Глава 3
С электрички Ушак сошел уже в более спокойном состоянии. Всю дорогу Лисиан с ним беседовал, успокаивал. Ему, вроде даже, удалось примирить друга с утратой, но под платформой, куда домовые укрылись от людского взгляда, опять началась истерика.
- Где вокзал? Где дачки резные?
- Ну, полно, успокойся, ведь почти век прошел, конечно, многое поменялось.
- С чего вдруг? – продолжал негодовать старый домовой. – В городе у нас мало что изменилось.
- Так муравейникам каменным что будет? – терпеливо растолковывал его приятель. - И то, вспомни-ка, сколько война бед наделала. А тут избы деревянные. Само место-то хоть узнаешь?
Ушак перестал причитать и завертел головой.
- Узнаю, кажись, - внимательно осмотревшись, ответил он. – Вон, Ушачка течет, пруд, для паровозов вырытый, ивы серебристые, а дальше, за дорогой, в низочке, церква стоять должна, и за ней парк усадебный.
Пробравшись к началу платформы и осторожно перебежав освещенное место, домовые остановились в тени кустов и уставились на голубую с белым церковь, возвышавшуюся в центре большой поляны.
- Ну, гляди, стоит твоя красавица.
- Не, не она, при мне тут деревянная была, а эта каменная. И домов тута не было.
Голос, да и весь вид Ушака, говорили о том, что им владеет сейчас только жадное любопытство, и Лисиан вздохнул с облегчением – самое страшное, кажется, уже позади. Они еще постояли, дождались, пока в окнах домов погаснет свет, и пошли смотреть, во что превратилась бывшая усадьба.
- О, гляди, а улица-то Парковой называется, - Лисиан указал на табличку с адресом.
- А я что тебе говорил? Парк был здесь, а дорога эта, кажись, аллея бывшая, - рассеянно отозвался Ушак.
Странное чувство испытывал он – вот оно, место родное, о котором частенько тосковало его сердце, но какое-то оно и незнакомое вовсе. И, с одной стороны, печаль от этого, а с другой, зная, что в Питере ждут родные стены, и не слишком. И в памяти сохранилось все, как было, а, значит, жива усадьба, а это … это что-то похожее, но другое.
Путешественники в прошлое дошли до поперечной улицы, и Ушак вздрогнул, прочитав название – Театральная. «Ну да, - вспомнилось ему, - похоже, здесь дорога через железку к зданию театра и гостевой избе вела. Интересно, а они, хоть, сохранились?» Домовой не успел осознать, хочется ли ему пройтись туда, когда до слуха донеслось приглушенное блеяние. Встрепенувшийся в нем любитель «былинок-животинок» схватил за руку Лисиана и потащил к видневшемуся за забором строению.
- Ты чего? – удивленно спросил приятель, когда они проникли во двор и остановились.
- Ты разве не слышишь? Овечки же, - ответил ему восторженный Ушак.
- Ну, овечки, а вам-то что до них? – послышался вдруг незнакомый голос и перед приезжими возник хмурый хранитель, держащий в руках увесистую палку.
От неожиданности домовые застыли, с опаской глядя на грозное оружие. Первым опомнился Лисиан. Он поклонился аборигену и, дернув друга за руку, принудил его сделать то же самое.
- Всех благ дому твоему, хозяин, - сказал знаток этикета, выпрямившись. – Прости случайных прохожих, что вломились к тебе без приглашения.
Лицо хранителя, оценившего учтивость, малость разгладилось, но взгляд все еще был настороженным.
- И с чем пожаловали, гости незваные?
- На животных твоих полюбоваться зашли. Мы из Петербурга приехали, а товарищ мой уж очень любит живность всякую.
- Из самого Питера на моих овечек взглянуть прикатили? – удивился хозяин и слегка приосанился.
- Не совсем, - честно признался Лисиан. – Просто Ушак, - он кивнул на стоящего рядом приятеля, - жил здесь когда-то давно, и приехали мы посмотреть на его родные места, - и добавил, спохватившись, - А меня Лисианом зовут.
- Ну, а я Кузьмой прозываюсь, - представился хозяин и переспросил, словно не поверил своим ушам, - Ушак? – и, после кивка учтивого собрата, с интересом уставился на второго визитера. – Так ты из первых поселенцев, что ли?
Но Ушак, отвлекшись на звуки, доносившиеся из сарая, не ответил. Похоже, что и вопроса он не слышал.
- Из них, - ответил за него Лисиан и пояснил вновь нахмурившемуся хозяину. – Извини, но наш биолог пока рядом с твоей живностью не посидит, не насмотрится, душеньку свою не натешит, то и соображать толком не сможет, не то, что отвечать.
Кузьма недоверчиво покосился, но, увидев, что гость вполне серьезен, хмыкнул, пожал плечами и широким жестом указал на запертые двери.
- Ну, пошли, коли так.
Продолжение http://www.proza.ru/2016/10/24/323