Про любовь

Дарья Березнева
Она прижалась щекой к его щеке, рассыпав по подушке свои мягкие золотисто-русые волосы. Ей было хорошо с ним. Слишком хорошо. И для того чтобы выразить это чувство, недоставало слов. Его любовь – вот всё, что ей было нужно. Во всём мире для неё существовал только он. Без него она ощущала себя одинокой. Она тянулась к нему, как цветок к солнцу, жадно впитывая каждую частичку дорогого ей человека.

«Наверное, это болезнь, – думала она. – Но даже если болезнь, то какая прекрасная!»

И ей вдруг захотелось умереть, чтобы остановить это мгновение, таким оно казалось ей чудесным. Слова не важны.

«Я люблю тебя» прозвучало бы теперь кощунственно. Этого было мало, чтобы передать всё, что она чувствовала. И тогда она прижалась к нему ещё крепче, на этот раз всем телом. Она вбирала в себя его тепло, и тепло это успокаивало. Ей хотелось плакать и смеяться от счастья. Она бы никогда не подумала, что мужчина в её жизни станет ей дороже отца и матери, всех близких людей, что она позабудет себя, отдавшись этой внезапно нахлынувшей, сладостной стихии.

– Любимый мой, помнишь самый последний рассказ, который я написала? Там двое молодых людей безумно влюблены друг в друга, и неожиданно он погибает. Случайная авария. Несчастный случай, каких в нашем мире происходят тысячи. Он едет на мотоцикле со своим товарищем, а в это время из-за поворота выезжает КамАЗ. Его товарищ не успевает затормозить, и оба попадают прямо под колёса фургона. Так вот, любимый, я хочу, чтобы всё у нас с тобой было хорошо и мы прожили вместе долгие годы, потому что ты мне нужен, я без тебя не могу.

Она минуту помедлила.

– И ещё мне хочется…

«Как рассказать ему о своих чувствах, чтобы это не было похоже на банальную книжную фразу?»

– Мне хочется, чтобы мы с тобой никогда-никогда не разлучались, – повторила она уже твёрже. – Конечно, я понимаю, что глупо было бы желать, чтобы мы умерли в один день. Такое случается разве что в сказках или фильмах про любовь. Если это невозможно в нашем случае, то я хочу уйти раньше тебя. Потому что мне не перенести твоей смерти. Никогда. А ты должен прожить долгую счастливую жизнь и умереть в окружении своих детей и внуков.

Она сказала это потому, что ей вдруг стало страшно за него. Это чувство было спонтанным, она и сама не понимала, почему в её сознании возникла такая странная мысль.

                * * *

Можно было подумать, что её раздражало всё вокруг: мрачный цвет обоев, слишком аляповатый рисунок на ковре, громкие голоса...

– Почему обои в нашей комнате коричневые, а не оранжевые? Он ведь так любил этот цвет! – спрашивала она и просила мужа их переклеить. Однако, как только тот исполнял очередное её желание, просьбы сыпались одна другой нелепее.

– Надо подмести полы, – говорила она, – будь добр, помоги мне.

– Ты же только вчера устраивала уборку, – мягко возражал он.

И тогда она совершенно искренне  обижалась:

– Значит, тебе нравится жить в грязи. Он бы этого не одобрил.

Казалось, рядом с ней всегда и везде незримо присутствовал он. Это было медленное, но верное самоубийство – она мучила себя тем, что могла часами смотреть на его фотокарточку, беседуя с ним, как с живым.

– Родная моя, давай родим ребёнка, и он отвлечёт тебя от тяжёлых воспоминаний, – убеждал её муж. – Ведь прошлого не вернуть.

Но и после рождения двойни ей удалось забыться только на короткий срок, потому что, как бы этого ни хотелось, убежать от себя  невозможно.

 «Каждая наша мысль материальна. Получается, что я его убила, придумала ему смерть», – размышляла она, и осознание этой вины не давало покоя.
 
                * * *

Её любимый трагически погиб в ноябре того же года. Сел с другом на мопед, тот не справился с управлением, и оба угодили под КамАЗ. Нелепая случайность. А через месяц после его смерти она вышла замуж за человека, которого не любила. Смирившись, приняла его любовь и молча терпела мужнины ласки, как будто это была её повинность, посланный свыше крест, который ей нужно нести до конца. Она ничего к нему не чувствовала и согласилась на этот брак просто для того, чтобы не остаться одной. Виной тому был страх одиночества.