Он с трудом разлепил веки. Пасмурный свет за окном ни о чём не говорил – это могло быть утро, день и даже вечер. Осторожно повернув гудящую голову, сфокусировал взгляд на настенных часах – 12-47. Журнальный столик перед диваном громоздился остатками вчерашней трапезы – бутылка из-под виски, початая водочная, какой-то сок, дыня, тарелки с закуской, вилки, рюмки, бокалы. Три жёлтые с красной каймой по краю лепестка розы – ярким пятном на комоде. Блин… Откинулся на подушку, пытаясь вспомнить, что было вчера. Вспоминать, вообще-то, не хотелось. От слова совсем. «Не буду думать об этом… потом».
Голова трещала, пульсировала, глазам даже под веками было больно, в слипшемся рту – слово кошки нагадили. Надо встать попить… и анальгин.
Вчера его уволили. Это был удар, хотя и не неожиданный. Он сморщился – позорище. Работу руководителя отдела в приличной фирме он нашёл благодаря оставшимся знакомствам и связям. И то не сразу… репутация, мать её, была подгажена. Воспрял, появилось всегдашнее легкомыслие и барские замашки – жизнь снова повернулась лицом и даже улыбнулась. Первое время держался, выпить, то есть напиться, позволял себе только в выходные. Потом – вечером в будни. И ведь знал, что нельзя, сейчас – нельзя. Ему – вообще нельзя. Но ведь проносило, хотя были, были звоночки. Блин… Авось пронесёт, вывезет на кривой... идиот. И на тебе!
Вечером он первым делом зашёл в знакомый ресторанчик, заказал себе ужин, который почти не ел. Зато набрался до состояния бравой похуистичности. Вызвал такси и, набрав выпивки, закуски, поехал три квартала домой. Через пару минут вспомнил:
- Слушай, друг, купи розы, - он сунул водителю деньги. – Только обязательно розовые.
Таксист был знакомый, ни слова не говоря, он притормозил около цветочного киоска и вышел. Вернулся с букетом роз.
- Блин, чё ты купил? Разве это розовые?..
- А какие? Розовые…
- Н-да, у тебя непорядок с цветоощущением. Ладно, чего теперь…
Дома, выпив пару рюмок и наскоро перехватив пару кусков – откуда ни возьмись проснулся аппетит, – он ткнул в телефоне знакомый номер:
- Привет, солнце…
Разговор был долгим, она не хотела приезжать, злилась, выговаривала, но почему-то не бросала трубку, как делала часто. Он упрашивал, чувствуя, что в голосе появляется предательская дрожь и даже слезливость.
- Ладно, – зло, но как-то устало сказала она под конец, – я приеду, но не вздумай пить.
- Не буду, – обрадовался он, наливая себе очередную рюмку. – Приезжай, мы просто посидим на диване, посмотрим телевизор… как брат и сестра, – глупо добавил он.
Дальше он помнил с трудом. Что-то урывками – сидит скрючившись на диване, уткнув лицо в руки… кажется, он всё-таки пустил слезу. Она – где-то сбоку и сзади, откинувшись на спинку.
- Ты что, плачешь? – растерянно. – Перестань, – рука гладит его плечо, – не надо… всё будет хорошо. Ты только не пей…
Потом она опять что-то говорила, разочарованным, каким-то чужим голосом увещевала как больного ребёнка.
Он встал и поплёлся на кухню – воды или пива… и анальгина. И спать, не думать. На подоконнике стояла чашка с недопитым кофе и пепельница с двумя окурками, форточка была открыта. Видно, стояла, пила кофе, курила, смотря во двор. Он взял чашку со следом помады по краю, отхлебнул:
- Ну и гадость эта ваша заливная рыба!..
Открыл холодильник, достал бутылку пива, приложил холодное запотевшее стекло ко лбу, к щеке. Налив полный стакан и не обращая внимания на пролившуюся на стол пену, выпил. Набрал номер. Гудки долго пульсировали в голове пока вызов не прервался. Опять ткнул в кнопку – те же длинные гудки.
- Анальгин и спать, – он налил ещё пива, прихватил вторую бутылку. – Как там говорила эта, как её?.. «Я подумаю об этом завтра».