Первая часть повести называется НА РЕКЕ БЫСТРИНКЕ
http://www.proza.ru/2016/08/22/276 - первая глава
http://www.proza.ru/2016/09/04/83 - полная версия
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Пролог - http://www.proza.ru/2016/10/22/807
Глава 1
В первые дни войны председатель колхоза «Рассвет» Никита Матвеевич Мальцев ушёл на фронт, оставив за себя Глафиру Громову. Он чувствовал, что война – это надолго, и выберет она всех мужиков подчистую, потому и передал вожжи в женские руки. А кому ещё, как не ей? Глафира баба справная, хозяйственная, за колхоз радеет, как за своё собственное. Сохранит она его, не даст упасть. А значит, и люди худо-бедно, да выживут.
Как в воду глядел Никита Матвеевич насчёт мужиков. Не прошло и трёх месяцев после того, как он ушёл воевать, а их в колхозе можно было по пальцам перечесть, да и те возраста весьма почтенного. В общем, остались в Преображенском старики да бабы с детьми. Подростки заменили отцов и впряглись в работу.
***
«Беженцы… беженцы… Куды ж мне вас, горемычных, расселять-то? – кручинилась Глафира. – Ладно, половину этих, которые на моей подводе, к себе возьму, вторую подводу, где две семьи, к свёкрам направлю. Пущай оне с дедом Серафимом их поделят. Правда, и у них уже беженцы живут, но ишшо по одной семье должны взять. А остатних куды?
Вздыбила война окаянная род людской, и конца-края не видать горю этому. Вот уж почитай год полыхает огнём земля русская. Как там мой Фёдор? Последний треугольник Нюрка-почтарка полгода назад принесла, с тех пор никаких вестей. Катерина сказывала, что и от Василия давно уже ни слуху ни духу. Как там доченьки мои в госпиталях справляются? Сказывают, шибко много раненых да покалеченных, везут их цельными эшелонами. Лютует немец, ох, как лютует, нечисть поганая! О-хо-хошеньки… ».
Она повернула своё обожженное ветрами лицо к сидящим на подводе. Женщина, прижимавшая к себе двух малышей, казалась застывшей статуей, но, почувствовав взгляд Глафиры, открыла глаза и ещё крепче прижала к себе детей. Старик в лёгком, явно не для Сибири предназначенном пальто продолжал дремать.
- Откель, ты, милая? – простуженным голосом спросила Глафира.
- З Украины. З-пид Чернигова. Мы з моим чоловиком да з диткамы поихалы до його батька – она кивнула на старика - гостюваты у Лисичанск, а тутачки …
Из её смеси украинского и русского языков Глафира узнала, что «гостюваты» у свёкра пришлось недолго. Война. Мужа мобилизовали, а они «побижалы вид ворога (трясця йому, анчихристу!)», а потом с уже более-менее организованной эвакуацией добрались до Сибири. «Погостили, так погостили», - подумала Глафира и тяжело вздохнула.
- А зовут-то тебя как?
- Горпына. А цэ мои диты. Грицько та Михалинка. Сынку на Покров пьять рокив выполнылося, а доци тильки два.
Пять и два… Совсем малыши, а сколько уже лиха нахлебались! У Глафиры сжалось сердце, дрогнули губы, но она перемогла себя.
- Ничего, подруга, не пропадём! У меня жить будете. Тесновато, правда, но в тесноте, говорят, не в обиде.
Старик открыл глаза, посмотрел на Глашу и тихо произнёс:
- Спасиби тоби, добра жинка! Мы видпрцюэмо, - поняв, что сказанное им не совсем понято, поправился. - Мы отработаем.
- А что вы сможете делать в колхозе? – поинтересовалась она.
- Та усэ, - взбодрилась Горпына. – Я и коров доить можу, и за телятами доглядать, и у поли пиду. А тато - вчитель музыки, на пианине граэ.
«Да, - вздохнула Глафира, - музыки и пининов нам как раз и не хватает…»
Будто прочитав её мысли, старый музыкант встрепенулся.
- Вы не думайте, шо я тильки по музыци. Я и по дереву можу, можу хату побудоваты чи полагодыты чогось, и косыты, и стогу поставыты, и инше дило з моих рук не выпаде. Я б и воюваты пишов - не взялы. Говорять, старый. А який я старый? Шестьдесят рокив тильки.
- Ладно, там разберёмся, - ответила Глафира и дернула вожжой.- Но!
Обоз с беженцами остановился у сельсовета. Глафира соскочила с подводы. На крыльцо, припадая на левую ногу, вышел тяжело раненный в первом же бою и комиссованный подчистую Григорий Перегудов. Правый рукав его солдатской шинели был пустым, а левую он протянул Глафире.
- Здорово, председательша! Как добрались?
Она крепко, по-мужски пожала протянутую руку, поправила платок на голове.
- Да, вроде, никого дорогой не потеряли. Теперича надо думать, как размещать. Нам в районе говорили, что всего три семьи принять надоть, а их оказалось восемь. То есть, пять семей не учли. Не оставлять же их на холоде? Вот я всех и забрала. В общем, так. Для тех, о которых мы ранее знали, жильё приготовлено, а этих, неучтены которы, я раскидаю по Громовым.
- Так у всех Громовых уже по одной семье имеется, куда ещё-то? - удивился Григорий.
- Где одна поместилась, там и второй место найдётся, - отмахнулась она. – Давай развозить, а то смеркается.
- Выходит, ты без семян вернулась, - подвёл итог разговору Перегудов.
Она кивнула и развела руками.
- Без семян. Мешки с ними грузить было некуда. Ничего! Не завтра, так послезавтра кого-нибудь снаряжу за ними. В конце концов, семена не люди, они не замёрзнут.
Через час разместили всех. Одну из неучтённых семей взял к себе сам Перегудов, старуху с тремя внуками забрала Нюрка-почтарка, а остальных приняли Громовы.
- Тпру, Ласточка!- скомандовала Глафира, подъехав к своему дому, и обратилась к сидящим на повозке:
- Ну, будем выгружаться.
***
На крыльцо выскочила десятилетняя Надя, вслед за ней с криком «Мамка приехала!» выбежал пятилетний Антошка.
- А ну, брысь в хату! Чего раздетые да на мороз? – шуганула их мать.
Она помогла новым постояльцам втащить в дом тяжёлые баулы, посмотрела на худенькую женщину, на жавшихся к ней двух малышей и устало произнесла:
- Раздевайтесь да угощайтесь тем, что бог послал, - и, обращаясь уже к дочери, приказала:
- Надюха, живо на стол всё мечи, что есть в печи! А тётя Валя где?
- Да она ещё с фермы не пришла. Там Пеструня телиться сегодня будет, - ответила девочка, ловко доставая из лона большой русской печи чугунок внушительного размера и такой же объёмный глиняный горшок.
На печи что-то зашебуршилось, из-за занавески высунулись две русые головёнки и тут же спрятались.
- Слезайте! - приказала им девочка. – Достанете из подполья грузди и бруснику к чаю. Аль не видите, что люди с дороги? Им быстрее согреться надоть!
Мальчишки беспрекословно подчинились приказу.
«Молодець, малая, - подумал старик, - порядок трымаэ. Видразу видно, що за старшу в доме». И обратился к Глафире:
- Велыка у вас семейка. А Надия-то яка гарна! Вись добра допомога, и братовья яе слухають!
- Семья большая, только Петька со Стёпкой ей не братовья. Они такие же, как и вы, эвакуированные, только из Смоленска. Валя, их мать, на ферме с утра до ночи, вот Надюха их воспитанием и занимается.
Ладно, соловья баснями не кормят. Давайте-ка за стол! Чем богаты, тем и рады. Не стесняйтесь!
За столом выяснилось, что старика звать Николай Семёнович, что он ещё по молодым годам окончил музыкальное училище, хотел поступать в консерваторию, но женился на однокурснице из Лисичанска да так и остался в её родном городе. Жена его умерла два года назад.
Горпына из Киева. Там сын Николая Семёновича с ней и познакомился. Они поженились и жили в большом колхозе в Черниговской области. Сын работал зоотехником, а Горпына - в полеводческой бригаде.
От еды и горячего чая всех потянуло в сон. Зевая, Глафира встала из-за стола.
- Доедайте, допивайте, а я пойду кумекать, где вас спать укладывать.
Грицька поместили на печке вместе с Петькой, Стёпкой и Антошкой, старику постелили на широкой лавке прямо на кухне, а Горпына, которую Аграфена перекрестила в Гапу, легла с малышкой Михалинкой на кровать Лизы, старшей дочери. Кровать Варвары, второй дочери Глафиры и Фёдора Громовых, занимала беженка из Смоленска Валентина.
Выпив ещё одну кружку чая, Глафира оделась, вышла из дома и заторопилась на ферму - там начался весенний отёл, и надо проверить, всё ли ладно. Как оказалось, она поспешала не зря.
Продолжение...http://www.proza.ru/2016/10/24/84 Глава 2