8. Поворот к Пушкину

Елена Шувалова
Глава 8. Поворот к Пушкину.

 
  8.1. От прекрасной амазонки до черепахи Тортилы.


   Если допустить, что Алексей Николаевич Толстой знал о рукописи в старинном подполе московского дома, в котором жили Калошины, что он сам, собираясь эмигрировать, и посоветовал главе семьи – своему четвероюродному брату Ивану Дмитриевичу Калошину, - показать рукопись и титульный лист с пушкинским рисунком младшим детям (а старшие о нём прекрасно знали), - то мы придём к мысли о том, что главным сокровищем, оставленным в России, была для писателя именно эта рукопись, а главной тайной – тайна «Конька-Горбунка».

   И мы даже берём на себя смелость утверждать, что главным «магнитом», притянувшим Толстого обратно в Россию, - была именно эта открытая ему пушкинская тайна.

   И не случайно именно в журнале «Зелёная палочка», - зелёная палочка связана ведь и с великим писателем Львом Толстым, и с декабристом  Павлом Ивановичем Калошиным – мужем троюродной бабки А.Н. Толстого, и – опосредованно – с немецким романтиком Новалисом, - печатает Алексей Николаевич свою повесть о детстве.

   О детстве мальчика Никиты, которому снится сон о чём-то заветном, что стерегут портреты предков – старика и старушки, что находится под властью красавицы-амазонки, загадочно улыбающейся с портрета…

   И – следуя логике родственных связей, - прекрасная амазонка – это и есть жена декабриста П.И. Калошина – Александра Григорьевна Калошина, дочка Елизаветы Степановны, урождённой Толстой, родной сестры прадеда Алексея Толстого – Петра Степановича, - то есть, ему, Алексею Толстому, как  и его сестре Лизе, – троюродная бабка.

   Как мы сообщили уже выше, на заветном титульном листе пушкинской рукописи «Конька-Горбунка», хранящемся до 1918 года у внука декабриста – и нашего прадеда – Ивана Дмитриевича Калошина – было рукою А.С. Пушкина написано посвящение именно А.Г. Калошиной. 
  (Да и дедушка наш – Александр Иванович Калошин – в младенчестве нашем – говорил, что сказка «Конёк-Горбунок» хранилась в сундуке его прабабушки).
   То есть, та, которая как бы передала пушкинскую тайну последующим поколениям, и лично писателю Алексею Николаевичу Толстому, - это родная прабабушка нашего дедушки и троюродная бабушка писателя, - Александра Григорьевна Калошина, урождённая графиня Салтыкова.

  Александра Григорьевна умерла 16 июня 1871 года.
  Точного года рождения нашего прадеда Ивана Дмитриевича мы не знаем, но,  - предположительно,  - он родился между 1864 и 1867 годами. То есть, получается, что где-то до четырёх – как минимум, а как максимум – до семи лет, он мог общаться со своей бабушкой, -  а бабушка могла читать ему пушкинскую сказку… (Самое «сказочное» время – до семи лет!

  Узнав о тайной рукописи от четвероюродного брата своего Ивана Дмитриевича Калошина, Алексей Николаевич Толстой мог считать, что тайну эту – через внука, - сообщила ему сама красавица-графиня пушкинского времени, от которой теперь остались череп да кости в могиле Новодевичьего монастыря, напротив Смоленской церкви...



   От черепа – возможно, в сохранившемся чепчике, - легко перейти к сказочному образу черепахи. Черепаху у Толстого зовут «Тортила». Мы думаем, что имя «Тортила» происходит от английского слова  torn,  -  которое переводится как: «повернуть, поворачиваться, поворачивать, очередь, поворот, оборот, перемена, черед».  Поворот обратно из эмиграции – в Россию – вот что произвела в жизни А.Н. Толстого память о троюродной бабке, которой А.С. Пушкин доверил и посвятил свою тайную рукопись.
 
   Рукопись, на которой была нарисована королевская корона, в которую был вставлен заветный карбункул Новалиса. То есть, тот самый потерянный героем Новалиса талисман, который открывается тому, кто владеет золотым ключиком.
 
   В сказке Новалиса герою даёт золотой ключик старый человек. А для Толстого - старая, давно умершая бабушка как бы протянула своему неведомому внуку тайный посыл из Золотого века, - из Пушкинского века, и - от самого Пушкина...


  8.2. "Преемственность послеоктябрьской литературы - Пушкин".

   Примерно то же, что слово torn в английском  – «поворот», -  означает слово revolutio на позднелатинском; только этот «поворот» имеет более радикальное значение.  Если torn может быть под каким угодно углом, то revolutio – это уже поворот на 180 градусов. Это – то, что случилось в России в октябре (по ст. ст.) 1917 года, -  то есть, «пере – ворот».

   Очень интересны те мысли, которые высказал  Алексей Николаевич Толстой о связи Русского языка и революции – хотя бы потому, что никто, кроме него, насколько нам известно, за последние сто лет ничего подобного не высказал.

  Высказал Толстой эти интересные мысли в заметке «Чистота Русского языка». (впервые: «Красная газета», веч. выпуск, 22.12.1924).


  Говорит он в этой заметке примерно следующее: жил-был русский царь и было  у него княженецко-боярское окружение; царь говорил на языке народа, а вот окружение на языке книжном, то есть, в то время – церковном языке, церковный же язык – это не исконный русский язык, а переведённый с латинского и греческого, - откуда пришли сами церковные книги.

  Получается, последний царь, который говорил и писал на исконно русском языке – по Толстому – был Иван Грозный, - то есть, на самом деле первый русский царь. 

  С его смертью наступило для России Смутное время *, и стал – одновременно – откристаллизовываться чиновничье-дворянский класс. И этот чиновничье-дворянский класс всё дальше расходился в языке  с народом, продолжавшем говорить на исконно русском языке и творившем на нём свою – изустную – литературу (то бишь, песни, разработки древних сказок, обрядовые песни, заговоры, животный эпос, анекдоты).  И больше уже русские цари на языке русского народа не изъяснялись. 

  Царь-революционер Пётр Первый сломал – по Толстому – «лишь внешние формы письменной литературы, но,  - "она продолжала развиваться вне широких масс, в сторону от них, в пустоту".  За XVIII  век русский литературный язык выродился – говорит Алексей Николаевич – в «служебно-придворное славословие».  И ни Ломоносов, ни Гаврила Романович Державин не смогли с этим бедствием справиться.

  Но тут является на свет  Александр Сергеевич Пушкин.
  И  что он – по мысли Толстого – делает?
  «Пушкин первый производит революцию словесности», - утверждает Толстой. – «Он ломает четыре столетия и врывается своим гением в стихию народного языка». 

  То есть, Пушкин первый объединил русский народный язык с русским литературным языком.
  Может, на первый взгляд, показаться, что мысль эта банальна, - но это не так. Ещё более смелая – и до сих пор не воспринятая нами – мысль А.Н. Толстого – это мысль о том, что в Русской Литературе эта пушкинская революция ПОДДЕРЖАНА  НЕ  БЫЛА.
  То есть, считая А.С. Пушкина родоначальником современной русской литературы, русские литераторы тем не менее, по его пути – пути синтеза народного и литературного языка, – не пошли. И совсем уже никто никогда, – кроме "третьего" Толстого, -  не высказал  мысль о КОНТРРЕВОЛЮЦИИ  1850-х годов. 
  Толстой же так и пишет: «С 50-х годов начинается литературная контрреволюция».
  То есть, дело Пушкина не только не было продолжено, но было сознательно загублено! «С 50-х годов начинается литературная контрреволюция – возврат к 400-летним традициям», - то есть, традициям придворной книжной гладкости, латинизированной речи, европейскому синтаксису… 

  "Гений Достоевского и Толстого, – пишет Алексей Николаевич, – с мучением преодолевает эту нерусскую, не народную стихию». 
   Вот почему мы – как читатели - ощущаем  эти усилия  в литературных произведениях названных великих писателей – от ставшей не народной стихии языка. Толстому и Достоевскому надо было снова прорываться, - в то, что уже было открыто Пушкиным…  Его  ясность была затемнена.
 
  «А Литература ХХ века – говорит Алексей Николаевич – уже открыто, канонически утверждает французский строй речи.» То есть, отрыв от языка народа – самый полный и трагический.

   В общем, - получается, - подспудно Толстой в этой статье утверждает, что Октябрьская революция – следствие глубокого отрыва литературного языка от языка народа. И эта мысль представляется нам свежей, неожиданно верной и актуальной.

  Ещё более интересна и актуальна мысль Толстого о том, что Октябрьская революция "раз и навсегда разрушив те условия, в которых развивался условный литературный язык", освободила путь к Пушкину. "Преемственность послеоктябрьской литературы - Пушкин", - утверждает в этой своей статье А.Н. Толстой.

  В другом своём публицистическом произведении Алексей Николаевич сказал, что причал русского языка - Пушкин: "Русский   язык  - это прежде всего  Пушкин  — нерушимый  причал   русского   языка".  /1934. Книга для детей. Соч., т. XIV, стр. 353.

    Вывод,  - общем, такой: А.С. Пушкин - "основополагающий камень" Русской Литературы.

    Мы как-то в этом и не сомневались, но оказалось, что "камень" этот вовсе не был задействован по своему назначению, что русская литература развивалась помимо него, продолжая четырёхсотлетние традиции боярско-дворянской литературы, заложенные чуть ли не  князем-"диссидентом"  Андреем Курбским (в его письмах к Ивану Грозному.

    И только когда произошла Великая Октябрьская революция, отменившая классовое общество в России, появилась возможность возвращения к Пушкину; возврата к истинному - народному - Русскому Языку.

 
 
*Официально Смутное время началось после смерти Бориса Годунова, но в общем-то можно считать началом его момент смерти Ивана Первого (Четвёртого) Грозного, - хотя бы потому что начал править слабый царь Фёдор Иоаннович, которым руководил всё тот же Годунов, - который - по мнению большинства историков, - и стал во многом причиной этого времени.


Продолжение: http://www.proza.ru/2017/08/25/667