С детьми как?
Вчера ты его учил писать на горшок и ложку держать не в кулаке левой руки, а изящно пальцами в правой, а завтра он тебя спрашивает, неужели в палеолите, откуда ты родом, не было компьютерных игр? Что, сложно было закачать на телефон?
Я вспоминаю наши стационарные дисковые телефоны с отверстиями для пальценакручивания и признаю, что да, в мезозойской эре с играми на телефоне была беда. Единственную телефонную игру вспомнила: звонили на незнакомый номер и говорили, что надо набрать в ванну воды, потому что с минуты на минуту отключат. А через полчаса звонили, интересовались, набрана ли вода и сообщали, что сейчас приведём купаться слона.
Это была очень продвинутая игра, для бесстрашных духом, с большой экономией на технологиях, но по эмоциям на выходе вполне сопоставима с майнкрафтом.
Я пытаюсь вспомнить оттенки своих чувств к родителям помимо глобального алого «люблю». Ведь наверняка у меня к ним были какие-то претензии. Точно были.
Вот, например, моя мама была прямым, честным и справедливым человеком. Как стрела. При этом очень добрым и сердечным. Она умела разговаривать со всеми и все к ней моментально испытывали симпатию. Она как-то чувствовала людей внутренним радаром, при этом со своей королевской осанкой не снисходила добренько, а искренне и добро слушала и радовалась людям. Все, кто её знал, её любили. Хоть большие боссы, хоть строители дачи, где она была и инженером, и прорабом, и поставщиком, и госприёмкой. Она ехала на инспекцию с сумками, полными снеди для «ребят», потому что неместные строители могли внезапно захотеть, например, аджики и бастурмы. Мы же захотели?! Значит, свинство не привезти. И творога на всякий случай, как раз в сумку влезает. На автобусе, а потом три километра пешком. Люди же!
Естественно, могла и хвоста накрутить в тугую спираль, не без этого. Но справедливо. А если вдруг её на темпераменте понесло под уклон, то впоследствии всегда извинялась. Тамара Георгиевна, по имени всё ясно.
Но меня лет в тринадцать страшно бесила её готовность со всеми завязать беседу и вступать в душевно-интимные отношения. Потому что это не круто. Круто задрать нос, снисходительно по-царски раздавать приказания и вообще не ронять безостановочно имидж. Круто быть крутой, не понятно, мам?
«Это не круто!» - слышу я от сына безостановочно, потому что по его понятиям я имидж не роняю, а валяю в пыли, пиная ногами.
Ко мне вообще масса претензий.
Во-первых, я категорически неправильно говорю по-английски. Не те слова вставляю не в те предложения, не так формулируя не те мысли. Не круто я говорю по-английски, сильно уступаю в темпе и лексику использую какую-то «старорежимную». Да, меня учили на Моэме и Диккенсе, старая школа, но мой сын вместе с Задорновым утверждает, что «я всегда не доверяла английским спец-школам». При его друзьях я должна аккуратно молчать с техасским акцентом, выразительно артикулируя «р».
Во-вторых, я не так выгляжу. Во мне всего хорошего – это «блондинистый хвост», который мне запрещают отрезать вот уже 12 лет и после каждого визита в парикмахерскую придирчиво наматывают на кулак, тщательно считая обороты. Потому что «длинные волосы на женщине – это круто».
На самом деле, мамины волосы нужны Моте в качестве соски. Малышей успокаивают сосками, Мотю с детства успокаивает хвост. Он его, теребя, аккумулятивно выдрал за эти годы под корень, но не единомоментно, а в растянутом времени. Поэтому что-то ещё можно наматывать, что делается всегда, хоть интимно, хоть на людях, вытаскивая шпильки, снимая резинки и нещадно руша образ в причёске. В машине всегда полно надёрганных из меня волос, потому что сынок сидит лёжа на разложенном сидении рядом, крепко и нежно держа меня за скальп у основания шеи.
Хвост – да, одобрямс. А одеваешься ты, мам, вообще за пределами. Слово «круто» даже отдалённо в радиус не попадает. Каблуки – это атавизм. Юбки узкие, туфли на шпильке, какие-то «брюки с рюшами вскладку»! А помада?! Редко, но чтобы разрушить доброе имя, достаточно.
«Что ты пытаешься сказать? Что ты принцесса, а все остальные плейбои? То есть, плебеи? Что ты звезда и одеждой дистанцируешься? Что ты красотка с крашеными ресницами, а они пейзане, кстати, мам, есть такое слово? Ты других мам видела? Умытые, в кедах и джинсах. Нормальные. С ними разговаривать не страшно, они свои в доску. А ты все люди как люди, а я королева. Стыдно, мама, неприлично по утрам с ресницами в школу ездить!»
В-третьих, я «слишком добрая». Пусть вас это не введёт в заблуждение, потому что «слишком» - ключевое, а «добрая» - это критика.
«Нельзя всем уступать дорогу! Мы в Германии! Ты не видишь, что люди хамят и пользуются?! Ты теряешь время и спасибо никто не скажет!» - выговаривал мне Матвей по дороге из школы.
- Ты сильно торопишься?- спрашиваю.
- Нет, меня злит, что ты не пользуешься своими правами, ничего не получая взамен. Это несправедливо!
- Да? А что справедливо?
- Если тебе в ответ на твоё доброе дело тут же прилетает чужое в ответ.
- Но это так и работает, просто не моментально. На пятнадцатый раз и мне уступят дорогу.
- А где гарантии?!
Естественно, я не так воспитываю Нину. Ей всё позволено, я недостаточно строга и порчу ребёнка своим попустительством. «Но она маленькая. Я её люблю. Любовь важнее строгости. Тебя тоже любили и смотри, какой ты хороший, когда не дурак.» - «Вот-вот! Через десять лет ты с ней ещё поплачешь, а меня рядом не будет! Все ошибки, которые вы сделали со мной, теперь делаете с Ниной!»
«Ну и пусть, - нигилистически отвечаю я. – Ты мне нравишься. Результаты воспитания не во всём провальны.»
Там во всяких четвёртых и других разных – не сосчитать.
Естественно, в МакДональдсе готовят вкуснее. Тем не менее на плите кипит гороховый суп по просьбе сына. Наверное, он мудреет и взрослеет, если пошли заказы на суп кроме беляшей и блинов с домашне-засоленным лососем по утрам.
Естественно, я слишком часто улыбаюсь. Вообще не круто. Как дурочка.
Очевидно, что я слишком доверчива и обвести меня вокруг пальца может любой дурак. «Мне, например, всегда удаётся, почти.»
В общем, Матвею с мамой не очень повезло. При этом он категорически отказывается ходить в гости и уж тем более ночевать в чужих домах, потому что «дома лучше». И до недавнего времени заваливался с друзьями по ночёвкам в мою кровать перед сном на поболтать.
«Все несовершенны, ты особенно. Но я тебя люблю,» - говорит сынок и я ему верю.
Я к нему зеркально отношусь, хотя сегодня сушить его кровать с двумя матрасами от пролитой полуторалитровой бутылки Nestea, контрабандно пронесённой в спальню, взывает подумать и пересмотреть отношения. Утром села будить объятиями и хвостом, намокла, прилипла и готова была громко заявить о разрыве нежности, но они, сонные взрослые дети, такие трогательно-мамины....
Конечно, сегодня, пожив и помыкавшись в качестве мамы, своей собственной я бы сказала: слушай, ты фантастически крутая! Уже не только как дочка, а как взрослая женщина, то есть почти сестра.
Папе я, кстати, говорю то же, только другими словами. Надеюсь, он знает, что за моим «люблю» стоит и уважение, и признание, и благодарность, и восхищение. Мой муж аккуратно со мной ругается, потому что «к папе» - это вполне выполнимая угроза, пути к отступлению притягательны и усеяны розовыми лепестками :-).
От Моти удовлетворюсь скупым "а ты ничо", если однажды и сильно повезёт.
Знаете, было бы интересно узнать, что думают родители о своих детях, которые уже сами родители. То есть, рассмотреть всё это в широком срезе, включая бабушек-дедушек в проблему отцов и детей.
Я уверена, им есть чего порассказать.
И это очень ценно.
Бес. Ценно.