Звёзды в душе

«Од­нажды я встре­тил на ули­це влюб­ленно­го ни­щего. На нем бы­ла ста­рая шля­па, паль­то по­тёр­лось на лок­тях, баш­ма­ки его про­тек­ли, а в ду­ше си­яли звёз­ды».
© В. Гю­го

Часть 1.      
      
      — Она за­жига­ла в мо­ей ду­ше звёз­ды, — ти­хо про­из­нёс по­жилой муж­чи­на, те­ребя кло­чок выг­ля­дыва­юще­го из-за прох­ладно­го паль­то гор­лышка сви­тера.
      
      Артём мор­щится от на­катив­ше­го хо­лода, ку­та­ет­ся силь­ней и вновь бро­са­ет взгляд на ни­щего, ко­торый всё так же оча­рован­но смот­рел на ок­ку­пиро­вав­шие не­бо яр­кие звёз­ды и меч­тал. Этот муж­чи­на ночью всег­да здесь. Ус­тро­ив­шись на оди­нокой ла­воч­ке на пус­то­ши, вда­ли от до­мов и де­ревь­ев, он ус­трем­лял свой взор на не­бо, не бес­по­ко­ясь о том, ка­кой ди­кий в пос­ледние дни был мо­роз. Ус­тра­ивал­ся по­удоб­нее и рас­ска­зывал о том, как ког­да-то он вот так же си­дел здесь, на этой са­мой ла­воч­ке, вмес­те со сво­ей воз­люблен­ной.
      
      — Тог­да и вре­мена бы­ли дру­гими, не та­кие, как сей­час — жес­то­кие. И лю­били тог­да по-дру­гому, зна­ешь? — Муж­чи­на смот­рит на юно­шу вы­жида­юще, грус­тно, а Артём толь­ко ки­ва­ет. Жму­рит­ся, и в го­лове всплы­ва­ет мо­мент, как сов­сем не­дав­но ему гру­бо от­ка­зали с ра­ботой, выс­та­вив за дверь, — не при­шёл­ся по внеш­не­му ви­ду, нет опы­та ра­боты, да и от­ку­да бы это­му опы­ту взять­ся, ког­да толь­ко не­дав­но юно­ша окон­чил ин­сти­тут. — А сей­час и не лю­бовь вов­се. Мо­лодежь в тех­ни­ке всё. Врут друг дру­гу, гу­ля­ют с не­люби­мыми ра­ди уто­ления ин­стинктив­ных пот­ребнос­тей. Неп­ра­виль­но всё это, до­рогой мой. Не так всё дол­жно быть, по­нима­ешь?
      
      Артём ки­ва­ет и нер­вно при­кусы­ва­ет гу­бу. Не­лов­ко ему ста­ло от та­ких слов нез­на­ком­ца. Стыд­но за са­мого се­бя, хоть и, в прин­ци­пе, он не сде­лал ни­чего та­кого. А ни­щий мол­чит, смот­рит на не­го всё так же, вы­жида­юще, и ни­чего не го­ворит как обыч­но. Ждёт че­го-то. То ли вни­мания юно­ши, то ли и вов­се го­ворить он боль­ше ни­чего не хо­тел. Впро­чем, вско­ре всё же про­дол­жил свой мо­нолог, воз­вра­щая вни­мание на ос­ле­питель­ные, ми­га­ющие вда­ли звёз­дочки:
      
      — Те­бе, вну­чок, най­ти бы та­кую же, как моя Настенька. Доб­рую, за­бот­ли­вую, ро­ман­тичную. Что­бы го­товить уме­ла, под­держать мог­ла, ког­да сов­сем уж ху­до ста­нови­лось на сер­дце. Не си­ди ты без де­ла, ми­лок, не сто­ит рас­тра­чивать вре­мя — оно не веч­но. Иди, вну­чок, до­мой ско­рей, не си­ди до­поз­дна ты тут — за­боле­ешь. А за­боле­ешь, и по­забо­тить­ся ведь о те­бе не­кому, так?
      
      И он был прав. Аб­со­лют­но и бес­пре­кос­ловно. Артём под­ни­ма­ет­ся и, пок­ло­нив­шись, ухо­дит. Ухо­дит так же без слов, как и по­яв­лялся здесь каж­дый ве­чер, ти­хо выс­лу­шивая бас­ни ни­щего. За­вора­чива­ясь в хлад­ную ко­жан­ку всё силь­ней, Артём Тихоньев про­ходил меж­ду вы­соки­ми де­ревь­ями, всё даль­ше ухо­дя от за­вет­но­го мес­та встреч с поз­навшим жизнь во всех крас­ках че­лове­ком. Они боль­ше не встре­тят­ся — по­чему-то толь­ко в этом и был сей­час уве­рен Артём на все сто про­цен­тов. Идёт мед­ленно, смот­рит на яр­кие звёз­ды пус­ты­ми гла­зами и втя­гива­ет­ся в во­дово­рот мыс­лей, сов­сем не за­мечая про­ез­жавших ми­мо не­го оди­ноких ма­шин. Та­ких же оди­ноких, как и он сам…
      

      Пус­тая квар­ти­ра и гне­тущая ти­шина. Та­кая при­выч­ная и род­ная. Хо­тя — он мог пос­по­рить — от та­кого родс­тва хо­телось лезть на сте­ны, кри­чать, уби­вать­ся в аго­нии, — слиш­ком от­вра­титель­на она бы­ла, на­вяз­чи­ва. Ред­ко ког­да Артём мог на­ходить­ся здесь дол­го. Не для не­го всё это бы­ло, не для его из­му­чен­ной ду­ши. И, толь­ко под­нявшись на свой этаж и от­во­рив дверь, Артём ус­та­ло взды­ха­ет: ти­шина по-преж­не­му встре­чала его в свои рас­прос­тёртые объ­ятья.
      
      Тихоньев жил один. Ещё ког­да ему толь­ко ис­полни­лось двад­цать, ро­дите­ли ку­пили эту квар­ти­ру, от­пуская сво­его ре­бён­ка во взрос­лую жизнь. Сов­сем не­дав­но, окон­чив Московский ин­сти­тут, он по­лучил про­фес­сию ве­тери­нара, от­прав­ля­ясь в бес­ко­неч­ное пла­ванье по­ис­ка мес­та ра­боты. Да толь­ко не­удач­но всё. Не ве­зёт ему. Отов­сю­ду го­нят, как толь­ко уви­дят его. И, ка­залось бы, в чём проб­ле­ма? — не­понят­но. По­тому да­же пи­тать­ся по­рой бы­ло не на что — де­нег, прис­ланных ро­дите­лями, хва­та­ет толь­ко на оп­ла­ту сче­тов. Артём ус­тал.
      
      Плюх­нувшись на прог­нувший­ся под тя­жестью те­ла мат­рац, Артём прик­ры­ва­ет гла­за, что­бы боль­ше не ви­деть этот мир. Нет, он не был пес­си­мис­том, да­же на­обо­рот, всег­да смот­рел толь­ко впе­рёд и ста­рал­ся не уны­вать. Прос­то иног­да, сов­сем ус­тав, всё же­лание тер­петь это не­из­менно про­пада­ло. И тут уж ни­чего нель­зя бы­ло по­делать, как бы он ни пы­тал­ся, — ну­жен от­дых.
      
      
      
***

      
      
      
      Хо­рошень­ко выс­павшись, Тихоньев вновь бе­жит. По­даль­ше от этой на­до­ед­ли­вой квар­ти­ры, да­вящей пус­то­ты и ку­та­ющей в свои объ­ятья ти­шины. Он не мог тер­петь ту боль, что сво­рачи­валась у не­го на сер­дце в ту­гой ко­мок. Не мог боль­ше вы­носить этих сжи­ма­ющих­ся стен — сил не хва­та­ет. И Артём прос­то бе­жит, зах­лопнув дверь ма­лень­кой квар­тирки. На воз­дух, бли­же к лю­дям, бли­же к све­ту из мрач­ной ат­мосфе­ры мыс­лей. Ис­кать ра­боту. Хоть ка­кую, лишь бы при­няли, лишь бы не си­деть в че­тырёх сте­нах.
      
      — Мож­но ка­као, по­жалуй­ста. И бу­лоч­ку. Вот эту. — Он ты­чет длин­ным паль­цем в ме­ню на нуж­ную бу­лоч­ку и ми­ло улы­ба­ет­ся, ког­да офи­ци­ан­тка, всё за­писав, пов­то­ря­ет за­каз. Ми­ловид­ной внеш­ности, с при­ят­ны­ми чер­та­ми ли­ца и кра­сивы­ми, изящ­ны­ми ру­ками, ко­торые так и хо­телось об­хва­тить сво­ими боль­ши­ми ла­пища­ми и креп­ко сжать, сог­ре­вая. На ули­це опять ус­та­нав­ли­ва­ет свои пра­ва мо­роз, а на ок­нах об­ра­зовал­ся кра­сивый ри­сунок, прив­ле­ка­ющий к се­бе всё вни­мание. И Артём ра­ду­ет­ся от­че­го-то. Улы­ба­ет­ся ис­крен­не и смот­рит сквозь ри­сунок на выс­ту­па­ющее из-за до­мов сол­нце.
      
      Ког­да за­каз при­нес­ли, он вновь рас­плы­ва­ет­ся в лу­чезар­ной улыб­ке, взгля­дом про­вожая ми­ловид­ную де­вуш­ку к стой­ке, пос­ле, не то­ропясь, при­пада­ет гу­бами к кра­ям чаш­ки с аро­мат­ным ка­као и взды­ха­ет. Так не на­рочи­то об­легчён­но, слов­но груз спал с плеч — лег­ко ста­ло. И на ду­ше хо­рошо, теп­ло, при­ят­но и вдох­новля­ющее. Во­об­ще-то Артём меч­тал пи­сать сти­хи. Ког­да-то бы­ло та­кое де­ло: за­нимал­ся, ис­пи­сал па­ру тет­ра­дей; но они так и бы­ли за­быты в де­рев­не, вмес­те с же­лани­ем про­дол­жать де­яние — не его это бы­ло, не по­луча­лось. А сей­час в го­лову при­лете­ло со всей ду­ри вдох­но­вение, зас­та­вив вы­тащить на круг­лый ма­лень­кий сто­лик ко­фей­ни пот­рё­пан­ный блок­нот и руч­ку.
      
      За­ведя в се­бе ма­лень­кий ме­ханизм, он при­нял­ся стро­чить, сов­сем не за­мечая, как вре­мя про­лете­ло, и в по­меще­ние на­рода уже сов­сем мно­го ста­ло. Обед, а он всё так же си­дел у ок­на, пог­ля­дывал из­редка на про­ходив­ших ми­мо го­рожан и про­дол­жал пи­сать, ис­пи­сывая мя­тые лис­ты тон­ко­го блок­но­тика, что вот-вот гро­зил­ся от­дать кон­цы с кон­ца­ми.
      
      Пос­ледняя стра­ница.
      
      До­писы­вая пос­ледние стро­ки, что по­меща­лись на лис­то­чек, Артём ра­зоча­рован­но вы­дох­нул — не хо­телось ему пре­рывать на­катив­шее вдох­но­вение. Оно по­яви­лось так не­ожи­дан­но пос­ле столь­ких лет, что Тихоньев не мог прос­то так его от­пустить, по­тяги­ва­ясь и уже про­тяги­вая ру­ку за бе­лой, ак­ку­рат­но сло­жен­ной сал­феткой. Толь­ко вот пе­ред гла­зами вста­ло бе­лое по­лот­но. Чис­тый лист мель­те­шил пе­ред гла­зами, раз­го­няя воз­дух. И он не­воль­но пе­ревёл свой взгляд на под­ста­вив­ше­го ему под нос лист бу­маги че­лове­ка, ко­ей ока­залась та са­мая ми­ловид­ная офи­ци­ан­тка.
      
      Мяг­ко улы­ба­ясь, она, хло­пая рес­ни­цами, си­дела нап­ро­тив не­го и свер­ка­ла глу­боки­ми ка­рими гла­зами, ко­торые, ка­жет­ся, ещё боль­ше вы­деля­лись за счёт линз. Роб­кое под­ра­гива­ние плеч от про­ходив­ше­го ми­мо сто­лов ве­тер­ка, и Артём уже хо­тел снять с се­бя по­тёр­тый сви­тер — лишь бы де­вуш­ка, что сей­час с на­пором же­лала всу­чить ему этот лис­ток, боль­ше не ёжи­лась. Толь­ко вот нек­ра­сиво это бы­ло бы. Скуд­ный, об­шарпан­ный, рва­ный сви­тер ни­как не смот­релся б на юном, хруп­ком те­ле мо­лодой осо­бы, и он, вкрад­чи­во кив­нув и улыб­нувшись де­вуш­ке в от­вет, всё же про­дол­жа­ет своё де­яние, по­ка и вов­се не ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, с об­легче­ни­ем от­ки­дыва­ясь на спин­ку жес­тко­вато­го ди­ван­чи­ка ко­фей­ни.
      
      — Спа­сибо Вам, — по­да­ёт он го­лос, прив­ле­кая вни­мания за­думав­шей­ся осо­бе, ко­торая всё так же си­дела нап­ро­тив и смот­ре­ла в ок­но. Де­вуш­ка быс­тро мор­га­ет, ки­ва­ет и улы­ба­ет­ся. Теп­ло, дру­желюб­но. И ему ра­дос­тно. Он вновь ощу­ща­ет чувс­тво у­юта, оку­на­ет­ся с го­ловой в по­ток неж­ных чувств. Ему хо­рошо, при­ят­но. Он вдох­новлён и удов­летво­рён до край­нос­ти — не­обыч­но.
      
      — Вы мне за­чита­ете ва­ши сти­хи? Ког­да-ни­будь. Мо­жет, при сле­ду­ющей встре­че. — Она на­гиба­ет­ся к сто­лу чуть бли­же, смот­рит в гла­за и го­ворит ти­хо, слов­но бо­ит­ся, что их мо­жет кто-то ус­лы­шать.
      
      Го­лос у неё неж­ный, при­ят­ный слу­ху. Лас­ка­ет что-то внут­ри, пе­рево­рачи­ва­ет с ног на го­лову и пос­ле прос­то рас­тво­ря­ет­ся сре­ди фо­новой му­зыки за­веде­ния и дру­гих не ме­нее при­ят­ных го­лосов. Артём, го­тов был пок­лясть­ся, слу­шал бы веч­но. Упи­вал­ся её го­лосом, по­куда бы­ла та­кая воз­можность, что и, сам от се­бя та­кого не ожи­дая, он ки­ва­ет го­ловой и про­из­но­сит хрип­ло, так же ти­хо, как и она:
      
      — Мо­жет, ес­ли б Вы хо­тели, я мог бы за­читать Вам всё се­год­ня — как на это смот­ри­те? — Артём был уве­рен: она сог­ла­сит­ся. Не мо­жет не сог­ла­сить­ся — всё внут­ри под­ска­зыва­ло. И ведь так оно всё и бы­ло. Офи­ци­ан­тка по­днимается, раз­гла­жива­ет юб­ку-ка­ран­даш и, пог­ля­дывая на не­го, мед­ленно пле­тёт­ся к две­рям, да­вая воз­можность юно­ше быс­тро ки­нуть на стол па­ру ку­пюр и дви­нуть­ся за ней, на­гоняя.
      
      Они мол­ча­ли. Дви­гались по за­пол­ненным ули­цам города к пар­ку, в ко­тором сов­сем не­дав­но Артём выс­лу­шивал сво­его не­из­вес­тно­го зна­комо­го, и так не об­ро­нили и сло­ва в сто­рону друг дру­га. Впро­чем, и не нуж­но это бы­ло — хва­тало точ­но вол­шебно­го при­кос­но­вения. Де­вуш­ка са­ма тя­нулась к его ру­ке, вы­дыхая хлад­ное об­лачко па­ра. А Тихоньев и про­тив-то не был — он ви­дел, как де­вуш­ка ёжи­лась от мо­роза, на­дува­ла ру­мяные щёч­ки и мор­щи­ла но­сик, со­жалея, что они всё же по­кину­ли по­меще­ние. Артём Тихоньев го­тов был да­рить теп­ло, лишь чуть силь­нее сжи­мая хруп­кую руч­ку.
      

Часть 2.


Артём за­читы­ва­ет сти­хи. Си­дит на той са­мой ла­воч­ке, от­ку­да всё на­чалось, и хрип­ло от­пуска­ет из гру­ди про­тяж­ный вздох. В ру­ках пот­рё­пан­ный блок­нот, с выс­ту­па­ющим из-за ко­роч­ки бе­лым, но уже та­ким же мя­тым, как и сам блок­нот, лис­тком. А ря­дом с ним, упи­ва­ясь его ба­сом, си­дела всё та же ми­ловид­ная офи­ци­ан­тка, ко­торую он встре­тил не­делю на­зад в зло­получ­ной ко­фей­не. Они си­дели дол­го и ёжи­лись от хо­лода, слов­но во­робьи. Но не ухо­дили — не мог­ли.
      
      Артём Тихоньев не зна­ет её име­ни, а она — его. Им не нуж­но бы­ло это сей­час. Ни к че­му. Друг для дру­га они бы­ли тёп­лой ком­па­ни­ей, ко­торая мог­ла по­мочь ско­ротать оче­ред­ной се­рый и уны­лый ве­чер, и их это ус­тра­ива­ло. Хоть, приз­нать­ся, Артём ни раз пы­тал­ся бро­сить взгляд на бей­джик в ко­фей­не, ког­да при­ходил во вре­мя её смен. Да толь­ко не да­валась она, не хо­тела, чтоб он знал. Го­вори­ла, что ра­но ему ещё знать её имя, как и ей его — стран­ный зас­кок, и Артёму ос­та­валось лишь хмы­кать, бла­жен­но рас­тя­гива­ясь на по­любив­шемся ди­ван­чи­ке у ок­на. Каж­дый ве­чер он ждал её вы­хода со слу­жеб­но­го вхо­да.
      
      И се­год­ня, вновь пой­мав её пос­ле ра­боты, они пош­ли во всё тот же по­лупус­той парк, ко всё той же ожи­да­ющей их при­хода ла­воч­ке, что каж­дый день, вмес­те с го­лыми де­ревь­ями, слу­шала по два-три сти­хот­во­рения мо­лодо­го по­эта. Впро­чем, и по­этом он не был — наб­роски. Не­боль­шие стиш­ки, на­писан­ные ре­бён­ком. Про жизнь и сол­нце и как чуд­но вре­мя детс­тва. Про лёг­кую влюб­лённость и лю­бовь. А пос­ле шла борь­ба и го­лод…
      
      — Как-то мрач­но­вато, — за­вери­ла его де­вуш­ка пос­ле то­го, как он за­читал се­год­ня на­писан­ное сти­хот­во­рение. И дей­стви­тель­но, всё бы­ло слиш­ком грус­тно: ни­щета, гра­бёж и боль тех, кто по­терял на све­те всё. — Что-то слу­чилось?
      
      А Артём и сник. Да, дей­стви­тель­но, мно­го че­го слу­чилось, но раз­ве же он бу­дет го­ворить это нез­на­ком­ке, ко­торая и име­ни его не зна­ет, хоть они и ста­ли так близ­ки.
      
                … а мож­но ли её на­зывать нез­на­ком­кой?

      — Да, на­вер­ное, всё же слу­чилось, но я не ду­маю, что это так важ­но, — улы­ба­ет­ся сво­ей при­выч­ной квад­ратной улыб­кой, жму­рит­ся, по­доб­но ко­ту, и чуть нак­ло­ня­ет го­лову вбок. Артём, дей­стви­тель­но, был точ­но кот. Та­кой же лас­ко­вый, ми­лый и… пу­шис­тый? А иног­да он мур­чал. В пря­мом смыс­ле это­го сло­ва. Си­дел на ла­воч­ке под сла­быми лу­чами про­бива­юще­гося из-за зим­них туч сол­нышка и ур­чал, ког­да ру­ка де­вуш­ки мяг­ко опус­ка­лась на его го­лову, взлох­ма­чивая не­пос­лушные во­лосы. — Я ис­прав­люсь.
      
      Ис­пра­вит­ся, ко­неч­но. А по­ка сто­ило ис­кать ра­боту: же­лудок ужас­но скру­тило, и ру­ки под­ра­гива­ли не­щад­но. Вот-вот го­товый упасть, он улы­бал­ся и пи­сал. По­ка ниг­де не бе­рут, и он ни­кому не ну­жен, он мог лишь пи­сать, что и де­лал, пы­та­ясь поз­же про­тол­кнуть, воз­можно, эти сти­хи хоть ку­да-то. Толь­ко, ка­жет­ся, ему по жиз­ни во­об­ще не ве­зёт. Жи­вот за­ур­чал, а де­вуш­ка, улыб­нувшись, по­тяну­ла его со сво­их ко­лен, вмес­те с тем вста­вая с на­сижен­но­го мес­та.
      
      Ве­чере­ло. Фо­нари всту­пали в свои пра­ва, а на ули­це уже сов­сем по­холо­дало, от­че­го оба они ку­тались силь­ней, при­жима­ясь друг к дру­гу всё боль­ше и боль­ше, уже чуть ли ни за­пус­кая свои ру­ки под чу­жую тон­кую кур­тку. Шли мед­ленно в сто­рону до­ма осо­бы, го­вори­ли о сво­ём и смот­ре­ли на то, как звёз­ды ок­ропля­ют чёр­ное не­бо. А вско­ре, дой­дя до квар­ти­ры де­вуш­ки, Артём уже бы­ло со­бирал­ся ухо­дить, как его ос­та­нови­ли, лё­гонь­ко схва­тив за ру­кав.
      
      — Лиза, — про­из­но­сит она ти­хо, от­че­го-то крас­нея.
      
      — Что? — Артём не­до­уме­вал. Пе­рево­дил взгляд с ру­ки де­вуш­ки на её ли­цо и бег­ло ог­ля­дывал­ся по сто­ронам, не по­нимая, что про­ис­хо­дит.
      
      — Ме­ня зо­вут Стесниева Елизавета, — пов­то­ря­ет она, уби­рая ру­ки за спи­ну и не­лов­ко за­кусы­вая гу­бу, — это бы­ло впер­вые за всё вре­мя, ког­да она дей­стви­тель­но силь­но сму­щалась. Всег­да блед­ные щё­ки не­ис­то­во пы­лали, го­рели яр­ко, что Тихоньев и вов­се не мог от­вести взгляд. Не­лов­ко за­кусы­вал из­нутри щё­ку, нер­вно пог­ля­дывал на её за­кусан­ную гу­бу… И имя у неё кра­сивое, как и она са­ма: Лиза.
      
      — Тихоньев Артём. Прос­то Тёма, — пред­ста­вил­ся он вза­им­но, рас­цве­тая, улы­ба­ясь во все зу­бы и прос­то не­имо­вер­но ра­ду­ясь, что да­же по­еда­ющий сам се­бя же­лудок по­утих. — Лиза, я так рад! Спа­сибо.
      
      А Лиза лишь сму­щён­но про­тяги­ва­ет к не­му ру­ку, вновь ле­гонь­ко хва­та­ясь сво­ими блед­ны­ми паль­чи­ками за кур­тку. Тя­нет бли­же и, вмес­те с тем от­кры­вая вход­ную дверь, за­водит в квар­ти­ру, по­ражая столь не­ожи­дан­ным ре­шени­ем, — она ведь ни­ког­да, ни ра­зу не зва­ла ни­кого к се­бе. Да­же имя своё скры­вая до пос­ледне­го, слов­но от это­го за­висе­ла собс­твен­ная жизнь. Артём счас­тлив. По-нас­то­яще­му. Счас­тлив, что и в ду­ше его рас­цве­тали бу­кеты. Та­ял, изум­лялся и те­рял­ся в собс­твен­ных чувс­твах.
      
      — Мне… мне то­же при­ят­но поз­на­комить­ся с то­бой, Тёма. П-пош­ли… — Не­удоб­но, не­уют­но. Страш­но. Де­вуш­ка, ка­залось, по­казы­вала что-то сок­ро­вен­ное, до­рогое. Что ни­ког­да ни­кому бо­лее не по­казы­вала до не­го, и это не мог­ло не ль­стить. Тихоньев ус­мехнул­ся, опус­тил го­лову и пос­ле­довал за ней, слег­ка спо­тыка­ясь на выс­ту­па­ющем по­рож­ке. — А… прос­ти, не пре­дуп­ре­дила… — Ви­нова­то улы­ба­ет­ся, смот­рит в гла­за и на хо­ду ски­дыва­ет кур­тку, при­нима­ясь за обувь.
      
      Они прош­ли на не­боль­шую ку­хонь­ку. Ак­ку­рат­ная, чис­тая и, сра­зу вид­но, час­то ис­поль­зу­емая. Лиза ки­ва­ет в сто­рону сту­ла, а са­ма спе­шит к хо­лодиль­ни­ку, от­кры­вая тот, и сов­сем уж про­пада­ет в нём с го­ловой, вы­бирая, ка­жет­ся, что мож­но бы­ло бы при­гото­вить для из­го­лодав­ше­гося юно­ши, ко­торый каж­дый ве­чер про­вожал её до до­ма. А Артём толь­ко ог­ля­дыва­ет­ся, ско­ван­но си­дя на том са­мом сту­ле.
      
      
      
***

      
      
      К то­му вре­мени, как они по­куша­ли, Артём уже смог нем­но­го рас­сла­бить­ся. За­душев­ные раз­го­воры, не­лов­кие пе­рег­ля­дыва­ния и бла­годарс­твен­ная по­мощь в убор­ке со сто­ла смог­ли рас­ша­тать нап­ря­жён­ную ат­мосфе­ру, поз­во­ляя нем­но­го рас­сла­бить­ся, по­чувс­тво­вать се­бя, точ­но в сво­ей та­рел­ке. Они да­же ус­пе­ли пе­ной по­кидать­ся друг в дру­га, за­рази­тель­но пос­ме­ива­ясь и ус­та­ло ус­тра­ива­ясь на ши­роком ди­ване.
      
      Звон­кий ве­чер плав­но пе­решёл в ти­хую ночь. И Лиза, силь­но сму­ща­ясь, всё же ре­шилась поп­ро­сить юношу ос­тать­ся. Лишь на ночь, что­бы он не шёл по пус­тым ули­цам, воз­можно, заб­ре­дая в ка­кие-ни­будь не очень хо­рошие квар­та­лы, где с ним мог­ло бы­ло слу­чить­ся всё, что угод­но. Она пе­режи­вала, а Артём был и не про­тив ос­тать­ся в квар­ти­ре, где всё ды­шало.
      
      — Я те­бя не стес­няю? — всё же ин­те­ресу­ет­ся роб­ко, наб­лю­дая за тем, как де­вуш­ка упор­но пы­талась зап­ра­вить ди­ван для сво­его гос­тя. — Мо­жет, хо­тя бы по­мочь я чем-то мо­гу? — Но Лиза лишь фыр­кну­ла, всё же окон­ча­тель­но пу­та­ясь в боль­шом по­доде­яль­ни­ке. — Лиза-а…
      
      — Нет, я справ­люсь са­ма. Ты же гость.
      
      Не­лов­кий шаг. Ещё, ещё. Лиза пу­та­ет­ся в пок­ры­вале и, сов­сем не за­мечая это­го, тя­нет­ся и спо­тыка­ет­ся о свои же но­ги. И она уже го­това бы­ла рух­нуть на до­щатый пос­кри­пыва­ющий под их ве­сом пол, как вмес­то неп­ри­ят­но­го стол­кно­вения по­чувс­тво­вала силь­ные ру­ки на сво­ей та­лии и по­ве­яв­ший из-за рез­ких дви­жений ве­терок — Артём на­висал свер­ху, при­дер­жи­вая её за та­лию и упи­ра­ясь ко­леня­ми и лок­тя­ми на пол, не да­вая са­мой де­вуш­ке упасть и, воз­можно, силь­но при­ложить­ся го­ловой.
      
      Сму­щение. Яр­кая вспыш­ка нер­вно­го уко­ла где-то в сер­дце и час­тое, рва­ное ды­хание. Лиза пе­репу­галась — бы­ло вид­но, а Артём по­мог ей не уши­бить­ся, от­че­го-то сам силь­но пу­га­ясь. Оба они ды­шали не­рав­но­мер­но, с пе­ребо­ями. А в гру­ди у каж­до­го сер­дце зат­ре­пета­ло. Би­лось бе­шено, тре­пета­ло от пе­ре­из­бытка тёп­лых чувств. И слов­но звёз­ды в ду­ше ос­ве­тили до­рогу — так юноше ка­залось. Он мед­ленно по­тянул­ся к де­вуш­ке, мяг­ко опус­кая её на пол. Чуть наг­нул го­лову и, ра­зор­вав об­ра­зовав­ший­ся на до­лю се­кун­ды зри­тель­ный кон­такт, ед­ва-ед­ва кос­нулся её губ с кис­ло­ватым прив­ку­сом от баль­за­ма и про­мычал что-то неч­ле­нораз­борное, отс­тра­ня­ясь.
      
      — П-прос­ти, — го­ворит он, огор­чённо сев в по­зе ло­тоса око­ло удив­лённо воз­зрив­шей­ся на не­го де­вуш­ки. Са­ма она, ка­жет­ся, во­об­ще не по­нима­ла, что толь­ко что про­изош­ло. Ка­са­ет­ся сво­ими тон­ки­ми паль­чи­ками губ и крас­не­ет до кор­ней во­лос, при­кусы­вая гу­бы.
      
      — Ч-что это сей­час бы­ло, Ар-тём? — за­ика­ет­ся и пе­рево­дит взгляд со сво­их ног на гостя. А пос­ле за­меча­ет его со­жале­ющую ми­ну, и в гру­ди что-то щёл­ка­ет, как и тог­да, ког­да они бы­ли так близ­ко друг к дру­гу. Его гу­бы ма­нили…
      
      Лиза не по­нима­ет, что де­ла­ет. В го­лове ту­ман, а всё ос­таль­ное не мог­ло вос­про­тивить­ся по­рыву, от­прав­ляя её на не­об­ду­ман­ный шаг. Те­перь уже оче­редь удив­лять­ся приш­лась и на Тихоньева, ко­торый прос­то да­же и не знал, как ре­аги­ровать на то, что она приль­ну­ла к его гу­бам, со страстью упи­ва­ясь их вку­сом. Её ла­дони наш­ли се­бе мес­то на его гру­ди, а он, не зная, что де­лать, по­тянул­ся к её та­лии, при­тяги­вая к се­бе.
      
      — Ты зна­ешь, — всё же от­ры­ва­ясь от де­вуш­ки, на­чал Артём, пы­та­ясь от­ды­шать­ся пос­ле жес­то­кого по­кусы­вания чу­жих губ, — од­нажды я встре­тил на ули­це влюб­ленно­го ни­щего. На нем бы­ла ста­рая шля­па, паль­то по­тер­лось на лок­тях, баш­ма­ки его про­тек­ли, а в ду­ше, ты зна­ешь… В его ду­ше си­яли звез­ды.
      
      Артём го­ворил за­воро­жен­но, том­но прик­ры­вая гла­за и осоз­на­вая, что он всег­да был точ­но та­ким же ни­щим, как и тот муж­чи­на. В го­лове его про­носи­лись раз­ные мыс­ли, он пы­тал­ся их сло­жить в од­ну еди­ную цепь, но как-то всё не по­луча­лось — пре­рывал­ся на тя­жёлые вздо­хи и оди­нокие, блуж­да­ющие в от­тенках пе­чали ух­мылки. Артём смот­рел на Лизу, и ду­ша его пе­рево­рачи­валась — он чувс­тво­вал это. Свет­ло как-то ста­ло.
      
      — И зна­ешь, я точ­но та­кой же. Ни­щий влюб­лённый, в ду­ше ко­торо­го за­си­яли са­мые яр­кие звёз­ды бла­года­ря де­вуш­ке, ко­торая ког­да-то по­дари­ла мне нем­но­го теп­ло­ты. Спа­сибо те­бе, Стесниева Лиза. Ка­жет­ся, я те­бя люб­лю.