Глава двенадцатая, в которой белая мышка становитс

Надежда Семеновская
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
В КОТОРОЙ БЕЛАЯ МЫШКА  СТАНОВИТСЯ ЗВЕЗДОЙ
Некоторое время назад белая мышка заметила, что Добронрава очень пополнела, особенно округлился живот, который полевая мышка часто осторожно поглаживала, словно прислушиваясь к чему-то очень важному, что происходит там, внутри. Матушка Мышка стала какой-то очень неловкой, быстро уставала, все чаще ложилась подремать днем, - и просила Беляну не оставлять ее дома одну.
Однажды в полдень, пока матушка Мышка отдыхала в тени, Беляна решила просушить на солнце все перины, подушки и одеяла.
 
Вдруг до этого безоблачное светло-голубое небо нахмурилось и потемнело, словно внезапно наступил вечер. Полуденное июльское солнце, которое только что раскаленным диском висело на самой макушке небосвода, поспешно скрылось, спряталось за горизонтом, уступая иной, грозной и неистовой силе.
Налетел порыв сухого резкого ветра, волнами пошла высокая трава, тревожно зашумел Дремучий Лес. Сухие ветки падали, мертвые деревья рушились с таким грохотом и треском, как будто  через лесную чащу продирался наугад леший – великан.
Над Чистым Полем понеслись протяжные, жалобные мышиные крики: мужья звали жен, матери собирали детенышей.
- Бросай перины! – отчаянно закричала в окно Матушка Мышка, - Беги домой!
А в небесах уже гремел гром, вспыхивали молнии, и часто то тут, то там небо освещалось ярким электрическим светом, словно кто-то из озорства набросил на него новогоднюю елочкную гирлянду. Вернувшиеся через черный ход Отец Мышь и Длинноух сообщили, что гроза, похоже, идет с юго-запада на северо-восток.
-Хоть бы она прошла мимо! Господи, спаси! – отчаянно молилась Добронрава.
Напрасно: ураганный ветер уже нагнал черные тучи, и они яростно бросили на пыльную, потрескавшуюся от жары землю потоки дождя. Жесткие косые струи барабанили по крышам и оконным стеклам, гудели в водосточных трубах, мигом заполнили бочки. В считанные минуты появились лужи, капли-новички, резвясь, оставляли на их поверхности крупные пузыри. Мутные ручьи подхватывали травинки, шишки, сухие головки цветов и вливались в придорожные канавы, в тихие лесные озера, в речку, которая уже бурлила и грозилась выйти из берегов.

Полевые мыки метались по норам; потоки воды с небес промочили крышу, безжалостно залили прихожую, пробирались в кухню и горницы сквозь плотно закрытые двери. Во время сильных ливней мелкие лесные и полевые зверушки погибают часто. Родная нора становится для них опасной ловушкой: выйти на поверхность – немыслимо, а оставаясь на месте, рискуешь захлебнуться, если вода дойдет до самого потолка.
Первым поплыло стоящее у самой двери корыто, и вскоре полевые мыши оказались уже по пояс в воде. Обеденный стол и табуректки, словно корабли, курсировали между погасшей печью, буфетами с посудой и ларями для стирки белья. Длинноух крепко держал за лапы Матушку Мышку и Беляну, а Отец Мышь, посадив Пушинку к себе на плечи, пытался задраить чердачное окно.
И тут белой мышке пришло то самое ОЗАРЕНИЕ, которое случается лишь один раз в жизни, да и то приходит не к каждому.
- Закапываемся в землю! – закричала она, - Скорее! Нам надо забиться на такую глубину, куда не доходит вода!
Семейство схватилось за кирки и лопаты. В обычной жизни они не рыли норы слишком глубоко, но, как и все грызуны, полевые мыши – отличные строители.
Отец Мышь сильным ударом сбил кладку глиняных кирпичей, из которых сложена печь, и все семейство устремилось туда, в топку, черную от сажи и еще хранящую запах смолы и теста. Другой удар пробил заднюю стенку, а дальше работа пошла легче – рыхлый песчаник так и полетел во все  стороны.
Иногда им случалось слышать мольбы о помощи, раздающиеся совсем рядом, в двух шагах, но еще чаще из-под слоя глины, чуть ниже лопаты слышался только сдавленный хрип или писк. Таких мышек приходилось извлекать из норок, иной  раз – доставать из сундуков или шкафов, где они в панике искали спасения.
Уже целая процессия мышиных семейств гуськом следовала за Отцом Мышем, подгоняемая сзади ручейками воды и надеждой на жизнь, когда нос белой мышки уловил очень важный СИГНАЛ. Чем-то знакомым и важным повеяло сверху, над головой – и мышка послушно подняла голову.
Как ей это удалось? Можно, конечно, списаь все на то удивительное озарение и весение, которое уже посетило ее в начале этого кошмарного, бесконечно долго пути. И все эе скорее это был ОПЫТ бывшей подземной жительницы и то безошибочное чутье, которым от рождения обладают все звери.
Прямо над головой белая мышка заметила вход в безопасную кротовую нору.
А дальше ноги сами вспомнили дорогу: налево, направо, подъем вверх, поворот, снова налево, спуск вниз – и вот он, знакомый Кротовый Тупик, и та самая слегка облупившаяся дверь, в которую тут же забарабанил добрый десяток нетерпеливых кулаков. К счастью, хозяин оказался дома.

***   ***   ***
Крот просто лишился дара речи, когда к нему в нору, в нарушение всех вековых традиций и элементарных приличий, вломилась целая толпа грязных, гомонящих лесных и полевых мышей. Но в первых рядах незваных гостей он заметил свою давнюю знакомую – белую мышку, ту самую, что он спас нынешней весной.
Беляна толков объяснила, что там, Наверху, бушует сильная гроза, и дождь залил норки, поэтому мышам нужна помощь, тепло и кров. Крот заметил, с каким неподдельным почтением и надеждой полевки смотрели на белую мышку, ит не смог отказать пострадавшим в приюте.

С разрешения Крота, белая мышка и еще несколько молодых хозяек отправились в кладовку – подобрать к обеду что-то приличное на мышиный вкус, а их мужья отправились за водой. Крот же суетился, предлагая всем расположиться поближе к камину, и сетовал, что в доме уже не осталось ни одного свободного кресла, скамейки или стула.
Когда вода вскипела, одежда была просушена и по мере возможности отчищена от грязи, раны и ссадины обработаны и перевязаны, наступило время наскоро приготовленного обеда. Впрочем, немудреные блюда оказались горячими и питательными, а полевые мыши так устали, измучились и проголодались, что мигом набросились на еду. Некоторое время в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь стуком ложек по тарелкам и глубокими вздохами удовлетворения. Когда же то одна, то другая мышь понимала, что лопнет прямо сейчас, если проглотит еще хотя бы кусочек, и отодвигала тарелку, зевая и потягиваясь от удовольствия, каждая приходила к выводу, что такие вкусные блюда ей не доводилось вкушать ни на одном званом обеде, свадьбе или банкете.

Крот очень старался вести себя, как подобает гостеприимному хозяину, но у него не было никакого опыта в столь нелегком деле. Ему так и не удалось вовлечь гостей в непринужденный разговор, и он вынужден был задавать одни и те же вопросы, а в ответ выслушивать бесконечные даты чужих свадеб и имена многочисленных детишек.
Дело в том, что Крот, несмотря на угрюмую внешность и образ жизни старого холостяка, вовсе не был злым зверем. Дни в обществе белой мышки, ее забота пробудили в его душе какие-то давно забытые струны. Крот с удивлением заметил за собой, что иногда ему приходит в голову идея подняться на поверхность, чтобы поболтать с кем-нибудь, обсудить последние лесные новости. А когда он, голодный и усталый, возвращался вечером в пустую и холодную нору, то иногда мечтал о том, чтобы кто-то ждал его у теплого камина с горячим ужином.
Все давно уже досматривали десятый сон, а Крот все еще тихо сидел, помешивая остывающие угли и разглядывая мордочки спящих мышат.