А. С. продолжение1

Владимир Торопчин
начало: http://www.proza.ru/2016/10/24/2196


     Уже когда Федька Кривоглазый отправился в изгнание, вдруг выяснилось, что преступный мир Некоторого Царства состоял не только из него одного. Просто на его фоне коллеги терялись. Он заслонял их своей харизмой. Все летописцы и хроникёры того времени были фанатично преданы Кривоглазому.  Разделы криминальной хроники и происшествий они посвящали только ему: Кривоглазый то, кривоглазый сё… Даже сам руководитель Некоторого Царства Царь Горох не удостаивался такого пиара!  Надо сказать, что на сообщениях о безобразиях Федьки  словоделы  неплохо зарабатывали. Публика - та, что ещё не подвернулась Федьке под руку - любила читать о неудачниках, которые под эту волосатую руку уже подвернулись. Это позволяло ей чувствовать себя кастой счастливчиков, избранными. И за чтиво, ласкающее их эго, «счастливчики» охотно платили деньги.  Естественно, до того момента, пока судьба не наказывала их за завышенную самооценку личной встречей с именитым разбойником.
      Но вот кумир авторов хроник пропал из поля зрения.  Перед кошельками борзописцев замаячила угроза принудительной и жёсткой диеты. Глаза жрецов сенсаций от ужаса широко распахнулись, и увидели, что не один Фёдор творил безобразия в стране. Есть и другие личности достойные быть увековеченными на бересте, или даже, на недавно изобретённой и дорогой ещё бумаге. Вот один из них - Стёпка  по прозвищу Летающий вор.
     В ту пору, когда взбунтовавшиеся «неудачники» дрекольем гоняли причину своих унижений Федьку Кривоглазого по городам и весям, Стёпка ещё не был вором. Он был изобретателем. У него имелись фантазия и талант. Но больше, почти никаким имуществом он не располагал. Ещё у него было острое желание эту ситуацию изменить. В смысле – решить проблему отсутствия богатства в личном пользовании.
    Стёпкин жизненный опыт хоть и был на ту пору короток, но успел показать ему, что талантливые изобретения богатые люди берут хорошо. Только платят за них плохо. В общем, если трудиться с усердием, имелся некоторый шанс разбогатеть, но лишь ко времени, когда единственное, что Стёпка сможет сделать со своим богатством, так это оставить его в наследство своим прямым потомкам, если таковые у него появятся.  Желая сэкономить время на пути к обеспеченной жизни, он решил стать вором.
      После некоторого размышления, Степан пришёл к выводу, что главное в этом, новом для него, деле - вовремя смыться. А что делать, если не уследил за временем и с целой охапкой чужого имущества попался-таки на глаза рассерженным хозяевам этого самого имущества? Знаменитый Федька Кривоглазый своим авторитетом подавлял у жертв волю к сопротивлению. В редких  случаях, когда авторитета оказывалось недостаточно, к нему добавлялась огромная физическая сила разбойника. А у Стёпки в арсенале, кроме слезливого рассказа о своей несчастной судьбе – против побоев средства совершенно неэффективного, никакого оружия не было.  И тогда начинающий воришка сделал изобретение, которое должно было помочь ему оставить с носом возможных преследователей, а его самого уберечь от увечий и оставить себе украденное.
       Две недели трудился Степан над своим спасательным изобретением. А едва закончил, весь в нетерпении от желания обогатиться, отправился на «дело». Надо сказать, что в теле Степана в этот момент существовали две личности: одна старожил – изобретатель, и рядышком только что народившийся воришка.    Изобретатель так гордился своим последним творением, что эта гордость заняла всё пространство в Стёпкиной голове.  И вору  не осталось в ней места, чтобы втиснуть туда хоть одну мыслишку, как лучше совершить то, ради чего, собственно, и трудился Изобретатель. Поэтому на операцию Стёпка явился абсолютно неподготовленным.  Из списка средств необходимых вору домушнику для работы, у него были только тёмная безлунная ночь да мешок для богатства.
        Дом, которому была уготована судьба стать источником Стёпкиного обогащения, был выбран наугад. Степан приговорил его лишь за большие размеры и красивые резные ставни. Почему-то казалось, что именно за такими ставнями должны находиться сундуки с несметными сокровищами.
      Ставни оказались запертыми. Они напрочь отрезали доступ к окнам, через которые воришка надеялся попасть внутрь здания. Судорожные движения пальца, втиснутого в щель между резными створками, обозначили попытку взлома, но, ни к чему не привели – палец оказался ободранным, а ставни остались закрытыми. Тогда Стёпка перелез через забор и оказался во дворе. Так он надеялся зайти дому в тыл и обнаружить там другой, более доступный путь к сокровищам.
     Было темно, хоть глаз коли. Опасаясь споткнуться и упасть, воришка опустился на четвереньки и, волоча за собой мешок, пополз к цели. В дороге он наступил рукой на мягкое, пушистое, живое и большого размера. Это был огромный волкодав, который занимал должность сторожевой собаки. Степан испугался, но ему повезло. Волкодав был старый и думал, что он на пенсии. Пёс решил, что имеет полное право не просыпаться, но на всякий случай сказал «гав!». Этого напряжённые нервы вора не выдержали. Степан в панике вскочил, куда-то побежал и сразу заблудился в темноте.  Он остановился и не мог понять, где находится дом, а где забор и путь к отступлению.  Некоторое время он стоял, обратив внимание к своему внутреннему вору, надеясь, что тот предложит какой-нибудь план. Но внутренний воришка только беспомощно развёл руками. Внутренний изобретатель вообще куда-то смылся, не дожидаясь шухера. Тогда Стёпка  решил просто идти куда-нибудь. Глаза в такой темноте были бесполезны, и Степан решил вместо них использовать руки, вытянув их перед собой. Он двинулся вперёд, и вскоре руки нашли бревенчатую стену.  А затем в этой стене нашлась и дверь, очень широкая и совершенно не запертая. Эта дверь так покорно распахнулась под Стёпкиными руками, что он потерял равновесие и упал прямо внутрь строения. Судя по тому, что пол в помещении оказался земляным, строение не было жилым домом, а оказалось стоявшим в глубине двора сараем. Но внутреннему воришке было уже всё равно. Выяснилось, что он совершенно неразборчив. Стёпкины руки, неожиданно для него самого, стали хватать всё, к чему прикасались и совать это в мешок, если конечно, это было не приколочено. Они хватали что-то деревянное, железное, кожаное… Жирное и сухое тоже хватали и пихали в мешок, даже не пытаясь понять, что же такое они тырят.
   Мешок быстро наполнялся. Внутренний вор вошёл во вкус. В отсутствии сбежавшего соперника-изобретателя он разросся до размеров самого Стёпки и безраздельно властвовал над ним. Это было упоительное чувство,  и расстаться с ним не было никакой возможности. Степан, тяжело дыша, всё грёб и грёб. Вакханалию воровства смог остановить только петух.
    Почему этот петух расположился на ночлег не в курятнике, а в этом сарае – неизвестно. Он об этом никому не рассказывал, да это и не важно. Тут важны два факта – само наличие петуха в сарае, и то, что он был чёрным, а значит совершенно невидимым в темноте для беспомощных Стёпкиных глаз.
    Когда  жадная Стёпкина рука схватила пернатого за горло, петух испугался и заорал. Степан тоже испугался и заорал. Вдвоём они напугали внутреннего Стёпкиного воришку. Тот прекратил грабёж и сбежал с места преступления, но забыл у Степана свой инстинкт. Воровской инстинкт не позволил бросить мешок  с трофеями и приказал делать ноги. Стёпка заметался в темноте по сараю.
В Некотором Царстве по-прежнему была ночь. В  ночи по-прежнему не было луны. Если в начале операции это обстоятельство радовало, то теперь оно создавало дополнительные трудности. Тьма снаружи сарая не отличалась от тьмы внутри него и место, где они соединяются, было совершенно незаметно. В отсутствии хоть какой-нибудь видимости Степан опять вынужден был искать дорогу на ощупь. Только  теперь руки у него были заняты мешком, и нечаянно главным органом осязания у Стёпки стал лоб. Стёпа метался по сараю в поисках выхода. Лоб находил только препятствия и сообщал об этом глухим стуком, болевыми ощущениями и искрами из глаз, которые нифига не освещали, и только проклятая тьма после них становилась  плотнее и гуще.
 Петух тоже метался внутри сарая,  тоже в поисках выхода и с таким же нулевым результатом. Иногда петух и Стёпка встречались. Петух по-женски истерично вскрикивал под ногами Степана. Душераздирающие вопли в темноте усиливали Стёпкино беспокойство и добавляли ему прыти. Лоб всё чаще и чаще стучал по стенам, а выхода всё не находил и не находил.  Стёпка начал подозревать, что это ловушка, в которой есть лишь вход, а выход отсутствует.  Такой специальный безысходный сарай. Несчастный уже почти без надежды простукивал головой внутренний периметр сарая. Он тосковал о своём, бесполезном сейчас, изобретении, которое ждало его там, в свободном мире, спрятанное в глубоком овраге неподалёку от этого коварного двора. И вдруг, лоб встретил пустоту! Стёпка не поверил. Он ещё два раза боднул темноту перед собой и убедился, что препятствий нет. Степан с мешком в руках выкатился на двор. Он почувствовал себя почти счастливым. Пусть ещё удача и не улыбнулась ему широкой улыбкой, но она уже, хотя бы, перестала демонстрировать свой зад.
   Где находится забор, через который лежит путь к спасению и прибыли Стёпка не представлял. Он наугад побежал по двору, помня лишь об одной примете, которая могла подтвердить правильность выбранного маршрута. Это большой старый пёс.
     Когда Степка споткнулся о спящую собаку, и кубарем покатился по земле, он готов был петь от радости, и чуть не расцеловал старого кобеля. Помешало то, что он, прокатился до самого, нужного ему забора, и пёс оказался в недосягаемости его благодарной страсти. Степан швырнул через забор мешок с неправедно нажитым, но сам последовать за ним не успел.
     Даже у самого закоренелого пенсионера взыграет кровь и он вскочит на лапы, если его разбудить грубым пинком! Старый волкодав не стал исключением. В гневе он разорвал объятия Морфея и восстал, как прежде готовый к битве. Его заслуженная старость была оскорблена грязным сапогом! Его достоинство уронили ниже плинтуса, а честь растоптали! Кто посмел?! Смерть негодяю! Где этот мерзавец?!
Старый боец раздувал ноздри и с шумом втягивал воздух, пытаясь запеленговать приговорённого. Но его нюх не хотел покидать заслуженный отдых и бездействовал.
И тут на небо выперлась подлая луна. Она оценила разворачивающееся перед ней шоу. Ей и самой захотелось принять в нём участие. Желая добавить в действо остроты, она ехидно осветила того, кто был так нужен разгневанному волкодаву.   
Пёс увидел невдалеке тощий Степанов зад и удовлетворённо зарычал.
   Стёпка приплясывал у забора, прикидывая, каким способом его лучше преодолеть. Рычание за спиной отвлекло его от этого занятия. Что-то подсказало ему, что такой густой и низкий рык не следует игнорировать. Он обернулся и сразу понял, что судьба обрушила на него уникальный шанс первый и, вероятно, последний раз в жизни увидеть, как выглядит самый настоящий Ужас.
   Оценив хлипкую фигуру нахала, волкодав даже почувствовал сожаление от того, что его так мало. Расправа может оказаться слишком короткой, недостаточной для того чтобы утолить справедливую жажду мести. Он решил растянуть процесс казни и для начала рассказать мерзавцу всё, что о нём думает. Для этого был сочинён длинный и заковыристый монолог.
Всем известно, что собаки умеют сжимать слова во времени и пространстве. И двадцать шесть матерных ругательств в Стёпкин адрес прозвучали коротко и страшно, как пистолетный выстрел в голову. От такого «гав» Стёпка пошатнулся, но не упал, а только присел. Он понял, что в физическом противостоянии с этим монстром созданном для убийств, у него нет шансов. Вся его надежда на спасение теперь была только в дипломатии. С переговорами медлить было нельзя, и Степан выдавил из себя стандартную для таких ситуаций фразу:
-Хорошая собачка…
  За свою длинную жизнь эту фразу пёс слышал много раз. Сейчас, не подкреплённую хорошим куском колбасы, её нельзя было воспринимать иначе, как издевательство. Пёс так и сделал. Он решил, что пришла пора кровавого финала. Волкодав двинулся вперёд, глядя на правую ногу жертвы, предполагая откусить сначала её.
Стёпка осознал, что переговоры провалены. Ему не удалось убедить собачку, что она, собачка - хорошая. Зарычав, пёс бросился на Степана. Заорав, Степан бросился на забор. Теперь они соревновались в скорости и в этом оказались равными. Стёпка успел повиснуть на заборе, а пёс успел повиснуть на Степане. Верхняя половина Степана свисала с наружной стороны двора. Здесь были свобода и спасение. Но нижняя половина всё портила, она свисала внутрь двора, где ужас и смерть, и, к сожалению, оставить её там было никак невозможно. Стёпка почувствовал, как страшные челюсти сомкнулись на его правой голени, понял – ноги у него теперь нет, и заорал в тоске. Вопль отчаяния, созданный Степаном, накрыл спящий город от края до края и разбудил всех.
Пёс висел,  вцепившись в ногу Степана. Ещё никогда так остро он не сожалел о выпавших зубах. План мести провалился. Откусить вражью ногу не получалось. Хорошо ещё, что челюсти сохранили, кое какую силёнку и держат не плохо. Это позволяет хоть как-то осложнить жизнь неприятелю. Волкодав был огорчён и время от времени выдавливал ругательства через занятую ногой пасть.
Люди, разбуженные раньше времени – злые. А разбуженные раньше времени злые люди - вообще звери. И те и другие быстро наполняли ночные улицы беспощадными возгласами. 
Владельцы дома, ограбленного Степаном, были не слишком расторопны. Если бы не их волкодав, они могли вообще не встретиться со своим обидчиком.  На улице они появились, когда челюсти у пса успели онеметь от долгого и тяжёлого для его возраста труда. Зато композиция, которую хозяева увидели на заборе, им понравилась.
В силу своего неловкого положения, Стёпка их видеть не мог и об их облике судил только на слух.
-Держи вора! – Радостно заорал мужик, невидимый Степану, но, судя по голосу, с огромными кулаками.
-А вот ща мы его! – поддержал первого второй невидимый мужик, и кулаки у него были ещё больше.
Внутри у Стёпана ничего не дрогнуло от такого, не прикрытого торжества правосудия. Он больше не видел смысла и дальше пользоваться своей неудачной, а теперь ещё и одноногой жизнью и стал к ней равнодушен. Зато прочие разбуженные горожане, которые до сих пор не были уверены, зачем они вышли на улицы, и уже испытывающие разочарование от напрасного пробуждения, услышали соблазнительный клич и возликовали. Такого праздника у них не было со времён погони за Федькой Кривоглазым. Они радостными воплями поддержали кулакастых мужиков и начали стекаться к центру событий. Скоро из отдельных граждан стала образовываться возбуждённая толпа, ещё далёкая, но уже угрожающая.
Старый пёс с сожалением чувствовал, что его онемевший слюнявый рот больше не может держаться за вражью ногу и вот-вот соскользнёт. Он решил поправить ситуацию, рискнул ухватиться половчее, но неудачно, и плюхнулся на землю, как большая переспелая груша.
Висящий на заборе Стёпка почувствовал в нижней части тела внезапное облегчение. Баланс нарушился, его верхняя часть перевесила, и он весь, сколько его осталось, упал с наружной стороны забора прямо на мешок с трофеями. С противоположной стороны забора принялись ругаться в три горла – два человечьих и один кобелиный. Послышалась возня грузных тел по доскам, видимо пытались преодолеть забор, но безуспешно – высота преследователям не покорялась.
Стёпка быстро принялся пересчитывать не откушенные ноги, но в спешке сбился – их у него получилось больше, чем должно было остаться - целых две! Он начал считать сначала – и опять две! За забором побежали открывать ворота. С другой стороны на Степана набегала толпа, которая становилась всё ближе и всё более угрожающей. А Степан, как раз,  опять захотел продолжить жить. Он решил не ломать голову над результатами своих подсчётов, а просто воспользоваться неожиданным подарком судьбы в виде полного комплекта ног и поскорее уносить их отсюда, а вместе с ними и всё остальное, включая мешок с наворованным.  Нахлынула толпа, вырвался на оперативный простор волкодав в сопровождении двух обломов с дубинами, но всем досталось лишь бесполезное облако пыли, возникшее на месте, где только что был Степан.
Как и полагается в таких ситуациях, воздух свистел рассекаемый тощим телом Степана. Воскресшая правая нога работала не хуже левой и обе они стремительно несли своего хозяина к оврагу, где дожидалось своего часа, едва не ставшее бесполезным, изобретение. Вернулся Стёпкин внутренний инженер. Его томила жажда испытать своё творение в деле, для которого оно было создано. Внутренний воришка тоже был тут. Он гордился собой. И эта парочка совместно давала беглецу столько энергии, что у Степана получалось, несмотря на тяжёлый мешок в руках, постепенно увеличивать дистанцию между собой и преследователями.
Преследователи, тем не менее, не сдавались. Им нравился сам процесс. Было здорово чувствовать себя сплочёнными, сильными, бодрыми и целеустремлёнными. От робости под их тяжёлыми ногами дрожала сама Земля, Луна восторженно освещала им дорогу.  Не в состоянии, пока, догнать Степана преследующие граждане обстреливали его обещаниями поймать, показать, оторвать, сломать и, даже, повесить. Но свист ветра в ушах Стёпки, заглушал неприятные слова и делал его для них неуязвимым.
Старый волкодав на первом этапе возглавлял погоню. «Вперёд, за мной!» рычал он.  Не меньше двадцати собачьих шагов он продержался в лидерах. Потом, его грозный рык превратился в кашель, и пёс постепенно оказался в середине толпы, ещё через некоторое время он старался не отстать от последнего из группы преследования.
- Подождите… я… сейчас… – пытался он убедить всех. И, наконец, после фразы: «Ну, вы теперь там сами, как-нибудь…», совсем остановился и только слушал, как этот праздник жизни удаляется от него. Старому бойцу стало жаль свою, канувшую в небытиё, молодость и  скорбь по ней выкатилась из его коричневых глаз большими прозрачными каплями.

         Продолжение следует.
©Владимир Торопчин

продолжение: http://www.proza.ru/2016/10/27/2328