Терпеть не могу громкого треньканья будильника. Это просто какое-то издевательство над организмом. Ты еще пребываешь в блаженной полудреме, расслабленном предутреннем состоянии, и снится тебе замечательный сон: огромная тарелка с блестящей, как бы покрытой лаком клубникой. Она густо посыпана сахарной пудрой и окружена легким, воздушным облаком взбитых сливок. Рука тянется к самой крупной ярко-красной с отливом ягоде и… этот пронзительный, гадкий, оглушительный звук.
Или снится тебе романтическое свидание с высоким и сильным, обворожительным футболистом. Его властные руки крепко обнимают тебя за талию, губы почти касаются твоих, обещая страстный, сладостный, незабываемый поцелуй и… опять это противное треньканье.
Мой измученный детсадовским детством и школой организм давно уже научился бороться с мучительным звуком будильника. Вернее, обманул его: я просыпаюсь ровно за пять минут до ужасного звонка. Подняться сразу, откинув легкое одеяло и проделав несколько каких-нибудь несложных физических упражнений, как советуют глянцевые женские журналы, у меня никогда не получается, и я с удовольствием вырубаю этот несносный будильник-мучитель, позволяя себе еще несколько минут блаженства.
А когда стрелки часов потихонечку достигают критической отметки, я вскакиваю, как ошпаренная. Но сон не отпускает, и я бреду в полудреме на кухню, включаю чайник, и с полузакрытыми глазами плетусь в ванную. Зато контрастный душ мигом приводит меня в чувство. Я даже успеваю почистить зубы, глотнуть горячего, крепко заваренного чая, откусить маленький кусочек какой-нибудь печенюшечки и, одевшись, и чуть тронув тушью ресницы, захлопываю за собой дверь.
Ждать лифта уже нет времени, и я стремительно, почти бегом спускаюсь с пятого этажа, дожевывая на ходу печенье или шоколадку. За полминуты пересекаю наш заросший сиренью и каштанами двор и оказываюсь на автобусной остановке. Моя маршрутка подъезжает тут же. Я приветливо здороваюсь с водителем и привычно занимаю свободное место рядом с ним.
- Свет, ты опять без завтрака? Совсем исхудала. Родители из экспедиции вернутся, не узнают.
Это Али, водитель маршрутки. Взрослый красивый таджик. Знакомы мы с ним уже давно. И не просто знакомы – дружны.
Мои родители, геологи после многолетних скитаний по «просторам нашей Родины» решили «остепениться» и несколько лет назад купили квартиру в престижном районе Москвы, на Юго-Западе. От метро совсем не далеко, но поскольку мне по утрам всегда не хватает времени, предпочитаю три небольшие остановочки проехать на маршрутке. Иногда, возвращаясь из института, я иду эти три остановки пешком и, если позволяет погода, наслаждаюсь зимой чистым скрипучим снежком, которого в центре города никогда не увидишь, и пением соловьев летом. Вот в маршрутке мы с Али и познакомились. Я опаздывала на семинар и, влетев в салон остановившейся возле меня маршрутки, больно ударилась коленкой. Водитель вместе с пассажирами поохал, посочувствовал мне и всю дорогу успокаивал.
Али уже давно живет в Москве. На родине у него остались жена-красавица и девочки-двойняшки, к которым он приезжает на праздники и в свой недолгий отпуск. Вот они, смотрят на меня с фотографии на лобовом стекле маршрутки. Три пары огромных темных глаз и традиционные косички. Улыбки во все лицо. Не фотография, а реклама здорового образа жизни или какой-нибудь зубной пасты.
Заработанные в Москве деньги Али отправляет домой регулярно. В Таджикистане работы для него нет: филолог, специалист по русской литературе XIX века – кому он там нужен. Да и здесь работа по специальности особых доходов ему не приносила – вот он и крутит теперь баранку, зарабатывает деньги. Таджик-филолог с университетским образованием…
Подружились мы с ним быстро и как-то сразу взяли друг над другом шефство: я часто передавала для его жены и девочек свои почти новые вещи, которые так быстро выходят из моды у нас здесь, в Москве. Дарила книги на русском языке, посылала какие-то раскраски, фломастеры. Али, в свою очередь, буквально впихивал в меня орешки и сухофрукты или угощал ранними овощами «со своего огорода» и всякими разными таджикскими вкусностями.
- Ешь, ешь, поправляйся. Из дома прислали, все свежее, – нахваливал Али южные дары.
Однажды, выскочив из дома на минуту позже обычного, и рывком открыв дверцу маршрутки, которая уже ждала меня на остановке, я увидела на месте Али незнакомого молодого человека славянской внешности. Он несколько раздраженно проговорил: «Опаздываете, девушка. А мне Али рассказывал, что вы точны и обязательны».
- Простите, закопалась что-то, – засмущалась я, – а где Али?
- Порезали его… Вчера какие-то подонки после смены остановили, закурить попросили… А он не курит… Вот и порезали…
- Он жив? – в испуге прошептала я, – где он?
- В Склифе, в реанимации… Тяжелый очень…
До метро мы ехали молча. Кивком головы попрощались. Я не могла сдержать слез, и они тихо, без остановки катились по моим щекам, смывая тушь и тональный крем, из-за которого, старательно замазывая противный красный прыщик на носу, я чуть не опоздала на свою маршрутку.
Когда я рассказала в Универе про Али, поднялся невообразимый гвалт. Мнения разделились. Одни сочувствовали, другие – злорадствовали: «Понаехали тут… Гнать их отсюда надо… Всю Москву заполонили».
- Да, – с грустью подумала я. – Как говорила моя бабушка: «На каждый роток не накинешь платок». И не каждый поймет, что и таджики, и русские, и азербайджанцы, и украинцы бывают разные: добрые и злые, порядочные и не очень, дураки и умные. А у подонков вообще национальности не бывает. Подонок он и в Африке подонок…
На следующее утро я подошла к остановке минут на пять раньше обычного. Маршрутка подъехала вовремя. За рулем тот же водитель, который накануне принес мне ужасную весть.
- День добрый, Светлана, – хмуро поздоровался со мной вчерашний знакомец, – правда, на Светлану вы мало похожи, – попытался пошутить он, – скорее на Галчонка. Темненькая и вихрастая.
Я пропустила неумелую шутку мимо ушей:
- Как Али, вы у него были?
- Худо… Не знаю, выкарабкается ли…
До метро мы опять ехали молча…
В воскресенье, не дав себе возможности поваляться в постели и, как всегда, почти не позавтракав, я полетела в Склиф. По ухоженным дорожкам больницы прогуливались выздоравливающие. Какие-то дети, отвлекая взрослых от обсуждения немыслимых болезней и личностных характеристик лечащих врачей, хныкали, прося купить им чипсы или колу.
Шустрые санитарки, громко смеясь и разговаривая, таскали туда-сюда бесконечные тюки с больничным бельем и оборудованием. В справочной почему-то долго не могли найти никаких сведений о пребывании Али. Наконец, когда мое терпение было уже на пределе, меня отправили к заведующему реанимационным отделением, где, оказывается, Али до сих пор и находился.
В дверях я столкнулась с уже знакомым водителем. Он был какой-то растрепанный и очень бледный. Следом за ним по лестнице стремительно спускался высокий, полноватый человек в белом халате и в сбившейся на бок докторской шапочке.
- Ярослав, постойте, куда вы? Вам же отдохнуть надо…
Я попятилась от дверей, пытаясь пропустить доктора и знакомого водителя.
- Молодой человек, вернитесь, – уже строго, командирским тоном проговорил врач.
- Все нормально, Иван Петрович, – спокойно ответил водитель
маршрутки, – я хорошо себя чувствую. Тем более за мной уже пришли.
- Свет, поедем домой? – Ярослав улыбнулся и, не дав мне опомниться, подхватил под руку и повел к выходу.
- А завтра я обязательно вам покажусь, честное пионерское, – обернувшись, совсем по-детски пообещал он доктору.
Когда мы выходили из ворот больницы, Ярослав все еще крепко держал меня за руку, желая, как мне показалось, опереться, чтобы не упасть ненароком.
- А у вас красивое имя, – приходя потихоньку в себя, тихо проговорила я.
Однако мое природное любопытство требовало выхода, и я громко, почти с вызовом спросила: «А почему за вами врач гнался? Что случилось?»
- Ничего не случилось… Все в порядке… Все хорошо… Так, мелкие разборки.
Разговор не клеился. Но странное чувство охватило меня: будто я все это уже видела где-то раньше. Врач, в сбившейся на бок шапочке. Лестница, по которой он, торопясь, спускался за молодым растрепанным человеком. Долгая, петляющая между дворами дорога до метро. Водитель маршрутки, бережно поддерживающий меня под руку. Друг, которого я так и не смогла увидеть в больнице. Жаркое лето, дымящийся асфальт и уличная лотошница, у которой, остановившись, мы решили купить мороженное.
- Мне эскимо, – прервала я затянувшееся молчание.
- А я с детства обожаю крем-брюле, – улыбнулся Ярослав.
Его улыбка показалась мне такой замечательной, приветливой и открытой, что я невольно залюбовалась своим спутником. А любоваться, действительно, было чем. Я увидела его сейчас как бы впервые: высокий, светловолосый, с чистым славянским лицом, с обворожительными ямочками на щеках и огромными ярко-голубыми глазами он походил на былинного молодца с репродукций Билибина из моих детских книжек.
- Вы куда теперь? – спросил Ярослав. – Может, еще пройдемся… Погода отличная… Липа зацвела… Слышишь, как пахнет…
Ярослав, слегка запнувшись, невольно снова перешел на «ты».
- А знаешь, Свет, – продолжил он, – ведь я с тобой знаком уже давно. Заочно. Мне Али про тебя все уши прожужжал. Говорит, что таких девушек, как ты, в Москве днем с огнем не сыщешь, их просто в природе не существует. И умница ты, и красавица…
- Ага, – перебила я его, – и отличница, и комсомолка…
Мы разом засмеялись, и мне стало с ним так легко и просто, как будто познакомились мы не три дня назад, а знали друг друга всю жизнь, с самого детства.
- Знаешь что, – вдруг предложила я, сама не ожидая от себя такой прыти, – поедем ко мне. Ты такой бледный… Доктор тебя, наверное, не зря останавливал… Болит что-то?
- Ничего не болит… Все отлично… А поесть у тебя найдется? – скрывая за своей обворожительной улыбкой неловкость, произнес Ярослав.
- Кроме остатков мусли и шоколадных конфет ничего нет… Но это легко исправить… Магазины рядом…
Нагруженные пакетами и кульками мы поднялись на мой этаж. В квартире было прохладно, плотные шторы не пропускали солнечный свет, и мы с удовольствием расположились на широком диване перед огромным экраном телевизора. Ярослав с интересом рассматривал нашу необычную квартиру.
- Ну, прямо музей геологический, – с восторгом проговорил он, обводя глазами отцовскую коллекцию минералов. – Потрясающе! Красота какая! И зачем тебе только телевизор? Здесь же перед каждым камешком часами можно стоять, рассматривать, наслаждаться.
- Камешком, - ухмыльнулась я, - да, за свою жизнь я налюбовалась ими по самое горло. Одной пыли смахнула тонну. А знаешь, как сложно перевозить их из квартиры в квартиру! Тяжеленные… Мы же здесь не так давно обосновались, когда я школу окончила… Родители обещали «завязать» с экспедициями, да вот опять в поле отправились, а меня одну оставили… Теперь до зимы…
Я замолчала, но утреннее неудовлетворенное любопытство так и распирало меня.
-Ну, а что все-таки случилось в больнице, почему сбежал? И мне не дал с Али увидеться, – спросила я, отвлекая Ярослава от созерцания огромной аметистовой друзы из отцовской коллекции.
- Да ничего, в общем-то, и не случилось. Али переливание крови понадобилось, а в больнице ее как всегда дефицит. Вот я и вызвался. А сестрички по недосмотру что-то многовато из меня выкачали, чуть самого реанимировать не пришлось… А так все замечательно…
- Ну, вот… Сейчас отдохнуть да поесть надо, а я тебя баснями кормлю. Пойду, соображу что-нибудь.
- Я помогу…
В четыре руки мы быстро приготовили почти роскошный обед и, довольные, вновь уселись к телевизору. Шел бесконечный, бессрочный сериал про ментов, и что самое интересное, одновременно по всем каналам. Под громкие крики Дукалиса и беспорядочные выстрелы Ларина, доносившиеся с экрана, мы с Ярославом вели почти светскую беседу.
- Послушай, а что это ты баранку крутишь? На маршрутках же одни приезжие работают, а ты, похоже, москвич.
- К тому же – коренной, – с типичным московским гонором произнес мой гость, – таких, наверное, в Москве уже и не осталось совсем. И дед, и прадед, и прапрадед, и все-все мои предки издревле в Москве жили, в Замоскворечье. Только теперь мы с мамой в Текстильщиках обитаем. Это, конечно, странно, но почему-то все коренные москвичи живут на окраинах города, а в центре – одни приезжие… Парадокс, да и только…
Ярослав убавил звук телевизора. Хотя Дукалис уже не так истошно кричал, а сидел в кабинете, и раскачивался на стуле…
- А баранку, как ты говоришь, кручу, потому что на родительскую пенсию не протянешь. А здесь деньги приличные. Утром – институт. Вечером – маршрутка. Я сейчас, пока Али в больнице, еще и по утрам работаю. Сессию досрочно сдал и вкалываю. Часов по десять-двенадцать в день получается… Вообще-то я МИИТ заканчиваю, управленческий факультет. Так что всю эту кухню мне нужно изнутри попробовать, почувствовать и понять…
Ярослав замолчал. Легкий ветерок вырвался из-под плотной шторы и через приоткрытую балконную дверь прошмыгнул в комнату. Повеяло прохладой.
- Смотри, кажется, дождь начинается… До Текстильщиков далеко, а ты без зонта… Может, останешься?
Мой вопрос повис в воздухе. Я ощутила странное, незнакомое доселе волнение и вновь почувствовала, будто все это уже когда-то было: легкое дуновение ветерка сквозь задернутые шторы, яркий экран телевизора, красивый молодой человек рядом со мной, и его сильные властные руки, которые уже обнимали меня. Наши губы встретились и я почувствовала ни с чем несравнимое блаженство, какое бывает, наверное, только во сне… И вдруг вспомнила, нет, скорее поняла: это он – футболист из моих снов, вернее – тот самый мальчик, еще из школьной жизни…
… Той весной, когда мы только собирались переезжать в теперешнюю квартиру и потихоньку таскали сюда самое необходимое, а каштаны с сиренью около дома вовсю бушевали белым и ярко-сиреневым, школа, где я училась, весьма успешно выступила на городской спартакиаде. Вот только футбол мальчишки продули, да еще и с позорным счетом. И все из-за него – этого долговязого форварда, который заколотил в ворота наших ребят три удивительных по красоте гола. Был он хоть и долговяз, но красив, как добрый молодец из сказки. Светловолосый, голубоглазый, с ослепительной, ну, просто обворожительной улыбкой, которая озаряла его лицо после каждого забитого мяча или голевой передачи. И ямочки на щеках…
Влюбилась я в него сразу, но познакомиться так и не получилась: мальчишки из нашего класса в футбол играли плохо, зато дрались хорошо. После матча сошлись они тогда стенка на стенку, удачливому форварду досталось больше всего. Скандал директору удалось замять, но на спортивные соревнования нашу школу больше не приглашали. Именно с тех самых пор удивительные сны про футболиста с властными руками и стали навещать меня регулярно…
…Ярослав все настойчивей обнимал меня, покрывая поцелуями мое лицо и шею, а я все порывалась вырваться из его объятий и рассказать про тот футбольный матч и мои потрясающие сны.
И кто только сказал, что вещих снов не бывает. Пришлите его ко мне…
…Рано утром мы проснулись от оглушительного звука будильника. Я не вскочила, как обычно, за пять минут до его противного треньканья, но зато впервые смогла досмотреть до конца свой восхитительный сон. Я потянулась к Ярославу… И сон продолжился…
За завтраком я, наконец, рассказала герою моих сновидений про тот незабываемый матч, про его сумасшедшие по красоте голы, которые потрясли тогда не только мое воображение; про мальчишескую драку и про свою школьную влюбленность, которая не отпустила до сих пор.
Ярослав, пересадив меня к себе на колени, то внимательно вглядывался в мое лицо, пытаясь, наверное, разглядеть ту влюбленную девчонку, какой я была лет пять назад, то слушал в пол-уха и все порывался прервать мои воспоминания поцелуями. В институт я решила не ходить, тем более что у Ярослава был законный выходной, и мы собрались навестить Али.
Вчерашний доктор встретил нас приветливо и разрешил ненадолго заглянуть к больному. Тот лежал бледный, его карие глаза лихорадочно блестели. Увидев нас вместе, Али обрадовался и слабым голосом произнес:
- Я же говорил тебе, что это лучшая девушка во всей Москве.
Пока я пыталась навести в палате относительный порядок и раскладывала принесенные с собой фрукты и пакеты с соками, мои любимые водители тихо переговаривались. Природное любопытство снова взяло верх, и я прислушалась. За какими-то производственными терминами, обсуждением методов лечения и названиями лекарств я явственно расслышала слова, произнесенные Ярославом тихим шепотом.
- Али, пожалуйста, не говори Светлане, что я никогда не играл в футбол…