Сказочная повесть о городских деревьях для детей
Вологодское лето звонко пело, цвело и благоухало. Синее небо, зелень, листочки, цветочки, стебельки всякие радовали душу каждого создания.
Душа Юрки Берёзкина из 6 «Б», по прозвищу Берёза, тоже радовалась, и не только душа. Его шустрое тельце, рыжие вихры, блестящие, похожие на две спелые крыжовины, глаза, оттопыренные уши, расцарапанные руки и ноги ликовали! И это, как в школе говорят, несмотря на облом по бише. Биологичка влепила ему двойбан за годовую контрошу, и осенью Юрку ждала пересдача материала о городских деревьях. Сейчас, как в счастливом дошкольном детстве, ему казалось, что осень где-то там, за морями, за долами, за высокими горами…
«Всё пучочком, — думал он, — жить клёво, а остальное — фигня! Хорошо, что родаки не лезут: мать с утра до вечера в «Тепляке» вкалывает, а отец бабло на тачке зарабатывает. В общем, лафа и полный кайф!»
По вечерам Юрка самозабвенно играл на компе в стрелялки. А утром и днём, не желая прослыть лузером среди дворовых скейтбордистов, до изнеможения гонял на скейте вокруг большой клумбы в школьном сквере. Однажды, разучивая новые финты, Юрка классно убрался с фанеры прямо у клумбы, ободрал колено и решил передохнуть. Берёзкин растянулся на траве около старого тополя, скинул тапки, расставил усталые ноги и принялся рассматривать небесную высь. Там, словно на скейтах, катились лёгкие облака, со свистом носились стрижи, а над головой о чём-то лопотали тополиные листья. Юрка смотрел, смотрел на эту красоту, да и уснул. И приснился Берёзкину сон, будто стоящие вокруг клумбы деревья ожили и заговорили…
— Ёлочки зелёные! — воскликнула молодая ёлка. — Это кто же тут разлёгся? Мальчишка какой-то!
— Да это никак Юра Берёзкин из 6 «Б». Я слышала, он контрольную работу о нас на двойку написал. И о пересдаче не думает, гуляет, а ведь лето скоро кончится и учительница с него спросит, — пожалела Берёзкина черёмуха.
— А что, если мы ему поможем? — предложил тополь. — Юра, мальчик хороший, нас никогда не обижает. У него только один недостаток: из-за нового планшета совсем читать перестал и говорить на родном языке почти разучился. Давайте расскажем ребёнку о себе сами — живее, чем в учебнике-то будет.
Деревья зашумели и согласно закивали головами.
Шелест их листьев становился всё громче, настойчивее. Берёзкин во сне прислушался и открыл глаза. Над ним, склонившись, стояли знакомые деревья. Только вид у них был странный: вверху листья, как стёклышки в детском калейдоскопе, складывались в подвижные лица, а их выражение постоянно менялось в зависимости от движения ветра. У лиц были ослепительно яркие солнечные глаза. Они смотрели на мальчика внимательно и озабоченно.
— Здравствуй, Юра Берёзкин из 6 «Б» класса, — мягко прошелестел тополь, — мы, городские деревья, слышали про твою пересдачу по биологии и решили помочь. Скажи, мальчик, знаешь ли ты о нас хоть что-нибудь, например, наши имена?
Берёзкин сел и уставился на говорящего тополя.
— Это чё, прикол такой? Вы, что ли, по-нашему базарить умеете? — испуганным голосом спросил он.
Тополь покачал головой:
— Оставь, дружок, непонятные нам словечки, не бойся и ответь на мой вопрос.
— Так, — робко ответил Юрка, — это ёлка. Её-то я всегда узнАю, она у нас под Новый год в актовом зале стоит, мы её игрушками украшаем. И вообще, она здесь такая одна, колючая и всегда зелёная, летом и зимой. И пахнет приятно, как после брызгалки в туалете.
— Ну и сравнение, Юрик! Запах освежителя воздуха не от природы, а я натуральная, живая и вечнозелёная, — обиделась ёлка. — Ну, а ещё кого ты узнаёшь? — строго спросила она.
— Тополя, рябину, берёзу, клёна, черёмуху и сирень, — огляделся Берёзкин.
— А как ты догадался, что это именно они? — спросил тополь.
— У сирени листья похожи на сердечки, она — куст, хоть и высокий. А цветы у неё клёвые, растут такой пирамидкой и в каждой пирамидке много маленьких ништячных цветиков, белых или сиреневых, и от них несёт, как от маминых духов.
— Что за манера сравнивать живые растения с какой-то химией! То дезодорант для туалета вспомнил, то духи! — воскликнула сирень. — Запомни, мой мальчик, лучше ароматов живых цветов нет ничего на свете. Чем ерунду говорить, расскажи лучше, что ты о рябине знаешь?
— Мне рябиновые ягоды по приколу! Мы с ребятами их осенью хомячим, они прям чума — красные и вкусные!
— Ну и лексикон! Только по интонации и поняла, что сказал! — возмутилась черёмуха.
— Да только ничего вкусного в рябине нет, горечь одна. Вот мои ягоды уже в августе сладкими становятся, и из них можно варить кисель, варенье и даже пироги с ними печь!
— Из моих ягод тоже варенье варят и сок делают, — обиделась рябина. — Их и птицы любят, особенно свиристели!
— Это классные такие, с чёрными ирокезами? — спросил Юрка.
— Вот, именно. Только не с ирокезами, а с хохолками, — поправила рябина.
— Не забудь, Юрик, — перебила рябину черёмуха, — что я раньше всех в городе расцветаю и цвету красивыми белыми цветами, собранными в длинные гроздья. А уж пахнут мои цветочки так, что люди мимо пройти не могут! Встанут рядом, нюхают и восхищаются.
— Я тоже нюхаю! Запах — ваще!
— А меня ты узнаёшь, ученик Юра Берёзкин? — зашелестел высокий ясень.
Юрка опустил глаза, ему стало стыдно, что он понятия не имеет, как называется это симпатичное дерево.
— Ясное дело, не узнаёшь, а ведь каждый день мимо ходишь и на скейте ездишь. Меня по листьям и по росту распознать можно! Я в городе могу до двадцати пяти метров вырасти. Листья у меня необычные, на одном черенке растёт от семи до пятнадцати листочков. Цвету мелкими зелёными цветами, которые осенью превращаются в семена с крылышками, их крылатками называют. Мои семена очень любят снегири.
— Этих-то я зимой видел — важные такие, краснобокие чуваки, сидят на ветках и лущат ваши крылатки, как мы с пацанами семки, крылышки выплёвывают, а семена хавают! — обрадовался Берёзкин.
— Объяснит мне кто-нибудь, что такое «хавают»? — возмутился ясень.
— Едят, значит, — разъяснила ёлочка. Она чаще других деревьев среди детей бывала и знала много новых слов из школьного жаргона.
— Слушай же, Юра, мою историю, — важно продолжил ясень. — В Европе, например, считается, что я — дерево, из которого Бог создал мужчину. В стародавние времена в Норвегии меня называли могучим деревом и думали, что я ветвями поддерживаю небо, а под землёй мои корни доходят до ада! Конечно, в наш век я не так могуч, вредная городская жизнь сказывается. Люди и то слабее стали, а уж про деревья и говорить не приходится! Нынче мною озеленяют улицы, используют для борьбы с пылью, копотью и вредными газами. Но я всегда помню, как меня любили в далёком прошлом. Древний человек из всех деревьев выбирал именно ясеня, чтобы смастерить себе крепкий и упругий лук со стрелами, копьё, рогатину или дубину. С этим оружием он охотился на дикого зверя — медведя, лося, кабана и волка! А в девятнадцатом веке из моих досок делали кареты и сани, гнули обручи, лыжи, коромысла и ободья колёс.
— Чё-то я не въезжаю, чё такое «ободья»? — поинтересовался Юрка.
— Эх, довели модные гаджеты ребёнка, простых русских слов не знает! — сочувственно вздохнул ясень. — Ободья, мой милый, — это, как шины на колёсах, только деревянные, — объяснил он.
— Прикольно! А колёса чё, тоже деревянные? — недоверчиво спросил Юрка.
— Конечно, это же колёса для телеги, — терпеливо объяснил ясень и добавил, — не отвлекайся, а то мне придётся тебе всю историю развития человечества от изобретения колеса и до наших времён пересказать, слушай дальше. Сейчас меня используют в производстве самого лучшего спортивного инвентаря — гимнастических брусьев, гоночных вёсел, лыж, киев для бильярда и дорогих бейсбольных бит. Жаль, конечно, что теперь у меня не та известность, какая раньше была. Однако делать нечего, нынче на дикого зверя с ружьём ходят, а не с луком и стрелами!
Берёзкин живо представил, как он стреляет из лука по консервным банкам на даче и сказал:
— Круто! Попрошу батяню сделать мне лук и стрелы из ясеня, буду в меткости тренироваться! Прикиньте, мой кореш Витёк просто офигеет! Мы с ним с одного района, в одной тусе и учимся в одном классе. Только по бише у него трюндель, а я банан схватил. Он, между прочим, тоже не ботан, о ясене ничего не слыхал, просто ему на контроше вопрос про берёзу попался, а берёзу каждый тормоз знает! Ой, извините, берёза, я хотел сказать, что в школе вас всякий знает.
— Ладно, не оправдывайся. Говоришь, всем берёза знакома? Нет, ничего-то вы, школьники, обо мне толком не ведаете, — грустно зашелестела берёза. — С внешностью, конечно, не ошибётесь. Очень уж много обо мне стихов и песен сложено, и в школе их на уроках разучивают. Кстати, Юра, а ты хоть одну песенку обо мне помнишь?
— Одну помню — «Во поле берёза стояла», — смущённо потупился Юрка.
— И то хорошо. Все ребята знают, что я белоствольная, зелёная и кудрявая, скромная и русскому человеку родная. А вот что из моей коры, бересты, раньше лапти плели, уже забыли, — горестно вздохнула берёза. — А слышал ли ты, мальчик, что тысячу лет назад русские люди писали на бересте письма, бумаги-то тогда не было! Острыми металлическими или костяными палочками, которые назывались писАлами, чертили на моей коре буквы. И письма эти назывались берестяными грамотами.
— Клёво! Накарябаю гвоздём Витьку маляву на бересте. А ещё лучше: биологичке грамоту зафигачу и кину в офф, в стол. Во, обрадуется! А шариковую ручку я теперь писалом буду называть, пусть пацаны поржут.
— Не дело говоришь, Юрик. Ты сначала в интернете почитай, как это делается, а потом пиши, не порть мне бересту! — посоветовала берёза и спросила: — А ведаешь ли ты, дружок, из чего ваши школьные тетрадки и учебники сделаны?
— Ну, это любой лох знает! Из бумаги, конечно!
— А бумагу из чего делают?
— Бумагу-то? Из макулатуры, мы её всем классом в мае собирали.
— Эх ты! — посетовал ясень. — Из берёзы да из ёлки бумагу делают, а потом на ней тетради и книги печатают.
— Ну да. Я знал, только забыл! — соврал Юрка.
— Скажи-ка мне, Берёзкин, — спросил ясень, — какие птицы больше всего любят берёзу?
— Знаю-знаю! — воскликнул Юрка, — на районе их полно, это грачи! Они на старых берёзах тусят! Селятся целыми компаниями, тьфу, колониями, и гнёзда у них прикольные, на большие корзины похожи. Кароч, фигово вам с ними, наверное, приходится, тётенька берёза?
— Ох, тяжко, дружок. Мы скрипим, ворчим, но ведь грачи свои, родные жильцы-то, даже скучаем, когда они улетают зимовать на юг, — берёза помедлила и добавила: — А тебе, мой мальчик, с твоей прекрасной деревянной фамилией, положено о нас знать всё. Ты ведь мне словно родной, и я за тебя переживаю. Так что, слушай моих друзей внимательно и на ус мотай.
— Чё-то я по ходу не догоняю, какой ус? У меня ещё усов нет! — удивился Юрка.
— Это поговорка такая: запоминай, значит, — усмехнулась берёза.
В разговор вступил вяз, который рос у самой дороги:
— Я тоже хочу с тобой познакомиться, ученик Юра Берёзкин. Меня зовут вяз. Я, как и ясень, мужское дерево, стойкое и сильное. В Древней Руси меня считали деревом-защитником, деревом-воином. Крестьяне думали, что я могу отгонять от дома злые силы и защищать от пожаров, поэтому из моей древесины делали оберЕги — коньки на крышах домов. Узнать меня легко. У вяза крупные острые на концах листья, ярко-зелёные, с ровными прожилками. Цвету ранней весной. Мой плод — орешек, покрытый перепончатыми крылышками, которые осенью разносит ветер. Орешки мелкие, но их довольно много и раньше люди собирали их на корм скоту: коровам, лошадям и свиньям.
«Ну, если скотина эти орехи хавает, можно и нам с Витьком попробовать, — подумал Юрка, — интересно, какие они на вкус?»
Вяз тем временем продолжал:
— Я — долгожитель, могу расти двести и триста лет. В городе выполняю всего две задачи: озеленяю улицы и чищу воздух. Горжусь тем, что меня считают лучшим чистильщиком воздуха, поэтому высаживают вдоль дорог и рядом с заводами.
— Постой-постой, — воскликнула берёза, — а что же ты, вяз, ничего не сказал о том, что твою кору можно есть. В неурожайные годы люди сушили её, растирали и добавляли в ячменную муку. Не раз хлеб из этой смеси спасал русских крестьян от голода. А ещё вяз в воде мокнет да не гниёт. От воды он только крепче становится, поэтому раньше из его древесины делали опоры в шахтах и сваи при строительстве каналов, шлюзов и плотин.
— Ну вы, чуваки, просто отпад! И откуда только инфу берёте, у вас же книг, теликов и компов нет, — удивился Юрка.
— Недаром, дружок, мы двадцать пять лет за школой растем! Ни одного урока не пропускаем, не то, что некоторые, — сказал тополь и с упрёком глянул в сторону Берёзкина, — как только дежурный форточку в каком-нибудь классе откроет, мы и прислушиваемся.
Стоявший рядом с тополем клён от нетерпения покачивался, вертел головой и что-то недовольно бормотал. Наконец он не выдержал и воскликнул:
— Дайте и мне слово сказать! Юрик, моё имя известно во всём мире! И, хоть я любим и почитаем в России, домоседом меня не назовёшь. Горжусь тем, что во множестве расту в Европе и в Америке, а в Канаде особо ценят моего двоюродного брата, сахарного клёна. Такой чести он удостоился потому, что в этой стране из его весеннего сока делают сахар и кленовый сироп, который обожают в Америке — с ним американцы едят оладьи.
— А скажи-ка мне, школьник Юра, как выглядит кленовый лист? — попыталась уколоть Берёзкина ёлка.
— Кароч, я клёна ни с каким деревом не перепутаю, листья у него, что ладошка с растопыренными пальцами. Летом они зелёные, а осенью жёлтые и красные. Биологичка говорила, что клён для красоты сажают, — ответил Юрка.
— Молодец, мальчик, — похвалил его клён, — даже японцы, тонкие ценители красоты природы, сравнивают мои осенние листья с цветами.
Юрка вспыхнул от гордости: надо же, дождался похвалы, и от кого — от самого чёткого дерева на лужайке!
— Однако мне немного обидно, — продолжил клён, — что мало кто замечает мои деловые качества. А ведь из кленовой древесины в наше время делают мебель, лучший в мире паркет, высшие сорта фанеры, используют для внутренней отделки дорогих домов и коттеджей. Имея такие достоинства, я ещё и живу от ста пятидесяти до двухсот лет. А мой прадед, который рос в средней полосе России, дожил до шестисот!
Тут уж не выдержал тополь и тоже вступил в разговор:
— Конечно, я, по сравнению с клёном, самое обыкновенное дерево, — вздохнул он, — зато очень известное среди людей. Даже название «тополь» происходит от латинского слова «популюс» (народный), значит близкий к людям. Представь, Юра, нас, тополей, около тридцати разновидностей, но в корне мы все одинаковые — неприхотливые, работящие и всегда на людях. Правда, в нашем городе встречается только два вида тополей: обыкновенный и серебристый. У меня, обыкновенного тополя, листья весной ярко-зелёные и блестящие, будто лакированные, а у моего серебристого брата листья с тыльной стороны белые, словно серебряные. К сожалению, мы живём недолго, вечно торопимся, много трудимся, поэтому быстро сгораем на работе в прямом (чуть что — и отправляемся на дрова) и в переносном смысле. У нас много родственников, ближайшие — осина и ива. В городе вырастаем до сорока-сорока пяти метров в высоту. Обхват талии бывает до двух с половиной метров. В общем, кроме высоты и ширины, талии похвастаться нечем!
— Вот уж неправда! — воскликнула ёлка, — заявляю, что тополь — очень красивое дерево, ствол у него покрыт бархатистой и светлой корой, листья большие, широкие на длинных черенках. А как хороши его цветы — серёжки, жёлтые и красные! В мае он весь ими покрыт! Упадут серёжки, а за ними из ароматных смолистых почек выходят наружу клейкие листочки. В июле на месте серёжек созревают плоды-коробочки, из которых высыпаются миллионы семян с пушинками-парашютиками, которые несколько дней летают по городу, будто снежинки… Красота! Тополь и работает добросовестно: увлажняет воздух, поглощает шум, пыль и другие вредные вещества. Его считают воздушным дворником, растением-пылесосом. По количеству кислорода, который он выделяет, тополь стоит на первом месте среди городских деревьев.
— И я чё-то про тополя слыхал, — вспомнил Юрка, — а-а-а, что он быстро растёт. Мы в прошлом году опыт на бише ставили: весной воткнули в землю тополиную ветку, а она пустила корни и за лето выросла выше меня, во как! В общем, респект тополю и уважуха!
Деревья восхищённо зашумели, а смущённый похвалами тополь качнул ветками, будто хотел ещё что-то сказать. Но тут внезапно пузатая туча закрыла солнышко, недовольно нахмурилась и просыпалась дождём на всю компанию. Промокший Берёзкин от неожиданности проснулся. Пару минут он не мог прийти в себя и таращился на стоящие вокруг деревья. «Ну и сон, в натуре! Хватит, видно, сачковать, пора ботанить», — подумал он, махнул рукой деревьям на прощание, вскочил на скейт и покатил к дому.
Молодая ёлочка вздохнула и ласково сказала, глядя ему вслед:
— Хороший мальчик, Юра, добрый и воспитанный. Надеюсь, подрастёт и говорить научится…