18+
К тому времени я уже год работал в редакции и потому бухал свободно, когда хотел и сколько хотел. Единственной преградой были деньги, точнее, их периодическое отсутствие.
Вторник был самым ответственным днем - газета выходила в среду. Обычно я пьянствовал, начиная со среды, а во вторник, с лютого бодуна, писал статью за статьей – в режиме нон-стоп.
Но однажды случилось так, что вечером в понедельник я попал в вытрезвитель, где начал требовать своего адвоката, после чего меня закрыли в одиночку, а потом вытолкали в темную ночь.
Я упирался как мог. Идти мне было некуда – последняя маршрутка давно уехала в родное село, а денег на такси, разумеется, не было.
Часа два я бродил по городу, заглядывал в каждый открытый ларек, показывал свое удостоверение и слезно просил дать мне пива, обещая оставить документ в залог. Во взглядах хмурых продавщиц сквозило такое отвращение, словно я предлагал им заняться развратным сексом. Отчаявшись, я зашел в круглосуточный магазин. За прилавком стояла девушка – миловидная блондинка с добрыми глазами. Она внимательно меня оглядела, вздохнула и молча протянула большую бутылку пива. Я чуть не прослезился, пообещал, что завтра же отдам деньги, и быстро вышел, прижимая к груди трофей.
- Какая женщина, - бормотал я, – мечта поэта…
Забежал в подъезд, выпил с горла, мягко опустился на ступеньку, закурил и прикрыл глаза, как сытый кот… И тут я вспомнил про сестру. Сестра жила далеко, на краю города, среди кафкианских лабиринтов частного сектора, идти туда не хотелось, но ночевать в подъезде, как Венечка Ерофеев, хотелось еще меньше.
Как добирался - не помню. Смутное воспоминание – крадусь, как вор, сквозь темные комнаты, а сестра идет сзади и говорит что-то злым шепотом…
Проснулся от того, что кто-то трясет меня за плечо и монотонно повторяет:
- Денис… Денис… Денис…
Разлепил глаза, вздрогнув от головной боли, и увидел перед собой худое загорелое лицо с шапкой кучерявых волос. На лице блестели мрачным похмельным блеском темные янычарские глаза, а длинный острый нос слегка подрагивал, как у зверя, который обнюхивает добычу. Не сразу, но я вспомнил, что этот странный человек – муж моей сестры, Виталик.
- Денис, - сказал Виталик, продолжая трясти меня за плечо, - ты пойдешь со мной на рыбалку?
Вопрос был задан таким естественным тоном, что я ничуть не удивился, сбросил его руку и сказал:
- Пойду. Но мне надо выпить.
- Не вопрос.
- И мне сегодня на работу.
- Забей на нее ***.
Предложение мне понравилось.
- А у тебя удочки есть?
- Зайдем по пути к одной шмаре. У нее есть.
Я со стоном поднялся, надел штаны, побрызгал лицо водой, и мы тихо вышли из дома, стараясь никого не разбудить.
- Дрыхнут до девяти, - с облегчением сообщил Виталик, когда мы оказались на улице. – Совсем обленились, суки.
- Полегче. О моей сестре говоришь, - напомнил я. – И о моей племяннице.
- Я говорю о своей жене. И о своей дочери.
Я не нашел, что возразить, и мы пошли дальше, спотыкаясь и охая, как два оживших мертвеца.
- Нам сюда, - Виталик показал на низенький забор, за которым затаился мрачный двухэтажный дом из темного кирпича, напоминающий дом Ашеров из рассказа По. - Заберем удочки и пойдем, – Виталик открыл калитку. – Только сначала выпьем…
Я кивнул, и ноги сами понесли меня к дубовой двери с ручкой в виде оскаленной медвежьей морды. Странный дом для «шмары», подумал я.
Виталик уверенно толкнул дверь. Я вошел следом. Мы оказались в просторном сумеречном помещении, и по моей спине пробежал странный озноб. Обхватив себя за плечи, огляделся. По пыльному бетонному полу были разбросаны самые разные и неожиданные предметы. Помимо пустых бутылок и смятых сигаретных пачек я увидел потемневший от времени бюст Ленина, телевизор с разбитым экраном, старинный патефон, горку заплесневелых сухарей на газете, дохлую крысу, плюшевого крокодила без головы, россыпь черно-белых фотографий с изображениями комбайнов и советских демонстраций, глиняные черепки и собрание сочинений Льва Толстого. Разглядывая весь этот хлам с каким-то болезненным удивлением, я не сразу заметил, что в темном углу за большим круглым столом, на котором стояла початая бутылка водки, сидит женщина и смотрит на нас глазами слегка удивленной сомнамбулы. Ее лохматые рыжие волосы таинственно блестели, хотя в комнате было только одно маленькое окно, такое мутное, что свет почти не проходил. Пухлые губы застыли в сонной лягушачьей улыбке. Следы былой красоты на одутловатом лице показались мне близкими, словно раньше, когда она еще не была алкоголичкой, я хорошо ее знал.
- Ах, подлец, ах, подлец, - мягким голосом произнесла женщина, покачивая головой. – А я тут сижу одна… как дура. Кто это с тобой? Представь меня мальчику!
- Анжела, - прохрипел Виталик. – Подруга детства.
- Подруга детства, - усмехнулась Анжела. – Если бы только детства, подлец!
- Налей мне стакан, - попросил Виталик, покачиваясь. – И ему, - он показал на меня кривым пальцем. - Мы на рыбалку идем. Рыбу будем ловить. В речке.
- Сам наливай…
Пил Виталик красиво, отбросив голову, как ерофеевский пианист. Правый локоть слегка дрожал, острый кадык поднимался и опускался, веки были величественно закрыты, одна бровь задралась выше другой, смуглая кожа розовела на глазах. Казалось, он совершает какой-то сложный мистический ритуал, чей смысл давно утрачен, но, тем не менее, по-прежнему остается необходимой основой жизни. Когда последние капли скатились в горло, Виталик резко опустил стакан на стол, оттолкнулся, сделал несколько неуверенных шагов, пробормотал что-то типа «а вы, бля, кто вы такие, бля?», рухнул на табуретку, уткнулся лицом в холодильник и громко, по-звериному, захрапел.
Анжела рассмеялась и посмотрела на меня темными глазами, в которых вспыхнул так хорошо знакомый мне огонек. Я мысленно сплюнул. Нужно уйти из этого дома немедленно и пойти на работу, произнес внутри меня спокойный голос, но я его не послушал – налил пол-стакана, выпил и молча сел напротив женщины, с любопытством ожидая, что будет дальше.
- Ты хочешь заняться сексом? – спросила Анжела таким же естественным голосом, каким Виталик спрашивал меня, хочу ли я на рыбалку.
- Хочу.
- Тогда скажи мне, что я красивая.
Как гениально она упростила сложнейший процесс, с восхищением подумал я.
- Красивая.
- Пойдем наверх, - Анжела положила ладонь на мое запястье и сжала его тонкими крепкими пальцами, - мой мальчик…
У меня пересохло во рту.
- Я хочу выпить.
- Желание мужчины – закон, - она усмехнулась, поглаживая мою руку с такой нежностью, что я почувствовал электроток ее ласк сквозь рубашку. – Пей, миленький…
Я выпил, и мы вышли в другую комнату, где я увидел деревянную лестницу. Дальше темнота, ничего не помню… Следующее воспоминание – сижу в позе лотоса на коврике в небольшой комнате. У левой стены - железная кровать, покрытая черным покрывалом. Из окошка под потолком льется золотой солнечный свет. Прямо передо мной и в той же позе сидит Анжела и облизывает пухлые губы. Желтая кофта расстегнута, виден большой темный сосок.
- Хочу тебя, - услышал я собственный голос.
Анжела схватила меня за рубашку, притянула к себе и прижала губы к моим с такой силой, что у меня заныли зубы. Ее язык проник мне в рот, и я инстинктивно залез пальцами к ней под юбку…
В этот момент за дверью раздался пронзительный женский голос:
- Арчибальд, ты где?! Арчибальд!
Я похолодел.
- Вот скотина! – продолжил голос. – Опять в магазин сбежал! Арчибальд! Где Адольф? Арчибальд!
Дверь распахнулась, и дивная красавица с густыми волосами медового цвета уставилась на нас изумрудными глазищами. Одета она была в обтягивающий черный костюм с золотыми и серебряными блестками.
Я протер глаза.
- Анжелика Васильевна? – протянула красавица. В ее взгляде я заметил негодование и в то же время смущение. – Вы Арчибальда не видели?
- Маргарита, я здесь, - послышался детский писклявый голос.
На верхней ступеньке показался человечек со сморщенным личиком. Ростом он был примерно мне по колено. Одетый в розовый жилет и голубые шаровары, человечек стоял, широко раздвинув короткие ноги, и его маленькие ручонки сжимали ножи с длинными тонкими лезвиями.
- Ты где был, сволочь?
- На заднем дворе… ножи метал.
- Где Адольф?!
- В террариуме…
- В каком террариуме, б.....?! Его там нет!
Все это время мы с Анжелой продолжали сидеть неподвижно. Мне было стыдно и страшно, я отвел глаза и посмотрел на кровать. Внезапно черное покрывало, достающее до пола, приподнялось, и я увидел, как из под него вылезает плоская желтая голова размером с ладонь мужчины. Следом, изгибаясь, поползло толстое бледное туловище с лимонно-желтыми узорами, похожими на иероглифы. Влажная голова блестела, крохотный янтарный глаз смотрел не мигая, а из пасти выскальзывал, подрагивая, раздвоенный на конце язык.
Краем глаза я видел, что девушка и карлик уходят, хотел крикнуть, но не смог. Холод прошелся по телу тошнотворной волной, и свет в комнате померк. Змея выползала, скручиваясь в кольцо, потом неожиданно замерла, метнулась к Анжеле и обхватила ее за талию.
Сердце остановилось. Привычная реальность перестала существовать. Медленно, очень медленно, змея положила на плечо женщины чудовищную голову, а женщина, странно улыбаясь, подняла руку и начала гладить тварь по скользкой коже… при этом она смотрела на меня, смотрела темными осмысленными глазами, в которых по-прежнему горел огонек страсти, и проглядывало что-то еще… что-то очень притягательное… настолько притягательное, что я до сих пор не могу забыть эту картину: золотой свет, омерзительный, как червяк-переросток, желтый питон, пьяная женщина в желтой кофточке и манящий потусторонний взгляд…
Потом что-то произошло. До сих пор не знаю, что это было… На комнату опустилась чернильная тьма, и в этой тьме замерцали огоньки свечей. Свечи разгорались все ярче, и вскоре я обнаружил, что сижу на холодных каменных плитах. Черные от копоти каменные стены, напротив - алтарь, похожий на саркофаг, в стене над ним барельеф – женская фигура со змеиным хвостом вместо ног. Вдоль стен - канделябры, стойки которых изготовлены в виде переплетенных змей. Но все это я разглядел позже и краем глаза… потому что на алтаре, выгнув спину, лежала женщина с распущенными волосами цвета меди. Полностью обнаженная, с вычурными браслетами на запястьях и щиколотках. Бронзовое тело плавно изгибалось, подстраиваясь под скользящие движения желтой змеи, что обвивалась кольцами вокруг. Хвост обнимал лодыжки, разинутая пасть нависала над пышной грудью с темными сосками.
Я замер от острого чувства, в котором ужас переплетался с наслаждением, и, словно почувствовав это, змея повернула ко мне остроконечную голову и прошипела:
- Иди с-с-сюда-а-а…
Я встал и подошел к алтарю, как обезьянка под гипнозом Каа в мультфильме про Маугли, заглянул женщине в лицо… Ее миндалевидные глаза с желтыми зрачками показались мне такими странными и в то же время знакомыми, что я лишился остатков разума. Маленький темный язычок облизал тонкие губы, они изогнулись в улыбке, и я накрыл их поцелуем. Шершавый холодный питон скользнул по моей обнаженной спине, положил голову на левое плечо. Я обхватил руками круглые горячие бедра, чувствуя, как к горлу подступает сладкая тошнота, и медленно вошел в распахнутое лоно. Каждое мое движение подчинялось сверхприродному ритму, который поднимался во мне волной, пришедшей из глубины веков, из моей древней памяти, и этот грациозный хтонический ритм чудесным образом превращал примитивный животный акт в творческий экстаз, в трансцендентную мистерию, в магический ритуал, открывающий границы и срывающий покровы с моей души, где таилась первобытная сила воображения, способная изменять реальность согласно моему желанию. В то же время я был куклой, марионеткой, необходимой частью того, что должно было свершиться, и это внушало мне сладкую гордость, так как макабрические космические силы, управляющие мной, настолько превышали человеческие знания и представления о Вселенной, что ни о каком экзистенциальном унижении не могло быть и речи.
Вздрагивая душой от предчувствий и с каждым толчком расширяя границы возможного, я провел ладонью по изогнутой, как хвост скорпиона, спине. Мои пальцы хотели сжать нежную ягодицу, но наткнулись на твердую чешую. Стройные ноги жрицы на глазах покрывались чешуей, превращаясь в толстый хвост, который медленно поднимался… поднимался, чтобы сдавить меня в своих холодных смертельных кольцах.
Я дернулся, но длинные руки женщины с неожиданной силой схватили меня за плечи… ее глаза были черными и стеклянными, рот приоткрылся, обнажая изогнутые клыки, и она зашипела, обдавая мне лицо древним могильным зловонием:
- Хатшепс-с-с-у-у-ут…
- Что вы тут творите, мать вашу?! – раздался в ту же секунду пронзительный крик.
Тьма схлынула, вернулся свет, и в этом свете я увидел неподвижное лицо Анжелы с закрытыми глазами, которая лежала на полу подо мной. Рядом свернулась клубком змея, разглядывая меня хитрым янтарным оком.
Пока девушка и карлик оттаскивали от спящей Анжелы змею, я поспешно натянул штаны, схватил рубашку и кубарем скатился по лестнице, молясь об одном – поскорее выбраться из этого дома…
В тот день на работу я так и не пошел. Где-то пил… кажется, в кабаке… проснулся дома. Поклялся завязать с выпивкой. Белая горячка – это уже серьезно, убеждал я себя, это уже серьезно, брат, это уже серьезно…
Когда я увидел Виталика в следующий раз, он с мрачным видом пожал мне руку и сообщил, что больше никогда в жизни не возьмет меня на рыбалку.
– Виталик… хотел тебя спросить… это очень важно, братан, не удивляйся… когда ты уснул, мы с Анжелой пошли на второй этаж… и там была девушка… и еще карлик… а потом из под кровати выползла змея… большая, желтая… Ты понимаешь, о чем я говорю? – спросил я, внутренне обмирая.
- Конечно, - спокойно ответил Виталик. – У Анжелы на втором этаже циркачи живут. Платят ей неплохие деньги. Поэтому у нее всегда есть водка.
Я выдохнул, улыбнулся, хлопнул зятя по плечу, пошел в магазин и купил пива.
В тот же вечер меня снова забрали в вытрезвитель.