Детские страхи

Ксения Шамшурина
   Сколько себя помню, всегда пыталась преодолеть природную трусость, но так и не преодолела, несмотря на психологическую поддержку родителей. Помню, как мама хвалила меня года в три или меньше, сравнивая с братом, который был двумя годами старше. Говорила, что ночью я сама через весь дом топала на горшок в темноте, никого не будя, в то время как брат, боясь темноты, «мамкал», по домашнему выражению, пока мама не подаст голос. Но сама я знала, что иду с топотом тоже потому, чтобы меня слышала мама и чтобы меня боялась темнота!

   Когда были чуть постарше, отец пытался воспитывать в нас храбрость. Под крышей сарая, где-нибудь в дальнем углу на чурбане, он  нарочно оставлял с вечера фонарик. Дождавшись, когда хорошенько стемнеет, вдруг говорил, что забыл в сарае фонарик и посылал «желающих» принести его. Конечно, желания никто из нас не выражал, и мы молча ждали, на кого падет перст судьбы. Как правило, младшая сестра без насмешек выбывала из игры именно за то, что младшая. Брат молча сопел. И когда отец, выдерживая игру, обращался ко мне, я выходила во двор. Никто не сопровождал меня. Было темно во дворе и непроглядно темно в сарае. Я старалась изо всех сил не думать, что в сарае под крышей может оказаться – кто? что? У меня даже фантазии не хватало придумать, но от страха в животе поднималась какая-то буча. Я решительно совалась в угол сарая, вслепую шарила рукой на чурбане и, найдя фонарик, заставляла себя выйти нормальным шагом, словно если побегу, меня схватит кто-то за шиворот! И не освобождало от страха то, что я только что осветила фонариком в сарае всё вокруг и убедилась, что никого нет. И только отойдя на несколько шагов от сарая, пускалась бегом к крыльцу. Накинув крюк на дверь в сенях, переводила дух и заходила в дом. Вот здесь я получала от отца похвалу, которая заключалась в том, что он укорял брата за трусость, кивая на меня. А я до сих пор толком не пойму, почему я решалась пойти, несмотря на всю свою трусость? Ради похвалы? – Точно нет! Себя проверить? – Нет, знала, что боюсь и сама не пошла бы. Может быть, стыдно было перед отцом так явно проявить трусость…

   Еще я ужасно боялась пауков, так же, как мама с сестрой боялись мышей. Если я неожиданно близко видела паука, разум покидал меня мгновенно. Даром  мама брала паука в руки и говорила, что он не кусается. Это слышали только мои уши, но разум в этом не участвовал! Перед праздниками моей обязанностью было прибрать кухонный шкаф. Я вынимала оттуда всё содержимое, перемывала, перетирала и просила маму вытереть пыль в дальних темных углах шкафа. Я знала, что там хозяином был небольшой серый паук. Мама смирилась, что меня не переубедить, и руками убирала паука. Однажды я решилась-таки преодолеть себя. Пока я не видела паука перед глазами, я, конечно, понимала, что он никоим образом не опасен. И вот я взяла двумя пальцами что-то неощутимо мягкое и понесла к помойному ведру. Тут мой разум отключился! Я стояла в шаге от ведра и орала благим матом, пока мама не подошла и не забрала у меня бедного полузадушенного паучка. Она смеялась, а я поняла, что еще не пришло время ставить эксперименты над своей психикой. Вещь эта темная!

   А вот к мышам я относилась спокойно, без истерики, хотя в руки не взяла бы. Почему-то мне щекотно смотреть на мышь, когда она бежит: лапок не видно, и кажется, что она быстро перетекает с места на место. Отец поднес к окну мышеловку с прижатой в ней мышкой и сказал: «Погляди, какие у нее глазки красивые – черные, блестящие!». Я с ним согласилась.

   Стеснительность моя меня тоже очень напрягала, так как легко обращалась в страх перед публикой.  В школе я отлично справлялась с письменными заданиями на уроках, но выходить к доске на устные ответы было для меня мукой. Конечно, я делилась переживаниями с подружкой. У нее была бойкая одноклассница. Она-то и предложила идею записаться мне в драмкружок в Доме пионеров. Я была полна решимости преодолеть себя. Не знаю, почему мне дали роль привидения, где исполнитель был не виден, а только слышен. Может быть, лицом не вышла или ростом?! Только с ролью я не справилась. Как только я должна была завывать замогильным голосом «Я ду-у-ух, я ду-у-ух!», на меня нападал неудержимый смех до слез. Всё пропало!

   Собак я тоже боялась, хотя они ни разу меня не кусали. Кто-то сказал мне, что собака боится и не выносит пристального человеческого взгляда. Зимой я шла по расчищенному от снега неширокому тротуару, а вокруг были сугробы чуть не с мой рост высотой. Навстречу мне бежал средней величины пес. Разойтись нам с ним можно было только мирным путем, так как убегать мне было некуда. И прохожих никого не было. Пес приближался, поглядывая на меня на бегу, а я, вспомнив про то, что мне сказали про собак,  решила применить это на практике и профилактически дать понять псу, что я его не боюсь, пусть он меня опасается. Я пристально посмотрела ему в глаза. И тут пес, до этого момента не особо интересовавшийся мною, вдруг остановился и начал на меня громко лаять. Он не стал меня кусать, но я испугалась и обошла его тихонько, почти прижавшись спиной к сугробу. Что он подумал про меня? Наверное, правда, испугался и проявил в ответ агрессию. Больше я таких опытов не производила.