– Я вас, Марья Алексеевна, люблю, – соврал Петров и тут же сконфузился.
– Что вы говорите? – переспросила Марья Петровна.
Петров страшно напугался и посмотрел себе за спину.
– Это вы мне? – спросил Петров.
– Кому же ещё?
– Да вон хоть ему, – и показывает сальным пальцем на балалаечника Алексеева, который за дальним столом плачет в лук.
– Вы, кажется, сказали, что меня любите? – настаивала Марья Петровна. Петров покраснел и сказал:
– А.
– Что – «а»? Любите вы меня или нет? – Марья Петровна, как и все чётные женщины, была сердита.
– Помилуйте, Марья Алексеевна, за что же мне вас любить? У вас одна грудь больше другой. И зуба нет.
– Ах! – задохнулась Марья Петровна, – Как вы смеете!
– И вообще, Марья Алексеевна, вы ужасный человек.
– Я… ужасный?
– Да уж куда гаже! Это вам кто угодно скажет. Эй, ты, балалаечник!
Балалаечник не оборачивается.
– Эй! Музыка!
Балалаечник молча подходит к Петрову и мрачно смотрит сверху на его дрянную шляпу. Вблизи Алексеев оказался жутко огромным типом.
–Чего хотел?
Петров как-то надул щёки и подпрыгнул.
–А вам, Марья Петровна, я скажу, что такой суки, как вы, ещё свет не видывал.
И, раздав всем пощёчин, довольный, ушёл.