Джонни возвращался домой. Он всю жизнь это делал, даже не осознавая того, что идёт домой. У него не было дома никогда, только лагеря - расположение, которое не рекомендуется покидать. Но он состарился - не постарел, просто надоело. Хотя, контора - такая штука - без срока давности. Съездил он на встречу с ветеранами... ага, нужны они ему сильно. Но Николь и внучата пусть думают, что дед жить без них не может и ездит на эти встречи.... Вот уж без кого у Джона нет ни жизни, ни смысла в ней - без маленькой Ники и её сорванцов! Он слишком долго их не видел, аж семнадцать часов и двадцать четыре минуты... уже двадцать пять! Старик вышел из-за угла и увидел их впервые - фары серой борзой, автобус появился как из ниоткуда. И яростный дьявольский свет зрачков адской гончей затопил сознание навсегда... его ад - это его сны, но и там люди живут, главное - не оборачиваться!
Эпизод 1
Взвод вышел к цели на восходе, успев как следует озвереть. Даже дневная прогулка по джунглям давно уже не могла принести Джону радости, что уж говорить о двадцатикилометровом маршброске через заросли? Пр-р-р-о-клятая работа! Но явись они сюда на апачах, делать бы тут было нечего. Или не за что – такое тоже бывало часто.
А тут с виду всё было в порядке – ловчие петли лиан, самострелы и волчьи ямы ждали дорогих гостей. Три срока в джунглях Вьетнама многому научили ребят, они уже читали их, позёвывая, как утреннюю газету просматривали. Осторожно обойдя сюрпризы, Джон ядовитой змеёй приблизился к рассекреченному партизанскому дозору.
Двое - один о чём-то задумался, другой видит светлые коммунистические сны. А кого им бояться? Зелёных беретов что ли? А про Чёртову дюжину, отделение Джона, им и узнать не от кого. Пришлось поработать ножом.
-Не повезло вам, ребята, попасть в наш чёртов список, - без злобы пробормотал Джон, вытирая лезвие об одежду последнего, - пусть вам снится победа коммунизма. Вечно.
Не отвлекаясь на глупости, скрытно, по одному просочились к деревне через дырочку в охранении. Выискивать другие дозоры было ни к чему, пускай парни пока побегают по родной земле. А у них другая задача…
Да будь оно всё не ладно – у них действительно другие задачи! А это – снова не то! Просто куча дохлых, безоружных вьетнамцев! Деревня горела, жарко трещал бамбук, жирно чадила утварь. Воздух уже ощущался даже на вкус - вкус пригоревшего бекона и запах сбежавшего кофе.
-Доброго утра, дядя Хо, - сплюнул Джон выстегнув опустевший магазин и забросив его в подсумок. – Доброго утра в аду.
Не глядя достал полную обойму, ненасытно клацнув, винтарь поперхнулся досланным патроном.
-Потерпи, дружок, скоро прокашляешься, - Джон привычно ласково похлопал приклад приятеля. Когда он ещё во что-то верил, это называлось постучать по дереву.
-Гляди-ка! – за спиной послышался голос новенького, Стива.
По деревенской улице, запинаясь об тела, шёл седой вьетнамец в чёрной хламиде, высоко подняв распятие. Шёл прямо на них и что-то кричал по-своему. Винтарь Джона привычно коротко харкнул от пояса.
-Сумасшедший, Стиви, - пожал Джон плечами.
-Ага. Джонни, дай сигарету!
Джон не хотел оборачиваться. Он отчётливо осознавал, что нельзя оборачиваться ни в коем случае. Но как во сне картинка медленно пошла по кругу, в душу хлынула тоска…
-Нет!!!
Он снова видел их – огненные фары адской гончей, в её неистовом прыжке! Удар, сознание тонет в слепящем свете и гаснет, как окурок в луже…
-Павлик, не бойся, это я! Что ты, малыш? – он услышал её добрый голос.
Добрый свет её глаз принёс ставшую привычной радость покоя напуганной его детской душе.
-Вот, тётя Света вытрет Павлику слюнки, и будет он снова красавчик. Та-а-ак, как у нас дела под одеялом? Дела житейские, сейчас поправим, помоемся и будем кушать… кашку… повернись-ка, зайка, на ручку. Ух-ты! Теперь сядем…
Павлик пил её голос, вдыхал добрый свет её глаз… Он не понимал, что говорит тётя Света, ему это было не нужно. Он не знал, что она Света, не знал даже, что он Павлик…
Он просто чувствовал, что его любят. Она приходила, что-то говорила, и пока она была рядом, он был счастлив. Потом она уходила, и если б он только мог молиться! Он молился бы, чтоб она пришла снова.
Эпизод 2
-Мой дом отныне там,
где есть зарядка телефона… Остановка Фанзавод, - промурлыкала маршрутка по трансляции профессионально ласковым дикторским голосом, вовремя прервав явно неформатное радио.
-Ох и узбекские песенки нынче слушают водилы! – Света удивлённо оглянулась на водителя, выходя из автобуса. Грустно улыбнулась – строчка попала в её ситуацию точнее некуда. Она действительно возвращалась как домой, в реабилитационный центр больных химической зависимостью.
Хотя её уже можно назвать выздоравливающей. Её даже называют так пациенты, кто ещё не понимает... Да и она пока не может привыкнуть к мысли, что начать выздоравливать – это осознать и принять неизлечимость своей болезни. По-научному её ситуация называется процессом переживания потери. Элизабет Кюблер-Рос исследовала и описала это дело, хотя понимать тут, в общем-то, нечего.
Мы все умрём – вот и всё. И неважно во имя чего или из-за чего. Главное – что успел? Поэтому первым делом ей в сестринскую, по прибытию отметиться, пописать в баночку во избежание. И к Александру Юрьевичу на беседу.
Хотя кому Александр Юрьевич, социальный работник, а кому Сашка. Друг детства, непутёвый, заблудший, но подишь-ты! Трижды правы мудрецы, говоря, что самые надёжные инвестиции – это вкладывать в дружбу. Егору Ратину чтобы это понять, потребовалось совсем немного времени, всего месяц. Если не считать трёх месяцев застенков.
Умный, успешный, но непоседливый Егор жил полной жизнью и жизнь била ключом. В институтской баскетбольной команде он стал чемпионом студенческой лиги. Программист с красным дипломом за пять лет стал совладельцем серьёзной IT фирмы, начав с поста сисадмина шарашки, поместившейся на трёх столах в конуре под самой крышей.
Ещё и нашлось время для покорения трёх пятитысячников. И быть бы ему снежным барсом, если б не отвлекался он на экстремальный сплав и распевание в походах у костра бардовских песен с невероятнейшим бардовским же презрением к офисным хомячкам.
Егор мог позволить себе любую прихоть и обходиться в любом лесу или на горе, чем Бог подаст и в рюкзаке поместится. Или просто подаст – он успешно прошёл все спецназовские тесты на выживание. И, как заведено в жизни, связался с дурной компанией и сотворил две самые главные в жизни глупости.
Первая – это помощь Сашке. Дружок поджидал его у входа в офисный центр, даже не пытаясь войти. Ждал на обум в надежде на шальную удачу. Ему уже стало безразлично, что подумает Егор – ему нужна была доза. Егор, ничему не удивляясь и ни о чём его не расспрашивая, погрузил Сашку в багажник, отвёз на дачу и закрыл в подвале наедине с упаковкой обезболивающего, пятилитровкой питьевой воды и помойным ведром.
А пока Саню ломало, поднял всю инфу по теме, выбрал по совету специалистов ребцентр, лично съездил договариваться с его заведующим. И когда Саньку отпустило, доставил его на реабилитацию. Без особой, впрочем, надежды на успех, но всё-таки скинул на счёт центра десять миллионов и твёрдо пообещал ещё столько же через три года Сашкиной трезвости.
Деньги на ветер - обычное дело для Егора Ратина, мажора и хомячка. - Так сказали ему его новые друзья, мужики что надо, ветераны горячих точек. – Нет бы пацанам помог, на ребятах берцы в горах разваливаются.
На тот момент в горах, потом… далее везде. Волонтёрство хоть и казалось ему нужным делом, нужным ему самому, но объективно являлось мелкой суетой. Себя ему винить было не в чем, никаких грехов он не замаливал и себя не обманывал. Реальная помощь – это самому и по-настоящему. Так и случилась вторая главная его глупость – Донбасс…
Вернее, глупость была не его, и дело это Егора никак не касалось. Сперва не касалось, когда просто хотелось помочь хорошим людям. А когда он заслужил позывной Саблезубый Хомяк, когда отвёз на Родину третьего своего знакомого… Что и кому он доказывал, возвращаясь после похорон?
Дальше он вспоминать не любил. Ни к чему, всё равно снится ж постоянно. Бои, бои, тот рейд, окружение, прорыв, вспышка и застенки, застенки, застенки… Хорошо бы в горах ему попасть – скромные родные сепаратисты назначили б вменяемый выкуп. А от этих принципиальных МВФ замучился откупаться. Куда уж историческому вражине?
Обменяли его братья. В полдесятка СБУшников оценили, всех на него одного, хотя, говорят, ещё по льготному тарифу сговорились. СБУшников на обмен отборных приготовили, придирчиво отбирали и тщательно готовили. Ну, дай им Бог здоровья… всем, а ему…
На Родине Егора ждал реабилитационный центр. Травма позвоночника, не понять какая именно, дала осложнения – опухоль. Опухоль очень нехорошая, но и пень бы с ней – Егор не мог ходить. Потом смог только лежать. Один в пустой квартире, ни семьи, ни друзей… Его братья остались там.
Он так думал, но однажды приехал Саня и забрал его в ребцентр, хоспис. Это Сашка придумал, его самого так лечили – помогая другим, помогаешь себе. И помнишь о смерти, не позволяешь себе забыть, что ты тоже за чертой, за гранью, болезнь твоя неизлечима, главное – успеть.
Но это Сане важно, а Егор просто ждёт… Терпит боль и ждёт. Смерти? Господи, конечно, нет! Он ждёт Свету. Она поймёт и совсем не будет его жалеть. Света может что-то рассказывать или долго слушать. Но Егору достаточно просто видеть её, чувствовать – она рядом. С ним. Господи, пусть она придёт!
Эпизод 3
Александр Юрьевич тоже ждал Свету. Очень ждал. С той только разницей, что за его чертой он был один. Слишком рано довелось ему перешагнуть тонкую грань – ещё в подвале Егоркиной дачи. Что ему стоило просто его закопать?!
Три неудачные попытки суицида лишь за первые сутки – слишком много даже для самого неудачного дня. Но вот такой безрукий он уродился! Что ж его было так? Хуже чем с бешеной собакой, даже пёсикам положен финальный избавляющий укол. А Егор…
А Егор не заслужил такого. Это ясно ему, теперь это стало ясно Свете. Милая Света, слишком чистая чтобы жить с их болезнью, слишком любящая, чтобы просто жить. Действительно – всё пропало. Центр банкрот, хоспис закроют, пациентов распределят по казённым богадельням умирать в одиночестве.
И никого он не обманывал – все умирают в одиночестве. Как он… тогда… Тогда он решил, что… Да ничего он не решал, блин! Всё из-за Егора. Сашу и так бы приняли на лечение, зачем было переводить столько денег? Заведующий, конечно же, никак не мог оставить их тихо гнить на счету госучреждения.
Ведь Александр Юрьевич не только кололся и тёлок по клубам тискал, он ещё и юрист на секундочку, специалист в деловом праве. Так появился хоспис, некоммерческий, но, тем не менее, частный. То есть под патронажем частного благотворительного фонда, возглавляемым пациентом реабилитационного центра Сашей. А через год уже социальным работником.
Годы общения с врачами-наркологами почти не изменили его. Он стал, кем стал, за те трое суток в подвале. Врачи, юристы, нотариусы… могильщики. Они смотрят на людей из-за черты, в одиночестве, никого не пуская за неё. Люди идут мимо, они их только провожают.
Долгие проводы – лишние слёзы, ну же, Света, давай! Ты же видишь, как больно Егору! Ты знаешь, где обезболивающее! Ты не можешь ему сказать, что больше не придёшь, но и оставить его не в силах…
-Умница, - кивнул Саша монитору системы наблюдения. Долил себе кофе, прикурил от окурка новую сигарету. В финале он был уверен, но не хотел пропустить момент истины…
Так и есть – Света закатывала рукав на своей ручке. Ну что же ты задумалась, девочка! Она, как услышав его мысли, взглянула прямо в объектив скрытой камеры по-детски широко распахнутыми, но уже опустевшими глазами. Воспитанная девочка не могла нарушить величие момент хныканьем, только дорожка слёз на бледном личике.
Всё, взяла жгут, перетянула руку… движения скупые, точные…
-Прощай, Света, я не буду тебя помнить, - без улыбки проговорил Александр Юрьевич, потушил сигарету, потянулся, встал, выключил свет и покинул кабинет. Пора отдохнуть, денёк выдался нервный.
Эпизод 4
-Ну что за дерьмо-то, Господи! – выкрикнул Стив
-Это называется - неудачно наняться, - сказал Джон, не открывая глаз.
Смотреть ни на что не хотелось. За трое суток в яме он рассмотрел её содержимое достаточно хорошо. Яма, как яма, не хуже вьетконговских, даром что африканская. И народу в этот раз побольше – загремели всем отрядом.
Говорил же батя, - не пей на халяву! И не связывайся с ЦРУ, – добавил бы Джон. Но сделанного не воротишь, хотя самое обидное, что ни хрена они и сделать-то не успели. Ну, в этот раз. Вообще работы хватало и работалось нормально, на то и Африка. Нет – стабильности захотелось.
Ну и пожалуйста, блин, полная яма стабильности, ниже уже не упадёшь, остаётся только присыпать. Хотя от Нгои можно ждать чего-нибудь пооригинальнее. Даже для Африки Нгои – выдающаяся сволочь. Борец, конечно, повстанец, как все тут, или через одного.
Сам себя назначил новым генерал-гамадрилом повстанцев, употребив старого в пищу. Вообще-то, по слухам, но на фоне прочих слухов о нём, весьма правдоподобно. И не стал бы Джон связываться с этакой выдающейся даже среди местных психопатов личностью, если б не контора. Ну и что с того, что за их художества в Штатах для них местечко уже перегрелось? То место и без них не пустует, хвала законности, а он от заслуженного цирроза и в Мексике мог бы спокойно загнуться.
А так загнётся здесь – и какая разница? А контора давала шанс. И дело-то обычное, привычная война, дрессура приматов и никакой политики. Почти никакой – как-то неудобно ЦРУ связываться с Нгои напрямую, а он, гад такой, перспективный. Не даёт законному правительству продыху, и при определённых условиях может его сместить. Навести порядок, заключить контракты.
Насколько понял Джон, от контрактов и нынешнее правительство бы не отказалось, но нафиг они не нужны, пока Нгои беззаконно безобразит. Вот решили помочь безобразия узаконить, революция называется. Создать условия – это обучить и вооружить, а чтоб усилия не обошлись слишком дорого и не пропали бы даром, обратились к Джону. Как в конторе заведено, через вербовку.
Ему оставалось лишь кивнуть и приступить к работе. Джон задействовал связи, собрал ребят, нашёл посредников Нгои. Всё ж было отлично – заинтересованность, радушный приём… а потом пробуждение в яме.
Джон не винил себя за то, что не увидел в солидном предложении подвоха. Не считал себя виноватым перед парнями в том, что втянул их в это дело. Парни и те были не в претензии, кто был, быстро кончились. Прямо в первые же минуты уполовинились в числе, а один так вообще в натуре. Число нечётным оказалось, блин.
Претензии высказывались только к чёрным и к маме их, Африке. Хотя тоже глупость – глотку надсаживать, - подумал он, когда Стива потащили из ямы. Джон было решил, что вытащили Стива, чтоб не орал, ан ошибся. Стив вопил не своим голосом больше часу. А когда замолк, его окровавленное, изуродованное тело сбросили обратно. Он ещё дышал, Джон это точно видел.
Он смотрел на это тогда первый раз, и впервые сверху прозвучал спокойный голос Нгои:
-Жрите, пока свежее, а то протухнет опять.
Джон не хотел оборачиваться. Ему совсем не нужно было смотреть на лакированную рожу Нгои… тогда первый раз… но он всегда оглядывался, зная что увидит…
Он увидел её и сразу узнал. Джон никогда её не видел, но не сомневался, что это Она. Кто? Джону было не важно. Она держала за руку какого-то парня. Вот парня ему и знать не хотелось. Джон шагнул им навстречу, они неожиданно открыто улыбнулись. Джон замер в нерешительности, и в этот момент появилась адская гончая.
Но она не стала убивать его, как убивала целую вечность. Автобус плавно остановился напротив них, двери открылись. Она поднялась по ступенькам, обернулась, взмахнув на прощанье рукой. Двери закрылись, и адская гончая растаяла в туманной дымке. Джон оглянулся на незнакомого парня и внезапно встретился с его взглядом. Сознание заполняется сияющим, нестерпимым светом…
Павлик открыл глаза с первой в его жизни мыслью – она больше не придёт никогда. Он удивился – как он может о чём-то думать, вообще ничего не зная? Или он знает, просто забыл. Но ему точно не зачем здесь оставаться и некого ждать.
Павлику вдруг стало нужным поторапливаться и не задерживаться. Он был уверен, что всё вспомнит, когда увидит. Ну, конечно, вот кровать, это окно, а там дверь. Но окно предпочтительнее. Всего–то второй этаж, ничего особенного.
Больной идиотией с рождения Павлик не видел ничего невозможного…