======== Глава 1 ========
— Давай! Ну! — донесся до уха Крэйвена рокочущий бас наставника.
Крэйвен уже не видел его за высокими курганами северной части кладбища. Наставник только что поджег масло, залитое в многочисленные норы гхарлов. Пронзительный визг и шорох под землей означал, что два десятка мелких злобных тварей стремительно приближаются, и скоро они вынырнут из нор прямо на поджидающего Крэйвена. А значит, настало время и ему сделать то же самое – он опустил факел к сухой пропитанной маслом траве, и она мгновенно вспыхнула. Огонь быстро распространялся по лабиринту узких нор, заполняя их жаром, копотью и страхом. Крэйвен слышал, как эти мерзкие трупоеды, уже успевшие основательно обжиться на этом обширном лесном погосте и обрасти сетью туннелей, наталкиваются друг на друга, злобно визжа, застревая в узких проходах в попытке спастись от жара и едкого дыма, неожиданно омрачивших их безмятежный быт.
Около полугода местные селяне страдали от соседства с гхарлами, но ничего не могли сделать. К тому времени, когда кельмондский князь соизволил послать сюда небольшой отряд городских стражников (привыкших иметь дело с людьми, а не подземными тварями), стая уже сильно разрослась, и изловить их в глубоких курганах стража оказалась не в силах. Обычно гхарлы – мерзкого вида существа размером с дворнягу, с крохотными глазками, мощными челюстями и длинными кривыми когтями – питаются падалью, а потому часто селятся неподалеку от кладбищ – живут небольшими стаями по шесть-семь особей и избегают приближаться к людям. Однако, когда подгнивших трупов в округе не находится, голод делает их менее пугливыми и толкает на путь охоты и воровства – они разоряют курятники, могут загрызть свинью и даже лошадь; известны случаи гибели пастухов и охотников, на свою беду устроивших привал неподалеку от гхарловых нор.
Но сейчас за работу взялись профессионалы – Поборники Света, Охотники за нежитью и исчадьями Бездны – мастер-охотник Ирвинг Скоулд, именуемый Скоулд-Гроза-Ведьм, и его юный подмастерье Крэйвен Глум. Когда странствующий Поборник Света с учеником посетили это село, чтобы пополнить запасы провизии и осведомиться о бедах, связанных с нечистью или колдунами, радости селян не было предела. На следующее же утро вздохами несчастных крестьян их выдуло из села в направлении лесного погоста.
— Не спи, олух! — гаркнул Скоулд, перебегая к центру кладбища, где были заготовлены капканы и два заряженных арбалета.
Здесь, под могильной плитой какого-то достойного человека, имя которого было стерто временем и водой, в земле зияла широкая дыра – главный вход в туннели гхарлов. Вокруг дыры Скоулд заблаговременно разложил сети и капканы, во-первых, чтобы облегчить истребление необычайно большой стаи, потому что Охотников было всего двое, а тварей – два десятка; а во-вторых, он надеялся изловить как можно больше гхарлов живьем, чтобы затем продать в цирк уродцев или какому-нибудь магу из Цитадели для экспериментов. Скоулд всегда стремился извлечь максимальную выгоду из подобных ситуаций. Да, в общем, из любых ситуаций.
Но чтобы гхарлы все как один вынырнули именно здесь, требовалось отсечь огнем все остальные выходы. Подмастерье бросился к западной части погоста вслед за подземным шорохом многочисленных когтистых лап. Крэйвен ожидал, что по поверхности он будет двигаться гораздо быстрее, чем гхарлы по извилистым туннелям, но на деле ему приходилось оббегать и перепрыгивать многочисленные надгробия, оградки и насыпи. Он безнадежно не поспевал. Еще через секунду Крэйвен услышал клацанье захлопывающихся капканов и истошные визги, заглушающие отборную брань Скоулда – значит, часть стаи уже начала выпрыгивать через центральную дыру. Наставнику требовалась помощь, но значительное количество гхарлов стремительно приближалось к еще неподожженным норам на западе.
— Уйдут ведь, уйдут! — с замиранием сердца сказал Крэйвен самому себе.
Ни на секунду не замедляя свой бег, он швырнул вперед горящий факел, надеясь угодить в масляное пятно. Результат своего деяния юный Охотник уже не увидел. Земля под его ногой вдруг просела и обрушилась. Крэйвена, мгновенно ушедшего по пояс в землю, по инерции качнуло вперед, и он ударился лицом о могильную плиту. Юноша не успел почувствовать боль; притяжение неумолимо увлекало его внутрь разрастающейся дыры – и вот он уже летит вслед за обваливающимися кусками почвы в объятия пустоты подземной пещеры, вырытой гхарлами. Падая, Крэйвен видел кусочек неба, проглядывающего через дыру, проделанную им в потолке пещеры. Оно, наконец, посветлело. Охотники не зря выбрали для нападения утренние часы – гхарлы очень не любят солнце и с рассветом засыпают в своих берлогах. Поэтому огонь и дым должны были ввергнуть сонных тварей в панику и безумие, а солнечный свет – ослепить. Но Поборникам не повезло – сегодня утро выдалось пасмурным, и солнечные лучи только недавно начали робко пробиваться к земле. А потому в пещере сейчас не было видно ни зги.
При ударе спиной оземь легкие Крэйвена схлопнулись; он издал гулкий выдох. Сверху сыпалась влажная земля с корешками и трухой давно сгнивших гробов, а спустя секунду кусочек неба загородило нечто. Не успев еще ничего понять, Крэйвен дернулся в сторону, действуя исключительно на рефлексах, отточенных опасным ремеслом. И в следующее мгновение в том месте, где была его голова, в землю вошел знатный кусок могильной плиты, обрушившийся следом за юношей. Глядя на это, он лишь нервно вдохнул.
Однако не время расслабляться – его жизнь все еще на волоске. Вокруг светлого пятна царила непроглядная чернота подземелья; Крэйвен не сомневался, что будь здесь посветлее, он бы увидел вокруг себя кучи обглоданных костей и много рассвирепевших гхарлов. Да, судя по шорохам и стрекотанию со всех сторон, их здесь было порядочно. От мгновенного нападения (и соответственно, неминуемой смерти) юношу уберегло лишь то, что твари и сами были дезорганизованы и напуганы. Крэйвен вскочил на ноги и выхватил свой огромный охотничий нож с посеребренным лезвием – его любимое оружие и единственное сокровище.
Подземелье стремительно наполнялось едким дымом; глаза Крэйвена начали слезиться. Видимо, его факел все-таки угодил, куда надо; и теперь все туннели, кроме центрального, что сторожил Скоулд, и этой пещеры, были заполнены огнем. А значит, он оказался в ловушке. Бежать тварям больше некуда, и они неминуемо растерзают его.
— Спаси меня!!! — завопил Крэйвен в ужасе. — Я здесь! Спаси меня!!!
Уже мысленно прощаясь с белым Светом, Крэйвен таращился слезящимися глазами в темноту и бесцельно размахивал ножом, когда заметил краем зрения оранжевые сполохи в дыре над головой. Неужели там, на поверхности, разгорелся пожар?
— Эй ты! — Послышалось вдруг сверху. — Закрой глаза быстро!
«Чего?!» — собирался спросить Крэйвен, одновременно закрывая лицо предплечьем свободной руки. Последнее, что он увидел: маленький стеклянный бутылек с прозрачной жидкостью внутри блеснул в свете солнечного пятна и упал к ногам юноши.
От удара о камень стекло треснуло, высвободив ярчайшую вспышку божественно-белого света, мгновенно изничтожившую тьму пещеры. Яркий свет ударил по глазам даже Крэйвену, который не только зажмурился, но и прикрылся рукой, а уж и так не привыкшие к свету гхарлы – вовсе ослепли и с визгом лезли на стены. Кто-то из них сразу умер от такого шока; участь остальных была еще менее завидна...
Следом за вспышкой вниз спрыгнул человек. К изумлению Крэйвена, это был не Скоулд. Разлившаяся светящаяся жидкость быстро тускнела, и в ее угасающем свете Крэйвен разглядел незнакомца: высокий молодой черноволосый мужчина с ухоженной бородкой; одетый в мантию, укороченную, чтобы не стеснять движения; предплечья и ноги его были защищены латами; на запястьях и шее висели амулеты. Крэйвен сразу догадался, что перед ним боевой маг из Цитадели, хотя никогда прежде их не встречал. Сложив пальцы особым образом, человек вытянул руки вперед, и из его ладоней вырвались струи волшебного огня. И последние беспомощные визги довольно скоро стихли навсегда. Как раз вовремя, потому что в пещерке уже стало невыносимо жарко и абсолютно нечем дышать.
Руки в латных нарукавниках помогли им выбраться на поверхность. Силясь разглядеть спасителей, Крэйвен потирал горящие и слезящиеся глаза.
— Не плачь, мальчик, — кто-то по-отечески мягко похлопал его по плечу, — Все позади, не бойся. Все хорошо.
— Да это все проклятущий дым! — Крэйвен раздраженно дернул плечом и оторвал руки от лица, — А еще та вспышка.
Боевой маг, с которым они были в пещере, ничего не ответил и примирительно кивнул, но его насмешливый снисходительный взгляд красноречиво свидетельствовал, что он ни слову не поверил. Из чувства благодарности за спасение Крэйвен не стал препираться, хотя и почувствовал себя оскорбленным. Они со Скоулдом пережили многое и побывали в самых разных передрягах, сражаясь с тварями пострашнее, чем гхарлы. Кроме того, только из подобных опасностей и состояло их ремесло Поборников Света – борцов с исчадьями Тьмы. Подозревать таких людей в трусости – просто глупо.
— В любом случае, наше дело здесь завершено. Пора, — провозгласил пожилой маг с тяжелым взглядом и длинной седой бородой.
Всего магов было трое – седоволосый бородач и двое молодых, по-видимому, его учеников. Одеты они были сходным образом, но пожилого мага отличал золотой обруч на голове и длинный резной посох из красного дерева.
— Это было наше дело, и мы превосходно справились бы сами! — хриплым басом проговорил Скоулд.
Крэйвен обернулся. Вид у мастера-охотника был потрепанный; он прижимал руку к горлу, сквозь его пальцы просачивалась кровь. Видимо, кто-то из трупоедов все-таки дотянулся кривым когтем до его глотки. Однако рассечение было неглубоким, и Скоулд старался сохранять грозный вид. В ответ на такое заявление молодой маг с черной бородкой заулыбался еще шире прежнего.
— Как угодно, — небрежно и высокомерно бросил пожилой маг, не собираясь разводить дискуссию. — Было приятно познакомиться с живыми Поборниками. Это нынче редкость.
Последние слова он договаривал, ни к кому особенно не обращаясь и уже развернувшись к Охотникам спиной. Троица магов степенно удалялась. Вдруг молчаливый черноволосый маг обернулся, чтобы снова одарить потрепанных Охотников улыбкой, одновременно выражающей высокомерное снисхождение и искреннюю симпатию. Он подмигнул Крэйвену, затем вытащил из-за пояса какой-то маленький предмет и бросил его в руки Скоулду. Это оказалась маленькая жестяная баночка с мазью, как догадался Крэйвен, для ускоренного заживления ран. Ничего запредельного, но вещь полезная, бесспорно. Однако Скоулд, едва разглядев пойманный предмет, скривил лицо и демонстративно отбросил баночку прочь в жженую траву. Но улыбчивый маг уже не видел сей вызывающий жест, присоединившись к удаляющимся коллегам.
Крэйвен огляделся: боевые маги превратили погост в пепелище, кое-где трава еще тлела, кругом дымились обугленные скрюченные трупики. Маги испепелили даже тех, кто уже угодил в капканы, лишив тем самым Скоулда дополнительного заработка. Донельзя раздосадованный вселенской несправедливостью Поборник с горечью плюнул под ноги и помянул матерей всех чародеев трехэтажным оборотом.
Подмастерье безрадостно вздохнул, отметив про себя, что досада наставника целиком и полностью ляжет на его плечи. Причем совсем не метафорично. Не было ни малейших сомнений, что в ближайшие дни нелегкие будни подмастерья омрачатся дополнительными обязанностями, бесконечными придирками, затрещинами и новыми бранными кличками. Крэйвен лишь надеялся, что следующее дело пройдет более успешно, чтобы гневливый нрав наставника поутих.
В подтверждение этих мрачных ожиданий Крэйвену звонко прилетел подзатыльник:
— Чего застыл?! Капканы давай собирай!
Освобождая капканы от обугленных когтистых лап, подмастерье Охотника размышлял о пиромантах, Цитадели и о магии в целом. Он никогда раньше не видел настоящих магов Цитадели, и эта встреча потрясла Крэйвена и многое изменила в его представлениях о них. Скоулд всегда называл их «умниками» и «чванливыми засранцами». Что ж, по-видимому, так и есть. Однако была и другая сторона медали, о которой Скоулд предпочитал умалчивать: это огромные возможности и чудеса – невероятная сила, заключенная в человеческих руках!
Поборники Света никогда не заезжали в центральную провинцию Дормонд как раз по причине наличия там Цитадели – великой твердыни, воздвигнутой чародеями древности. С тех пор Великая Цитадель является оплотом тайных знаний, непререкаемым авторитетом и второй властью в стране. Ведьмы и всякая нечисть быстро повывелись из прилегающих земель. Сопротивляться или конкурировать с магами – объединенными и поддерживаемыми государством – воистину невозможно. Однако они весьма слабо интересуются делами простых смертных, особенно на периферии. Поэтому вдали от Цитадели работы Поборникам Света хватало.
Тем удивительнее было встретить их здесь – на окраине Кельмонда. Хотя до Охотников доходили слухи, что в последнее время концентрация магов в окрестностях Келегора – столицы Кельмонда – подозрительно возросла. Они возникают то там, то здесь, производят загадочные манипуляции, игнорируют любые вопросы и затем куда-то уходят. Что конкретно им нужно, никто не знает. Но вот странность: одновременно с их появлением по всему княжеству Кельмонд стали встречаться разного рода аномалии. Что здесь причина, а что следствие – неясно. Но работы Поборникам прибавилось: взять хотя бы этих гхарлов – уж очень они расплодились без видимых причин, и эти, кажется, проворнее обычных. А на той неделе Поборники выловили у Крючьих Болот дреуга гигантских размеров. Сообщалось, что в некоторых зонах даже обычные лесные звери ведут себя странновато. За лето Поборники Света исколесили на своей старенькой повозке весь Кельмонд, избавляя люд от напастей. И, в целом, смогли недурно заработать.
— Нет, ну ты видел их лица, Глум!
Кажется, брюзжание Скоулда обретало осмысленность, и Крэйвену пришлось оторваться от своих размышлений.
— Я говорю: за каким хреном явились эти умники? Пришли, спалили все и ухмыляются прямо мне в лицо! Пироманты эти. Как будто, так и надо. Они еще меня будут учить, как охотиться! — Скоулд одной рукой убирал в повозку вещи, а другой прижимал тряпку к ране на шее. — У меня все было под контролем!
Подмастерье не стал спорить. Скорее камни расцветут, и с неба польется мёд, чем Ирвинг Скоулд признает свои недостатки или ошибки.
— И с чего бы это, мне интересно, цитадельские умники снизошли до истребления мелких трупоедов в глуши? — Скоулд обернулся и серьезно посмотрел на ученика. — На самом деле, Глум, все это очень плохо. Если маги задумали обосноваться здесь, мы можем остаться без работы.
Забираясь в повозку, он как бы невзначай добавил:
— Ах да. Я там мазь где-то обронил – подбери.
======== Глава 2 ========
Он с детства был слаб, он познал унижение.
Изгой в этом мире искал силы суть,
И в книгах волшебных найдя утешение,
Ступил на извилистый магии путь.
(Эпидемия – «Черный маг»)
Где-то на границе княжеств Кельмонд и Унгмонд.
Весь предыдущий день выдался пасмурным, но к ночи ветер, что-то нашептывая верхушкам старых елей, разогнал серые облака, обнажив холодную синь звездного неба. На обочине узкой лесной дороги, одиноко петляющей среди густых и влажных лесов, стояла телега, запряженная старой кобылой, которая, пофыркивая, видела, наверное, уже десятый сон. Бросив на нее быстрый взгляд, Крэйвен Глум вернулся к созерцанию робкого танца медленно угасающего костра. Глаза его смотрели на переливающиеся жаром угли, но взгляд был устремлен гораздо дальше и бродил где-то в прошлом. Это была ночь размышлений. Впрочем, как и все предыдущие – такие же чертовски длинные и бессонные. Как бы ему сейчас хотелось прикрыть уставшие глаза и забыться хотя бы на пару часов. Но подмастерье не мог этого себе позволить, ведь ему было велено следить за костром, сохранностью имущества и безмятежностью сна своего наставника, лежавшего рядом. Когда-то это был бесстрашный и выдающийся воин: мощного сложения, богатырского роста, широкоплечий. Но годы спустя он обрюзг, отрастил брюхо и сальные черные патлы, которые неизменно зачесывал назад, чтобы прикрывать появляющуюся плешь. Поборник Света, мастер-Охотник, Гроза ведьм, истребитель вурдалаков, защитник слабых, разящий нечисть… И как только еще он не представлялся невежественным и пугливым жителям мелких городков и поселений в глуши отдаленных провинций.
Странствуя вместе со Скоулдом от одной деревеньки к другой, Крэйвен за эти годы повидал сотни подобных местечек. В прошлом орден Поборников Света был многочисленен и уважаем. Кое-где об этом еще помнили и встречали Охотников радушно и трепетно, иные же относились к скитальцам с опаской и недоверием. Время от времени этим двоим – странствующему Охотнику и его подмастерью - подворачивалось стоящее дело в виде стайки гхарлов, пары упырей или ведьмы. Благодаря опыту, мощному телосложению и укрепляющим эликсирам Скоулду удавалось справляться с такого рода проблемами. Но более опасные темные силы им на пути не встречались – хотя Крэйвен знал, что они существуют – может, потому что нашу пару оберегала Судьба, а может, потому что Скоулд тщательно выбирал маршруты и противников по плечу.
Однако была и другая сторона жизни Поборников Света – гораздо менее возвышенная и точно недостойная упоминания в балладах. Когда реальной опасности для населения не было, ее приходилось выдумывать, и главными помощниками в этом деле были невежественность и суеверия.
Когда (еще тогда маленький) Крэйвен впервые был вынужден участвовать в шарлатанстве, это больно ударило по его романтическим представлениям о ремесле Поборника и показало, что идеальные и безупречные люди существуют только в песнях. Делать подобные вещи ему не нравилось никогда, но розги и пинки давно убедили его не отступать от сценария. Когда Скоулд заводил свой спектакль – спектакль одного актера богоподобного и неповторимого – подмастерье, всегда безмолвной тенью скользивший за ним, доставал из телеги различную «волшебную» утварь и чертил неведомые символы, чтобы Скоулд мог самозабвенно, с выражением, любуясь самим собой, провести очередной «ритуал упокоения» очередной «не упокоенной души». Это всегда было очень зрелищно и производило на серую публику неизгладимое впечатление. Да, наверное, у Скоулда был талант к подобным представлениям, и он обожал его применять.
Единственное, что он любил, кроме себя самого, были деньги. С крестьян, конечно, много не натрясешь, поэтому Охотник не стеснялся брать за свои услуги и серебряными ложками, и вином, и бочонками эля, и даже просто новыми сапогами. Что-то из этого добра иногда попадало в руки Крэйвену, но приступ щедрости настигал Скоулда нечасто. Гораздо чаще в адрес молодого подмастерья сыпались ругань, упреки и удары тяжелой руки.
Крэйвен посмотрел на спящего наставника: «С каждым годом он становится все более скверным брюзгой». Крэйвен поднялся на ноги и бесшумно перешагнул через спящего. Оказавшись прямо над ним, достал из сапога маленький нож и приставил к его горлу. Юношу уже не раз посещала мысль прирезать своего наставника. Что может быть проще? Полоснуть разок по горлу, а медведи или волки позаботятся о том, чтобы его тело никогда не нашли; Поведать миру, мол, погиб наставник при исполнении долга – с такой-то профессией не мудрено; Забрать себе повозку, присвоить скарб и вести дела самостоятельно – расправить, наконец, молодые крылья и зажить без опаски. Но что-то вновь остановило его руку. Может быть, привитый с детства и надежно укоренившийся страх перед этим человеком, может странная непостижимая сыновья привязанность, а может яростное желание обучиться всему, что умеет этот Поборник Света. Ведь каким бы ни был Ирвинг Скоулд брюзгой и тираном, никто не отнимет его звание мастера-Охотника.
Выпрямившись и отойдя от Скоулда, Крэйвен не убрал нож, а взобрался на телегу и вскрыл мешок с провиантом. Восхитительный аромат сыра, овощей и копченой оленины дурманил голову, а пустой желудок юноши заурчал так, что разбудил кобылу.
— Да пошел ты к черту! — воскликнул вполголоса Крэйвен в адрес спящего и смело отрезал себе знатный кусок мяса, ломоть хлеба, сыра и закусил свежим огурцом.
О, это было божественно! Решив, что уже нет смысла мелочиться, он откупорил бутыль сливового вина. Наевшись досыта впервые за последнюю неделю, Крэйвен аккуратно завязал мешок, закупорил изрядно опустевшую бутылку и тихонько вернулся к костру. Устроившись поудобней, насколько это было возможно на свалявшейся медвежьей шкуре и остывающей земле, Крэйвен протянул ноги поближе к жарким углям и с довольной улыбкой зажмурился. Ему совсем не хотелось думать о том, что будет, когда Скоулд обнаружит следы его маленького пиршества. Он, конечно, будет в ярости и добавит пару новых синяков на спине и ребрах юного подмастерья. Но это было уже неважно для Крэйвена. Он мечтал о тех счастливых временах, когда он сможет пировать так каждый день; временах, когда ему не нужно будет спрашивать разрешение на все подряд, выслушивать грязную ругань и постоянные придирки. Ведь он способен достичь гораздо большего, чем донашивать старые стоптанные сапоги и благодарить судьбу за то, что сегодня он получил один синяк вместо двух. Он истово желал и верил, что настанет день, когда его карманы, тяжелые от монет, будут горделиво позвякивать с каждым шагом - твердым и уверенным, подобающим степенному господину, идущему по булыжной мостовой к его собственному дому; а встречные прохожие торопились бы снять перед ним шляпы, но тут же отходили бы прочь, не смея докучать.
Словно раскат грома, комок боли прокатился по животу, обрывая идиллию этих фантастических грез. Удар тяжелого сапога из грубой кожи выдернул Крэйвена из сна на бренную землю.
— Спишь на посту, собачий выродок?! — пробасил Скоулд, — Тебе было велено дежурить! А если бы какие-то пройдохи прирезали бы нас во сне?
— Тракт далеко. В этой глуши не водится разбойников - здесь некого грабить, — ответил юноша, поднимаясь на ноги и оглядываясь.
Небо уже было светлым, хотя и пасмурным; в кронах деревьев щебетали птички, приветствуя новый день. Крэйвен поежился со сна - прохладно.
— А если бы дикий зверь подкрался да и разорвал бы наши глотки? Что бы ты тогда сказал, умник. Хорошо, что у меня слух как у собаки.
— Ну да, — Крэйвен не смог сдержать улыбку, вспоминая, как держал ночью нож у глотки и хрустел огурцом у него над ухом.
После быстрых сборов они погрузились в повозку и возобновили свой путь. Скоулд полулежал внутри повозки, опершись плечом на мешок муки, а Крэйвен сидел на ко;злах и, погрузившись в размышления, смотрел, как по-утреннему прохладный ветерок треплет лошадиную гриву. Ему почему-то вспомнился тот далекий день, когда он впервые запрыгнул в эту повозку…
Маленький щуплый мальчик был самым младшим ребенком в семье простого фермера. Старшие сыновья были сильными и умелыми, в них отец видел продолжателей своего дела и опору в старости. Работа на ферме была очень тяжелой, особенно для маленького и худенького Крэйвена. С самого детства он отличался от своих братьев слабостью тела, нестандартностью мысли и мечтательностью, за что и становился объектом насмешек. В своих играх он часто воображал себя доблестным и честным рыцарем, героем тех сказок, что рассказывала ему мама. Он мечтал попасть на войну и стать великим полководцем. А обязанность убирать испражнения свиней тяготила его, и он отлынивал от работы при любой возможности.
И вот, после одного неурожайного сезона, когда семья подсчитывала убытки и с тревогой смотрела в будущее, начали происходить еще более тревожные события. В окрестных землях без видимой причины стал гибнуть скот и болеть дети. Люди начали шептаться о проклятии. Вскоре стали болеть и свиньи, принадлежавшие семье Глумов. Та, что была самой старой, сдохла на второй день болезни. Еще одна готовилась отправиться следом. Семья голодала, а сезон холодов приближался. И вот в один из этих суровых дней в деревню приехал незнакомец. Крэйвен восторженно разглядывал широкоплечего черноволосого великана в кожаном плаще, который сидел на самой необычной в мире повозке! Ее борта были увешаны всевозможными амулетами и расписаны таинственными символами, а на один из кольев был насажен череп с огромными нечеловеческими клыками. Крэйвен впервые видел Поборника Света и внимательно следил за каждым его движением.
Три дня Охотник уходил в лес. Каждый вечер он молча возвращался ни с чем, и каждую ночь после этого люди запирали ставни и молились всем богам, но к утру в деревне умирало по свинье или корове. А с рассветом Охотник снова уходил в лес. На четвертый день он вернулся очень уставший, весь в грязи и с большим мешком на спине. Дойдя до дома старейшины, он небрежно скинул тяжелый мешок на землю и вытряхнул то, что лежало внутри. Безобразная седая голова прокатилась по земле к ногам старейшины. Столпившийся народ ахнул, но старейшина даже не вздрогнул. Он с омерзением перевернул палкой голову лицом от себя. При этом голова отвратительно шамкнула полубеззубым ртом, а седые длинные волосы прикрыли поблекшие глаза.
— Теперь можете жить спокойно. Никто больше не заболеет, и скот ваш не умрет, — объявил Охотник, стягивая мешок с ног обезглавленной старухи. Ее скрюченное тело лежало на боку, сухие тонкие руки были связаны толстой веревкой за спиной.
По приказу Охотника мужики соорудили большой костер на окраине деревни, но приближаться к телу, чтобы водрузить его на костер, не торопились. Однако Охотник уверил всех, что это неопасно. Тогда отец Крэйвена, по своему обыкновению громко и грязно бранясь, вышел вперед, взял ведьму за лодыжку и поволок к сложенным поленьям.
— Но когда пламя разгорится, вы все должны быть наготове! — продолжил Охотник низким убедительным голосом. – Начнут происходить странные вещи. Вооружитесь лопатами и метлами, встаньте вкруг костра и ждите. Из чрева ведьмы начнет вырываться ее сила. И предстанет она в образе омерзительных гадов. Ловите их и бросайте в огонь!
Как и было предсказано, когда тело окружило жаркое пламя, оно вдруг стало подергиваться. Кривые костлявые пальцы с длинными ногтями зашевелились. Многие люди начали громко молиться, мужчины покрепче схватились за топоры и лопаты. Из небольшого мешка, в который охотник сунул голову ведьмы, послышалось кряхтение и что-то вроде цоканья языком. Маленький Крэйвен в испуге спрятался за юбку матери, завернулся, насколько мог, в ткани и зажмурился. Поэтому он уже не видел, как живот ведьмы начал стремительно раздуваться, словно на дрожжах. А затем вдруг лопнул и мог бы забрызгать окружающих кровавой жижей, если бы не ее одеяния. Но вместо крови и внутренностей из-под платья вывалилась целая волна гнусных личинок, опарышей и маленьких змеенышей. Крэйвен услышал, как кого-то стоящего неподалеку стошнило. Тем временем все гады были без промедления преданы огню. Охотник бросил мешок на землю и с хрустом раздавил голову, хрипящую в нем, своей богатырской пяткой, а затем швырнул в огонь.
Вечером в честь доблестного избавителя старейшина затеял пирушку. Однако благодарные, но измученные нуждой крестьяне могли предложить не много, и праздник оказался более чем скромным. Это явно обидело гостя, и он не постеснялся об этом заявить. Но затем, сменив гнев на милость, он взял, что предложили, и стал рассказывать невероятные истории о своих подвигах. Крэйвен, вопреки наказу отца, сбежал из дома, тайком пробрался в дом старейшины через сарай и с неподдельным восторгом слушал и запоминал каждое слово этого великого человека.
На следующий день Крэйвен увидел в окне, как Охотник и его отец о чем-то беседовали. Затем Охотник передал фермеру небольшой кожаный мешочек, и тот с довольной улыбкой вернулся в дом. Отец спрятал мешочек за пазуху, наклонился к мальчику и сказал, что теперь ему предстоит стать подмастерьем и оруженосцем Охотника за нечистью! А в отчем доме его больше не ждут.
Громкий радостный окрик прервал эту цепь воспоминаний, и Крэйвен увидел, что навстречу им по дороге движется телега, груженная бочками. Кучер приветственно поднял правую руку, а левой натянул поводья, останавливаясь. Крэйвен тоже сбавил ход, и телеги поравнялись.
— Ослепнуть мне на один глаз! — протянул кучер, и на его старом морщинистом лице растянулась лукавая улыбка, — Неужто Поборники пожаловали в наши края! Ужель беда какая приключилась?
— Ищем зло, куда бы оно ни запряталось. Скажи, папаша, не страдают ли люди здешние от напастей, не пробудилась ли где мертвечина поганая? — театрально, как всегда, проговорил Скоулд.
Дед почесал голову в растерянности:
— Да вроде недавно-сь продавал я сидр в Нижних Гужках, — старик указал большим пальцем на бочки за своей спиной, — Так там один мужик-то и бахвалился, мол, завалил собственноручно мертвеца неспокойного. Да только, думаю, брешет он все! Причудилось поди с пьяну-то, али перед девками куражится. Хотя свят-свят, конечно, — старик постучал по доске, на которой сидел.
Крэйвен и Скоулд переглянулись и едва заметно обменялись кислыми минами - Нижние Гужки. Маленькая грязная деревенька, народец в которой был пьющий и нищий. Даже если история эта правдива, ничего стоящего там не выудить. Делать такой крюк они не собирались в любом случае.
— Значит у вас все живы-здоровы и все замечательно? — Спросил Крэйвен.
— Да не жалуемся, живем хорошо. Руки есть, работа есть, хозяйство не стоит. А что еще надо? — Бодро ответил старичок, показывая мозолистые ладони, которые явно знают, что такое крестьянский труд. — Тем более, мне-то жаловаться и подавно грех: сидр, который я вожу, из яблочек с садов княжеских, так-то! — Потом вдруг глаза его потускнели. — Хотя тревожно - дряхлеет княжна-то. А наследничков-то нет. Начнется, поди, большая свара среди дворян. Там ведь и до беды недалече. Будет новый хозяин у нас, и неизвестно еще, как он дела ведет! Оно ведь как: новая метла по-новому метет. Промотает все на балы да приемы гостей заграничных. По миру нас пустит. Вот старуха тогда в гробу-то перевернется! Если так, то и у старосты нашего Хэйтема сердечко тоже ёкнется. Часто болеть стал последнее время. А ведь мужик то еще не старый…
— Болеет часто, говоришь… — хитро прищурился Скоулд и закрутил пальцами черный ус, — Ну, поглядим.
Когда повозка говорливого старичка скрылась из виду, Скоулд порылся в старой кожаной сумке, в которой хранилась всякая всячина, и выудил пару маленьких скляночек. В одной из них хранилась телячья кровь, в другой - жидкость с резким и наиотвратительнейшим запахом, с помощью которой обычно приводили в чувства беспробудных пьяниц и обморочных девиц. Затем он развернул чистый носовой платок и капнул на него по три капли из каждой скляночки.
— Что ты делаешь? — не удержался Крэйвен в порыве почти детского нетерпеливого любопытства.
— Один маленький ведьмовской фокус. И мне от тебя, Глум, сегодня кое-что потребуется...
О, значит Ирвинг Скоулд, Поборник Света и гроза чернокнижников, собирается колдовать! Но откуда ему известны секреты ведовства? Это было странно и даже забавно – ведь ни одна ведьма, встреченная ими, не уходила живой, а вся колдовская утварь: травы, настойки, порошки и книги (книги – в первейшую очередь!) – неизменно и немедленно предавалась огню. Кроме того, наставник всегда следил, чтобы ученик ничего при этом не прикарманил. Скоулд, как, в общем-то, и все, считал ведовство мерзким и преступным занятием, чуждым любому добропорядочному человеку.
Однако, как указывалось в летописях, на заре времен, когда люди только открывали для себя скрытые свойства вещей, ведовство представляло собой систему знаний о целебных свойствах растений и обо всем, что касалось взаимодействия человека и природы. Поэтому ведьмы – то есть «ведающие матери» – практикующие общение с духами и целительство были почитаемы и представлялись простым людям тех дремучих времен кем-то вроде полубогов. Но позже светлая идея гармоничного и мудрого соседства с природой стала потихоньку извращаться и подменяться стремлением властвовать над нею. То ли одурев от своего могущества и положения, то ли попав под влияние темных сил, ведьмы стали употреблять свои знания для устрашения и порабощения. Для этого ими изобретались все более эффективные способы и средства, и на пути к могуществу ведьмы не гнушались любых мерзостей.
— Чтобы одолеть какую-либо злобную тварь, нужно сперва уяснить, в чем заключается суть ее силы. Хотя бы в общих чертах. Вот и пришлось однажды прознать кое-что об этой гнусности, — ответил Скоулд на закономерный вопрос ученика о происхождении подобных знаний. Он свернул платочек и небрежно сунул его в ту же старую кожаную сумку.
Спрашивать мастера о последствиях ритуала и других ингредиентах оказалось бесполезно. Сурово сдвинутые черные брови предвещали вспышку раздражения, и это охладило пыл ученика.
— Чего стоим? Трогай. Всему свое время, Глум. Все сам увидишь, — сказал Охотник тоном, ясно показывающим, что разговор окончен.
======== Глава 3 ========
Княжество Унгмонд.
Ближе к вечеру деревья по бокам дороги начали редеть, и вскоре зеленые лесные пейзажи сменились желтизной пшеничных полей. Впереди виднелся относительно небольшой город под названием Унград, являющийся столицей провинции Унгмонд. Его большую часть составляли невысокие деревянные и каменные дома принадлежащие простолюдинам. В южной части города располагались особняки местной аристократии. В центре находилась рыночная площадь, окруженная торговыми лавками, мастерскими ремесленников и трактирами. В той части города, что прилегала к широкой и полноводной реке Унга, находились дубильные цеха, лесопилка и столярные мастерские, в которых по старинным технологиям производили замечательные дубовые бочки всех размеров. Говорят даже, что секрет вкуса и качества самой лучшей на всем Севере выпивки – унгского яблочного бренди – состоит не столько в самом напитке, сколько в специально обожженных бочках, в которых его выдерживают. Далее бочонки отменного бренди для тех, кто побогаче, и сидра для тех, кто победнее, отправлялись в длительное путешествие по реке в столицу Объединенного Севера – Дормонд.
Поодаль от реки, цехов и мастерских, возвышаясь над городом на небольшом холме, располагался серый и неприветливый замок местного князя. Некогда этот титул носил Родерик Коршвуд, принявший во владение эти земли от своего отца, а тот - от дормондского князя Вальда Синеокого за верную службу во время Холодной Смуты . Однако Родерик продолжить славный род Коршвудов не смог или не успел. Если верить молве, однажды во время своего излюбленного развлечения - охоты на кабана - молодой князь не удержался в седле и кубарем скатился в овраг. И надо же было такому случиться - угодил не абы-куда, а в скрытую в тени оврага под ветвями и корнями берлогу гхарлов, в которой эти мерзкие твари-трупоеды дожидались сумерек. Помочь молодому князю могли, пожалуй, только боги, но они остались глухи к его истошным воплям ужаса и боли.
Довольно скоро его молодая вдова Кларисса вытерла слезы и заявила, что не собирается никому уступать кресло князя, потому что носит под сердцем дитя Родерика, а значит, династия не прервалась. Проявив чудеса дипломатии и решительности, она получила дозволение Великого дормондского князя самостоятельно править вотчиной вместо мужа и взяла за горло всех, сомневающихся в подлинности ее беременности. Затем у Клариссы «совершенно неожиданно» случился выкидыш. Однако распрей среди родовитых домов Унгмонда за этим не последовало по причинам, которые, вероятно, навсегда останутся тайной. Так впервые в истории Севера бездетная вдова стала владыкой вотчины.
Кларисса часто ездила по торговым делам в столицу и соседние земли, чтобы привести свои владения к экономическому процветанию, и проявила себя замечательным организатором. Однако, несмотря на частые визиты в княжеские палаты и знатные дома, она никогда не посещала увеселительных пиров или балов и никогда не устраивала их сама. Вела довольно скрытный образ жизни и выезжала из своего замка только по важным делам. Так шли годы, и многие знатные, красивые и богатые ухажеры разбивались о сухость раненного горечью потери сердца Клариссы Коршвуд, навсегда одевшей траурное платье. Если у нее и были мужчины, то об этом никому не было известно, а замуж она повторно так и не вышла, отвергая любые предложения и навсегда отказавшись от деторождения. И вот уже около пятидесяти лет, всегда облаченная в черное, старая вдова Коршвуд управляет второй по величине вотчиной Севера. Будучи уже дряхлеющей старухой, она продолжает вести дела и при том весьма успешно: унгмондские леса полны зверья и ценных пород древесины, река полна рыбы, винокурни производят лучший на всем Севере бренди.
Миновав пшеничное поле, повозка Поборников Света остановилась на перекрестке: в сторону от главной дороги отходила узкая песчаная дорожка, готовая увести путника по краю поля в пролесок. Крэйвен взял небольшую стеклянную банку и спрыгнул с телеги. Скоулд пересел вперед и дернул вожжи; лошадь фыркнула, и телега тронулась, оставив юношу позади. По дороге Скоулд обогнал неспешно бредущих пожилых крестьянок и, царственно наклонив в приветствии голову, получил такие приятные его уху восторженные перешептывания за спиной. Въезжая в какой-либо город или село, он всегда стремился произвести неизгладимое впечатление, и удовольствие его было тем выше, чем больше внимания ему удавалось привлечь к своей персоне. Перед тем как въехать в город, Скоулд поправил зачесанные назад длинные волосы, скрывающие плешь, и пригладил усы – такая знаменитая и героическая фигура, как Скоулд-Гроза-Ведьм, обязана выглядеть неотразимо. А именно таковым считал себя Скоулд и всегда с удовольствием ловил украдкой брошенные взгляды чьих-то жен.
Тем временем Крэйвен шел по узкой дорожке, постепенно уводящей его в лес к одному из кладбищ, чтобы исполнить наказ своего наставника. Немного не дойдя до погоста, он вдруг услышал звонкий как серебро голосок, напевающий нехитрую песню из местного фольклора. Крэйвен остановился и повернул голову в поисках этого сладкоголосого создания. Совсем юная стройная светловолосая девушка направлялась в его сторону из леса, где, наверное, собирала грибы или ягоды. Но, видимо, безуспешно, так как корзинка ее была пуста. Юношу, одетого в серо-зеленый дорожный плащик, она заметила не сразу и подошла достаточно близко. Несколько секунд она испуганно смотрела на незнакомца, пытаясь понять степень его опасности. А Крэйвен просто разглядывал ее симпатичное, почти детское лицо с большими глазами и пухлыми розовыми губками.
— Кто ты? — робко произнесла она.
— Я ученик Поборника Света, помогаю ему во всем. Мы охотимся на ведьм и разных исчадий Бездны. Мы только что приехали в ваш город. Меня зовут Крэйвен, — добавил юноша и улыбнулся так обворожительно, как только мог.
— А не врешь? — лукаво улыбнулась девушка, уже совсем по-другому глядя на незнакомца.
Юноша лишь скромно опустил глаза, улыбаясь. Нагнувшись, он поставил банку на землю и провел освободившейся рукой по ягодному кустику так, что она стала влажной от росы. А затем вдруг вскинул другую руку, и из его разжатой ладони в воздух взмыли едва поблескивающие пылинки, образуя облако над его головой. Оно медленно опускалось, и когда оказалось на уровне лица юноши, он провел влажной от росы рукой сквозь него. Рука вспыхнула огнем, оставляя в воздухе великолепный след из ярких искр и маленьких язычков пламени! Это привело девушку в неописуемый восторг. Простая «Пыль Альдамы» при взаимодействии с водой давала вспышку холодного, не обжигающего пламени. Скоулд и Крэйвен использовали «Пыль» на «очищающих ритуалах», когда сталкивались со скептиками, слишком крепко держащимися за свои кошельки.
Юная особа захлопала в ладоши и отчаянно умоляла показать новые чудеса. Но Крэйвен напустил на себя такой суровый вид, на какой только был способен:
— Ни в коем случае! Поборнику Света следует поберечь волшебные силы для схватки со злом! – Он выждал паузу, а затем снисходительно добавил. — Хотя… Возможно, вечером я покажу тебе кое-что. Где ты живешь?
— На улице Синего Пса. Ну, в доме с красной крышей и такими белыми наличниками, — затараторила девушка. — Раньше мы жили на улице Ремесленников, но там довольно шумно и пыльно, знаете ли. У папы часто болела голова из-за этого. Он у меня мельник, кстати, работает вон на той мельнице.
Она показала пальцем в сторону полей, Крэйвен повернул голову, но ничего не увидел за деревьями и листвой.
— А как тебя зовут, красавица?
— А зачем ты спрашиваешь? — Она кокетливо наклонила голову.
Крэйвен не смог сдержать улыбку. За какие-то полминуты он узнал об этой девочке больше, чем собирался, а она еще пытается играть с ним, изображая осторожность. Похоже, юная особа не блещет умом. Что, впрочем, не важно – ему ведь не книжки с ней читать...
После недолгого разговора с дочкой мельника, которую, как оказалось, звали Лора, Крэйвен провожал взглядом ее юные бедра, пока она легкой походкой возвращалась к дороге, и предвкушал их вечернюю встречу в более располагающей обстановке, чем лес.
Что ж, пора было возвращаться к делам. После тех манипуляций с платочком и склянками Скоулд дал ученику два простых задания, об истинном смысле которых подмастерье мог пока только гадать. Подойдя к кладбищу, Крэйвен остановился и окинул его взглядом. Заурядный погост простолюдинов, устроенный по обычаям северян: большую часть занимали скромные могилы без оград и резных памятников, а только с плоским камнем, на котором были написаны имя, профессия, годы жизни и, в некоторых случаях, короткая остроумная приписка, характеризующая личность упокоенного или причину смерти. Кладбища для знатных аристократов и зажиточных мещан обустраивались иначе. Такие люди находят свой покой в месте, устроенном по более поздней моде, заимствованной у иноземцев - с монументальными родовыми гробницами, изящными статуями и замысловатыми коваными оградками. Но сегодня Крэйвену был нужен именно простой погост - без мрамора и, главное, сторожей. Первое задание Скоулда было очень простым - нарвать крапивы с лесного погоста. Чем Крэйвен и занялся, прекрасно понимая, что кладбищенская крапива нужна Поборнику для завершения колдовского ритуала. Но что именно задумал Скоулд? Он ведь так ничего и не пояснил. Крэйвену очень хотелось познать этот секрет, и он старательно истреблял крапиву, набирая ее впрок - вдруг удастся самому попрактиковаться в магии, пусть даже такой неприглядной, как ведовство.
Неожиданно ему послышался звук неизвестной природы. Крэйвен поднял голову, но ничего примечательного не увидел. Чуть дальше обычных могил, углубившись в лес, возвышались старые курганы, полностью заросшие травой и мхом, в которых были погребены герои прошлого. Их хоронили с большими почестями, при полном снаряжении и с оружием в руках. Сверху на кургане высаживали белые цветы-одногодки, по наличию которых можно понять, навещают ли мертвеца родственники. Крэйвен шел по краю кладбища, не приближаясь к курганам. Подходить к ним без нужды здесь считалось дурной приметой и шансом накликать беду. Хотя Крэйвен, как человек здравомыслящий, понимал, откуда растут подобные суеверия. Разграбление курганов каралось смертью, и любой крутящийся вокруг них награждался пристальным вниманием и рисковал угодить на плаху. Крэйвен пока туда не собирался. Он остановился и наклонился к одной совсем свежей могиле. Земля над гробом еще не успела опуститься, что означает, что деревянный гроб еще не подгнил и не развалился, а покойник в нем погребен не больше недели. То, что нужно! Крэйвен открыл банку и поместил в нее горсть могильной земли. Таким образом, второе задание Скоулда было выполнено, и пришла пора идти в город.
Бредя по пыльной дороге мимо обширных яблочных садов, в которых в это время года вовсю шла уборка урожая, подмастерье Охотника за нечистью вдыхал приятный фруктовый аромат и улыбался. Несмотря на не самое комфортное пробуждение, день оказывался весьма приятным: уже начавшее клониться, солнце ласково поливало сады и поля мягким светом, пели птички, ветер шуршал в ветках яблонь, а подмастерье приходил в радостное возбуждение от ощущения причастности к таинству магического ритуала. Устав уже от глупых и пустых обязанностей, он наконец-то получил интригующее поручение, в результате которого надеялся впитать крупицу тех тайных знаний, которыми мастер делился редко и с крайней неохотой. Но почему? Почему приобщение ученика к тайнам магии и охотничьего ремесла происходит медленно и бессистемно, от случая к случаю? Крэйвен часто задавался этим вопросом. За последние сто лет численность Ордена Поборников Света катастрофически уменьшилась, а многие тайны этого благородного ремесла были унесены последними старыми мастерами в могилы. Некогда могучий и прославленный орден всего за несколько десятков лет пришел в чудовищный упадок, а вера простых людей в светлых борцов со злом, иссякая с каждым годом, оборачивается горькими вздохами о былом. И никто уже не в состоянии внятно и непротиворечиво ответить, в чем же причина произошедшего. Ныне остались лишь отдельные Охотники, разрозненно и хаотично перемещающиеся между государствами в попытках исполнять свою святую обязанность – защищать мир людей от порождений тьмы и зла. Почему же в этих условиях, когда орден практически вымер, а последние угольки знаний, накапливаемых веками, вот-вот погаснут, проклятый Скоулд не обучает подмастерья тонкостям своего ремесла?! Зная характер своего учителя, Крэйвен подозревал, что Скоулд намеренно препятствует тому, чтобы он прошел обучение и стал равным ему. Скорее всего, он просто не в состоянии разделить с кем-либо мнимый пьедестал. Быть может, им движет желание сохранить при себе бесплатного слугу, куклу-петрушку в полной власти и повиновении, то есть желание иметь раба, а не соратника? А может, он тайно греет идею остаться единственным на свете Охотником – подобное нездоровое тщеславие вполне в его духе. А может быть, он просто ничего больше и не знает? И те драгоценные, но немногочисленные сведения, что он поведал Крэйвену, о Тьме и живущих в ней сущностях – не начало истории, а ее конец, предел его познаний?
В те дни, когда Крэйвена одолевали подобные мысли, Скоулд как будто чувствовал это и ловко подбрасывал ученику, словно кость голодной собаке, небольшую часть головоломки, утаивая, тем не менее, общую картину. Либо, наоборот, расплывался с важным видом в пространных разговорах о природе зла, избегая таких необходимых, казалось бы, подробностей. Таким вот образом, вовремя стимулируемый интерес сохранял в глубине души Крэйвена ощущение, что весь его неприятный быт – это тренировка его терпения и проверка преданности; что не сегодня, так завтра сердце Скоулда волшебным образом растает, и он воздаст ему за труды и терпение.
Крэйвен снова вспомнил, как хилым мальчишкой он во все глаза смотрел на этого гиганта, как истово мечтал стать таким же героем, избавляющим мир от скверны. Как же далеки были его детские фантазии от той жизни, что предстояла ему на самом деле. И все же, каким бы ни был Скоулд эксплуататором и брюзгой, он был единственным близким человеком для Крэйвена практически всю его сознательную жизнь. Юноша уже плохо помнил свою прежнюю семью, практически забыл даже лицо своей матери. Временами ему казалось, что ферма, свиньи, игры в высокой траве – все это было в другой жизни, происходило не с ним. Скоулд заменил мальчику всех, дал в жизни благородную цель и стал обучать ремеслу. И пусть Крэйвен никогда себе в этом не признается, он бессознательно видел Скоулда своим отцом - могучий, суровый, требовательный, деспотичный, со святой миссией избавлять людей от бед. И пусть все оказалось совсем не так, как он мечтал в детстве, но кем бы он стал, если бы не Скоулд? Забитым младшим сынком нищего фермера, единственным достижением в жизни которого было бы умение не заснуть после литра самогона. Хотя с другой стороны, и в качестве Поборника Света Крэйвену пока похвастать было нечем. А юная душа его жаждала великих свершений, испытаний и побед! И покрывалась горькой копотью от, временами настигавшего его, чувства пустоты и бессмысленности жизни. Так и шла его жизнь год за годом – в сомнениях и метаниях между верой и разочарованием, восхищением и озлобленностью, преданностью и ненавистью – и это делало его глубоко несчастным.
За всеми этими невеселыми мыслями, стремительно портившими настроение, Крэйвен не заметил, как прошел Плужью улицу, что вела из города к полям, затем повернул и через безымянный проулок вышел на длинную и кривую улицу Ремесленников. Здесь действительно было довольно шумно: гомон прохожих и торговцев ритмично разрезал звон молотов и наковален. Здесь ковали инструменты, точили оружие, выделывали кожу и мех, плели сети, чинили обувь, работали по дереву и многое другое. Это была самая длинная и одна из самых оживленных улиц города. Улица Ремесленников не замолкала практически никогда. Лавки и мастерские, издающие шум или неприятные запахи производства, были вынесены на дальний край, а более «благородные» и тихие предприятия располагались ближе к центральной части города. Сапоги сами несли Крэйвена по знакомой мощеной серым камнем дороге – Поборник Света и его подмастерье далеко не впервые посетили этот город – и Крэйвен прекрасно знал, где именно следует искать, покинувшего его на развилке, наставника. В той части улицы Ремесленников, что относилась к центру города, находился дом Роберта Пауча, на первом этаже которого располагалась алхимическая лавка. Пауч – старый друг и бывший соратник Скоулда. Когда-то он тоже был Поборником Света и работал в паре со Скоулдом, пока однажды травма не заставила его бросить опасную профессию и стать обывателем. Роберт повесил арбалет на гвоздь, завел семью и открыл лавку, в которой торговал различными алхимическими изделиями: лекарственными отварами, мазями и ядами, которые он производил самостоятельно. Кроме этого, у него можно было найти простенькие амулеты, волшебные свитки и некоторые другие зачарованные вещицы, которые он приобретал у знакомого мага из гильдии в Дормонде.
Несколько раз в год Охотник за нечистью посещал своего старого друга, и эти встречи всегда проходили по одному сценарию: как только Скоулд появлялся на пороге, Пауч откупоривал бутылочку хорошего бренди и с неподдельным интересом начинал слушать бесконечные байки Скоулда, в итоге всегда сводившиеся к рассказам о женщинах с подробным описаниям половых побед. Эти двое замечательно дополняли друг друга: один получал благодарного слушателя и мог с упоением бахвалиться о «подвигах», тем самым компенсируя недостаток ярких событий в жизни второго, обремененного семьей, бытом и обязательствами.
— Почему так долго? — Заворчал Скоулд, когда подмастерье вошел в алхимическую лавку.
К удивлению Крэйвена закадычные друзья оказались до сих пор абсолютно трезвы, а лица их были сосредоточенными. На столе между ними лежал уже знакомый платочек, испачканный в телячьей крови и пахучей дряни. Скоулд взял с полки склянку с засушенной и измельченной в труху ромашкой, откупорил и щедро сыпанул на платок. После чего коротким жестом приказал ученику положить на стол крапиву и банку с могильной землей.
— Я, конечно, всегда рад хорошей шутке. И немного магии для этого всегда на пользу, — продолжил прерванный разговор Пауч, — Но тебе не кажется, что это уже перебор?
— Хорош скулить, Боб, — небрежно бросил Скоулд, не отвлекаясь от измельчения листьев крапивы. Затем он взял в руку горсть земли и стал посыпать ее на платок по спирали от краев к центру, приговаривая, — Черные иглы, красные зори; пусть пробудятся все твои хвори! Хмурое небо, мутные воды; Пусть сократятся в месяцы годы! Месяцы - в сутки, сутки - в мгновение! Жизнь увядает моим повеленьем!
После этого он крепко завязал платочек, положил в карман куртки и встал из-за стола. До этого случая Крэйвен не видел, чтобы Скоулд колдовал. Обычно перед схваткой с нечистью, он использовал лишь усиливающие эликсиры и обереги, которые покупал в странствиях или выменивал у Пауча. До этого дня Крэйвен был уверен, что наставник не владеет магией вовсе.
— Так. Ты приготовил, что я просил? — обратился он к Паучу.
Тот крякнул, наклоняясь, и с довольным видом вытащил из-под шкафа коробку с несколькими скляночками, заполненными голубоватой мутной жидкостью.
— А то! Высший сорт, как полагается.
В своих странствиях Скоулд часто добывал редкие растения, минералы или грибы для своего друга-алхимика, а тот в свою очередь снабжал Охотника разного рода зельями. К сожалению для Крэйвена, его наставник часто чрезмерно увлекался бартерными отношениями в ущерб своей основной миссии – охоте на исчадий ночи. С приближением поздней зрелости его страсть к накопительству усилилась многократно, и ради легких денег помимо активной торговли и даже контрабанды он все чаще стал прибегать к шарлатанству. Вообще в последние годы он больше походил на странствующего торгаша, чем на бескомпромиссного борца со злом, каким когда-то был.
— Пошли, малой, у нас еще есть дело.