Резидент на минуточку

Сергей Саритов
     ((как)сценарий(?))


      — На сцену приглашаются ...
     ................................
      — Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! Всем добрый вечер! Прив-е-е-е-т!..
     И, как это часто бывает на этой сцене, мне нужен помощник! Как дебютант, робею и, тем не менее, давайте попросим присоединиться к нам Гарика-Бульдога-Харламова!
     ................................
      — Спасибо! И под ваши аплодисменты мы начинаем!..
     Пройдёмся по птицам и их жилью. Скворец живёт или должен жить в скворечнике, можем тут сказать и скворешник. Во всяком случае, нам думается, что живёт. И человек строит это жильё для этих самых птиц. Наверное, все представляют, а может, кто и видел, это миниатюрное архитектурное сооружение. Название этого домика-гнезда происходит от птицы скворец. Я, кстати, ни разу не видел, чтобы в нём хоть кто-нибудь жил! А как проследить невидимую нить с обозначением некоторых людских жилищ этим же словом?..
      — Некоторые головы обозначаются, как скворешник.
      — Спасибо, Гарик, что снял с языка головы-скворешники.
     Ещё раз! Архи-какое сооружение скворечник-скворешник от птицы-жильца скворец! Гарик, это понятно!
      — Ну да... Вроде, нормально...
      — Я буду называть птиц, а ты даёшь определение их жилью.
      — Описывать не надо?
      — А что — хочешь? Поджимает?
      — Я в другом смысле...
      — Я понял. Думаю, какие-то образы непременно будут возникать. Скворец — это скворечник! А, соответственно, дрозд!?
      — Дроздешник… или дроздечник? Я не знаю, как правильно?!
      — И я не знаю. Я вообще впервые оба эти слова слышу. Может, ты подразумеваешь телепередачу в мире животных?
      — Кто? Я?.. Я подразумеваю, что подставы продолжатся.
      — Далее поехали. Дятел!?
      — Дятлешник!?
      — Точно? Уже нет сомнений? Образ возникает?
      — Так… Смутно... Что-то вроде того же скворечника.
      — А мне же дятлешником представляется доминошный стол с пенсионерами в бледно-голубых майках, в синих трико, у которого всегда вытянутые коленки, и сандалии на босую ногу. Такие дятлы-доминошники слетаются и забивают козла.
      — Причём меньше их не становится...
      — Кого?
      — ? Всех!
      — Но согласись, что дятлы невиннее козлов? И дятлешник благозвучнее козлешника...
      — Соглашусь. И по понятиям, определённо, лучше...
      — Аист?
      — Аистешник.
      — Ты, вообще-то, аиста видел? Представляешь подобное жилище?
      — Не знаю... Ты спросил — я ответил.
      — И как это должно выглядеть, чтобы туда влететь? Или залететь? Как правильно?
      — Без понятия.
      — Может, тогда лучше будет пойти от противоположного?
      — Может. Может — от обратного?
      — Калибри?
      — Калибри... м-м-ка... калибрешник!
      — Допустим. Как этот домик выглядит?
      — ?
      — Особенно интересно после жилья аиста.
      — Нет! Если аистешник смутно, но маячит в тумане воображения. То тут...
      — Может, сколотишь, Гарик? Выпилишь? Вход, крыльцо...
      — Нет. Я стопроцентный житель мегаполиса... Серп и молот — не моё.
      — Следующая редкая птица — ка-ка-ду!
      — ... Ну какадешник… какадушник.
      — Что-то напоминает, чем-то навеяло?
      — И то и другое...
      — Хорошо, что то, о чём ты думаешь и откуда-то повеяло, не на деревья и дома стали прибивать, а на земле оставили...
      — Даже на асфальте появились. Синие такие. Я очень хорошо запомнил.
      — Мы в курсе — Мартиросян всей стране поведал.
     Цвет вспомнили — спокойный такой, сине-голубой. На деревья в них не всякий из нас смог бы влететь, как бы ни подпирало...
      — Ещё и за взлёт сам бы платил... Надо наоборот: премию выплачивать, кому удалось взобраться, не говоря уже о залетевших туда...
      — Тем более надо успеть...
      — Да! На земле оно как-то увереннее залетается...
      — Но надо как скворечники: прибивать!
      — К земле?
      — К земле, к асфальту. Бывали же опрокидывания, Гарик?
      — ... Бывали...
      — Опять же согласись, что нарисованная эмблема на синих какадешниках-какадушниках в виде птицы какаду, была бы лучше. А указатели-стрелочки с непонятными для многих английскими буквами W и C в сочетании с птицей не так срамно смотрелись бы на стенах домов и в тоннелях переходов. И английский всё ещё тяжело даётся россиянам.
      — Соглашусь — не срамно и тяжело...
      — В английской букве дабл ю ещё можно узнать перевёрнутую нашу эм...
      — Когда летишь в нужник, извиняюсь, какадешник, то так тонко не анализируешь.
      — Так вот, их дабл ю — это наша, не прибитая на второй гвоздь, буква эм. Перевернулась, опрокинулась. Прибивать надо всё, Гарик, прибивать!
      — А их буква цэ, тогда? Даже если и перевернулась, как-то опрокинулась — до нашей жо вообще никак!?
      — Эмблема в виде какаду, и понятна всем, и жизнерадостно с ней будет, и даже жизнеутверждающе! Внушает оптимизм и благополучие исхода, Гарик.
      — ...! ... Ты уверен?
      — Исхода, Гарик! Да! У нас всё революционно, рывками и шатаниями. Нет равномерного и плавного хода всему...
      — Да! Исход должен быть таким, как ты его сейчас описал...
      — У моего соседа по саду, по-столичному — даче, на двери какадушника вырезана отдушина в виде сердца. Что бы это значило?
      — Не знаю... Может, любовь особенная к этому месту... исходу... Может, это место любви, я не знаю... Как-то мы ушли от птиц и построек для них. А?
      — Тема, Гарик, стала просторнее для мысли и воображения. Продолжим!
     История умалчивает о воссоединении существительного утка и глагола простит. Сейчас известно единое определение — проститутка.
      — Есть такое определение. Или существительное?
      — Тема не об этом сейчас. Птица — утка!?
      — Уткешник!
      — В Голландии, и не только там, легально есть дома-уткэшники...
      — Для уток? Для птиц?
      — Нет! Для дятлов!
      — Для орлов!
      — В Москве — Ленинградское шоссе, проспект Мира... Теперь можно не шептать, что поехали на ленинградку, проституток сымем... Хотя их там покупают — это верное определение. Смело и свободно говоришь — поедем на уткэшник, уток сымем. Полиция слышит, а понять ничё не может. Едешь по уткэшнику, освещаешь фарами этих самых прощающих уток и сымаешь.
      — Ружьё только надо на предохранителе держать...
      — Или — в предохранителе? Как правильно?
      — Не знаю... Я на уткэшнике не был...
      — Ты случайно не охотник?
      — Нет.
      — Главное — чтобы на взводе было... Не охотник, но постреливаешь? Очередями? Или одиночными? Может, дуплетом?
      — В основном сочетаю и чередую...
      — И эта охота всесезонна и круглосуточная...
      — Причём без членства...
      — И взносы не так регулярно надо платить. Хотя бывают дорогостоящие лицензии.
      — И охота доступна в любой точке земного шара.
      — Даже в космосе!
      — Но там, вроде, уток нет. Ленинградку точно ещё не построили на орбите.
      — Всё ещё впереди!
      — А сзади?
      — Заметь, Гарик! Не я это предложил. Тогда продолжим на примере городской птицы. Хотя она бывает и дикой птицей. Голубь!
      — Голубэшник!
      — Ну тут уж без вариантов. Однозначно, голубэшник — это?
      — Гей-клуб! А голуби, дикие голуби...
      — Птицы, Гарик, голуби! Птицы! ... Сокол!
      — Соколешник!
      — Это не вопрос, Гарик! Вон Соколов запоздавший крадётся. Сокол! Теперь ты не самый старый, кто побывал на этой сцене...
     ................................
      — Всем — спасибо!

     Лето 2010 года.