Беларусь
Август, 1994 год
Четвёртую ночь на окраине небольшой деревеньки у реки выли собаки.
Свора бродячих псов появилась неожиданно, облюбовав двор крайней полуразрушенной избы. Пока они особого беспокойства не причиняли, покончить с ними жители не спешили. Нашлись и сердобольные, подкармливая почти одичавших собак.
В эту тёмную августовскую ночь вой переместился ближе к центру деревни. Местные барбосы, огороженные плотными заборами, грызли цепи и рыли землю, отвечая незваным гостям неистовым лаем.
Чужаков здесь не любили.
— Слышь, дед, — старуха толкнула в бок сопящего мужа, — сделай уже что-нибудь. Четвёртую ночь спать не могу. Эти твари, похоже, рыскают возле нашей хаты.
— Уймись, старая… Спать она не может… — недовольно пробурчал старик. — Храпишь так, что даже мыши от страха не скребутся.
— Ну, как знаешь, старый. Вот возьму ружьё и сама выйду этих тварей успокаивать. Говорила же, что нужно участковому звонить. Задерут кого, тогда заохаете, да поздно будет.
— Вот зуда, — закряхтел дед и перевернулся на другой бок. — Спи уже.
Всё стихло. Но ненадолго. Вой собак послышался снова уже с обратной стороны избы. Ему вторило, то затихая, то усиливаясь, тонкое монотонное поскуливание.
— Мать твою! — бабка резко откинула одеяло и села в кровати. Пнула сопящего мужа в бок. — Пойдём вместе. Одной боязно. Их там штук шесть, не меньше. Даже Полкана не слышно. Спрятался, пустобрёх. А, может, его уже съели?
— Да кому он нужен? Одна шкура да кости.
Бубня под нос ругательства, старик сел. Пошарив босой ногой по полу, насунул тапки и пошаркал к двери. Включил свет.
Старуха вскинула руку к глазам, закрываясь от яркого света. Накинув на плечи большую вязаную шаль, пошла за дедом в сени.
С ружьём наперевес он скинул крючок с двери и буркнул бабке, шлёпавшей сзади:
— Фонарь возьми, посветишь.
Старики вышли на крыльцо.
В сараюшке беспокойно заблеяли козы. Упругий луч автомобильного фонаря медленно пополз по двору, уверенно рассекая густую темноту августовской ночи. Задержался на будке. В глубине красными точками сверкнули глаза Полкана, высунулась лохматая голова.
Старуха остановила луч света на будке:
— Что, морда, спрятался? Как шмякать суп, так первый, а как тявкнуть на пришлых, так язык проглотил?
За забором послышался слабый детский плач.
Старики вздрогнули, прижавшись один к другому.
Дед поднял ружьё:
— Никак дитя плачет.
— Откуда ему тут взяться? Может, нечистая сила? — бабка закрестилась, натягивая на голову шаль.
— Поговори мне ещё, — старик направился на звук плача. — Свети, давай.
Глянув через низкую калитку, старики замерли.
— Ёпт… — только и смог произнести дед.
Выглянув из-за его плеча, старуха прижала фонарь к груди:
— Твою ж едри;ть…
Луч заплясал, выхватывая из темноты маленькую хрупкую детскую фигурку, сидевшую в дорожной пыли в окружении огромных псов.
Собаки молчали, не спуская с людей настороженных горящих глаз.
Девочка уже не плакала. На вид лет трёх, большеглазая, со свалявшимися длинными тёмными волосами, в порванном платьице, она тёрла грязными ручонками чумазое личико.
— Дед, что делать будем? — едва шевелила губами старуха.
— Надо как-то дитя забрать. Съедят его, твари.
— Хотели бы съесть, давно б съели, — махнула она на собак. — Отойдите, злыдни, дайте её забрать.
Малышка жалобно захныкала.
Собаки неожиданно встали, отошли на почтительное расстояние и уселись в пожухлой траве.
— Надо же, отдают её, — крякнул дед.
— Старый, смотри за ними, — старуха бочком, косясь на собак, неуверенно продвигалась к сидящей малышке. — Как кинутся — стреляй.
— Давай, быстрей, — командовал дед.
¤
Бабка усадила находку на стол. Осмотрела её голову, подняла платьице и ахнула. Исхудавшее грязное тельце девчушки было покрыто ссадинами и синяками. Но и в таком неприглядном виде она походила на маленького Ангела, по чьей-то злой воле сброшенного с небес. Покачиваясь и норовя упасть, малышка осоловело моргала большими изумрудными глазками.
— Сперва накормить её или помыть? А, дед?
— Трошку дай чего, потом снова покормишь. Может, давно не ела, чтоб не померла.
Так и сделали. Старуха налила козьего молока, разбавила водой и дала девочке. Та уцепилась ручкой в рукав спасительницы, сделала несколько глотков.
Бабка выщипала кусочек мякоти из батона и положила в послушно открытый ротик малышки.
Вяло прожевав и запив молоком, она качнулась. Упёрлась головой в грудь старухи, закрыла глаза.
Бабка сгребла крошку в охапку, качнула на руках. Всхлипнула:
— Как пушинка, лялечка. Намаялась, бедная… Пусть поспит. Утром выкупаю.
Утром собаки из деревни ушли.
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/10/27/115