(миниатюра в диалоге)
- Гарька, признайся честно, как бывший комсомолец: это ты обрюхатил поэтессу Колбаскину-Задунайскую?
- Какую ещё Колбаскину? Не знаю я никаких Колбаскиных! Равно и Сарделькиных с Сисиськиными! Ты меня с кем-то постоянно путаешь, друг!
- Уходишь от ответа, уходишь! Значит, сбываются мои самые мрачные подозрения! Не, ну ты хорош! Девушка приехала на семинар молодых поэтических дарований, сонет хотела написать, освоить мастерство од и саг – а ты её хвать, и на сеновал! И сразу же - беспощадная проза любви! Без всяких сонетов! А ещё боремся за звание творческих ударников коммунистического труда и оригинального жанра! Ну, ты и жучяра! Что теперь могут подумать молодые дарования? Да чего им думать – они уже трясутся от страха! Уже эпитафии коллективно пишут! На случай мало ли чего!
- Всё?
- Почти.
- Заявляю ещё раз: никакой Колбаскиной я не брюхатил. Я вообще во время коллоквиумных заседаний всегда сидел в библиотеке.
- Значит, в библиотеке ты её, несчастную, и прихватил. Где она писала сонеты. Которые не успела дописать, потому что ты на неё уже залез. Тут уж было не до сонетов.
- Опять двадцать пять! Почему всё я-то? Может, Жабский её огулял! Вот он-то как раз сонетьщиками и занимался! Показывал им новые формы. Вот и допоказывался! Я как знал! Я как чувствовал! У, рожа блудливая! А ещё называет себя другом Шекспира!
- Какого Шекспира?
- Такого! ВильЯма!
- ВильЯм давно помер. В каком-то там веке.
- Это точно?
- Точно. Я проверял.
- А это неважно, что помер. Они до сих пор дружат. Может, он материализуется из мрака. Как тень отца ГамлЕта. Может, они напару таких вот серделькиных и огуливают. На своих сонетических семинарах!