Из конца коридора, слышалось разноголосье наполнявшей фойе публики. С каждым шагом, до Олесиного слуха, все отчетливее, доносился гул людских голосов, похожий на негромкую какофонию настраивающегося оркестра, и как казалось, становился все оживленнее.
Приятный, теплый свет от люстр, сменивший холодное освещение служебного коридора, почувствовавшийся сразу, запах уличной свежести, заносимый входящими в здание людьми, пестрота одежд, приглушенные разговоры, лица - улыбающиеся, одухотворенные, какие редко можно заметить в повседневности - все, складывало собою самобытную, присущую, только подобным местам, атмосферу. Атмосферу, в которой, не было места заботам о некоем насущном, житейском, не было места скуке, обывательской суетности, расчету, ничему показному, притворному, неискреннему, а только и единственно - властвовало в этой атмосфере, волнительное ожидание прекрасного и этой своей властью, объединяло людей одной, общей для всех, устремленностью: устремленностью к приятному волнению для сердца и наслаждению для души.
Олеся, с детства, очень часто бывала в этом здании и иногда, проводила по целому дню, когда ее - "некуда было деть". Да и теперь, она не редко, заезжала к отцу на работу, любя, погрузиться в особенные, несравнимые ни с чем ощущения, которые всякий раз, овладевали ею, когда она, неспешно бродила по отделанным лепниной коридорам, разглядывая висящие по стенам портреты музыкантов, композиторов, фотографии с выступлений музыкальных коллективов.., когда бывала в артистических уборных и конечно, когда оказывалась в самом концертном зале, наполненном настоем легкого дурмана из смеси запахов лакированного дерева, резины, обивочной ткани, запаха от разогретых осветительных приборов, парфюма.., и еще множества других, не поддающихся распознанию человеческим обонянием по отдельности. Но, вдыхаемые единым букетом, эти запахи, словно вводили человека в некий транс предвосхищения им чуда, которое вот-вот случится на его глазах и внутри его.
Олеся стояла в нескольких шагах от лестницы, ведущей на второй этаж, к выходам на балкон. От фойе с гардеробными, ее отделяло еще несколько ступенек вниз. Стоявшая в одиночестве и с высоты этих нескольких ступеней, смотревшая на толпившуюся у гардеробных публику, она чувствовала на себе взгляды, как мужские, так и женские. Но, это внимание, ничуть не смущало ее. Напротив, Олесе было приятно это внимание. Обычно, не стремившейся выделиться и всегда, старавшейся избегать всякой публичности, теперь, ей даже хотелось, чтобы на нее смотрели, чтобы ею восхищались. И она, была уверена, что достойна этого восхищения.
Раздался первый звонок. Публика у гардеробных, заметно оживилась. Голоса стали громче и из общего их гула, выделялись отдельные, громкие возгласы. Красивая, молодая женщина, в длинном, глубокого синего цвета платье, уже успевшая подняться на ступени в противоположной стороне фойе и спохватившись, что идет одна, остановилась, обернувшись и отыскав взглядом, замешкавшегося спутника, громко позвала: "Коля! Николай! ... Ну, что ты там!? ...И, билеты... Билеты!". Но, тут же, видно, почувствовав себя неловко, смущенно сжавшись в плечах, повела глазами по сторонам, словно извиняясь, за свою несдержанность и ища ото всех, снисходительного прощения.
"Билеты..!". То обстоятельство, что билеты, предъявляются уже при входе в здание филармонии, не вспомнилось Олесе сразу. И то, что Антон, поэтому, не мог пройти внутрь, а должен был бы встретиться с нею, чтобы они могли пройти вместе - Олеся, сообразила только что. Для нее, всегда ранее, проходившей свободно - такая забота, была непривычной. И подумав о том, что Антон, наверняка, дожидается ее снаружи, Олеся, быстро спустившись по ступеням, поспешила к вестибюлю.
Ее алое платье, беспокойным языком пламени, замелькало в зеркалах фойе, меж людских фигур. Оказавшись уже у самых дверей, она, чуть было не столкнулась с группой входивших молодых людей, разрумяненных и возбужденно говоривших, меж собой. В лицо, густо пахнуло запахом духов, смешанным с запахом табачного дыма. Олеся, невольно поморщившись, отстранилась, оперевшись рукою о стеклянную перегородку вестибюля, давая молодым людям пройти.
Очутившись в вестибюле, она осмотрелась. Кроме мужчины, что-то горячо объяснявшего контролеру - женщине лет пятидесяти, которая не была знакома Олесе, по-видимому, устроившаяся работать совсем недавно, да служащего охраны - в вестибюле, никого не было. Олеся, взялась за массивную ручку уличной двери и едва приоткрыла дверь, как та, подхваченная порывом ветра, распахнулась, буквально выдернув Олесю на улицу.
Прикрыв ладонями лицо от ветра, бившего мелкой, снежной крупой и который, почувствовался ей, не столь холодным, но более - неприятным, Олеся, всматривалась в фигуры людей поблизости.
На самом крыльце и вблизи от него, несколько мужчин, кто, топчась на месте, в старании согреть ноги, кто, прохаживаясь, туда - сюда, все, видно, ждали - каждый кого-то. .
Поигрывая ногами с куском льда, точно с хоккейною шайбой, ударяя по нему носками ботинок и перемещаясь за ним, скользящими шагами, уже отчаявшись дождаться, но, пока не решаясь, ни на то, чтобы, все же, пойти на концерт одному, ни на то, чтобы, не пойти вовсе, Антон, периодически взглядывал на крыльцо, не столько уже надеясь на появление Олеси, сколько с тем, чтобы определить для себя - что делать.
Посмотрев в сторону высокорослого, широкого в плечах мужчины, Олеся, сразу признала в нем Антона. Именно сложением своим, он и запомнился ей, когда вперед, она видала его, широко шагавшего по коридору поликлиники и после, когда он, сидя в ее рабочем кресле, разбирался с неполадками компьютера. Тогда, она стояла позади, чуть сбоку, сложивши руки у груди и наблюдала за его работой. Сперва, она смотрела на монитор, но в какой-то момент, внимание ее, перевлеклось. Она, прошлась взглядом по сильным на вид и по-мужски красивым рукам Антона, взгляд, задерживался на округлых плечах, крепкой шее, на аккуратно подровненной окантовке короткой стрижки, повторяющей правильную форму головы. И незаметно для себя, она, полностью поглотилась разглядыванием всей его фигуры: ладно сложенной, казавшейся ей жесткой и в то же время, гибкой, пружинистой, энергичной. Олесе, даже подумалось о неестественности для Антона его профессии, вынуждавшей его к малой подвижности и не дающей этим, свободного и полезного выхода для той энергии, которая, должно быть, заключена в его теле. Ей, отчего то, нравилось смотреть на него. И к тому, примешивалось уже давно не посещавшее ее ощущение - то ощущение, какое бывает у детей и женщин: спокойной, доверительной покорности, от сознания собственной слабости и возникающего из этого желания - быть под защитою. Но, было и еще одно ощущение - чисто женское - берущееся, не весть от чего, словно наитие - ощущение избранности себя, для обладания способностью к укрощению этой жесткой силы, способностью влиять на нее, через данные женщине нежность и заботливость, направляя энергию этой силы, к необходимому. Но, взволновав ее, только ненадолго, все эти ощущения, были подавлены осознанными, более привычными и удобными для нее чувствами -самодостаточности и независимости, главенство которых, уставленное ею для себя, было ревностно охраняемо ею. И, словно опомнившись, она отошла к шкафу с документами, открыла его и стала перебирать папки, без цели, однако, найти какую-то именно, а просто, упорядочивая, принялась переставлять их.
Почти одновременно с тем, как Олеся появилась в дверях, Антон, в очередной раз поднял голову, чтобы посмотреть в направлении крыльца. Увидев у двери женщину в ярком платье, он слегка сощурился, пытаясь разглядеть ее лучше, но, не ожидавший, что та, которую он ждет, может появиться изнутри, уже было отвел глаза, но тут, женщина, повернувши голову в его сторону, будто бы, подалась всем телом вперед и в этом, ему увиделось что-то призывное, обращенное именно к нему.
"Она!?" - угадливо - нетвердая мысль, промелькнула в голове Антона. Но, тут же доверившись этой мысли, он, очень быстрыми, почти переходящими в бег шагами, приблизился к крыльцу и на последних шагах, уже определенно удостоверившись и узнав в женщине Олесю, и незаметно для себя, преодолев подъем крыльца, замер перед нею, с восторженным взглядом, должный сказать что-то, но, не могущий сказать ничего.
Видя его растерянность, Олеся, со снисходительной мягкостью, улыбнулась ему, и легко взявши за локоть, чуть потянула его руку вперед. - Идемте же скорее! Уже наверное, дали последний звонок!
Ее улыбка и та мягкость, с которой она заговорила с ним, еще более лишили его способности к трезвому рассуждению и Антон, точно будучи под влиянием гипноза, подчинившись, прошел в двери.
- Мужчина, я вам еще раз говорю, - выходя, вы, должны были держать при себе, корешок от вашего билета! И если, вы его обронили - как вы говорите - то, чем же я теперь могу вам помочь!? Нужно быть внимательнее!
Мужчина, средних лет, с раскрасневшимся от волнения лицом, нервно вышагивавший по тесному помещению вестибюля и казалось, уже не слышавший, что говорила ему женщина - контролер, заметив появление в вестибюле еще людей, остановился.
- Да, я бы мог купить другой билет! Но кассы! Кассы ваши - закрыты! И, что за бестолковый график работы, у этих ваших касс!? И неужели - я стал бы вас обманывать! Хотите - я выплачу вам, стоимость билета. А вы, потом, внесете в кассу. Хотите - я уплачу вам больше, чем стоит этот несчастный билет!?
От такого его предложения, да еще, в присутствии других людей, женщине - контролеру стало неловко, что явно, отразилось на ее лице и она, официозным тоном проговорила : - Мужчина, если вы не перестанете скандалить, я буду вынуждена просить охрану, чтобы вас, вывели из помещения!
Служащий охраны, до этого, только безмолвно наблюдавший за происходящим, стоя облокотившись спиною о стену, после ее слов, отстранился от стены и выпрямившаяся его фигура, всем своим видом, как бы сообщала о его полной готовности, к выполнению возможной просьбы контролера.
Окончательно, отчаявшись добиться чего либо, мужчина, отвернувшись от контролера, обреченно поглядел через стекло, в уже опустевшее пространство фойе.
Воспользовавшись образовавшейся паузой, Олеся, приблизившись к контролеру, тихонько поздоровалась с ней и поинтересовавшись - как ее зовут, пригнулась к ней и что-то коротко сказала на ухо.
Наталья Ивановна - так звали женщину, сначала, внимательно посмотрев на Олесю, будто удостоверяя для себя что-то, перевела взгляд на мужчину, продолжавшего стоять с отреченным видом, без всякого движения. Затем, снова взглянув на Олесю, она, пожав плечами и вместе с этим, согласительно кивнув, обратилась к мужчине, примирительным тоном: - Мужчина.., - он не отреагировал, - Мужчина.., - она повторила более настойчивым, но мягким голосом, - вам сегодня везет, больше, чем вам кажется... Вот, у людей оказался лишний билетик!
Словно, не вполне веря, в то, о чем ему говорят, мужчина, медленно повернул голову и посмотрев, сперва на контролера, после, на Олесю с Антоном, тихо спросил, будто бы, обратясь ко всем сразу : - Что? Что вы сказали?
Антон, которому, сцена происходящего в вестибюле, вернула остроту внимания к окружающему и который, уже догадался, что входной билет, судя по всему - нужен, только для него, быстро отыскал в одном из внутренних карманов билеты. Но, достав их и держа в руке, глядел на них, будто стараясь разрешить для себя, какую-то, последнюю неясность.
Олеся, угадав причину его замешательства, обратилась к мужчине: - Мы, усядемся на места, согласно билетам, а вы, займете любое свободное - обычно, бывает, несколько.
- Да о чем вы говорите! Я и постоять готов! Даже не знаю - как мне благодарить вас! И он, полез в карман пальто, вероятно за бумажником.
Олеся, вопросительно глянула в глаза Антона. Поняв вопрос в ее взгляде, Антон, отрицательно закачал головой и сделал по отношению к мужчине, уже готовому протянуть ему несколько купюр, отстраняющий жест. - Нет, нет... Ничего не нужно! И после этих слов, широким, торжественным движением, вручив билеты контролеру, отступил в сторону, пропуская Олесю вперед.