Мороз Иванович. Новогодняя сказка

   
                Необходимое предисловие

    Эта повесть-сказка написана в сложное время, в декабре 1999 года.
   Казалось, было не до сказок. Началась вторая чеченская война. В стране была полнейшая разруха и неопределённость. В то время я работал стажёром начальника смены в электроцехе завода «Сибсельмаш». Помню, как в ночную смену слушали мы по радио репортаж о штурме Грозного накануне нового 2000 года. Штурм захлебнётся 2 января.
   Сам «Сибсельмаш» еле дышал. Почти все цеха простаивали. Огромная территория завода была завалена снегом по колено, и только по узеньким тропкам можно было продвигаться к работающим объектам. А не работающие зачастую разграблялись. Выносили всё ценное, особенно цветмет.
К тому времени я уже имел опыт рыночной работы в ООО, потом на Новосибирской барахолке, четырежды съездил за товаром в Маньчжурию. Вся страна стала огромной барахолкой, где всё продавалось. Люди выкручивались, как могли, чтобы выжить.
Повесть-сказка родилась вопреки всему.  Показал её в редакции «Вечернего Новосибирска», но на Новый год она не прошла и по художественным параметрам — требовалась доработка по мнению редакции, да и план печати был свёрстан почти на месяц вперёд. И повесть осталась в рукописи. Перерабатывать сказку уже не было желания.
Вот и сейчас я публикую лишь слегка поправленный её вариант. Все приметы того времени — уходящего столетия, остались нетронутыми. Перелицовывать эту вещь под сегодня бессмысленно. Время — совсем другое, и автор — уже не тот.

               
                В наше время никто, по отдельности взятый,
                не верит в сказки, но зато все вместе
                мы очень легко верим разного рода чудесам.


1.
       Мороз Иванович Дедов не верил в чудеса и имел на то полное право. В чудеса разные верят простаки и люди малограмотные. Ну дети. А он не верил. В известном смысле, он сам был волшебником – во всяком случае, его этому обучили. Давно, правда. Очень давно. Со временем многое из того, что казалось чудесным когда-то, становилось обыденным. И наоборот, он всё чаще находил, что самые простые вещи по прошествии лет могут показаться, если и не исполненными волшебства, то необычайными – несомненно. И многое теряется безвозвратно так и неоценённым, и непонятым до конца современниками.
        Он не верил в чудеса профессионально, ведь он знал их изнаночную суть. Он знал, как легко внушить любую чертовщину, как просто обмануть, но никогда не опускался до этого сам. Его научили быть выше шарлатанства. Он только удивлялся, почему столь доверчивы люди. Как они именно в разную чушь и уверывают с необъяснимой готовностью. Им, наверное, просто необходимо чудо! Хотя бы раз в жизни. И Мороз Иванович творил их, как художник пишет свои полотна, или как скульптор, высекает из холодного камня прекрасные творения. Он всегда старался делать так, чтобы его чудеса  не приносили разочарований, а давали надежду и, пусть небольшую, но радость.  Он был Дедом Морозом. Правда, теперь он сделался просто дедом Морозом – с маленькой буквы. Не от скромности, а оттого как всякий со временем может сделаться дедом Матвеем или дедом Степаном, когда постареет и обзаведётся внуками. А дед Мороз прожил уже – ого – сколько! Дай бог каждому! И внучка у него имелась – Снегурочка. Из-за неё-то он и стал в своё время Морозом Ивановичем Дедовым – по паспорту.
     Так сложилось у деда, что остался он без жены своей и деток. Тяжело оно достаётся – долголетие.  В горестях. Но так уж ему было на роду написано. Одна радость и оставалась в Снегурочке. Берёг он  её как только мог. Учил её уму-разуму, баловал иногда. Нежил. Как без этого, когда каждая улыбка её горела и в нём самом огонёчком. Но подросла внучка, стала проситься деду в помощницы. И то –  что ей дома-то сидеть, – надо и к делу привыкать. Взял он её однажды с собой. Отправились они вместе по дороге зимней в город. Сами-то в лесу глухом жили. Снегурочка дальше пяти вёрст от избёнки дедовой и не отходила сроду. А тут на тебе – город! Да какой: огромный, шумный, праздничный. Всюду люди, машины, огни. Разбежались глаза у бедняжки, и смутилось сердечко невинное. А дед не разглядел вовремя, ещё пуще её подначивал: то под землёй прокатиться с ветерком звал, то в парке на аттракционе, а то и за нарядами новыми в магазин – выбирай любые!
Удивить хотел, поразить.  Вот и поразил  в самое сердце. Снегурочка деда своего волшебником считала.  Думала, что она с ним в сказке живёт. Оказалось же, вот где она, сказка-то, прячется! Потянуло внучку в город, приворожил он её. Терпела она, сколько могла, томилась, а потом принялась уговаривать дедушку:
– Разве это жизнь, в чащобе непролазной? Что ж мы как нелюди какие, всё в лесу, да в лесу? – Дед и не спорил. Усмехнулся только:
– Какая это жизнь действительно, без центрального отопления?
А с другой стороны – права ведь Снегурочка. Ему-то всё нипочём,  а ей? Ни тебе телефона, ни телевизора даже, ни уж тем более канализации. А соседи кто?  Выжившая из ума старуха – Яга, да ещё одна тёмная личность – Леший. Одна, как полная маразматичка носится где-то по ночам. НЛО натуральный.
    Другой – бродит вечно немытый, небритый. Слова от него не услышишь. А как скажет – и того хуже: от голоса его только мурашки по коже. Как железкой по стеклу. Да, неинтеллигентные люди подобрались в соседи. Да и домишко все сроки перестоял без капремонта. Но город его пугал. Места привычные – лесные, любил дед всем сердцем. Привязался. И память теплилась, как печка, о совсем другом времени, когда жил ещё полной семьёй, с супругой и детками. В глухомани, конечно, зато тихо и чисто. Тем и здоровье держалось – от воздуха и воды.
       А в городе что? Вдохнуть страшно, а вода из крана, как из топи болотной. Только всё одно: и внучку в город определять надо было – к людям. Да и его самого давно к людям поближе тянуло. Но как-то не решался всё с насиженного места сорваться. Хотел было найти работу  в городе. Ну хоть дворником или сторожить. Не берут! Попробуй устройся, если везде для начала документ нужен, кто ты есть такой. С этого началась первая его беготня по инстанциям.
Долго его там, в городе-то по комиссиям разным таскали. Он по простоте душевной так и выложил, как на духу, что не было у него паспорта отродясь. Потом ещё в анкете всё, как есть, про себя написал. Сначала там решили, что он сумасшедший. Затем принялись выяснять, какого он происхождения и заподозрили, не шпион ли он. Проверяли, перепроверяли деда в разных органах и, в конце концов, отстали. Только подписку с него на всякий пожарный случай в одном департаменте взяли. О том, что он – без их ведома, никаких чудес вытворять не будет.  Долго маялся дед, прежде чем подписаться под такой закавыкой. Ведь ему, Деду Морозу по происхождению, по образованию и по призванию души одновременно, невозможно обходиться без чудес. Только без подписки не видать ему было прописки, а с места они уже со Снегурочкой сорвались, сбережения потратили, а главное – душой стронулись. Так не ехать же обратно! Пришлось-таки деду поставить закорючку на бумаге и умерить свой пыл.
          Так и зажили они с внучкой в городе. Домик свой приобрели. Сперва пошли дела – куда с добром. Они как раз в декабре переселились, и первая зима, словно одна новогодняя ночь промелькнула. Хорошо им было вдвоём со Снегурочкой, и людям они много радости приносили. Весной же внучка захандрила, закручинилась опять. И то ей не так, и это не этак – тяжело в городе-то без привычки оказалось. И тут как на грех попалась она на глаза одному доброму молодцу. Красивой уродилась внучка – где уж деду за ней досмотреть. Это зимой-то она всё больше с дедом. Вроде как артистка из самодеятельности. Только у артистки разве разберёшь красота это или видимость одна? А весной хоть и с болезненным оттенком, но открылась Снегурочка во всей своей природе. И где там до неё городским-то кралям. Деду бы глаз с неё не спускать – да не убережёшь такое сокровище! И то: не в чулане же её прятать. Вот где-то и приглянулась она господину одному хорошему. Да… Быстро у них как-то всё сладилось. Не успел дед и разобраться толком, а уже те и про свадьбу заговорили, и про всё такое прочее. Хотел он с внучкой по-хорошему: не торопись, мол. Куда торопиться – молода ещё, да и жениха твоего толком не знаем.  Она вдруг ему – ох:
– Надоело мне с тобой, старым мотаться да ублажать, кого попало. Хочу жить, как все люди живут. И всё тут – как отрезала!  Обиделся он. И слов никаких тогда подобрать не сумел, чтоб сохранить внучку подле себя. Не уговорил, да и не стал он её уговаривать. Сыграли свадьбу, и ушла она от него. Ушла, и как в воду канула. Вместе с господином тем хорошим. Быстро всё случилось, а болело долго…
Да и теперь ныла на сердце рана.

2.
    Погоревал дед, погоревал, да принялся за старое ремесло своё в одиночку. Только правду люди говорят: беда не приходит  одна. Не пошло у него дело. Сначала милиция стала доходами его нетрудовыми интересоваться, а следом за милицией и шантрапа какая-то привязалась, чтоб он с ними опять же, доходами теми, поделился. Потом и того хуже – пригласили в инспекцию налоговую: в третий раз плати с доходов тех! А какие у него – Деда Мороза, доходы, когда он и так, считай, всё из своего кармана доставал. Только им-то разве разъяснишь? Раньше он бы нашёл способ, и объяснить и разобраться с кем надо, но – поставил ведь свою закорючку, дал слово – терпи теперь.
Однако хуже другое оказалось. Что-то сделалось со всеми. Словно подменили людей вокруг. Сильно уж осторожничать стали горожане, даже в домах своих железобетонных боялись чего-то. На этажах перегородок, дверей бронированных понаставили с хитроумными замками и запорами, на окна решётки понавешали. И главное – перестали его, Деда Мороза, к себе в дом пускать. Кабы, у него документ, какой был, от фонда, к примеру, или от собеса, что он гуманитарную помощь разносит – тогда б понятно. А так, что ж это за дармовые подарки?! Впусти, мол, тебя в дом с таким мешком, а ты щас в нём, аккурат половину нажитого имущества вынесешь. Может, ты и, правда, Дед Мороз, а может – одна видимость! Бороду-то всякий приклеить сподобится, кому лицо  спрятать надобно, чтоб, значит, и примет никаких не запомнил никто.
           Обидно становилось деду – это у него-то борода приклеенная!                Вроде он артист из погорелого театра, вроде он людям добрым зла желает. Да хорошо ещё, когда одними разговорами обидными обходилось, а то ведь некоторые и в дом впустят, а сами по 02 звонят. У старика и так с милицией напряжёнка, ему лишний раз объясняться – только нервы расшатывать.               
   Со здоровьем нелады начались. Переживал дед сильно.  Раньше, когда с внучкой работал, никогда такого сраму не знал. Видно, её красота людей успокаивала. Что же дальше-то будет? Как ему одному обходиться? Или бросить уж всё – да на пенсию? Тут и случай его ещё  подтолкнул к такому решению. Не впустили деда в квартирку очередную, и кинулась на него собака, только что не с корову ростом. Собака травленная оказалась, ей на всяких подозрительных субъектов в пимах да в тулупах просто по должности кидаться полагалось и документов не спрашивать. Пришлось после старику и тулуп, и мешок штопать. Ладно, хоть до бороды не добралась. Дед инвентарь свой починил, конечно, но решил: баста! Хватит с него. Бросить всё к чертям собачьим. Он бы так и поступил, но нашёлся и на него ушлый человек. А дело было так.
   Решил дед в грузчики податься. Только всем подавай кадра до 35 лет и с опытом работы. Это что ж за возраст такой – сердился дед! Он только лет в 65 почувствовал себя каким-никаким специалистом. А тут… Он так и высказал кадровику. А тот ему: Эх, дед, ты откуда взялся только? Да у нас средний возраст ниже этих твоих 65-ти. Это ему так в паспорте-то написали год рождения. Считай ровно сотню и скинули, чтобы жил спокойно. А тут его давай урезонивать, что у них и молодые не справляются. Что надо целый день с тюками да с упаковками, с мешками да с ящиками туда-сюда крутиться. Куда, мол, тебе? У тебя, дед, поди, и хондроз, и склероз, и ещё какой «купорос» – он уж и не запомнил, чего только наговорили. Обиделся. Взял и поднял того кадровика вместе со стулом. Хорошо ножка стула крепкой оказалась. Тут-то он и попался на глаза своему будущему шефу. Тот был просто в восторге, и никакие анкеты ему уже были не нужны.

      И предложил Морозу Ивановичу работу. Мороз Иванович согласился и стал экспедитором в товариществе с ограниченной ответственностью «Дятел». Старика долго уговаривать и не пришлось. Будущий шеф, Моисей Аркадьевич, видимо, хорошо проинформированный про скрытые способности возможного сотрудника (может, и навели те самые, которым всё, как на духу, выкладывал), не скупился на разные посулы и "купил" деда. Во-первых, должность должностью, но работать Морозу Ивановичу надо было только Дедом Морозом, и не более того. Во-вторых, зная семейные обстоятельства деда, пообещал ему в скором будущем отдельную благоустроенную квартиру. Дед сразу же подумал про внучку: может, вернётся ещё тогда! В-третьих, девять месяцев в году Мороз Иванович мог отдыхать в любой точке российского Севера за счёт фирмы. И, наконец, деду выделялся служебный автомобиль! Ну, как тут было устоять старому, одинокому человеку.

3.
      Витёк был привязан душой к двум вещам на свете. К своей собственной семье. И к своему, к сожалению, не собственному, а служебному автомобилю, водителем которого он и являлся. Семья, конечно, занимала первое место, зато автомобиль требовал больше времени и отнимал больше сил. Несмотря на то, что шеф приобрёл для фирмы абсолютно нулёвый джип "Тойота Ленд Круизер", Витёк копался с ним как с подержанной иномаркой. Всё что-то усовершенствовал, приторачивал, навешивал, наклеивал – дооснащал, одним словом. В свои двадцать восемь лет был он как тот мальчишка, которого сначала за уши не оттянешь от велосипеда, потом от мопеда или мотоцикла и, наконец, от уже четырёхколёсного чуда техники. Сначала он возил на джипе самого шефа – Моисея Аркадьевича. Потом появился в их конторе один бородатый старичок и устроился экспедитором. После этого Витёк уже второй год в зимние месяцы работал в паре с ним. Странным оказался этот старик, очень странным. Шеф поначалу наговорил про него столько туманного и неопределённого, что Витёк ни черта не понял. Дошло только, что некто Мороз Иванович (ну и имечко!) будет в новогодние праздники работать Дедом Морозом по вызову. Ещё, что мероприятие это не столько коммерческое, сколько рекламное, а потому приоритетное. И что Витёк вместе с джипом переходит в полное распоряжение экспедитора.
Витёк не боялся никакой работы – лишь бы платили хорошо (он теперь мечтал о собственной "Тойоте"), но получалось, что он становился, чуть ли не Снегурочкой при Деде Морозе. Витёк заерепенился немного, но шеф вызвал его на ковёр и твёрдо указал ему, что реклама – залог дальнейшего процветания фирмы, и что Мороз Иванович Дедов – человек необычайных возможностей, а может быть, вовсе и не человек даже. Последние слова Моисей Аркадьевич произнёс каким-то зловещим шёпотом, уставив в потолок пухлый указательный пальчик. Витёк надолго запомнил этот шёпот, но с Морозом Ивановичем они сошлись на удивление быстро и почти сразу перешли на ты. Витёк стал звать Мороза Ивановича – Иванычем или просто дедом, но был дед совсем не простым. На вид ему лет семьдесят, и то из-за бородищи, а бегал по этажам не хуже молодого. Мешок другой раз так нагрузит, что Витёк еле от земли поднимает, а он раз – и одной рукой в джип забросит. Это когда они на складе загружаются. На вызове опять же: в шубе, в валенках так спляшет, споёт, да ещё и на балалайке сбацает, и хоть бы что – не употеет даже. Йог он что ли? – размышлял Витёк. А однажды, когда он заехал за дедом раньше обычного, то застал того во дворе нагишом с ведром воды.
– Ты, дед, никак в моржи собрался записываться, – закричал он ему, – или настоящим Дедом Морозом решил сделаться?
– А я и есть настоящий, – ответил весело дедок и окатил себя с головы до пят.
Витёк особого значения этим словам не придал, только удивился, какая у старика стройная и мускулистая фигура. Потом в машине уже он поддел старика, – сто лет, мол, собрался жить? А тот ему, – сто ни сто, а ещё сто надо бы.
– А сколько ж тебе лет, Иваныч? – решил хоть с этим вопросом разобраться напарник.
– Да на что тебе мои года? Чужие годы примерять – что обузу лишнюю. Я их и сам давно считать перестал. Что такое наши лета, Витёк? – только обороты Земли вокруг Солнца. В человеке, главное – душа, и она должна жить и оборачиваться по своей орбите  –  вокруг любви.
– Почему ж именно вокруг любви? – удивился Витёк неожиданной реплике деда.
– Что любим, то и притягивает. Что притягивает, то и движет. А что движет, то и даёт жизнь, – подвел итог, своим размышлениям Мороз Иванович.
– Как мотор, значит, – по-своему резюмировал Витёк, а про себя подумал, что у деда не только мускулы молодые, но и голова ещё варит хоть куда.
   Сегодня 31-го декабря ему с утра припомнился этот прошлогодний разговор. «Что наши годы – только обороты вокруг Солнца», – так что ли сказал дед? Сейчас начнутся обороты: сначала на склад, потом к деду, потом по клиентам, и так до самой ночи.  Крутёж, вертёж и обороты – к шампанскому бы успеть!   

4.
     Мороз Иванович любил пить по утрам свежезаваренный, настоянный на разных лесных травках, крепкий, горячий чай. После обливания он сидел за столом и хлебал чаёк из блюдца. День предстоял трудный, но он наслаждался чаепитием и не торопился. Первый вызов-заказ был на восемь утра, а сейчас на его "золотых" не набежало ещё и семи. Он всегда поднимался раным-рано. Не спалось. Будильником, встроенным в его старинные карманные часы, он не пользовался. С тех пор как ушла Снегурочка. Раньше-то внучка всегда заводила будильничек, нравилось ей подниматься под музыку серебряных молоточков. Светлая, как рассвет мелодия, наполняла её радостным ожиданием дня. Дед же поднимался и так, ещё до радио. Обливался ледяной водой, зарядку особую делал и сушил бороду за чаем. В городе его по-первости одолели, было, болячки. Вот он и взялся изгонять их.  В лесу и без того обходилось, а здесь надо жить по системе. Это он сразу понял – не то быстро ноги протянешь. Смерти он не страшился, а вот больным, беспомощным и одиноким ему становиться никак не хотелось. К тому же чувствовал он, что не исчерпал ещё своего предназначения, и как мог, помогал людям, дарил им радость.
После чая занялся Мороз Иванович своей амуницией, одеждой и прочими причиндалами. Всё имело особое назначение от галош на пимах до шапки, от мешка до посоха, и должно было сработать без осечки, а вид иметь соответствующий празднику. Удовлетворённо осмотрев имущество, дед принялся разглаживать бороду и усы. Покончив и с этим, достал из жилетки заветные часики с памятной гравировкой на крышке – «Лучшему ученику от Учителя». Часы были дарёные, напоминали года школярские, когда штудировал он «Псалтырь с Часословцем», а ходу они были абсолютного, потому что учитывали даже замедление вращения Земли. Дед посетовал про себя, что нет теперь таких мастеров и начал одеваться. Напарник должен был подъехать с минуты на минуту. Дед успел привязаться к Витьку. Нравился ему этот парень. Лучшего помощника он бы и не пожелал. Тут как раз под окном послышался шум, и заиграл музыкальный сигнал автомобиля. Пора.
– Здорово, дед! С наступающим! Сейчас надо ещё к шефу заскочить. Он велел! – так с места в карьер взял напарник и погнал накручивать обороты.
– Зачем я сегодня понадобился начальству? – размышлял по дороге дед, – да ещё с самого утра. К чему бы это?

5.
– А, Мороз Иванович! С наступающим вас! Как здоровье? Не стареют душой ветераны? Ну вот и отличненько! – шеф встречал Мороза Ивановича с широкой улыбкой на лице, будто в телевизионной рекламе снимался.
– Присаживайтесь. Чайком угостил бы, да времени нет. Я ведь вот по какому вопросу вас потревожил-то. График, он, конечно, составлен ещё вчера, и клиенты в ожидании. Тут без вопросов – надо сработать чётко, но… – шеф выждал многозначительно и направил указательный пальчик в потолок. – Одна просьба к вам, а если угодно и распоряжение.  Нужно обслужить двух клиентов вне графика.
– Так ведь… – начал, было, дед.
– Всё понимаю. Всё понимаю, Мороз Иванович, но надо. Надо, голубчик. Понимаете? С девятнадцати до двадцати одного часа. Вот вам и адресочки, и данные из досье, так сказать. А подарочки уже грузят. Если будут вопросы по поводу подарков, ну, мол, мы такие дорогие не заказывали, не оплачивали. Так вы им скажите так: в рамках рекламной компании фирмы «Дятел» вам, как тысячному клиенту, вручается специальный приз! – шеф продекламировал как на сцене всю эту тираду. И опять широкая улыбка озарила его пухлую физиономию. – Вот так и скажите. Запомнили?
– А который же из этих двух – тысячный?! – поинтересовался Мороз Иванович, зная ответ заранее.
– Оба. О-ба, голубчик вы мой,  – тысячные! Каждый и всякий из этих двух в любом порядке. В том вся суть. И вы уж, пожалуйста, подушевнее с ними, поконтактнее. Я знаю, вы же умеете. Не мне вас учить.
Мороз Иванович уже поднялся с места.
– Да вот ещё что, – остановил его шеф, протягивая листочек квитанции. – Заказ в многодетную семью. Льготный. Но это уже на ваше усмотрение. Заказ поздний, заедите, если успеете вдруг. Хотя вряд ли. А не получится, так можно будет и завтра – не горит. Главное для вас на сегодня – мой заказ между девятнадцатью и двадцати одним часом. У меня всё. Счастливой дороги. И ещё раз с наступающим!
– Вас также, – скромно ответил дед. Шефа он ещё поздравит завтра. Коллективное шоу по этому поводу намечалось на утро. Неделю репетировали. С анекдотами, розыгрышами и частушками. И у деда была, конечно, главная роль.
В «Тойоте» Витёк заговорщически подмигнул и кивнул на вновь появившиеся объёмистые  коробки.
– А, спецзаказ, – скучно сказал дед. – Придётся из-за этих презентов покрутиться нам, Витёк, в ускоренном темпе. Без обеда, без ужина. Пиццу будем глотать на ходу. Какие-то высокие лица от лица нашего шефа задобрить надо нашей конторе.
– Надо – так надо, – спокойно среагировал напарник. – У нас же фирма всё-таки, а не хухры-мухры. В коробках плазмы японские, между прочим. Витёк уважал всё японское без разбору.
– Цветные? – поинтересовался на всякий случай дед для приличия.
– Издеваетесь, да? – Витьку и в голову не приходило, как дед уже не поспевал за техническим прогрессом.  «Тойота» рванула с места.

6.
      С утренними клиентами работать всегда проще. Головы ещё у всех свежие. Дети и их родители ещё не взвинчены предновогодними хлопотами. Да и сам клиент попроще, потому что заказы – подешевле.  Хотя 31-го декабря расценки вообще особые.
И всё-таки обходится как-то без допуслуг, не предусмотренных тарифом и договором за отдельную плату. Уж больно не любил дед возиться с наличными.  Утром нет ещё этих разудалых застолий, тостиков и поцелуйчиков, угощений и подношений. От такого надо уходить сразу. Иначе себе хуже выйдет. Но это начнётся позже.
А пока детишки бойко читали стишки, пели песенки вместе с дедом и кружились вокруг ёлки, если позволяла жилплощадь. Мороз Иванович вполне профессионально владел таким немудрящим инструментом, как балалайка. Для деда и для дела она была в самый раз. Под неё и спеть, и сплясать можно, а места она занимает чуток, а веса в ней и того меньше. Иногда он и напарника подключал к художественной программе, хотя это и не входило в круг его – Деда Морозовых, должностных обязанностей. Но Витёк был и сам не прочь.  Заводным, одним словом, на это дело оказался напарник, если тем более с ребятишками повозиться.
– А что, дед – мы же одна команда! – отвечал он на такое предложение.
В конце программы полагалось вручение подарков, которые приобретались заранее. Хотя иногда порядок менялся, и начинали прямо с подарков. Уж больно нетерпеливые попадались порой и детишки, и их родители тоже.
Так шло у них и в этот день по отработанной программе. Гладко шло, как по накатанной дорожке.
Первый прокольчик случился в полдень, но команда была здесь ни при чём. Родители не угадали, а, может, и не угодили своей дочурке – Свете. Так значилось в заказе. Дед Мороз в положенный по сценарию момент вытащил из мешка подарок – упакованную куклу Барби в красивом наряде. Дорогой подарочек, между прочим. Но Света вдруг надулась, как жаба, покраснела и, упав на спину, ещё и задрыгала ножками.
– Я такую не хочу, – кричала девочка, – мне надо не Барби, а Синди.
Мороз Иванович растерялся. Так и бывает: родители не угадают, а расхлёбывать-то ему приходится. Ведь подарок приносит он – Дед Мороз!
– Та-ак, – крякнул Мороз Иванович, – А ты мне – старому, скажи, деточка, в чём тут разница-то? Барби, Синди…
Девочка не отвечала, а только подвывала, но дед различил сквозь всхлипы, что у Синди должен быть ещё и ребёночек. Вот незадача-то! Где ж его возьмёшь сразу-то ребёночка? И волшебник растеряется. И тут, кто бы мог подумать, на выручку Деду Морозу пришёл хозяйский щеночек. Оказалось, сегодня утром до прихода Деда Мороза Свете уже сделали один подарок – живой. Это был маленький несмышлёный ещё пёсик, неизвестно какой породы. Пока все суетились возле Светы, тот незаметно подобрался к сиротливо лежавшей на полу, брошенной девочкой кукле. Он уже пытался ухватить её и хотел утащить эту красавицу куда-нибудь в уголок. Одно только мешало ему – скользкая и прочная упаковка, которую никак не могли зацепить его ещё не отточенные зубки. От этого он начал по-настоящему злиться и рычать.
Тут-то все и обратили внимание на него и на его хулиганскую выходку.
– Ты смотри, Света, кто к твоей кукле подбирается! – показал Дед Мороз в сторону щенка. – Выручай! Не то пропадёт красавица.
А щенок, как раз в этот момент разодрал упаковку и ухватил Барби за платье. Он, потешно пятясь задом, и переваливаясь с боку на бок, стал отступать с добычей в направлении коридора. А кукла, словно сопротивляясь, мотала головой, и то и дело шлепала щенка руками по носу в такт его разлапистой походке. От этих шлепков пёсик злился ещё пуще и рычал всё громче.
– Ах ты, негодник! – кинулась вдруг на помощь кукле только что плакавшая девочка и отняла её у щенка. – Ты зачем дерёшься?! Да ещё с девочками! – стала она нравоучительно выговаривать провинившемуся. – Так порядочные щенки себя не ведут. – То, что кукле понадобилась её защита, сразу же примирило Свету и Барби. – Больно тебе было? – спрашивала она, прижимая к себе немного растрёпанную куклу. – Ух, я ему задам! Вот увидишь. Он узнает, как девочек обижать!  – она грозно поглядывала в сторону пёсика, а тот, словно осознав вину за содеянное, медленно поплёлся в коридор на свою подстилку. Там он, немного подумав и обнюхав ещё непривычное место, улёгся, свернувшись калачиком, и уставился неподвижным, но очень пристальным взглядом на новую хозяйку. Можно было теперь уходить и Деду Морозу. Уже в прихожей, прощаясь, дед потрепал ласково щенка и сказал: Не горюй! Хозяйка у тебя хоть и с характером, но добрая. Уже в лифте подумал, что странный народ всё-таки эти девчонки. С мальчишками много проще.

7.
Следующий заказ был как раз мальчуговый. Деда Мороза дожидался Саша двенадцати лет с улицы Зыряновской и его родители. Мороз Иванович, ещё не уставший от собственного великодушия, поздоровался со всеми, потом нагнулся и снял галоши. Его пригласили в зал. Расположившись в кресле, удобно охватившем его уже уставшую поясницу, он обстоятельно расспросил Сашу про успехи в школе, про отметки за четверть и полугодие и даже заглянул в его дневник. Это  было частью его заказа по данному объекту, но он проделал это не без удовлетворения, так как мальчик был вежлив и приветлив, да и школьные его дела были вполне благополучны. Но, видимо, родители или хотели большего, или же подчёркивали, что подарки он получает не просто так, а за дело. Заработал. Оставалась ещё и творческая часть программы. Дед Мороз произнёс достаточно стандартную фразу:
– А ну-ка, детка, порадуй-ка дедушку Мороза и папу с мамой. Спой нам, спляши или чем другим подиви честную компанию!
Мальчик помолчал немного в задумчивости. Заготовки у него явно не оказалось.
– Ух, придумал! А можно я…, – тут он не договорил и о чём-то пошептался с папой, после чего довольный побежал на кухню и крикнул уже оттуда, – Я сейчас!
Он мигом прилетел обратно с яблоком в руках. Мороз Иванович продолжал сидеть в мягком кресле, а родители стояли рядышком. По лицу Саши было видно, что он просто горит желанием всех поразить.
– Дедушка Мороз, вы вот это яблоко себе на голову поставьте. Только так, чтобы оно не упало, и сидите не шевелитесь, – сказал он и попятился на один шажок.
Мороз Иванович сделал как его просили и сдвинулся на краешек кресла, чтобы выровнять шею и голову с яблоком. Он широко улыбался, не очень представляя себе дальнейшее. Но мама мальчика вдруг забеспокоилась.
– Коля, – обратилась она к мужу, – ну неужели больше нечего показать?!
– Спокойно, Маша, – ответил Коля. Пусть он сконцентрируется, не отвлекай лучше.
А мальчик похоже уже сконцентрировался. Он втянул воздух и вдруг, выкрикнув истошное и протяжное «Кия-я!», – крутанулся, подпрыгнув и описав в воздухе ногой дугу… залепил Морозу Ивановичу пяткой по щеке. Ну, или почти залепил. Дед был не так прост, и в последнее мгновение успел поставить ладонью блок. Да так быстро, что никто и не заметил этого.
  Саша Дмитриев был старательным и аккуратным мальчиком буквально во всём, и всё делал, как его учили. Будь то в школе или в спортивной секции. Вот и сейчас он, кажется, постарался изо всех сил, но вышла небольшая промашка – с кем не бывает.   
  Бледная мама подняла с пола упавшую шапку Деда Мороза, а папа отчитывал Сашу отлетевшему в обратном направлении на расстояние пропорциональном отношению масс столкнувшихся тел. Как учили по физике.
Мороз Иванович пришёл в себя быстрее.
– Зря вы ребёнка ругаете, папаша. Удар  у него очень приличный, – произнёс он, ощупывая челюсть. – Если бы не борода, да усы – точно без зубов бы остался на старости лет.– Это он хитрил, отчасти, и ему хотелось поскорее снять напряжение. Мальчик плакал, родители монотонно извинялись. Какой уж тут праздник? Мороз Иванович опять устроился в кресле и позвал к себе Сашу.
– Ну, не плач. Это я, старый – виноват. Ты же предупреждал: не шевелиться, а я шелохнулся немножко – вот ты и промазал!
– Правда? – Мальчик поднял глаза, и Дед Мороз, взяв его руку, сказал:
– А вообще-то я не люблю, когда дерутся – да ещё ногами. Мода сейчас такая пошла нехорошая. Сколько хожу в школу на утренники, всё удивляюсь, что это мальчишки, как козлики несмышленые друг на дружку наскакивают и ногами дрыгаются. Того и гляди, поушибают один другого. А с яблоком я тебе другой фокус покажу. Подай-ка мне его, видишь, куда оно закатилось – в угол.
– А теперь ставь его сюда. – Мороз Иванович вытянул руку, и мальчик опустил яблоко на ладонь деда. И только он отступил немного, как Дед Мороз неожиданно резко, с посвистом, рубанул по яблоку другой ладошкой. Фрукт не просто распался на две одинаковые половинки. Фокус был в том, что края у обеих половинок оставались не замятыми, а ровными, будто здесь поработал острый нож.
– Угощайся, – и дед протянул мальчику одну половинку, а другую опустил в карман своей шубы и сразу же вытащил руку обратно. В его ладони теперь уместились два целых яблока.
– А это вам, – и он протянул их родителям, которые всё это время молчали и с удивлением наблюдали за дедом.
– Здорово! – Наконец-то заговорил Саша, – Вы извините меня, пожалуйста.
– Ладно, – добродушно улыбнулся Дед Мороз, – считай, что уже извинил и забыл. Только ты, Саша, наперёд с этим делом поаккуратней будь. Силу и ловкость, конечно, иметь надо, чтобы и за себя постоять и слабого защитить, но в драку без надобности не лезь, а силой не выхваляйся. Договорились?
Мороз Иванович встал с кресла, выпрямился, и всем в комнате показалось, что дед стал и выше, и мощнее статью.
– Пора мне, хозяева дорогие. – Пришло время и подарка. О деле Дед Мороз не забывал, но мальчику и родителям всё же было не до того, не отошли ещё.  А Дед Мороз и не пытался свести всё событие к балагану. Из такого происшествия вытекал ощутимый урок, и это было ценнее любого подарка. И пока Мороз Иванович натягивал галоши, родители стояли рядом, как провинившиеся школьники с румяными яблоками в ладошке и с такими же румяными щеками.
– Ну, прощайте! Хорошо у вас, да надо и других огольцов навестить. Спешу.
– Тяжёлая у Вас работа, – выдохнула мама-Маша.
– И опасная, – добавил папа-Коля. И как в воду глядел!

8.
   Дорога вела в центр. Как отъехали, Витёк вдруг спросил:
– Мороз Иваныч, а вот ты во время войны, где был?
– Я-то? Да в разных местах приходилось бывать. Ты правильный вопрос задал. Не думай, в стороне я тоже не сидел, но на фронте с винтовкой наперевес, не воевал. Слышал, наверное, какие морозы зимой во время войны случались?
Слышал, конечно. Немцы на морозы и сваливают, мол, из-за морозов да грязи войну и проиграли. Так ты хочешь сказать, что это твоя заслуга?
Почему именно моя? Один – в поле не воин. Можешь считать, что я был сапёром. Сначала под Москвой – в первую зиму, потом в Ленинграде – Ладожское озеро. Лёд там нужен был крепкий, чтоб дорогу вести к блокадникам. В Сталинграде помогал выкуривать фрицев из котла. Да мало ли, Витёк. Ты ж не забывай, кто я. Я ещё французов гнал вдоль смоленской дороги в одна тысяча восемьсот тринадцатом году. Только ведь каждому об этом не расскажешь – не поверит. И пойми,  мороз –он тоже палка о двух концах. И чужим, и своим достаётся, но так уж победа даётся. Так что не люблю я это вспоминать. Да ещё и подписку давал в органах о неразглашении и неприменении.
– О неприменении чего? – не понял Витёк.
– О неприменении силы и прочего такого...
– Волшебства, – закончил за деда Мороза напарник.
– Ну да, волшебства и различных спецсредств, – согласился Мороз Иванович.
– Дед, ты вот говоришь, что французов ещё гнал. А сколько ж тебе лет тогда выходит?
– Опять ты за своё! – мотнул головой Мороз Иванович. – Много. Я ведь и вправду уже дед. Скоро уж на пенсию пойду. Надо вам, молодым, дорогу уступать. Техника пошла серьёзная. Вот посох у меня – телескопический, там столько всего наворочено! Будет время, покажу. Я хоть академию и на отлично закончил, да уж больно давно.
– Ну а всё-таки, когда? – не унимался Витёк.
– Ишь, какой любопытный. Ты про царя Петра знаешь?
– Ну знаю Петра Великого. Проходил в школе.
– Так вот, когда он из Голландии вернулся, то привёз оттуда и моего отца в Россию. И издал Указ, чтоб по нему Новый год повсюду встречать, ёлки наряжать, фейерверки устраивать. И стал мой отец русским Дедом Морозом.  Ну а я уже по его стопам пошёл.
А в 1813 году мне было примерно как тебе теперь.
– Так ты выходит и не русский, дед?
– Ну,  давай в космополиты записывай меня. Мой отец всю жизнь служил России, значит, я – русский человек.
– А в наших краях ты как очутился?
– Да вот как железную дорогу за Урал повели, так и я следом отправился. Ещё раньше с Витусом Берингом в экспедицию собирался, да как-то не срослось. А как через Сибирь дорогу протянули, мосты навели – так я сюда и попал. Как раз сто лет назад сюда и перебрался. Здесь тогда глухомань была, тайга кругом непролазная – волчьи места одним словом.
– Интересная у тебя жизнь получается, дед. Помирать не захочешь. Только я
не пойму, откуда вы всё-таки берётесь? Люди вы или кто? – снова наседал Витёк, – или инопланетяне какие-то?
– Люди, конечно. И рождаемся также от отца с мамкой. Мать у меня, кстати сказать, русская крестьянка. Ты вот, когда рождался, разве знал, кем  родишься, где, когда? Белым будешь или чёрным? Так и я. А что на роду написано, то, стало быть, и сбудется. Против природы-матушки не попрёшь.
– Но родился ты не Дедом Морозом? Ты же говоришь, учился в академии. Как это можно на волшебника выучиться?
– Так же как ты на шофёра выучился. Всему учиться надо. Я, например, хоть и волшебник, а автомобиль водить не берусь – не учился потому что. И волшебство моё не всесильно, но я могу накапливать природные силы – энергию, и направлять её определённым образом.
– Как экстрасенс? – уточнил Витёк. Беседа всё больше захватывала его.
–Ну, экстрасенс-то против меня слабоват будет. Хотя принцип у них схожий с нашим. Представь, что я – аккумуляторная батарея большой ёмкости, а заряжаюсь не из розетки, а от генератора бесконечной мощности, каковым является космос. Считай, что шапка у меня – положительный электрод, а на пимах – минус, а ещё точнее – земля. Кстати, без изолирующих галош мне в пимах долго никак нельзя. Перезаряд получиться может. Один раз по забывчивости целую подстанцию трансформаторную вывел из строя – пробило на опору электропередачи. А в нормальном режиме я разряжаюсь или через рукавицы, когда нужен объёмный разряд, или же через посох. Он дает разряд направленного действия.
 Ты сам понимаешь, рукавицы, посох – это только антураж, дань традиции. На самом деле в них кроются сложные технические устройства. Ладно уж, смотри, раз донял меня вопросами, как устроен посох. В нём программируемое телескопическое устройство. В рукоятке – переключатель. Можно его изменить по длине от размера авторучки до трёх с половиной метров, при этом он остаётся прочнее любого буксирного троса. А использовать посох можно и как трость, и как зонтик, и как телескоп, а ещё: прибор ночного видения, магнитная пушка, лазер и, наконец, оружие на уровне фантастических бластеров. Всего и не перечислишь – более двадцати различных устройств.
– Кто же тебе такие штуковины изобретает? – перешёл напарник к практической стороне вопроса.
– Витёк, а ты случайно не из этих, которым я подписку давал? Что-то ты
меня сегодня притомил прямо вопросами.
– Интересно же, Мороз Иванович! Я и так сколько времени терпел, ни о чём вас не расспрашивал, – перешёл он вдруг на вы. Техника такая обалденная у вас, похлеще японской будет. И вообще, я может, тоже хочу теперь в такую академию.
– Ты серьёзно, Витёк?
– Вполне. Я раньше думал, сказки всё это. Чепуха. А сейчас вижу, дело интересное и перспективное вполне. Представляете, какой бизнес можно сделать? Вы же, Мороз Иванович, бешеные деньги зарабатывать можете! Как другие делают? Соберут тысяч десять народу на стадионе, и давай излечивать  всех подряд. А, прикиньте, с десяти тысяч взять по пять штук? Так. Витёк задумался, подсчитывая – это ж, ёлки, лимон за час-другой работы. Он даже притормозил, ошарашенный полученным результатом. А, главное – все довольны, все смеются. Никакого брака в работе и рекламаций. Не, я вам точно говорю, надо свой шанс использовать. Пока народ на всякие чудеса падкий – бабки будут. Могу супругу свою вам бухгалтером прикомандировать. Она уже с опытом рыночной работы.
– Ну,  Виктор, ты меня огорчаешь! Ты это всерьёз нагородил? Я шарлатаном не был и уже не стану. Бабки, как ты говоришь, с десяти тысяч человек  собрать, конечно, можно, но вот исцелить, вряд ли. Я, во всяком случае, так обманывать не умею.
– Да я это так, Мороз Иванович, к примеру сказал. Ясное дело, если б по целому
стадиону сразу исцеляли, то и больных бы  уже давно не осталось. А народ-то болеет и мрёт потихоньку. Но ведь недаром же вас шеф бережёт! Как-то
хочет ваши способности использовать, а мы бы его опередили, а? Вы судьбу предсказывать не берётесь? Людей отыскивать по фото или хоть гороскопы   составлять? Я вот себе и то  на будущий год купил –  всё-таки интересно. Вы верите в это? Что судьбу можно по звездам определять или по линиям на ладошке?
– В гороскопы-то? Верю, но только в определённых пределах. Видишь ли, во Вселенной ничто не стоит на месте. Всё движется и с огромными скоростями. Звёзды, как ты, наверное, знаешь, разбегаются. А созвездия – это вообще чистой воды видимость одна. Смотрит человек на глубины космоса, как на плоскость и мысленно соединяет воедино нескольких совершенно далёких друга от друга светил. И созвездия в целом смещаются и трансформируются, в том числе и зодиакальные.  Ты вот когда родился?
– Двадцать шестого июня. Я – рак. Между прочим, многое по гороскопу совпадает!
– Двадцать шестое июня, говоришь. Так, – дед задумался на секундочку, – запомни, ты родился под знаком Близнецов. За последние две тысячи лет Знаки Зодиака сместились как бы на одну ступеньку. Астрологи же работают по-старинке. Да и вряд ли одно созвездие может определить чью-то судьбу. Наверное, от папки с мамкой больше зависело, а? Они точно по одному своему значку передали. А больше всех ты сам свою судьбу вершишь, потому и ответственность перед людьми и перед Богом имеешь. Иначе, жизнь совсем бы бессмысленным занятием сделалась.
– А вы, Мороз Иванович, в бога верите? В загробную жизнь? Сейчас, как послушаешь, все такие верующие вдруг стали, такие набожные, а что-то толку не видно. Вокруг почему-то больше пьяницы да матерщинники попадаются. Так вы, стало быть, верующий?
– Верующий! – твёрдо ответил Мороз Иванович.
– И в какого же бога вы верите? Религий-то много развелось.У нас вон и кришнаиты ходят, бубенчиками какими-то звенят. Чудно!
– Я верую, Виктор, в Создателя, в Творца! Вера бывает от суеверного страха и непонимания, а бывает – от преклонения перед Божественностью Природы.
   Всё сущее исполнено единым Духом, всё имело одно Начало – единый Источник. Был взрыв – акт сотворения мира. И до него не было ничего – ни времен, ни пространства, ни вещества. Поэтому без Бога в душе жить тяжело, а умирать и того хуже. Вот ты спросил, верю ли я в загробную жизнь? В бессмертие души,  значит? Верую. Подумай сам, простой пример: Александра Сергеевича Пушкина уж сколько лет в живых нет, – а разве умерла его душа? Разве частицы её ни в каждом из нас? «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь...» – в нас его строчки. Понимаешь ли, это не просто его слова – это его душа живая. И он знал, что
так и будет. Такое бессмертие не каждому даётся. Как и Бог ни во всякую душу приходит.  Но каждой душе он нужен. Мороз Иванович тихо, но внятно стал декламировать:

Чьей тайной воле подчинясь,
Я есмь – смиренный житель?
Кто повелитель мой и князь,
Верховный попечитель? 

Во чьих руках ключи судеб
И чьею высшей силой
Дарует день кому-то хлеб,
Кому-то – мрак могилы?

Имеет много он имён,
И в разные обличья
Он суеверно помещён,
И как его постичь нам?

Ничтожность собственного я
Нас перед тем смущает,
Кто механизмы бытия
Без устали вращает.

В движенье мириад светил
Какой-то смысл положен.
Он мир всемерно охватил –
Един и непреложен.      

Я груз случайного тащу,
Познать тот смысл, отчаясь,
Но вздох последний испущу,
Ему лишь подчиняясь.

        Они въезжали в город.

9.
  Уже стемнело. Зажглись звёзды и уличные фонари. Падал лёгкий снежок. Они ехали по самому центру города – всё блестело в снежных искорках. Было на удивление тепло и тихо. Ничего не предвещало чрезвычайных событий.
   Павлик десяти лет от роду жил неподалёку от ЦУМа. Въехав внутрь квартала, Витёк стал искать, где бы притулиться. Свободным оказалось место в глубине двора рядом с шикарным микроавтобусом. Он отсвечивал необычайным перламутром окраски и тонированными стеклами.
Додж! – не сказал, а выдохнул Витёк. Рядом с этаким красавцем мокрый асфальт его «Тойоты» явно померк. – Откуда люди берут такие деньжищи?! А?
Не завидуй, дружок. Зависть – опасная штука. От неё сейчас все болячки у людей. Она как оборотная сторона собственной неполноценности.
 Да мне-то что завидовать. Такие тачки не по мне – козе понятно! А вот вы бы, Мороз Иванович, если бы напряглись немного, могли бы и получше иметь. Витёк, видимо, не отказался от идеи совместного предприятия с дедом.
Нет, дорогой ты мой, меня таких вещей делать не научили. Это свыше моих скромных сил, как ни напрягайся.
Да я  не про волшебство ваше говорю – я про деньги. Не умеете вы зарабатывать! Не хотите жить красиво!
Наверное, ты прав – не хочу уже. Хотя иногда обидно бывает: ни квартиры не нажил, ни машины. Вот и внучку из-за этого, может, потерял. И денег зарабатывать не умею – это ты точно заметил. Каюсь. Он открыл дверцу.
Ладно, я пошёл. На заработки! – пошутил дед, но как-то не весело получилось.
Самым неприятным в работе дед считал необходимость подниматься на этажи. Ступенек он не боялся, нет. Пришлось бы, так и тысячу бы махом сделал. Угнетал сам путь. Только бухнет сзади обшарпанная дверь и оказываешься в каком-то неуютном и и враждебном  пространстве с ободранными стенами. Ладно бы  стены, так ведь и потолки обожжены и – надо же! – истоптаны.  Этого дед никак уразуметь не мог.  Ходят они по нему что ли? – удивлялся он. – Вот уж чародеи.
Хорошо, если лифт работает.  Хоть быстро проскочишь весь этот срам. Правда в лифте…  В лифте такое бывает иногда, что просто руки опускаются, и ни к кому уже не хочется идти с подарками и улыбками. Только и думаешь про любого встречного жителя: Неужели это он всё так уделал, исковырял, заляпал. Или все вместе жильцы так постарались? Что за бесы вселяются в человека, едва захлопнется за ним дверь собственной квартиры, закроются створки лифта! Или, если его никто не видит, он становится тем, кто и есть на самом деле? С каким, наверное, наслаждением он корябает эти коротенькие скверные словечки, с каким облегчением плюёт и гадит.
 А может, просто редко приходит уборщица. И давно не было хотя бы косметического ремонта. И не так уж всё плохо в человеческих душах?  На это только и  оставалось надеяться деду Морозу.
Иначе,  какой из него добрый волшебник, – а ведь его учили быть именно добрым!
Открыла Морозу Ивановичу печальная женщина.
– Как хорошо, что вы пришли. Павлик вас чуть не с утра дожидается! – И крикнула куда-то в комнаты, – сынок, вот и Дед Мороз пожаловал к тебе. Вы проходите, он у нас лежачий.
А самым трудным в работе Мороза Ивановича было то, что приходилось общаться не только со здоровыми, но и с больными детьми. Совсем непросто шутить веселиться, когда видишь измученные болезнью глаза ребёнка. Но надо. Им это надо даже больше, чем нормальным. Сделав, как врач, строгими лицо и голос, Мороз Иванович проследовал за мамой мальчика в комнату. Это почему же ты, Павлик, решил лёжа встречать Новый год? – с порога обратился он к Павлику.
За сына ответила мама. – На санках так хорошо покатался, что ногу сломал! Три недели в больнице пролежал, а теперь дома ещё две долёживать будет – как раз все каникулы и проваляется.
– Беда с вами, мальчишки! Совсем не бережётесь и не думаете, что творите.
С какой же ты горки слетел? – спросил Мороз Иванович, усаживаясь у постели Павлика.
– Да с обычной. Я с неё сколько раз до этого ездил – и ничего. Не повезло просто.
– Вы извините меня, – тронула Мороза Ивановича за плечо мама. Можно я ненадолго отлучусь, мне бы в аптеку сходить. Она рядом у нас. Пять минут ходьбы.
– Ладно, хозяюшка, идите. Я пока с Павликом побуду. Только не задерживайтесь, у нас ещё много вызовов.
Мама быстро собралась и ушла. Мороз Иванович решил сразу достать подарок – маленькую электронную игру. Как раз мальчишке сейчас забава нужна. Павлик неподдельно обрадовался. Он сразу принялся нажимать кнопки и занялся игрой, а деда слушал в пол-уха.
– Наскучался, видно, без дела? – спросил его Мороз Иванович. – Друзья навещают?
Каждый день. Уроки приносят из школы, вернее, приносили в больницу. Я всё делал, чтобы не отстать, а теперь каникулы – не приходят.
– Придут. Дома быстро поправишься. Дома лучше, чем в больнице.
– В больнице тоже неплохо было. Сначала, правда, плохо. Пока никого не знаешь. Да и нога болела сильно. А потом – ничего. Даже весело иногда. Там пацанов много. Дома никто со мной не играет.
– Ты никак скучаешь по больнице? – удивился дед. Он сам в больницах никогда не лечился, посещал иногда по служебной необходимости.
– Не скучаю, а просто... У нас в травматологии, каких только не было, – и он стал со знанием дела рассказывать об открытых и закрытых переломах, вывихах, ушибах, ранах и ожогах. И все рассказы получались о мальчишках: кто сзади грузовика прицепился, кто на подножку поезда заскочил. Некоторые прыгали с высоты – играли в парашютистов, другие  просто с катушки ледяной съехали – и того хватило.
Лихое  племя – эти пацаны. Надо на днях бы заехать к ним. Передать привет от Павлика. Давненько я не заезжал в больницы, – подумал Мороз Иванович, а вслух сказал
– Нарассказывал ты ужасов! Сам-то, после этого, будешь умнее впредь? Осторожнее?
– Не знаю, – ответил мальчик, пожав плечами.
– Вот тебе и раз! Он не знает! – даже удивился Мороз Иванович. Тогда я тебе одну историю поведаю.

10.
Что умному впрок – дураку всё в бок.
Первая сказка деда Мороза.
    Слушай. Дело прошлое. Может, врут люди, может, правду говорят, а только поехал один мужик на ярмарку зерно продавать. Сам-то он деревенский был, а ярмарка та – в городу.
    Вот его жена до околицы проводила и наказывает, – ты, муженёк торгуй, да не проторговывайся. И нам с детками гостинцев купить не забудь.
– Без тебя, баба, знаю, – крикнул он и стеганул коня. По дороге в город река текла. Через ту реку мост стоял, да старый больно, ветхий уж вовсе. Въехала на него мужикова телега, заскрипел мост, зашатался. Повозка тяжеленькая была. Одного зерна – двадцать пять пудов! Да обратно уже не повернёшь. Так и едет мужик, да крестится. Потихоньку-помаленьку перебрался. На радостях помчался в город, что было духу.
На ярмарке первым делом узнал, почём зерно нынче отдают, и свою цену назначает выше той цены. Вот я на гостинцы для бабы лишнюю копейку и вышибу, – думает. Только солнце идёт к полудню, а никто его товара не берёт. Как цену узнают, так затылки чешут. Тут один ещё подходит. Смотрит. Так и так спрашивает: Сколько ты, мужик, за телегу с зерном просишь? Да вот столько-то, мужик наш отвечает. – Тот-то и говорит: Ладно, цена подходящая, – и уж деньги отсчитывает. А мужик наш рад-радёшенек – взял-таки свою цену! Он уж думает, может, мало и запросил. Покупатель ему деньги в руки даёт, а коня под уздцы берёт и с ярмарки уводит. Наш мужик на него, – Ты куда?! – Как куда? Едем в усадьбу мою, телегу с зерном оставим, а коня себе заберёшь.
Как так телегу оставим?! – не соглашается мужик, – это почему ж так?
Ты же только что мне её продал! Я тебя как спрашивал: Сколько за телегу с зерном просишь? Ты сам мне цену и назвал. Я ведь с тобой и не торговался.
– Караул! – кричит мужик, – грабят! – Набежали тут со всех сторон. Шум поднялся на весь базар. До урядника дело дошло. Уж как мужик бился, божился, чуть не плакал. Отстоял свою телегу. Зерно ему обратно возвернули, а он деньги покупателю назад отдал. Пока суд да дело, ярмарка и закончилась. А в другой раз она аж через семь дней будет. Поехал мужик домой. Добрался до того самого моста. Остановился.
– Эге, – думает, – я не дурак. Гружёным не поеду. Снял он мешки с телеги, поехал порожний. А уж тёмно стало. И угодил его конь ногой в пролом – хорошо, хоть не сломал ногу, но рассаднил до крови. Насилу его мужик из пролома ослобонил и стал мешки на горбу перетаскивать. Погрузил обратно их на телегу, понужает коня, а тот ни с места – занедужил конь. Тут уж и ночь настала. Ладно, – думает мужик, – заночую.
Утро вечера мудренее.
Утром возвращались мимо из города соседские мужики. Спрашивали его, не надо ли чем помочь. Нет, – отвечал наш купец, – сам управлюсь. А бабе моей передайте, чтоб с оказией выслала мне харчей на неделю. Он за ночь так решил: чем домой зазря возвращаться, он неделю здесь побудет. Конь отдохнет и поправится, а главное – не хотелось ему, не расторговавшись, в деревне объявляться. Посему решил он загодя на ту сторону моста опять перебраться. За неделю-то его ещё сильнее разобьют. Решено – сделано. Перевёл коня осторожно, перетаскал мешки на горбушке. Дождался и харчей от бабы, да и залёг в спячку. Через шесть дней конь поправился. Запряг его мужик, и на ярмарку с ветерком понеслись. Почти до самого города доехал, попадаются ему знакомцы навстречу. Интересуются у мужика, – куда путь-дорогу держишь?
– Да вот, де, зерно нынче уродилось, так везу на ярмарку торговать.
А где ж твоё зерно? – спрашивают его.
– Как где!? – оглянулся мужик, а на телеге одни кули пустые лежат.
Пока мужик неделю на боку лежал, мыши мешки прогрызли, а дорогой он их и растряс.
Поворотил мужик в обратную сторону.
Едет и видит: над дорогой вороньё кружит, его зерно поклёвывает.
– Эй вы, птичье племя! За каким лешим моё зерно воруете? Вот я вас! – грозит им и вожжами поверчивает.
Кричит ему один ворон в ответ: Мы только дорогу тебе расчищаем. Мыши твоё зерно воруют да по норкам своим прячут. С них спрос держи.
Ну, я этим мышам задам порку, – думает мужик и погоняет к мосту. Подъехал и глазам своим не верит – так и кишит вокруг моста! Тут всё его зерно кучами навалено. Слез он с телеги, привязал коня к перильцам и выдрал из настила лесину. Устрою я вам пирушку – крикнул. – И давай той дубинкой мышей охаживать.
Кинулись мыши прятаться: кто в норки, кто в щели на мосту. Мужик за ними.
Носится следом, дубасит вокруг почём зря. Так и на мост за мышами взбежал.
Колотил он, молотил как ошалелый, пока не зашатался мост, да и не рухнул. Полетели тут все в реку: и мыши с зерном, и конь с телегой, и мужик с дубиной.
Сгинули под обломками, лишь мужик с дубиной наперевес и выбрался. Горевал он, горевал над добром утопшим, пока круги по воде ходили. Хоть плачь. Плюнул, махнул рукой, да и поплёлся до дома.
А жена уже все глаза проглядела, мужа дожидаючись. Смотрит, идёт кто-то: без коня, без телеги, с дубиной на плече, а сам ободранный, побитый. Батюшки святы! То же муж её и есть. Кинулась она ему навстречу – лица на ней нет.
– Что за беда случилась с тобой? Что за лихо приключилось? Ой-ой! – заголосила баба.
– Да не ори! Вот, вишь ты, ехал я с ярманки. Да… и товар-то продал задорого. Самую большую цену взял. И гостинцев вам с детками накупил, каких душа пожелает. Да налетели на меня разбойнички лихие. Бился я с ними, бился – насилу отбился! Чуть сам жив остался. Их, супостатов, побил я без числа, но и они моё добро отняли и коня погубили.
Залилась слезами баба: Да зачем же ты, соколик мой, с ними схватился?
Отдал бы всё так миром. Жизнь-то она – дороже всякого богатства.
– Так ты и не плачь, баба! Видишь, живой я. А наперёд буду умнее. Буду на ярманку окольной дорогой ездить.

11.
Закончил дед Мороз рассказ. Жарко ему. Он и шапку снял, и шубу скинул. Достал часики свои, крышку открыл время глянуть. Заиграли скрипочки словно, зазвенели колокольчики будто.
– Ой, какие у вас часы! Старинные? – заинтересовался Павлик, – дайте посмотреть, пожалуйста.
– Сейчас дам, подожди немного, – Мороз Иванович тронул малюсенькие колёсики, расположенные на корпусе часов, и после этого протянул их мальчику.
– Они механические или на батарейках? А в темноте они светятся? –  стал спрашивать Павлик, рассматривая часы.
– Часы эти особенные, с автоподзаводом и светятся необыкновенно, – загадочно проговорил дед Мороз.
– Тогда можно, я под одеяло залезу и погляжу!
– Зачем под одеяло? Я просто свет в комнате погашу, так интереснее будет. И свет сразу же погас, хотя дед Мороз продолжал сидеть рядом с Павликом, а выключатель находился у двери. Но Павлик не успел удивиться, потому что сразу же в темноте комнаты, прямо у него в руках вспыхнуло и засияло звездами ночное небо.
  Сначала звездочки светились на внутренней стороне крышки часов, как на экране маленького цветного телевизора. Но с каждой секундой этот экран становился все больше и больше. Казалось, что весь потолок комнаты усеян звёздами. Наконец, и сам потолок и стены комнаты исчезли и повсюду: и вверху, и внизу, и со всех сторон на мальчика смотрели звёзды. Такие холодные и далёкие, но чудилось, протяни руку и коснёшься её. И сам он, словно проплывал мимо них в безбрежном просторе космоса. На секунду ему сделалось жутко, и захватило дух, как на американских горках.  Тут дед Мороз взял его за руку и тихо сказал: Не робей, Павлик, это объёмно-сферическое изображение звёздного неба. Нравится?
– Ух, ты! Я  один раз в планетарий ходил с папой, но там не так здорово.
– А ну-ка, юный астроном, проверим, чему тебя в планетарии научили. Держи
часики поровнее левой рукой, а в правую возьми указку, – и дед Мороз про-
тянул мальчику свой посох, преобразованный в лазер-индикатор, от которого тонкой ниточкой тянулся лучик изумрудно-зелёного цвета.
– Для начала покажи-ка мне созвездие Большой Медведицы. – Мороз Иванович спросил, конечно, самое простое. Он понимал, как сильно растерялся мальчик, увидев вокруг себя такое обилие небесных светил. Однако Павлик с этой задачей легко справился и почти сразу обвёл лучиком семь звёздочек, из которых складывалась фигурка, напоминающая ковшичек.
– Молодец, – похвалил дед Мороз мальчика, – тогда давай Малую Медведицу.
– Я знаю, знаю. Она тоже похожа на ковшик, но меньше. Она должна быть рядом. Вот! – и он обрисовал пять звёздочек неподалёку от Большой Медведицы.
– Э, нет, дружок. Ты на этот раз промахнулся. Это не "ковшик", а голова Дракона. Дай-ка указку. Вот смотри, как он изогнул туловище и вытянул хвост.
А как раз на его горбу и едет Малая Медведица. Видишь?
– Ага, а вон там что-то пролетело, как метеорит. Вон ещё! Прямо как на небе.
– Ты и видишь, Павлик, самое настоящее небо. В данный час, минуту и секунду.
Оно и управляет стрелками часов. Присмотрись, увидишь и спутники.
– Вижу один! И ещё. А вон какой большой летит!
– А это космическая станция с космонавтами на борту. На этом экране и стыковку наблюдать можно и Северное сияние. Никогда не видал? Красотища!
    Мороз Иванович был страстным любителем астрономии, знатоком звёздного неба. Если бы  он не стал дедом Морозом, то обязательно работал в обсерватории, и если бы не наступало утро, то его бы только силой можно было бы оторвать от телескопа. Он и сейчас бы просидел с Павликом не один час, но ему
ещё надо выполнить до конца свою работу. Задержался он из-за того, что
мама   мальчика до сих пор не вернулась из аптеки. Мороз Иванович нервничал.
Правда, сегодня 31-го декабря даже время было немножко подвластно ему, он
уже потрогал те самые маленькие колесики на корпусе часов, которыми можно
немного замедлить или ускорить ход времени, потому что стрелки его часов
имели обратную связь с движением небесных светил. Но из-за такого мелкого
повода ему не хотелось вмешиваться в их величественное и плавное движение. Он решил ещё немного подождать.
Тут как раз и послышался стук в дверь, потом звонок.
– Наконец-то твоя мама пришла, – обрадовался дед Мороз. В комнате снова стало светло, а ночное небо погасло, будто его и не было.
– Наверное, она ключи забыла дома. Пойду открою. – Мороз Иванович спрятал часы в кармашек жилетки и направился в прихожую, встречать маму. Дед Мороз не знал, что за дверью стоит вовсе не мама, что сейчас случится нечто такое, после чего
всё завертится колесом. Так бы и крикнул ему: Осторожнее, Мороз Иванович!
 
12.
   Пять минут тому назад, как только в комнате Павлика погас свет, из шикарного «Доджа», стоявшего рядом с «Тойотой» Витька, вылезли три подозрительные личности. Подозрительность вызывало то, что на их лица были надеты маски. Произойди подобное в любой другой день года, они сразу бы привлекли внимание каждого. Но 31-го декабря появление человека в маске или каком-нибудь немыслимом наряде воспринимается вполне естественно. Именно на это и рассчитывали преступники, тем более что маски на них были вполне безобидные и даже симпатичные. Если кто-нибудь попался им навстречу, то увидел бы мило улыбающиеся рожицы трёх поросят.
   И если он ещё не совсем забыл детские сказки, то наверняка, сообразил бы, что перед ним знаменитая троица: Наф-наф, Нуф-нуф и Ниф-ниф. Однако эти три поросёнка были не столь безобидны, а наоборот – весьма опасны. Их давно, но безуспешно разыскивала милиция города, как известных квартирных воров и налётчиков.  Они и нацепили маски поросят, чтобы скрыть свои лица. Сегодня они отрабатывали гостевой вариант. Если в чьей-нибудь квартире гас во всех окнах свет, а вскоре выходили люди из подъезда, то можно было смело предположить, что хозяева квартиры отправились куда-нибудь в гости или в ресторан встречать Новый год. Поросятам оставалось проникнуть в квартиру и вынести из неё всё, что они посчитают ценным.
Когда мама Павлика ушла в аптеку, освещенной осталась одна комната мальчика.   
     Вскоре и в ней стало темно. Кто-то в это время вышел из подъезда, и злоумышленники приняли его за хозяина квартиры с потухшими окнами. Тогда они и вылезли из сверкающего «доджа» и поднялись на нужный этаж. На всякий случай они постучали в дверь, а потом позвонили. Если кто-нибудь оказался бы вдруг дома и начал бы им открывать, они смогли бы ещё просто убежать, чтобы не светиться лишний раз. А уж если б им что-то помешало сделать и это, то они могли бы поздравить хозяев с Новым годом, как артисты самодеятельности. Был у них и такой «номер» в запасе. И, наконец, имелся последний вариант, когда в ход пускалось оружие. У этих улыбающихся поросят под кожаными куртками скрывались два газовых пистолета и винтовочный обрез. За дверью, к которой подошёл ничего не подозревавший Мороз-Иваныч, стояли настоящие хищники.
       Они убедились, что в квартире никого нет, и Ниф-ниф начал орудовать
отмычкой. Она цеплялась, но открывала замок не до конца, поэтому Ниф-ниф показал двум другим, что нужно толкнуть дверь посильнее. Сообщники отошли, чтобы с разгона выдавить дверь плечами, но ещё до того, как они, подбежав, коснулись её, она вдруг сама распахнулась, и все три поросёнка ввалились в прихожую, сбив стоявшего у порога Деда Мороза.
 Для Мороз-Иваныча случившееся было неожиданно и неприятно. Его сбили не только с ног, но и с толку. Во-первых, он ждал маму, во-вторых, он и так уже слишком долго просидел с Павликом, и ни одной лишней минутки у него не осталось. И вот вместо мамы влетают какие-то поросята. Мало того, один из них уже тычет ему в лицо пистолетом и что-то злобно, рыча, требует от него.    Наф-наф, наверное, подумал дед – видно, что самый ушлый. А  требовал он от Мороза Ивановича показать, где находятся деньги, золото и драгоценности. Тем временем двое других начали обшаривать комнаты. В ту комнату, где был Павлик они не пошли, потому что дверь перегораживал всё ещё сидевший на полу дед Мороз. Налётчики, конечно, не могли знать, что неожиданно оказавшийся в тёмной квартире старичок с бородой – Дед Мороз, да ещё и  настоящий. Ведь он, рассказывая сказку мальчику, снял с себя и шапку, и шубу, а рукавицы и подавно – сразу же как пришёл. Рукавицы лежали на маленьком журнальном столике, рядом с креслом, на котором остались шапка и шуба. Мороз Иванович думал сейчас об этих вещах, потому что понимал, ввалившиеся в квартиру хрюшки – настоящие бандиты. И надо срочно что-то предпринимать, но вся его сила находилась в комнате больного мальчика, и вести туда бандитов ему не хотелось.
 Мороз Иванович мог бы попробовать справиться с бандитами и голыми руками, но до простого мордобития доходить не хотелось. Всё же бандитов было трое, и они были крепкими. Так что шума и длительной потасовки было бы не избежать, а пугать больного мальчика не стоило.
– Ты долго собираешься молчать, старый хрыч? Показывай быстро, где деньги!
Где золото? Ну! – и Наф-наф снова, приставил свой пистолет к самому носу
Мороза Ивановича.
  Ниф-ниф и Нуф-нуф усердно стаскивали в прихожую всё что поценнее.
– Что, не хочет говорить? – поинтересовался Нуф-нуф.
  И тут раздался голос Павлика: Мам, это ты пришла?
  Лицо Нуф-нуфа, вернее, его маска, кажется, ещё сильнее заулыбалась, и он противно-сладеньким голосом пропел,
– Да, деточка, твоя мама пришла, молочка принесла.
– Ну, теперь ты нам всё покажешь, если тебе жизнь внука дорога, – прорычал Наф-наф и схватился за дверную ручку, чтобы пройти в комнату мальчика.
– Подожди, – заслонил дверь Мороз Иванович руками и стал подниматься с пола. –Я всё покажу, только очки свои возьму, а то без них совсем слепой.
– Это хорошо, что ты слепой. Для тебя же хорошо, – снова запел Нуф-нуф дурашливым голоском.
– Пш-шёл отсюда! – рявкнул на него Наф-наф, – тебе что, заняться нечем?
Нуф-нуф сразу же исчез.
Мороз Иванович приоткрыл дверь в комнату мальчика. Павлик спокойно занимался новой электронной игрушкой.
– Павлик, это не мама. Артисты к нам зашли из Дворца Культуры.  Сейчас тебе сценку покажут.
– Ага-ага, покажем, – подтвердил человек в маске поросёнка, который вошёл
в комнату следом за дедом Морозом. Он шёл вплотную к деду, и мальчик не
мог увидеть, что в руке у артиста – пистолет.  Артист, увидав, что в комнате один больной мальчик, было, успокоился, но, разглядев на кресле одежду деда Мороза, встревожился и занервничал.
– Так ты чо, дед Мороз что-ли? – ткнул он в спину Мороза Ивановича своей
пушкой.
– Как видишь, – спокойно ответил старик. Он, как будто разыскивая свои очки, приподнял сначала рукавицы со столика, а потом поднял шапку с кресла и нахлобучил её. – Самое неприятное для вас, поросята, что я ведь настоящий Дед Мороз! – Он  теперь повернулся к Наф-нафу лицом, а тот стоял у столика с пистолетом.
– Ты кончай, старик, базарить! А показывай лучше, где деньги, не то я ведь и у пацана твоего спросить могу. Я долго ждать не буду. Времени нет.
– Не будешь ты долго ждать, и время ваше кончилось, – согласился Мороз Иванович. – Рассердился я на вас, хрюшки. Сильно. Плохо вам придется.
– Чего?! – удивился бандит, – ты ещё пугаешь, старый пень. Да я ж тебе сейчас дырку в башке сделаю, да я ж тебя …

  Договорить Наф-наф – квартирный налётчик и артист по совместительству, не успел. Послышалось лёгкое шипение, и поросёночек стал на глазах уменьшаться. При этом уменьшались, главным образом ручки и ножки. Он сдувался как плохо завязанный воздушный шарик и всё ниже и ниже опускался, оставаясь стоять за журнальным столиком. Когда же его голова опустилась до уровня стола, то оказалось, что весь Наф-наф и помещается на журнальном столике. Лишь одна голова торчала и таращилась по сторонам. В комнате запахло, как будто сожгли десяток бенгальских огней.
– Здорово! – закричал Павлик и захлопал в ладоши. Такой фокус я по телевизору видел.
Шум в комнате напугал двух других налётчиков, и они, распахнув дверь, появились на пороге, да так и застыли, уставившись на голову Наф-нафа. В руках Ниф-нифа был пистолет, а у Нуф-нуфа – обрез, но они совершенно не знали, что им предпринять.
– Ты чего это? – наконец выдавил из себя Нуф-нуф, – крыша поехала, да?
– Может, он колёс наглотался – вот и заторчал? – неуверенно предположил Ниф-ниф. Они не могли сдвинуться с места.
– Может, за Матёрым сходить, – уже почти шёпотом сказал Нуф-нуф. 
Павлик, услышав и увидев двух новых артистов, так и затрясся от хохота.
– Ты  чо, пацан, ржёшь? – прорезался голос у Наф-нафа, – Жить надоело?
– А давайте я вас сфотографирую, – совершенно неожиданно предложил бандитам Мороз Иванович.
Налётчики уставились теперь на старика. Всё сбивало их с толку. При чём здесь фотографирование? А старик, нахлобучивший зачем-то красную папаху, уже нацеливал на них какую-то непонятную штуковину. Фотографироваться и светиться поросятам было вовсе даже ни к чему. Этого они не любили.
– Ты кончай это, – успел прохрипеть Нуф-нуф, но в комнате ярко сверкнуло, и будто волна света ударила бандитов. Павлику даже показалась, что она – эта волна света – сплющила обоих  артистов, прижав их к двери. Во всяком случае, они застыли неподвижно, как восковые фигуры. Этот фокус тоже понравился Павлику.
– Хорошие артисты. Замерли и даже глазами не моргают, – сказал он с восторгом.
  А Дед Мороз ответил ему грустным голосом: Ну, вот и всё. Спектакль окончен, можно выносить декорации. 
Он спустил на кресло свой необычный фотоаппарат. Подошёл к артистам и вдруг, подняв руки до уровня верха дверного проёма, начал скручивать какой-то лист. Звук при этом напоминал скорее грохот стальных листов, но странным – вот где фокус! – оказалось другое. В трубочку стали скручиваться и оба артиста – от макушек до самых пяток. Когда Дед Мороз, присев на корточки, домотал их до конца, стала видна дверь, как и была. И всё – больше ничего.
– А артисты ушли в коридор, спрятались? – спросил мальчик.
– Да, Павлик, они ушли. Им ещё к другим мальчикам надо успеть. Я бы тоже уже ушёл, да где-то мама твоя запропастилась.
Тут как раз раздался звонок.
– Слава Создателю, –  подумал Мороз Иванович, – Пришла-таки мамуля.
Он поспешил к двери. На пороге стоял Витёк.
– Вы заснули здесь что-ли? У нас работы ещё по самое не хочу, а вы тут бенгальскими огнями развлекаетесь. А я, значит, потом – несись, как угорелый! И гаишникам штрафы отстёгивай! – чувствовалось, накипело в человеке.
– Не горячись, Витек! Непредвиденные обстоятельства возникли. Ты заходи, не
стой на пороге, – и Мороз Иванович закрыл дверь. – Сейчас мы приберём здесь кое-что и поедем. Подожди минутку. Он вернулся в комнату. Там рядом с журнальным столиком, на котором продолжала молча таращиться голова, лежал, выроненный Наф-нафом пистолет. Дед Мороз поднял его, взял свернутую трубочкой фотографию двух других поросят и сказал Павлику: Представляешь, опять не твоя мама! Напарник мой – шофёр пришёл. Декорации пока вынесет.
Витёк, слушай, унеси вот это вниз, а я через минуту буду.
– Не понял юмора, – сказал Витёк, увидав пистолет.
– Твой что-ли? – Перешёл он снова на ты.
– Нет, не мой. Сунь его куда-нибудь подальше от греха.      
– А фотообои ты, Мороз Иванович, хозяйские прихватил? – не без ехидства поинтересовался Витёк. – Хозяев что-то и не видно. – Напарник явно насторожился. Раньше дед нёс всё в дом, а теперь – из дома. И у двери целая куча вещей навалена, словно их собрались выносить. Подозрительно всё это.
– Не волнуйся,  Витёк. Мальчик там в комнате лежит, нога у него в гипсе, а мамуля ушла, понимаешь.  В аптеку ушла – и с концом. А вещи эти одни артисты
тут оставили. Декорации вроде это, бутафория. Я тебе позже всё объясню. Ну, иди!
Витёк не шибко-то понял, в чём дело, но пошёл вниз.
– Только ты давай всё-таки побыстрее, – сказал он на всякий случай.
Мороз Иванович достал свои «золотые». Не хотелось ему крутить колесики. Ой, как не хотелось! Подождать ещё чуть-чуть?
В комнате Павлик спросил: А этого вы не заберете, разве? – и кивнул на Наф-нафа.
– Заберём. Как же, обязательно, – ответил дед Мороз. – Это никак нельзя в порядочном доме оставить. – Но как его забрать, он а ещё и сам не представлял. Поторопился он, конечно, с фокусом. Конструкция получилась не транспортабельной, да ведь и времени было мало, именно что в «обрез»! – Ничего, сейчас что-нибудь придумаем. – Тем временем он начал собираться и надевать шубу. Порывшись в бездонных карманах, он вытащил платок, вроде носового и движением иллюзиониста накрыл голову, а с ней и целиком весь столик.
– Внимание, Павлик! Смотри сюда. Концентрируем волю. Аккумулируем энергию.
Создаем мысленный образ и переносим, то есть, индуцируем или даже телепортируем его в данную область пространства.
Дед Мороз проделал над столиком какие-то таинственные жесты.
Оба они неотрывно и сосредоточенно смотрели на то, что лежало под платком
и походило на арбуз, закрытый кухонным полотенцем от мух.
– Ап! – проговорил дед Мороз и наконец сдёрнул платочек. На Павлика смотрел весёлыми глазками поросёночек. Он стоял на всех четырёх лапках и улыбался. Мордочка его напоминала маску артиста, того, который ушел первым. На спине у поросёнка была прорезь.
– Это копилка! – сказал мальчик, уже перестав удивляться фокусам Деда Мороза.
– Не только. – Дед Мороз повернул красный пятачок, и заговорило радио. А ещё начал он было объяснять дальше, но хлопнула дверь,  и наконец-то вернулась мама. Она с порога начала извиняться и рассказывать, какая огромная очередь была в аптеке: Можно подумать, что весь город срочно заболел перед праздником, –недоумевала она.
– Наверное, люди боятся, что с Нового года лекарства станут им не по карману, – подсказал ей Мороз Иванович. – Что ж, пора мне. – Он засунул копилку в мешок.
– Выздоравливай, Павлик. Залечивай ногу. Да всегда смотри и думай наперёд, что из твоих затей выйти может. Целее будешь.

13.
    Дальше всё завертелось и понеслось, как в ускоренном кино. Мороз Иванович и Витек суетились, бегали, таскали коробки и пакеты. Извинялись, улыбались, поздравляли и вручали. Пели и плясали, короче говоря – старались во всю. И всем это было приятно – видеть, как для них стараются. Правда, с копилкой получалась морока: всякий раз, как только Мороз Иванович опускал мешок на пол, копилка-хрюшка выкатывалась под ноги людям. Наверное, ей хотелось убежать от деда Мороза, а может, она получилась слишком крутобокой. Мороз Иванович поднимал её, сдувал соринки и снова заталкивал в мешок – на самый низ, но приходил он в другое место, ставил мешок, и всё повторялось сначала. Хрюшка так достала его, что он даже начал ругаться нехорошими словами. А ругаться он вообще-то не любил и от других не терпел, но бывает же! Достанет вот такая свинья. Когда-то он научился такому выражению: "Ёлки-палки – лес густой!" Ясное дело – в лесу же работать приходилось. Потом подхватил от кого-то "ё-ка-лэ-мэ-нэ." Начав, службу в фирме подобрал более подходящее: Ёшкина контора, которое иногда сокращалось до одного, но очень нехорошего: ёёё..., и дальше неразборчиво.
– Вот ёёё… дурная голова ногам покоя не даёт, – выговаривал он в очередной раз впихивая свинью в мешок. – Навязалась на моё горе. Погоди, я еще с тобой разберусь!  Хрюшка с каждым разом только ещё дальше укатывалась от деда, как колобок.
– Оставил бы ты её в машине, – подсказал ему Витёк, – что ты её таскаешь с
собой? Она и меня уже заколебала.
– Я бы и оставил, ее ли б мог себе это позволить. Уж больно опасно  эту свинятину  без присмотра даже под замком держать.
– Откуда она вообще взялась? Раньше таких презентов ты не носил, и в магазинах я таких не видел.
– О, это, можно сказать, опытный образец, Витёк. И очень неудачный. Давай с графиком разделаемся побыстрее. Хочется мне, понимаешь, ещё к ребятишкам    успеть в многодетную семью. А туда пока ехать будем, я тебе объясню, что смогу. Идёт? Они потрудились на славу. К двадцати двум часам   заказы, включая просьбу шефа были исполнены. Кстати в этакой круговерти Мороз Иванович не слишком и выделил их из общего ряда, а фраза, которая должна была по мысли шефа снять любые вопросы, даже и не понадобилась. Первый клиент принял телевизор, как само собой разумеющуюся вещь. Витёк успел заметить, что в квартире и без того в каждом углу стояли нераспечатанные коробки не меньших размеров с непатриотичными названиями. Второй оказался и полюбопытнее и полюбезнее. Он спросил: А, это, наверное, от Аркадия Моисеевича? – От Моисея Аркадьевича, –поправил Дед Мороз. – А, ну да, Да-да,  припоминаю. Пусть он мне позвонит сразу после праздника. Хорошо? – Хорошо, хорошо, – закивали Мороз Иванович с Витьком, – обязательно передадим. Вот собственно и все впечатления от спецконтингента.
– Ну что, Витёк, не оставим бедных деток без праздника? Махнём к Ивановым!? –для Мороза Ивановича здесь вопроса не было. Но напарник его – человек семейный. Дома, небось, уже и стол накрыт.  Жена хлопочет, ребятишки угощений ждут, у ёлки вертятся.
– Я согласен, но только быстро. Не как у той мамаши из аптеки.
На том и порешили.

14.
  Ивановы жили почти на окраине огромного города. Путь предстоял неблизкий.  Витёк ехал спокойно. Устал за день, а тут метель поднялась. Снежок повалил. Видимость плохая. Он внимательно следил за дорогой и ждал, когда дед начнёт обещанные разъяснения. Пистолет, да и кое-что другое заинтриговало его, и он не утерпел, начал сам:
– Мороз Иванович, так что это за пистолет у вас? – раскалывайтесь. 
– Что ты так официально? – улыбнулся дед. Сейчас расколюсь. Люблю, когда снежок, знаешь.
  Помолчали в тишине. Только "дворники" скребли по стёклам.
– Так вот, Витёк, – прервал романтическую паузу Мороз Иванович, – на квартиру Павлика Кожемятова, в отсутствии его родителей было совершено разбойничье нападение с применением оружия. Благодаря смелым и решительным действиям, оказавшегося случайно на месте преступления, гражданина Дедова Мороза Ивановича, бандиты были обезврежены, задержаны, преданы суду и наказаны. Среди мирного населения жертв нет. Коротко и ясно. Доклад закончил.
– Так ты их того что-ли? Нет, погоди, там же никого не было. – Витёк растерялся. Дед, ты их…эта копилка, рулончик, – медленно, неохотно вызревала в сознании напарника сумасшедшая идея. – Ты их превратил в эти штуковины?
– Да, Витёк. Превратил! И поверишь ли, не жалею. Мне просто ничего не оставалось другого, – всё же с некоторой горечью в голосе проговорил Мороз Иванович.
– Вы ж подписку дали Мороз Иванович! Вас же теперь могут привлечь. Они люди всё-таки. – Последнее время Витек постоянно перескакивал с "ты" на "вы".
– Э, подписку, – махнул рукой дед, – когда это было? Кому давал, тех и самих уже нет. В другой стране, в другое время, можно сказать. Да и что было делать, если у меня мальчишка без ног на руках, а у них – оружие? Вот ты говоришь – люди они всё-таки. Видел бы ты их поросячьи глазки! Кстати, на фотообоях – точные копии двух бандюг, а третий… Ты сам правильно догадался – копилка. Э, да я же хотел с ней политико-воспитательную работу провести, – вспомнил дед Мороз, и сунул руку в мешок. – Зададим ей пару жгучих вопросов  современности.
– Она что, и говорить умеет? – удивился напарник. Он ещё не устал удивляться.
– Боюсь, что да. Сейчас услышишь. За текст я ответственности, как автор, не несу. Тут такое польётся, что придётся уши затыкать.
Хрюшка-копилка, извлечённая из мешка, на вид стала ещё более округлой, словно что-то распирало её изнутри. Когда дед повернул хрюшкин пятачок и влючил звук, в уютный салон «Тойоты» хлынуло, как из помойного ведра. Дед Мороз убедился, что не зря он не давал права голоса этому животному с мутными глазами.
–...ты пень занюханный! Пугало огородное! Экстрасенс хренов! Ты что наделал, падла! Ты … прикинь, на кого ты, … наехал, борода драная. Я ж тебя.... урою,
Я из тебя такого деда Мороза сделаю – ты будешь в моём «Стиноле» по частям
лежать …
– Нет, так ничего не выйдет, – выключил звук Мороз Иванович.
Он взял хрюшку и хорошенько потряс. Внутри зазвенело и забренчало, будто там и вправду находилась одна мелочишка. – Видал, сколько в ней барахла всякого!
Ну-ка, послушаем дальше. –  Он поставил копилку на колени. Теперь на самых интересных словах хрюшка запиналась, пыжилась, заикалась, но так и не выговорив наболевшего и не выпустив пара, с прежним угаром разряжалась угрозами. Получалось примерно так: Ты! ко-ко-ко старый ещё запоёшь! Я тоже могу бэ-бэ-бэ фокусы показывать. Если ты мне руки-ноги пи-пи-пи обратно не приделаешь, то пожалеешь.
   Мороз Иванович убрал копилку на заднее сиденье и слушал без интереса. Пусть проговорится. Витёк то и дело оглядывался, ему было явно не по себе от такого радио, а оно не затихало.
– Вам же конец обоим! Дэ-дэ-дэ… думаете нас стая бросит? Хэ-хэ-хэ – вам. Вас же внизу пасли, вам же мэ-мэ-мэ на хвост сели.
– Кто нам сел на хвост? – заинтересовался вдруг Витёк.
– Кто? Стая! Там в «додже» – Матёрый и двое с «Калашами». Так что хана вам, мэ-мэ-мэ...
«Тойота» резко дёрнулась, стремительно набирая скорость.
– Ты чего? – удивился Мороз Иванович.
– А того! Выключай радио – наслушались! Он не врёт. «Додж» давно болтается сзади. Он ведь и там стоял, во дворе – рядом с нами, заметил? – Витёк разогнал свой джип до опасной скорости. Дед Мороз в беспокойстве оглянулся назад. Из снежной пелены зловеще слепили фары, не отстающей от них машины. Такой поворот деда не устраивал. Совсем не хотелось сейчас, прямо под Новый год ввязываться в очередную заварушку. – Ну и денёк! – подумалось ему. – Хорошо, если Витёк уйдёт от погони. – Они шли с явным превышением скорости. – Вот ведь, ни ГАИ, ни милиции, как назло. Уж лучше бы те на хвост сели, чем эти с «Калашами».  А «Додж» уже совсем достал их. Шли колесо в колесо.
Напарник заволновался.
– Слушай, дед! Скоро площадь – место людное. Надо от них отрываться. Раз уж ты
подписку нарушил, давай и дальше нарушай. Делай что-нибудь, не то или они
нас долбанут, или мы кого-нибудь!
Мороз Иванович понимал и сам: сейчас они выскочат на полном ходу на площадь.
А там – люди, дети. Там – праздник. Никак нельзя им туда с этим хвостом залетать.
– Так, Витёк, опускай моё стекло! Я сейчас…и начал трансформировать свой посох.
– Ты только не стреляй, дед! – крикнул Витёк. – Давай уж обойдёмся без крови.
– Не отвлекайтесь, товарищ водитель, – спокойно сказал Мороз  Иванович, –гололёд ведь. Ваше дело — дорога.
  Он выставил руку с посохом наружу, и его телескопический аппарат начал удлиняться. Учитывая дорожную обстановку, дед хотел сделать самое простое и безопасное для остальных. Он всего лишь включил мощный вентилятор, и буквально накрыл снегом «Додж», а потом всё-таки "выстрелил". Яркий сноп света ударился о дорогу, превратив покрытие в кисель и ослепив преследователей. Мороз Иванович успел рассмотреть, как "Додж", выскочив из снежного заряда на сырость, заскользил, стал гасить скорость, но его неудержимо сносило на заваленную снегом обочину.
– Вот так-то. Поезжай спокойнее, Витёк. Они не скоро теперь прозреют и разглядят дорогу. Да из сугроба ещё выбраться надо будет. – Дед был явно доволен собой.     – И никакого кровопролития, как видишь.
– Уф! – выдохнул Витёк, – отлично сработано. Да-да, пусть ребята отдохнут, поостынут маленько.  Порадуй своего хряка, Мороз Иванович!
– Да ну его, – отмахнулся дед, – Надоел хуже горькой редьки! И что за нелюди навязались на нашу шею. Ни праздника им, ни порядка не надо – лишь бы свою злость показать и силу навязать!  Гневался дед. Ох, и гневался!

15.
      Они были уже на окраине города. Здесь стояли старые частные домишки, среди которых вынырнули кое-где новые двухэтажные коттеджи. Слегка окривевшие, заметённые улочки, тянулись вдоль оврага и упирались в самый настоящий лес. На всю округу горел один, чудом уцелевший фонарь. С трудом разыскали они нужный адрес, но окна дома были темны. Вот тебе раз – приехали! Оба вышли из автомобиля подышать и расслабиться. Метель стихла, подмораживало. Витёк неожиданно достал сигарету,  глубоко затянулся в охотку.
– Ты никак опять курить взялся? – удивился Мороз Иванович. – Бросил ведь!
– Э-эх, – тяжко вздохнул напарник, – с такой жизни не только закуришь, но и запьёшь! Погоня, хоть и оказалась короткой, а всё же крепко ударила по его уставшим нервам. И тут ещё клиенты куда-то запропастились. Зря что-ли в такую даль тащились? – Куда они подевались? Может, в гости ушли? – предположил Витёк.
– Вряд ли. Кто их примет? У них, как в поговорке, – семеро по лавкам, – не согласился Мороз Иванович. – Представляешь, семеро детей, и все до одного – пацаны?
– Нет, не представляю. Фантазии не хватает. Я и от одного-то иногда не знаю, где спрятаться, как доймёт вопросами.
– А дымок из трубы идёт, – заметил вдруг дед. – Пойдём постучим. Может, они любят сидеть при свечах.
   Поднялись на крыльцо, только стукнули, и хозяйка объявилась. Напугали они её сначала. Она за солью к соседке отлучилась, вернулась, а у дома машина стоит, и кто-то бубнит в темноте. Хотела уж назад к соседке пойти, да вспомнила, что муж, Деда Мороза обещал детям.
– Насилу вас признала, – объяснила, она.
– А семья где? – спросил Мороз Иванович.
– Муж с детьми за ёлкой ушли. Не покупать же – лес вон, рядом, – махнула хозяйка в сторону чернеющего бора.
– А не страшно им так поздно в лесу? – удивился Витёк.
– Страшно, – согласилась женщина. – И днём страшно – лесник поймает, и ночью –тут всякие по ночам-то шастать стали. И что им в лесу том делать, не поймёшь? Только всё ездят, ездят. И днём, и ночью. Да только с нашей оравой никто не справится. Вот отец и не боится, – заулыбалась хозяйка.
– Отчаянные, что-ли? – поинтересовался Витёк.– Ёлки они рубят в лесу.
– По всякому бывает, но в обиду себя не дадут. Да мы и не рубим. Зачем? Просто от снега иное деревце сломается — вот и подберут на праздник. Снегу-то навалило хорошо. Да вы заходите, – догадалась она наконец впустить их в дом.
   В доме было натоплено, прибрано. Вкусно пахло печёным.
– Пироги, похоже, стряпаешь, – принюхался дед.
– Пироги, – подтвердила хозяйка, – с рыбой. Отец с утра с детьми на реку ходил. Хорошо наловили, и на уху ещё хватит. – Она показала на стол, где лежал судачок килограмма на четыре.
– О-о, – одобрительно потянул дед, – рыбаки, значит, умелые.
– А как же! В магазине всего не наберёшь, – на одну зарплату живём, да на пособия
ещё.
– Не хватает?
– А, – махнула она рукой, – донашивают друг за дружкой. Девчонки, может, хоть поаккуратнее, а на этих всё горит. Не успеваешь латать да штопать. Тут послышались голоса, и в прихожую, где топтались гости, ввалилась – вся в снегу – ребятня. Чуть было деда Мороза второй раз за день не сбили с ног. Эти бы точно затоптали. Визг, гомон, хохот заполнили весь дом. Полетели во все стороны шапки, валенки, рукавицы, пальтишки. Зашмыгали семь пар ноздрей, и семь пар глаз уставились на деда Мороза. А он, отойдя от них, весело глядел на их розовые с морозца щеки и уши.
– Где же вы, огольцы, папку потеряли? Или семеро одного не ждут?
– Идёт он, идёт. Мы, как машину увидали, вперёд побежали, – загалдели все разом. Тут отворилась дверь, и, впуская клубы пара, вошла зелёная красавица, а уж за нею следом и отец семейства.
– Что за раскардак здесь? Ну-ка прибрали все на место! – скомандовал он.
Услыхав его голос, Витёк вспомнил своего армейского старшину – старшего прапорщика Шмакова. Мигом был наведён уставной порядок.
– Здравствуйте! – уже после поприветствовал он гостей. – Мы вас сегодня и не ждали уже.
– Да, припозднились немного, – согласился дед Мороз.
– Давайте в комнату пройдём! Что мы все у порога столпились? – продолжил хозяин и первым внёс в зал замёрзшую лесную гостью. За ним втиснулись и все остальные. Дед Мороз стал знакомиться с детьми. Мальчишек звали: Антон, Егор, Иван, Олег, Ульян, Юрий и Яков. Старшему – Антону, – пошёл пятнадцатый год. Младшему – Якову, исполнилось недавно пять.
– Они у нас прямо по алфавиту идут, – усмехнулся отец. Вот, как последнего Яковом  назвали, так и остановились.
– Букв, значит, не хватило? – улыбнулся Витёк.
– Буквы бы нашлись, да только жизнь пошла всё больше на одну букву. Ладно, схожу за ведром. Ёлку в песочек хорошо ставить, она тогда дольше держится. Да подпилить надо — обломыш всё-таки.
– А кто ж из вас сегодня больше всех рыбы наловил? – поинтересовался Дед Мороз. Пора ему было приступать, к своим служебным обязанностям.
– Я, – ответил самый светленький и кудрявый.
– А, Ваня, кажется. Так? Не перепутал я? А по отчеству ты ведь Иванович, как я. Иван Иваныч Иванов – здесь самый ловкий рыболов! – сходу сочинил Дед Мороз. Ребята засмеялись.
– Ну а кто, друзья, из вас ходит в школу в первый класс? – Первоклашкой оказался Юрик.
– Покажи-ка нам, Юрок, как ты выучил урок, – продолжал Дед Мороз. – Ты уже не малышок, и прочти-ка мне стишок про морозец и снежок. Будет слушать Дед Мороз – любит он стихи до слёз!
Юрок почесал в затылке и спросил, – а про рыбалку можно? Про зимнюю?—
– Спрашиваешь! Конечно, можно. Порадуй дедушку, – и мальчик смело начал:

Вот  и заскрипел снежок под ногами.
Обжигает глянец  щёк, будто пламень.
Прикрываю рот рукой в рукавице.
Долго ли в мороз такой застудиться.
Холод-стужа, хоть сиди  день у печки,
а гляди-ка рыбаки – вон, – на речке.
В кожушках, как воробьи, возле лунок…
Застуди попробуй их! Ну, дак!?

– Ишь, ты – какой молодец! Складно рассказал, – похвалил дед Мороз и повернулся к Витьку. – Пора, наверное, и подарки ребятам готовить? – тот без лишних слов отправился к машине.
Как раз и хозяин с песком и ножовкой вернулся. Стали ёлку налаживать.
Витёк вернулся ни с чем. Растерянно развёл руками:
– Мороз Иванович, представляешь, нет мешка.  Спёрли!

16.
– То есть, как спёрли?
– Да так. Я всё обшарил. И рулончика нет. Только хрюшка твоя в углу под сиденье забилась. Ты бы поговорил с ней. Она, наверняка, что-то видела!
Мальчишки слушали этот разговор с разинутыми ртами. Им, конечно, не верилось, что подарков нет – разыгрывают их, наверное, понарошку. Для пущего интереса.
Но хозяин понял, что дело нешуточное и сразу же вспомнил:
– Когда мы из лесу выходили, машина отъехала от вашей. Прямо нам навстречу.
– Какая машина? – встрепенулся Витёк.
– Да леший её знает! Не разбираюсь я в таких. Да и не видно толком. У неё
и фары даже не горели, но здоровенная – больше вашей.
– Тут все разом загалдели мальчишки:
– Это такой микроавтобусик был! «Паджеро», «Джип Чироки», «Патруль» – зазвучали все марки подряд. Но кто-то один сказал, –  «Додж»!
– Кто видел «Додж»? – уцепился Витёк. Ты точно знаешь? Это ведь редкая марка!
– Точно. Я её и раньше видал, – ответил Ульян. И здесь на улице, и в лесу попадалась мне.
– В лесу? Ты не путаешь? Что ей там делать? – не верилось Витьку.
– Ничего я не путаю, – упирался пацан.
– Так она и сейчас в лес поехала, – подтвердил отец. Это у нас запросто стало.
– Что у вас в лесу – платная стоянка что-ли, или мотель? – Витёк действительно не понимал.
– Мотель – не мотель, а домик один есть. Туда тачки покруче вашей съезжаются, – это вступил в разговор Олежек.
– А далеко отсюда домик? – спросил Дед Мороз.
– Нет, не далеко. На машине минут десять добираться, – дошла очередь до Егора.
– А если мы, к примеру, поедем сейчас, то не заблудимся? – Мороз Иванович что-то задумал. Что-то складывалось в его голове, как из отдельных кусочков карт.
– Можете и заблудиться, – солидно сказал старший, – там несколько дорог. Я бы не советовал. Место там, вообще, нехорошее. И в домике этом неизвестно что и  кто. Забор, высоченный – со всех сторон, и собаки злющие. Воют как волки.
– Да я волков не боюсь, – усмехнулся дед Мороз. По должности не положено мне их бояться. Только я думаю, не знакомый ли мой там живёт. Похоже на него. Подшутил он с мешком-то, а про ваши подарки не подумал. Мне насолить хотел, а видите, как вышло. Нехорошо. Надо бы  заскочить к нему,  разобраться.
– Витёк, ты как, согласен? – обратился он к напарнику. Витёк посмотрел на часы.
– Двадцать два сорок пять, – проговорил он и задумался на секунду. С одной стороны, надо поспешать к семейному очагу, а с другой... Его смущало, мягко говоря, что бандиты слишком крепко сели на хвост. Сегодня обошлось более менее, а завтра? Наверняка они отследят по машине и фирму и адрес. Нефиг делать, если захотят. И тогда они могут отстрелять их с дедом по-одиночке. Конечно, перед Новым годом лезть в драку – надо быть большим оригиналом. Но, если те, в «Додже», как раз из таких, то что он один против них?
Лучше уж быть с дедом. У деда – сила! В этом Витёк сегодня убедился достаточно. Да и не получится у него праздника с такой заморочкой в голове,
– Ладно, дед – едем. Надо кончать с этой бодягой, в нынешнем году.
– А можно я вам покажу дорогу? – спросил вдруг осторожный Антоша.
– И я могу показать! – крикнул Егор. – И я,  и я – закричали все разом. – Я тоже
хочу на  «Тойоте» покататься, – загнусавил и Яша.
– Ух, вы – семеро смелых! – одобрительно сказал Дед Мороз. – Спрашивайте родителей. За полчаса должны обернуться. К Новому году успеете.
– Папа, мама, – набросились пацаны на них, – отпустите! На полчаса всего!
– Ну что, отпустим, мать?  Пока я ёлку ставлю, ты накроешь как раз на стол.
– Ладно, если все. Я их оравой-то не боюсь отпускать. Только вы поосторожней всё-таки.
– Ух, как кинулись они одеваться! – Точно, как солдаты по тревоге, – опять вспомнилась Витьку служба.
В машине как загалдели, хоть уши затыкай! Мороз Иванович решил их утихомирить.
Ну-ка, оголтелые, сидите тихо. Я вам лучше сказку расскажу.

17.
Вторая сказка Мороза Ивановича
Жили-были семь братьев - семь молодцев. Звали их: Понедельник, Вторник, Среда, Четверг, Пятница, Суббота и Воскресенье. Отец их был Месяц Ясный, а матушка – Неделя Светлая.
Понедельник был парень серьёзный, работящий. Сам чуть свет вставал и других поднимал.
Вторник, Среда и Четверг тройней уродились. Неразлучные. Куда один – туда и другие. От дела никогда не отлынивали. Порядок знали и обычаи уважали.
Пятница – паренёк лёгкий, с ленцой будто даже, но добрый. Он никого не обижал, и на него никто не сердился, а чуб озорной у него так и вился.
 Суббота, этот – рубаха-парень. Весельчак, балагур. Всё б ему мёд пить, хороводы водить.
 А Воскресенье – увалень, домосед. Всё бы на печи лежал да байки слушал, ещё пироги бы с изюмом кушал.
Надумали братья жениться. Отца с матушкой спросили. Что ж, говорят родители, – охота пуще неволи. Ведите невест ваших! Только нет ещё невест у братьев. Нашли они сваху. Говорят ей: Найди нам невест по нраву, чтоб стали женами по праву.
– Это можно, – сваха отвечает. – Дело знакомое, но и ваша помощь мне надобна. Приготовьте к завтрашнему дню по подарку каждый. Которая девица, чей подарок выберет, та и будет ему невестой.
Сделали братья, как сваха велела.Приготовили каждый по гостинцу. Пришла сваха, забрала подарки.
Стали они ждать-поджидать. Семь дней проходит. Вот на восьмой зазвенели бубенцы под дугой – въезжает в их ворота тройка. Видят братья: то сваха приехала и невест привезла. Говорит им сваха: Во всех краях я побывала, вам невест добывала! Встречайте – вот невесты ваши.Всех прочих краше!
Выступает первая девица. На руке у неё – часики, то подарок Понедельника. Видит он, знает она минуте цену. Не будет без дела времени тратить. То-то ему и дорого! Берёт он под руку свою красавицу, в дом ведёт.
 Тут три другие девицы сразу к крыльцу подходят. Видят братья: одна – с ухватом, другая – с вальком, а третья веник в руке держит. То близнецам невесты нашлись. Будет у них и стол накрыт, и рубахи чисты, и полы метёны. Славные жёны получатся у Вторника, Среды и Четверга.
 Выходит пава наперёд с зеркальцем – подарком Пятницы. Он-то и сам парень хоть куда, видный. И невеста будет – другим показать не обидно.
 А Субботнина невеста с балалайкой является. Вот теперь зададут они жару! Будет с кем петь и плясать на пару.
 Последняя невеста – круглолица да румяна. Не девица, а чисто – пряник. Да сама-то пряник и грызёт. Доедает уж подарок Воскресенья. Вот, вышло и сластёне веселье!
 Все братья довольны остались, вскоре и обвенчались. Мать с отцом не возражали. Кончились, поди, их печали. А свадьбы сыграли – всю округу созвали. И я там был, свою бороду омочил.

18.
    Не заметили, как и приехали. Быстро дорога за разговором бежит. Забор и вправду возвышался нешуточный. Без пожарной лестницы и не переберёшься. И был тот забор и ворота металлическими, сплошными – без щелей и просветов.  Дома из-за них и не увидишь. Витёк остановил машину метров за тридцать от ворот. Было тихо. Прожектор, возвышавшийся над забором, освещал он лишь ворота.  Дальше всё растворялось в темноте и густоте окружающего леса. Кроме шума сосен, Витёк, выбравшийся на разведку, так ничего и не уловил. И ни какого лая собак.
Дед Мороз тем временем тщательно готовился. Что-то перекладывал в своих бездонных карманах, поправлял то шапку, то рукавицы. Галоши он снял. Кряхтя, достал из-под сиденья хрюшку-копилку, обернул ее своим фирменным носовым платком и засунул под мышку. Дети сидели тихонько, чувствовали они – ох, не к другу-приятелю собирается Дедушка Мороз, но помалкивали.
– Так, – обратился к ним старик. – Слушай мою команду! Сидеть тихо, из машины не отлучаться, в ворота не стучаться! Буду ровно через пять минут. На воздухе он сказал напарнику: Витёк, отъедь ещё подальше, на всякий пожарный случай и жди до упора. Туда, – он кивнул в сторону ворот, – не лезь. Поверь, дедушка знает, что делает. И пацанов, главное – не выпускай! Ни под каким видом.

 Он пошёл к воротам, опираясь на посох и держа под мышкой что-то похожее арбуз. Ударил посохом в ворота.  Сильно. Глухой звон разнёсся эхом по округе. И всё стихло. Собаки так и не объявились, но послышались чьи-то удаляющиеся шаги. – Охранник, – подумал дед Мороз, – докладывать отправился. Значит, связь у них плохая. Что ж, люди-то тёмные. Немного погодя, шаги послышались снова. Только теперь по свежему снежку было слышно двоих. Один семенил впереди, а другой следовал за ним не спеша, и смачно хрумкал снежком, будто гармошка играла на басах.
– Кто там? – спросил тоненький голосок.
– Служба быта – ответил дед Мороз – Приехали поздравить вас с Новым годом.
– Да мы, вроде, не вызывали никого. Не заказывали.
– Знаю. Мы представляем фирму «Дятел» и посещаем всех возможных клиентов в районе. В рамках рекламной кампании, – вспомнил он формулировку шеф. Ваш дом тоже значится на нашей рабочей схеме.
– Открывай! Хватит базарить, – послышался совсем другой голос – хозяйский.
О, этот голос был хорошо известен деду Морозу. Во всей округе так говорить
мог только один человек. Человек? – поймал сам себя вопросом дед Мороз.
Калитка ворот растворилась. В глаза деду ударил яркий свет, и он ослеп на мгновенье.
– Так я и думал, – пророкотал тот самый голос. – С прибытием тебя,  дед. Давно не виделись! А то он Дятел какой-то, видишь ли, теперь!
– Давненько, – соглашался дед Мороз, продвигаясь вперёд и стараясь отвернуться от света. Только я, как услыхал твой орган, так сразу и понял – ты это, Леший!
– А кто ж ещё! Или ты не меня искал? Кого-нибудь другого, может?
– Да как тебе сказать. И сам не знаю пока, кого я искал и ищу до сих пор.
– Ты, один? – спросил хозяин, высовываясь из калитки.
– Водитель там в машине и охрана, – соврал на всякий случай дед. Он знал, к кому попал в лапы. А, может быть, и не соврал вовсе. Была ведь и охрана. 
– Ну лады. Заходить будешь, или как? – Леший смотрел на деда, но не в глаза.
– Так ещё не приглашали. Я и так навязываюсь вроде, – дед тоже глядел по сторонам. Ещё не время скрещивать взгляды.
– Ну, считай, уже пригласил, – что-то похожее на улыбку проклюнулось на лице хозяина. И тут же он грозно прорычал охраннику: Сморчок, затворяйся! Да смотри в оба у меня! – В ответ будто хлюпнуло в болоте, и загремели мощные засовы. Дед успел приглядеться. Тут было что охранять за таким высоким забором. Новый кирпичный коттедж, возвышался на два этажа, но и в цоколе светились окна. Виднелись пристройки – тоже капитальные: гаражи, кладовые, банька. Блестело стекло оранжереи, и много чего ещё терялось в темени подворья.
– Широко живёшь, с размахом, – словно похвалил дед Мороз.
– Стараемся. Жить тоже уметь надо. Ты, надеюсь, не из налоговой полиции агент. – ехидно с ударением на последнем слоге выдавил из себя хозяин. – А то
многовато сейчас охотников стало в чужом кармане денежки считать.
– Да нет, я не из них. Не пугайся, Леший.
– Я и не пугаюсь. Только сделай милость не зови меня больше Лешим. Нету такого.
По паспорту я теперь Лавр Кондратьевич Лешаков. Так и называй.
– Это можно. Лавр Кондратьевич.  Значит, сменил место жительства и паспорт завёл?
– А что? Насколько мне известно, и у тебя вполне гражданская фамилия и паспорт есть. – Парировал хозяин.
– Что верно, то верно.  Против факта не пойдёшь. Перебрались мы оба к людям по-ближе, только я вот слышал…– начал было дед.
– Что ты слышал? – сразу напрягся гражданин Лешаков.
– Да нет, ничего. Так, пустяки, – и дед поправил поклажу под мышкой.
– С колобком в гости пожаловал или арбуз под закусь захватил, а? – покосился хозяин в сторону деда. –
Они стояли уже у крыльца. Дверь им отворил какой-то усатенький субъект в гусарском мундире, а, может, и просто в швейцарском. Дед не силён был по части костюмированных балов или «дрес-контроля» по-теперешнему. Хотя на маскарадах частенько бывал в прежние времена.
– Ишь, и гусары у вас, Лавр Кондратьевич.  Бал-маскарад собираетесь устроить?
– Обслуга это, дед. При форме, как полагается.
– И много обслуги держите? – они поднимались на второй этаж по широкой, устланной коврами лестнице.
– Мне хватает, – уклончиво ответил Леший. –
Они вошли в просторный зал. Горели яркие люстры. Посредине зала стоял накрытый стол.
– На двенадцать персон, – отметил про себя дед. – Гостей ждете, Лавр Кондратьевич? – Гости будут позже. Садись, и ты гостем будешь. Нам ведь есть о чём  поговорить, что  вспомнить. – Леший расположился во главе стола, и сразу же за его спиной, как   из-под земли, возник  ещё один гусар с полотенцем через руку.
– Нам есть, что вспомнить, только я гляжу – ты с прошлой жизнью совсем расстался. Вон в каких хоромах зажил, и сам на человека стал похож.
– А я не похож. Я и есть человек, дедок. Ты уясни  это сразу и  навсегда, – резко выговорил хозяин. И тут же, смягчившись, спросил: Водочку будешь?
– Не пью я. Ты же знаешь, Лавр Кондратьевич. – Деду будто доставляло особое удовольствие выговаривать новое имя Лешего.
– А я выпью и закушу. Ты уж извини. – Гусар, почтительно согнувшись, налил ему
из пузатенького запотевшего графинчика. Леший, подняв рюмку, оценивающе посмотрел её на просвет. Выпил одним глотком, просто плеснув куда-то в жерло своей могучей глотки. Немного посидел, видимо, прислушиваясь, когда желанная теплота разольётся в желудке. – Сытная вещь, – проговорил он наконец. – Извини, что без тоста выпил. Я же, как тебе известно, личность тёмная, дремучая. Только вот и мне, с моей дремучестью ясно – неспроста ты, дед, заявился. И он первый раз за всё время слегка скользнул взглядом по глазам деда Мороза, и сразу уставился на закуску, что-то поддел из тарелки вилкой.
– Догадливый ты стал, – усмехнулся дед, – действительно, неспроста. И вижу,
правильно я приехал. Туда, куда и нужно. Хочу я тебе вещицу показать и вместе послушать. – Он раздвинул небрежно посуду и водрузил на стол
"колобка" в платочке. Потом платочек аккуратно снял, свернул, опустил в карман и повернул пятачок. Леший на все манипуляции деда смотрел спокойно, лишь когда услышал хрюшкин голосок, по его лицу что-то пробежало, но он старательно жевал закусь и слушал. А хрюшка, старалась вовсю.
Она заговорила, правда, не сразу. Долго соображала, видимо, куда попала. Сначала её взгляд упёрся в ближайшую рюмку. В свинячьем нутре что-то булькнуло. Затем она разглядела бутылку, на этикетке которой красовался мужик с бородой. Дальше взгляд хрюшки заскользил почти лихорадочно, пока не упёрся в Лешего. Тут-то и прорезался голос, и сама хрюшка, словно вытянулась по стойке смирно:
– Шеф, мы сделали всё путём. Столько товара сегодня взяли, как никогда. Мы и эту квартиру вычислили как надо. Как учили, шеф. А там пугало огородное, старик хэ-хэ-хэ – зазаикалось снова радио. Видал, что он му-му-му вытворяет. Он издевается! – прямо-таки взвизгнула хрюшка. – Он ведь моих корешей всех по стенке размазал! Он пи-пи-пи,.. видишь, что со мной сделал. Я не знаю, кто он тебе шеф, но пусть он мне руки, ноги обратно приделает. Босс,..прошу....пусть обратно ... – хрюшка уже всхлипывала жалостно и безнадежно. 
Дед Мороз убрал звук, чтоб не растрогаться случайно.
Леший выслушал всю эту ахинею безразлично. Он стал как-то задумчив. Сообщение радио-копилки не стало для него новостью. Полчаса назад он всё узнал из другого источника, когда вернулся «Додж». Тогда он действительно встревожили не на шутку, а когда увидал фотообои, то почти догадался, чья это могла быть работа. Приезд деда подтвердил, что вычислил противника он правильно. Дед стал опасен, и теперь, после того как побывал здесь, стал смертельно опасен для Лешего. Но что делать с ним Леший пока не знал, а вот силу деда знал и помнил.  Что для него каких-то десять лет! –
– Какие будут предложения? – как на профсобрании спросил дед.
– Шутник! А что ему – он сейчас сверху. Ты на счёт чего? – по-прежнему вяло реагировал Леший. Он тянул время. Время играло на него.
– Я хочу узнать, как ты до жизни дошёл такой, Лавр Кондратич? – иронично и язвительно проговорил дед.
– До какой – такой!? – взорвался вдруг Леший, – По-твоему, у меня раньше была жизнь? В чащобе лесной, в логове, в берлоге, когда я небритый, немытый, нечесаный, как зверь дикий, обитал? Так, по-твоему!? – Глаза его запылали, и он вцепился обеими лапищами в край стола. – Да я теперь на Гавайи езжу. Знаешь ты хоть, что это такое, а? Пляж, солнце, песок, океан у ног. Девочки…э, – махнул он безнадёжно рукой, – тебе, старому, что до того? Ты ж у нас – идейный дедок, старой закалки. Тебе бы  только добрые дела совершать. Лапшу на уши детям вешать, пока они сами не разберутся, что к чему. А мне до твоих сказочек дела нет. Нравится тебе добренького изображать – на здоровье! Я тебе не мешаю. Ты дед – Мороз, а я – другой. Я горячий. Мне в сауне надо париться, на песочке лежать под солнышком, водочку вот пить. Жить мне надо, как человеку, а не…
– А живёшь ты – как бандит, – прервал его тираду Мороз Иванович. – И вокруг, себя пригрел бандитов. Логово тут у тебя – хуже прежнего.
– Нет, дедок, я не бандит. Я никого пальчиком не трогаю, если на то пошло. Помогаю кое-кому – да! Подсказываю. Совет могу дать. Так у нас – страна советов, – каждому известно! Что не запрещено – то разрешено, понял? Нам такую волю дали!
– Может, тебя и по-другому правильнее назвать – не знаю, но живёшь ты за чужой счёт, а всё это богатство твоё – краденное, награбленное!
– Ха! За чужой счёт – видали праведника? А ты сам за свой счёт живешь что ли?
Все живут за чей-то счёт. Только одним больше достаётся, а другим – меньше. Вот кому меньше, те всё правду-то и ищут, всё права качают, социальной справедливости добиваются, потому что больше ничего добиться в жизни сами не могут. Силы нет или ума не хватает. А, может, и просто, – рожей не вышли!
– Значит, по-твоему, кто не ворует, тот – дурак, слабак и урод?
– Я не ворую, я уже тебе объяснял, кажется. Я, вообще, из этого дома выезжаю исключительно на отдых в тёплые страны. Поймёшь ты, наконец?! – Леший ярился.
– Ловко пристроился – ничего не скажешь, – а дед наоборот сбавил на полтона.
– Я-то что? Другие есть, и получше моего пристроились. Бабу-Ягу, к примеру, давно не видал?
– Давно. Лет пятнадцать – не меньше, – ответил дед мороз.
– Ну, не узнаешь теперь!
– Постарела что-ли хрычовка? – дед будто, заводил специально.
– Ха! Дед, ты вообще соображаешь нормально? – Леший встрепенулся второй раз за разговор. – Постарела! Да её хоть в кино снимай и за деньги показывай! Год на косметических операциях провела. Фигурка, мордашка – класс! Языкам иностранным обучилась. Эх, что говорить, поднялась, поднялась баба! – последние слова Леший проговорил, чуть ли не в восторге.
– Куда она поднялась? – недопонял дед. Он полез в жилетку за часиками.
– Куда? В гору она поднялась. В рост пошла.  Масть попёрла! Понял? У неё, думаешь, изба на курьих ножках или сарай на вроде моего? Ни шиша! Знаешь, кто у неё бывает, в гости наезживает? Такие люди... Тут Леший остановился, смолк, почуяв, что и так наговорил лишнего.
– Завидуешь ты ей, похоже, – заметил дед Мороз, а сам часики разглядывает.
– Нет. Что мне ей завидовать? У неё своя дорога, у меня – своя.
– И какой же дорожкой она пошла? – заинтересовался дед.
– Романтические путешествия, – с расстановкой проговорил хозяин. – Отдых для богатых мужчин. Слыхал? – он даже перестал жевать.
– Слышал-слышал, как же! Вот не знал, что это её работа! Как её теперь звать- величать?
– Ядвига Емельяновы Бабина. – Гусар за спиной Лешего, то и  дело подливавший из пузатенького графинчика, вытянулся в струнку при этих словах.
– А, интересно, костяную ногу ей тоже заменили? – всё подначивал дед.
– Сейчас и не такое заменить могут. Были б деньги! Захотела б она, из нее бы и мужика сделали со всеми причиндалами. И из мужиков теперь бабу запросто сварганить могут! Представляешь, до чего мы дошли?
– Да уж дошли! Это ты точно, Лавр Кондратьевич. Как говорится, и на старуху бывает проруха! Будем иметь в  виду, – последние слова дед проговорил с явным нажимом. – Однако засиделся я тут с тобой.   Пора мне, старому, на покой, – Мороз Иванович приподнялся из-за стола.
– Что ты так вдруг? – уход деда никак не устраивал Лешего, но ещё не решил главного: что с ним делать. – Давай уж Нового года дождёмся.
– Нет, Лавр Кондратьевич. Ты уж извини, но тошно мне у тебя. Пойду. А если вопросы какие у тебя ко мне остались, так заходи. Хоть завтра. Я и адресок свой оставлю. – Хитрил дед. Не собирался он так просто уходить, да только развязку торопить надо было. Уходило ЕГО время. А колёсики он всё ещё не трогал – тянул до последней возможности.

19.
– Зачем нам завтра? Давай уж сегодня порешим наши дела! – и Леший впервые упёрся взглядом в глаза деда Мороза. Сила Лешего во взгяде-то и была. В нём она заключалась, и теперь он её пробовал. А ну, как дед сдал? Обмяк? Года немалые у него, может, нет в нём былого могущества. Эх, кабы завтра с ним разбираться пришлось, ему – Лешему – легче бы было. Неизмеримо. Знал Леший, сегодня с дедком лучше не связываться. Сегодня ЕГО ночь.  Да вся закавыка в том, что нельзя деда отпускать, слишком он много знает, и до завтрашнего утра надо его хотя бы упрятать куда, изолировать. А с прикрытием его он разберётся – не та проблема.  Так он размышлял  и буровил  глазами деда. До самого нутра добраться хотел.  Но дед в гляделки играть не захотел, а сказал неожиданно:
– Лавр Кондратьевич, бросай ты это – гипнотизировать меня. Я к тебе не с бухты-барахты заявился, а обдумавшись. Предупреждаю сразу, заерепенишься –приструню. Ты мне сам подсказал тут как с тобой поступить, сели что. А по-хорошему если, предлагаю так: собираешь всю свою шатию-братию и идёшь с повинной в милицию. На сборы могу дать десять минут. Дед постучал по крышке часов.
– А если нет, что тогда? – угрюмо спросил Леший, уставившись  в пустую тарелку.
– Тогда я сам разберусь – без органов. И суд свой  учиню! Думаю, для вас всех это хуже обернётся. – Дед стоял, опершись на посох, и глядел строго.
Леший помолчал. Он соображал туго, но конкретно:  Сначала надо дедка без шапки оставить как-то и в подвал засадить. Звать никого нельзя – он сразу насторожится. Самому надо. Потом тех в машине ..., чтоб ни  один не ушёл. А дедка выдержать с неделю – не меньше, в подвале, тогда он точно пообмякнет. Как только вот к нему подобраться? Дальше тянуть резину опасно. Время всегда на его стороне.
– Лады, дед. Я согласен.  Твоя взяла! Сейчас и начнём собираться, – поднялся он.
– Да, чуть не запамятовал, – сказал дед Мороз гораздо мягче. Мешочек мой твои разбойничий увели. Надо бы мне его получить обратно. Нужда есть.
– Мешочек? – это был  настоящий подарок для Лешего. – Не знаю, где теперь его и искать? У нас ведь много чего есть, сразу не сыщешь. Придётся нам вместе спуститься вниз. Там склад или, если хочешь, бюро находок. – Леший подобрался.
Вот он его – счастливый шанс! – Прошу следовать за мной, – сказал он не без удовольствия. – Они стали спускаться вниз по той же широкой лестнице с ковром.
– Картин не хватает, – заметил вдруг дед с явной иронией.
– Чего? – не врубился хозяин. – Я говорю, картины бы ещё на стены. Предков бы своих повесили. 
   Несерьёзно совсем вёл себя старик. Внизу они повернули по коридору направо и прошли в торец здания. У входа по-прежнему стоял «гусарик». Всюду горел яркий свет. Они начали спускаться в цокольный этаж, в полуподвал. Здесь так же было светло.
– Электричество совсем не бережёте, Лавр Кондратьевич.
– Что? – опять не понял Леший. Его удивляла расслабленность деда.
– Свет везде зря горит, говорю, – пояснил старик. – А у вас что-то со слухом стало? Может, от водочки? Или сильно задумались о чём-то?
– Издевается он что-ли, – подумал Леший. – Ну-ну! –  и, остановившись перед мощной бронированной дверью, показал рукой, –  Пожалуйте сюда-с. Он уступил старику дорогу и пропустил его вперёд себя. Замок в двери был электрический. Хозяин нажал какую-то кнопку на стене, и дверь медленно стала раскрываться вовнутрь. Когда она полностью отворилась, Леший сказал: Прошу, – и дед опрометчиво шагнул первым на ступеньки, которые вели в ещё более заглубленное помещение кладовой. Как только он ступил на пол, Леший дотянулся до его шапки, сорвал её и, схватившись за дверную ручку, быстро захлопнул дверь.
После столь удачного начала, Леший не почувствовал облегчения. Он прислушался. Через броню не проникало ни звука. – Почешешь ты теперь голый затылок, – злорадно подумал хозяин подземельями и по-звериному оскалился. Настала очередь покончить с прикрытием старика. Леший прошёл по нижнему коридору к другой бронированной двери. За нею располагался своеобразный пункт управления. Зайдя в помещение, он грузно опустился в кресло и нажал одну из кнопок – красную. Над лесом взревел сигнал большого сбора. Через две минуты вся стая будет стоять перед крыльцом хозяина, и ждать его команды, готовая броситься в самую жестокую схватку и растерзать любого.

20.
   Витек изнервничался. Старик не возвращался. Время он засечь сразу не догадался и не знал точно, как долго отсутствовал дед Мороз. Ему казалось целую вечность.
– Ну, на черта вот я поехал сюда! Лучше бы  домой рванул. Сидел бы сейчас за столом, с пельмешками. – От этой мысли в пустом желудке что-то болезненно сжалось, и Витек сглотнул слюну. С утра без нормальной пищи. Мысли о еде отогнали тревогу. Он вылез наружу покурить. Пацаны, конечно, тоже извелись. Они всё что могли уже потрогали, пощупали, покрутили, подёргали и понажимали. Из машины их Витек, как и велел дед, не выпускал и, чтобы они его не доняли совсем, разрешил им по-очереди посидеть на месте водителя и даже покрутить руль. В другое время он бы близко из них никого к машине не подпустил, но сегодня всё шло кувырком.
Когда взревела сирена, им всем стало не по себе. Больно зловеще разносился над тёмным лесом её пронзительный голос. Будто волчья стая завыла за забором.
 – Та-ак, – длинно и с ожесточением протянул Витёк, – доигрался наш дед. Допрыгался. Что ему теперь делать, он не представлял. Они ни о чём таком со стариком не договорились. Отъехать на всякий пожарный подальше, – вот и все его ценные указания были. Первым делом Витёк, понятно, бросился к «Тойоте» и согнав пацанов со водительского места, включил заднюю передачу. Прожектор, до сих пор освещавший ворота, развернулся, и его луч, словно щупальце огромного спрута, потянулся к их автомобилю. Витёк успел уже сдать назад немного, когда щупальце неотвратимо настигло беглецов. Яркий свет ослепил и заставил остановиться. Тут что-то оглушило их, ввалилось в салон невидимое и неодолимое, и отключило сознание. Единственное, что, мелькнуло в угасающем мозгу водителя – была мысль о спрятанном под сиденье пистолете.

 Мороз Иванович, оказавшись за наглухо захлопнувшейся дверью кладовой, некоторое время – не без того – провёл в растрёпанных чувствах. Чего-то подобного он от Лешего ожидал. Больше того, сам и провоцировал его на нападение. Вовсе не поверил он готовности Лавра Кондратьевича идти с повинной. Куда там! Но чтобы сорвать со старого (нет, с пожилого) человека шапку? Такого мелкого хулиганства, равнявшего Лешего с обыкновенной шпаной, он от него всё-таки не ожидал. Так он размышлял, пока стоял без шапки. А ведь лукавил дед! Как только взревела сирена, и дед Мороз понял, что пора действовать, он извлёк из кармана своей шубы другую шапку. Настоящую! Ту, сорванную Лешим, он носил как подменку. Во-первых, она была тоненькой и не грела, а во-вторых, изолировала  его от космоса, как и галоши. Нет, знал дед Мороз, с кем поведёт дело: и галоши в машине загодя снял, и шапочку подсунул камуфляжную. Носите на здоровье, Лавр Кондратьевич, если успеете, конечно.  В который уж раз  Дед Мороз достал часики заветные. Пришлось ему-таки тронуть колесики. Не хотел, но пришлось. А   время самое ЕГО и наставало. Последний час. Не было теперь никого (в доступном человеку пространстве) могущественнее его. В этот последний час он брал на себя права и обязанности Главного Распорядителя. Даже время становилось подвластным ему. И он уже чувствовал, какая несравненная сила наполнила его существо, как она всё непрерывно поступает, вливается в его, связанного напрямую с могуществом космоса, с энергетическим полем Вселенной.

21.
   Леший тупо смотрел на часы. – Неужели перебрал? – Мозги работали вяло. Веки слипались. Он насильно таращил глаза, и не мог понять, почему так медленно движется секундная стрелка. Казалось, уже битый час воет сирена, а он не мог дождаться, пока закончатся две минуты. Видимо, от этого воя уши заложило, будто в них напихали по килограмму ваты. Хватит! – сказал себе Леший. Надо идти, пока не уснул. Он с трудом поднялся и шатаясь, цепляясь за стены, стал пробираться к выходу. Возле кладовой он замешкался. Убедился, что дверь заперта. Когда поднимался по лестнице, так сильно закружилась голова, что его стошнило. Он недоуменно осмотрел свой уделанный костюм. Такого позора с ним не случалось и в молодечестве. У парадного входа его ожидало новое потрясение – «гусарик» лежал поперёк двери, свернувшись калачиком, и спал. Сон его был неспокойным: он то и дело вздрагивал всем телом или дёргал конечностями. Леший в ожесточении пнул его ногой, но тот не прореагировал. Тогда он, что было сил, толкнул входную дверь. Звякнула накладка запора, и дверь распахнулась наружу.
Тёмное, совершенно пустое пространство предстало глазам хозяина. Только ветер неожиданно плюнул ему в лицо влажным снегом, да ещё где-то в вышине над чёрным мраком выла и выла сирена.
Страшная догадка полоснула заплывшие мозги Лешего! Он кинулся обратно. – Не может быть!? Этого не может быть, – повторял он как заклятие, пока добирался до пультовой. Он немного ободрился, проскользнув мимо по-прежнему запертой кладовой, но стоило ему бросить взгляд в пультовую, и ужас, будто электрический разряд, передёрнул его несуразно широкое тело. На кресле, где он только что сидел, стояло старое, проржавевшее помойное ведро, а к креслу прислонилась растрёпанная метла. – Нет-нет, только не это, – захрипел Леший, сползая вдоль дверного косяка на пол.

22.
    Когда Витёк очнулся, над лесом стояла мёртвая тишина. Кто-то отключил сирену, но прожектор продолжал бить прямой наводкой, поэтому он сдал назад.
Луч не последовал теперь за автомобилем, а тупо  смотрел на пустое место.
Витёк привык к темноте и осмотрелся по сторонам. Дети спокойно спали, пристроившись, кто где. Было ощущение, что прошёл не один час, как он отключился, но Витёк с удивлением рассмотрел, что часы показывают всего лишь половину двенадцатого. Теоретически он ещё успевал на шампанское под бой курантов. Да вот деда так и нет! Нужно же что-то предпринимать! – Пистолет, – вспомнил Витёк. Он стал шарить под своим сиденьем. Оружие неизвестной ему системы лежало там, где он  его и оставил. Выбравшись из машины и проверив заперты ли дверцы, он направился к воротам. Обогнув освещенное место и взяв пистолет на изготовку, он вплотную приблизился к калитке. Вот когда он опять вспомнил свою службу. Был когда-то Витёк десантником. Не пришлось ему повоевать, но в разных заварушках последних неспокойных лет он участвовал, и  кое-какой опыт усмирения у него имелся. – Эх, сейчас  бы сюда хотя бы  пару парней из нашего взвода! – подумалось ему. Он ударил два раза в калитку и отпрянул в сторону. Что-то щёлкнуло, скрипнуло, и калитка  стала медленно отворяться.

     Тронув колёсики, Дед Мороз продлевал уходящий год.   При этом сам он получал возможность действовать с опережением. Происходило своего рода ускорение, и  тот, кто его не мог выдержать, впадал в спячку – это организм реагировал на сверхстресс и спасал себя от шока. Кто был посильнее, мог  и посопротивляться, но даже кондовый костяк Лешего скрежетал от космической перегрузки. Мороз Иванович, напротив, чувствовал прилив новых сил и действовал энергично. Выйти из кладовой ему не составило никакого труда – замков и преград для него просто не существовало. Труднее оказалось разыскать в доме атрибуты новой социальной ориентации Лешего. – Пусть до весны детвору порадует. Надо будет здесь ёлку организовать с аттракционами. Снеговиком бы поставил его, да он сам и напросился – будет снежной бабой!
Да   разница-то и не велика. А вот что со всей его шайкой-лейкой делать, Мороз Иванович ещё не знал, хотя и сверлила одна мыслишка. Насторожили его некоторые словечки от хрюшки услышанные. Потом, как за оградой очутился – у Лешего в гостях, так и подумал про себя, а нет тут никаких собак, хоть им-то здесь самое место! Только и  вся закавыка в том, что не уживутся собаки с волками! Они-то и воют по ночам, пугая окрестных жителей. Похоже было на то, но не верилось:
неужели Леший такую силу обрёл?  Оно конечно, бандюги сами как  волки, и законы стаи для них самые подходящие. Но всё же обратить волка в плоть человеческую – это задача не для такого нетопыря как Леший. Ох, чья-то здесь злая воля пострашнее кроется! Дед Мороз мог предположить – чья, но хотел знать точно. Он решил раскрутить напоследок Наф-нафа и отправился в тронный зал.

23.
  Леший собрался с силами, ему уже стало полегче. Давящая масса пространства ослабла, и он передвигался почти свободно. Теперь он знал наверняка, что не перепой вывел  его из строя. Дед выбрался из подземелья! Это его метки – ведро и метла. Это его приговор ему – Лешему. Надо бежать, пока  старик где-то бродит. Вряд ли он даст ему много времени. Задача для начала не такая и сложная – пробраться в гараж. Потом посложнее – прорваться через заслон за забором, но Леший верил в свои силы. Там ему соперников не будет. Лишь бы здесь на его дороге не встал дед. – Проскочим! Проскочим! – внушал себе уверенности Леший, а там – всё к чёрту! На Гавайи, на Таити, в Гондурас – только подальше отсюда.

     Когда Витёк осторожно просунулся в калитку, то увидал в шагах пяти от себя собаку. Она стояла, напряжённо всматриваясь прямо ему в лицо.
Тратить выстрел на собаку Витьку не хотелось, к тому же она не сделала ему ничего плохого. Он на всякий пожарный, как учил дед, позвал: Тузик, – и посвистел. Собака вздрогнула, напряглась ещё решительнее и оскалила пасть. Увидев хищный блеск её глаз, Витёк наконец-то осознал – перед ним волк!
Волк прыгнул на него без разбега, целя свои клыки в неприкрытую шею. Но он не успел вцепиться в горло этому чужаку, зашедшему на его территорию. Что-то огненное и едкое вонзилось в  волчью пасть, разорвало и обожгло его внутренности. Ещё в полете он обмяк и хотя всё равно сбил противника с ног, уже не смог продолжить схватку с ним. Всё тело его содрогалось в конвульсиях.

    Выстрел застал Мороза Ивановича на обратном пути из зала. Он выскочил на крыльцо и увидел лишь силуэт  на фоне проёма в воротах. Пахло какой-то  гадостью.
– Витёк, это ты? – спросил он неуверенно.
– Я, – ответил напарник. – А кто ж ещё?
– В кого ты стрелял? – дед уже подходил к калитке.
– Да вот, – Витёк показал на что-то, лежащее у его ног, – волки, здесь водятся, оказывается. Десять минут езды от города! И злой гад какой – не хуже бандита.
– Ты тоже об этом догадался? – удивился Мороз Иванович.
– Что тут догадываться, – он мне чуть в горло не вцепился!
– Значит, так: здесь их целая стая. Так что не расслабляйся и слушай мою команду.

– Перестрелять их всех надо! – перебил напарник, он был явно на взводе.
– Нет, Витёк! Больше стрелять не нужно. Успокойся. Иди сейчас к машине. За мальчишками пригляд нужен. Мы за них в ответе, а я здесь сам разберусь. Это моё дело, понимаешь?
– Ладно. Больно нужно мне связываться с ними. Только вы уж поскорее Мороз Иванович. Надоело всё до чёртиков! – Напарник устало поплёлся к своей «Тойоте». Мороз Иванович улыбнулся ему вслед: ото сна ещё толком не отошёл, а на него волк!  Молодец, что не растерялся, справился с Матёрым. Дед склонился над ещё дышащим вожаком стаи. Он его узнал. – Ишь, вот – тоже долгожитель.
   Чары Лешего рассеялись. Бандиты обретали свой естественный облик и превращались в волков. Нужно было не дать им разбежаться, а то натворят дел. Глядя на распростёртого перед ним Матёрого, Дед Мороз чувствовал и свою долю вины за всё случившееся. Забросил он лес совсем. Городским сделался, – а ведь знал: лесному миру и его обитателям ой как догляд нужен! Не то такая нечисть расползётся – тошно и городу станет. Видно, обрела там власть дьявольская сила. Ну, ничего – положение ещё поправимое. Дед опустил руку на голову вожака, различил его надсадное, но уже еле уловимое дыхание и поднял глаза к небу...
В этот момент где-то слева, в глубине тёмного двора мощно взревел мотор,
вспыхнули фары, и к воротам, возле которых так некстати оказался дед, устремился
«Додж»!
 
   Леший тоже услышал выстрел и понял, что он означал. Началась большая охота!
 – Ага, принялся за дело добрый Дедушка Мороз! Миротворец хренов, – злорадно подумал Леший. – Сейчас порешит всю стаю. Нашёл тоже крайних. Небось, когда самому понадобилось, быстро из лесу ноги сделал. Тогда ещё учуял, каким ветром подуло! Вон теперь на иномарке с охраной разъезжает. Мы, значит, не моги! Мы, значит, нелюди ему. А вот большую тебе и толстую сосульку, дедушка! Не хочешь? Нашёлся тоже народный заседатель. Суд он, видите ли, свой устроит! Конечно, у него сила – так он и судит. Так всегда и  велось: хоть в лесу – хоть где. Сами хапают, а другим не дают.
   Ругаясь и  спотыкаясь, Леший пробирался к гаражу. Почему-то везде погас свет.
Хозяин хорошо знал, где что, да и  зрение у него было особое – хищное, ночное.
Сумятица с выстрелом позволила ему незамеченным добраться до цели и распахнуть ворота гаража. Ещё одни ворота оставались впереди, и именно они отделяли Лешего от желанной свободы. Только бы прорваться! Здесь ему уже ничего ненужно было. Всё ценное он давно переслал и спрятал Там. Давно, давно надо было драпать – хватило бы уже на старость. Жадность всё держала в этом гадючнике. Он уже поворачивал ключ в замке зажигания. – Ну, зараза, выручай! –прорычал он и утопил педаль до пола.   
    Каких-нибудь метров сорок отделяли Лешего от солнечных Гавайев. Жалкие сорок метров. Но на этих метрах ему нужно было теперь преодолеть сопротивление силы, которая копилась в течение 365-ти дней! Этой силой обладал Главный Распорядитель. Этой силы было достаточно, чтобы уплотнять Время и изгибать Пространство. О, Леший мог сейчас убедиться лично, какой мощью обладал его соперник. «Додж», словно потянул за собой невидимый экспандер. Чем ближе он продвигался к воротам, тем сильнее напрягалась пружина, втягивающая его назад в гараж. Мотор натужно ревел, колёса проворачивались, вгрызаясь в мёрзлую землю,  и  дымились. Агония продолжалась недолго, но Леший знал: вся его оставшаяся жизнь, вся, отпущенная ему свобода, закончится здесь – на этих сорока метрах. Когда «Додж», утонувший в дыму, зарылся в землю по самое днище и заглох, у Лешего не нашлось ни сил, ни желания выбираться наружу.

24.
 – Вот, видите, как раз за полчаса и управились, – говорил дед Мороз, вваливаясь вместе с детворой в дом, где их ждали как ни в одном другом месте сегодня. Пацаны всей оравой тащили за собой мешок.
– Нашёлся таки? Ну, и слава богу! Давайте быстрее к столу. Все, все – к столу!– Хозяин и хозяйка обращались к деду Морозу и его шофёру. – Мы вас так не отпустим – без угощений.
– Мама! Папа – загалдели дети, – дедушка Мороз с нами останется, мы его уговорим.  И они буквально повисли на нём со всех сторон.
– Ну-ну! Облепили как осы мёд. Не жужжите! Ехать нам надо. Витёк торопится, его дома ждут, волнуются. Нельзя так – другим праздник портить.
– А вы? Вас ждут? Оставайтесь! Пожалуйста! – Семь пар глаз молили Деда Мороза.
–  Эка, семеро на одного! Ох, Витёк, затопчут меня сегодня всё-таки, не вырвусь.
– Может, правда, останетесь, Мороз Иванович. Ишь, как просят! А я уж поеду.
В двенадцать ноль-ноль дома буду. Успею ещё. Идёт? А завтра с утра – за вами. Шефу праздник устраивать. Дед Мороз видел, что Витьку без него сейчас будет сподручнее до дома добраться. Да ему, честно сказать, и не хотелось остаться сейчас одному.
– Ладно, мальцы, уговорили вы старого дедушку! Пойдём, Витёк, я тебя до машины провожу.
После того как напарник уехал, Мороз Иванович постоял ещё чуток.
Стоял, как есть, без шапки и рукавиц, с распахнутой шубой и, вдыхая ночную свежесть. Разглядывал звёзды. Они светили ему, как окна далёких домов. Он осматривал их придирчиво, по-хозяйски. Кажется, все были на своих местах. Мороз Иванович не замечал какого-нибудь беспорядка в безбрежных пределах чёрного космоса. И вокруг на улице, как и в небе, было тихо, по-домашнему уютно.
– Вот так и надо. Всё правильно, – проговорил удовлетворенно дед и с чувством хорошо сделанной работы, отправился встречать Новый год.

     А в глухом лесном логове, в тёмном урочище лежали на снегу волки.
Им не спалось. Они то и дело вскакивали и, задирая головы, выли. Выли протяжно
и долго, глядя немигающими глазами на Луну. Выли тошно и тоскливо, словно жалуясь кому-то там наверху на свою судьбу. Но небо было глухо к их мольбам.

    И ещё смотрела в небо круглобокая Снежная баба, стоявшая посреди пустого двора, возле неосвещенного двухэтажного особняка. На её голове накренилось ржавое ведро.  Она, словно боясь уронить его, смотрела исподлобья тускло и почти враждебно. Так смотрит потерявший всё – даже надежду, что хоть когда-нибудь придёт и его Праздник.