Человек познаёт, что он такое, с помощью
двух наставников: инстинкта и опыта.
Блез Паскаль
После ухода Бонч-Бруевича, Ленин вернулся в комнату и прилёг на кровать. Его опять потянуло в сон, и он погрузился в мир сладких фантазий и полуявственных образов. Его захлестнула приятная и тёплая волна удовольствия и сказочного счастья. Его сознание растворилось в безумном круговороте невидимых материй. Его поднимало всё выше, выше и выше, пока он не очутился на огромном белоснежном облаке, вдали от всего земного и бренного.
В очертаниях этого белоснежного облака Ленин разглядел черты древних персидских замков, поразивших Ильича своей красотой и грандиозностью архитектурных замыслов. Ленин понял, что он попал в древнюю персидскую сказку, сказку в которой он был шейхом всего этого поднебесного королевства.
Очертания замка приняли более чёткие формы, и Ленин увидел, как вокруг него засуетились разные вельможи в цветастых мундирах, слуги наперебой начали предлагать ему всякие пряности и яства, а придворные музыканты, перекрикивая друг друга, завыли ужасные компроматные песни. Поодаль стояли иноземные лекари, которые расхваливали свои эликсиры вечной молодости и травяные настои от всех болезней. На дальнем же плане дурачились клоуны, которые радостно плевались друг в друга и от души корчили рожи.
Ленин почувствовал себя божественным небожителем и центром необратимой исторической неизбежности. В эту же секунду у него возникло нестерпимое желание произнести пламенную речь, и он резко поднялся с трона.
– Товарищи! – крикнул Ленин.
Все присутствовавшие в замке люди моментально упали на колени и склонили головы. Нестерпимое желание произнести пламенную речь куда-то исчезло.
– Товарищи… – обиженно и как-то изумлённо произнёс Ильич.
– Да, мой Господин! – раздался чей-то голос снизу.
Ленин опустил свой взгляд и у подножья трона увидел человека с тюрбаном на голове.
– Товарищ… – шёпотом обратился к нему Ленин, – Подите-ка сюда.
– Слушаюсь, мой Господин! – ответил человек с тюрбаном и подошёл к Ленину.
– Товарищ, скажите, как вас зовут? – опять шёпотом произнёс Ильич.
– Я Саид-Рахия, Ваш верный слуга. – ответил Саид-Рахия.
– Очень хорошо, – всё так же шёпотом говорил Ленин, – Голубчик мой, вы мне вот что скажите… Можно-ли всех этих товарищей поднять с пола, когда я говорить буду?
– Это не возможно, мой Господин. Вы Великий, Могучий и Милосердный Ленин-Бек. Вы Господин всех господ, Господин всех сословных и не сословных. Вы владыка Неба и Земли. Вы центр мироздания и благодати. Вы святоч и хранитель Божественного знамения. Вы Великий, Могучий и Милосердный Ленин-Бек. Только избранные Божественным проведением могут созерцать сие Божественное чудо, явленное нам в пламенной речи Великого, Могучего и Милосердного Ленин-Бека.
От этих слов Саид-Рахии у Ленина перехватило дыхание. Лицо Ильича начало источать радостную и самодовольную улыбку.
– Ну что же… – Ленин находился на вершине блаженства и самоумиления, – Славненько, очень славненько! Кое-что добавить, кое-что убавить… Вообщем прелестно, весьма прелестно!
– Да славится имя Господина моего! – сказал Саид-Рахия и, опустившись на колени, склонил голову.
– Очень хорошо! – сказал Ильич и жестом подозвал к себе Саид-Рахию.
Тот поднялся с колен и подошёл к Ленину.
– Голубчик мой… – начал Ильич, – Вы мне лучше вот что скажите… У вас тут какие-нибудь другие мероприятия предусмотрены?
– О да, мой Господин. – сказал Саид-Рахия и повернулся в центр зала.
Колено приклонённые люди, разбросанные по всему периметру дворца, продолжали покорно склонять головы.
– Нахрен Баши! Изыдэ Халуи! – громко крикнул Саид-Рахия.
В ту же секунду толпы людей, сшибая друг друга, ломанулись к выходу.
– Иткэ!... Хайнурук!... – громко произносил Саид-Рахия, делая между словами небольшие паузы, – Удифан!... Тельмиге!... Хана!!!
На слове «Хана», красивые резные ворота ужасно заскрипели и наглухо захлопнулись. Не успевших выбежать из дворца людей, охранники разрубили топорами на куски и по частям вынесли прочь.
Саид-Рахия повернулся к Ленину и развернул свёрнутый в рулон лист бумаги.
– Распорядок дня Великого, Могучего и Милосердного Ленин-Бека… – начал зачитывать бумагу Саид-Рахия, – С полуденного Солнца, благословенного благодатью Великого и Милосердного Ленин-Бека, до часу дня: казни!
– Очень хорошо! – откомментировал услышанное Ленин.
– С часу дня, благословенного благодатью Великого и Милосердного Ленин-Бека, до двух часов дня: казни!
– Великолепно! – продолжил свои комментарии Ильич.
– С двух часов дня, благословенных величайшей милостью и благодатью Великого и Милосердного Ленин-Бека, до трёх часов дня: казни!
– Блестяще! – воскликнул Ленин.
– С трёх часов дня, благословенных благодатнейшей милостью Великого и Могучего Ленин-Бека, до пяти часов дня: благоуханная обеденная трапеза и сонное потчевание после оной.
– Тоже неплохо! – после паузы сказал Ленин.
– С пяти часов дня, благословенных Божественной и благодатной милостью Великого и Могучего Ленин-Бека, до девяти часов вечера: гарем!
– Очень хорошо! Что?!!! – изумлённо воскликнул Ленин, – Гарем?!!!
– Да мой Господин, гарем.
– Гарем!!! – истерично завопил Ильич, – Гарем!!!
– С девяти часов вечера…
– Товарищ!!! Товарищ!!! – что есть сил закричал Ленин, перебивая Саид-Рахию, – Товарищ!!! Срочно подойдите ко мне!!!
Саид-Рахия подошёл к Ленину и склонил голову.
– Товарищ… – Ленин перешёл на шёпот, – Забыл, как вас по батюшке?
– Саид-Рахия, мой Господин.
– Понимаете, Саид-Рахия, тут дело такое… Ну вы меня понимаете?
Саид-Рахия вопросительно посмотрел на Ленина. Ильич явно засмущался.
– Ну, вообщем-то… – продолжил Ленин, – Понимаете-ли… Короче… Ну вы меня понимаете?
– Нет, мой Господин. – честно ответил Саид-Рахия.
– Дело в том, что… Вообщем-то… – Ленин покрылся красными пятнами, – Возможно-ли перенести данное мероприятие с гаремом на более ранний срок? Конкретно на сейчас.
Саид-Рахия удивлённо посмотрел на Ленина.
– В принципе конечно можно, – растерянно произнёс Саид-Рахия, – Но это будет внеплановое мероприятие.
– Господь с этим… Голубчик мой, будьте любезны, распорядитесь. Распорядитесь и побыстрее… Отблагодарю! Будьте уверены, отблагодарю!
– Ну хорошо… – сказал Саид-Рахия и задумался, – Какую из своих жён желает видеть Великий и Милосердный Ленин-Бек?
– Самую-самую… Самую лучшую, лучшую из лучших!
– Великий и Милосердный Ленин-Бек желает видеть свою любимую жену?
– Несомненно… Самую любимую, самую лучшую, самую-самую!
– Будет исполнено, мой Господин. – сказал Саид-Рахия и направился в сторону резных ворот.
– Поторопитесь, голубчик мой! – сказал Ильич, провожая взглядом слугу.
Когда Саид-Рахия проходил через резные ворота, Ленину показалось, что за спиной его слуги мелькнула чья-то зловещая тень. Но Ильич не придал этому особого значения, так как в этот момент его мысли были совсем о другом.
В предвкушении плотских радостей, Ленин начал волноваться. Его захлестнула нервная дрожь, а в висках начал бить пульс. Во всех его конечностях появилось лёгкое расслабляющее онемение и чувство растекающегося по всему телу блаженного тепла. Его фантазия начала рисовать безумно красивых гаремных наложниц, пытающихся соблазнить его в зажигательном и эротичном, восточном танце. Почти явственно Ленин представил как он дотрагивается до этих, небесной красоты, форм: как он обнимает талию, бёдра, грудь; ласкает губы, шею, живот. «О Боже!» – воскликнул про себя Ильич и чуть слышно застонал от удовольствия. «А как они поют! – подумал он, – Как они поют! Бог мой!»
– Хорошо быть мной. – в пол голоса произнёс Ильич и поудобнее уселся на троне.
Неожиданно он услышал истошный и какой-то приглушённый крик Саид-Рахии. Ленин напряг слух, но никаких криков более не услышал. Показалось, наверное, подумал Ильич и опять расслабился.
Через пять минут напряжённого ожидания, Ленин увидел, как во дворец вместо Саид-Рахии вбежал какой-то человек с испуганным лицом. Он подозрительно смотрел по сторонам и нервно ощупывал свою бороду. На рукавах его халата были свежие пятнышки крови.
– Товарищ! – обратился к нему Ленин.
– Кто я?! – удивлённо переспросил человек с бородой.
– Да товарищ, вы!
– Я?!!! – в ужасе закричал бородач, – Это не я!!! Я не я!!! Ничего я!!!
– Товарищ… – начал успокаивать его Ленин, – Товарищ, вы кто?
– Кто, я?
– Да, вы!
– Ну да… О Великий, Могучий и Милосердный Ленин-Бек! Я Бонч-Рашид, Ваш верный слуга! – сказал Бонч-Рашид и упал на колени, склонив голову.
– Товарищ! – громко сказал Ильич, – Будьте любезны, подойдите ко мне!
Не вставая с колен, Бонч-Рашид на четвереньках пополз к трону.
– О какая великая честь, какая великая милость… – бубнил Бонч-Рашид, подползая к трону.
– Товарищ! – возмутился Ленин, – Срочно поднимитесь!
Бонч-Рашид поднялся с колен и испуганно посмотрел на Ленина.
– Очень хорошо! – сказал Ильич, – Голубчик мой, скажите, где Саид-Рахия?
Услышав этот вопрос, Бонч-Рашид изменился в лице. Его губы лихорадочно затряслись, а в глазах, округлившихся до неимоверных размеров, промелькнул ужас.
– Да, я его видел… – испуганно промолвил Бонч-Рашид, – Да, конечно видел…
Интриги, подумал Ленин.
– Голубчик мой… – сказал Ильич, жестом подзывая к себе Бонч-Рашида.
Всё ещё объятый ужасом, Бонч-Рашид подошёл к Ленину.
– Голубчик… – продолжил Ильич явно смущаясь, – Понимаете, тут такая деликатная ситуация получилась… Короче сейчас должно было состояться одно неофициальное мероприятие с участием представителей гарема, а ответственный за это дело товарищ куда-то запропастился. Понимаете?
– О да, мой Господин! – лицо Бонч-Рашида засияло долгожданной улыбкой.
– Очень хорошо! Тогда будьте любезны, если можно, побыстрее… Отблагодарю, будьте уверенны, отблагодарю!
– О великая милость и благодетель Великого, Могучего и Милосердного Ленин-Бека! – радостно выкрикнул Бонч-Рашид и, упав на колени, начал целовать Ленину ноги.
– Товарищ! Вы вообще поняли, о чём идёт речь?
– О да, мой Господин! Гарем! – Бонч-Рашид светился от счастья.
– Очень хорошо! Тогда будьте любезны! Поторопитесь! – сказал Ленин, поднимая Бонч-Рашида на ноги.
– Всё уже готово, мой Господин! Как Вы и просили! Любимая жена!
– Тогда скорее голубчик, скорее! – в нетерпении произнёс Ильич.
Счастливый Бонч-Рашид поднялся на ноги и повернулся к центру зала.
– Путаны Буляди Факини! – громко крикнул Бонч-Рашид.
Резные ворота дворца распахнулись, и в центр зала вошла женщина с головы до пят облачённая в чёрную паранджу. Интуиция подсказала Ленину, что здесь было что-то не то, какой-то подвох. Но что именно было не то, и в чём заключался подвох, Ильич так и не понял.
– Гайвонюк Мудилашах Крези! Изжопэ Хаювон Ду Кнези! – произнесла женщина и сделала низкий поклон.
– Виноват, не понял… – растерянно произнёс Ильич и вопросительно посмотрел на Бонч-Рашида.
Радостный Бонч-Рашид подскочил к Ленину и начал переводить:
– Ваша любимая супруга, несравненная Надинэ Круп-Задэ, освящённая любовью Великого и Милосердного Ленин-Бека, приветствует своего Господина и говорит что несказанно рада этой долгожданной встрече.
– Очень хорошо… – сказал Ильич, обращаясь к Бонч-Рашиду, – Передайте моей любимой супруге, что я тоже очень рад и неописуемо счастлив, просто неописуемо!
– Саматы Жупаты Мудаты! – перевёл Бонч-Рашид.
Женщина ещё раз низко поклонилась и неспешно подошла к трону.
– Херая Приперда Мандулы? – спросила она.
– Виноват… – сказал Ленин, – Опять не понял.
Ильич вопросительно посмотрел на Бонч-Рашида.
– Ваша любимая супруга… – занялся переводом Бонч-Рашид, – Несравненная Надинэ Круп-Задэ, спрашивает о том: какие желания заставили её супруга, Великого и Милосердного Ленин-Бека, видеть свою любимую жену в столь ранний час.
Ну наконец-то, подумал Ильич, наконец-то настала эта волнительная минута которую он ожидал и о которой грезил всю свою сознательную жизнь. Минута, которая быть может, никогда более не повторится. Минута, в течении которой Ленин сполна захотел насладиться этим сказочным мигом, мигом любви и райского наслаждения.
– Не будет-ли столь угодно моей любимой и ненаглядной супруге, несравненной Надинэ Круп-Задэ, исполнить для меня какой-нибудь зажигательный и, с позволения сказать, эротичный танец? – взволнованно спросил Ленин и посмотрел на Бонч-Рашида, – Голубчик мой, будьте любезны, переведите!
– Колбаси Домунды Фатимы! – перевёл Бонч-Рашид.
В ожидании чуда, Ленин устремил свой взор на стоящую перед ним женщину. Его опять захлестнула нервная дрожь, а в висках начал бить пульс.
С минуту Надинэ Круп-Задэ просто стояла на месте, а потом начала проделывать какие-то неловкие и неуклюжие танцевальные па, похожие, скорее, на судороги умирающего человека. У неё никак не получалось синхронизировать все свои телодвижения: её руки не попадали в такт движения её ног, а туловище, казалось, живёт отдельной от всего этого жизнью. Она тщетно пыталась изобразить нечто похожее на танец, но все её попытки неизменно заканчивались оглушительным провалом. По ходу дела она три раза, весьма болезненно, падала на мраморный пол, громко при этом вскрикивая и корчась от боли.
В промежутках между падениями, дабы скрасить общее впечатление от танца, Надинэ Круп-Задэ пыталась что-то напевать. Режущие слух мелодии разносились, казалось, по всему дворцу, удручающе воздействуя на нервную систему.
– Гномике-Гномике, Шантынге Трупике! – каким-то старческим голосом пела женщина.
Под конец же этого незабываемого действа, Надинэ Круп-Задэ в очередной раз обречённо упала на пол и более не предпринимала попыток олицетворять себя с искусством.
Увиденное Лениным было не совсем похоже на то, что он надеялся увидеть. Более того, предлагаемое зрелище было совсем на это не похоже. Ленин почувствовал, что процесс пошёл совершенно не в том направлении и решил сразу преступить к делу. Он попросил женщину подняться с пола и подойти к нему.
Стоная от боли, Надинэ Круп-Задэ поднялась на ноги и, прихрамывая, подошла к Ильичу. Ленин нежно обнял любимую супругу и усадил её к себе на колени. Женщина продолжала стонать и всхлипывать.
– Матушка моя… – начал успокаивать её Ленин, – Революция требует жертв, поэтому успокойтесь и перестаньте плакать. Сделайте такую милость.
Захлестнувшая Ленина волна нежности и сострадания, заставила Ильича пустить слезу. Ему до чёртиков захотелось увидеть лицо этой восточной красавицы. Он откинул лицевую накидку и увидел искажённое в душевных и физических муках лицо Крупской.
– А-А-А!!! – в ужасе заорал Ильич.
Ошарашенная криком Ленина, Надинэ Круп-Задэ испуганно прильнула к Ильичу и мёртвой хваткой вцепилась зубами в его правое ухо.
– А-А-А!!! – уже от боли завопил Ленин.
Он обхватил руками голову супруги и начал её отпихивать. От этого ему становилось ещё больнее, и он ещё громче начинал орать. Прекрасный и сказочный сон Ильича превратился в ужасный и весьма болезненный кошмар.
Переплетённые объятиями супруги соскользнули с трона и покатились на пол. В надежде на скорое вызволение своего уха, Ленин схватил жену за волосы и начал методично их выдёргивать, пытаясь причинить супруге ощутимую боль. Это привело к обратному результату: челюсти женщины сжались ещё сильнее и, от нестерпимой боли, Ленин потерял сознание.
Через некоторое время глаза Ленина открылись, но он ничего не увидел. Он поднялся на ноги и, сделав пару шагов вперёд, наткнулся на косяк двери.
– Ой! – вскрикнул Ильич, тут же сообразив, что он находится в пределах своей конспиративной квартиры.
Сонный Ленин включил в комнате свет и вышел в коридор. Какой ужас, подумал он, вспомнив последние мгновения приснившегося ему ночного кошмара. Ильич дотронулся до своего уха и вскрикнул от боли. Но если это был сон, справедливо заметил Ильич, то почему так сильно продолжает болеть ухо? Интуиция Ленина в очередной раз что-то ему подсказала, но он опять ничего не понял.
В надежде избавиться от зловещих воспоминаний и окончательно проснуться, Ленин решил зайти в ванну и принять холодный душ. Включив в ванной комнате свет, Ильич схватился за дверную ручку и открыл дверь. В ту-же секунду его лицо застыло в леденящей душу гримасе, а в глазах промелькнул отблеск ночного кошмара.
– А-А-А!!! – в ужасе вскрикнул Ильич и молниеносно захлопнул дверь.
Его всего заколотило, а в висках опять забил пульс. Он начал задыхаться и зловонно потеть.
Перенесённый Лениным шок, вызвал у него приступ икоты и непроизвольные судороги всех конечностей. Походкой тяжелобольного параличом человека, он добрался до кухни и сделал попытку выпить стакан воды. После нескольких неудач в осуществлении своего намерения, Ильич сел на табуретку и, набрав в лёгкие воздуха, задержал дыхание, неприлично громко при этом выпустив газы из своего организма.
Судороги потихоньку прекратились и Ленин начал успокаиваться. Он сделал облегчённый выдох и услышал настойчивый стук в дверь. Ну наконец-то, подумал он, наконец-то настала эта волнительная минута, минута которую он ожидал весь сегодняшний вечер и о которой грезил всю свою сознательную жизнь. Наконец-то пришла Инесса, и этот беспросветный ночной кошмар закончился.
В радостном расположении духа, Ильич спрыгнул с табуретки и подбежал ко входной двери, заглянув в зрительный глазок. Вместо Инессы Арманд он почему-то опять увидел округлое лицо Бонч-Бруевича, поросшее бородой. Бонч-Бруевич подозрительно смотрел по сторонам и нервно ощупывал свою бороду. Не понимая, почему вместо Арманд пришёл Бонч-Бруевич и, не осознавая все трагические последствия этого факта, Ленин открыл дверь.
Вместо Бонч-Бруевича на пороге своей квартиры он увидел огромного господина внушительных форм. Ленин даже не успел удивиться этому. Единственное что он успел заметить, так это резкое движение плеча незваного гостя. Почти тут же в глазах у Ленина всё потемнело, в голове всё зазвенело, в теле появилась какая-то необычная гибкость и ощущение полёта, и через мгновение связь с внешним миром отрубилась окончательно.
Пролетев несколько метров, тело Ленина, сделав в воздухе сальто, благополучно приземлилось в коридоре. Шаляпин решительно зашёл в квартиру и подошёл к лежащему без чувств Ильичу. Вслед за ним, но уже менее решительно, скорее из любопытства, в квартиру робко вошёл Бонч-Бруевич.
Шаляпин присел на корточки и схватил Ленина за правое ухо.
– Га-дё-ныш!!! Га-дё-ныш!!! Га-дё-ныш!!! – начал громко кричать Шаляпин, сопровождая каждый слог своей краткой речи сильными ударами головы Ленина об пол.
От нестерпимой боли Ильич пришёл в себя и каждую новую встречу своей головы с дубовым паркетным полом начал комментировать душераздирающим воплем: «А!!!»
– Га-дё-ныш!!! Га-дё-ныш!!! – продолжал свою терапию Шаляпин, смачно вышибая из лица Ленина брызги слюны и фонтаны крови.
Стоявший в стороне Бонч-Брунвич, с ужасом на лице взирал за происходящим, не предпринимая каких-либо попыток воздействовать на ситуацию. И не потому, что он боялся получить по зубам, а просто потому, что с самого раннего детства он был приучен не делать того, чего не просят, и уж тем более, никогда не влезать в чужие дела.
Для большей понятности своих намерений, Шаляпин решил сменить формулировку своих претензий к должнику и, оставив без изменения методы их изложения, продолжил прямой массаж лица.
– Где день-ги!!! Где день-ги!!! Где день-ги!!! – кричал Шаляпин, с каждым новым ударом увеличивая силу соприкосновения головы Ленина с паркетным полом.
С трудом осознавая, что вообще происходит, обезумевший Ильич поднял руку и указал в сторону комнаты. Не отпуская ухо Ленина из рук, Фёдор Иванович потащил Ильича в комнату, по ходу дела выкручивая и сильно сжимая его ушную раковину. Ильич на четвереньках, будто собачка на привязи, скакал вслед за Шаляпиным, периодически вскрикивая и встречаясь с разными больно бьющими по лицу предметами. Минуя дверной проём, Ленин, в нарушение всех законов логики и искренне не желая этого, четыре раза стукнулся головой о дверной стояк, захрустев при этом костями свода черепа и вылупив от ужаса глаза.
Войдя в комнату, Шаляпин ещё пару раз, для верности, стукнул Ильича головой об паркет и, слегка успокоившись, внятно спросил:
– Где деньги?
– В шкафу! – лаконично ответил Ленин, отхаркиваясь кровью.
Продолжая держать Ленина за ухо, Шаляпин подвёл Ильича к шкафу и открыл дверцы. Вместо денег в шкафу он увидел большой металлический сейф и вопросительно посмотрел на Ленина.
– В сейфе! – предвосхищая вопрос Шаляпина, сказал Ленин.
– Открой. – спокойно произнёс Фёдор Иванович.
Ленин набрал код и открыл сейф. В сейфе ровными рядами лежали пачки денег завёрнутые в коричневую бумагу. На этой бумаге были какие-то надписи на немецком языке и изображения символов Германского генштаба.
Шаляпин отпустил ухо Ленина, и тот плашмя упал на пол. Фёдор Иванович по шире открыл дверцу сейфа и начал перекладывать деньги во все имеющиеся у него карманы.
– Это ты мне и Максу был должен… – сказал Шаляпин, опустошив половину сейфа.
Ильич спокойно лежал на полу, даже не намекая на своё существование.
– Это набежавшие проценты… – продолжая выгребать деньги, сказал Шаляпин.
Через минуту сейф был уже почти пуст.
– Ну а это моральные издержки… – облегчённо произнёс Фёдор Иванович, положив в карман последнюю пачку денег.
Толи от жалости к самому себе, толи от невосполнимой утраты денежных средств, толи от того и другого вместе взятых; но не выражавший доселе эмоций Ильич не выдержал и зарыдал, словно малое дитя.
– Не надо… – равнодушно и как-то иронично сказал Шаляпин, – Революция требует жертв… Так ведь?
– А-а-а… – рыдал Ильич.
– Да, вот ещё что! – сказал Фёдор Иванович, подойдя к лежащему на полу Ленину, – Чуть не забыл!
Он достал из кармана заграничный паспорт Владимира Ильича и свернул его в узкую трубочку.
– А-а-а… – продолжал рыдать Ленин, не подозревая о трагическом финале всей этой драмы.
Шаляпин присел на корточки и приспустил с Ленина трусы.
– Счастливого пути! – произнёс Фёдор Иванович и что есть сил, вогнал паспорт в задний проход Ильича, – Киска моя!!!
Измождённый нервными потрясениями организм Ленина не выдержал такой нагрузки и, не протестуя, прервал всяческие контакты с окружающей его действительностью, выйдя из зоны эфирного вещания.
Когда Шаляпин вышел из комнаты он увидел стоящего на прежнем месте Бонч-Бруевича. Тот испуганно смотрел на Шаляпина, не произнося при этом ни слова. В его глазах блестел ужас увиденного только что побоища.
Перешагивая кровяные лужицы, Фёдор Иванович подошёл к Бонч-Бруевичу и похлопал его по плечу.
– Спасибо за помощь! – сказал Шаляпин.
– Всегда рады служить! – испуганно выкрикнул Бонч-Бруевич, сняв с головы шляпу.
Направляясь к выходу, Шаляпин решил зайти в ванну и сполоснуть запачканные в крови руки. Зайдя в ванную комнату, Фёдор Иванович увидел сидевшую на крае чугунной ванны женщину. Она раскачивала своё тело то вперёд то назад и напевала какую-то детскую песенку про гномиков, продолжая вставлять через куплет слово «покойничек».
– Святые угодники! – изумлённо произнёс Шаляпин, – Первый раз такое вижу!
Фёдор Иванович аккуратно подошёл к раковине и сполоснул руки.
– Простите за беспокойство, – сказал Фёдор Иванович выходя из ванны.
– У-лю-лю… Покойничек… – ответила женщина.
Поправив набитое деньгами пальто, Шаляпин вышел из квартиры и удалился прочь. Сидевшая в ванной комнате женщина перестала раскачиваться и минуты через две, выйдя за пределы конспиративной квартиры, исчезла в неизвестном направлении.
Бонч-Бруевич долго не решался сойти с места и заглянуть в комнату, продолжая переживать весь этот кошмар. И только минут через пять, окончательно пересилив страх, он сдвинулся с места и, перешагивая кровавые лужи, зашёл в комнату. То, что он там увидел, повергло его в ещё больший ужас и вызвало рвотные рефлексы.
Вздрагивая от страха, он подошёл к бесчувственному телу Ильича и присев на корточки попытался вытащить из задницы Ленина свёрнутый в трубочку паспорт.
– Что это всё значит? – раздался чей-то женский голос с сильным иностранным акцентом.
Бонч-Бруевич поднял свой взгляд и в дверном проёме увидел Инессу Арманд. Бонч-Бруевич сглотнул слюну и нерешительно поднялся на ноги.
– Что вы наделали?!! – испуганно вскрикнула Инесса, увидев лежащего без чувств Ленина.
– Кто я?!! – в ужасе закричал Бонч-Бруевич, – Это не я!!! Я не я!!! Ничего я!!!
Инесса Арманд схватилась за сердце и упала в обморок. Бонч-Бруевич убежал из квартиры.
© Сибирёв О.А.