- Да-а, - думал Адам, разглядывая торс Евы, едва прикрытый перевязью из молодого бамбукового листа, - верно поют ангелы "всё, что Бог ни делает - всё к лучшему! Только со стороны мы понимаем истинную глубину райского блаженства..."
Прародители шли неспеша по каменистой дорожке, протоптанной диким зверем. Примятый следок причудливо вился вдоль отлогого берега Евфрата, плутая в зарослях камыша и гигантского серого бамбука.
Адам нарочито шёл сзади, чуть поодаль Евы. Две крупные слезинки, полные умилительной нежности, посверкивали на его глазах. С неизъяснимым восторгом влюблённого юноши он разглядывал переплетения бедренной перевязи, сквозь которые мерцали худенькие формы первой дамы человечества, почти не тронутые райским загаром. Неведомое прежде смущение манило и одновременно пугало девственный ум Адама.
- Девочка, которую я воспринимал как нелепое продолжение собственного ребра, определённо хороша! - повторял он, прикрыв лицо широким пальмовым листом.
Рыжий пушок, вьющийся на месте будущей каштановой бороды (предмет гендерной гордости первого человека) при всём желании не мог скрыть о наблюдательной Евы его пылающие ланиты.
В раю Господний первенец созерцал сады Эдема, не концентрируя внимание на каких-либо отдельных формах, цветовых пятнах, или трубных голосах ангелов. Он был полон любви к Богу и оттого беспечен и невнимателен. Теперь же, изгнанный из рая, утративший былую способность к макросозерцанию, Адам пытался хоть как-то приспособиться к остроугольным земным мытарствам.
Более того, он всматривался в окружающие формы и всё более обнаруживал, что мир, созданный его Отцом необычайно прекрасен! Прекрасен не райской красотой, которую невозможно просто наблюдать, но только восхищаться. Нет! Мир живой природы, где каждый элемент смертен, а значит, неповторим, пробуждал в Адаме незнакомое прежде ощущение сбывшегося счастья. Именно "сбывшегося", потому что в раю счастье - это состояние абсолютного торжества. Оно бесконечно и никогда не может сбыться целиком. Его не с чем сравнить, его неопределённая величина всегда выше любого тварного рассуждения о нём.
Устав от долгого пути, они выбрали место для ночлега, развели костёр и присели передохнуть.
- Нет худа без добра, Ева, - произнёс Адам, - у меня есть ты, и это сейчас главное.
Он отложил пальмовый лист, подсел к спутнице и принял хрупкие девичьи ладони в свою широкую глинистую ладонь. Два неискушённых любящих сердца вспыхнули разом и некоторое время томились взаимным ожиданием друг друга. Адам прижал ладони Евы к своим пылающим ланитам.
- Ева!..
Предчувствие грядущего блаженства объяло его мускулистое тело. Оно теснило в сознании первого человека пронзительный вопль смятенного духа, потерявшего непосредственную связь с Богом.