Какое влияние оказала гражданская война на государственность Англии?
В середине XVII века обострились противоречия между английской корпорацией законодательной верховной власти «Король-в-парламенте» и парламентариями, чьи привилегии претерпели испытание на прочность со стороны королевских прерогатив предшественника Карла I — Иакова I (он же Иаков VI), неудачно высказавшегося о том, что практикой созыва парламент обязан Эдуарду I (чьей волей ещё в XIII веке оформилась сословно-представительная монархия в Англии). Однако Иакова можно было понять и простить — он был из тех королей, дееспособность политических тел которых, волей недоброго рока, серьёзно опережала дееспособность тел физических. Его лишь ознакомили с той частью «апологии палаты общин», где сообщалось о врождённом праве подданных этой палаты на привилегии. Впрочем, подробнее о своих привилегиях парламентарии рассказать не могли: с тех пор, как король получил статус высшего сеньора, парламент как никогда прежде нуждался в пространстве для правовых маневров. Королю лишь сообщалось, в каких случаях он эти привилегии нарушает. Стоит отметить, что Иаков предлагал парламенту отказаться от прерогативы высшего сеньора в обмен на ежегодные ;400 000, однако парламент был готов выплачивать лишь ;200 000, и дело замяли, ведь устаревшая прерогатива весьма актуально питала казну.
Парламент дождался следующего короля. В 1628 году была издана брошюра о вышеупомянутых привилегиях. Тогда же парламент предложил на рассмотрение Карла петицию о праве, где «декларировались основы исторической конституции королевства, подтверждались права парламента, в том числе на исключительное вотирование налогов, осуждались действия королевской администрации в нарушение сложившихся законов королевства» Увы, но столкнувшийся с пустой казной, а в 1637-м с маниакальной навязчивостью своего англиканского советника — примаса Лода, король не был в состоянии анализировать такие сложные намёки. Петицию о праве Карл одобрил, однако юридической силы она не получила. Когда же брошюру о привилегиях переиздали в 1640 году, он и вовсе утратил договороспособность, а в числе парламентских депутатов активиловались индепенденты, ультраавторитарные в вопросах веры, смотревшие на королевских советников и (по их меркам) несмышлённое физическое тело Карла как знамо на что.
В этой связи можно понять реактивно упиравшийся всеми оппозиционерами парламент, когда Карл пытался проявлять инициативу по реорганизации госаппарата. Для реформ королю требовалось перераспределение денежных потоков, что легко можно отследить по его активности: за время правления без парламента, собранные налоги Карл тратил на разветвление бюрократического аппарата и создание мощной постоянной армии (не перебиваться же одними вассалами) и в 1637-м привлёк к суду лидеров парламентской оппозиции за отказ платить корабельный сбор. Иными словами, английская революция (на поле отечественной исторической науки т. н. «буржуазная»), или English Civil War (по мнению английских историков), являла собой скорее контрреволюцию. Это доказывает юридическая конструкция современной Англии, которая ничем не отличается от той, что была в XVI веке.
Если у прежних королей была возможность, в зависимости от настроения, распускать, а затем созывать новый парламент, то хитро; вынужденный назначить заседание парламента Карл, 3 ноября 1640 года он такой возможности лишился. Прежняя государственная конструкция дала сбой, и только это дало возможность состояться абсурдной гражданской войне, где обе стороны воевали за королевскую власть, а победители неизбежно проигрывали. Просто на случай обесценивания одного королевского тела (физического), у короля было припасено политическое — оно, мнению парламентариев, всегда пребывало в парламенте; и оно, тем временем, водрузило штандарт близ Ноттингема (оправдание этих и других суперспособностей знатных особ можно найти в трактатах Ричарда Хукера).
Спустя несколько лет эпичных битв, смену правителя на лорда протектора, отказ лорда протектора занять место монарха и тихую смерть лорда протектора от водянки (или от гангрены, если верить сатанистам), в Англии случилась настоящая революция, как её называли в то время. То есть революция в её астрологическом значении: небесное тело, в лице Карла II, вернулось на свою прежнюю орбиту. Налогоплательщики и парламент сошлись во мнении, что с момента казни Карла I это тело никуда не девалось, но все эти годы пребывало на унаследованном троне. Революционеров с оговорками обещали простить, а затем, пользуясь оговорками, жестоко с ними расправились (в том числе и с мёртвым трупом Кромвеля, который повесили после обезглавливания). Имущество короля было изъято и возвращено трону. Имущество подданных по большей части успело не раз поменять владельцев, и реституция не удалась: король и парламент пришли к выводу, что право собственности — это тёмный лес, и себе дороже углубляться в такие вопросы. Новый долгий парламент (с мая 1661 по 1679 гг) принял серию актов, преобразивших новый госстрой Англии, вследствие чего т. н. «реставрацию монархии» уместней называть реформами, логически (по меркам английских традиций) завершившими революцию (или гражданскую войну).
Эти реформы давали гражданам некоторое право на выбор вероисповедания (;300 000 на шотландских мятежников были потрачены в 1640-м не впустую). Часть принятых мятежным парламентом актов была признана действительной, например акт о деятельности тайного совета от 5 июля 1641 года, упраздняющий деятельность звёздной палаты. Палату феодальной опеки наконец-то отменили, тем самым лишив короля стабильного пополнения казны, что было вовсе несущественно, поскольку Карлу II компенсировали ущерб за смерть отца, революцию и всякое такое, выдав ;1 200 000. Немного выждав, из палаты лордов удалили лордов духовных.
=> Сеньориальность королевской власти более не мешалась на пути последствий бородатых церковных реформ Генриха VIII. Монархия более не препятствовала развитию буржуазно-правовой культуры (капитализма).
Вот и всё, к чему привела английское государство катастрофа середины XVII века. Если не считать одним из последствий колоритные традиции абсурдистского юмора и творчества англичан, что литературоведы и психологи чаще списывают на особенности воспитания викторианской эпохи.
P.S.
«The practice of refusing quarter to a garrison which stands an assault is not a useless effusion of blood» — «Практика отказывать в помиловании гарнизону, который решил [не сдавать город, а] настоять на осаде — это не «бесполезное кровопролитие». Paul Johnson, «Ireland: A History from the Twelfth Century to the Present Day» (за помощь с адекватным переводом слова «quarter» благодарю Сергея Комиссарова, а без него даже страшно сказать, что в голове нарисовалось).
Некоторые пытаются сравнивать Кромвеля с большевиками, как это делает выпускник МГУ и ЖЖ-юзер antoin (в записи которого и была обнаружена цитата выше):
«Кромвель ещё и на большевиков похож, кстати, хотя Карл — лучше Николая». (http://antoin.livejournal.com/644346.html, комментарии)
Приятно узнавать, что не только я мыслю личность Кромвеля в подобных масштабах. Однако, если antoin читал именно Пола Джонсона, то сравнение с большевиками мне кажется неуместным, поскольку у П.Д. в контексте того высказывания упоминаются дисциплинарные меры Кромвеля по отношению к своим воякам, как то: повешение двух солдат за поползновение своровать ирландских куриц (солдаты, в десяток раз уступавшие численностью ирландским мятежникам, болели и голодали, но за дядькой, что показательно, шли, и победу в итоге одержали — к смешанным чувствам республиканского Государственного совета, стоит признать, не самым удачным способом попытавшегося избавиться от неугодного новой власти высшего офицера).
P.P.S.
Оливер Кромвель — человек и эсминец, или о сказ о баснословном упрямстве Черчилля: http://gaivor.livejournal.com/4035.html.
UPD (справедливое замечание от профессора В.А. Томсинова)
Неудачно выражение — «противоречия между английской корпорацией законодательной верховной власти «Король-в-парламенте» и парламентариями», поскольку парламент составлял (вместе с королем) неотъемлемую часть верховной государственной власти. Борьба шла не между «королем-в-парламенте» и парламентом, а между парламентариями, оппозиционно настроенными по отношению к королевской власти, и королем, на стороне которого была значительная часть парламента.