Кабинет

Валерий Вяткин
После того, как ветхий старичок Павел Васильевич Дерюгин неожиданно уехал из Красновятска на север к дочери, во дворе громоздкого деревянного барака послевоенной постройки остался пустовать небольшой дощаной сарайчик, порядочно пропахший плесенью и старой древесной корой. Этот сарайчик и облюбовал бывший сосед старичка Александр Петрович Гаврилов, или попросту дядя Саша - отставной милиционер.
Дядя Саша в юности писал неплохие стихи, пел под гитару и мечтал о путешествиях, а сейчас женился, обзавелся кое-каким хозяйством и жил как все люди в районном городке. То есть проводил дни довольно скучно. Что называется, угасал.
Как в последствии выяснилось, дядя Саша всегда хотел иметь свой кабинет - то есть некое место в доме, где бы он мог уединиться, что-то черкнуть для себя, не спеша обдумать прошлое, воскресить в памяти важные для него события. Вдруг когда-нибудь дети или внуки заинтересуются его судьбой. Захотят узнать, что он был за человек... И когда однажды вечером он случайно заглянул в пустующий сарайчик, то сразу решил, что это ветхое строение можно легко приспособить под кабинет. Оно дышало уединением. Располагало к раздумьям.
Дядя Саша принес в дощаной сарайчик старый стол с кухни, сделал из тюльки и ящика некое подобие стола и просидел в пасмурной тиши уединения несколько минут, чувствуя, как в немой душе уже начинает прорастать высокий внутренний голос. Потом с радостным настроением сбегал домой за карандашом и тетрадью. Переведя дух, набросал на тетрадных листах несколько философских фраз. Перечитал их... Запечатленные на бумаге мысли ему понравились. Он уселся поудобнее и стал обдумывать, как он может обустроить свой кабинет в дальнейшем. Где прорежет ещё одно окно, где пристроит книжную полку, а где повесит небольшую репродукцию с картины Федора Бруни «Смерть Камиллы, сестры Горация».
Чем больше дядя Саша находился в пыльном и крохотном сарайчике - тем сильнее привязывался к этому месту. Даже запах мочи, исходящий из тёмного угла в дальнем конце будущего кабинета перестал его беспокоить.
За стеной сарая шумел ветер, там сухо и ласково шелестела березовая листва, светило солнце, жужжали, перелетая с места на место, медлительные мухи, а здесь было пасмурно и тихо. Спокойно...
Через неделю крохотный сарайчик преобразился полностью. Стены его были обиты картоном. В новом широком окне красовался край запущенного яблоневого сада, а под самым потолком на тонком электрическом шнуре висела грушевидная электрическая лампочка.
Сейчас дядя Саша появлялся здесь каждый день. С томительным чувством обретенной свободы садился к столу, раскрывал свою толстую общую тетрадь с коричневыми корками и красивым почерком, не спеша, заносил туда самые заветные мысли. Поначалу эти мысли были отрывочные, никак между собой не связанные, но чем-то очень дорогие ему, как бы покрытые золотистым налетом детских впечатлений. Подаренные будущим поколеньям, эти мысли замирали ровными строками на белых листах. Потом дядя Саша перечитывал свои записи, так и эдак примерялся к ним, мечтая превратить их в некое подобие рассказа или эссе, но не находил общей темы, не замечал вспышки откровения, которая смогла бы разом освятить весь этот хаос и как-то его упорядочить. То есть соединить тишину дощаного сарайчика с шелестом берез за его стеной. Гудение мух с сюжетом картины Федора Бруни. Яркий вид из окна с тьмой жизненных противоречий. Колодец неба с колодцем души... Он сейчас прекрасно чувствовал, он твердо знал, что во всем этом есть какая-то гармония, но не мог выразить её словами. Она была сложнее и выше любой самой логичной фразы...
Так прошла одна счастливая неделя, за ней - другая. А в понедельник вечером он неожиданно обнаружил в своем кабинете два десятка рыжих бройлеров величиной с кулак и ещё небольшое деревянное корытце с какой-то сероватой мешаниной из дешевой муки и вареного картофеля. Курицы и корытце пахли чем-то приторно-тошнотворным. В первый момент это обстоятельство Александра Петровича возмутило, он решил даже, что никто не имеет права вторгаться в его кабинет. Он первым его занял, облагородил, придал ему достойный вид... Но немного подумал и опомнился. Догадался, что в большом доме, где он сейчас живет, скорее всего, осталась какая-то дальняя родственница старика. Какая-то его внучатная племянница, что ли. Седьмая вода ни киселе. Скорее всего, эта племянница и поместила в сарайчик злополучных кур. Если это так, то тогда у него только один путь - смириться и попробовать ужиться с курами, постараться их не замечать...
На следующий день Дядя Саша заходил в свой кабинет с чувством брезгливости и страха. Протиснулся в узкую дверь, сгреб со стола подсохший куриный помет, сел на свое место и задумался. На этот раз он почему-то долго не мог ощутить в душе той окрыляющей внутренней свободы, которая посетила его в первый вечер уединения. Под его ногами о чем-то громко переговаривались куры, за стеной шумели берёзы, перелетали с места на место медлительные четные мухи. В общем, настроение у Александра Петровича долгое время оставалось отвратительным.
Но прошло какое-то время. Он привык к запаху куриного помета, к голосам кур, к своему безвыходному положению, и после непродолжительного взгляда в окно, его снова посетили приятные мысли. В его голове вновь родились тёплые воспоминания. Он с волнением открыл общую тетрадь и написал несколько строк о своей давно утраченной юности, о первой любви, о непонятной природе времени. Избыточно пышная летняя природа за окном постепенно его успокоила. Он решил, что вернее всего служит нам только то, что неподвластно человеческой воле. И потому, если сейчас он ничего не создаст - то не создаст уже никогда. Перед ним некий невидимый рубеж...
В общем, через несколько дней дядя Саша к курам привык. На всякий случай принес из дома старый косарь. Стул перед уходом стал покрывать газетой, а когда возвращался - газету убирал, проскребал косарем стол, накрывал его свежей бумажной скатертью, открывал общую тетрадь... и - уходил в себя, в свое долгожданное одиночество, в свою украденную у обыденной жизни свободу. И где-то внутри него начинали рождаться интересные мысли, прорастало нечто дорогое, бурлящее восторгом, что было забыто им на солнцепеке детства...
Обретенное одиночество сделало Александра Петровича спокойнее. Он почувствовал в жизни некий новый смысл и ритм, ощутил скрытую точку отсчета. И ему стало казаться, что он живет сейчас не впустую, он чем-то отличается от других людей. Он особенный. Он сможет отчитаться перед будущим за свои прежние неудачи. И так сейчас будет всегда. Его прошлое вскоре приобретет стройный, законченный вид, а будущее - новую перспективу.
Александру Петровичу показалось даже, будто это рок помогает ему. У него счастливая судьба неординарного человека, которому суждено прожить яркую и полезную для общества жизнь. У него для этого есть все задатки. Иначе, откуда у него эта чувственная и возвышенная душа? Эти большие и глубокие глаза. Этот фотографический взгляд, всегда готовый запечатлеть нечто скрытое от всех остальных. Взгляд из бездны в область непознанного. Фокус между предметом и его зеркальным отражением. Между божественным бесконечным космосом и бездонной душой... И ещё бог весть что родилось бы в голове Александра Петровича, если бы однажды утром он не обнаружил в своем кабинете огромную псину неизвестной породы с отвисшими ушами, слюнявой мордой и мутноватыми звериными глазами.
В первый момент, открыв дверь, он замер от недоуме¬ния и досады. Собака? Чья она? По какому праву она тут? Почему не на улице, не на цепи? И что ему с ней делать? Куда пойти? Кому пожаловаться? Конечно, он не сидит в своем кабинете постоянно. Он появляется тут от случая к случаю, но это не дает никому права использовать это обстоятельство в своих корыстных целях. Это не курятник и не собачья будка. В конце конов, это коварство, это настоящая подлость - так поступать.
Неужели народ в их доме настолько низкий, настолько коварный? Жильцы первого этажа и жильцы второго. Он знает почти всех. Со всеми здоровается, делает вид, что уважает. Вынужден обмениваться с ними банальными репликами. Спрашивать о погоде, о здоровье, о детях. Хотя, какое ему дело до их детей. Он никому не желает добра. Делает вид, что желает, а сем совершенно безразличен... Да пусть они все хоть сквозь землю провалятся. Черт с ними! Только бы дали ему возможность уединиться. Он не хочет их видеть, не хочет с ними встречаться. У них наглые рожи и равнодушные глаза. Пусть они разводят кур, держат собак и свиней. Он-то тут при чем? Он хочет только уединения - больше ничего. Он хочет внутренней свободы на несколько минут. Чем он виноват, что у него на четверых членов семьи одна комната двадцать квадратных метров...
Александр Петрович медленно прошествовал мимо собаки к своему столу. Собака подняла морду, посмотрела на него и тихо рыкнула. Привычным жестом он снял со стола газету, соскреб косарем, присохший на краю стола помет. Убрал грязную картонку со стула. И только сейчас заметил под столом свежую кучу собачьих испражнений. Она ещё слегка парилась в прохладном осеннем воздухе, наполняя кабинет дурным запа¬хом. Хорошо ещё, что собака попалась миролюбивая. Лениво лежала в углу и следила за Александром Петровичем маленькими злыми глазками.
Что делать дальше, Александр Петрович не знал. Он обреченно сел на стул, расставил пошире ноги, чтобы случайно не коснуться омерзительной кучи под столом и попробовал сосредоточиться на отвлечённой теме. Пока он шел сюда, пока соскребал помет со стола, пока привыкал к запаху мочи и кала, эти отвлечённые мысли, кажется, ещё присутствовали в его голове. Но по мере преодоления неожиданно возникших проблем и трудностей они постепенно улетучились. Сейчас в его голове была только звенящая и обидная пустота. Он сидел на своем месте возле окна, как приговоренный к казни великомученик и тупо смотрел в окно. В его взгляде не было отчуждения, только боль и покорность. Только затаенное где-то глубоко - глубоко тихое сковывающее отчаянье...
И всё же, пришло время, когда он успокоился, когда взял себя в руки и  взялся за карандаш. Нет, жизнь не такая уж скверная штука, как могло ему показаться несколько минут назад. Есть в ней и светлые моменты. Они случаются редко, к ним надо долго идти, но если они происходят - на земле всё же можно жить...
Тогда он ещё не знал, что его полная, всем и всегда довольная жена в это время уже беседует с немолодой женщиной, которой сейчас принадлежит убогий сарайчик во дворе. Что его жена упрашивает эту женщину повесить на двери сарая хороший замок, а то мужа дома днем с огнем не сыскать. «Он и так-то у меня был ни рыба ни мясо, а сейчас окончательно голову потерял, - объясняла молодая женщина. - Дома работ полон рот, а он возьмет свою чертову тетрадь и - шасть за дверь. Только его и видели. Часа по два в этом сарае просиживает. Чем там занимается, что делает - не поймешь»? - «Все мужики такие, - дружески заверила её старушка. - Их понять трудно. Они то пьют, то рвутся куда-то на природу, то занимаются Бог весь чем. Все такие... А замок на сарае я повешу обязательно. Вы не беспокойтесь. Мне это тоже не нравится, когда моих курочек попусту беспокоят. Собаку Михаила Ильича трогать не буду, а вашего «пса» прогоню. Так и знайте... Чтобы духу его там не было».