Отряд майора Ржевского не успел перехватить карателей - слишком поздно вышел на партизанские дозоры белобрысый, замерзший и обессилевший мальчишка из деревни Морочково. Свежее пожарище уже было занято строевой немецкой частью, успевшей расставить посты и удачно расположить пулеметы. А мальчик рассказывал, что почти все каратели понимали по-русски, хотя сами говорили плохо. И нашивки у них " вось такія, чырвоныя, потым белыя і зноў чырвоныя". Значит, судя по описанию, латыши из добровольческой дивизии СС.
Ржевский, воевавший с немцами уже второй раз (первый - в Империалистическую, поручиком), еще раз повел трофейным цейсовским биноклем по трубам бывшей деревни, по лугу перед ней.
Влажное апрельское поле у деревни было усеяно трупами людей, пытавшихся бежать от пламени и стрельбы. Сотни стариков, женщин, детей. Уже ощутимо тянуло тленом и еще, тонко и страшно, от деревни - палёным мясом. По словам парнишки, многих сожгли заживо, прямо в домах.
Никакого желания посылать людей на пулеметы у майора не было. В лоб, по вязкому влажному полю... Он понимал, что только погубит бойцов. Но и просто вернуться в лагерь после увиденного он тоже не мог. Минуты шли, а решение не приходило. Вернулись посланные по следу карателей разведчики, запыхавшиеся, уставшие от бега.
- Товарищ командир, разрешите...
- Докладывай!
- Мы речку перешли, там беженцы в лесу. Говорят, у карателей верстах в десяти отсюда машина встала в деревне, они там зверствовать начали.
Ржевский отошел с опушки вглубь перелеска, к отряду.
- Бойцы! Есть возможность нагнать этих нелюдей. Нужен марш-бросок на 10 км. Отставших не жду, место сбора знаете. Выход - через три минуты. Никифоров, оторвись вперед, постарайся со своими орлами до подхода отряда оценить обстановку. Бывших в поиске разведчиков оставь с нами, бери только свежих повыносливее.
Через полтора часа Ржевский слушал доклад Никифорова, проверяя его пояснения с биноклем и поглядывая на свои "Кировские", чтобы прикинуть время.
- Трофейная "полуторка", поломка серьезная, должно быть, ремонтников ждать будут. Их тут не больше двадцати человек, в норме в полуторке от 10 до 16 посадочных в кузове и 2 в кабине. Мы пока 17 насчитали. Лютуют, сволочи! Народу побили уже, дома пожгли, по деревне вой стоит... А эти гады отмываться решили, баньку топят к вечеру! Вон там, у ручья.
- Сейчас 19.45. Заход сегодня часов в девять вечера. За час надо управиться со всеми. И желательно по-тихому. Пальбу немцы, может, и не услышат, а вот если кто-то сигнальную ракету даст - плохо будет, придется перехватывать машины на подходе к селу, или срочно добивать и уходить. А я их судить хочу. Принародно!
- Да они уже пьяные, их поперёк улицы туда-сюда носит! Повяжем!
- Когда первая партия мыться пойдет, высылай своих пластунов. И помни: как охрану у бани снимешь, первым делом дверь из предбанника подпереть, чтобы до оружия не добрались. И часовых выставить, чтобы самосуда не было! Остальных же все равно сразу порешите, знаю я вас - сам такой. Сергеев! Перекроешь со своими северную дорогу, на случай, если ремонтники уже выехали. Хотя вряд ли они ночевать тут решатся, скорее, завтра собираются приехать, а это не раньше полудня. Федоренко! За тобой те, кто в деревне остался.
***
Майор шел по вымершей деревенской улице. Селяне то ли разбежались, то ли сидели по погребам. Догоравшие хаты никто не тушил. На улице и во дворах тут и там лежали трупы, мужские были обезглавлены. Ржевский подошел к полуторке. В нее эсэсовцы уже начали грузить свои "трофеи". Майора заинтересовала деревянная бочка, стоявшая на земле рядом с задним бортом. Заглянул в нее и отшатнулся: там лежали отрезанные головы. Доверху, дополна: седобородые, совсем молодые, безусые, с открытыми глазами, в крови и песке, налипшем курином помёте. И запах крови...
"Это же они для учета убитых "партизан" головы селян начальству везут!"
Вышел к баньке, где Никифоров с часовыми пытался удержать партизан от немедленной расправы.
- Отставить! Назад! Завтра с утра судить их будем, и расстреляем принародно. Сколько их тут?
- Если по винтовкам в предбаннике, то шестеро. Еще двоих перед баней сняли, по улице, в домах и по огородам - десять. Вроде, больше в машине и не уместить: там 4 съемных скамьи.
- Хорошо! Никифоров, у тебя вроде моторист был во взводе?
- Лукашевич, авиатехник.
- Пусть машину посмотрит. Чтобы хотя бы километров пять протарахтела. Погрузим эту шваль и вывезем на лесную дорогу - немцы будут думать про партизанскую засаду. Федоренко, дозоры с пулеметами на въезд и выезд. Остальным - отдыхать.
***
- Сынки, это вы поймали этих вражин?
- Ну, не сами, но наши постарались. Уж теперь не выпустим. А что, отец?
- Они мой дом сожгли, жену, сноху, внучек - и Алесю, и Яну... А вы их постреляете?
- Непременно, отец! Нет таким места на земле.
- Просто постреляете - и всё? Да я бы их...
- Нельзя, отец. По закону надо.
- Ну, по закону, так по закону. Сынки, выпейте тогда за помин моих внученек! - и старик вытащил четверть самогона, чистого, как слеза. - Не могу я один, и не пить сегодня не могу.
Самогон уже булькал в заготовленные стаканы, ароматно попахивая беловежской травкой.
- Извините, хлопцы, закусить нет - всё спёрли, ироды! Пейте, ночь холодная.
- И за жёнку мою, Ганну, за упокой души её... Я посторожу, я еще германскую ломал под Перемышлем, службу знаю. Отдохни, сынок!
Дедок обошел баньку, бережливо поливая стены первачом, чиркнул серниками.
- Вам, может, и нельзя, а мне так помирать спокойнее будет...
Банька полыхнула синим пламенем, быстро перешедшим в красно-оранжевое, дымное. Завыли, забились в стены эсэсовцы. Очнулись часовые. Старик стоял и смотрел на огонь. Блики пламени метались по его лицу, и казалось, что он улыбается.
Подошел Ржеский с Федоренко, отчитал часовых за самогон и нарушение устава караульной службы.
- Да мы... товарищ майор, мы в бою искупим! мы...
Но Ржевский уже не слушал:
- Отец, в отряд к нам пойдешь? Всё равно жить негде. А ну, всплывет, кто этих нелюдей пожёг? Ну вот и хорошо. Я бойцов дам, помогут твоих похоронить утром, чтоб душа не так болела.
А сам подумал: "Спасибо, дед. Не дал взять грех не душу. Не знаю, какой приказ я бы отдал утром, посмотрев в глаза оставшимся в живых".
____________________________________________
Офицер штаба РОА поручик В. Балтиньш.
доклад от 26 мая 1944 года полковнику В. Позднякову*.
… < > …23 апреля 1944 года пришлось мне быть в деревне Морочково. Вся она была сожжена. В погребах хат жили эсэсовцы. В день моего прибытия туда их должна была сменить немецкая часть, но мне всё-таки удалось поговорить на латышском языке с несколькими эсэсовцами, фамилии коих не знаю. Я спросил у одного из них, почему вокруг деревни лежат трупы убитых женщин, стариков и детей, сотни трупов непогребённых, а также убитые лошади. Сильный трупный запах носился в воздухе. Ответ был таков: «Мы их убили, чтобы уничтожить как можно больше русских».
После этого сержант СС подвел меня к сгоревшей хате. Там лежало также несколько обгорелых полузасыпанных тел. «А этих», — сказал он, — «мы сожгли живьём»...
Когда эта латышская часть уходила, она взяла с собой в качестве наложниц нескольких русских женщин и девушек. Им вменялось в обязанность стирать бельё солдатам, топить бани, чистить помещения и т. п.
После ухода этой части не более ротного соединения я с помощью ещё нескольких человек разрыл солому и пепел в сгоревшей хате и извлекли оттуда полуобгорелые трупы. Их было 7, все были женскими и у всех к ноге была привязана проволока, прибитая другим концом к косяку двери. Мы сняли проволоку с окоченевших обгорелых ног, вырыли семь могил и похоронили несчастных, прочитав «Отче наш» и пропев «Вечную память».
… < > …Не помню названия деревни, в которой моё внимание привлекла туча мух, круживших над деревянной бочкой. Заглянув в бочку, я увидел в ней отрезанные мужские головы. Некоторые были с усами и бородами. Вокруг деревни мы нашли немало трупов расстрелянных крестьян. После разговора с уцелевшими жителями у нас не осталось сомнения в том, что и здесь также оперировали латышские СС, показавшие своё мужество и неустрашимость в расправах над беззащитным населением.
Всё остальное, творимое ими, кажется ничтожным по сравнению с той страшной бочкой и заживо сожжёнными в хате женщинами.
… < > …К сожалению, ни названия, ни номера частей, занимавшимися зверствами, я не знаю.
*Полковник В. Поздняков — бывший адъютант А.А. Власова, направленный в Ригу отделом пропаганды вермахта
_________________________________
На фото: белорусские партизаны с пушкой