КИЖИ: ХРАМ В ОБЛАКАХ
Я ждал Кижей, может быть, даже больше, чем Валаама и жду, наверное, больше, чем Ферапонтова монастыря. Я хотел бы жить на острове Кижи, это точно. Даже Питер отступает перед этим местом, пустынным и огромным. Вдохнуть мону, а выдохнуть - уже нет, пока Кижи не скроются из вида.
Вот уже третий раз здесь, а как в первый...
Есть такие места, куда все время хочется.
Церковь Вознесения реставрируют. Ее, укрепив на стальных пилонах, разбирают снизу, меняя венцы.
Мы ахнули: церковь парит в воздухе, не касаясь земли. И небо просвечивает под ее основанием...
Она стоит на низких белоснежных облаках!
Кстати, в мастерских реставраторов продают лемехи (это такая деревянная «чешуя» с куполов церквей, как сувениры — 100 рублей за штуку. Лемеха меняются раз в несоклько десятков лет. Так что раритет. Но надо спросить, иначе не продадут).
КИЖИ: ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ЛОЖКА
Нам попалась удивительная экскурсовод, Вера. Говорок северный, лицо простое и даже какое-то совсем крестьянское, с крупными чертами, фигура кряжистая, с основательной крепкой неуклюжестью, которая сразу исчезает, едва Вера сделает шаг. Она этнограф, по рассказам видно, что много и благоговейно ездила по северам, знание ее не академическое и уж совсем не из распечатанной лекции для экскурсоводов, а какое-то коренное, глубинное. Она будто живет в таких избах, как на Кижах, она пахала эту землю, чтобы понять, как ее пахали и косила «горбатой» косой, чтобы понять, как косили косогоры и овражки.
Слушать ее - просто удовольствие несказанное. А какие слова! Какой понятный и выпуклый язык, каждое словечко - на своем месте, как туеса и посуда в этих могучих рубленых избах, где гнездилась «порода» - большая семья, часто двух-трех поколений. Я так жалел, что не взял с собою диктофона!
Какие-то обрывки записать успел:
- Старшим в породе был большак. Его выбирали всей семьей, и не обязательно это был старший по возрасту - а вдруг из ума выжил? Большаковы распоряжения никогда не оспаривались, он был главным. И даже сидел за столом во главе и у главного окна, а не под иконами. Он командовал всем, но давал работу мужчинам породы. А жена его была большуха, она командовала всеми женщинами, но подчинялась большаку. В доме она топила печь, это была легкая работа, но забот зато у нее было много...
- Большуха могла быть глупой? Могла. Но все равно ее все слушались.
- В одном доме обычно жила одна порода... Минимум десять человек. А если кто женился, так и еще в дом приводил жену. Моя свекровь говорила: «Моя мама вышла замуж в 1913 году и пришла в дом двадцать первой ложкой..»
- Когда вся порода собиралась за стол, все было ладно. А если стол мал, то сперва кормили мужиков, они были главными работниками, потом - детей, а уж потом ели женщины...
- Мужчины были кормильцами, потому что на мальчиков при рождении давали земельный надел. А девок даже в переписях населения не учитывали...
- Породы очень следили за чистотой крови! Православные считали до четвертого колена, а старообрядцы - аж до седьмого колена, следя, чтобы не было кровосмешения.
- В девятнадцатом веке размер обуви у женщин был 32-й - 35-й!..
- Перед сватовством на посиделках смотрели парни на дородность девушек. Чтобы работящая была, рожать могла здоровых детей. Не на лицо. И говорили: девка должна быть всефасадна!..
- Тут много гадюк. Смотрите под ноги. Остров приучает нас к смирению, мы ходим, глядя смиренно вниз...
- В избе делали высокий порог. Потому семья ложилась спать на пол, так чтобы не дуло.
- На порог наступать - не приведи Господи! Потому что он разделял дом и мир. В доме были коны, все защищено. А под порогом и за порогом жила всякая нечисть. И сор мели не к порогу, а от порога, собирали и выбрасывали, чтобы не кормить нечисть. Вот вам и - не выметать сор из избы! А когда парень приходил с венчания с женой, все смотрели, чтобы она случайно не зацепила порог подолом, входя в дом, не перетащила нечисть в дом. И вот жених потому ее брал на руки и переносил через порог, чтоб не коснулась! А вот сейчас хоть раз, да молодой несет невесту на руках, а не знает, откуда такой дело пошло.
- Люльку покрывали таким пологом, чтобы младенца не видели. Сглазить не могли. Но был и еще смысл большой: полог отгораживал его от всяких болезней, мало ли, кто болен в породе. А еще полог этот делали из старой мамкиной юбки. Считалось, что вот мать так окружает дите и оберегает. А еще старая юбка - она же выношенная, и воздух проходил к младенцу свободно сквозь выношенную ткань.
Просто музыка слов!
А когда она стала объяснять нам, как собирали дома без единого гвоздя (гвозди были дороги очень), это было невероятно. Каждый фрагмент, каждая деталь имели свое имя. Запомнилось особенно: береста - «скала». Почему? А она стояла нерушимо и не гнила. Береста не гниет!
И вот там были: «охлопень» (бревно, запирающее конек крыши, его нахлобучивали на верх крыши, прикрывая торцы досок ската), «сороки» (деревянные как бы кнопки, державшие прочно охлопень на верхушке крыши), «курица» (идущая от конька лега под настил ската крыши с этим полукрюком на конце, в который потом будут упираться доски ската) так далее. Сперва я думал, как все это запоминали? А потом понял: а строение крыши можно было заучить, как некую присказку, в которой все образно и все по своему порядку.
Не то, что сейчас: «Двутавровая несущая балка... металлочерепица...».
КИЖИ: БАБУШКМНА ДОРОЖКА
Мастерица ткала рядно — дорожку из обрывков ткани, такую нарядную, на станке восемнадцатого века. Неторопливо и старательно.
Их потом тут продают у пристани. Тысяча за дорожку7 Но она тех денег стоит: пройтись дома не по ламинату, а по ребристому половичку — это дорогого стоит.
Как просто устроена крестьянская изба. Ничего лишнего, потому что места не так много. И каждая вещь имеет свое предназначение, а иначе она просто не нужна.
Меня удивили две.
Первая — это «стиральная машинка» - берестяной короб крупного плетения. Туда закладывали холст или белое белье, засыпали сверху золой, ставили все это в чан и бросали раскаленные камни, пока вода не закипала. И вот все это кипело и отбеливалось.
Вторая — сшитая лодка. Доски сшивались ивовыми прутьями сквозь тонкие дырочки Потом в эти дырочки вставлялись березовые клинышки, которые в воде разбухали и лодка становилась герметичной. Такая лодка называлась шитик. Сшитая!
Я не знал, что здесь, на Севере, как и у нас в Сибири — не было крепостного права.
Это земля просто других людей.
Вопленица!
Какое круглое слово. Так тут назывались женщины, профессионально певшие (вопившие) на похоронах и свадьбах.
Надо почитать про них, посмотреть «вопли», уж больно вкусно при них рассказывал наш Вергилий, в смысле, дядечка, просвещающий нас по внутреннему радио о том, где проплываем и что видим.
(Продолжение следует)