История Сэра Баскервиля. Часть 1

  История Сэра Баскервиля, бастарда по рождению, аристократа по духу

   Должен вам признаться, уважаемые читатели, что я не знаю, кем был мой отец. Конфуз, конечно, но моя мать не успела мне поведать историю своей любви и рассказать о своем избраннике. Хуже всего, что и мать я потерял в том нежном возрасте, когда был не в состоянии запомнить ее внешность. Я помню только ощущение безопасности, тепла и всеобъемлющей любви, которое исходило от моей матушки. Помню ее теплое дыхание и головокружительный запах и вкус ее молока. Даже годы спустя я иногда улавливал в воздухе, приносимом восточным ветром, едва уловимый, легчайший аромат ее тела. Но, возможно, мне это только чудилось. А тогда, те несколько дней, когда я находился рядом с ней, я был весь пропитан, как духами, ее восхитительным запахом и теплом. Мать вылизывала меня своим мягким языком, а я, как все младенцы, был занят исключительно поглощением молока и мирным сном под боком у родительницы.
Мое счастье закончилось в то утро, когда чьи-то грубые руки схватили меня за шкирку и понесли прочь от матери. Я не мог ее видеть, так как глаза мои еще не открылись, но я слышал, как она металась, лаяла, и ее отчаяние передалось мне. Я слышал голоса: один громкий и грубый, принадлежавший тому существу, которое уносило меня от матери, а другой – тоненький и тихий, сопровождавший нас. О чем шла речь, я тогда еще не понимал, но чувствовал, что собеседники находятся в крайне возбужденном состоянии. Тихий голос походил на скулеж щенка и вроде бы о чем-то просил, а громкий хриплый – огрызался. Потом существо, несшее меня, разжало руки, и я упал в воду. Она была жутко холодная, а я был слишком слаб, чтобы плавать. Я еще слышал вдалеке тревожный лай матери, но вода накрыла меня с головой, и я стал тонуть. Вдруг маленькая рука ухватила меня за лапы и вытащила на поверхность. Потом меня завернули в тряпку и понесли куда-то. Я не знаю, сколько мы были в пути, но я немного согрелся, прижатый к телу моего спасителя, и даже задремал.

    Проснулся я от жуткого холода: ткань еще окутывала меня, но совершенно промокла, так как шел холодный противный весенний дождь, а лежал я на чем-то очень твердом, и вокруг меня хлюпала вода. Я запищал, но вряд ли меня кто-то слышал. До меня доносились шумы улицы, раздавался рев каких-то страшных созданий, от которых омерзительно резко пахло, слышались шаги и голоса существ, похожих на негодяя, пытавшегося меня утопить, а неподалеку время от времени что-то ужасно скрежетало и грохотало. Меня никто не замечал. Я скулил изо всех сил, так как холод стал еще невыносимее, а живот сводило от голода. Я пищал в надежде, что мать услышит и найдет меня, но все тщетно. Страшнее всего было чувство полной беспомощности и одиночества. Я был слеп и не знал, в каком направлении мне надо двигаться; все мои попытки найти какое-либо убежище от ветра и дождя ни к чему не привели. Кроме того, я потерял свою тряпку, которая, хоть и не защищала от воды, но немного укрывала от ветра. Когда уже не осталось сил ни пищать, ни двигаться, я вдруг услышал неподалеку звук шагов. По запаху и производимому шуму тот, кому они принадлежали, напоминал мне злодея, оторвавшего меня от матери, но холод и одиночество пересилили осторожность, и я, собрав последние силы, пискнул что было мочи. Шаги замерли, а затем стали приближаться. Потом я почувствовал прикосновения теплых рук, кто-то гладил мою спину, после существо подняло меня с земли, завернуло в теплую шерстяную ткань и прижало к себе. Я понял, что у меня появилась надежда на спасение, но додумать до конца эту мысль не успел, так как потерял сознание.

                * * *

   Жизнь порой играет с нами в странные игры. Нам кажется, что мы хозяева своей судьбы, что мы самостоятельно решаем, с кем нам встречаться, кого любить, кого ненавидеть, с кем лучше не иметь дела, но на самом деле нам только позволяют так думать. А в реальности все свершается помимо нас. Когда я оглядываюсь на свою прошедшую жизнь, то начинаю понимать, что большинство событий, больших и малых, произошли в ней не благодаря моей воле и желанию, а вопреки многим обстоятельствам, которые были намного сильнее меня. Возьмем, к примеру, Сэра Баскервиля. Если бы кто-нибудь в то злосчастное утро сказал мне, что я, страстная и неисправимая кошатница, способна завести собаку, то я рассмеялась бы ему в лицо.
В нашей семье не любят собак. Ну не всех вообще, а только тех, которые живут у наших приятелей. Я обычно очень тщательно выбираю себе знакомых и друзей. И, как правило, мои знакомые и друзья, в общем-то, вполне меня устраивают, чего не могу сказать об их питомцах.

     Так уж получилось, что многие наши приятели держат дома псов. Все они – люди городские, хорошо понимают, что в квартирах, даже очень просторных, держать больших псов хлопотно и неудобно, поэтому заводят животных небольших пород. Но, как говорится, маленькая собачка – до старости щенок. Поэтому к своим питомцам наши знакомые относятся как к маленьким и очень избалованным детям. Для меня нет ничего более страшного, чем находиться в обществе плохо воспитанных детей и животных. Но если с ребенком, даже очень испорченным, можно еще как-то договориться и нейтрализовать его телевизором или игрушкой, то с невоспитанной собакой сладу никакого нет. Представьте: вы приходите на званый ужин к своим друзьям, одевшись празднично и красиво, а на пороге вас встречает существо, которое принимается бросаться на вас и радостно вытирать грязные лапы и перепачканный землей нос о новое платье или костюм. Все попытки отодвинуть от себя этого вандала заканчиваются тем, что измазанным оказывается не только подол, но и рукава наряда, а если шавка достаточно рослая, то и лицо. Когда начинаешь просить хозяев, наблюдающих эту сценку со слезами умиления, утихомирить питомца, то в ответ раздается дебильное сюсюканье: «Ах ты, мой мальчик (девочка, крошка, разбойничек), ты зачем тёте платье испачкал? Ты мой негодник! Иди сюда, мое солнышко, мамочка (папочка) тебя поцелует. И зачем это ты рылся в цветочном горшке? А теперь нам лапки надо мыть. Ах ты, проказник! Не сердитесь на него, пожалуйста, это он так вам радуется». После этого хозяева удаляются приводить свое сокровище в божеский вид, оставив гостя в прихожей самому решать, стоит ли начать отмывать себя и свою одежду, либо повернуться и уйти от греха подальше. Как правило, хорошие манеры берут верх над здравым смыслом, и, кое-как оттерев следы собачьего приветствия, вы проходите в гостиную.

    Там уже толчется пара-тройка затравленных гостей с явными следами барбосова гостеприимства на одежде. Однако все пытаются забыть о неудачном начале вечеринки и вести непринужденную дружескую беседу. Но скоро становится очевидным, что присутствующие, погруженные в светскую болтовню, время от времени нервно поглядывают на дверь. Примерно так же летчики Второй мировой войны каждые тридцать секунд оглядывались, чтобы проверить, не заходит ли им в хвост вражеский самолет. И не зря! Потому что через нескольких мирных и спокойных минут в гостиную с радостным лаем врывается вымытый разбойник и спешит наверстать упущенное. После секундного размышления, в течение которого он решает, с чего начать, так как поле деятельности для него открывается необъятное, он бросается на ближайшую жертву, вернее, на ее туфли или колготки. Через пару минут зал с гостями напоминает ипподром перед началом забега. Все гости поочередно взбрыкивают ногами, как застоявшиеся скакуны. Растянув губы в вежливой улыбке, но с непечатными ругательствами, отчетливо читающимися в возведенных горе глазах, жертвы террориста пытаются, как эквилибристы в цирке, лягнуть собаку, удержать в горизонтальном положении тарелку с аперитивом, бокал шампанского и при этом продолжать беседовать с окружающими, изо всех сил делая вид, что ничего особенного не происходит. Через некоторое время, насладившись игрой в собаку-пастуха и хорошенько сбив стадо в монолитную кучу, собачка переключается на роль охранника дома. Заняв стратегический пост у окна, страж семейного очага начинает облаивать все, что перемещается по улице. В городах, как правило, по улицам всегда что-то перемещается, поэтому зал, наполненный непрерывным визгливым лаем, тотчас же превращается в пансионат для людей с проблемами слуха. Каждый говорящий пытается перекричать пса, а его слушатель, напряженно прислушиваясь, тянет к собеседнику ухо с приставленной ладонью. Что всегда поражало меня, так это то, что хозяева при этом и в ус не дуют.

    Когда аперитив заканчивается и гостей приглашают сесть за стол, начинается вторая часть Мерлезонского балета. Собачка, отвлекшись наконец от охраны дома, с чувством выполненного долга начинает обход стола, справедливо полагая, что ее тяжкие труды должны быть вознаграждены. Я всегда шепотом советую соседям по столу не поддаваться на провокации и не давать ни кусочка вымогательнице, так как потом отделаться от нее просто невозможно. Обычно человеку, проявившему слабость, она дерет коленку когтями до тех пор, пока все мясо с тарелки не исчезнет в ее необъятном желудке. Я всегда недоумевала: каким образом такие маленькие животные умудряются запихнуть в себя такое количество еды. Впрочем, собачий желудок, видимо, тоже недоумевает по этому поводу, поскольку к началу десерта начинается третья часть Мерлезонского балета, она же и финальная. Собачку, как и следовало было ожидать, начинает тошнить. Хорошо, если она облегчается не вам на туфли, а где-нибудь посередине комнаты, чтобы испортить аппетит по возможности наибольшему количеству приглашенных. Обычно от этих приятелей я пытаюсь улизнуть еще до десерта.

    У других моих друзей жил кобелек, который обладал тихим и спокойным нравом, но имел непреодолимую страсть утыкаться носом в промежность всем знакомым и незнакомым людям. Он не лаял, не кусался, но был не в состоянии оторваться от обнюхивания интимных мест гостей. Поэтому к этой паре я всегда приходила в длинной узкой юбке до пят и с разбега, прямо от двери, впрыгивала в ближайшее кресло, где и сидела неподвижно со скрещенными ногами, предоставляя моему мужу самому выпутываться из щекотливой ситуации. Хозяева дома, люди милейшие, каждый раз смущенно извинялись за своего питомца, но ни разу не догадались на время прихода гостей запереть пса в другой комнате. Однажды, когда мы в очередной раз собирались пойти навестить наших приятелей, меня осенила гениальная мысль. Я вспомнила, что собаки очень не любят запах кайенского перца. Поэтому я взяла кусочек пластыря и, щедро насыпав приправы на внешнюю его сторону, приклеила на колготки под юбку. Муж, увидев эти манипуляции, последовал моему примеру. Эксперимент превзошел все наши ожидания. Не успели мы войти в квартиру, как пес-маньяк, тихонько подкравшись к нам сзади, засунул свой нос туда, куда его совать, по зрелому размышлению, не надо было вовсе. После первой же затяжки его одолел сильнейший кашель и чих. Запаниковавшие хозяева с подозрением уставились на нас. Я, невинно потупив глазки, сообщила им, что у меня разыгрался крестцовый радикулит, и я вынуждена лечить его настойкой красного жгучего перца. На этот раз наши друзья, наконец, догадались запереть собаку в спальне. Впрочем, песик хоть и имел постыдную слабость, но не был ни склеротиком, ни дураком. Он раз и навсегда усвоил урок и уже никогда более не пытался забраться ни под мою юбку, ни под пиджак моего мужа.

    Вообще-то я человек достаточно терпеливый и не зловредный. Я могу очень долго и стоически выносить причуды как многих моих друзей, так и неблаговидное поведение их подопечных, но иногда меня прорывает в самую неподходящую минуту, и тогда Остапа несет. Не знаю, что является толчком, приводящий в действие детонатор. Потом я часто жалею о содеянном, распускаю интеллигентские слюни по поводу: «Ах! Я, наверное, была неправа! Наверное, надо было сдержаться». Но об одном случае я до сих пор не жалею.

    Моего мужа пригласила в гости одна важная дама, которая каким-то образом была связана с ним по работе. Жила она в роскошной квартире и являла собой монумент аристократизма и хороших манер. Когда горничная провела нас в гостиную, то перед тем, как открыть дверь, она шепотом предупредила, чтобы мы не делали резких движений и не разговаривали громко, так как собачка хозяйки – очень тонкая натура и не переносит шума. Я внутренне возликовала – наконец я проведу вечер в спокойной и тихой обстановке.

     Когда мы вошли в зал, мне показалось, что я попала в музей восковых фигур. Гости сидели неподвижно и только слегка шевелили губами, чтобы прошелестеть что-нибудь тихо на ухо своему соседу. Мадам, засушенная мумия, завернутая в Шанель и украшенная многоярусным жемчугом, величественно протянула руку для поцелуя Марку и снисходительно кивнула мне вместо приветствия. Нам указали на наши места, и прерванная светская беседа в стиле piano-pianо зашуршала далее. Мы с мужем переглянулись, на всякий случай заткнулись и попытались проникнуться общим настроем. Я озиралась по сторонам, пытаясь определить, где же прячется собака, так как обстановка не предвещала ничего хорошего. Старичок, сидевший рядом со мной, угадал мои мысли и, беззвучно хихикнув, показал взглядом на маленький сервировочный столик, покрытый длинной скатертью. Я поняла, что дракон прячется именно там.

    Светский раут бесшумно катился по накатанным рельсам еще минут двадцать – до того момента, когда мой муж, простудившийся накануне в командировке, чихнул. Надо признать, что люди, никогда не слышавшие чих моего супруга, очень пугаются. Наши коты, привычные ко всему, до сих пор подскакивают на месте, заслышав АААПЧХИИИИ Марка. И в этот раз гости отреагировали таким же образом, а потом с ужасом уставились на нас. И не напрасно, так как из-под сервировочного столика метнулась серая тень, и через секунду клыкастая пасть вонзилась в лодыжку моего мужа. Мадам, всплеснув руками, зашептала громче на полтона, что, видимо, выражало крайнюю степень возбуждения:
– Вас же предупреждали! Кадор не выносит шума!
Глядя, как собака грызет ногу моего супруга, я почувствовала, что злополучная вожжа уже попала мне под хвост, и сейчас Остапа понесет. Я не помню, как схватила собаку за шкирку, как вышвырнула ее из гостиной и как, тихо прикрыв дверь, под визги кабысдоха спокойно уселась на свое место. Общество, наблюдавшее за этой сценой, напоминало зал античной скульптуры в Лувре после ухода посетителей. Мадам, придя в себя и испепеляя меня взглядом, изволила разразиться гневной тирадой:
– Да как вы посмели ТАК обращаться с животным!
– Мадам, как ваш пес посмел ТАК обращаться с моим мужем!
– Мой пес болен, ему противопоказаны шум и стресс!
– Мой муж тоже теперь будет болен! Но это не значит, что он должен перекусать всех своих сотрудников и домочадцев. Если собака настолько тяжело больна, то ее надо лечить в клинике. Приличные собаки не бросаются на людей.
– Мадам, – произнесла Мадам загробным голосом, – вы не любите собак!
Все присутствующие воззрились на меня, как если б я была извергом, только что съевшим последнюю птицу Додо, а после закусившим последней морской коровой.
– Вы неправы, мадам! Мне нравятся собаки. Но я не люблю невоспитанных тварей, которые не знакомы с правилами поведения в обществе.
– Не вам учить мою собаку хорошим манерам, мадам!
– Упаси меня боже! Я и вас не собираюсь учить, так как не люблю попусту тратить свое время.

     Тут мой муж понял, что супругу уже понесло, и что я, не растерявшая бесценный опыт перебранок в советском транспорте, могу долго еще дискутировать на животрепещущую тему. Подхватив меня под локоток, он устремился к выходу, прихрамывая на прокушенную ногу. В дверях, притормозив на секунду, я не удержалась от последнего удара:
– Я надеюсь, мадам, что ваша собака привита от бешенства?
После чего мы поехали в ближайший госпиталь перевязывать лодыжку мужа, где ему (о грустный дар Кассандры!) вкатили-таки профилактический укол.

     Ну вот, вы понимаете теперь, почему я очень настороженно отношусь к собакам. Только не надо вешать на меня ярлыки и убеждать меня и окружающих в том, что я НЕ люблю собак. Я с очень большим уважением отношусь к собакам-поводырям, собакам-полицейским, собакам-пожарным, собакам-спасателям и всем остальным псам, которые помогают людям. Я даже не питаю особой неприязни к собакам знакомых, так как понимаю, что они стали жертвами вседозволенности своих хозяев. Я глубоко убеждена, что животных, как и детей, надо воспитывать, а многие люди на этот подвиг не способны. Когда я вижу улицы городов, заваленные собачьими испражнениями, то у меня возникают претензии не к собакам, которым необходимо где-то справлять свои естественные надобности. У меня возникают претензии к их хозяевам, которые не убирают за своими питомцами, хотя для этого существует масса специальных приспособлений. Ведь владельцы кошек не выбрасывают им в окно под ноги кошачьи какашки? Так почему хозяева псов наплевательски относятся к остальным согражданам? Одним словом, вы уже поняли: я хорошо отношусь к собакам, но никогда не хотела иметь их у себя дома, так как это слишком большая ответственность. А кроме того, я не люблю грязи, шума и суеты. Мои коты, существа эгоистичные и независимые, обладают бесценной чертой характера: не навязывать своего общества другим и не нарушать личного пространства, соблюдая тишину и порядок в доме. Мои домочадцы разделяют эту точку зрения.

      В тот дождливый апрельский день мне вдруг до смерти захотелось блинов, пышных, дрожжевых, с пылу с жару. Я начала собирать ингредиенты для теста, как вдруг обнаружила, что в доме нет дрожжей. Конечно, можно было приготовить пресные блины или блинчики на кефире, но мне втемяшилось в голову, что я хочу именно дрожжевые блины, и немедленно. Поэтому, несмотря на дождь, я залезла в машину и покатила в ближайший супермаркет.

     На парковке около магазина никого не было. Наступило время обеда, а в сельской местности люди трепетно относятся к приему пищи. Я всегда делаю покупки между полуднем и двумя часами, так как в магазинах в это время практически нет покупателей. Выйдя из машины под бодрящий дождь и пряча в карман ключи, я выронила из рук пластиковую сумку. Порыв ветра немедленно подхватил ее и, надув как парус, понес по паркингу со скоростью крейсерской яхты. Я поняла, что вряд ли смогу ее догнать и что, скорее всего, она закончит свое существование где-нибудь в окрестных лесах и, запутавшись в дубовых ветвях, будет распугивать местных пичуг своей сумасшедшей расцветкой. Но тот, кто распоряжается нашими судьбами, заставил ветер изменить направление. Мой пакет, перекувыркнувшись в воздухе, неожиданно метнулся в сторону навеса, под которым оставляют тележки для покупателей. И там, зацепившись ручкой за металлическую перекладину, беглец повис битой птицей, подрагивая и трепеща на ветру. Я рванулась к нему, еще не веря в свое счастье. Ухватив пакет за хвост, я вдруг услышала пронзительный писк. Краем глаза около стены супермаркета я заметила нечто очень похожее на крысу. Я совершенно не боюсь этих животных. Кроме того, за все время пребывания в деревне я не встретила в округе ни одной крысы. Мне стало любопытно, и я подошла поближе.

    То, что я поначалу приняла за грызуна, оказалось при ближайшем рассмотрении обыкновенным щенком. Но щенком новорожденным, щенком абсолютно мокрым и на ощупь совершенно промерзшим. Если у женщины, матери двоих детей, хватит черствости оставить малыша подыхать под дождем, даже если это не человеческий детеныш, даже если это всего лишь щенок (котенок, мышонок, ежонок), то я бы не хотела иметь дела с подобной особой.

    Дальше я действовала не размышляя, повинуясь древнему инстинкту – спасать, согревать, кормить. Завернув беднягу в шарф, я засунула его за пазуху и вихрем промчалась по магазину. По счастью, в отделе для животных нашлось специальное молоко для щенков, затем я нашла бутылочку и соску и специальные подстилки для лежачих больных и понеслась домой. Первым делом я вымыла малыша в теплой воде и как следует высушила феном. Бедняга выглядел совсем обессиленным и даже не пытался сопротивляться. Подогрев молоко, я стала его кормить. По тому, как малыш набросился на соску, я поняла, что голодать ему пришлось немало. Тут на свет божий вылезли мои кошки. Семирамида, или попросту Симка, увидев пополнение, выгнула спину, вздыбила шерсть и яростно зашипела. Смысл ее послания был понятен без переводчика: «Какого лешего ты принесла домой это собачье отродье? Нам здесь и так места мало. Этого кабысдоха надо удавить или утопить, а не кормить из рук. Вот только отвернись, я с ним разберусь по-свойски».

    От Симки трудно было ожидать иной реакции. Это эгоистка каких свет не видывал. По мнению моей кошки, вся вселенная должна существовать исключительно для удовлетворения ее потребностей. К нам домой она прибилась маленьким заморышем месяцев трех от роду. Кто из наших деревенских кошек произвел ее на свет, сказать трудно, но была она самой обыкновенной помоечной породы и банального серо-черного полосатого окраса. Только ее мордочка под подбородком и вокруг глаз была окрашена в желтовато-бежевый цвет и огромные зеленые глаза были кокетливо обведены черной линией, как у восточных красавиц.

    Обнаружили мы ее в нашем дровяном сарайчике. Дети стали усиленно подкармливать бедняжку. Хотя она поначалу ужасно дичилась, но через пару дней скумекала, что эти странные двуногие имеют хороший запас съестного в своем жилище, и потихоньку проникла в наш дом для того, чтобы сначала остаться на правах гостя, затем бедного родственника, а потом – полноправной хозяйки. Вела она себя с царским достоинством, полностью оправдывая свое имя. Я потом жалела, что не назвала ее как-нибудь попроще – скажем, Муркой или Милкой, потому что, получи она нормальное кошачье имя, может, и вела бы себя соответственно. Но, как говорил герой старого мультика: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет», так и Семирамида вела себя как особа императорских кровей. Дети, правда, быстро переименовали ее в духе времени в Симкошку, или Симку, но откликалась она только на Семирамиду. Пришлось мне с ней повоевать немного, чтобы отучить драть когтями мебель, стены, а также руки и ноги хозяев. Но если проявить терпение и настойчивость, можно и слона научить танцевать.

    Семирамида имела характер вольный и независимый, шлялась где вздумается и когда вздумается, но, как порядочная, ночевать всегда приходила домой. Ласки она принимала только от детей, а со мной и Марком держала дистанцию. Зато очень любила сидеть рядом со мной у печки и любоваться всполохами огня. Но мне, честно говоря, очень хотелось иметь кошку, которую можно было бы подержать на коленях, погладить, почесать за ушком. И поэтому когда я увидела в кабинете у ветеринара объявление о том, что найден молодой кот с покладистым характером, я ни минуты не сомневалась. Так у нас появился Баюн.

     Вид у него был как у настоящего сказочного кота. Помню, что таких красавцев рисовали в детских книжках во времена моего детства: с белыми чулочками, пышными штанами, темно-серым смокингом и белой манишкой. Баюн – существо добрейшее, ленивое, со склонностью к обжорству. Имя свое он получил за привычку укладываться рядом с отдыхающим членом семьи и мурчать, если ему чесали спинку. Симка и его встретила в штыки, но Баюн полностью проигнорировал ее негостеприимный прием. Оценив разницу в весовой категории, Семирамида не рискнула перейти к открытой конфронтации, ограничиваясь только шипением, а также демонстрацией когтей и зубов. На что Баюн не реагировал совершенно. Один раз Симка, приняв пацифизм кота за позорную слабость, смазала его лапой по морде, когда он предавался послеобеденной сиесте. Баюн отреагировал на вызов в свойственной ему манере: приоткрыв один глаз и обнажив один клык (ну что, драться будем или глазки строить?), выждал пару секунд и, не дождавшись продолжения активных действий со стороны агрессора, продолжал дрыхнуть далее.

     Со временем конфликт завял сам собой, и умница Семирамида, сообразив, что от кота ей не избавиться, а гордо покинуть столь уютный дом было бы с ее стороны непростительной глупостью, стала просто игнорировать его присутствие. Баюну, по-моему, было глубоко наплевать на то, как относится к нему Семирамида. Они как-то незаметно разграничили наш дом на сферы влияния и мирно сосуществовали, не пересекаясь в пространстве и не напрягая ни нас, ни друг друга. Единственным нарушением этого статус-кво было время раздачи пищи. Стоило мне вытащить на свет божий пакетики с кормом и крикнуть: «Кошки, кушать!», как раздавался топот четырех пар лап, и на кухне незамедлительно материализовывались два врага, изнывающих от голода. Каждый из них старался потереться о мои ноги, мурча и отталкивая соперника, пытаясь привлечь внимание, чтобы первому получить заветную миску. Причем если один успевал съесть лакомые кусочки раньше другого, то он тут же бежал к соседу в надежде урвать недоеденную порцию. Зачастую они сталкивались на полпути, но потом все равно припадали к чужой миске, подлизывая крошки. Я поначалу разводила котов по разным углам – боясь, чтобы животные не передрались из-за еды, но потом, чтобы избежать лишней беготни и суеты на кухне, решила ставить миски рядом. Было забавно глядеть, как в начале трапезы, расположившись друг против друга, Баюн и Симка заглатывали свою порцию мяса, косясь на соперника, и как в конце обеда, обменявшись плошками, они превращались в слегка ассиметричный символ Инь и Янь. Если дело шло к ночи, а загулявшие в саду мурлыки не успевали на ужин, тогда мои дети открывали дверь и кричали в темноту: «Коськи, кюшять!». Через пару минут за дверным стеклом начинали маячить две тени, светились в темноте желтые фонарики глаз, лапы били по стеклу, и Семирамида с Баюном нетерпеливо ждали, когда откроется дверь в волшебную пещеру Алладина, и подвывали, возмущаясь нашей медлительностью.

     Впрочем, эта история о Сэре Баскервиле, поэтому я оставляю рассказы о кошках, о которых можно говорить часами, и вернусь к нашему бедняге.
Вымытый и накормленный щенок лежал в корзине, закутанный в теплое покрывало, и нервно вздрагивал во сне. Я, воспользовавшись передышкой, начала готовить обед. В это время из школы вернулись дети. Кошки бросились к ним жаловаться на подкидыша. Ева сразу заметила нового постояльца. Моя дочь, как истинная женщина, сразу подмечает все мельчайшие изменения в доме. Адам же, как истинный мужчина, видит только глобальные перемены. Если Ева мгновенно замечает, что я купила новые сережки, то мужчины реагируют на мою новую стрижку только после того, как я пять раз повторю им, что была в парикмахерской. Так что когда Ева уже тыкала пальцем в щенка, Адам еще только крутил головой по сторонам.
– Мама! Это что за зверь? – пищала Ева.
– Тихо, Ева, ты его разбудишь, он только что заснул. Это щенок, я его подобрала сегодня у супермаркета. Его кто-то бросил прямо в лужу.
– Ма, зачем нам щенок, он же собака! – удивился Адам. – Ты же сама говорила, что не выносишь собак.
– Ну нельзя же было бросать его умирать от холода и голода. Надо спасать беднягу. Мы его откормим, подождем, когда у него откроются глазки, а потом  от вас зависит, как скоро мы найдем ему семью. Надо будет сделать красивые фотографии, вы их развесите в школе и в магазинах. Я уверена, что кто-нибудь обязательно захочет взять его себе.

   Адам недоверчиво хмыкнул.
– Он такой страшный, кто ж его захочет взять!
– Неправда, он не страшный, он просто очень маленький. Все новорожденные не блещут красотой. Ты тоже был больше похож на креветку, чем на младенца, когда родился. Вот когда щенок подрастет, у него откроются глазки, шерсть отрастет, он сразу станет похож на плюшевую игрушку. Боюсь, что вы его сами не захотите отдавать.
– Вот еще, у меня никогда не будет собаки, – фыркнул Адам. – И я не был похож на креветку!

– Ой, а почему он такой горячий, – воскликнула Ева, которая все же, несмотря на мои просьбы, вытащила малыша из его логова. Я подошла поближе. Действительно, щенок выглядел неважно. Повиснув мохнатой тряпочкой на руках у дочери, он не реагировал на наше присутствие, и нос у него был сухой. Все, что я знаю о собаках, так это то, что у здоровой собаки нос холодный и влажный, а у больной – горячий и сухой. У щенка явно был жар. Дышал он хрипло, что навело меня на мысль о пневмонии. Пневмония у младенцев вещь очень опасная. Поэтому подхватив беднягу на руки, я бросилась к машине, на бегу отдав распоряжение детям  позвонить ветеринару и предупредить его о том, что потребуется скорая помощь. Надо отдать должное: приняли нас практически незамедлительно, хотя в приемной было достаточно народа со своим зверьем. Ветеринар осмотрел мою находку и скептически хмыкнул.
– Сколько времени он был под дождем?
– Вы меня об этом спрашиваете?
– Нет, я просто пытаюсь понять, сколько у него шансов выкарабкаться. Щенку не больше двух недель, а пневмония у таких малышей часто развивается стремительно. Ему надо будет делать уколы строго по графику, даже ночью, кормить по часам и давать лекарства. Если я его оставлю в клинике, то это вам выльется в кругленькую сумму, а если вы возьмете его и будете лечить у себя, то это обойдется только в стоимость медикаментов. Вы ведь уже делали уколы своим кошкам?

    Конечно, я делала своим кошкам уколы, когда они болели. Но перспектива просыпаться по ночам, чтобы кормить и лечить щенка, мягко говоря, меня не вдохновляла. Врач, взглянув на меня, добавил, видимо, уловив мой настрой:
– Ну, если вам это доставит слишком много хлопот, то мы можем его усыпить, так как в приюте для животных таких крох не держат, а тем более больных.
– Вот еще, я не для того его вытаскивала из грязной лужи, чтобы усыпить через пару часов. Выписывайте ваши лекарства. Я попробую его выходить. Но, ради бога, обещайте мне, что вы поможете нам найти ему хозяина. Вы же знаете, что у меня уже есть две кошки. Да и боюсь я, что дети к нему могут привязаться, а нам нельзя заводить еще одно животное, иначе все мы не влезем в машину. Мы же каждый год ездим отдыхать на море.
– Конечно, конечно, – как-то очень легкомысленно заверил меня Айболит. – Мы найдем для него хорошего хозяина.

     Вот так я влипла в эту историю по самые уши. Мне казалось, что у нас в семье появился третий ребенок. Сразу вспомнились бессонные бдения у изголовья больного; смены пеленок, купания, разогревания бутылочек и кормления посреди ночи; жалобное хныканье по ночам и визиты к врачу. А кроме того, мне надо было уделять внимание семье и обслуживать других пятерых домочадцев. Мои страдания также осложнялись  тем, что Щенок совершенно не выносил, когда его оставляли одного. Как только он просыпался, он сразу же начинал жалобно скулить и подвывать до тех пор, пока я не брала его на руки. Я понимала, что он очень боится быть брошенным еще раз на произвол судьбы, поэтому не обращать внимания на его скулеж было просто невозможно. Но и заниматься чем-либо, держа на руках малыша, было очень неудобно. Наконец я додумалась привязывать его шарфом у себя на груди, как это делают со своими детьми африканские женщины. Таким образом я могла стирать, готовить, убирать и даже бегать по магазинам.

    Неудобно было только первые два дня. Потом я привыкла. Зато остальные неудобства Щенок выносил с завидным стоицизмом. Он терпеливо переносил все врачебные и гигиенические процедуры, безропотно пил лекарства. Бедняга был очень слаб и постоянно мерз. По ночам мне приходилось класть его корзинку, ставить ее рядом с кроватью и поглаживать время от времени спинку, так как иначе малыш не мог заснуть. Когда, наконец, муж вернулся домой из поездки и увидел нового жильца, он уставился на меня, как на больную.

– Послушай, зачем тебе это надо? Я бы мог еще понять, если бы ты подобрала очередного кота. Но собаку? Ты что, забыла, что такое иметь в доме пса? Ты забыла мучения наших знакомых?
Я бормотала, что это не насовсем, что это всего лишь на пару месяцев. Ведь когда щенок подрастет, мы отдадим его в хорошие руки, а пока надо набраться немного терпения.
– Пару месяцев?! – завопил муж. – Ты хочешь сказать, что еще пару месяцев ты будешь ходить, обмотанная этой собакой?
– Милый, а что же теперь делать. Я же не могу его выкинуть на помойку.
– Надо было его оставить в клинике или утопить, ты ведь даже не знаешь, какой он породы.
– Причем здесь порода? А насчет того, чтобы утопить, у меня есть идея.
Я взяла хозяйственное ведро, налила его до краев, вытащила щенка из-за пазухи и протянула его Марку.
– Вот, если он тебе так мешает, возьми и утопи его.
– Почему я должен его топить, –  замахал на меня руками муж.
– А ты считаешь, что этим должны заняться дети?
– Ну я не знаю, ну надо найти кого-то...
– Ты думаешь, что среди наших соседей найдется изверг, который согласится хладнокровно утопить этого малыша? – пафосно продекламировала я, подражая героиням Корнеля.

    Муж представил, как он ходит от дома к дому с цуциком на руках, предлагая соседям собакоубийство, и сник. То, что он не смог бы утопить его сам, я нимало не сомневалась. Однажды Семирамида притащила домой мышь, еще живую, гордо положила ее на ковер в гостиной и с чувством выполненного долга пошла спать в свой уголок. Мышь жалобно пищала, но удрать не могла, так как у нее был перебит позвоночник. Выбросить ее на улицу умирать в долгих мучениях от голода и жажды мы не смогли. Поэтому я достала все то же злополучное ведро, налила воды и протянула мужу. Он отнекивался и пытался возложить эту миссию на меня. Я возразила, что это не женское дело и что он, как мужчина и воин, лучше справится с подобной задачей. Кроме того, он должен проявить милосердие к бедному животному. В конце концов, супруг мой был сломлен. Взяв несчастного грызуна, он опустил его в воду. К несчастью, Марк забыл зажмуриться. Мышь, глядя ему в глаза, пускала пузыри, дергала передними лапками и не хотела тонуть. Тут мой муж разжал руку и, крича: «Нет, это невыносимо, делай с ней что хочешь, а я не могу!», побежал пить валерьянку и запивать ее коньяком. Я подошла к ведру и робко заглянула в него. Бедная полевка, дергаясь в предсмертных конвульсиях, медленно опускалась на дно. Пришел мой черед бежать вслед за мужем и пить лечебный коктейль. После этого случая я была уверена, что насильственная смерть от руки Марка щенку не угрожала. И что муж мой, человек добрый и миролюбивый, не выкинет меня с малышом на улицу.

    Как я и предполагала, к вечеру супруг смягчился и был вынужден согласиться потерпеть подкидыша еще несколько недель, но при одном условии: щенок должен был покинуть нашу спальню. Это ставило меня в тупик. Я знала, что не смогу заснуть, если он будет скулить в темноте и одиночестве. Но и настаивать на том, чтобы он жил в нашей комнате, я тоже не могла –  в конце концов, муж занял ее первый, еще до появления щенка.

    Вечером, укачав малыша, я на цыпочках пробралась в спальню и свернулась клубочком под одеялом. Только я стала погружаться в сладкие объятья Морфея, как до меня донесся жалобный скулеж. Я решила не реагировать. Пусть песик взрослеет, пусть до него дойдет, что ночью надо спать. Я выдерживала характер не больше десяти минут, так как муж, потревоженный во сне непривычными звуками, недовольно закрутился под одеялом. Мне пришлось вылезать из нагретой постели и ползти в соседнюю комнату. Как только я взяла щенка на руки, он мгновенно замолчал и через пять минут начал тихонько посапывать. Но стоило  положить его назад в корзинку, как он опять проснулся и запросился на руки.

    Сразу вспомнились мои дети. Они применяли тот же самый прием, когда были младенцами, в результате чего я целые ночи напролет только и делала, что бегала с ними на руках по комнате, без малейшей надежды сомкнуть глаза хотя бы на часок. Но теперь у меня уже не было сил трястись целую ночь в пляске святого Витта в обнимку со щенком. Поэтому, прихватив корзинку, я прокралась в спальню, поставила ее на пол и, забравшись под одеяло, свесила руку с кровати, чтобы поглаживать скандалиста. Спать таким манером было не очень удобно, но я радовалась и этой возможности. Через два часа щенок заворочался и опять заскулил – наступило время кормления. Чертыхаясь про себя, я выскочила из постели и, чтобы не разбудить мужа, потащилась с малышом в гостиную. Присев в кресло у остывающей печки и раздирая рот зевотой, я покормила надоеду. Что делать дальше, я не знала. Провести остаток ночи на диване в холодной комнате, в обнимку со щенком, было абсурдом, принести его в спальню – был риск, что песик в конце концов разбудит и так уже очень недовольного мужа. Тут мне на глаза попался Баюн. Толстяк мирно дрых в своей корзинке, даже не удосужившись приоткрыть глаз, чтобы проверить, что это мы здесь делаем посреди ночи. Я, затаив дыхание, взяла щенка и положила его под бок к коту. Покрутившись чуть-чуть и устроившись поудобнее, малыш мирно засопел. Баюн даже ухом не повел. Я, еще не веря привалившему мне счастью, побежала скорей в кровать. Спала я чутко, постоянно просыпалась и прислушивалась – не скулит ли песик, но все было тихо, и у меня появилась возможность спокойно поспать до следующей кормежки. Утром, втайне от Семирамиды, я выдала Баюну в качестве премии рюмку сливок, до которых он был охоч как шотландец до виски. То ли коту было действительно наплевать, что ему подкладывают на ночь щенка, то ли в нем проснулся несостоявшийся папаша, то ли он скумекал, что сливки ему дали неспроста, но теперь я была обеспечена ночной нянькой. Жаль, что Баюн не мог давать малышу бутылочку. Но это уже было делом второстепенным. Так общими усилиями мы победили воспаление легких и разделили обязанности по уходу за щенком.

                * * *

      Признаться, мне очень неловко признать, что я причинил столько неприятностей Мадам. Я был очень маленьким и сильно болел, поэтому плохо помню этот период. Но я благодарен судьбе за то, что она меня доверила этим людям. Кошки часто спрашивают меня, почему я называю мою спасительницу Мадам. Вопрос очень деликатный. Называть ее мамулей, как делают многие избалованные маленькие собачки, я не могу. Мама у меня была, и я ее помню, а у Мадам есть свои дети. Называть Хозяйкой как-то неудобно, ведь я не вещь, чтобы мной владеть. Семирамида говорит, что я слишком много внимания уделяю пустякам. Сама она называет Мадам Хозяйкой, потому что та дает ей еду и пристанище. Семирамида вздорная кошка, но не настолько самонадеянна, чтобы считать себя главной в доме. Но меня коробит, что она относится к людям, которые ее содержат, как к хозяевам постоялого двора. Я долго размышлял, как мне называть свою благодетельницу, и пришел к выводу, что надо следовать примеру старинных рыцарей, которые выбирали себе Прекрасную даму и верно ей служили не за страх, а за совесть. Про рыцарей я не сам узнал, это Ева мне читала на ночь сказки, когда я еще был маленьким. Только в сказках верные рыцари спасали своих Дам, а у меня получилось все наоборот. Но я надеялся, что когда-нибудь я тоже смогу спасти Мою Даму (Ма Dame ) – если не от когтей дракона, то хотя бы от дикого вепря. Я часто мечтал, перед тем как заснуть, как я вырасту большим и сильным псом и буду охранять Мадам днем и ночью, как я буду самой преданной собакой и как она будет мною гордиться. Я ни с кем не делился своими честолюбивыми мечтами, так как кошки бы меня не поняли, а детям это было не объяснить.

    Вообще кошки – очень странные существа. Взять, к примеру, Семирамиду. Когда я был маленьким и беззащитным, она часто меня задирала и однажды даже здорово поцарапала. Потом, когда я подрос и стал сильнее, она стала лучше ко мне относиться. Я как-то спросил, как ей не стыдно было обижать малыша, ведь она самка и должна оберегать детенышей хотя бы в силу своего природного инстинкта. Симка фыркнула и заявила, что, слава создателю, у хозяев хватило ума ее стерилизовать еще до того, как она могла иметь котят. Это единственный поступок, за который она им действительно благодарна. Что только деревенские идиотки вроде ее сестер и кузин имеют потомство. Я возразил, что это не так уж и плохо иметь малышей, ведь ее мать дала Семирамиде жизнь и заботилась о ней. Симка заявила, что я глупец и самец и ничего не понимаю в кошачьей жизни. Иметь котят дело хлопотное и тяжелое. Многие кошки плохо переносят беременность. Потом рождаются котята, и некоторые дурехи погибают во время родов. Затем эту ораву надо кормить, поить и заботиться. А когда, наконец, удается избавиться от выводка, тебя уже подстерегает очередной деревенский кот, чтобы сделать новую партию котят. И так до самой смерти. И что ее матушка, если бы ее не сбила машина два года назад, до сих пор рожала бы ей новых братиков и сестричек, пока не сдохла где-нибудь под кустом от истощения.
– Я горжусь, что я современная, независимая кошка и вольна распоряжаться собой, как мне вздумается.
– Но если ты такая независимая, то почему ты живешь у людей? Шла бы себе в поля, охотиться ты умеешь. Жила бы совершенно самостоятельно, и не надо было ворчать на хозяев за то, что они пытаются тебя погладить.
– Вот еще. Только дурак откажется от халявы. Если им нравится меня кормить и давать пристанище у себя в доме – это их проблемы. А гладить меня незачем. Я же не обдираю хозяевам ноги, чтобы пометить и оградить от посягательства чужих котов, так как я знаю, что это им не понравится. Хорошо хоть люди мне попались сообразительные и быстро сообразили, что лезть ко мне со своими нежностями совсем не обязательно.
– Но ты ведь даешь себя гладить Еве и Адаму?
– Ну что с них взять, они ведь еще котята. Они еще не понимают, что мне это неприятно, а драть и кусать детей как-то неуместно. И потом, это может осложнить мои отношения с хозяевами.
– А почему Баюн дает себя гладить? Он что, не современный и зависимый кот?
– Ха, очень современный и очень независимый. А кроме того, еще и себе на уме. Ему просто нравится, когда ему чешут спину, но только когда он сам того хочет, а если ему это надоедает, то кота просто невозможно найти. Он как бы есть, но в то же время его нет.
– А как это возможно? Ты либо есть, либо тебя нет.
– А он умеет глаза отводить. Лежит себе в кресле, а все мимо него проходят и не видят его, это потому что Баюну в это время не хочется, чтобы его трогали. А потом, когда ему опять захочется, чтобы кто-то почесал спинку, то он тут как тут, и у хозяев возникает непреодолимое желание приласкать этого паршивца. Кроме того, с ним спокойнее. Когда хозяйка притащила его к нам в дом, я сперва хотела его прогнать. Я здесь поселилась первая и терпеть посторонних не собиралась. Но Баюн повел себя разумно: не задирался, относился ко мне с уважением и, кроме того, помогал охранять мой сад. Ты ведь знаешь, что всякий уважающий себя кот тщательно метит и охраняет свою территорию. Дело это хлопотное. Это как борьба с сорняками. Если хозяйка не будет пропалывать лужайку, то она быстро зарастет чертополохом. А если я не буду охранять свою территорию, то у меня в саду заведутся посторонние коты. Вот и приходится ежедневно проверять границы и, если необходимо, то и защищать их.

     У меня, знаешь, бабка была настоящая бенгальская кошка. Видишь желтые подпалины на морде? Так вот я вся в нее. Она была первоклассной драчуньей. Все местные коты ее уважали и даже думать не смели залезть на ее участок. И меня уважают все, кроме моего двоюродного дядьки. Знаешь, есть на соседней улице заброшенный дом, вот он там и живет. Хозяев у дядьки нет, да они ему и не нужны. Он сам себе хозяин. Но сладу с этим разбойником нет никакого. Он дерется со всеми подряд – просто так, чтобы доказать, что это он первый кот на деревне. Мы с ним постоянно цапаемся. Я ему ухо порвала, а он хоть бы хны! Замучилась гонять из моего сада.

    Баюн, когда его принесли к нам, поначалу в сад не выходил, так как до этого жил в городской квартире. Потом, когда освоился, стал прогуливаться около дома и дрыхнуть на солнышке. Тут его и застал мой дядька. Он вышел из-за кустов и стал подбираться к толстяку. Знаешь, как это водится у котов: уши надо прижать, спину выгнуть и потихоньку приближаться к противнику. Тот, в свою очередь, должен сгруппироваться, бить хвостом о землю, шипеть, и если надо, то и повыть, и помявкать, чтобы показать, что он тоже парень хоть куда. А потом надо долго играть в гляделки, ожидая, у кого первого не выдержат нервы. Тогда самый храбрый и гонит противника со спорной территории. До настоящей драки, как правило, дело не доходит – но только не с моим дядькой. Он драться любит.

    Мой родственничек направился к Баюну с самыми серьезными намерениями. А наш увалень лежит себе брюхом кверху и в ус не дует. Дядька был уже совсем рядом, когда толстяк догадался, наконец, перевернуться и занять боевую позицию, только никаких предостерегающих маневров он делать не стал. Чему его только мамаша в детстве учила? Я сидела в кустах и наблюдала за всей этой сценой, так что рассказываю чистую правду. Наконец Баюн перевернулся на живот и посмотрел на своего соперника. Не поверишь, но мой дядька, резко затормозив трех метрах от его морды, вдруг задумался о чем-то очень важном, словно вспомнил о неотложном срочном деле и бочком, бочком, потихоньку-полегоньку, чтобы не уронить вконец своего достоинства, убрался восвояси. А Баюн, как ни в чем ни бывало, продолжал нежиться на солнышке. Вот тогда и поняла, какого ценного союзника я себе приобрела. На мышей моих он не охотится, меня с моей территории не гонит, но стоит ему показаться в саду, как всех соседских котов от моих границ, как ветром сдувает. Поэтому я и позволяю ему жить со мной и есть мою еду.

    Я очень долго не решался поговорить с Баюном о том, как он очутился в этом доме и как он относится к приютившей его семье. Но однажды, когда я уж очень расшалился и стал трепать хозяйскую тапку, он сам начал разговор.
– Эй, парень, веди себя прилично, иначе тебя сдадут в приют.
– Это что такое – приют?
– Это такое место, куда сдают непослушных и ненужных животных.
– А ты был непослушным или ненужным?
Баюн метнул на меня презрительный взгляд, и я понял, что сморозил глупость.
– Я был очень послушным и очень хорошим котом. Мой прежний хозяин меня обожал. Мы с ним жили душа в душу. Он меня взял к себе еще маленьким котенком. Мы с ним вместе играли, дурачились, он меня баловал и приносил лакомства. Спал я в его постели, ел с ним за одним столом и думал, что моя райская жизнь будет длиться вечно.
– А что случилось дальше, почему ты оказался в приюте?
Баюн сузил глаза и оскалил клыки.
–Потому что мой прежний хозяин спутался с одной кошкой, то есть с человеческой самкой. Можно подумать, что нам вдвоем плохо жилось. Приводил он к себе и раньше ночевать разных подружек, но ни одна у нас больше двух дней не задерживалась. Но однажды он притащил на ночь одну рыжую оторву, и так получилось, что она осталась у нас надолго. Мне, в принципе, было наплевать на то, что эта тетка у нас поселилась. Правда, хозяин стал меньше со мной играть и уже не допускал к себе в постель. Потом он стал гонять меня из-за стола, так как моя компания не нравилась его подружке. Я не дурак и быстро сообразил, что она меня на дух не переносит. Когда с нами был хозяин, лицемерка, конечно, этого не показывала, но стоило нам остаться вдвоем, как она начинала гонять меня и лупить всем, что под руку попадется. Она орала, что от меня слишком много шерсти и что мой лоток в туалете воняет. Когда возвращался хозяин, она делала вид, что у нее аллергия на кошек и притворно кашляла и чихала. Хозяин стал запирать меня в маленькой комнатке около кухни, чтобы я не мешал его новой пассии. Но и этого ей было мало. Она твердо решила избавиться от меня во чтобы то ни стало.

    Однажды, когда хозяину потребовалось отлучиться из дома на пару дней по делам, мы остались с ней вдвоем. Раньше, когда хозяин уезжал ненадолго, он просил консьержку приходить два раза в день, чтобы давать мне еду и менять наполнитель в лотке. В этот раз он попросил об этом свою подружку. Хоть она и была очень недовольна, но согласилась. Когда мы остались одни, рыжая ведьма очень нехорошо посмотрела на меня и куда-то ушла ненадолго, потом вернулась и дала мне мой любимый паштет. Что-то мне подсказывало, что есть его не стоит. Но она убрала всю остальную еду, и у меня не осталось выбора. Вкус у паштета был очень странный, и я его не доел. Но было поздно. У меня вдруг начала кружиться голова, ноги перестали слушаться, и сознание покинуло меня.

     Очнулся я глубокой ночью в лесу и сразу понял, что нахожусь очень далеко от моего дома и что эта гадина все-таки сумела от меня избавиться. Я так и пролежал до утра, пока ноги вновь не стали двигаться. Мне удалось выйти на лесную дорогу, и я побрел куда глаза глядят. Не хочу обременять твою детскую психику моими злоключениями, но в конце концов, когда я уже почти умирал от голода, меня подобрала одна женщина, откормила немного и отнесла в приют. Место, должен тебе сказать, препакостнейшее. Представь себе огромную комнату, в которой стоят клетки в два этажа, и в каждой клетке сидит по кошке. Там есть люди, которые приходят чистить лотки и дают всем еду, но сидеть взаперти целыми днями и выслушивать жуткие истории своих собратьев по несчастью – просто невыносимо. Я думал, что рехнусь от этих условий. Как по мне, так лучше окочуриться от голода в лесу, чем сдохнуть от тоски в приюте. Но мне повезло. Недели через две за мной пришли мои новые хозяева. Я очень опасался, что мы не подойдем друг другу, но все обошлось. Только поначалу пришлось поставить на место Семирамиду. Она вообразила, что дом находится в ее полном распоряжении и она тут самая главная. Симка задавака, но кошка неглупая. Она быстро поняла, что ей со мной не справиться, и потихоньку успокоилась.

– А как тебе удалось справиться с ее дядей? Ты ведь вырос в квартире, где не было других котов, чтобы научить тебя драться.
Баюн полизал свою переднюю лапу, выпустил здоровенные когти и сказал:
– Ты знаешь, драться на самом деле – это самое последнее дело. Конечно, если надо защитить жизнь или потомство, тут уж, хочешь или нет, приходится биться до последнего. Но обычно хватает всего лишь имитации драки. Иначе род кошачий уже давно бы пресекся. Симкин родственник просто дурак безбашенный. Он вообразил себе, что он этакий суперкот и все должны его бояться. С ним просто связываться никто не хочет, а на самом деле его слава непревзойденного бойца сильно преувеличена. Его даже родная племянница иногда колошматит. Хочу тебе сказать, что драться не люблю. Когда мне пришлось скитаться по лесу, я навоевался с лихвой, на всю оставшуюся жизнь. Мне даже с лисой пришлось драться – не могу сказать, что это было приятное времяпровождение. Но если б я струсил, то и говорить сейчас с тобой было б некому. В драке главное не сила, а характер. У кого характер сильнее, тот и побеждает.

У меня в это время были большие проблемы со здоровьем, поэтому я не выдержал и перебил кота:
– Так что, по-твоему, даже слабый и больной может отлупить сильного и здорового?
Баюн снисходительно поглядел на меня:
– Ну, это не совсем так. Слабый может попытаться, но все зависит от того, кто на него нападет. Если твой противник сильный и здоровый трус, то у тебя есть шансы его победить. А если ты нарвешься на настоящего маньяка, то лучше спасать свою шкуру и забыть о гордости. Дядька Семирамиды не трус, но жизнь свою он очень ценит, поэтому мне достаточно было посмотреть ему в глаза и дать понять, что если он со мной свяжется, то шкуру его будут собирать по кусочкам в соседнем овраге. Если бы нам все-таки пришлось подраться, я не знаю, кто бы из нас победил. Но отступать мне было некуда, тем более что кустах засела Семирамида и только выжидала, чтобы присоединиться к более сильной стороне. Поэтому, Щенок, если хочешь, чтобы тебя уважали, закаляй характер и не спускай никому обид. Бросайся на обидчика, как бультерьер. А самому лучше понапрасну не задираться – хлопотно это и портит нервную систему.

Позже мне воочию пришлось убедиться в справедливости его слов. Однажды, став уже большой собакой, я прогуливался по нашей улице и вдруг увидел, как огромный дог, живший на другом конце деревни, пытается задрать маленького котенка, неведомо как очутившегося посреди улицы. Хозяин дога был занят разговором с нашим соседом и не обращал внимания на своего пса. Я бросился на выручку малышу, так как знал, что он из выводка маленькой черной кошки, жившей на соседнем заброшенном участке. Но кошка оказалась проворнее меня. Она внезапно выскочила из кустов, прямо перед мордой собаки, выгнула спину и зашипела изо всех сил. Была она раз в десять меньше дога, и он мог прихлопнуть ее одной лапой, но ее котенок был в опасности, и она готова была умереть, но спасти своего отпрыска. Дог был на редкость тупым и не понял, с кем он связался. Он гавкнул и попытался схватить чернушку, но она подпрыгнула и полоснула его когтями по носу. Вы, наверное, знаете, что нос – это самое чувствительное место у собаки. Дог взвизгнул и отскочил, а в это время и я подоспел и встал между ними. Хозяин пса, наконец, заметил непорядок и подозвал своего питомца. Вы бы видели, с каким чувством облегчения эта дылда побежала от нас.

      Мамаша схватила своего котенка и скрылась в кустах. Она была из тех деревенских бесхозных кошек, которых так презирала Семирамида. Ей было не больше двух лет, а она уже имела второй выводок котят. Первую партию Ева с Адамом нашли, и их удалось пристроить в хорошие руки. А второе семейство кошка прятала очень хорошо. Когда она кормила котят молоком, она обычно умирала от голода. Весной в деревне не очень-то разживешься едой. Однажды, вернувшись с прогулки, я застал ее у своей миски. Бедняжка не жуя заглатывала остатки моей трапезы. Она не сразу заметила меня, так как я был с подветренной стороны, но потом все-таки учуяла и кинулась прочь. Потом мне часто приходилось заставать ее у своей миски и деликатно дожидаться, когда она насытится. Малышка быстро поняла, что ей ничто не грозит и, когда поблизости не было Семирамиды, приходила ко мне подкрепляться. Что ж, мне не жалко. Притом что делала она это только тогда, когда кормила котят.

    Теория Семирамиды насчет независимости и свободы, конечно, хороша, но прожить жизнь только ради своих прихотей как-то глупо. И потом, малыши – они такие забавные. Этой весной грянули заморозки, и по ночам даже я, в своей теплой конуре, чувствовал себя не очень уютно. Представляю, как было холодно бедной чернушке с ее котятами. Однажды посреди ночи я услышал какое-то движение рядом с будкой, а потом увидел, как мамаша влезает ко мне со своим котенком. Она задержалась пару секунд на пороге, как бы спрашивая, можно ли ей войти, а потом, когда поняла, что я не против, положила мне под бок своего отпрыска и побежала за остальными. Я вспомнил себя в таком же нежном возрасте, как Баюн грел меня у себя в корзинке, и радовался, что могу помочь кому-то в свою очередь. Когда кошка притащила последнего, пятого, котенка и пристроила его ко мне под бок, она нерешительно потопталась возле моей миски, в которой оставалось еще немного еды. Я закрыл глаза и притворился спящим. Она быстро подчистила остатки моего ужина и улеглась ко мне под бок. Котята зашевелились и поползли к ее животу за молоком. Мне было очень приятно провести ночь в их компании. Котята повизгивали во сне и толкались, пытаясь поглубже зарыться в мою шерсть, но мне это не мешало. Я спал и грезил, что снова вернулся в свое детство и что Мадам опять носит меня на руках.


                *  *  *

Время летит быстро, даже когда кажется, что оно ползет со скоростью черепахи. Я привыкла заботиться о щенке, но все равно мы усердно искали ему нового хозяина. Мы даже не решались дать ему имя, так как считали, что это должен был сделать новый хозяин, поэтому называли его просто – Щенок. Когда у него открылись глазки, мы сделали кучу фотографий, стараясь, чтобы он выглядел презентабельно, хотя это было непросто. Как сказал наш ветеринар, породы наш питомец был неопределенной. В нем было что-то и от водолаза, и от мастифа. Но шерсть была жесткой и кудлатой, как у ризеншнауцера, а ноги были несоразмерно длинными по сравнению с широким и крепким телом. Поэтому мы, делая фотографии, украшали Щенка как могли бантиками, шапочками, попонками; снимали в саду на траве, среди ромашек, и на диване, и на капоте машины. Но все тщетно. Городок был украшен портретами нашей топ-модели, как предвыборными афишами кандидатов в президенты, но совершенно безрезультатно. Я регулярно наведывалась в кабинет к ветеринару, но постоянно слышала один и тот же ответ: «Простите, но вашим щенком никто не интересовался». Я даже разместила объявление и фото на специальном сайте для тех, кто ищет себе четвероногого друга. Наш телефон молчал. Дети и муж смотрели на меня с укоризной, кошки недовольно обнюхивали лужицы, которые Щенок оставлял повсюду, так как по малолетству еще не научился проситься на улицу. Я чувствовала себя виноватой перед всеми, включая малыша. Он ведь не знал, что от него хотят отделаться, и пытался со всеми дружить.

     Если он не сидел у меня на руках, то полз за всяким, кто проходил мимо него. Лапы его еще были очень слабы, и он передвигался по полу на манер черепахи. В отличие от котов, малыш постоянно напрашивался на ласку. Если он случайно оставался один в комнате, то не найдя никого рядом с собой, начинал плакать, как ребенок.

Но однажды, наконец, раздался долгожданный звонок. Женский голос спросил меня, не отдали ли мы еще кому-нибудь своего питомца. Я, затаив дыхание от радости, ответила, что щенок еще у нас, и если у мадам действительно есть серьезные намерения завести собаку, то она может приехать и посмотреть на него. Дама обещала приехать через час. Но через час она не приехала, и через два часа тоже не соизволила явиться. Я уже стала подозревать, что нас просто разыграли, как через три с половиной часа раздался звонок в дверь. На пороге стояла долгожданная посетительница со своим сыном лет примерно восьми-девяти. Даже не подумав извиниться за опоздание, женщина потребовала показать ей нашего песика. Глядя на нее, я начала испытывать непреодолимое чувство антипатии. Хотя дама была пристойной во всех отношениях, но от ее сухопарой фигуры и тонких поджатых губ веяло плохо скрываемой стервозностью. Ева принесла малыша и посадила его на журнальный столик для обозрения. Мадам скорчила гримаску:
– Да он у вас беспородный!
– Уж какой есть, мадам, мы этого не скрывали.
– Я бы предпочла иметь породистую собаку.
– Это вам решать, мадам, но породистая собака стоит дорого, а мы отдаем его даром, лишь бы он попал в хорошие руки.
После долгого ожидания и, учитывая манеру общения нашей посетительницы, я стала потихоньку заводиться.
– Можете не беспокоиться, мадам. Если он нам подойдет, то мой сын о нем позаботится.
При этих словах мальчик подскочил к Щенку и ткнул его пальцем в нос. Щенок обиженно заскулил.
– Не волнуйтесь, – заявило дитя, – я его буду хорошо дрессировать. Он у меня будет кошек жрать.
– Кого он будет жрать? – опешила я.
– Соседских кошек, – снизошла до объяснения мадам. – К нам в сад постоянно забираются соседские кошки. Надо положить этому конец.
– Ага, – подтвердил ее отпрыск, – я его сначала на котят натаскаю, пока он маленький, а потом он сможет и больших котов давить.
При этих словах он поднял Щенка за шкирку и ткнул его пальцем в живот. Малыш поджал лапки и попытался освободиться от своего мучителя, но парень держал его крепко и пытался теперь засунуть свой настырный палец в щенячью пасть.

   Я почувствовала, как меня наполняет прекрасная холодная ярость. Я видела круглые от ужаса глаза Евы, наблюдающей, как противный мальчишка строит планы по превращению нашего милейшего пса в убийцу кошек и котят, представив, что бы произошло с моими котами, если бы они, паче чаяния, забрались в сад к этим людям. И еще я представила, что вырастет из этого маленького паршивца в будущем. Поэтому отбросив ненужные сомнения, я забрала Щенка из рук мучителя и заявила самым категоричным тоном:
– Сожалею, мадам, но я уже обещала отдать эту собаку другим людям.
– Как! Вы мне сказали по телефону, что отдадите эту собаку мне.
– Но вы обещали приехать через час, а приехали через три, за это время у меня побывали другие люди и захотели взять малыша. Сейчас они поехали покупать сумку-перевозку и прочие необходимые вещи. Они скоро вернутся за ним.
– Но я позвонила первая! У меня больше прав на этого щенка.
– Да, но вы не предупредили, что опоздаете на три часа, поэтому я решила, что вы передумали, и согласилась отдать его людям, которые были более пунктуальны.
– Это возмутительно, – зашипела мадам. – Я потратила время и деньги, чтобы приехать к вам.
– Сожалею об этом прискорбном факте, но законы рынка еще никто не отменял. Первым получает товар тот, кто приезжает за ним раньше. Кроме того, эта собака вам не подойдет. Она выросла в обществе котов и никогда не сможет их убивать, да и я этого не допущу. Я ведь предупредила вас, что отдам щенка только в хорошие руки.
Дама побагровела, схватила своего отпрыска за руку и убралась восвояси, бормоча на ходу проклятия в мой адрес, в адрес щенка и моих котов в придачу.
Когда ее машина отъехала, Ева облегченно вздохнула и прижала к себе нашего несостоявшегося кошкодава.
– Ма, а может быть, мы его не будем никому отдавать, а, мам?
– Думаю, что твой брат и папа не согласятся с этим предложением.
– А я попробую их уговорить. Ты сама сказала, что мы потратили на Щенка больше денег, чем на мой новый компьютер. Получается, что мы отдадим чужим людям приличную сумму за просто так. А они еще, может быть, будут плохо с ним обращаться, и он умрет. Значит, мы просто выбросим деньги на ветер.

Ева самый практичный член нашей семьи. Если я собираюсь сделать какую-либо покупку, которую не одобряет мой муж, он попрекает меня тем, что я собираюсь выбросить деньги на ветер. В этом случае Ева сразу же предлагает не сорить деньгами, а лучше отдать их ей, так как только она знает, как правильно распорядиться этой суммой (разумеется, в своих собственных интересах).

Вечером решалась судьба нашего Щенка. Дебаты были длинными и многословными. Голоса разделились поровну: я и Ева были за то, чтобы оставить собачку с нами, муж и Адам были против. Думаю, что мнение кошек тоже разделилось. Марк взывал к благоразумию (места в машине на всех не хватает; траты на ветеринара возрастут; с собакой надо гулять, ее надо дрессировать; в доме он пса не потерпит, а значит, надо покупать будку; собаки обычно громко лают и портят газоны). Адам приводил всего один довод: я не люблю собак, и поэтому собака мне не нужна. Мы с Евой взывали к добрым чувствам, доказывали, что пес – это очень полезный член семьи: он отпугивает воров, охраняет дом, защищает хозяев и просто менее эгоистичен, чем кошки. Дебаты длились бы, возможно, весь вечер, если б Щенок не решил самостоятельно повлиять на решение своей судьбы. Он вылез из своей корзинки, подполз к мужу и, положив голову на его туфлю, преданно уставился на хозяина круглыми глазами цвета темной карамели. Мы с Евой тоже вперили в главу семьи умоляющие взгляды. Марк смутился и заерзал на стуле.

– О, боже мой, да делайте вы что хотите, только оставьте меня в покое и больше никогда не заставляйте решать проблемы, связанные с вашим псом. Я полностью устраняюсь от забот о нем. И предупреждаю: если найдется человек, который все же захочет взять у нас Щенка, то я отдам его без всяких разговоров.

Адам заявил, что он категорически против собаки и тоже устраняется от забот о ней. Ева захлопала в ладоши и подхватила малыша на руки.
– Ах, как здорово! У меня теперь будет своя собака!
Щенок от избытка чувств лизнул ее в нос, а муж, тяжело вздохнув, отправился спать.

Так в нашей семье появился Щенок, привнеся в нашу спокойную обитель кучу неожиданных проблем. Во-первых, он упорно не вставал на лапки и продолжал ползать, как черепаха. Ветеринар заподозрил рахит и воспаление суставов как следствие перенесенной пневмонии и переохлаждения, и выписал очередную порцию уколов и таблеток. Глядя на эту гору медикаментов, которую было бы впору принимать взрослому мужчине, я забеспокоилась о возникновении побочных эффектов.

      На всякий случай я позвонила московской подруге, которая всю жизнь держала в доме собак. Когда я изложила причину своего беспокойства и огласила список лекарств, подруга ахнула и велела выбросить все на помойку, оставив только витамины. Потом велела держать в холодное время малыша в тепле, растирать ему лапы скипидарной мазью и давать по утрам овсяную кашу, сваренную на воде с добавлением рыбьего жира и сырого желтка, а также много творога. Летом она велела вывезти Щенка на море и прожарить хорошенько на горячих камнях. Мне пришлось выполнять рекомендации. На следующее утро я сварила овсянку по ее рецепту. От одного вида рыбьего жира меня замутило. Я не представляла, как такое варево может понравиться несчастному больному. Перед тем, как дать лечебную кашу Щенку, я выдала сакраментальное: «Овсянка, сэр!». К моему большому удивлению, Щенок съел все и вылизал тарелку. На следующее утро я снова подала кашу, торжественно объявив: «Овсянка, сэр Баскервиль». И вновь мое блюдо имело оглушительный успех, а наш питомец, наконец, получил имя. «Сэр Баскервиль» звучало и солидно, и импозантно.

                * * *

Мадам права. Сэр Баскервиль – превосходное имя. Я бы не очень обрадовался, если бы меня назвали Тузиком, Бобиком или Шариком. Семирамида, правда, заметила, что слишком много чести для такого задохлика, как я, но Баюн возразил ей, что будущее покажет, достоин ли я своего имени.

Я очень признателен этим людям за то, что они меня оставили у себя. Я не могу представить, как бы я смог жить в другой семье. А расставание с Мадам стало бы для меня невосполнимой утратой. Я очень привязался к ней, потому что она заменила мне мою матушку. Еву я тоже очень любил, потому что она всегда была добра со мной. Когда мне пришлось покинуть спальню Мадам, потому что Месье был недоволен моим присутствием, именно Ева приютила меня в своей комнате, играла со мной и рассказывала на ночь сказки. Баюну я тоже был благодарен за то, что он терпел меня в своей корзине, пока я болел, и за то, что учил уму-разуму. Семирамида, хоть и вредничала, но с ней тоже можно было найти общий язык. Труднее всего было наладить отношения с Адамом. Он упорно игнорировал все мои попытки завоевать его доверие. Он не делал мне ничего плохого, но я чувствовал холодную неприязнь, и мне было от этого неуютно рядом с ним. Я старался не попадаться Адаму на глаза. В конце концов мы не обязаны любить всех подряд. Даже с Месье было проще. Он просто не обращал на меня внимания, но и не раздражался, когда я был рядом. Я решил, что стану образцовым псом и что со временем, когда я стану большим и сильным, докажу, что достоин дружбы.

Но пока я доставлял одни лишь хлопоты. Мои ноги не слушались меня. Я пытался вставать, так как мне очень хотелось бегать и прыгать, как это делали дети и кошки, но лапы были очень слабы и болели. Мадам зря расстраивалась по поводу овсянки. По сравнению с лекарствами, которыми меня постоянно кормили, это была райская пища, и мне очень нравился рыбий жир.

Однажды, посреди лета, в доме началась суматоха. Взрослые и дети стали перебирать свои вещи и складывать их в большие сумки, а дети кричали: «Ура, мы едем на море!». Я спросил Баюна, что такое море.
– Море – это там, где постоянно жарко, зверски жарко. Целый день бродишь и не находишь ни одного прохладного уголка. Даже ночью жарко. От этого можно озвереть.
– А зачем же мы туда едем?
– Ну, у них так заведено: как лето наступает, так надо обязательно ехать на море. Мне лучше всего летом в нашем саду. Здесь не холодно, не жарко; вокруг мышки, птички, травка. Зачем ехать за тысячу километров, чтобы жариться на солнце и изнывать от духоты?
Баюн тяжело вздохнул и больше не пожелал говорить на эту тему. Семирамида тоже не смогла внятно объяснить мне, что такое море.
– Море? Море – это здорово! Море – это там, где постоянно тепло. Я обожаю жару. Я тебе говорила, что моя бабка была бенгальской кошкой? Море – это великолепные скалы и рыба! Ладно, скоро сам увидишь. Скорее бы уже поехать!

Ночью перед отъездом мне снилось море. Оно было похоже на огромную запеченную рыбину, лежащую на раскаленных камнях, рыбу, которую Мадам частенько готовит в жаровне, когда к нам приезжают гости.
На следующее утро все поднялись рано, в пять утра, быстренько позавтракали, кошек посадили в специальные клетки для поездок, а меня поместили в корзинку, которую Ева держала у себя на коленях всю дорогу. Все сели в машину, предварительно загрузив ее сумками с одеждой и едой, и отправились на море. Сначала было неинтересно. Я дремал в корзине, Адам играл со своим гаджетом, а Ева читала. Кошки тоже притихли в своих клетках. Потом мы несколько раз останавливались, чтобы перекусить и размять ноги, но ничего интересного не происходило. Я все принюхивался, стараясь уловить запах моря, но пахло повсюду лишь разогретым асфальтом, бензином, придорожной травой, чужими животными и людьми. Потом, когда мы переехали большую реку, в приоткрытое окно начали просачиваться новые запахи, совершенно мне незнакомые, и их пряный аромат щекотал нос. Ева подняла меня к окну и закричала: «Смотри, Сэр Баскервиль, горы!». Я увидел далеко на горизонте какие-то огромные серые силуэты, похожие на выгнутые спины сказочных чудовищ, которых я видел в книжках Евы. Когда мы подъехали еще ближе, я понял, что это всего лишь камни, огромные скалы до самого неба. Они были даже выше облаков. Облака сидели на вершинах гор как огромные мохнатые шапки. Я очень боялся, что с порывом ветра они могут сорваться с вершин и упасть на нас. Я спросил Семирамиду, долго ли нам еще ехать. Симка раздраженно забила хвостом и пробурчала, что мы тащимся как ленивые коровы, и что если мы не прибавим скорости, то до ночи нам не добраться, и что ей уже осточертела ее клетка, и что у нее затекли лапы, и чтобы я заткнулся и не раздражал ее своими глупостями.

     Мы действительно приехали на место уже в глубоких сумерках. Я проспал большую часть дороги. Когда машина остановилась и мою корзинку вынесли на улицу, на меня обрушился водопад звуков и запахов. Здесь пахло совершенно по-другому, чем в нашей деревне. Это был великолепный набор из ароматов смолистой листвы и сухой пряной травы, каких-то плодов и цветов. Из соседних домов тянуло жареной рыбой и колбасками, дымком от жаровен, сыром и свежим хлебом. Оглушительно трещали насекомые и галдели невидимые птицы. А где-то вдалеке что-то огромное и остро пахнущее солью, свежей рыбой и чем-то еще непонятным и влажным, поминутно тяжело вздыхало и отфыркивалось. Видимо, это и была та огромная рыбина, которая живет в скалах и о которой мне говорила Семирамида. Мне очень хотелось тут же пойти посмотреть на нее. Я спросил Баюна, а не пройтись ли нам и не посмотреть, как выглядит это самое море. Но Баюн, уставший от дороги, уже завалился под ближайший куст в саду и сказал, что море далеко, что уже поздно, что он хочет есть и что я успею еще в течение месяца налюбоваться на море и на все прочее. Я хотел попросить Симку составить мне компанию, но она уже исчезла в темноте – видимо, отправилась проверять свои владения и выяснять отношения с местными котами.

     Наскоро перекусив, семья отправилась спать в дом. Я хорошо выспался в дороге и теперь не мог заснуть. Все было слишком непривычным и необычным. Сам дом, видимо, очень старый, был сложен из камней и обмазан кремовой штукатуркой, стены внутри были покрыты известью, а пол выстлан каменными плитками. Вокруг дома была терраса с навесом из какого-то плетущегося растения. Белые занавески на раскрытых окнах вздымались от ветра огромными пузырями, а потом, потрепетав немного в воздухе и приоткрыв на секунду ночное небо, опадали с легким шуршанием. Звезды тоже были необычайно яркими, и луна огромной тарелкой пыталась закатиться в раскрытое окно. Насекомые (я потом узнал, что они называются цикады) трещали без перерыва всю ночь, немного успокоившись только к рассвету. По подоконнику и оконной раме шныряли две ящерицы, и я не знал, надо ли мне их прогнать или они имеют право бегать здесь. В доме что-то постоянно поскрипывало и потрескивало, как будто кто-то невидимый бродил по комнатам. Я никого не чуял, кроме членов семьи, но все равно держался настороже. Меня сморило только на рассвете, но я с гордостью могу сказать, что это была моя первая сторожевая ночь. Я первый раз охранял Семью – как мог, разумеется.

     Наутро все встали рано, так как до жары надо было добраться до пляжа. Быстро позавтракав, мы с детьми, Семирамидой и Месье наконец отправились на море. Мадам осталась наводить порядок в доме, а Баюн, как и обещал, залез в тень густого куста и не подавал признаков жизни.

     До моря надо было идти минут двадцать. Мы спускались по каменистой тропинке в окружении сосен с огромными кронами, очень напоминавшими зонтики. Их иголки засыпали землю толстым ковром. Сквозь него пробивались желтые маленькие цветочки. Дорога вела все время вниз, и с каждой минутой странный шум становился все отчетливей. Казалось, что кто-то огромный с глухим уханьем бросается на землю, а потом с шумом и шелестом сползает по камням обратно в логово. Я сидел у Евы на руках и поскуливал от нетерпения. Скорей бы увидеть море! Наконец сосны расступились, и мы вышли на берег, устланный мелкой галькой, а впереди все до самого горизонта было покрыто водой. Столько воды мне никогда и нигде не приходилось до этого видеть. Она была темного сине-зеленого цвета, и это она издавала тот странный шум, который не давал мне спать ночью. Море с шумом бросало на пляж белые пенистые лапы, которые скребли берег и уносили за собой мелкие камешки, ракушки и корешки.

      Ева положила меня на нагретые солнцем камни и побежала к воде. Я поковылял следом. Ходить по небольшим камням гораздо труднее, чем по дороге. Кое-как я добрался до полосы прибоя. Идти стало легче, так как мокрая мелкая галька и песок образовали прочный настил. В одном месте после ночного прилива, в большой промоине, образовалось что-то вроде маленького озерца. Там и сидела Ева, играя с ракушками и красивыми маленькими камушками. Я подошел и понюхал воду. Пахла она очень странно. Я ее лизнул и тут же выплюнул. Она была горько-соленая, как мои лекарства. Вдруг я заметил в воде стайку маленьких рыбок, они скользили в воде между плавающих водорослей. Мне очень захотелось поймать хоть одну рыбешку. Осторожно войдя в воду, которая оказалась на удивление теплой, я пошел за рыбками и вдруг провалился в воду с головой. В этом месте яма была очень глубокой. Я забил лапами, пытаясь выбраться на берег, но вдруг оказалось,  что я плыву. Я умел плавать! И кроме того, в воде было проще передвигаться. Тело мое почти ничего не весило, и лапы не так болели. Ева закричала Адаму:
– Сэр Баскервиль плывет! Он умеет плавать!
Адам, купавшийся в море, лишь пожал плечами:
– Все собаки умеют плавать, что в этом особенного? Пойдем лучше к большим камням, там можно найти крабов. Смотри, Семирамида уже на кого-то охотится.
Ева подхватила меня на руки и понесла в сторону большой гряды камней, уходящих далеко в море. Там, между больших овальных обломков гранита, отполированных морем и ветром, зеленели небольшие лагуны, в которых бурно кипела подводная жизнь. Я увидел Симку, замершую в охотничьей стойке напротив одной из них. Кошка наклонилась над водой, нервно подергивая кончиком хвоста, и пристально разглядывала воду. Потом быстрый взмах лапой – и в воздух взлетела маленькая рыбешка.

– Браво, Симка! Лови больше, чтобы у нас на ужин был рыбный суп.
Кошка не удостоила нас даже взглядом, целиком сосредоточенная на своем занятии. Ева поставила меня на один из пологих камней, и я смог, наконец, разглядеть, кто водился там, в этих маленьких лагунах. Это было захватывающее зрелище. В воде копошились десятки маленьких креветок, рыбок, рачков и ракушек. Я даже увидел небольшого краба. От восторга я затявкал. Ева засмеялась:
– Тише, Сэр Баскервиль, ты всю рыбу Семирамиде распугал.
За жизнью маленьких существ можно было наблюдать бесконечно. Было приятно лежать на горячем камне, подставив солнцу спину, и смотреть на море, на детей, искавших ракушки, на яркий зонт на берегу, под которым, удобно устроившись в шезлонге, читал книгу Месье; на зеленый навес из сосен и на огромное, блестящее и такое живое и теплое море.
Полдня пролетели незаметно. Когда надо было возвращаться домой, я вдруг понял, что очень устал и ужасно проголодался.

                * * *

     В первый день, когда мы приезжаем на юг, я обычно остаюсь дома под предлогом уборки. На самом деле я просто люблю посидеть немного одна после суеты сборов, отъезда и долгого путешествия в машине. Я люблю наш приморский дом. Не подумайте, это не какая-нибудь роскошная вилла. Наш дом стар, неказист и очень скромен по сравнению с соседними усадьбами. Марк, будучи еще студентом архитектурного факультета, часто приезжал отдыхать к своим друзьям на западное побережье Средиземного моря. И однажды он увидел объявление о продаже старого ветхого строения. Дом в эту эпоху представлял собой действительно жалкое зрелище: с текущей крышей, с разбитыми ставнями и покосившейся дверью. Муж, увлеченный творениями Корбюзье, рассчитывал просто снести старую развалину и построить на его месте что-то эдакое, новомодное, благо что дом с садом продавали за какие-то сущие гроши. В наше время только один участок стоит в два раза дороже суммы, уплаченной за эту развалюху. Но, к счастью для дома, супруг не мог сразу воплотить в жизнь свои грандиозные проекты из-за вульгарного отсутствия средств. Поэтому, наняв рабочего, он вместе с ним залатал дыры на крыше, заменил окна и дверь и установил деревянную террасу. Потом, ремонтируя старую треснувшую плиту на полу в кухне, Марк обнаружил под ней вход в погреб.

     Это был настоящий средневековый подвал со стрельчатыми сводами. Видимо, здесь когда-то стоял предшественник нашего дома, не выдержавший испытания временем. На его месте построили новое жилище, а про подземелье забыли. Мой муж хоть и не нашел в нем ничего интересного – ни прикованного к стене скелета, ни сундуков с золотом, но сам подвал оказался настоящим сокровищем. Дети играли в нем в разбойников и пиратов, а кроме этого, там можно было хранить вино, колбасы, фрукты и прочие припасы, так как даже в самые жаркие дни температура в подвале не превышала 14 градусов. Да и сам дом, в отличие от своих современных собратьев, был на редкость хорошо продуман и построен со знанием местного климата. Все наши соседи вынуждены были обзаводиться кондиционерами и вентиляторами, так как в разгар сезона температура на солнце зашкаливает за 45 градусов. А в нашем доме, с его добротными толстыми стенами, она не поднимается выше 25-ти. Ночью же через открытые окна комнаты продуваются свежим морским бризом, приносящим приятную прохладу. Вот почему через пару лет мой супруг отказался от своих амбициозных проектов и оставил все как есть. Здесь мы провели наш медовый месяц.

     Я влюбилась в наш Дом с первого взгляда. Он находится на окраине поселка и стоит у самого края высокого отвесного берега. Вид на море из окон дома открывается просто захватывающий. Правда, чтобы спуститься к пляжу, надо идти минут двадцать через поселок, а потом спускаться по тропинке через сосновую рощу, но это сущие пустяки по сравнению с красотой уединенной бухты с мелким гравием, прозрачной водой и каменными грядами, обрамляющими ее с обеих сторон. Народу на нашем пляже отдыхает немного, так как большинство жителей предпочитает ездить на большой «цивилизованный» пляж в соседнем курортном городке, но этот факт, как вы уже догадались, нас нисколько не огорчает. Дети практически выросли в этой бухте, проводя по два-три месяца на солнце и в воде. К концу сезона они приобретали шоколадный загар, волосы их выгорали до соломенного цвета, а плавать они научились года в три, резвясь и ныряя в море, как настоящие амфибии.

      Раскидав быстренько вещи по шкафам, а продукты в холодильник и в подвал, я с чувством выполненного долга заварила себе крепкий чай и уселась на террасе под живым навесом из стеблей винограда и глициний. Баюн, не любивший жары и плохо ее переносивший из-за густой и длинной шерсти, прятался, как обычно, в тени самшита. Он там нашел убежище от зноя в углублении под большим валуном и проводил в своем логове целые дни, выползая наружу только в сумерки. Но когда я садилась пить чай, толстяк всегда присоединялся ко мне, чтобы выпросить немного сливок или сметаны.
Мы, как обычно, наслаждались покоем и тишиной, пока из-за поворота дороги не донеслись голоса наших близких. Первой к дому подбежала Семирамида и бросилась обнюхивать свою миску. Потом появились дети с Сэром Баскервилем и с ворохом морских трофеев. Процессию завершал муж, тащивший на себе пляжные принадлежности. Все были преисполнены впечатлений и ужасно голодны. Пока я собирала на стол остатки припасов, привезенных из дома, дети наперебой делились впечатлениями от похода на пляж, а коты усиленно терлись о мои ноги в ожидании еды. Даже Сэр Баскервиль нетерпеливо подвывал в ожидании овсянки и творога.

      Быстро нейтрализовав животных едой и загнав двуногих членов семьи в душ, я накрыла на стол и приготовилась к увлекательным рассказам. На полке над камином уже громоздилась морская добыча: красивые камушки, блестящие ракушки, причудливо изогнутые корневища водорослей. В конце сезона дом переполнялся ими, как пещера Али-Бабы сокровищами. Приходилось вести длительные споры с детьми о том, что можно увезти с собой на север, а что оставить. В ведерке, наполненном морской водой, копошилось несколько мелких крабов и креветок и даже плавали две крошечных рыбешки. Наконец, семья собралась за столом, и я выслушала все пляжные новости и приключения. Ева с упоением рассказывала о способностях Сэра Баскервиля к плаванию, Адам живописал увлекательную погоню за «вот таким вот крабом», а муж сообщил, что встретил на пляже наших старых знакомых и что мы приглашены сегодня на ужин к соседям.

     Соседи – милейшие люди, жили в нашем поселке постоянно. Эдмон – отец семейства, работал в небольшой строительной фирме, его жена Одиль – бухгалтером в местном отделении банка, а дочь Роксана, ровесница Адама, училась в колледже. В доме не было ни собак, ни кошек, зато имелось пять клеток со всевозможными птицами: волнистыми попугайчиками, канарейками, щеглами и даже большим белым попугаем – баловнем семьи. Наши соседи всегда любезно приглашали нас поужинать вместе, зная о том, что в первый день мы, как правило, не успевали закупать провизию. Супермаркет, в котором жители поселка обычно покупали еду, был в соседнем городе, а у нас можно было только купить хлеб в маленькой булочной.

     Соседи жили в просторном двухэтажном доме с большой террасой под полосатым тентом. На террасе стоял огромный стол, за который можно было посадить не менее шестнадцати гостей. Одиль пекла великолепные пироги, а Эдмон жарил на гриле восхитительное мясо. Мы принесли на ужин шампанское, а Ева принесла Сэра Баскервиля. Когда шампанское было поставлено в ведерко с холодной водой, Сэр Баскервиль был подвергнут тщательному осмотру.
– Славный песик. А какой он породы? – спросила Роксана.
– Он беспородный, – пробурчал Адам.
– Ну, это не страшно, – утешила его Одиль. – Беспородные собаки бывают самыми верными друзьями.
– А какого размера он будет, когда вырастет? – не унималась Роксана.
– Я думаю, что он будет ростом примерно с... – тут я запнулась, так как не имела ни малейшего представления, до каких размеров может вырасти пес. Ветеринар не просветил нас на этот счет. А мы, поначалу не намеревавшиеся оставлять у себя щенка, не особенно задумывались над этим.
 – Я думаю, что он вырастет примерно с овчарку, – сказала я, не совсем веря своим словам.
– А я думаю, что он вырастет большой-большой, с медведя ростом, – мечтательно молвила Ева. – Когда мы будем идти с ним по деревне к школьному автобусу, то все собаки будут почтительно молчать, а соседский мальчишка, который постоянно задирает Адама, будет держаться от нас подальше.
– А почему ты не отлупишь этого противного мальчишку? – спросила Роксана.
Адам надулся и ничего не ответил. Положение спасла Ева:
– Адам считает, что драться – это удел дураков, а умные люди могут всегда договориться.
– И как, тебе всегда удается договориться? – вмешался в разговор Эдмон.
– С умными – всегда, –  отрезал Адам.
– А если дурак не унимается? Что, так и будешь терпеть его хамство? – не отставал Эдмон.
– Хватит морочить ребенку голову, – одернула его Одиль. – Кулаками ничего не добьешься. Насилие порождает насилие.

    Одиль – милейшая женщина, была последователем теории Льва Толстого, который, как вы помните, призывал не противиться злу и не заниматься мордобоем. Мой муж ранее тоже придерживался подобных взглядов, но суровая реальность убедила его в том, что щёку лучше подставлять для поцелуя, а для удара лучше подставлять кулак. Я, воспитанная в суровых условиях соцреализма, не раз подавала ему пример поведения с людьми, которые чихать хотели на хваленые демократические принципы.

    Особенно моего супруга впечатлила моя перебранка на базаре с восточным торговцем, вознамерившимся подсунуть мне гнилые мандарины. Несчастный негоциант решил, что перед ним воспитанная французская овца, которая в лучшем случае молча возьмет негодный товар, а в худшем откажется от покупки. Я человек не скандальный, но, как вы помните, меня иногда заносит, тем более когда мне открыто хамят. Для начала я вежливо заметила продавцу, что я пришла на базар не для того, чтобы освободить его от гнилья, которое он ленится выбросить на помойку. После того как горячий восточный парень стал тыкать мне в нос подпорченный мандарин и кричать, что он торгует только первоклассным товаром, я, вспомнив советский опыт перебранок с продавщицами в овощных магазинах, высказала все, что думаю о нем, о его товаре, о его близких и дальних родственниках, и в заключение предложила съесть при мне самый гнилой фрукт из тех, что были уже засунуты в пакет. Бедняга явно не ожидал от дамочки европейского вида такой прыти. Он предложил мне сделать хорошую скидку, но я гордо удалилась к его конкуренту. Уже через месяц меня узнавали все продавцы на этом базаре и больше не пытались подсунуть некачественный товар. А Марк, вдохновленный моим примером, начал потихоньку пересматривать свою точку зрения на теорию достопочтенного Льва Николаевича. Но Адам, который просто не любил и не умел драться, постоянно страдал от деревенских и школьных задир, которые превыше всех демократических ценностей, прав человека, толерантности и хороших манер ценили только грубую физическую силу. Я покорно ждала, когда мой ребенок, наконец, сам дойдет до простой истины: демократию и права человека надо уметь защищать и в прямом, и в переносном смысле.

     Уже давно стемнело, шампанское было выпито, мясо и пироги съедены. С моря долетал прохладный бриз. Дети ушли в сад и оттуда изредка доносился их смех. Сэр Баскервиль сидел у меня на коленях и слизывал с моего пальца мясной паштет, прикрыв глаза от удовольствия. Я впервые задумалась, как будет выглядеть наш питомец через несколько месяцев и какие сюрпризы мне готовит его присутствие в нашем доме.

                * * *
В то время я плохо понимал человеческую речь. Но одно я понял сразу: чтобы быть нормальной собакой, мне надо расти; во что бы то ни было стать большим и сильным, чтобы охранять и защищать свою семью. Поэтому я стал делать все, чтобы вырасти. Для начала я проконсультировался с Баюном, так как он был старше и опытнее меня.
– Ешь побольше, – был ответ.

      И я стал есть. Даже если не очень хотелось, я старался запихнуть в себя как можно больше еды. Живот, правда, у меня раздувался, как мяч, и было неудобно бегать, но лапы у меня стали длиннее и крепче. Симка, в редком приступе великодушия, посоветовала мне побольше бегать и прыгать, чтобы укрепить конечности. Поэтому я старался изо всех сил. Больше всего мне нравилось плавать и нырять. По земле передвигаться было труднее, но я старался, и к концу лета я уже сам проделывал путь от дома к морю. Правда, я сильно уставал, но был жутко горд тем, что меня больше не надо носить на руках.

     Лето кончилось незаметно. Однажды в доме поднялась суматоха. Опять стали собирать сумки и коробки. Баюн заметно повеселел – он мог вернуться в прохладу нашего сада. Симка загрустила. Ей уезжать не хотелось, но она неплохо провела время, охотясь за креветками и рыбешкой. Правда, один раз краб защемил ей клешней лапу, но это не отбило тяги к приключениям у нашей непоседы. Местные коты смогли, наконец, вздохнуть спокойно, так как Семирамида, достойная наследница своей бабки, не давала им ни днем ни ночью покоя, гоняя бедняг по всей деревне. Дети паковали свои морские трофеи, а Мадам собирала съестное в дорогу. Месье прощался с соседями. А я не знал, что мне делать. Я попытался помочь детям собирать их сумки, но Адам закричал, чтобы я не путался под ногами, а Ева отнесла меня на террасу, где уже стояла моя дорожная корзинка. Все лето я спал на коврике около постели Евы и теперь старательно обнюхивал мою старую лежанку. Она приятно пахла мной самим и еще хранила легкий запах северного дома. От нечего делать я решил забраться в нее и подремать немного, чтобы не мешать сборам и не раздражать Мадам. Но не тут-то было. Я больше не помещался в моей постельке. Она сделалась ужасно маленькой, и лежать в ней, даже свернувшись клубочком, стало невозможно. Я сидел и раздумывал, как я буду возвращаться домой. Посоветоваться мне было не с кем – коты убежали в сад подальше от суматохи. Тогда я решил обратиться за помощью к Мадам. Я пошел на кухню, где она собирала продукты в дорогу, таща за собой перевозку.

                * * *

     Я не люблю суету последнего дня перед отъездом. Надо проделать массу дел, включая уборку, стирку, приготовление припасов в дорогу и инспекцию детского багажа (иначе они способны забрать с собой не только морские трофеи, но и скалы, и сосны, и бухту в придачу). В такие дни я становлюсь ужасно раздражительной, и близкие, зная об этой досадной черте моего характера, стараются не попадаться мне под горячую руку. Я готовила бутерброды, когда на кухне появился Сэр Баскервиль, волочивший по полу свою перевозку.

     Мне было не до игр с ним, но малыш уселся рядом со мной и тявкнул, пытаясь привлечь внимание. Я собралась выставить его на террасу, но тут мое внимание привлекла некая странность. Я сначала не поняла, в чем она заключается. Щенок смотрел на меня, склонив голову набок, видимо, в первый раз задумавшись над качеством моих умственных способностей. Не дождавшись позитивного результата, он полез в корзинку, и тут я поняла – Сэр Баскервиль начал расти! Его старая лежанка стала ему безнадежно мала. У него было гораздо меньше шансов поместиться в ней, чем у сестер Золушки забить свои ноги в хрустальную туфельку. Я стала лихорадочно соображать, куда поместить Сэра Баскервиля на время путешествия. У меня не было другой корзины подходящего размера, а Еве держать щенка всю дорогу на коленях было бы крайне неудобно. Но, к счастью, я вспомнила, что не успела выбросить на помойку картонный ящик из-под персиков. Он-то и спас положение. Марк, застав меня за благоустройством ящика, сначала несказанно удивился, а потом, возведя очи горе, тоном греческих оракулов изрек: «Скоро нам понадобится прицеп для перевозки этого пса!». Лучше бы он промолчал в тот момент, так как боги иногда прислушиваются к пророчествам.

     Вот и кончилось еще одно лето. Жаль покидать море, дом с уютной террасой, пляж, сосны, цикад и множество других мелочей, связанных с югом. Впереди роскошная северная осень, наша любимая деревня, дом и сад, лес и поля, но каждый раз охватывает легкая грусть по безвозвратно ушедшему летнему сезону. Все вещи загружены в машину, животные рассажены по клеткам, ставни и двери нашего дома плотно закрыты, машина фырчит перед воротами, как застоявшийся скакун, сказаны последние слова прощания знакомым и соседям. Пора прощаться с морем и возвращаться домой.

     Дорога домой в этот раз обошлась без приключений, разве что Сэр Баскервиль отдавил мне ноги, крутясь как заведенный в своей коробке. Его интересовало все, что он видел вокруг. Он вертел головой и рассматривал каждую обгоняющую нас машину, старался принять участие в разговорах Евы и Адама, сидящих на заднем сиденье, интересовался самочувствием Семирамиды и Баюна, следил за тем, как мой муж управляет машиной, и пытался при малейшей возможности лизнуть меня в нос в избытке щенячьего восторга. На остановках он выскакивал из машины и старался подружиться со всеми, кто был поблизости от нашей кампании. Я уже пожалела, что не купила для него поводок. Слава богу, все обошлось без инцидентов, и мы наконец-то добрались к вечеру до родной деревни. Уже смеркалось. Первым делом мы высадили наших детей и животных, чтобы они успели перед едой размять ноги и растратить неизрасходованную в дороге энергию. Кошки моментально исчезли в саду, дети побежали навестить друзей, а Сэр Баскервиль побежал знакомиться с садом.

    В глубине нашего участка находится небольшой пруд, подпитываемый подземным источником. Вода в нем всегда холодная и усыпана листвой деревьев и кустарника, растущих по краю водоема. В наше отсутствие прудик облюбовывают водоплавающие птицы. Мы часто, возвращаясь с юга, застаем в нем парочку уток, а однажды у нас до осени жила цапля. И на этот раз между листьями кувшинок по воде сновала серая кряква. Сэр Баскервиль никогда не видел уток. Может быть, он решил, что это некий вид водоплавающих кошек, но ему захотелось познакомиться с ней поближе. Он со всего разбега прыгнул в воду и тут же пулей вылетел на берег, визжа и отряхиваясь. Бедняга привык к теплому морю, а холодная вода в пруду напомнила ему страшную историю из детства, когда он погибал под ледяным дождем. Утка, возмущенно крякая, улетела, а щенок прибежал ко мне, обиженно тявкая и пытаясь сбросить с себя налипшие на шерсть гнилые листья. Мне это напомнило точно такую же историю, произошедшую с маленьким Адамом. Только тот прыгнул в пруд не за уткой, а за лягушкой, но результат был до смешного похожим. Когда Сэр Баскервиль был вымыт и высушен, он не решился снова искать приключений в саду, а занялся обследованием дома. Он покинул это жилище, будучи младенцем по собачьим меркам, а вернулся назад примерно десятилетним ребенком. То есть щенок отсутствовал в доме немалый срок и успел многое позабыть. Он долго и тщательно обнюхивал корзину Баюна, время от времени замирая и стараясь припомнить события, связанные с этим предметом. С неописуемой радостью нашел и вытащил из-под дивана старую тапочку Евы в виде плюшевого поросенка – его любимую игрушку. Сэр Баскервиль обожал её трепать и таскать по всей квартире.

     Разгрузив машину и распихав кое-как наш багаж по углам, мы сели с Марком перед домом, чтобы перевести дух и выпить по бокалу вина, привезенного с юга. Мы сидели молча в наступающих сумерках, потягивая ароматный мускат, любуясь закатом и расслабляясь после тяжелого дня. Я физически ощущала, как еще одно лето сползает с меня как теплая пена, впитываясь в почву у моих ног, исчезает неотвратимо и невозвратно, вместе с южным теплом, соленым мистралем, треском цикад и шуршанием прибоя; как подкрадывается незаметно ранняя осень, притворяясь летом; как вечерний воздух окутывает плечи прохладным покрывалом; как далеко на севере готовит уже свои сани зима, и как долгими холодными вечерами мы, прильнув к горячей печке, будем вспоминать об ушедшем лете, мечтать о будущей поездке на море, торопя время, которое и так бежит все быстрее и быстрее, подобно резвому скакуну по краю гигантской воронки, в которой рано или поздно всем нам придется исчезнуть.

                * * *

    Как хорошо опять вернуться в знакомый дом! Конечно же, мне очень нравилось жить у моря, но здесь сохранилось столько запахов и пропитанных воспоминаниями вещей! Здесь я впервые открыл глаза и впервые встал на лапы, здесь пахло моими лекарствами и игрушками Евы. Мне даже казалось, что я чувствую запах моей мамы. Но, наверное, это мне только казалось. А сколько мне еще предстояло открытий!
Один сад чего стоил. Правда, с уткой вышел конфуз. Я ведь только хотел познакомиться с ней, кто ж знал, что вода там такая холодная, а утка такая пугливая. Я не выношу холода. Но теперь я знаю, что в пруд лезть не стоит. А еще около дома есть поле, а за полем лес. Там даже коты не бывали. Сколько же еще предстоит узнать! Я только посплю немного, я то после дороги у меня глаза слипаются и ноги подгибаются. Не знаю, где мне теперь ложиться спать, но прилягу пока на коврике у Евиной кровати – надеюсь, что я никому не помешаю...



                *    *    *