(основа сюжета: песня Rammstein - Klavier)
В свои шестнадцать лет Рик впервые открыл, какая сакральная прелесть кроется в уроках музыки. Сам он никогда бы не решил брать частные уроки фортепьяно, но его мама была женщиной, благоговевшей от любого искусства; музыка же захватывала её целиком с самого раннего детства, и она не могла позволить единственному сыну пройти мимо её страсти. Мама уговорила его научиться игре, и её мечтой с тех времён стало когда-нибудь сыграть на своей неразлучной скрипке под фортепианный аккомпанемент Рихарда.
Юноша поначалу относился к затее со здоровым мужским скепсисом, хотя эту горящую идею матери ничем нельзя было погасить. Она сама встретилась с несколькими лучшими по её мнению учителями музыки, и её выбор остановился на молодой Джулии Эрлих. Опыт старых, почтенных пианистов померк в глазах матери Рика перед горячей и неодолимой любовью двадцатидвухлетней Джулии к музыке, так напоминавшей ей собственную страсть. И молодой Рихард, впервые встретившись с учительницей, более не имел желания спорить с матерью.
Она всем своим видом олицетворяла то, что вызывало в юноше первое, ещё совсем неуверенное, но искреннее и жаркое восхищение женской красотой. Тонкий точёный стан, прекрасные руки пианистки, какие-то невиданно грациозные движения в походке и жестах, а лицо… Рик клялся себе, что никогда он не видел такой красоты и, гораздо смелее, что никогда больше не увидит. Большие карие глаза, припухлые красные губы, тонкий нос и общая узость лица, обрамлённого пышными и вьющимися каштановыми волосами - Рик, если бы загодя увидел Джулию на фотографии, мог бы легко сказать, что не видит в этом лице ничего такого, что заслуживает большого восторгания. Но стоило этой девушке начать говорить, мимолётно подмигивать, покусывать губы, оправлять непослушные прядки волос или сурово, в шутку, щурить прелестные глазки, как Рик почувствовал, что от его сердца, или чего бы там ни было, отхватили изрядный кусок.
Итак, они начали занятия, проходившие в доме Джулии – небольшом помещении, чьи стены были выкрашены в белое, а комнаты уставлены подобранными со вкусом вещицами. Уроки проходили легко и непринуждённо, отчасти благодаря энтузиазму Джулии, отчасти из-за того, что Рихард не имел никакого желания хоть в чём-то ей противоречить и старался изо всех сил. Юноша понемногу овладевал основами фортепианной музыки и это приносило ему некоторое удовольствие. Хотя оно ни в какое сравнение не шло с тем блаженством, которое Рик ощущал, когда в конце каждого занятия она играла – играла для него. Он не смел и моргнуть, следя за каждым движением полюбившихся рук, ловя каждую нежную ноту, что извлекались из инструмента этими руками.
И Джулия прекрасно видела, какие чувства она пробудила в молодой неискушённой душе. И ей это нравилось. Ведь любые проявления чистой человеческой души бесконечно прекрасны; любой, кто хоть немного близок высокому искусству, понимает это.
Шли долгие месяцы. Жар, разожжённый в юношеском сердце, от урока к уроку пылал только сильнее. К тому времени они совсем сблизились. Частные занятия всегда грозят разорвать тесные рамки отношений между учителем и учеником, а в этом случае границы исчезли тогда, когда Джулия стала играть для Рика, которому от этого просто перехватывало дыхание. Разница в возрасте была не так уж велика, и они прекрасно ладили. Огненные взгляды, которые Рихард бросал на неё, не остались безответными. Удивлённая таким сильным чувством в мальчике, девушка нашла, что способна на встречный отклик.
Когда она впервые положила руки на плечи Рика, в то время как он упражнялся за клавишами, сквозь юношу будто пропустили мощный разряд тока, и он едва не обмяк прямо на стуле. Но вслед за шоком последовала такая волна всеуничтожающей эйфории, что Рихард едва не расхохотался во всё горло. Но продолжал спокойно выполнять упражнения.
В тот день, во время её игры, Рик не скрывал свой взгляд, как делал раньше. Джулия шутливо щурилась, будто ловя его с поличным, но тут же весело смеялась. За ней смеялся и Рихард, сам не понимая чему. Когда ему настало время уходить, он неловко потупился, а она встала из-за фортепьяно и вдруг она нежно обняла его. Вовсе не как учитель снисходительно обнимает ученика, поздравляющего его с днём рождения или другим праздником… Мальчик думал, что сойдёт с ума от невыносимо прекрасного запаха её волос и духов.
Но это были только цветочки. Рик был не в силах разжать руки, и когда учительница посмотрела в его лицо, то поддалась сиюминутному искушению и прижалась к его обезумевшим губам своими большими, невероятно мягкими губами. Внутри Рика расцвели громоподобные всполохи фейерверков.
В последующие несколько дней Рихард почти ни с кем не разговаривал, а на все вопросы отвечал невнятным мычанием. Иногда он подолгу смотрел в одну точку, потом на мгновение счастливо улыбался и, будто спохватившись, продолжал то, чем занимался. Все его мысли были там, у фортепьяно.
Следующие полгода были похожи на одно бесконечно светлое солнечное пятно, которое шальной луч оставил на стене, пробившись через плотное облако. Джулия выглядела столь же счастливой, как и Рик, и всё было хорошо. Внешне ничего не изменилось; разве что Рихард стал проводить немного больше времени на занятиях. Но внутри себя Рик не уставал говорить, что настало лучшее время в его жизни. «Я всегда буду с тобой» - раз шепнула ему учительница музыки в минуту вдохновения. Эти слова, будто выжженные раскалённым железом, светились во взбудораженном сознании юноши.
***
Всё разрушилось в один миг, как это обычно бывает. Джулия, при всей своей красоте и нежности, не была идеалом. Да и шестнадцатилетний мальчик не представлялся ей хорошей партией для будущей жизни. Да, это была лишь иллюзия, что она играла только для него.
Однажды, невзначай проходя мимо её дома вечером, Рихард заглянул в её окно, выходившее из комнаты с фортепиано. Сегодня занавески, обыкновенно плотно прикрытые, были странным образом распахнуты настежь. Мысленно улыбаясь, Рик облокотился на аккуратный заборчик, отгораживавший дом Джулии от тротуара, и стал смотреть. Вскоре в комнате появилась учительница, а вслед за ней туда вошёл молодой мужчина. Высокий и черноволосый, с нарочитой небритостью на классически красивом мужском лице, он был одет в свободную рубашку без рукавов и брюки, и выглядел в общем очень импозантно. На миг у Рихарда остановилось сердце, но рассудок тут же его успокоил: это всего лишь ещё один ученик. Джулия очень занята, и, может быть, поэтому она прохладно обращалась с ним во время последних занятий?..
Ученик такого возраста?
Джулия улыбнулась мужчине и села за фортепиано. Пальцы побежали по клавишам столь знакомыми Рику движениями… А мужчина подошёл сзади и положил загорелые руки на её тонкие плечи. В Рихарде уже что-то вскипало, но он продолжал смотреть на них разом помертвевшими глазами. Она продолжала играть, и в один момент мужчина вдруг взял её лицо в ладони и плавно повернул кверху. А потом наклонился и поцеловал её губы.
Рихард перестал отдавать себе любой отчёт. Слепая, переливающаяся через края жгучая ярость. И ничего больше.
Он перешёл через дорогу, сел на ступеньки крыльца одного из домов и уставился ненавидящими, пустыми глазами на дом, из которого снова доносились звуки фортепиано. Ни одной мысли, ни одного крика рассудка не звучало более в его голове.
Он уже всё для себя решил.
***
Мужчина не скоро покинул дом Джулии. Ясно как божий день, что вот он – её избранник, а Рик был… ну, скажем, объектом любования.
Мальчишеская влюблённость – не то, чем стоит играть.
Не видя почти ничего перед собой, Рихард буквально ворвался в дом, который с такой радостью посещал без малого год. Джулия не успел ничего понять: влетев в комнату, Рик случайно сбил её с ног и она с силой ударилась головой о своё фортепиано, а после рухнула на пол словно подстреленная птица. Скривив рот в припадке крайнего отвращения, юноша с лицом старика опустился перед ней на колени и взял в ладонь её запястье.
Удар головой не убил её. «Я всегда буду с тобой» - еле слышно прошептали бледные губы безумца. Она жива. Но это ненадолго. Пришло время залить огонь ярости. Залить кровью.
Рик сомкнул руки на её тонкой шее.
***
Родители Джулии забили тревогу, когда она уже три дня не заходила к ним и никак не давала знать, что с ней всё хорошо. Её поклонник Эндрю тогда был в отъезде по работе, но тоже был встревожен отсутствием звонков, о чём он и сообщил родителям своей девушки.
Те сразу бросились в её дом. Парадная дверь не была заперта, и как только они вошли, мать Джулии упала в обморок: в доме стоял ни на что не похожий запах тлена. Отец в панике бросился к закрытой двери в комнату с фортепиано и стал бешено дёргать ручку, но эта дверь оказалось запертой.
- Откройте дверь! Откройте чёртову дверь во имя всех святых! – кричал мужчина, пытаясь отогнать навязчивую мысль, которая была единственным верным объяснением происходящему. Дверь не открывалась.
Но в один момент щёлкнул замок и она медленно растворилась с тяжким скрипом.
Фортепиано было всё в пыли. Крышка была откинута, а на стуле, полулёжа на инструменте, сидела она. Бледная и источающая смрад.
- Она уже… так давно… не играет…
Тонкий заикающийся голос за спиной заставил мужчину обернуться. Перед ним стоял подросток лет шестнадцати с одуревшим лицом, белый и осунувшийся, и на вид совершенно сумасшедший. Отца Джулии пробрала дрожь, но он тут же понял, что здесь произошло.
В следующую минуту всё происходило сумбурно. Старик избил Рика до полусмерти под несмолкаемые крики только что очнувшейся матери. Безумец никак не реагировал на удары. Он знал, что и так смертельно болен от горя… и мёртвого смрада.
Все семь месяцев, что он после этого прожил в психиатрической лечебнице до своей смерти, в его голове не смолкали нежные звуки фортепиано, и он любил раскачиваться им в такт. Туда-обратно, туда-обратно. Во время одного из тестов врач напрямую спросил его:
- Как всё произошло, Рихард?
- Когда я начал играть, у неё перехватило дыхание, - был ответ.