Помню, как мама мне говорила, что горы в детстве кажутся большими. И я скорее запомнил эту фразу тогда, чем понял ее смысл, значение которого ко мне пришло лишь с годами, когда я стал взрослым человеком и много где уже побывал к тому времени.
Моя мама родилась в маленьком городке, зажатом между двух огромных гор в образовавшемся благодаря быстрой и холодной реке ущелье.
Городок расположен по берегам этой реки и соединен между собой одним большим, автомобильным, и множеством маленьких мостиков.
Ее жизнь сложилась таким образом, что еще в детстве она была вынуждена покинуть свою родину и всю жизнь провести в другой, чужой для нее стране, лишь изредка возвращаясь на родину, но уже со своими детьми, примерно один раз в три года.
Помню, как я первый раз попал в это горное ущелье еще в 1974 году. Мне тогда было всего шесть лет. Горы казались мне тогда величественными исполинами, затмевающими небо, и избрано пропускающими солнечные лучи вниз, на самое дно ущелья, по которому ступали тогда и мои ноги, вместе с множеством ног его местных жителей. Тогда мне казалось, что и я есть частица того населения, заполнившего собой эти улицы, что и я тоже родился здесь, и не разделим с окружающим меня миром древних узких улочек. Этот городок тогда еще пересекало шоссе, и попадая в него оно сужалось до ширины старой улицы, и только потом, через много, много лет его вывели за территорию городка, пустив в обход, через крутые горные склоны. А тогда, в детстве, по нему со страшным грохотом проносились грузовики, распугивая прохожих своим страшным грохотом и воем мощных моторов. Они все работали, везли различные грузы, будь то бетон, питьевая вода, просто продукты, иногда было не понять, какой груз скрыт за конструкциями фургонов, таинственно скрывающими свое содержание.
Всю эту картину я, как правило, наблюдал с балкона бабушкиной квартиры, выходившего как раз на проезжую часть этой единственной артерии, соединяющей между собой побережье и множество других, расположенных в глубине материка городов и городков.
Я выходил на маленький балкончик, который, скорее всего, был больше "французским" нежели обычным, в нашем понимании этого термина, так как совсем чуть-чуть выступал за территорию фасада здания.
Помню, как по долгу стоял на нем и смотрел в след, сначала неожиданно приближающимся из-за угла улицы, а потом исчезающими куда-то в даль, на прямом уже участке дороги, крышами машин, принадлежащих различным фирмам с красочно разрисованными фургонами.
Сверху было так же видно, как прижимались к стенам одинокие прохожие, пытаясь увернуться от пролетающих громад. Я мог стоять на этом балконе часами, отвлекаясь лишь только для того, что бы присесть и передохнуть, или сходить в туалет. Мама тогда могла спокойно оставлять меня одного в этой комнате, имеющей всего лишь один проем в наружной стене, прикрытый двумя балконными дверями, практически всегда распахнутыми, не смотря на выхлопные газы никогда не прекращающегося автомобильного потока.
Все другие окна этой бабушкино-дедушкиной квартиры выходили на горную и достаточно бурную речку, от которой пахло сыростью и нечистотами. Казалось, что весь этот городок неотделим от реки, и ее запах и есть запах его самого, ветхого по краям берегов и молодеющего, по мере застройки краев склонов гор, тесно зажавших между собой все существующие строения, и с большой неохотой позволяющими строительству продвигаться куда-то вверх по своим древним, видевшим многое, склонам, на которых до сих пор паслись лошади, коровы и овцы, каким-то только им одним известным, неимоверным способом, удерживающимся на этих скользких склонах, цепляясь копытами за неровности лугов со свежей и сочной травой, густо покрывающей склоны в местах, где не росли деревья.
Река притягивала мое внимание каким-то неимоверным, магическим притяжением. Мне казалось тогда, что город является ее руслом, проточенным ею в нем за многие, и многие годы прохождения своих вод, куда-то вперед к океану, для его постоянного пополнения теми каплями, собранными на протяжении всего своего пути из множества горных ручьев, в свою очередь привносящих собранную влагу горных вершин и склонов на протяжении всех извилистых и каменистых берегов, с многочисленными бурунами и водопадиками.
В этой реке водились огромные крысы. И один раз я даже видел одну, почему-то белого цвета, из далека напоминающую жирного кролика, неизвестно каким образом пробравшегося к воде.
Мне нравилось бросать камешки собранные мною заранее, в воду, и смотреть потом, как долго расходятся круги на ней, при этом еще и перемещаясь в сторону океана вместе с ее течением.
Помню, как к наружной стене, за окном была прикручена некая конструкция для сушки белья, позволяющая развешивать мокрые вещи проворачивая их на вынесенном подальше от стены фасада дома колесе, прокручивая его по мере заполнения по часовой стрелке в сторону реки, по дальше от дома в сырую влагу пропасти проносящихся снизу сотен тонн мутной воды. Мне нравилось помогать бабушке, прикреплять прищепки к каждой новой простыне или джинсам, или просто майке. Иногда, по началу я ронял прищепку в реку и мне становилось страшно за нее, за ее полет в неведомое, а потом видя что она попала в самую стремнину и ее развернув неоднократно на конец таки вывело кормой по течению и она продолжила свой путь в сторону большой воды, уже более уверенно и прямо, мне становилось легко, и я уже не переживал за экипаж этого корабля, а скорее наоборот завидовал ему во всех его новых открытиях, и приобретениях чего-то невиданного, и нужного в своей судьбе.
Бабушка конечное же меня ругала, но я знаю точно, что она очень меня любила, хотя и редко меня видела у себя в гостях.
Мне нравился этот дом. Узкая и длинная лестница вела всех желающих пройти в эту квартиру, расположенную на последнем этаже и выступающую над краем стены первого этажа метра на полтора посредством консольно выдвинутого своего и предшествующего этажей. Входя в подъезд, человеческий нос сразу же улавливал запах древней, но приятной сырости. Сказывалась видимо близость реки. Все в доме было пропитано этим запахом, пробравшимся даже в старое настенное, деревянное, католическое, распятие, с медным Исусом, изъеденное червем, но не потерявшее своей формы и сейчас, в наши дни.
Помню, как один раз, в начале осени стояла уже достаточно холодная погода и бабушка, укладывая меня спать накрыла перед сном настоящей периной, о которых сейчас можно прочитать только лишь в сказках. В доме было тогда очень холодно, и бабушка согрела ее для меня утюгом, но все равно она отдавала льдом в первые минуты прикосновения к моему телу. Как же тепло было спать под ней и как не хотелось просыпаться, а потом и вылезать на утренний холодный воздух промерзшей квартиры.
Все старые и узкие улочки городка очень плотно заставлялись маленькими, разноцветными машинами, припаркованными очень близко друг к другу, а иногда и вообще вплотную. Многие машины просто были оставлены умирать на улице, в этих тесных рядах, вперемешку с еще живыми и жизнерадостными своими собратьями. Мне было интересно тогда в далеком детстве заглядывать в чужие жизни, в окна этих одиноко оставленных у обочин полноценных членов семей, проживающих во всех этих многочисленных домах, сомкнувшихся тесной стеной по двум сторонам улицы. Внутри каждой лежали забытые вещи. Это могли быть просто плюшевые игрушки, оставленные ребенком, одежда, ботинки, велосипедное колесо, поводок от собаки, все что угодно, но все это было связано какой-то невидимой нитью с человеком, оставившим эти частицы своего быта практически на дороге, но при этом внутри продолжения себя, внутри своего транспортного средства. Тогда, в те времена они были какие-то маленькие и обладали еще индивидуальностью, неповторимостью внешнего вида, в мире стояли семидесятые годы, все еще выглядело натурально, еще не произошла та страшная подмена понятий в сознании масс.
Но я был ребенком, и меня привлекала окружающая реальность своим разнообразием красок и форм. Во мне еще практически не было памяти, она только лишь еще формировалась и зарождалась посредством множества наивозможнейших впечатлений от окружающего меня мира, с его тогда еще глубиной и многогранностью.
Помню, как с дедушкой ходил в горы, по извилистой, не покрытой асфальтом, дороге, поднимаясь с самого низа влажного и сырого ущелья куда-то вверх, в горы. Было таинственно грустно ощущать себя поднимающимся вверх к спустившимся на встречу облакам, практически прикасаясь к ним рукой, заходя как бы в туман и выныривая из него время от времени, двигаясь при этом со своим дедушкой, прожившим почти все отведенное для жизни на земле время, и уверенно, молчаливо, находясь в своих думах, шагающим рядом, но чуть-чуть поодаль, позади меня, в гору, опираясь на самодельную палочку, придающую большую уверенность при подъеме вверх.
Мы никогда не могли дойти с ним до вершины. Для него это было не главное, он просто гулял после послеобеденного сна, а мне видимо просто еще рано, тогда я прожил всего только шесть лет.
Этот городок моего детства остался где-то далеко внизу, у подножия гор, как бы сомкнувшихся над ним в своем неумолимом стремлении вверх, к небу. Он остался где-то далеко внизу, в этом горном ущелье, а точнее на самом его дне, омываем и разделяем на две половины, холодной рекой, в прохладные вечера притягивающей к себе туман, сползающий с гор и заполняющий собой это, такое родное моему сердцу ущелье, тем самым как бы сохраняя его в моей памяти, в том запечатленном где-то внутри, виде, так и оставшемся со мной видимо на долгие и долгие годы, а возможно и на всю жизнь.
Но я знаю точно, что где-то там, далеко, далеко в горах, есть частичка меня, моей души, манящая и в то же время такая грустная своей давностью и забытостью в этом неспокойном рельефе всей последующей жизни.
Воспоминания.....
Ими жив человек.....
Чем больше их, тем меньше жизни.
Не будь их, не было бы и нас. Мы насквозь состоим из них, мы пропитаны историями, случаями, происшествиями, поступками, делами, не всегда хорошими, но и не всегда плохими. Не будь их, не было бы и нас. Это все равно что строить дом, из кирпичей пытаясь сэкономить и утоньшая стены. Как правило, ни к чему хорошему это не приводит, если не применять эффективный утеплитель. Стены становятся хрупкими и уже опасно опирать на них следующий этаж. Так же и наши воспоминания, каждый кирпичик которых особенно значим в последующей жизни, он придает уверенности в наших шагах по чистому полу на каждом новом этаже приобретенных знаний.
Сейчас, когда мне уже на днях исполнится сорок восемь лет, я чувствую себя полностью сформировавшимся человеком, способным находиться одному в недрах своей памяти, доставая из нее что-либо, так необходимое именно в этот данный отрезок жизни. И раскладывая эти вещи, снятые с полок своей памяти, я собственно и живу, а не существую, это моя жизнь, это мои дела, мои поступки, мои мысли и я их ношу в себе, они сформировали меня, мой мир и мое окружение.
* * *
Я много где побывал с того времени, но в основном это были по большей части ровные, лишенные гор страны. И я никогда не задумывался о том, что мои горы сильно изменились в отношении меня. Точнее изменился их размер. Они как бы уменьшились, или может быть, наоборот я вырос и изменился, став взрослее и опытнее.
Жизнь сильно меняет людей. Но никогда она не сможет изменить самой основы характера, мироощущения, мировоззрения, приобретенного и сформировавшегося в первые годы и шаги по этой планете, среди проблем и трудностей встретившихся в самом начале пути.
Я никогда не задумывался об этом, пока один раз, помню, это было в Хорватии, не попробовал просто из-за руля машины, сфотографировать стремительно приближающиеся на ходу вершины белых гор.
Кажущиеся в жизни огромными, на фотографии они оказались не сопоставимо маленькими. Не сразу тогда я понял этот оптический эффект, и потерял к тому времени много хороших кадров величественных, горных вершин. Но именно тогда и придумал фотографировать их с приближением, заранее выставляя увеличение в фотоаппарате.
И, поразительная вещь, горы ожили, они приняли свой натуральный, запомнившийся моему глазу размер на фотографиях. Возможно именно тогда я и стал по настоящему взрослым, научился правдиво воспринимать реальность, со масштабно ее настоящим размерам.
Для этого мне потребовалось пройти километры жизненных путей, границы многих стран, взлеты и падения, открытия и разочарования. Казалось бы, такая простая вещь, как умение воспринимать реальность в натуральном размере, а какой длинный путь потребовался для масштабирования жизни? Как тяжело далось это простое и возможно давно известное всем другим людям открытие моего нового, личного оптического закона, позволяющего жить дальше со масштабно с окружающей средой.
22.10.2016 г.