хотя усомнился, что Лиля эту готовность одобрит.
   Но я ошибся. Когда мы с Игорем переоделись в сухое и были готовы ехать, женщины вышли проводить. Я взглянул на Лилю…
   --Поезжай, - сказала мне жена. – Игорю, может, помощь нужна будет в дороге.
   Елизавета накинула на себя дождевик и пошла открывать ворота. Мы с Игорем перебежали от крыльца к машине и быстро запрыгнули в её салон. Только захлопнули дверцы, как в слабоосвещённом проёме  распахнутых ворот увидели что-то большое, ковыляющее прямо на нас. Игорь включил фары. Это был Степан. Он был совсем пьян, едва-едва держался на ногах. Ничего не понимая, он высоко поднял руки и преградил нам дорогу.
   --Ну, батя, блин! – выругался Игорь и дважды посигналил.
   В жёлтом свете фар появились Светлана и Елизавета. Они оттащили упирающегося и бранящегося Степана от ворот. Игорь тронул машину с места, но Степан со словами: «Стоп, машина!» успел ухватиться за ручку дверцы. Игорь затормозил. Светлана резко рванула мужа за плечи на себя и крикнула:   --Езжайте уже быстрее! Не дай бог дождаться белолошадной!
   Последние слова женщины заставили меня вздрогнуть.
   Мотор машины натужно зарычал. Автомобиль, покачиваясь, вывернул на дорогу. Через лобовое стекло я видел лишь прорывающийся вперёд через сплошную стену дождя свет фар. Я посмотрел на Игоря.
   --Не бойся, не заблудимся, - сказал парень. – До райцентра я и с закрытыми глазами доеду. Главное нигде не застрять. В такую погоду по этой дороге, наверное, лучше катером.
   --Игорь, уже десять. В такое время в районной больнице будет детский врач?
   --В больнице должен быть, но мы туда не поедим.
   Я удивлённо взглянул на парня, усомнившись, что он уже совсем трезв.
   --Мы поедим к моему другу. Это ближе и вернее. Не каждого уговоришь сейчас поехать с нами, даже если он врач и давал когда-то клятву.
   --Игорь, ближе, это очень хорошо… Но зачем нам сейчас твой друг? Марише нужен серьёзный врач…
   --Марише нужен мой друг. Тем более, что он и есть детский врач. Причём, хочу заметить, очень хороший врач.
   --А, ну если так… - сказал я и уставился на дорогу, вернее, на то, что хоть как-то можно было разглядеть впереди.
   Сначала я опасался, что Игорь, имея ещё в крови, а, значит, и в голове алкоголь, будет гнать машину несоизмеримо с погодными условиями. Однако парень ехал быстро, но осторожно. Я это чувствовал. Один раз машина всё же вильнула в кювет, сильно накренилась вправо. Мне показалось, вот ещё мгновение, и автомобиль перевернётся. Очень испугался. Но Игорь сумел справиться и вырулить обратно на дорогу.
   Мы ехали уже минут двадцать пять, когда впереди я увидел огни первых домов. Дорога на подъезде к райцентру была получше. Скоро мы подъехали к пятиэтажке, где жил друг-врач. Игорь оставил меня в машине, а сам вбежал в подъезд дома.
   Меньше, чем через десять минут мы уже покинули окраины райцентра. Друга Игоря звали Сергеем. Это был рано лысеющий худощавый молодой человек с приятным лицом и добрыми голубыми глазами. Он носил очки в толстой роговой оправе. Казалось, они были ему великоваты, зато делали глаза Сергея ещё более добрыми и более голубыми. Друг-врач оказался человеком общительным и, похоже, действительно хорошим педиатром. Он подробно расспросил нас о состоянии Маришки, потом открыл захваченный с собой широкий дипломат, покопался в нём, закрыл и сказал:
   --Прядок.
   --Что? – не расслышал Игорь, т.к. мы с доктором сидели на заднем сидении.
   --Всё будет в порядке, - сказал Сергей и хлопнул друга по плечу.
   --Уверен? – спросил Игорь.
   --Это ты сейчас у кого спросил? – в голосе Сергея послышалась наигранная ехидинка.
   Игорь только хмыкнул.
   --То-то же, - усмехнулся Сергей. – Ты сейчас своё дело делай хорошо и не отвлекайся. Кстати, а дождичек-то закончился.
   И действительно, свет фар уже беспрепятственно освещал мокрую дорогу – ту хорошую дорогу, которая вот-вот закончится, и автомобиль уже больше поплывёт, чем поедет.
   --Игорь, а машина стала тяжелее килограмм на шестьдесят, - заметил Сергей.
   --Худющий, а тяжёлый, - усмехнулся Игорь. – но я тебя понял. Можем сесть на брюхо. Что предлагаешь? Лесом?
   --Лесом, - утвердительно ответил Сергей. – Добавим всего-то километра три. Зато такого болота там нет. Машина пойдёт легче. Не заблудишься?
   --Это ты у кого сейчас спросил? – съехидничал в свою очередь Игорь и победно улыбнулся.
   Мы с Сергеем переглянулись.
   Метров через сто пятьдесят Игорь свернул вправо, хотя я не понял, почему именно там. Вокруг не было никакого леса. Было абсолютно темно. Но я решил полагаться на Игоря, слишком уж уверенно  он себя вёл. И вот, то слева, то справа свет фар начал всё чаще выхватывать из черноты ночи стволы деревьев. Машину покачивало, иногда слегка подбрасывало и сотрясало. Опасаясь удариться головой, я пытался удерживаться за спинку переднего сидения водителя.
   --Лучше держись за ручку над дверцей со своей стороны, - сказал Сергей.
   Так действительно было удобнее. Я заглянул через переднее сидение на панель управления и отыскал взглядом светящиеся стрелки часов. Они показывали без десяти одиннадцать.
   --Игорь, сколько ещё ехать, можешь сказать? – спросил я.
---Лесом, думаю, минут пятнадцать-двадцать. Потом обогнём овраги, это ещё минут пять-семь, ну и до дома по нашей слякоти столько же.
   Когда Игорь упомянул овраги, я хотел спросить, а не те ли самые это Чёрные овраги. Но, слава богу, хватило ума промолчать. Не к месту именно сейчас подобные вопросы. Смотря в окно, я подметил:
   --Жутковато ночью в лесу…
   --Почему же? – спросил Сергей.
   --Какой-то лес кажется неживой в темноте Никогда бы не жил в лесу.
   --В лесу? – усмехнулся Сергей. – Зачем же жить в лесу? В лесу никто не живёт.
   --В этом живёт, - вдруг сказал Игорь.
   --Кто живёт? – удивлённо спросил я и сразу как-то напрягся.
   --Один наш сумасшедший старикан.
   --Точно, - подтвердил Сергей. – Дед  Митрофан. Не уверен, что он сумасшедший. Но то, что он странноватый, это точно.
   --Странноватый потому что живёт в лесу? – поинтересовался я, с чего Сергей делает такие выводы.
   --Странный, потому что странный, -  сказал вдруг Игорь. - Угрюмый, молчаливый, совсем не общительный. Сколько себя помню, всегда знал, что он в лесу живёт. А вот видел его всего раза три. Однажды я его телегу на дороге обогнал на машине и остановился. Хотел хоть лицо этого старика увидеть. Он проехал мимо и даже головы в мою сторону не повернул, словно меня и вовсе на дороге не было. А потом ещё пару раз видел его на реке, когда рыбачил с батей. Он сидел обычно в сторонке с удочкой и опять же вёл себя так, словно вокруг никого нет на всём белом свете. В деревне у него нет ни родственников, ни друзей. Да и о нём самом никто ничего не знает. Говорят, что появился он здесь давно. Сам в лесу строился и живёт там один, как зверь какой. Вроде как небольшое хозяйство имеет. Но зла людям не делает, так и его никто не трогает. Участковый наш, правда, как-то для порядка наведался к нему, документы посмотрел, что-то там поговорил с ним. А, вернувшись, людей успокоил, сказав, что всё там в порядке и всяк может жить в лесу, ежели ему так того хочется. Правда, мы пацанятами, в лес когда бегали, деда Митяя побаивались, но ни разу его в лесу так и не встретили. Верно говорю, Серёга?
   --Я как-то с матерью ходил за грибами ещё школьником. Встретился нам дед Митяй. Вышел как-то неожиданно на тропинку из молодых елочек, глянул на нас, поздоровался и пошёл себе прочь. Мать, помню, от испуга тогда на его приветствие даже не ответила. Схватила меня за руку, да как чесанули мы с ней до самого дома без оглядки. Ни корзин, ни грибов – всё в лесу оставили. Удивительно, но я лично после той встречи деда Митяя перестал бояться. И знаете, почему? Я увидел его глаза. Хоть и пацаном был, а вот сумел отметить, что в глазах этих было много печали, но не было зла.
 На этом Сергей замолчал, и какое-то время мы ехали в полной тишине. Тишина эта давила. Игорь более внимательно стал сосредотачиваться на дороге. Сергей вдруг задумался о чём-то своём, может детство вспомнил. А я просто не мог придумать, о чём бы ещё более весёлом можно было бы поговорить.
   Когда, как примерно определил Игорь, мы уже должны были вот-вот выехать из леса к оврагам, снова пошёл настоящий ливень.
   --Ну что за напасть такая?! – возмутился Игорь и ударил ладонью по рулю.
   --По прогнозам весь август будет дождливым, - сказал Сергей. – Помню, как в прошлом году в это же время…
   --Вот чёрт!... – неожиданно выругался Игорь. И в следующее мгновение машина резко вильнула влево, потом так же резко вправо, снова влево. Потом передняя часть машины высоко подпрыгнула, и по днищу машины прошёл неприятный скрежет. Задние колёса отчаянно забуксовали, мотор взревел в холостую, и автомобиль замер, затих.
   --Во, попали, - сказал Игорь и снова ударил ладонями по рулю. Думаю, это было привычное действие автомобилиста в дрянной ситуации. Машина подала сигнал, будто вскрикнула от боли. По самому положению автомобиля сейчас даже я понял, что «сели» мы основательно.
   --Как же так, Игорёк? – спросил Сергей, - Места-то всё знакомые…
   --Как же? Как же? А я почём знаю? Вероятней всего, чей-то трактор совсем недавно здесь буксанул. Но он трактор, ему это плёвое дело – дёрнулся пару раз, да и дальше поехал. Выбоина здоровенная. Я заметил что-то такое впереди, но поздно. Да и куда в таком лесу свернёшь? Только лбом в дерево. Дождь, ночь, не видно ни черта… Нет, ну надо было именно сейчас!..
   --Может, выйдем, толканём? – спросил я.
   --Бесполезно, - с обречённой уверенностью ответил Игорь.
   --Ну хоть будем знать, что пытались, - поддержал меня Сергей.
   --Если охота понырять в этом болоте, давайте. Мне всё равно педали жать, да баранку крутить. Так что, чем смогу, помогу.
   Я решительно открыл дверцу машины со своей стороны, и решительность моя мгновенно улетучилась. Сделав шаг наружу, сразу провалился по колено в глубокую выбоину, заполненную жижей грязи. Сергей вышел со своей стороны, и потому, как он громко выругался, я понял, что доктор оказался в таком же положении, что и я. Сильный дождь не давал никакой возможности внимательно осмотреться. Почти на ощупь я обошёл машину сзади, упёрся руками в багажник, а ногами постарался найти хоть какую-нибудь твердь. Сергей сделал тоже самое и крикнул Игорю?
   --Давай, газуй!
   Мотор машины снова взревел. Напор воды и грязи фонтаном ударил по нам. Колёса, не найдя точки опоры, бесполезно вращались, а плотно лежащий на брюхе автомобиль не двинулся вперёд даже на сантиметр.
   --Хватит! – крикнул Сергей. – Приехали.
   Держась за багажник, он начал пробираться обратно в салон, показав мне жестом делать то же самое. Обойдя машину, я ввалился внутрь и захлопнул дверцу.
   --Ну что, ихтиандры, как водица?- спросил Игорь
   --Холодная, - ответил я.
   --Чуть согреетесь, или сразу пойдём?
   --Как «пойдём»? – не ожидал я такого разрешения нашего положения.
   --Ножками… - ответил Игорь серьёзно без ехидства.
   --А до деревни далеко ещё? – снова спросил я.
   --Днём да в сухую погоду рукой подать, - сказал Игорь.
   --У тебя есть фонарь? – поинтересовался Сергей.
   --Есть. Но толку с него в эту погоду…
   --Посмотрим, - сказал Сергей.
   --Ладно, я достану его из багажника. А ты, Айболит, не забудь свой чемоданчик.
   С начала меня удивило, как можно ещё и шутить в нашей ситуации. Но потом подумал, что именно в нашей ситуации надо шутить.
   Игорь открыл дверцу и выпрыгнул, или, скорее, нырнул наружу. Я пригнулся и начал подворачивать штанины джинсов, решив, что так будет легче идти. Вдруг Игорь быстро вернулся в машину и почему-то шёпотом спросил:
   --Слышите?
   Я поднял голову и прислушался.
   --Ничего не слышу, - сказал Сергей.
   --Тише! Вот сейчас, слышите же?
   К монотонному шуму дождя действительно добавились какие-то звуки. Скоро стало понятно, что они приближались. Трудно было мне сказать, на что они были похожи: не то плюханье, не то чавканье с неприятным визгливым скрипом. Но ясно было одно – что-то двигалось по дороге прямо на нас.
   --Выключи фары, - прошептал Сергей. – оно на свет идёт.
   Свет впереди погас. Я начал вглядываться через лобовое стекло в темноту. Дождь заливал стекло. Дворники маятником метались по нему, но всё равно ничего не было видно. Игорь тихо опустил боковое стекло и выглянул.
   --Что-то видишь? – спросил я.
   --Что-то вижу. И это что-то большое. Оно прёт на нас прямо, словно нас и нет здесь совсем…
   --Это человек? – спросил Сергей.
   --Ну нет, точно не человек.
   Я почувствовал, как страх своими ледяными руками коснулся меня и в мгновение охватил меня всего.
 А Игорь вдруг повернулся и резко нажал рукой на сигнал. В относительной и очень напряжённой тишине от громкого звука автомобильного сигнала у меня внутри всё оборвалось. Сергей тоже ощутимо вздрогнул. Но испугались, кажется, не только мы. Впереди раздалось громкое и жуткое лошадиное ржание. Мой человеческий страх теперь сменился животным ужасом. Я физически ощутил, как у меня от макушки до пят всё похолодело. Я никогда раньше не знал, что может быть настолько страшно. Ещё мгновение, и паника заставит меня выброситься из машины и бежать всё равно куда, лишь бы дальше от этого жуткого звука. Казалось, что сейчас из чёрной ночи прямо на нас несётся огромный белый четвероногий призрак. Казалось, что вот ещё мгновение, и его тяжёлые копыта вдребезги разнесут лобовое стекло машины, через которое протиснется прямо к моему лицу невероятно громадная лошадиная голова с жутким крупнозубым оскалом.
   --Что это, - вскрикнул Сергей.
   --Это она! – вдруг закричал Игорь. – Она! Она не пропустит нас! Почуяла, тварь, беду!..
   Игорь, словно обезумев, начал давить и давить на сигнал, в клочья разрывая тишину и доводя наш страх до полного исступления.
   --Прекрати! – крикнул Сергей, резко перегнулся через спинку водительского кресла и потянул Игоря на себя. Сигнал смолк. Стало так тихо, словно даже дождь испуганно притих между деревьев. Игорь тяжело дышал. Сергей медленно отпустил друга.
   --Слышите? – опять спросил Игорь. 
   Я прислушался, но ничего теперь не слышал.
   --Убежала? – предположил Сергей.
   --Нет, затаилась. Ждёт, - уверенно сказал Игорь.
   --Чего ждёт? – не понимал я.
   --Ждёт, пока мы выйдем…
   --Бред, - неожиданно громко сказал Сергей. – Она что, волк что ли?
   --Хуже, - ответил Игорь.
   --Послушайте, - уже более спокойно заговорил Сергей, - мы же три взрослых мужика. Ну что это за глупости? Ну бродила по лесу чья-то лошадь. Мы её напугали, по-моему, больше, чем она нас. Уверен, что она уже не первый километр нарезает отсюда.
   --Здесь она, рядом, - снова уверенно сказал Игорь.
   И в подтверждение его словам впереди раздалось громкое фырканье. Потом что-то плюхнуло, и через секунду в лобовое стекло заглянуло белое лицо…
   --Свет чужого фонаря ослепил нас, а лицо прохрипело:
   --Доброй ночи, мужики!
   --Фу ты, чёрт! – выдохнул Игорь и нажал тумблер включения ближнего света фар.
   Лес впереди осветился. Возле машины, чуть слева, стоял пожилой мужчина в широкополом брезентовом дождевике, по-моему, военного покроя. На голову был накинут большой капюшон.  Метрах в трёх от машины поперёк дороги стояла запряжённая в телегу лошадь. Большая и мокрая. Свет фар освещал её достаточно хорошо, чтобы можно было убедиться в тёмном окрасе животного. Я взглянул на Сергея. Он, переведя дух, откинулся назад на спинку сидения и громко сказал:
   --Ну вы, мужики, даёте!
   Игорь открыл дверцу машины, посмтрел на незнакомца и спросил:
   --Дед, что же ты людей пугаешь? Тебе-то чего в лесу ночью понадобилось?
   --Ничего, - прохрипел дед. – Живу я здесь.

                ЧАСТЬ 3

                1
   Минут через десять после бурной встречи в лесу, чуть не лишившей нас рассудка, мы уже все  вчетвером ехали в телеге в сторону деревни. Дед Митяй, а это был именно он, узнав, что мы везём врача к больному ребёнку, ни секунды не суетясь и не задавая больше никаких вопросов, предложил свою помощь. В телеге лежали небольшие пеньки, толстые ветки и хворост. Сидеть на всём этом было крайне не комфортно. Зато дед Митяй предусмотрительно укрыл свои дровишки большим куском брезента, под которым и мы теперь укрылись от дождя. Ехали медленно, но всё же ехали. Старик выглядел действительно очень угрюмым. Однако, это, по-моему, единственное, что можно было назвать в нём странным. Обыкновенный деревенский мужик неопределённого пожилого возраста. Молчун.
   Дождь начал стихать, словно почувствовал, что не смог нас одолеть и теперь сдавал свои позиции. Сергей, ёрзая на качающемся пеньке, приподнял брезент и сказал:
   --Ну дед, тебя нам сам бог послал.
   --Чтобы напугать? – прохрипел дед и сипло засмеялся.
   Старик оказался с юмором.
   --Чтобы помочь, - ответил Игорь. – Но, конечно, и напугал ты нас своей Совразкой почище призрака.
   --Гром, - сказал дед.
   --Да нет, старик, тебе послышалось
   --Мерина моего зовут Гром. А чем же так напугал-то. Мерин ведь сам голосом предупредил. Не слыхали что ли?
   --О-о-о, слыхали, дед, - ответил Сергей. – Так слыхали, что аж сердце через желудок в пятки упало.
   --А что так? – искренне удивился старик. – Думали, разбойник какой?
   --Нет. Мы попутали твоего Грома с другой лошадкой.
   Дед Митяй как-то очень резко повернул голову и внимательно посмотрел на всех нас поочерёдно. Создалось впечатление, что Сергей сказал что-то такое, чего говорить не надо было.
   --Ты чего, дед? – спросил Игорь.
   --За привидение приняли, - сказал старик и покачал головой.
   После он отвернулся, вздохнул и, вдруг, начал рассказ, который занял нас на всю дорогу до самого дома Степана. Начал так неожиданно для нас, что я даже не сразу понял, о ком он и о чём заговорил.

                2
                ЖАСМИН
          
   Более пятнадцати лет назад жил дед Митрофан в Закарпатье. Это западная Украина. Жил вдовцом, и вместе с братом держал небольшое хозяйство. Его единственная дочь, выйдя замуж, переехала жить к мужу в Киев. Скоро она родила дочь. Митрофан очень хотел внуков. Любил нянчиться с чужими детьми. А тут появилась своя внучка. Получив от дочери телеграмму с радостным известием, Митрофан незамедлительно поехал в столицу. Дочь всегда ладила с отцом, любила его. Поэтому не стала возражать, когда Митрофан предложил себя на первое время в роли няньки. Муж дочери был всегда занятым человеком, поэтому даже обрадовался, что тесть сможет помочь жене с малышкой.
   Первоначально Митрофан планировал пожить у дочери с полгода. Но внучка так привязала его к себе, что пошёл уже седьмой, восьмой, девятый месяц, а уезжать ему хотелось всё меньше и меньше. Так прошёл год. Было похоже, что отец с дочерью, её муж и их ребёнок всё больше становились одной семьёй. Митрофан прекрасно справлялся со своей ролью, будучи внучке и за дедушку, и за бабушку, и за заботливую няньку. Казалось, что теперь так будет всегда.
   Но однажды Митрофан получил письмо от брата, в котором тот писал, что решил оставить хозяйство и снова сойтись со своей бывшей женой, жившей тогда в Прибалтике. Письмо и обрадовало и огорчило Митрофана. Он давно уговаривал брата вернуться к жене, считая её хорошей женщиной, по-настоящему всё ещё любившей брата. Расстались они по глупости, и вот уже несколько лет мучились друг без друга, но не один не решался сделать первый шаг к примирению. Однако возвращаться к Карпатским горам, оставляя в Киеве полюбившуюся внучку, Митрофану очень не хотелось. Он втайне от дочери опасался, что без него за внучкой не будет должного присмотра. Да и прикипел он к маленькому созданию всем сердцем. Понимал, что будет сильно скучать по девочке в своём далёком одиночестве. Дочь предложила отцу продать хозяйство и переехать жить в Киев навсегда. Но Митрофан сказал, что это очень важный шаг, а он к нему не готов.
   Последующие три года Митрофан старался при любой возможности навещать дочь и внучку. Порой даже сам придумывал эти возможности. А однажды дочь с семьёй сама гостила у отца несколько летних недель. Тогда Митрофан часами гулял с внучкой по широким зелёным украинским лугам, собирал с ней красивые полевые цветы, ягоды, спускался полюбоваться быстрой горной рекой. Даже в горы брал с собой малышку. И всегда с умилением наблюдал, с каким восторгом внучка встречала каждый новый цветочек, как восхищалась величием и великолепием Карпатских гор. А ещё малышка могла часами крутиться возле деда, когда тот хлопотал по хозяйству, кормил кроликов, ухаживал за тремя лошадьми, доил корову. Для девочки это был совершенно новый мир, совсем не похожий на тот, к которому она привыкла в суетливой столице. И этот мир ей нравился больше. Самым любимым местом стал для девочки огород. Там она впервые видела и узнавала, где и как растут помидоры, огурцы и капуста. А то, что морковь родится и живёт под землёй, её очень огорчало. Она рассказывала об этом маме, говорила, как ей жалко морковочку, которая никогда не видит солнышко и не слышит, как красиво здесь поют птицы.
   В начале же следующего лета Митрофан получил письмо от дочери, в котором она писала, что хочет съездить на два месяца в Чехословакию, где уже полгода работал по контракту её муж. Взять с собой дочь она не могла и просила отца приехать на это время в Киев, т.к. не хочет больше никому доверять девочку. Однако Митрофан никак не мог именно тогда оставить своё хозяйство. Одна из его лошадей только-только родила своего первого жеребёнка. Не мог Митрофан оставить без присмотра ни новорожденного, ни его молодую неопытную мать. Он съездил в город и позвонил дочери. Сразу нашли компромисс, и через неделю дочь привезла малышку к отцу. Прощаясь, она пообещала более двух месяцев не задерживаться. Митрофан уверил дочь, что она может быть абсолютно спокойна, что правильно сделала, привезя внучку к нему, а не оставила её на попечение родственников мужа в Киеве.
   Потекли для Митрофана счастливые дни. Его удивляло и радовало, что маленькой городской девчушке доставляло искреннее удовольствие помогать деду по хозяйству. Но больше всего ей нравилось заботиться о маленьком жеребёнке. Они так привязались друг к друг, девочка и жеребёнок, что теперь везде были вместе. Вместе играли на лугу, вместе спускались к реке за ягодами, а иногда, набегавшись и наигравшись, могли вместе уснуть где-нибудь во дворе или у стога сена на лугу.
   Дом и хозяйство Митрофана располагались под горой на возвышенности. С одного бока дома и со стороны фасада простирались зелёные луга, а с другого бока Митрофан обрабатывал свой огород. Огород заканчивался обрывом, и там, внизу, шумела неглубокая горная речка. Места просто сказочные.
   Внучка Митрофана оказалась достаточно самостоятельным и организованным ребёнком, и особых хлопот своему деду не доставляла. Конечно, накормить, искупать, уложить спать и рассказать перед сном какую-нибудь историю Митрофан считал своей безусловной обязанностью. А в остальное время девочка сама находила для себя какие-то свои маленькие дела и развлечения. Увлечённо возилась в огороде, кормила кроликов во дворе, играла с жеребёнком. Мать жеребёнка, длинногривая белая молодка Жасмин, всегда во время этих игр старалась держаться неподалёку, словно присматривала за малышами. Митрофан скоро подметил, что Жасмин полюбила девочку не меньше, чем своего первенца. Молодая лошадь была с норовом. Эта упрямица не раз показывала Митрофану свой характер. Бывало, брыкалась. А однажды даже попыталась укусить своего хозяина за плечо, когда тот треножил её перед выпасом. Но проявление любви и терпимости к девочке было у Жасмин очень ярким. Как-то Митрофан забыл запереть загон, и лошадь ночью убежала на луг вместе с жеребёнком. Утром хозяин попытался вернуть строптивую лошадь, но как только он к ней приближался, лошадь резко отскакивала и убегала ещё дальше от дома. Но вот на лугу появилась девочка. Она громко позвала Жасмин. Лошадь повернула к ней голову. Малышка подошла к ней, сказала ей: « С добрым утром, лошадка!». Потом по-детски строго поругала проказницу и, взяв её за гриву, отвела в загон вместе с жеребёнком. Этот случай буквально шокировал Митрофана.
   Прошло два месяца, пошёл третий. Вскоре Митрофан получил письмо от дочери. Та извинялась, что ещё задержится и просила не волноваться. Письмо ни сколько не огорчило Митрофана. А вот внучка немного загрустила. Соскучилась по родителям.
   Потом пришло ещё одно письмо. Дочка сообщала, что возвращается через неделю и просила, чтобы отец вместе с её дочерью встретил её в Киеве на вокзале. Конечно, написала, что купила отцу и дочке подарки и очень-очень по ним соскучилась.
   Узнав радостную новость, девочка захлопала в ладоши и побежала рассказывать о ней кроликам, Жасмин и жеребёнку.
   Неделя пролетела быстро. Рано утром, в день отъезда в столицу, Митрофан вывел на луг всех лошадей и коров, в сам пошёл заготовить им корма ещё на два дня, пока он будет отсутствовать. Его внучка встала в это утро раньше обычного. Она сама приготовила для себя нарядную одежду, а потом пошла кормить кроликов. Девочка всегда звонко смеялась, когда видела, как радостно встречали её каждое утро эти маленькие пушистые зверюшки. Каждому из них она дала имя и с каждым поочерёдно разговаривала, вынимая из клетки и поглаживая по голове и длинным ушам.
   Так и в то утро девочка взяла на руки одного из своих любимцев и весело защебетала. Сзади к девочке подошёл жеребёнок и, вдруг, начал обнюхивать кролика, шумно втягивая воздух большими ноздрями. Очевидно, это очень испугало кролика, он резко и сильно рванулся и буквально выпал из рук девочки. Упав на землю, кролик прокрутился на месте и пулей понёсся в сторону огорода. Девочка, а за ней и жеребёнок, бросились вдогонку. Но беглецу совсем не хотелось покидать случайно полученную свободу. Он носился по огороду кругами, ловко уворачивался от своих преследователей. Вероятно, в какой-то момент кролик оказался у самого края обрыва…
   Митрофан заканчивал вычищать загон, когда услышал испуганный крик внучки. В одно мгновение он покинул загон и увидел страшную картину. По самой кромке обрыва бежал несмышленый жеребёнок. Перепуганная девочка, что было сил, пыталась догнать его, и в какой-то момент ей это удалось. Она крепко ухватила жеребёнка за гриву, но он, воспринимая всё происходящее за очередную игру в догонялки, как любила говорить девочка, сделал попытку вырваться, освободиться, оступился и сорвался вниз, увлекая за собой свою спасительницу…
   Митрофан стоял, как завороженный, и не мог поверить, что это произошло. Из минутного шока его вывел душераздирающий вопль Жасмин. Было понятно, что лошадь, пытаясь успеть преградить дорогу жеребёнку и девочке, рванулась к обрыву. Но, будучи стреноженной, Жасмин тут же повалилась на траву и встать самостоятельно уже не смогла. Теперь она лежала на боку и, высоко подняв голову, отчаянно кричала…
   Не трудно догадаться, что было потом. Горе отцу, горе деду и безутешное горе двум матерям – человеческой и лошадиной. Митрофан не рассказывал об этом. Вспомнил только, что его несчастная Жасмин несколько суток стояла камнем над обрывом и с надеждой вглядывалась в бурлящие воды горной реки. А потом она пропала. Митрофан нашёл её в километре от дома вниз по реке. Понурив голову, словно мрачная тень, она безучастная ко всему, медленно брела всё дальше и дальше. Животное не стало сопротивляться, когда он догнал её, и покорно вернулась в загон.
   Но потом Жасмин начала всё чаще ломать загон и убегать. Однако, возвращалась она или в тот же день, или на следующий сама.. Митрофан понял, что она ищет жеребёнка и девочку. И он понял, что ничего не сможет с этим поделать. Поэтому и перестал запирать Жасмин в загоне.
   Через пару недель к Митрофану начали приходить люди из соседних хозяйств. Они жаловались, что кобыла заходит в их дворы и заглядывает в окна детских спален. Некоторые дети пугаются. Митрофан пытался успокоить соседей. Объяснял, что после трагедии Жасмин стала уходить из дома, а он ничего не может с этим поделать. Уверял соседей, что лошадь не причинит никому вреда. Многие понимали и не настаивали на принятии каких-либо мер к животному.
   И всё это, возможно, постепенно стало бы обычным порядком вещей, но со временем в округе поползли слухи, что белая лошадь заглядывает в окна тех домов, где болеют дети. Так родилась легенда о Белой лошади-призраке, предвестнике горя в доме, связанного со здоровьем и жизнью детей.  Говорили, мол, если  Белая лошадь заглянет в окно детской спальни, обязательно жди в этом доме трагедии. Легенда обрастала своими подробностями, и очень скоро в неё уже верили практически все. Понятно, что долго с подобным явлением соседи мириться не хотели и однажды потребовали, чтобы Митрофан либо убрал свою лошадь, либо сам убирался вместе с ней. И тут Митрофан, добрая душа, совершил роковую ошибку. Взял ружьё и на глазах у соседей увёл Жасмин далеко в горы. Добравшись до самого дальнего хозяйства, где о лошади-призраке ничего не слышали, продал несчастную  за бесценок. Соседям же сказал, что больше кобылица не будет их беспокоить, т.к. он избавился от неё раз и навсегда. Соседи поняли его сообщение именно так, как и рассчитывал Митрофан. Обезумевший от тяжёлого горя мужик просто убил свою лошадь, от которой и пользы-то уже в хозяйстве никакой быть не могло.
   Но не прошло и месяца, как однажды ночью Митрофана разбудил сильный стук в дверь. Открыв, он увидел на пороге соседских мужиков с фонарями. Они набросились на Митрофана с криками, требуя убираться из этих мест, т.к. пока он будет там оставаться, призрак Белой лошади будет преследовать и губить их детей. Теперь-то, веря, что Митрофан лошадь свою убил, любой мог поверить, что к ним в хозяйства начал приходить именно её призрак, чтобы мстить. Митрофан понял, что Жасмин сбежала от нового хозяина и снова бродит где-то рядом в надежде найти девочку и рядом с ней своего жеребёнка, наводя ужас на людей.
   Что оставалось делать бедолаге? Кое-как наспех продав соседу дом и хозяйство, он погрузил свои пожитки на телегу и поехал в нашу область. Вернуться к дочери он не мог. А в наших местах он, оказалось, воевал и даже участвовал в освобождении от фашистов моего родного города и именно этой деревни, где мы теперь гостили. Вот и решил Митрофан тихо здесь поселиться
   Каким же было его удивление, когда одним поздним вечером на одной из просёлочных дорог он заметил вдалеке бредущую за его телегой уже какое-то время лошадь. Митрофан сразу узнал свою Жасмин. Он обрадовался, что лошадь ещё жива. Что-то всё же родное было в ней для одинокого старика. Горе крепко связало их. Митрофан решил, что на новом месте и в совсем других условиях Жасмин, вероятнее всего, сможет успокоиться и жить рядом с ним.
   После всех событий в Закарпатье Митрофан начал сторониться людей. Поэтому и построил себе небольшой домик в лесу, где хотел уже доживать свой век. Скоро обзавёлся скромным хозяйством и жил тихой замкнутой жизнью.
   Первое время Жасмин была неотлучно рядом. Митрофан перестал треножить её на выпасах. Ему уже казалось, что прошлое уходило всё дальше и дальше , и ничего здесь не будет напоминать о том, что так хотелось забыть.
   А потом в какой-то момент всё началось сначала. Жасмин убегала и не возвращалась домой по два-три дня. Бывало, приходила с заметными ссадинами на боках. Митрофан понимал – били её люди.
   --Так запирал бы её в сарае, дед. – сказал Игорь.
   --А я и запирал. Но она тогда начинала так плакать и проситься, что сердце моё не могло этого стерпеть. Я, бывало, и кричал на неё, гнал её прочь. Бывало, кричу, а у самого, дурака старого, слёзы по щекам текут. Подойдёт она и лижет мне лицо, успокаивает, лащится. И у самой из глаз слёзы, что горошины, падают. Вот так стоим мы с ней и плачем. И я прошу у неё прощения за тех людей, которым никогда не понять её материнского горя. Я говорю с ней, и сердце моё согревается. Да ничего ведь плохого она людям не делает. Моя Жасмин каким-то своим особым образом чувствует ту материнскую тревогу и печаль, которую она сама носит в своём большом лошадином сердце долгие годы. Вот и идёт глупая туда, к людям, чтобы сострадать рядом, чтобы может, поддержать, утешить как-то или как-то, может, предупредить о какой опасности. И часто получает по своим бокам от тех же людей то палками, то граблями, не понимая, почему её бьют и зачем гонят отовсюду.
   --Так что же это выходит, что моим сестрёнкам твоя Жасмин путь к тому проклятому провалу умышленно своим телом преграждала, а не просто упрямилась? – предположил Игорь.
   --Ну, видно, что так и выходит, - ответил дед Митяй и тяжело вздохнул.
   --Дед, так что же ты людям не рассказывал правды, а? – спросил Сергей.
   --Людям? Боюсь, сынок, не поймут нас с Жасмин люди, не поверят. Боюсь, прогонят опять и отсюда. А куда нам идти? Идти нам больше некуда.  Да мы и здесь чужие.
   Какое-то время мы ехали молча. Тяжёлый отпечаток в душе каждого из нас оставил рассказ старика.
   Чуть за полночь телега остановилась возле дома Степана. Возле ворот стояли Лиля и Елизавета. Похоже, они ждали нас здесь уже какое-то время, переживали. Увидев нас сидящими в телеге, очень удивились такой неожиданности. Я пообещал Лиле, что позже кое-что расскажу. Елизавета быстро увела Сергея в дом. Игорь предложил деду Митяю тоже пройти в дом и остаться до утра, но тот наотрез отказался. Мы искренне поблагодарили старика за помощь.
   --Да чего там благодарить, - прохрипел Митрофан. – Ты это, слышишь, Игорь, не переживай. Всё будет в порядке Доктор твой, видно, человек хороший. Ну, будьте все здоровы.
   Старик отвернулся и уже, было, собрался тронуться в обратный путь, но вдруг кашлянул, обернулся, посмотрел на нас внимательно и сказал:
   --Слышите, я, это…  Ну, в общем, если моя вдруг под ваши окна забредёт, не убивайте её. Жалко мне глупую.
   Скрипнули колёса телеги, и скоро ночь поглотила нашего случайного спасителя, будто никогда и не было его вовсе.

                3
   Мы вошли в дом. Все были в детской спальне. Все, кроме Степана, которого Светлана, убедив, что сын скоро привезёт доктора, уложила в постель.
   Сергей внимательно осмотрел Маришку, послушал лёгкие, сделал ей укол и подробно объяснил Елизавете, как нужно продолжить лечение дома. Он не обнаружил никакой необходимости госпитализировать девочку.
   Мы решили не ложиться, пока у Маришки не спадёт высокая температура. Только Сергея Елизавета уговорила лечь немного поспать, т.к. ему рано утром необходимо было ехать в больницу. Да и Тамара Михайловна уже активно дремала в кресле-качалке.  Это была её естественная реакция на любую дозу алкоголя.
   Мы с Игорем рассказывали женщинам историю деда Митяя и его Жасмин.
   В какой-то момент я отчётливо услышал за окном шорох ветвей большой яблони. Повернул голову на этот звук. За окном было темно и уже тихо.
   Около двух часов ночи температура у Маришки уже была нормальной. Она заснула, прижавшись щекой к руке матери. Елизавета шепнула, что останется с дочкой до утра, поблагодарила всех за хлопоты и предложила всем немного отдохнуть. Светлана с Лилей занялись буксировкой Тамары Михайловны в спальню, что, скажу я вам, дело не простое. А я, наспех умывшись, рухнул на кровать, пообещав  Лиле, что дождусь её. А вот дождался я или нет, уже не помню. Весь остаток ночи мне снились обрывки событий последних дней, которые поочерёдно, словно с холста, смывал проливной дождь. Но они опять появлялись, и их опять смывал дождь. Мне хотелось, чтобы дождь прекратился, будто он смывал какие-то важные ответы на незаданные мною вопросы. Взглянул во сне на небо, и тут же небо яркой стрелой пронзила молния. Грянувший следом гром был таким сильным, что я проснулся и резко сел на кровати. Раскаты грома продолжали ещё звучать в моей голове. Но буквально в следующее мгновение я понял, что за раскаты грома я принял звон разбитого стекла. В доме что-то происходило… Какая-то суета в прихожей… Кто-то куда-то бежал, хлопнула входная дверь.
   --Боже, что случилось? – испуганно спросила меня проснувшаяся от шума Лиля.
   --Степан, Игорь! – услышали мы крик Светланы во дворе.
   --Батя, нет! – не крикнул, а буквально прохрипел с надрывом Игорь.
   И снова что-то словно взорвалось. Но это был не гром, это был выстрел. Я вскочил с кровати, набегу запрыгнул в спортивные штаны и выбежал из дома. Во дворе не было никого. Я бросился за ворота, где был по-настоящему шокирован увиденным. Прямо на дороге Игорь сидел верхом на распластавшемся в грязи отце и крепко сжимал обе его руки, державшие ружьё. Светлана сидела рядом с ними так же в грязи и, закрыв рот рукой, тихо плакала. Плечи женщины нервно вздрагивали. Елизавета пыталась её успокоить.
   Следом за мной на улицу выбежала Лиля, а за ней в проёме калитки появилась Тамара Михайловна, с Маришкой на руках и наши перепуганные девочки. Сергея я заметил не сразу. Он стоял чуть в стороне, опёршись плечом об угол дома и молча смотрел на всех.
   Кажется, догадавшись, что произошло, я огляделся по сторонам и облегчённо вздохнул.
   Скрипнули соседские ворота. На улицу вышел заспанный Макар.
   --Что у вас случилось? – спросил он.
   --Потом, Макар, потом, - ответила ему Елизавета. – Всё уже в порядке.
   --У-у-у! Люди, надо меньше пить, - пробурчал Макар, сам ещё не протрезвевший после вчерашнего застолья.
   --Игорь, - сказала Елизавета, - хватит. Поднимай отца. Пойдёмте все в дом. Видите, соседей пугаем.
   Я подбежал к Игорю и помог ему поднять из грязной лужи Степана, который неотрывно смотрел куда-то вдаль дороги и что-то невнятное бормотал.
   Уже в доме Степан спросил, где Маришка. Маришка тут же что-то пискнула и запрыгнула на руки деда, сразу намочив и испачкав свою пижамку.
   --Ух ты, моя козочка, - радостно сказал Степан, прижался небритой щекой к щеке внучки и, вдруг, неожиданно тихо заплакал.
   --Деда, почему ты плачешь? – Спросила Маришка, заглядывая Степану в глаза и гладя его по голове.
   Степан хотел ей что-то сказать, но нервный спазм в горле не дал ему возможности произнести ни слова. Елизавета взяла дочь на руки.
   --Мама, - спросила девочка, - кто обидел дедушку?
   --Никто, милая. Дедушка просто очень расстроился от того, что ты была непослушной и заболела.
   --Дедуля, я не буду больше. Честно-пречестно. Не плачь, - прощебетала Маришка.
   Очевидно, именно это детское щебетание, это чистая и наивная забота ребёнка как-то сразу сняло со всех напряжение. Все сразу немного оживились, задвигались. Светлана увела мужа и сына в душ. Лиля с матерью и Елизаветой занялись детьми. И я хорошо слышал, как в спальне Лиля и её мама начали расспрашивать Елизавету, что же произошло. Мне очень хотелось послушать, но перекурить после такого хотелось куда больше. Выйдя на крыльцо, я прикурил сигарету, спустился на дорожку и обошёл дом. Как я и ожидал, в одном из окон большой комнаты не было стекла, а вся оконная рама была изувечена. Все окна большой комнаты выходили на кирпичную дорожку, ведущую к калитке. Дорожка была усыпана битым стеклом и вся затоптана. Вдруг мне вспомнились ночные шорохи за окном детской спальни, и в моей голове мелькнула догадка. Обойдя дом со стороны сада, я сразу обнаружил на мягкой земле чёткие отпечатки лошадиных копыт. Догадка подтвердилась. Жасмин была здесь этой ночью. Кажется, что она простояла под окном всю ночь, а когда рассвело, очевидно, убедившись, что с ребёнком всё будет в порядке, успокоилась и пошла прочь со двора. Скорее всего, именно в этот момент её и увидел Степан.
   Я вернулся к крыльцу, прикурил ещё одну сигарету и сел на верхнюю единственно сухую ступеньку.. За моей спиной открылась дверь и на крыльцо вышел Игорь. Я сразу встал.
   --Сейчас Сергей ещё раз осматривает Маришку. После я на батиной машине отвезу его на работу. Поедешь со мной? Знаешь, после всего, что произошло, хочется всё время с кем- то говорить. Нервы, наверное. Не хочу обратно возвращаться один.
   --Конечно, поеду, - с готовностью ответил я. – Только Лилю предупрежу.
   --Скажи, что мы постараемся к завтраку уже вернуться.
   Уже в машине Игорь подробно рассказал всё, что произошло ранним утром. Он проснулся от сильной головной боли. Умылся холодной водой и выпил чашку крепкого чая. Это всегда хорошо помогало ему. Потом тихо разбудил Сергея и спросил, не пора ли ехать. Глянув на часы, Сергей попросил ещё минут двадцать его не будить. Игорь пошёл в детскую проведать Маришку. Он видел, как открылась дверь родительской спальни, из которой вышел заспанный отец, очевидно, с теми же головными проблемами. Он вяло махнул сыну рукой и направился к холодильнику за своим похмельным лекарством. Светлана на такой случай всегда держала для мужа в холодильнике бутылку «Жигулёвского» пива.
   Игорь тихо зашёл в детскую. Маришка спала в объятьях матери. Елизавета приоткрыла глаза и жестом показала мужу, что всё хорошо. Игорь шепнул ёй, что должен отвезти Сергея в больницу, осторожно чуть коснулся губами щеки дочери, улыбнулся и тихо пошёл к двери. В этот момент и раздался первый выстрел. Игорь выскочил из спальни. Вся большая комната была заполнена дымом. Игорь успел заметить промелькнувшую в прихожей спину отца. Бросился за ним. Из родительской спальни выскочила Светлана.
   Игорь догнал отца уже за воротами и всем своим телом повалил его с ног. Тогда и прозвучал второй выстрел.
   --Ты видел лошадь? – спросил Сергей.
   --Да, она была совсем рядом. Когда отец, не имея уже возможности прицелиться, выстрелил скорее уже от отчаяния, Жасмин только вздрогнула и рысцой скрылась за поворотом дороги. Отец хрипел подо мной и, мягко говоря, нехорошо обо мне высказывался. Если бы не ты, Серёга, думаю, батя никогда бы не поверил во всё то, что мы услышали от старика Митяя.
   --Слава богу, что всё обошлось так, - сказал Сергей.
   --Да - согласился я. – Игорь, ты же понимаешь, что историю деда Митяя необходимо рассказать у вас всем. Хорошо, что сегодня так вышло. Но могло же быть совсем наоборот.
   --Это я маме поручу. У неё получится. А вообще, жаль мне эту Жасмин. Это же сколько лет материнское сердце животного не знает покоя. Сколько боли она в себе носит. Свою боль носит и чужую приходит разделить. Вот оно как бывает.

                4
   Начинался август. Дожди пошли ещё чаще. Мы решили вернуться в город. Мариша за пару дней окончательно выздоровела. Игорь со Степаном, отправившись вызволять из лесной западни машину Игоря, навестили деда Митяя и рассказали ему о том драматическом утре и о том, что теперь вся округа знает его историю. Степан уверил старика, что ему нет больше нужды сторониться людей.
   Прощаясь с семьёй Степана, мы поблагодарили всех за приятное гостеприимство и пригласили приезжать к нам в город. А Светлана взяла с нас слово опять погостить в деревне во время зимних каникул, уверяя, что зимой в деревне не менее красиво, чем летом.
   Отвозил нас в город Игорь. Уже за деревней, где-то около Чёрных оврагов, мы заметили медленно бредущую по дороге Жасмин. Приблизившись к ней, Игорь сбавил скорость и посигналил. Жасмин вздрогнула, не оборачиваясь, свернула с дороги и опять медленно побрела уже совсем в другом направлении. Развернувшись в пол-оборота на заднем сидении, я долго смотрел ей в след и думал, сколько же вот так бродят по земле таких вот никем не понятых, гонимых, обиженных и битых, но умеющих нас прощать, умеющих чувствовать и понимать, умеющих сострадать и любить, порой безответно, а порой безрассудно.
   Так же, как это несчастное животное, бродят они в своём, только им понятном, поиске. Что же ищут они среди нас? Любовь?



26 марта 2012 г.                Анатолий Павлиоти.