Действующие лица:
АРТЕМЬЕВ ЛЕОНИД ВИКТОРОВИЧ - акушер-гинеколог
БРУНЦЕВА ИРИНА ГЕННАДЬЕВНА — роженица
ТАМАРА — акушерка
АННА ГРИГОРЬЕВНА — мама Артемьева
ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ - врач-трансплантолог
НЯНЕЧКА
ДЕЖУРНЫЙ ВРАЧ
СЦЕНА № 1. Наше время. Москва, коридор родильного отделения Роддома. Ночь.
По длинному пустынному коридору неторопливо идет Артемьев Леонид Викторович, крепкий высокий мужчина, лет тридцати, его нагоняет Тамара, симпатичная двадцатипятилетняя акушерка, белоснежный медицинский халат которой подчеркивает все достоинства фигуры, в ее руках зажата больничная карта.
ТАМАРА (торопливо): Леонид Викторович, быстрее, поступила женщина, Брунцева Ирина Геннадьевна, двадцать пять лет, срок- 28 недель, схватки каждые пять минут, воды отошли. Роды первые. Поступила по скорой. Обменной карты нет. Во время беременности не наблюдалась.
АРТЕМЬЕВ (ускоряет шаг): Почему?
ТАМАРА (торопливо его нагоняет, тараторит): Неизвестно. Давление 200 на 150, сердцебиение плода прослушивается слабо.
АРТЕМЬЕВ (открывает дверь родильной комнаты, тихо замечает себе под нос): Плохо.
СЦЕНА № 2. Несколько минут спустя. Роддом, родильная комната.
Небольшая палата: кушетка, родильное кресло, стол с весами, множество приборов, парта - вот и вся ее обстановка. На кушетке Ирина, женщина с большим животом, прикрытым простыней, заходится в крике, ее верхняя половина туловища обмотана разноцветными проводами, идущими к разным приборам. Артемьев осуществляет осмотр. Тамара возится с лекарствами. Пищит монитор пациента.
АРТЕМЬЕВ (смотрит на монитор, отрывисто говорит Тамаре): Черт, давление еще подскочило. Тома, готовь капельницу, доза двойная. (торопливо обращается к Ирине) Ирина, у вас во время беременности головокружения были? Судороги сводили? Какие у вас хронические болезни?
ИРИНА (прерывающимся шепотом): У меня нефроктомия.
АРТЕМЬЕВ (удивленно): Вам удалили почку? Когда? Из-за чего?
Ирина, не отвечает, а лишь закатывает глаза. Артемьев бьет ее по щекам. Тома подвозит капельницу.
АРТЕМЬЕВ (кричит Ирине): Откройте глаза, сейчас же откройте глаза. (обращается к акушерке) Тома, быстро, воду.
Тома торопливо подбегает к умывальнику, набирает в стакан воды, возвращается к врачу, передает его ему. Тяжелая паутина брызг покрывает лицо роженицы - это Артемьев пытается привести ее в чувства. Тома, тем временем, торопливо, но ловко ставит капельницу. Ирина открывает глаза.
АРТЕМЬЕВ (напряженно): Ирина, ваши глаза должны быть открыты, сознание терять нельзя, младенец пошел, головка вот вот появится. Тужиться, нужно, тужиться.
Ирина снова закрывает глаза. Опять пищит монитор пациента.
АРТЕМЬЕВ (бросает быстрый взгляд в сторону монитора, нервно): Черт, черт, давление не падает. (тихо шепчет Томе) Приоритет - мать. Быстрые роды.
ТОМА (испуганно, тихо): Не надо Лень, ты торопишься!
Артемьев отрицательно качает головой.
АРТЕМЬЕВ (шепчет на ухо Томе) Эмплаксия. Давление, его снизят только роды. (отрывисто) Иначе смерть.
ИРИНА (испуганно, пытаясь сфокусировать бессмысленный взгляд на враче): Что? Что? Смерть? Мой ребенок умрет?
АРТЕМЬЕВ (натужно, весело и громко): Конечно же нет, Ирочка. Вы еще на его свадьбе погуляете. Имя-то, кстати, придумали?
Ирина хочет ответить, но накатывает новая волна схваток и она кричит. Тамара подвозит каталку, они перемещают роженицу сначала на нее, потом на кресло. Артемьев кладет руку под грудь Ирины, в основании живота.
АРТЕМЬЕВ: (обращается к Томе) На три. Раз, два, три.
Врач давит девушке на живот, ребенок выходит и акушерка ловит его на руки, он начинает кричать. Тома показывает его Артемьеву.
ТОМА: Девочка! Как хорошо - легкие раскрылись. Смотри, Лень, какая маленькая. (ласково хлопает младенца по попке) Хорошенькая девчонка.
Тома уносит младенца к столу, кладет на весы. Артемьев облегченно выдыхает, наблюдая за акушеркой.
ИРИНА: (поднимает голову, ей тоже хочется разглядеть ребенка, невнятно бормочет) - Дочка… хорошо…пр..живи мою жиз..
Голова ее с глухим ударом откидывается назад, Артемьев, мельком взглянув на девушку, переводит взгляд на разом завопившие приборы.
АРТЕМЬЕВ (кричит Томе): Дефибриллятор!
Тома, оставляет младенца на весах, быстро подает ему запрашиваемое. Артемьев прикладывает прибор к девушке.
АРТЕМЬЕВ (смотрит на монитор пациента, резко командует): Тома заряжай на двести, девятнадцать секунд.
Ребенок надрывно кричит на весах, Ирина не подает признаков жизни.
ТОМА: Нет сокращений.
АРТЕМЬЕВ: Заряжай на триста, сорок секунд. Разряд, еще разряд.
Разряды дефибриллятора сотрясают тело Ирины.
ТОМА (истерично): Сокращений нет!
АРТЕМЬЕВ: Заряжай! Заряжай!
Монитор пациента надсадно вопит, мигая красными линиями.
ТОМА (обреченно): Шестьдесят секунд. Синусовых ритмов нет.
АРТЕМЬЕВ (надрывно): Заряжай!
ТОМА (тихо): Бесполезно, Леня. Эпистатус, сердце остановилось - смерть.
В комнату вбегает еще один дежурный врач.
ДЕЖУРНЫЙ ВРАЧ: Что происходит?
Артемьев в шоке, он ничего не слышит и не видит, его теребят за плечи, а он, не обращая ни на кого внимания, шатаясь, выходит из комнаты, его догоняют, возвращают в комнату сажают за парту: нужно фиксировать ЧП — смерть роженицы, писать объяснительные, подготавливать документацию для расследования.
СЦЕНА № 3. Несколько дней спустя. Город тот же. Квартира Артемьева. День.
Артемьев лежит на диване, у него отсутствующий и несколько помятый вид: многодневная щетина, всклоченные, давно нечесанные волосы, красные глаза.
Громко звонит дверной звонок. В коридоре слышны голоса.
ТОМА: Здравствуйте Анна Григорьевна, как Леня?
АННА ГРИГОРЬЕВНА: О Томочка, проходите, я так рада вас видеть. (еле слышно) Как его отстранили от работы, так он и не встает, молчит. Может быть хотя бы вы его расшевелите? Проходите.
Тома заходит в комнату Артемьева присаживается на краешек дивана, ласково перебирает всклоченные волосы.
АРТЕМЬЕВ (не поворачивая головы, равнодушно): Привет, Том.
ТОМА: Привет. Я узнала результаты комиссии, мне Леночка по большой дружбе рассказала. Так вот, комиссия установила (встает, отходит к окну, держит драматическую паузу, радостно) - смерть наступила в результате отрыва тромба, вызванного эмплаксией. Тебя завтра ждут на работе. (возвращается к дивану, опять присаживается, доверительно) Ты сделал все, что мог Леня, не кори себя.
АРТЕМЬЕВ (тихо): А ребенок как?
ТОНЯ (пожимает плечами): Лежит в кюзете, развивается нормально. Хорошенькая девчонка родилась, 2 150 кг рост 35 см, вес набирает хорошо. Только вот... (расстроенно) отдадут малышку, наверное, в детский дом. Родила эта девушка без мужа. Попытки найти биологического отца к успеху не привели. И у самой этой Иры родителей нет. Мать еще в детстве умерла, а отец - недавно, официально от инсульта, но, говорят, пил. Ближайшие родственники живут на Дальнем Востоке, интереса к девочке не проявили.
АРТЕМЬЕВ (глухо): Нефроктомия? Из-за чего у нее была нефроктомия?
ТОМА: Там целая история. В один из загулов отца ее похитили, последний это даже не сразу обнаружил. А потом девочку вернули, просто привели под двери квартиры, позвонили и убежали. Отец открыл дверь, а там дочка стоит с кульком денег, но ничего не помнит. Сумма, кстати, была приличная. Только через время обнаружили шрамик в нижней части спинки. Ну, и более полное обследование показало, что у нее вырезали почку.
АРТЕМЬЕВ (резко садится, ошарашенно): Подпольное донорство?
ТОМА: Да. Потом уже припомнили, что ее карточка в больнице пропала как раз накануне того, как девочку украли. Похитителей не нашли.
АРТЕМЬЕВ (лихорадочно бормочет себе под нос): Брунцева Ирина Геннадьевна, Брунцева, Брунцева. Пыль же с полки я всегда вытирал, и сколько раз видел эту бумажку. Как же я сразу не вспомнил?
Он подскакивает с дивана, бежит в соседнюю комнату, подходит к полке с иконами, достает из под одной из них маленький, пожелтевший от времени клочок бумажки, на нем написано: Брунцева Ирина Геннадьевна. Артемьев зажимает бумажку в кулак. Анна Григорьевна и Тома подходят к нему.
ТОМА (участливо кладет руку ему на плечо): Что с тобой Леня? Что случилось?
АННА ГРИГОРЬЕВНА (взволнованно): Да, сынок, что с тобой?
АРТЕМЬЕВ (обращается к Томе): Тома, ты меня, пожалуйста извини, но тебе сейчас лучше уйти, я потом тебе все объясню.
ТОМА ( растерянно отдергивает руку): Но...
АРТЕМЬЕВ (с металлом в голосе): Уйди!
Тома обиженно и шумно собирается, Анна Григорьевна пытается ее остановить, но Тома ничего не хочет слышать. Громко хлопает входная дверь.
АННА ГРИГОРЬЕВНА: Почему ты так с Томой разговаривал? Хорошая девочка и любит тебя, она не виновата, что так случилось.
АРТЕМЬЕВ (протягивает маме клочок бумажки, говорит холодно, со значением) А кто виноват мама?
Анна Григорьевна ошарашенно разглядывает надпись на бумажке.
СЦЕНА № 4. (ФЛЭШ-БЭК 1) За двадцать пять лет до описываемых ранее событий. Москва. Детская клиническая больница. Палата. День.
На железной кровати обычной палаты рядовой советской больницы маленький очень худенький мальчик (Артемьев) играет с плюшевым зайцем в доктора.
АРТЕМЬЕВ (кладет зайчика на простынь приставляет к лапке маленькую веточку): Сейчас будет гидализ.
НЯНЕЧКА (гладит его по головке): О Господи, смилуйся! Бедное же ты дитя: не гидализ, а геодализ.
АРТЕМЬЕВ: А зачем он мне?
НЯНЕЧКА (всплескивает руками): Бедный, ты бедный, почки у тебя свои плохонькие, вот и приходится им помогать.
АРТЕМЬЕВ: А почему они такие?
НЯНЕЧКА (сердито, в сторону): Рожают за сорок, а дети — мучайся, эх моя бы воля! (обращается к мальчику, горестно) Это я не тебе, это я так. Кто ж знает почему они такие? Идем уже на процедуру.
АРТЕМЬЕВ (упрямо): Нет, с мамой пойду.
НЯНЕЧКА (тянет его за руку): Да пойдем- же малохольный, мама твоя с Евгением Ивановичем толкует, а твое время подошло.
АРТЕМЬЕВ (вырывается): Нет! Без мамы не пойду! Я не хочу! Я устал! Мне надоело!
НЯНЕЧКА (строго): Нюни разводишь? Маму будешь расстраивать? Знаешь ведь, как она плачет. Хочешь, чтобы опять плакала?
Артемьев отрицательно качает головой, он понуро встает с кровати, заботливо укрывает зайца простыней.
АРТЕМЬЕВ (машет ему пальцем): Скоро вернусь, не шали.
НЯНЕЧКА: Ну и молодец, ну и умничка, ты настоящий храбрец.
Мальчик нехотя следует за нянечкой, они проходят по коридору, открывают дверь. Глаза ребенка, наполненные ужасом, смотрит на огромный аппарат — прибор своего спасения и страдания.
СЦЕНА № 5. (ФЛЭШ-БЭК 2) Время то же, что и в предыдущей сцене. Москва. Детская клиническая больница. Кабинет главного трансплантолога больницы.
В кабинете двое: женщина лет сорока пяти, Анна Григорьевна, и суховатый, невысокий врач, Евгений Иванович. За окном зеленеет листва, громко поют птицы.
ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ: Пришли результаты - в качестве донора для трансплантации почки вашему сыну не может выступить ни один из тех кого вы предложили.
АННА ГРИГОРЬЕВНА (срывающимся голосом): Что же делать ?
ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ (равнодушно): Внесем вас в лист ожидания.
АННА ГРИГОРЬЕВНА: Сколько ждать по этому … листу?
ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ: Как повезет. Обычно от года и до смерти. (нервно смеется, осознает неуместность этого, смущается) Простите, у меня вырвалось. Я не имею право вас беспочвенно обнадеживать, вы должны осознавать, что шансы очень малы. Нужно, чтобы нашлась подходящая почка, а с детским донорством у нас в стране все очень сложно. Будем думать, будем думать. Извините, тороплюсь.
Евгений Иванович проводит собеседницу к двери. Анна Григорьевна снаружи, перед ее носом хлопает закрывающаяся дверь. Мимо нее проходит нянечка.
НЯНЕЧКА: Что застыла? Сын уже на процедуре, а ты тут стоишь - каменная.
АННА ГРИГОРЬЕВНА: Ах, да, да. Спасибо.
Она торопливо семенит по коридору больницы.
СЦЕНА № 6. (ФЛЭШ-БЭК 3) Полгода спустя. Москва. Детская клиническая больница. Кабинет главного трансплантолога больницы.
В кабинете врача снова двое: Анна Григорьевна и Евгений Иванович. Только за окном уже нет зеленой листвы, а торчат черные палки деревьев, местами покрытые ледяной коркой, вместо птиц надрывно стонет вьюга.
АННА ГРИГОРЬЕВНА (со счастливой улыбкой на лице): Я пришла вас поблагодарить (протягивает бутылку дорогого коньяка, коробку конфет).
ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ (расплывается в радостной улыбке): Я рад: приживление новой почки проходит замечательно, теперь все будет хорошо, только вашему сыну теперь всю жизнь придется пить таблетки. (убирает подарки в тумбочку) Ну зачем было так беспокоиться! Тем более ваш муж уже все оплатил.
АННА ГРИГОРЬЕВНО (удивленно): Что оплатил?
ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ (у него вырывается нервный смешок): Замечательную, подходящую для вашего сына, почку.
АННА ГРИГОРЬЕВНА (ошарашенно): Но нам же повезло...
Евгений Иванович выпроваживает Анну Григорьевну из кабинета.
ЕВГЕНИЙ ИВАНОВИЧ: Везет тем кто везет, а услуги перевозчика уже были оплачены. (открывает дверь) Я думаю все интересующие вас подробности, ваш муж обязательно вам разъяснит, а я, извините, тороплюсь, (разводит руками) служба превыше всего.
Анна Григорьевна уже снаружи, перед ее носом хлопает закрывающаяся дверь. Мимо нее опять проходит нянечка.
НЯНЕЧКА (радостно): Что застыла? Сын дома, с почкой, можно от счастья и каменеть?
АННА ГРИГОРЬЕВНА (отстранено): Да, да, спасибо. (бормочет себе под нос) Дачу продал, вот куда деньги ушли.
НЯНЕЧКА (с улыбкой говорит проходящей мимо медсестре, кивая головой в сторону Анны Григорьевны): От счастья себя уже не помнит, малохольная.
Анна Григорьевна торопливо семенит по коридору больницы.
СЦЕНА № 7. (Продолжение сцены № 3) Наше время. Москва. Квартира Артемьева. День.
АРТЕМЬЕВ (сухо): У меня ее почка?
Анна Григорьевна удивленно смотрит на листок, читает, поднимает глаза, наполненные слезами и горько рыдает.
АННА ГРИГОРЬЕВНА: Твой отец пошел неофициальным путем. Когда я узнала подробности, то кричала, страшно кричала на него. Похищать ребенка, вырезать у него почку, это... это ужасно. Но ты же знал своего отца, (смотрит на портрет солидного мужчины в траурной рамке на полке около окна) он все решения принимал сам и ни с кем их не обсуждал. Я только узнала имя этой девочки. Он меня уверял, что с одной почкой живут, мы никого не убили... Я... каждый день молилась за ее здоровье.
АРТЕМЬЕВ (глухо): Твои молитвы не помогли - она умерла.
Он резко разворачивается и уходит в свою комнату, с громким стуком за ним закрывается дверь. Мать кидается за ним, но в двери поворачивается замок, Артемьев не хочет разговаривать, ему нужно все обдумать.
СЦЕНА № 8. Наше время. Квартира Артемьева. Утро следующего дня.
Артемьев выходит из комнаты и сразу натыкается на Анну Григорьевну, ее лицо опухло от слез, глаза красные, она встревоженно смотрит на сына.
АРТЕМЬЕВ: Я принял решение мама — у тебя будет внучка. Ты всегда мечтала о девочке. Виктория, она настоящая победительница, она победила смерть. Я буду оформлять удочерение.
АННА ГРИГОРЬЕВНА: А как же Тома? Вдруг она не согласится?
Артемьев расстроенно замирает, но ничего не отвечает, потом будто сбрасывает с себя оцепенение и отправляется на кухню завтракать, ему скоро на работу.
СЦЕНА № 9. Наше время. Обеденное время того же дня. Москва. Роддом. Столовая.
В просторной и светлой столовой в начале длинной витрины, на которой расставлены тарелки с едой, стоит Тома, к ней подходит Артемьев.
АРТЕМЬЕВ: Привет, Том.
Тома фыркает и отворачивается от него. Артемьев берет два подноса: для себя и для Тони, кладет на них вилки, ложки и ножи.
АРТЕМЬЕВ (ставит один поднос напротив Тони): Не сердись, считай, что у меня был шок и я вел себя неадекватно.
ТОМА: А меня замуж зовешь, как же я буду с тобой жить с таким неадекватным?
АРТЕМЬЕВ (хитро): Но у меня же масса других положительных качеств?
ТОМА (задумчиво): Да, ты заботливый, добрый, умный, любишь меня, вспыльчивый, но отходчивый, да и работа у тебя нервная какая... не пьешь.
Артемьев смеется. Они накладывают на подносы тарелки с едой, двигаются в сторону кассы.
ТОМА: А что? Моя мама говорит, что это важное качество в будущем муже.
АРТЕМЬЕВ (радостно): Ну что мир?
У Томы теренькает мобильный телефон, пришла смска, она ее читает.
ТОМА (сердито): Нет.
Они подходят к кассе. Артемьев пытается заплатить за девушку, но она не разрешает, расплачивается за еду, садится за столик. Артемьев тоже рассчитывается на кассе, присоединяется к ней.
АРТЕМЬЕВ: На что теперь сердишься?
ТОМА (бурчит): Это правда, что ты собираешься удочерить ребенка той алкоголички?
АРТЕМЬЕВ (понимающе смотрит в сторону мобильного телефона, холодно отвечает): Поня-я-я-тно - уже доложили. Нигде не говорилось о том, что она алкоголичка.
ТОМА: Светка из регистратуры говорила, что она точно была алкоголичкой. (себе под нос) Хотя вроде и не похожа. (громко и торопливо обращается к Артемьеву) Мне тоже очень жаль эту малышку, но ты принял такое важное решение и даже не посоветовался со мной! (стыдит) А еще собираешься жениться.
АРТЕМЬЕВ (сухо): У меня есть определенные жизненные принципы и, исходя из них, иногда я принимаю и буду принимать решения самостоятельно.
ТОМА: В семье принимаются решения сообща, (неуверенно) во всяком случае так всегда говорит моя мама.
АРТЕМЬЕВ: В семье принципиальное вопросы добра и зла должны совпадать... .
ТОМА: То есть ты хочешь сказать, что если я не приму твоего решения, то из нас не получится семья? (сердито) Ты принял решение сам, тогда и я приму решение сама: выходить мне за тебя замуж или нет.
Артемьев ничего ей не отвечает, он молча ест, но вид у него расстроенный.
СЦЕНА № 10. Наше время. Несколько дней спустя. Квартира Артемьевых. День.
Звонит дверной звонок. Артемьев открывает дверь. На пороге стоит Тома.
АРТЕМЬЕВ: Здравствуй!
ТОМА (растерянно): Здравствуй!
АРТЕМЬЕВ: Проходи! Чего стоишь на пороге?
Тома мнется, Артемьев выглядывает за дверь, а там к стене приставлена маленькая розовая детская ванночка. Он удивленно берет ее в руки, заносит в квартиру, ставит на пол. Хватает Тоню в объятия и крепко прижимает к себе.
АРТЕМЬЕВ: Я знал, что не ошибся в тебе.
ТОМА: Это еще ничего не значит, мне просто понравилась эта ванночка. Я все равно на тебя сержусь. Я пойду.
АРТЕМЬЕВ: Нет, я тебя никуда не отпущу.
Он прижимает ее крепче к себе.
ТОМА (жалобно): Но у нас же будут свои дети.
АРТЕМЬЕВ: Будут, обязательно будут. Но Вике нужно жить за двоих, а это очень трудно и мы ей поможем.
Тома вздыхает и ближе прижимается к Артемьеву.
СЦЕНА № 11. Несколько месяцев спустя. Москва. В зале ожидания Дома Малютки при роддоме. День.
В дверях появляется Тоня с девочкой на руках. Анна Григорьевна снимает все на телефон, Артемьев перехватывает ребенка. Девочка гулит и смешно морщит носик.
ТОМА (радостно): А ведь правда она на меня похожа? Особенно когда так смешно морщит носик.
АННА ГРИГОРЬЕВНА (всплескивает руками): А ведь и правда, никогда бы не подумала, что так бывает.
Все смеются. Они выходят на улицу, садятся в машину и уезжают, а девочка все гулит и морщит носик.