3. Татьяна Шорохова. Из кнЯзей в грЯзи

Автор – Перепетуя
Название - Из кнЯзей в грЯзи
Объем – 89 тыс. зн.





1.      
  Дом в глухой  полузаброшенной деревеньке Светлана купила за бесценок у одной хорошей знакомой, когда решила бежать от самой себя в какую-нибудь далекую тьмутаракань. Зачем? Этого она и сама сейчас себе объяснить не могла. Все было хорошо: и заботливый муж, и дети, и вся такая устаканившаяся жизнь, в которой не было места никаким страстям…Вот именно, страстям! Слово было найдено, и Светлана словно на губах почувствовала обжигающий вкус этого чувства… А как это раньше говорили? Ах, да! Из огня да в полымя?… Вот и она –в полымя…
     Александр, муж, ее не понял: вначале рассмеялся как очередной шутке, потом рассердился,  покрутил пальцем у виска: «Сказилась на старости! Все из деревень в город, к удобствам, а она..» И вплоть до отъезда Светланы в деревню с нею не разговаривал, и только когда она с двумя чемоданами направилась к выходу, произнес глухо: « Жду ровно три месяца, потом пеняй на себя!» И добавил с выкриком: « Хоть бы уж тогда дачу попросила!»
Но дачу Светлана не хотела. Она не представляла себя среди женщин и мужчин, разговоры которых сводятся лишь к урожаю и шашлыкам.
И вот она здесь, перед этим почти игрушечным домиком, за порогом которого ее ждет другая жизнь! Хотя почему …за порогом? Она начнется уже сейчас, с этой дороги и лужи, которую ей следует перейти в своих щегольских на каблучках сапожках. Женщина огляделась по сторонам и заметила двух  будущих  соседок,  которые с любопытством и некоторой усмешкой ее разглядывали.
«Думают, чего эта «городская фифа» сюда приперлась и заранее смеются»,- догадалась Светлана и демонстративно шагнула прямо в «разливанное море грязи». Женщины на той стороне только ахнули, а одна из них, видимо, которая посердобольнее, крикнула:
- Ты чего это, в такой обувке и прямиком? Далече мостки имеются..
- А так прямее! – ответила Светлана, лихо лавируя с двумя чемоданами и выбирая места повыше.
- Ты новая жиличка, что ль?- догадалась другая.- Это про тебя Танька говорила?
- Про меня,-  утвердительно кивнула женщина.
Что и как говорила про нее Татьяна, Светлана выяснять не стала: ей хотелось быстрее пробраться в свое новое жилье, затопить печь, согреться и чего-нибудь пожевать или, одним словом, обустроиться.
     Комнаты встретили ее нежилым, заплесневелым духом, в грязные подслеповатые окна смотреть не хотелось.             « Ничего,- пробормотала она себе,- вот сейчас затоплю печь….»
 Покопавшись в кармане пальто, женщина достала коробок спичек, который предусмотрительно купила в районном центре, и осмотрелась в поисках растопки. Ничего такого, похожего на дрова, не наблюдалось, зато в уголке был свален разный хлам: обрывки каких-то газет, бумаги, картона. «Пойдет!»- обрадовалась Светлана и затолкала все это в печь, подожгла… Огонек  весело забегал по обрывкам бумаги, и спустя некоторое время…кухню стал заполнять едкий запах дыма. Женщина закашлялась  Отсырело, что ли?- подумала она, вспомнив, как чадили ветки, когда  Александр готовил из них угли для шашлыка.
- Ты чего это тут? Дыму понапускала?! Вьюшку что ли забыла открыть?- голос от двери заставил Светлану вздрогнуть и повернуться – в проеме двери стояла уличная знакомая.
- Вьюшку?
- Ну, заслонку, если ты этого слова не знаешь…Ох, говорила Танька, что городска приедет, но штоб такая…,- с этими словами пожилая женщина прошла на кухню, повозилась немного:
- Ты двери-то раскрой, пусть дым выйдет! Да, и там где-то у Татьяны куфаечка висит, ты ее накинь да сходи под закрой за дровами. Да потоньше бери!
Это уж соседка кричала вдогонку, когда обрадованная Светлана, накинув у двери какую-то ватную курточку, выскочила в сени. Не то, чтобы она не была благодарна  добровольной помощнице, но в знакомство в первый же день вступать не хотелось: не насытилась еще женщина дарованной себе свободой и одиночеством…Чтобы нигде и ни от кого…
Домой вернулась она спустя минут десять.
- Долгонько ты искала!- встретила ее с укором гостья.- Печь-то прогорела почти. Бумага, она что? Пых, и все…
- Ну, иди сюды, - добавила уже миролюбиво.- Учить тя буду печку топить, а то сгоришь, да и мы с тобой за компанию.
Светлана послушно прошла на кухню… Уж что-что, а быть виновной в чьей-либо смерти ей не хотелось, да и научиться пользоваться заставляла самая обычная необходимость.
- Вот, смотри!- женщина указала ей на железку, торчащую из печи,- это и есть вьюшка, выдвигаешь ее до половины, вооот до этой зарубки  и затопляешь, а потом прикрывашь потихоньку, чтобы угару не было. Поняла?
Светлана согласно кивнула: все оказалось до обыденности просто.
А соседка между тем продолжала:
- Ты, я гляжу,  совсем без всего прикатила. Думала, что все здеся прикупить можно. Лавка-то раз в неделю приезжает: муку там, сахар привозит и еще кой-чего, что попросим.    Так что я в сенцах тебе банку с молоком оставила и хлебушек… горяченький. Сама пекла, - и увидев, что городская полезла в кошелек, заворчала: Ты это брось деньгами сорить! Мы, люди деревенские, по старому обычаю живем, по щедрости духовной.
Она посмотрела на Светлану, видимо что-то еще хотела сказать или спросить, но раздумала, тяжело поднялась с табурета:
 -Ну, ладно, прощевай до завтрева. Завтра тебе уж Гранька покушать принесет. Будем подкармливать да помогать, пока сама не наловчишься.
Оставшись одна, Светлана облегченно вздохнула, вновь осмотрелась по сторонам. Взгляд натолкнулся на окна, но мыть уже ничего не хотелось. Она раскрыла чемодан, достала постельное и уютно устроилась на небольшом, давно вышедшем из моды диванчике с прочной толстой спинкой и откидывающимися валиками по бокам. Есть не хотелось, да и непривычно было как-то даром.. Усталость брала свое, и вскоре Светлана Валерьевна мирно спала, свернувшись  калачиком под треск поленьев в каминке.

2.
 Проснулась женщина среди ночи. По трем причинам. Она замерзла, ей  захотелось есть, да и «до ветру» требовалось сходить. Светлане нравилось это, услышанное однажды от Татьяны, «до ветру». Словно выходишь в поле и ищешь этот  заплутавший неизвестно где ветер, а потом он обнимает тебя за плечи, ворошит волосы, ласкает легким дуновением щеки…
 Женщина осторожно спустила ноги на пол, который сразу захолодил ее ступни августовской ночью  и побрела наощупь к столу, где лежали спички и вытащенная заранее свечка. Зажгла и на вытянутой руке понесла ее на кухню, чтобы поставить в виденную там кружку в зеленый горох  и чуть отколотым краем. Теперь надо было посмотреть печь. Светлана взяла прислоненную к заборке кочергу и начала ворошить прогоревшие угли. Кажется, нормально, можно закрывать, чтобы и остальное тепло не ушло в трубу. Все, теперь на улицу! Ночь встретила ее множеством звезд, которые, казалось, висели в небе на каких-то невидимых нитях. Женщина обхватила руками плечи, постояла  немного, потом сделала свои дела и вернулась в дом, захватив стоящие у порога молоко и хлеб.  Немудреная пища насытила быстро, и Светлана, задув свечу и укрывшись для тепла! куфаечкой,  вновь погрузилась в благостный сон, странный в своей реальности и от этого еще более удивительный…
   Синее трико с лампасами плотно облегало ее ноги и бедра, синий пиджачок с красной вставкой посередине умело скрадывал грудь, а на голове странная четырехугольная высокая шляпа… Бог мой! Разве это она? Даже волосы черные, а ведь у нее каштановые! И какая молоденькая!  Но женщина уже чувствовала: да, она! Сейчас ей подведут коня, и Светлана поскачет туда, к своим, вращая на холодном ветру саблю… А руки-то как замерзли! Ветер как с ума сошел!  Где же она перчатки потеряла? Ну, да ничего! Вперед! За веру! За царя! За Отечество!   А вот и снаряд по ее душеньку!  Летит, не сворачивает…. Но на миру и смерть красна! Но  как больно…
Женщина во сне застонала и перевернулась на другой бок. Но видения не отступали,…и вот уже какой-то старичок склоняется над нею, щурясь ласково единственным глазом – второй скрывается черной повязкой…Да это же Кутузов! Светлана видит, как ее тело приподнимается навстречу полководцу, рука пытается отдать честь…
Рассвет врывается в ее сон неожиданно, и женщина долго лежит то ли в обозе на холодной шинели, то ли на диване в маленьком домике одной из заброшенных российских деревень…Наконец, явь преодолевает, и Светлана встает… Нужно приниматься за дела.
  Печь на удивление растопилась быстро, и новоявленная жительница деревни решила отправиться на поиски воды, благо, что подруга оставила ведра и большой бак. Да и зачем они ей в городе,   в благоустроенной…
Светлана  надела сапожки и поморщилась. Зря она вчера так по лужам! Сырые! И в чем же ей теперь? И тут  заметила стоящие в ограде калошики. «Соседка принесла», - догадалась женщина, и на душе у нее стало как-то необыкновенно солнечно. Только в глубине скребло: « Даже имени не узнала, не поблагодарила…»
 Калоши оказались впору, и довольная Светлана, подхватив ведра, отправилась за ворота. Пустые, они весело побрякивали, норовя побольнее ударить новую хозяйку, но та не обращала на это никакого внимания. Вспомнился  сказочный Емеля, который вот таким же, только деревянным, поймал в проруби щуку… «Ловись, ловись, рыбка, большая, волшебная»,- пропела скороговоркой женщина и с размаху ударила попавшийся под ноги комок глины. Тот обиженно чавкнул, попав в лужу,  а из-под подворотни выскочила рыжая собачонка, гавкнула для порядка и потрусила следом, принюхиваясь к новому, пока еще незнакомому запаху.
Щуку, конечно, в колонке поймать не было никакой возможности, но Светлана радовалась, неся домой ведра, наполненные хрустальной, не испорченной хлоркой или другими примесями,  водой.
- Управляешься?  За водой ходила?- остановил ее знакомый голос.
- Вот сколько я тебе, Прасковея, говорю, что правильно говорить «по воду», а ты все за свое… За водой этак ты далёко убежишь, можешь и до окиану.
- Стара я уже, Наталья, учиться. Все детство за водой бегала и ничо..
Разговаривать, держа на весу полные ведра, было неудобно, и Светлана поставила их на сухой островок дороги.
- Гранька-то ишшо не приходила?- вновь обратилась к ней Прасковья.
- Нет. Хотя не знаю, - ответила женщина.
- Ну,ну…Я вечерком к тебе загляну, помогу еще кой-чем, да и баньку стоплю. Пойдешь в баньку-то?- хитровато сощурилась соседка.
- Пойду, - улыбнулась Светлана.
Дома она вымыла окна, и они заблестели,  заголубели от заглянувшего в них неба. Оставшуюся воду израсходовала на скудную мебель, заборки,  пол. После села на табурет у стола и огляделась: « Да, сейчас бы занавесочки кой-какие да коврик к диванчику, и жить можно.»
   Посуды у Светланы, кроме небольшой кружки, не было. Все думала купить здесь на небольшие сбережения. Поэтому женщина вновь пообедала хлебом с молоком.  «Сейчас еще раз за водой, ой, нет, по воду! схожу, а после в огород, посмотрю, что там»,- решила она и направилась к выходу. Вернулась от колонки  достаточно быстро, вылила принесенную воду в бачок и заторопилась на улицу.
Огородик у подруги был небольшой: пять небольших грядок да насаждения в уголочке. Светлана  осторожно пробралась к сидевшей в дальнем углу смородине, кинула в рот несколько ягод, осмотрелась. Малина, крыжовник и ближе к дому черемуха с янтарными ягодами… «Собрать надо,- машинально подумала женщина,-  жалко, если пропадет».
Звякнула щеколда, и Светлана заторопилась домой: негоже, если хозяйки нет дома…
Тетка Прасковья пришла не одна. Рядом с ней стояла черная как грач худощавая незнакомая  женщина
- Аграфена я, - представилась она хозяйке.
- Светлана, можно Света,- ответила та.
- А мы к тебе с подарочками,- знакомая уже Прасковья стала выкладывать принесенное. Аграфена  - следом.
Вскоре на окнах зацвели хоть старенькие, но яркие в своей прелести занавески, на печи водрузились   небольшие кастрюля с чайником.
- Круп вот тебе немного, чтобы с голоду не подохла, - бормотала Аграфена,- кашку варить будешь. А энто, чтобы ногам тепло было,- и она кинула на пол нечто лохматое, круглое…
Светлана с удивлением проследила за  странным ковриком.
-Круговик это из ремков…Не видала что ль ни разу?
- Нееет…
- И бабка таких не вязала?
Светлана вспомнила свою бабушку, сухощавую, с вечной химией на голове, и всегда куда-то спешащую. Она, будучи маленькой, никогда не видела в ее руках ни спиц, ни крючка, зато голова бабули была полна всевозможными историями, из которых явствовало, что баба Сима и самого Чапая видела, и с Троцким за ручку здоровалась, и даже с Надеждой Константиновной чаи пивала.. А уж про песни и говорить нечего. «Зыбаю-позыбаю» баба Сима для своей внучки не признавала, так что Светлана на всю жизнь запомнила:
«В степи под Херсоном высокие травы,
В степи под Херсоном курган.
Лежит под курганом, обросшим бурьяном,
Матрос Железняк - партизан.»

- Ну, чего призадумалась? В баню-то идем? – голос Прасковьи вывел Светлану из теплых воспоминаний и она, вздохнув, согласно кивнула: Идем…

3.
Деревенская баня! Деревянный полок, на котором сгрудились разных размеров перевернутые тазы, ванна, доверху наполненная холодной водой, скамья, притулившая у одной из стен…Но главное, главное – это печь, железная, сложенная ли из кирпичей – неважно,  и на ней огромный чан с горячей водой, а рядом – ведерко с запаренным березовым веником, собранным в июньскую пору!
  Тетка Прасковья наказывала Светлане:
-Ну, раз со мной идти не хотишь, ты перво-наперво, как одежонку-то скинешь, черпани ковшиком горячей воды да на пол-то и тубареточку, где сидеть будешь, бздани.
Молодая (по меркам здешних старожилов) женщина с трудом подавила смешок. Так непривычно было слышать это « бздани» по отношению к бане, ведь в той, городской жизни, оно означало лишь одно: испортить воздух в честнОй  компании.
А старшая продолжала:
-Жалко, конечно, что одна хошь, а то попарились бы, прогрели косточки. Ты – мне, я – тебе.  А то Гранька лишь хорохорится, а сама только в стылую баньку и бегит. Давление у нее, вишь…
И ишшо, - встрепенулась тетка Прасковья.- Ты в баньке-то на крючок не закрывайся…
А что?- удивилась Светлана.- Вы все-таки прийти хотите?
- Дура ты!- незлобиво усмехнулась  старая женщина.- А ежели сомлеешь с непривычки? Как тебя тогда оттуда выволакивать? Через окошко я и в молодости не вылазивала.
Баня встретила бывшую городскую пьяным запахом прелой  березовой листвы, некрашеный пол холодил ноги… «Так, сейчас бздавать будем»,- вновь улыбнулась Светлана новому значению старого слова. Полила на пол и на табурет горячей воды. Вспомнилось детское, как мама приговаривала: «с гуся вода, со Светланушки худоба». Ну, худобой она себя нынче никак не ощущала – все восемьдесят весила при небольшом росте - , но материнская присказка сразу согрела душу.
Мылась женщина недолго. Веник же повертела в руке, хлестнула им пару раз по ногам и положила обратно в ведерко. Непривычная она к этому. Может быть, потом?  Оделась и пошла к тетке Прасковье: надо же «спасибо» сказать…
Хозяйка уже ждала свою «банную» гостью. На покрытом скатертью столе стояла запотевшая бутылочка наливки, рядом  грибочки и картошка, сваренная целиком и посыпанная зеленью.
- Ну, с легким паром тебя, соседушка! Разоблокайся да садись за стол. Скоро и Гранька подойдет!
- Да я только спасибо сказать, - заотнекивалась Светлана.
- Сидай, говорю! – повысила голос Прасковья  и добавила уже мягче. - Моему Федору помин будем делать: уже двадцать годков почитай я без него мыкаю.
Против этого возразить было нечего, и женщина, скинув на вешалку пальтишко,  прошла к столу.
Вскоре подошли и Наталья с Аграфеной.
    Светлана с любопытством рассматривала новых соседок, с которыми здесь свела ее судьба не на один год. А те словно и не замечали  взгляда исподтишка, пили, не чокаясь, вспоминая, каким хорошим мужиком был хозяин этого дома: и крышу мог перекрыть, и печь сложить…
- Сейчас – то мужик лядащенький пошел, только и могёт, что мусор вынести, - говорила чернявая Аграфена. Возраст ее определить было сложно, хотя по тому, как покрикивала на нее русоволосая Прасковья, была она где-то посередине между дебелой хозяйкой и худосочной со звонким голосом Натальей.
- Ты всех-то под одну гребенку не ровняй,- прикрикнула на нее тетка Прасковья.- Вот мой сын…
-А чего ж, если такой хороший, то не приезжат?- пошла в атаку Аграфена.
- Мой-то?!- ответствовала хозяйка.- Некогда ему сюды. Занят сильно. Должность у него така…
- Ага, должность! Так и скажи, что не хотит.
- Бабоньки, хватит! Давайте лучше споем! Парасковья, какая у твоего мужа любимая была?
- У Федора-то?- встрепенулась Прасковья.- Военную он любил, про танкистов.
И слегка надтреснутым голосом завела негромко:
На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.

-У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят,- подхватили соседки, и скоро уже песня заиграла голосами, торжественно поднялась ввысь.  И словно не было этой перебранки: кто как здесь и почему один в этой опустевшей деревеньке, еще державшейся на трех, как Земля, китах, бабах…

    Светлана начала тихонько вставать из-за стола. Она здесь была чужая. Да и хотела ли становиться своей, тоже не знала. Попила, поела, пора и честь знать. Но рука тетки Прасковьи властно легла на ее плечо:
- Погодь чуток!

Песня закончилась. Глаза женщин блестели:  то ли от выпитого, то ли от  невыплаканных слез – кто разберет? Да и надо ли?
- Пора по домам, бабоньки!- Наталья накинула на плечи платок.- Скотинка уже заждалась!
Во двор выходили все вместе, и  опять тетка Прасковья придержала Светлану:
- Танька-то твоя, когда уезжала, много какого добра мне перетаскала. Я тебе сейчас вынесу кое-что, обожди только.
Минут через пять в руке молодой женщины лежал…фонарик.
- Жучком прозывается,- пояснила соседка.- К ему батареек не надо, знай дави на педальку. Оно, конечно, не лампочка, но без свету вечерами ой как худо бывает.
  Светлана подарку обрадовалась – с фонариком, действительно, было сподручнее:
- Спасибо, Прасковья…
- Что, отчество пытаешься вспомнить? – рассмеялась хозяйка дома.- Отца Димитрием звали. Только не люблю я таких фамильярностей. Тетка Прасковья и все…А муж-то еще Паней величал, - махнула рукой, заканчивая разговор, и скрылась за дверью.
   Домой молодая женщина шагала радостно. День выдался на удивление добрым. Она перебирала его события, и впервые за эти дни ей захотелось с кем-нибудь поделиться, рассказать о своих мыслях, чувствах.. « Котенка, что ли завести  вместо подружки,- рассмеялась Светлана,- и пожаловаться, и согреться заодно».
    Скинув калоши в сенках, женщина прошла в избу, огляделась по сторонам. Да, определенно, ее убежище приобрело жилой вид. Да еще и это лохматое чудо под ногами. Женщина вновь потрогала круговик рукой, улыбнулась. В голове  то ли от выпитого вина, то ли от нечаянной радости шумело.
Спать, подруга, спать!- блаженно протянула она себе  и, завернувшись в одеяло, как в кокон, провалилась в сон….
       Изба… нет, это не ее изба…Она здесь таких никогда не видела…Да вот и хозяйка заходит…Молодая такая  в сарафане…Как раньше ходили….А следом мужчина, росточку невысокого, а сам чернявый и  одет как кавказец какой,  и сабелька на боку… Чем-то на Пугачева смахивает, но нет, не он, разве только взгляд такой же …с хитринкой…   А женщина ему улыбается, поесть приносит… потом…потом….вот он уже за столом… перо в руках …пишет что-то….вскочил…. читает вслух…а что… не понять… Дверь снова отворяется и входит…Это же …я… вчерашняя, в армейском костюме, бумаги ему какие-то подаю…Он читает….и вот мы уже скачем с ним вдвоем …по лесу…а лес темный, темный, темный…

 4.

На следующий день Светлана проснулась поздно: то ли банька тетки Прасковьи так подействовала, то ли Давыдов на своем Морфее далеко завез… Женщина сладко потянулась на своем диванчике и…задумалась… И было об чем! Во-первых, об этих странных снах, которые виделись ей каждую ночь, а во-вторых, о соседках…  Вот ведь даже не предполагала она, что у них есть какие-то родственники! Хотя  и она ни без них! И муж есть, и дети взрослые! Светлана вспомнила своих сыновей, русоволосых, с чуть выпуклыми, как у их отца, глазами, и похожих друг на друга, как две капли.  Тетка Прасковья, увидев их, сказала бы, улыбнулась женщина: «Двойнята!»  Но Кирилл и Иван близнецами не были, разница между ними была в три года, но она как отлила их в любимого мужчину, настолько горячей и страстной была их жизнь в первые десять лет. Вернись те года, она ни за что бы  не уехала от своего Сашеньки! А сейчас… Сейчас словно пропасть. Обиды, непонимание… И сыновья встали на сторону отца. « Мамка, кончай дурить!- сказал ей тогда старший.- С кем не бывает. Сама говорила, что у мужиков в сорок лет вторая молодость начинается, вон и тетю Тоню уговаривала». Да, уговаривала, пока самой не коснулось. Светлане не хотелось вспоминать ту мерзостную картину, но память услужливо подсовывала ей и Нинкины сапоги в прихожей, и ее белое тело, впечатанное в простыню, и одиноко висящий, чашечками вверх, кружевной лифчик на спинке стула.  Нет, нет, она не закатывала скандалов, не голосила, она просто вышла тогда, плотно притворив за собою двери. А вечером в спальне, когда  перестилала кровать ( не на полу же!), муж подошел сзади и попытался обнять, но, увидев закушенные губы, проговорил: «Так, понятно. Видела, значит. А я уже поверил, что померещилось мне. Только знай: сучка не захочет, кобель не вскочит. И еще. Разводиться захочешь, знай, что у тебя ничего своего нет». А у нее, действительно, ничего своего и  не было, разве что две могилки на кладбище, где покоились  родители. А квартира была мужнина, вернее, его родителей… Так что куда? И Светлана смирилась, но не было уже тепла в их отношениях, да и любви, наверное, тоже.
   Женщина встала, поплотнее запахнула халат и подошла к окну: поверх багрянцев осени лежал белыми крупинками первый снег. «А ведь сегодня только осенины,- подумалось ей,- рановато для такого подарка». Но снег был таким чистым и нежным, каким она, скорее всего, никогда и не видела его в той, как ей сейчас казалось, прошлой жизни. И Светлана заторопилась во двор. Там она выбрала самый большой  желтый кораблик, захватила аккуратно ладошкой и…подбросила вверх: «Лети!» Но тот не полетел, неуклюже перевернулся в воздухе и обдал женщину мокрой кашицей. « Вот и плюху получила»,- рассмеялась она. Настроение сделалось игривым, как, бывало в детские годы, когда она вместе с друзьями засовывала комочки первого снега за шиворот зазевавшемуся однокласснику, а после и сама вытряхивала, подпрыгивая, такой «подарочек» из своего форменного платья.
  - Светлана!- раздалось с улицы,- где-ко ты? Магазин на колесах приехал!
- Сейчас, тетка Прасковья, открою,- отозвалась женщина.  Намокший засов поворачивался туго, но без него, как говорила соседка, « ноноче никак нельзя, вдруг кто худой заберется».
- А ты чего раздешкой?- удивилась Прасковья.- Али невтерпеж было? Так  ведерко дома ставить надобно для таких случАев…
- Да так, захотелось,- смутилась Светлана. Ее недавняя детскость вся как будто рассыпалась об обыденное,- сейчас соберусь.

Автолавка стояла возле давно заколоченного деревянного магазинчика, на котором криво висела ржавая красная табличка с надписью « райпо». Светлана огляделась. Оказывается, в деревеньке жили не только три ее старые знакомые. Вот приковылял старый дед с черными, словно насупленными бровями. Неподалеку стояли еще две незнакомки, возраст которых было определить достаточно трудно сквозь закутанные в шали лица.
- Давай, давай, не тушуйся!- подталкивала  Светлану сзади Прасковья.- Здеся все свои.
 Сама же женщина уже здоровалась  с односельчанами:
- Здравствуй, Викентий! Все топаешь?
- Алевтина, что не появлялась внучка-то?
- Дарья, сена-то успела накосить своей Буренке?
Ответов она, кажется, и не ждала. Да и нужны ли они были тетке Прасковье, если, действительно, эти люди здесь топали, ждали, косили, а, значит, жили.

- Ну, чего привезла-то, Надежда?- эти слова женщина уже адресовала продавщице.- Керосин-то есть? Да и лампа тоже. Видишь, в нашем полку прибыло?!

Из-за весов высунулась белобрысая голова в сиреневой вязаной шапочке: взгляд Надежды оценивающе прошелся по Светлане:
- Ты что ль новеселка-то?
- Я!- с вызовом ответила женщина.
- Ого! Норовистая! Ну, може, год и протянешь, а дале не знаю,- протянула продавщица.
- А это не Вам судить!
Тихо, тихо, бабы! Чего разлаялись?- остудила их пыл тетка Прасковья.- Кажный свою жизню проживает. Так что ежели и уедет, то на все божья воля.
   Светлана долго рассматривала привезенное Надеждой. Конечно, ни о какой колбасе речи не шло, да и не было ее на прилавке. Сахар, соль, мука, крупы, масло…
- Ну, чего берешь, новоселка? Али денег нет?- снова пошла в атаку Надежда.
 Но молодой женщине уже не хотелось ссориться, и она купила всего понемногу.
- Лампу я тебе в следующий раз привезу, - уже примирительно сказала Надежда, насчитывая сдачу.
- Тогда и туалетной бумаги, и еще кой-чего женского, - улыбнулась продавщице Светлана.
- Бабоньки, айдате ко  мне арбуз есть! – крикнула Наталья, толкая перед собой тележку, на которой, вместе с обыденным, красовалось полосатое казахстанское чудо.
- И откель у тебя такой подарок? Поди кавалера завела в поселке?- беззлобно подтрунила над женщиной то ли Дарья, то ли Алевтина.
- Да чего мне где-то?! У меня вон какой мОлодец рядышком живет!- отшучивалась женщина.
- А что? Я еще ого-го!- дребезжал голосок деда.- Ну, которую седни погреть прийтить?

     Пошли все к Наталье или нет, Светлана не знала. Она отстала и вернулась домой. На сегодняшний вечер у нее были другие планы. Надо было засветло перестирать накопившееся за неделю белье и вывесить на морозец. Веревку женщина приглядела еще вчера и сейчас аккуратно цепляла ее к гвоздям, которые  торчали по обеим сторонам венцов. Отошла, полюбовалась. Хорошо получилось. Это не  в тесной ванной: свежестью так пропитает, что никакого кондиционера не надо.
   Она достирывала последнее, когда в дверь постучались, а затем на пороге возникла все та же тетка Прасковья, которая, по всей видимости, решила взять над городской шефство.
- Чего сбегла-то? – спросила она, присаживаясь на свободный табурет.- Ежели из-за стирки, то она и до завтрева обождать могла…
- На - ко вот, тебе Наталья передала гостинец, - с этими словами женщина достала из клеенчатой сумки завернутый в полиэтилен кусок арбуза. А энто,- она пошарилась на груди,-  Алевтина отправила, чтобы, значится, тебе веселее было.
  В руке старой женщины показался маленький пепельного окраса белогрудый котенок.
- Какой лапушка, - обрадовалась новому жильцу Светлана,- а имя у него есть?
- Отколь? Сама дашь! Да дыру-то в подпол покажи сразу, а то начнет гадить повсюду.
-Чая хотите?- перевела на другое разговор хозяйка. Сходу что-либо делать она не хотела.- У меня еще городской остался, да и печенье сегодня купила.
- Ну, печенье сама ешь, а ко мне лучше завтрева на шанежки забегай. Ты какие любишь: картовные или с творогом?
- Да мне все одно, - ответила Светлана. Шанег она никогда не видывала и не едала. Мать ее никогда не стряпала, поэтому учиться было особо не у кого. Александр также домашнюю стяпню не признавал.
- Ну, тогда я еще и крупяных наделаю,-поняла по-своему ее молчание тетка Прасковья. Она уже пошла к двери, но обернулась, хлопнув себя рукой по голове:
 -Вот дурья башка! Совсем запамятовала. Дед-то наш всех баб завтрева поутру на рыбалку кличет. Пойдешь?
- Да у меня и удочки нет,- опешила Светлана.
- Удочку найдем. У меня вон три штуки от хозяина осталось.

Сходить на утреннюю рыбалку для молодой женщины было заманчиво, и она только утвердительно кивнула головой.
   После ухода Прасковьи Светлана дополоскала белье, хорошенько отжала и понесла таз на улицу. Уже вечерело. «Как быстро день проходит,- подумалось женщине.- Кажется только- только, и вот уже луна с солнцем перекликаются». Она уже привычно закрыла ограду на засов, а сенки на крючок и поднялась в комнаты. Спать не хотелось, но и сидеть впотьмах, разглядывая в окошко темнеющее небо, тоже. Пискнул котенок. Она отыскала для него небольшое блюдце и налила молока. Ткнула нового постояльца носом, но тот только забрыкался в ее руках, отворачиваясь. «Ну, хорошо, хорошо,- пробормотала она, поднимая его с пола и прижимая к груди,- хорошо, Марик!» Имя пришло неожиданно, откуда-то из глубин, и Светлана решила оставить его котенку.
«Хорошо, Марик»,- прошептала она еще раз.
В этот вечер они легли на диванчик вдвоем. Марик сначала спал, укрытый  краешком одеяла, а потом выполз, спустился на пол, обнюхивая все углы, нашел блюдце с молоком, попил и вернулся на диван, только уже не под одеяло, а на подушку, свернувшись калачиком вокруг Светланиной головы! Уходите злые духи! Теперь я тут хозяин!
 А женщине в то время опять снился сон во всей его причудливости. Река…огоромная…Не переплыть…. Коню и то не под силу… А надо…Приказ!  Донесенье должно быть доставлено в срок.  О, как строг этот лысоватый, с густыми бакенбардами главнокомандующий… Как пронзительны его умные глаза…Брод…Нужно искать брод!... А вода так холодна…  Мужчина… мужик… берет за повод коня…Что-то шепчет ему на ухо…И вот уже ее белогривый …как послушная собака…идет следом…Да и она так же…Брод…Вот он брод…

 5.
    Светлана! На речку идешь аль нет?- голос  тетки Прасковьи вывел женщину из полудремы. Она вытянула свое тело из-под одеяла и в одной ночнушке подошла к окну.
-Поайдуу. А что уже?- эти два ответа на один и тот же вопрос, как всплеск из еще сонного небытия к реальности.- А надевать что?
-Так потеплее чего-нибудь! Штанишки там, кофту вязаную, ну и куфаечку обязательно.
Вскоре Светлана уже выбегала во двор: на шерстяных носках –калоши, под фуфайкой старенький спортивный костюм, лыжный, как говаривала когда-то ее мама, на голове – вязаная шапочка.
Тетка Прасковья, увидев женщину в новом обличии, кивнула удовлетворенно:
- Ну, айда! А то заждались нас с тобой у речки. Викентий уж все жданки проел.
-Какие жданки?
 -Каки, каки,- голос старой женщины задребезжал от смеха,- жданные! Так говорят, когда кого-то ждут очень долго.
-Наталья! Аграфена!- крикнула она в темноту.
- Туточки мы! –ответили ей враз, и вскоре перед глазами Светланы предстали еще две соседки. Каждая в  одной руке держала по небольшому ведерку, в которое был упрятан небольшой узелок, в другой – удочку, но не ту, магазинная, где каждая часть вытягивается из другой, как матрешка. У этих удилища были сделаны из какого-то дерева или кустарника, но точно определить было сложно: кора была счищена, а  сама ветка отполирована наждачной бумагой в тех местах, где раньше были отводки.
- Ну, пошли ечо ли?!- скомандовала Прасковья  своему небольшому отряду.
- Так у меня ни удочки, ни ведерка,- опешила молодая женщина.
- Так и у меня нема,- отозвалась командирша,- я ужо все Викентию снесла, а потом уже за вами побёгла.
 Светлана представила, как грузноватая соседка бежит вдоль улицы и улыбнулась: зрелище было презабавное.
- Чего скалишься?- посмотрела на нее Прасковья.- Чегой-то смешное вспомнила?
- Да так, из далекого,- отвертелась женщина. – Папа тоже рыбачить любил.
- Ну, мужики, они все рыбалить любят, - утвердительно проговорила соседка.- У нас тут ране Петро жил, так он все по первому льду бегал. Говорил, что тогда у рыбы самый жор начинается.
- Ты чего это, Прасковья, покойничка не к месту поминаешь?- в разговор включилась доселе молчавшая Наталья.
- А чего ж не к месту?! Он, чай, не в реке утоп, а дома помер.
- Только что и дома. В полынью провалился, еле вытащили.
- А потом чего? Врачиха приезжала, хотела в поселковскую больницу забрать, так он уперся! Так и сгорел внутрях от кашля.
   Узенькая тропинка вывела баб на небольшой взгорок, на котором развесисто, весь в длинных иглах стоял кедр. Величавый, он словно охранял то место, куда однажды занесло его орешком с беленькой типкой внутри…
-Викентий! Ты туточки?- позвала Прасковья деда.
 С реки послышался всплеск.
- Туточки,- отозвался старик.- Спускайтеся потихоньку, да городску-то промеж себя держите, а то плюхнется пятым местом, и всю рыбу распугат…
Голос деда булькнул, подавив в себе смешок. А бабы поочередно стали спускаться по ступенькам, сделанным для них самой рекой, когда та гульливо распускает свои сине-голубые волосы по берегам, ища весенний покой в различных глинистых овражках.
Светлана так же, как и предыдущая Наталья, повернулась к реке спиной, чтобы было удобнее спускаться. Рука уцепилась за высохший наполовину репейник, ноги скользили… « Сейчас точно …всем на потеху»,- подумалось ей. Но тут кто-то ловко подставил ей снизу ладони…
- Все, все, держу, не боись, ставь ноги –то…
« Дед Викентий!- охнула Светлана,- и как раз « за пятую точку» держит!»
Она послушно поставила ноги в чавкающий грязью берег и обернулась.
- Чего, птаха, нахохлилась? Не пондравилось? – ответствовал дед на ее взгляд.- Видать редко кто тебя так держивал…Да только я тебе не в мужья, а в отцы гожусь. Вот с этим и принимай.
- Спасибо, - вспыхнула Светлана. 
- Ну, чего у вас тут?- подошедшая тетка Прасковья пытливо посмотрела на обоих.
-Все нормально,- опустила глаза молодая женщина.
- Ну, тогда пойдем воон  на то местечко…
- Скользко,- пожаловалась Светлана.
- А ты след в след.
- Можа помочь?- хохотнул вдогонку дед, увидев, что «городская» идет, широко расставив в сторону руки.
- Сами управимся.
- Ну, ну…
Прасковья привела Светлану на небольшое укромное место, скрытое от посторонних глаз ветками наклонившегося ивняка.
- Здесь, девка, ежели приспичит, и в кустики сходить можно.
- А дед Викентий?- осторожно поинтересовалась женщина.
-А он уже свое отпоглядывал. Да ты не обращай на него внимання! Он только языком булькать умеет, а в штанах уж усохло все!
«Как все-таки здесь легко!»- подумалось Светлане. Ей вспомнилась ее городская жизнь со всеми недомолвками, а порой и черным юмором. Вспомнились «дедки» со слащавыми масляными глазками, которых порою приглашал к себе в гости Александр «для дела», а после уезжал с ними в очередную сауну, после которой женщине порою хотелось выбросить все, в чем он возвращался: чужое тело, чужие духи мерещились ей повсюду.
- Ну ты удить-то думаешь?- вывел ее из раздумий голос соседки.
-Да, да,- отозвалась  Светлана.
Она выбрала из предложенных удочек одну, насадила червяка на крючок и забросила в воду. Береговой рассвет чуть разливался по воде, придавая окружающему миру вначале причудливые миражные очертания, которые постепенно становились все контурнее. Вот уже и прибрежная ива заполоскала в своих ветвях красноватый лик солнца, который постепенно приобретал привычный желтый оттенок.
  Тетка Прасковья уже поймала двух небольших рыбешек, а вот у Светланы никак не клевало.
-Ты на червя-то поплюй, поплюй маленько,- советовала ей деревенская рыбачка, а то кошака твоего придется мне кормить.
          Послушавшись Прасковьи, женщина осторожно вытянула удочку, подтащила леску и плюнула на земеревшего на крючке червяка. Тот словно выдохнул из себя остатки земной жизни и безжизненно распластался, повторяя своим надорванным телом очертания стального господина.
«И я раньше как на крючке была»,- горько усмехнулась про себя Светлана. Удить расхотелось, но она послушно закинула рыболовную снасть в реку и стала ждать, посматривая на  на красную половинку поплавка, мерно качающегося на небольших волнах.
- Ты его к корягам-то не пускай,- деловито заметила соседка,- и подале от берегу! Солнышко уже туман съело, и рыбонька от берега отошла.
Молодая женщина перекинула удочку. Этим ласковым «рыбонька» тетка Прасковья напомнила ей отца, деревенского работящего мужика, который, переехав в город, затосковал, да так сильно, что не прожил и десяти лет. Но ее, Светланку, надо было учить, да и работы в сельской местности после развала совхоза не оказалось. Женщина вспомнила, как, бывало, летом отец выбирался на городском автобусе в какой-нибудь парк и, увидев  высокую траву, рвал ее, долго тер меж пальцев, нюхал, а после вздыхал обреченно: « Трава-то как поднялась, ровно с перину баушкину. Только бы и косить».
- Девка, ты чо? У тебя же клюет!- Прасковья повернулась в ее сторону.
     Светлана рывком, как  в детстве, дернула вверх удилище, и на прибрежную полосу пал, растопырив игольчатые плавники, веснушчатый ерш. Далее рыбалка пошла славно: только успевай. Вскоре к желтобрюхому присоединился окунь в своей черно-белой тельняшке, потом еще один. Они смотрели на хозяйку  выпученным глазом, колотили  хвостами бока ведерка. Плохие и грустные мысли все укатились куда-то прочь, оставляя лишь место для азарта, захватившего ее всю, как когда-то, раньше… И Светлана невольно замурлыкала неприхотливую песню:
- Меня зовут юнцом безусым
Мне это право,
Это право, все равно
Зато не величают трусом
Давным-давно
Давным-давно
Давным-давно
- Ты чего это распелась?- удивленно посмотрела на нее тетка Прасковья.
- Да так,- улыбнулась женщина.- А нельзя? Я сейчас перестану.
- Да пой! Не шибко жалко. Тем более, и домой пора. Скотинка она свое время любит.
- Бабоньки! - из-за кустов послышался голос деда Викентия.-Рыбалить не надоело?
- Нет,- весело отозвалась Светлана.
- Тю!- дед протиснулся меж кустов.- городска-то, оказывается, не тюха-матюха! В ведерке-то плещется. Или ты ей, Прасковея, накидала?
 Викентий хитровато прищурился, поглядывая то на одну, то на другую, потом рассмеялся хрипловатым колокольцем. Бабы завторили ему, начиная с басовитых Прасковьиных, переходящих в стеклянную звень Светланы.
- Вы чего это?- голос подошедшей сзади Натальи.- Сапог что ль дырявый поймали? Мой завсегда здеся сапоги выкидывал, говорил, что рыбе домики оставляет. А на хрена ей они?
  Все грянули еще громче, вспугнув сидящую на кедровой ветке ворону. Та выкрикнула горлом что-то сердитое и полетела подальше от этих шумных и глупых людей, невесть от чего веселящихся на глинистом берегу небольшой реки. Но этот смех окончательно растопил боль Светланиного сердца, и женщина уже доверчиво прижималась к мужскому плечу, и оно, старческое, было сейчас более надежно, чем то, оставленное в городской суете.
 А дед продолжал дребезжать, словно хотел насмеяться вдоволь, на всю одинокую свою жизнь: « Сапог! Дырявый! Гы-гы-гы, гы-гы-гы…».

 6.
Два дня Светлану с Мариком никто не тревожил; даже странные сны не прикладывались по ночам к ее подушке, что женщина уже стала забывать про них: жила и жила себе размеренной деревенской жизнью. Но ближе к полудню третьего дня, который в календаре числился пятницей, в избу к «городской» постучался дед Викентий.
- Вот что, девка, - начал он с порога,- я сёдни на лесопилку поеду, так что давай собирайся!
- Зачем?
- А  печь зимой чем топить будешь? Или обратно уже в город намылилась?
- Неет… А что не хватит?
- Хватит, не хватит, а без запасу в деревне не живет никто.
- Хорошо, сейчас… Только…
Денег Светлана здесь еще ни разу не получала: пенсия подзадержалась где-то, поэтому и раздумывала над предложением деда.
 А тот понял ее по-своему.
-  Да, ты не боись, здеся люди все без изъяну живут, добрососедки.
- Нет, я о другом…
- А … Денег нету,- догадался дед.- Так это дело поправимое. Ко мне заедем, я тебе дам с накопленных.
- И молчи  тут!- сердито воскликнул он, увидев, что женщина пытается что-то возразить.- Мне боле заботиться не об ком!
  «Лошадь» у деда Викентия была еще та: старенький, видавший виды мотоцикл с деревянным коробом вместо коляски.
- Ты, девка, не гляди, что он такой,- говорил старик, усаживаясь за руль,- сидай лучше сзади! В советские времена делан – значит, ка-чест-вен-но!  На нем еще мой сынок ездил.
- А где он сейчас, сын-то?
- Так помер мой Петюня. Аккурат в это времечко и помер, царствие ему небесное. Жёнка бросила его, с другим сошлась и девчоночку забрала. Вот он и запил…
Дед Викентий махнул рукой и замолчал.  Светлана поняла, что больше он ничего о своем сыне не скажет, села на мотоцикл позади хозяина. Мотор фыркнул, и трехколесная конструкция  понеслась по дороге, распугивая деревенских собак.
  Изба старика находилась на самом краю этого опустелого селения.
- В гости-то зайдешь?- спросил дед, слезая. Женщина помотала головой:
- Не сейчас.
- Ну, тогда я скоренько. Одна нога здесь…
Для своих лет дед Викентий был достаточно бодр, ходил ловко, только припадал время от времени на правую ногу. Он, действительно, появился быстро, сжимая в руке небольшой газетный сверток.
- Накось, держи!- сказал он, подавая Светлане пакет,- туточки на двоих хватит.
- Я отдам, правда, отдам,- заговорила женщина.- Вот деньги получу и отдам.
- А куды ж денешься?- дед хитровато сощурился.- Ну, ежели только помру до сроку. Так тогда тебе меня и хоронить придется.
- Дяденька Викентий!- взмолилась Светлана, приподнимаясь на сиденье.
- Сиди! Шуткую я!
Мотор опять фыркнул норовисто, и машина покатила в обратную сторону, потом свернула в неприметный проулок, и вот уже железный конь маркой «Иж-Юпитер 4М» несется  по ухабистой дороге, тщательно объезжая канавы, затопленные водой.  Мелколесье сменяется багульниковой согрой, потом и она теряется, уступая место высоким добротным деревьям.
  Мотоцикл сворачивает в просеку, которая длится минут пятнадцать, и вот они уже возле невысокого крытого строения, больше похожего на деревянный сарай, чем на что-то более серьезное. Разве только размеры побольше, да и звук, исходящий из нутра здания, тянущийся на одной ноте: жжзз-жжзз-жжзз – показывали, что приехали они по назначению.
- Разомни косточки -то, - кивнул  Светлане дед Викентий,- покуда я с начальством балакаю! 
   Женщина слезла с мотоцикла и только тут почувствовала, как затекли с непривычки и спина, и ноги. Отойдя немного в сторонку, она наблюдала за разговором двух мужчин. И, если характер деда, она уже примерно поняла, то второй, русобородый, был весь соткан из тайн. «Хотя нужны они мне, его тайны! Своих полно!»- сердито подумала Светлана, время от времени ловившая на себе взгляды незнакомца.
- Эй, девка, подь-ка сюды! С тобой поговорить хотят!- дед Викентий махнул женщине рукой. Та подошла неторопливо.
- Светлана,- представилась она, вкладывая свою узкую, небольшую руку  - в широкую, лопатой, ладонь  хозяина лесопилки.
- Олег,- ответил тот.- Давно Вы к нам?
-Два месяца назад приехала.
- А муж? Дети?
-Это допрос?- вскинула глаза женщина и …утонула в  его ласковых серых.
- Почему же допрос?- удивился Олег.-  Викентий Павлович за Вас ручается, а я не могу на него такую ответственность класть.
- Ну, раз не можете, тогда и не нужно. Дедушка пусть себе только берет.
Светлана развернулась, намереваясь пойти к мотоциклу.
- Да подождите Вы!- остановил ее голос хозяина лесопилки.- Я Вам другой вариант предлагаю.
Женщина повернулась вновь.
- Я Вам привезу дрова, горбыль, а рассчитаетесь Вы сами и позднее.
- А если не рассчитаюсь?
- Но ведь с Викентием Павловичем как-то договаривались.
- Ты, энто, девка, соглашайся,- встрял в разговор дед,- наш Олежка, хоть и с немецкой фамилией, но кровя у него русские.
- Ну, не знаю,- протянула Светлана.- Обычно: деньги вперед. Как сказал монтер Мечников: « Утром — деньги, вечером — стулья или вечером — деньги, а на другой день утром — стулья».
- Ну, тогда я для Вас буду Киса Воробьянинов, «гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору»
 Женщина рассмеялась. Против этой фразы ей возразить было нечего, разве что « лошадью ходи, лошадью», но это было увы! из другого репертуара.
- Ну, вот и поладили,- обрадованно забулькал дед Викентий.- Теперя и домой можно.
 Обратно ехали уже привычным Светлане маршрутом, и она уже не оглядывалась по сторонам: в памяти нет - нет, да и возникал образ «русского немца» с серыми глазами.
- Викентий Павлович,- тронула она впереди сидящего старика,- а как фамилия у него?
- У кого?
- Да у Олега этого, хозяина лесопилки?
- А мудреная какая-то. Ее только Парасковья и выговорить может. У нас его вначале, когда он появился, «Голым» из-за фамилии кликали, да только недолго.
Больше вопросов у женщины не было, да и дорога обратно показалась вдвое короче,  и вскоре тарахтящая машина остановилась  у  Светланиного дома.
- Ну, прощевай, девка!- махнул рукой  дед, не слезая с мотоцикла.
- До завтра, Викентий Павлович,- тепло отозвалась «городская».
 
    Марик встретил ее жалобным плачем.
Соскучился, маленький!- прижала его к груди Светлана, и кот, почуяв тепло и ласку, выгнулся в хозяйкиных руках, подтянулся коготками, обернулся теплым воротником вокруг шеи и замурлыкал громко и требовательно.
- Ах, проказник!- рассмеялась женщина, осторожно снимая  пушистое боа и опуская на пол.
 Марик фыркнул обиженно, пытаясь вновь вернуться на излюбленное место, но не тут-то было – хозяйке было явно не до кошачьих игр.   Проездив день, Светлана торопилась управиться засветло. Первым делом женщина наложила коту поесть, и пока тот расправлялся с кашей, приправленной молоком, сходила в ограду и принесла оттуда пару охапок колотых дров. Бересту для розжига она заготовила еще раньше и берегла – ее было мало. Теперь по воду!
   Светлана уже приноровилась таскать с колонки тридцатилитровую флягу, хотя вначале ей показалось очень трудным наливать в нее воду и катить по выщербленным мосткам до избы. Вот и сейчас она уверенно везла ее обратно, как вдруг ее окликнули:
- Светка, тебе из городу письмо пришло. Весь день тебя выглядываю из-за него.
- Так я на лесопилку ездила с Викентием Павловичем.
- А, понятно теперь, куда старый хрыч сегодня подевался. На драндулете, стало быть, своем гонял.
- Почему гонял, тетя Паня? – с недавних пор Светлана так называла соседку по их обоюдному согласию.
- А что он еще делал? На, держи письмо-то. Поди от родных? Обратно зовут?
Женщина мельком глянула на обратный адрес – письмо было от Александра.
- Да. Не знаю.- ответила сдавленно, словно комок проглатывая.
- Ладно, иди, - поняла ее тетка Прасковья.- Потом скажешь, если захочешь, конечно.
  Письмо в руке жгло, и Светлана спрятала его в карман фуфайки, но и фляга на тележке вдруг оказалась  неимоверно тяжелой, как в первый раз.
   Дома она бросила конверт на стол, стараясь не смотреть на белый отпечаток на красной скатерти.
«Сжечь что ли?»- думала она сердито, переливая воду в бачок и снимая с плиты еще теплую рассыпчатую гречу. Хлеб она пока сама печь не научилась, но то одна, то другая сельчанка постоянно делились с ней домашним. « Накось гостинцу тебе, горяченького»,- постоянно приговаривали они, выкладывая из чистого вафельного полотенца  четверть, а то и полковриги. Стосковавшиеся по своим детям или совсем не имеющие их, они заботились о молодой женщине так, словно это была их старшенькая дочка.
   Наступал вечер. Дела все были сделаны, а письмо все так же сиротливо лежало на столе. Наконец, женщина решилась, осторожно надорвала конверт с краю…
  Письмо мужа было коротким. « Срок, который я тебе определил,- писал он,- истекает, но я готов подождать еще немного. И для этого, чтобы тебе было легче вернуться,  договорился о переводе всей твоей пенсии на банковскую карточку (  ты знаешь, что я это могу сделать). Тебе стоит написать только ответное письмо, и я приеду».
Светлана отбросила письмо. Думать ни о чем не хотелось. Понятно было лишь одно: денег ей не дождаться! А из надорванного конверта выглядывал краешек другого…
«Специально положил, чтобы скорее вернулась»,- горько усмехнулась женщина.
     Она встала, огляделась по сторонам: ничего из этого, как бы ни тяжело ей здесь не приходилось, терять не хотелось. Ей нравилось здесь все: и  фотография родителей, стоящая на полочке, и небольшая иконка « Умиление», или, как сказала принесшая ее тетка Наталья, «Радость всех радостей», и этот лохматый круговик под ногами. Но самое главное: ей нравились люди, которые ее окружали, чистые в своих помыслах и добросердечные.
  «Что ж, утро вечера мудренее,- подумала она,- да и деньги какие-никакие есть еще». И от этого отложенного решения на душе стало легче и она, разобрав постель и потушив лампу, улеглась на свой скромный диванчик. Сон укачивал ее медленно, медленно, да и Марик, пристроившийся, как всегда, «в головах» способствовал этому.
…Вода, зеленая ли, синяя, просвечивающая на солнце… Одинокий парусник вдали… Нет, это трехмачтовый корабль движется сюда… Зачем? Что он забыл на этом маленьком бесприютном острове, где кроме этих курчавых аборигенов нет ни одной души… За ней?... Но она не может, вернее, не хочет уезжать отсюда… Кто-то плачет… Там невдалеке… Ребенок?... Ее ребенок?... Или того мужчины, что стоит сейчас на палубе и смотрит  в подзорную трубу…. Мужчина что-то кричит, но слова относит ветер… Или это не ветер, просто язык, речь, такая  незнакомая, похожая на ласковое рычание зверя… О ! Боги! Она тоже что-то кричит, поднимая свои руки, окутанные белыми рукавами… А на них… младенец… как …откуда?... Его?...Ее?...
 Сон укутывает усталую женщину сильнее, и вот видения пропадают, дыхание выравнивается. Тонкая рука выпрастывается из-под одеяла и опускается вниз, белея в темноте ночи, но вскоре женщина подтягивает ее назад и поворачивается на другой бок. Недовольный кот потревожено фыркает и перебирается на другое место, повыше и поспокойнее…

  7.

Утро выходного  выдалось промозглым и дождливым. В такую погоду Светлане и в городе не хотелось вставать и « тащиться» на автобус, который, слегка потряхивая, вез ее на работу. Но сейчас для нее, как, впрочем, и для жителей этого селения, все было единым: отдыхай хоть каждый день – все законно.  Можешь весь день носу из дома не показывать. Однако печь нужно было затоплять, следовательно, и  еду готовить тоже.
      Женщина осторожно потянула ноги с дивана, но в голове зашумело так, что пришлось принять прежнее положение. «Что это со мной? Заболела?»,- Светлана прислушалась к себе, но ничего такого не отразила, разве лишь лоб покрылся испариной, такими маленькими бусинками, которые сейчас на вкус пробовал Марик.    « Кыш!кыш!»- крикнула она ему негромко. Кот уставился на нее желтоватыми глазами, но, поняв, что дальше слов дело не пойдет, продолжил свое « умывание».
  Женщина прикрыла веки, остро чувствуя свою беспомощность перед нагловатым языком,  похожим на наждачную бумагу. Марик же, нализавшись, спрыгнул  и, распушив хвост, деловито направился к чашке, где по его предположению должен был находиться корм. Возмущенное « ммм-яааа-у», донесшееся из-за угла, показывало, что кот чувствует себя глубоко обиженным, ведь он только что доказал свою великую преданность лежащей хозяйке, а тут!..
 - Сейчас, сейчас, - отозвалась Светлана и вновь попыталась встать. На этот раз дело пошло лучше, и женщине удалось подняться и сделать несколько шагов на нетвердых пока ногах. Голова кружилась, но давала возможность дойти до сеней, где стояло молоко.  Но тут женщина рухнула вновь.
  Очнулась Светлана уже на диване с мокрым полотенцем на голове.  Подле нее на табурете сидела тетка Прасковья. Марик, видимо сытый, уютно спал в ногах.
- Ты чего это, девка, так… язви тя в душу!- старая женщина, видимо, не могла найти подходящего слова, чтобы выразить свои чувства,- рассиропилась? С мужнина письма, что ль? Домой намылилась? Или на мотоциклетке этой застудилась? С непривычки-то оно завсегда так бывает!
 Светлана улыбнулась, но улыбка показалась слабой и беспомощной, как у ребенка, которого одновременно и поругали, и похвалили.
- Не знаю, тетя Паня! Может, и придется…
- А душа-то не лежит, здеся остаться хочет,- поняла ее Прасковья. И, помолчав, добавила:
- Ты не серчай! Прочитала я письмо, пока ты беспамятно лежала…Суровый он у тебя мужчина, хочет, чтобы все по его было. Только… сломает он тебя, как вернешься. Как птахе крылышки оборвет. И не петь, не летать не сможешь.
- Но без денег я здесь не проживу,- смутившись, что ее тайна стала еще чьим-то достоянием, ответила женщина.
- Ну, деньги, энто поправимо. Ты еще баба молодая, работу, если захотишь, и найтить можно.  Вон, на лесопилку стряпуха требуется.
И  работников накормишь, и сама без харчей не останешься.
- Это к Олегу …Голому?
- Голому?- грудь тетки Прасковьи затрепыхалась от смеха, словно два голубя, пойманные в  силки темной штапельной кофты.- Голому… ха-ха-ха..

 Откашлявшись и немного отдышавшись, соседка проговорила:
- Ты это при нём так не брякни. Гольштейн его фамилия, Гольштейн.
- Родители из немцев, что ли?
- А бог его знает. Можа, и из немцев. Пришлый он. С бабой приехал. Раньше-то она у него кашеварила, а сейчас дома с дитем сидит.
- Так он молодой?!- удивленно произнесла Светлана.
- А тебе чего с ним, детей крестить?
- Неет… Просто он мне старше показался,- вспыхнула женщина.

Раздался стук в дверь. Светлана вздрогнула и посмотрела на тетку Прасковью.
- Лежи давай!- ответила ей та, вставая,- это Наталья фершала  привела.
- Фельдшера?
  В избу вошел худенький старичок. Сняв серое пальто, он долго плескался под рукомойником, потом прошел обратно и остановился возле диванчика.
- Ну, красавица, на что жалуемся? Температура? Головная боль?
-Ннет,- отозвалась Светлана,- только голова кружится и подташнивает немного. Это потому, наверное, что я сегодня не ела еще.
- Ты еще скажи, Светка, что пала из-за этого, - проворчала тетка Прасковья.
-  Я думаю, Федор Иваныч, что письмо вчерась она нехорошее получила, так поэтому.- соседка услужливо подставила «доктору» табурет.
- Ну, это мы сейчас решим, бабоньки, а пока кыш по своим делам! Али все переделали? Позднее зайдете!
Прасковья и Наталья  послушно натянули на себя фуфайки и вышли. Правда, фельдшер усмехнулся, заметив, что дальше двора они не пошли, а остановились около дровяника.
- Переживают соседки-то за тебя, - удовлетворенно крякнул он, повернувшись к Светлане.
- Они хорошие, добрые,- ответила та, пытаясь улыбнуться. Сердце же заходилось в пляске: а вдруг что серьезное? Тогда в город ехать придется … к Александру…, только нужна ли ему там будет…больная…
   Выслушав  сбивчивые ответы женщины по поводу всех болезней, которые у нее случались раньше, Федор Иванович спросил вдруг хитровато:
- А Вы, Светлана Яковлевна, не беременны случайно?  Из дому –то когда выехали?
Женщина вспыхнула и  приподнялась  с подушки, намереваясь указать фельдшеру на дверь:
- Да я… Да мне…
- Знаю, знаю, что Вы хотите мне сказать, голубушка! Только очень уж симптомы  похожи.  Регулы-то когда последний раз были?
 Светлана прикусила губу, нахохлившись. Отвечать на этот интимный вопрос ей не хотелось.
- Да и пятьдесят с небольшим – это разве возраст для женщины?- продолжал меж тем старичок в белом халате.- У нас и в шестьдесят нынче рожают, и в семьдесят… Правда, при помощи суррогатных.
При этих словах Федор Иванович  лукаво посмотрел на лежащую женщину,  но добавил уже серьезно:
- К Алле Ивановне Вам надо, в поселок. Она все, как есть,  обскажет по женской части.  И лучше не тянуть.

   После ухода фельдшера Светлана долго не могла прийти в себя. Беременна, ребенок – в это верилось с трудом. Но ах! как ей раньше хотелось иметь девочку, дочку! Заплетать огромные банты, покупать нарядные платьица и кукол! Но сейчас? На пенсии? И что скажут сыновья? И как растить ребенка здесь, в этой глуши, где даже школа за сотни верст?

- Ну, и чего тебе наш фершал сказал? –  вошедшая тетка Прасковья пытливо глянула на женщину.
- Ничего серьезного,- солгала Светлана, - велел к Алле Ивановне в поселок ехать.
- А сам-то он не мог свою бабу сюда привесть,- хмуро произнесла от двери Наталья.
- Значит, не смог,- ответила Прасковья,- или нужды особой не видел.  Завтрева сами поедем!
- Опять Голому в пояс кланяться будешь, чтобы машину прислал?
- Ну, зачем же в пояс? Он мужик понятливый. Сейчас  схожу, побрехаю с им по телефону.
- У вас здесь связь есть? – удивилась  Светлана.
- Ну, связь не связь, а аппарат имеется для экстренных случаев.
 Соседка ушла, вскоре за ней, удостоверившись, что «городской» стало легче, потянулась и Наталья.
 Молодая женщина осталась наедине с Мариком и со своими мыслями. Она попробовала встать. Голова была пустой, но уже не кружилась так, как прежде, да и желто-зеленые искорки пропали.
   И Светлана, пока осторожно, по заборке, прошагала на кухню. Там она умылась, пригладила гребнем взлохмаченные волосы и долго гляделась в чуть мутноватое от времени небольшое зеркало.
« А волосы-то седеют вовсю, - подумалось ей невзначай.- Какое уж тут ляльку заводить?!» Но от этой мысли ребенка захотелось еще сильнее и истовее. Она уже  представила, как бегает по этому, дощатому полу  маленький белокурый ангелочек, как протягивает к ней свои ручонки…
  Увиденный ночью сон всплыл неожиданно. О! Теперь она поняла его значение! Это он, Александр приедет, как только узнает, что она  родила от него  ребенка! Приедет и заберет! Женщина от отчаяния всплеснула руками, потом зло усмехнулась: « Ну, нет! Это будет ее дочка! Только ее!»
  Успокоившись, она поела сваренный Натальей или теткой Прасковьей суп, остатки с тарелки слила в чашку Марику, предварительно покрошив туда хлеба. Непритязательный кот заурчал так довольно, словно ел  дорогую колбасу.
 Светлана рассмеялась, погладила котика по блестящей шерстке. Тот прижал уши, потом недоуменно посмотрел на хозяйку, что это с ней?    А той впервые за день все показалось простым и замечательным. Жизнь налаживалась! Главное: не бояться и не скисать!
 Уже веселее она женщина прошла в избу, сдернула с вешалки фуфайку, и, накинув ее на плечи, вышла в сени. Хотелось глотнуть воздуха, свежего, ядреного, чуть-чуть с морозцем, как и положено было в это время года. Ах, как хорошо!
   Щеки Светланы разрумянились, кровь прилила к губам; и каждый, кто увидел бы ее в эти минуты, сказал бы: « Чудо как хороша эта  женщина, как прекрасна в своем рябиновом возрасте!»
Глава 8.

Тетка Прасковья пришла ближе к вечеру. Пытливо осмотрела все вокруг:
- Что, полегчало?
- Полегчало. Теперь думаю, может, и в больницу не нужно,- ответила ей Светлана, выходя с кухни.
- Это еще почему?
- Так фельдшер сказал, что у меня, возможно, ребеночек будет.
- И что? Родить думаешь?
- Не знаю. Не решила.
- Тогда все равно ехать надо. Я уже и с Михалычем договорилась. Сам повезет.
- С Олегом Михайловичем?- Светлана вспомнила глубинно-серые глаза хозяина лесопилки, и ее сердце тревожно екнуло.- И когда?
- А завтрева, с утречка. Так что готовься.

  Всю ночь женщина металась на диване от одного сна к другому. То ей виделся старец в белых одеждах, который просится  переночевать, а она не пускает, закрывается на засов, на крючок, на палку от швабры..  То  муж  Александр в длинной шубе ( и откуда она у него?) целится из странного пистолета в кого-то, а тот… тень… силуэт… стоит вполоборота… Не разобрать… Только сердце свое Светлана чувствует, а оно …холодное, как льдинка…Отогреть бы, да некому! некому… некому…
     Под самое утро  кроватка детская приснилась… Идет она, Светлана, к ней, а та… пустая… 
  Очнулась от стука в окно. Махнула: сейчас я, скоро… Глянула в зеркало: у глаз круги, губы припухли. То ли всю ночь миловалась с кем, то ли еще что… Вздохнула. Впервые за все время  надела не фуфайку, а пальто, легкое, демисезонное. Марика по шерстке погладила: не скучай! и молока ленула. Самой не хотелось. Все. Готова.
 Тетка Прасковья и Гольштейн стояли у машины и о чем-то разговаривали. Увидев ее, пожилая женщина нетерпеливо махнула рукой, а «водитель» предупредительно открыл переднюю дверцу.
 До  этого дня Светлана никогда не ездила на таких машинах, похожих на зеленый или серый полуботинок, но видеть видела. И сейчас она уютно устроилась на заднем сидении видавшего виды «уазика». Вперед, куда приглашал ее хозяин авто, она есть отказалась: « Спасибо, но мне здесь удобнее».
 Тетка Прасковья говорила  мужчине:
- Ты, Олежек, даму-то нашу в целости и сохранности привези.
- Не боись, тетя Паня, не растрясу по дороге. Ну, если только маленько,- начальник лесопилки хитровато глянул на спрятавшуюся за окном автомобиля Светлану.
-Я те дам маленько! Мало твоя женка от твоих похождений в подол рыдает! А у ее ( соседка указала пальцем в сторону машины) мужик есть.
- Да где он, мужик-то? Что-то я его не встречал здесь.
- А энто не твоя печаль. Вчерась письмо она от него получила. Так что, думаю, приедет вскорости.
- Ну, коли приедет! – усмехнулся Гольштейн.
  Светлана всех этих разговоров, конечно, не слышала, а когда появился хозяин авто, даже не спросила, о чем это он так долго беседовал с теткой Прасковьей. Чужие секреты – лишние заботы.

  Начальник лесопилки ехал не торопясь, дважды он пытался отвлечь  попутчицу от потаенных мыслей, но та только отмалчивалась, а после, окутанная монотонностью  дороги, и вовсе задремала.
 Проснулась женщина внезапно – нестерпимо захотелось пить. Светлана провела рукой по пересохшим губам.  Вспомнилось детское, давнее: « Если губы горят, значит, кто-то тебя в мыслях целует…» Усмехнулась. Кто ж ее целовать будет? Неужто муж? Вряд ли. Женщина выглянула в окно: они уже ехали поселком.
 - Проснулись, Светлана, - улыбнулся ей Гольштейн. И добавил немного погодя:
- Может быть, ко мне вначале заедем, перекусим или в кафе, а то я страсть как голоден.
- Нет, нет, я в больницу! А Вы поезжайте, раз голодны! Меня здесь высадите и поезжайте!
- Ну, нет, тетка Прасковья мне голову за Вас отвернет, если потеряетесь!
 Поликлиника (или больница?) встретила Светлану давно позабытым запахом хлорки  на этажах и, к удивлению, светлыми коридорами.
-Нам сюда!- потянул женщину за руку Олег Михайлович. Светлана поднялась по скрипучей лестнице наверх и остановилась перед первой дверью. Обернулась:
 -Вы меня и дальше сопровождать будете?
-Нет,- смутился мужчина. Потом вскинул на нее прозрачные серые:
- Но внизу подожду, чтобы не заплутали. Да и обед Вы мне обещали.
  Женщина подождала, пока провожатый спустится вниз, затем прошла чуть дальше по коридорчику. У кабинета гинеколога на скамейке сидело несколько посетительниц. Увидев ее, подвинулись, приглашая присесть, и заговорили вновь.
- Ты, Лизавета, никак за пятым собралась? Или на аборт? – спрашивала у соседки справа пышнотелая брюнетка.
- Какой аборт! Окстись!- отвечала та, расправляя на животе бирюзовую кофточку.- Куды я в доме без девки?
- А если опять парень?
Белобрысенькая насупилась немного, потом звонко расхохоталась:
-Нее. Дочка будет! Чую!
- Кравцова, зайдите!- из кабинета выглянула медсестра. 
Женщина в бирюзовой вскочила, огладила одежду, как обычно делают деревенские, проверяя, все ли в порядке, и скрылась за дверью. Потянулись минуты молчания: одна, две, …пять… Светлана прикрыла веки, прислушиваясь к себе.
- А ты чья такая будешь? -  не выдержала соседка справа.- Вроде не поселковская.
- Нет, - дольше объяснять не хотелось.
Но от настойчивой брюнетки так просто избавиться оказалось нельзя:
- Из Петровой что ль? Надька вроде говорила, что там новая жиличка появилась.
-……. .
-Значится, из Петровой. А сюда чего? Тоже забрюхатела?
- А Вам что за корысть? – рассердилась Светлана.- Я же Вас не спрашиваю, что да как?
- А ты спроси! -  соседка расхохоталась. Все ее  пышное тело пришло в движение, заволновалось от избытка радостных эмоций.- Спроси!
- Ты чего это, Марея, раскудахталась? Тишину нарушаешь! -  вышедшая откуда-то сбоку санитарка строго посмотрела на смеющуюся женщину.
- Да я так, Нинок, - ответила ей та, утишивая колыхающуюся грудь,  - так…
- Михаил-то не пишет?
- А чегой ему писать? К жене законной свалил, и вся недолга.
- Так ведь вы, почитай, лет пять прожили.
-Прожили, не прожили. Дите у него там.
- Так и у тебя, може,  будет.
- Может и будет. Только не его. Мое!
 В это время из кабинета вышла радостная Кравцова. Мария поднялась – подошла ее очередь. Светлана удивленно посмотрела, как женщина достала из внутреннего кармашка завернутую в платок иконку, раскрыла, поцеловала лик богородицы, потом также аккуратно проделала все в обратном порядке.
- Чего смотришь? – незлобиво усмехнулась она.- Она - Мария, я – Мария, авось толк и будет.
 Вышла из кабинета  уже просветленной. И тоже заторопилась вниз, словно к кому-то навстречу.
    Алла Ивановна оказалась худенькой немолодой уже женщиной, немолодой, даже по сравнению с ней, Светланой.
- Руфочка, - обратилась она к медсестре,- заведите мне на эту красавицу карточку.
 Процедура знакомства заняла около десяти минут. Ох, как не любила Светлана эти что? когда? как? почему? Но деваться было некуда –  из города она не привезла ничего кроме самой себя, ну и, конечно, паспорта и пенсионных корочек. Не думала, не гадала, что так случится.
- Ну-с, дорогая, а теперь повыше забирайтесь! – скомандовала врач, указывая на гинекологическое кресло. Значит, Вам мой коллега ребеночка пообещал? Ну, посмотрим, посмотрим.

 - Обманулся  Федор Иванович, сам обманулся и Вас обманул,- говорила она уже после неприятной процедуры. – Не будет у Вас ребеночка. Климакс это или расстройство какое так подействовало. И то, и другое возможно в Вашей ситуации.

Светлана горько вздохнула. И если раньше она еще сомневалась, рожать или не рожать, то сейчас чувствовала себя точно обманутой в лучших своих надеждах.
 
    Выходила Светлана на крыльцо молча. Олег Михайлович уже ждал ее, сидя на скамейке. Увидел. Вскочил. Заглянул в глаза, как бы спрашивая. Та ничего не ответила.  Да и кто он был ей? Просто знакомый, человек, которого попросили.
Мужчина протянул ей руку. Она вздохнула, протянула свою. Да и что собственно случилось? Ну не будет у нее ребенка! Так даже лучше! Можно работать пойти. К нему же и пойти! Говорила же тетя Паня, что ему повариха требуется.

 Куда?- улыбнулась она глазами провожатому.- Домой или обедать?
-Обедать!- обрадовался тот перемене настроения.- Обедать!
 Они спустились по проулку вниз, обогнули парк с мемориальными плитами.
- Я веду Вас в одно очень  изумительное место. Вам понравится,- шепнул Гольштейн, придерживая Светлану за локоток.
 Они спустились еще на одну улицу ниже, пока, наконец, не остановились на деревянной площадке, огороженной перилами, с лестницей, устремившейся к воде.
   Женщина огляделась. Синева реки манила, но, чтобы спуститься туда, требовалось мужество, хотя погода была странно благосклонна в этот день, словно благосклонное бабье лето вернулось на день, другой.
 Светлана вопросительно посмотрела на спутника.
- Да, да, мы идем вниз, воон к тому белому кораблику!  Там уже ждут.
 Гольштейн опять подхватил женщину под локоток  и повел по ступенькам. « Как Грей Ассоль умыкает»,- невольно пришло Светлане на ум сравнение.  И надо бы  было остановиться, отказаться, но за ней так давно не ухаживали…





 9.

Накрытый на две персоны стол,  ветка рябины  с оранжевыми гроздьями посредине, бутылка шампанского – Гольштейн умел впечатлять.
 - Давайте за знакомство, Светлана,- сказал он, разливая шипучую влагу по фужерам.
- За знакомство, - согласилась женщина, отпивая глоток. Она была уже уверена, что эта нечаянная встреча – самый подходящий момент для разговора о работе. Ну, или почти уверена…
- А как зовут Вашу жену, Олег Михайлович?- продолжила она, чтобы как-то поддержать разговор и перевести его в более спокойное русло.
- Людмила ее зовут, Людмила, а сына Костей. Еще вопросы будут? А то я что-то проголодался,- насмешливо ответствовал сотрапезник.
 Нет. Не будут, - смутилась Светлана. Ей и вправду были неинтересны подробности жизни этого человека.
- Ну, вот и ладненько, - ласково произнес Олег, - а то при таком допросе и сюрприз показывать не хочется.
- Сюрприз?
- Коля! – вместо ответа Гольгертс крикнул куда-то в глубину.- Неси!
   Появился молодой человек. Внешность его женщине показалась очень живописной, если не сказать больше. Черные, миндалинами глаза, шапка кудрей такого же цвета, тельняшка, под которой буграми перекатываются мускулы. Девчонки, наверное, задыхаются от такой красоты! Вот даже она… «А что она? – возмутилась на себя Светлана. – Это просто мужчины у нее давно не было! Вот и чудится всякое!»
  Женщина тряхнула головой - так она всегда делала,  когда мысль казалась ей лишней, никчемной – и глянула на принесенное:
на огромном блюде ярко горели раки…. Да уж, Олег Михайлович умел удивить…

 Обед или ужин? пролетел незаметно: хозяин лесопилки оказался непревзойденным рассказчиком – всевозможные рассказы и байки так и сыпались из него. Так, Светлана узнала, что ее собеседник в юности был достаточно «фартовым» - везло ему несказанно: то деньги на дороге найдет, то в игровом автомате приличную сумму выиграет.
- А однажды, не поверите, купил в городе лотерейный билет.  «Спринт» он еще тогда назывался. Не помните?
-Почему же, - женщина вспомнила небольшие белого цвета бумажки, проколотые с обеих сторон. Когда-то и она пыталась поймать по ним птицу удачи…
- Ко дню рождения своему купил. Так автомобиль.
- Этот?
- Ну, почему этот? Этот у меня только два года. А тогда «Жигули». Деньгами взял. С них и бизнес свой открыл, да еще батя с сестрицей ваучеры подкинули.

Светлана вздохнула. Разговоры о бизнесе и денежном достатке ей не нравились.
   Олег, словно почувствовав это, переменил тему:
- А давайте я Вам про свою первую любовь расскажу?
 Против этого женщина не возражала.
- Было это на первом курсе института. Я еще салага тогда был – семнадцать лет всего.  В армию рано, вот и поступил в лестех, а там, как обычно, для первокурсников: картошка, морковка. Конечно, у меня такой романтики и дома хватало, но чего же от своих отрываться?
  Собеседник помолчал немного, словно вспоминая былое, потом продолжил:
- Девушек-то у нас на курсе немного было, да и те по домам остались, а вот руководителей у нас двое было. Мы сначала подумали, что муж и жена. Оказалось – нет. Красивая она была. Фигурка точеная, глаза – утонуть можно. Ну, я и ходил за нею как телок на веревочке. Целый месяц ходил, а она ничего, только все меня почему-то не Олегом, а Артуром звала. Правда, и я ее по имени-отчеству не звал, да и сейчас  только  фамилию и помню – Созина. Я ее втайне Розитой звал.
- Почему Розитой?
- Даже сам не знаю, - рассмеялся Олег.- Розой ее точно не звали. А я в то время книжками про пиратов увлекался – может оттуда…
Ээх!- Олег Михайлович вытянул откуда-то сзади гитару, провел рукой  по струнам, потом еще.

«Милая моя,
Солнышко лесное,
Где, в каких краях
Встретишься со мною», - запел глуховато, изредка поглядывая на Светлану. Не выдержал:
- Ну, что же Вы? Подпевайте!
- Я? Я слов не знаю…
- Хорошо. Тогда давайте петь, что знаете.
Светлана лихорадочно порылась в памяти. На ум не приходило ничего, кроме глупого стишка про кошку, у которой четыре ноги, а «пятый у нее хвост…». Развела руками:
-Ничего не помню!
- Ну, тогда Ваша очередь про первую любовь рассказывать.
- Моя?- женщина удивленно подняла глаза.- Да мне и рассказывать нечего. Полюбила, вышла  за него замуж – вот и все.
- А почему расстались? Плохим оказался?
- Олег Михайлович, давайте переменим тему.
- Ну, переменим, так переменим,- согласился собеседник.- Хотя…, вот Вы знаете, чем отличается плохой муж от хорошего?
- Ну, это же просто. Хороший муж…
- Хороший  муж,- перебивает ее Гольштейн,- не пьет, не грубит, не ходит с друзьями в баню или на рыбалку. Он просто лежит на диване и смотрит телевизор.
  Светлана вспыхивает. Она слышала этот анекдот с   намеком. Но он молод для нее! А самое главное: у него жена, сын! Нет, нет! Не за этим она сюда ехала!
 Женщина торопливо поднимается из-за стола:
- Спасибо за угощение, Олег Михайлович! Но нам, кажется, пора ехать!
- Ну, ехать, так ехать, - соглашается тот, ничем не выказывая своего недовольства.
 
   Обратно Светлана едет все на том же заднем сидении, но уже не спит, молчит, смотрит в окно.
Молчит и «водитель». И только  музыка, вечная музыка,  нет, голос
поет с хрипотцой:

«Я хотел бы подарить тебе песню,
Но сегодня это вряд ли возможно.
Нот и слов таких не знаю чудесных,
Все в сравнении с тобою – ничтожно»….

И кружится, крутится на ветру опаловый лист октября, последний, как чья-то несбывшаяся надежда….Возможно ее, Светланина?...


10.

Домой женщина возвратилась, когда низовой  туман уже начинал холодить ноги. Она сразу углядела на скамейке у соседнего дома тетку Прасковью, которая, завидев машину, споро для ее возраста поднялась и двинулась к приехавшим.
- Вот, принимай, в целости и сохранности доставил, как заказывали,- шутливо произнес Гольштейн, открывая дверь автомобиля.
- Чтой-то долгонько ты ее вез, я уже и управиться успела.
- Так тебе чего управляться – то? Собаку да кошку накормить и десяти минут хватит,- хохотнул водитель.
- Экой ты сноровистый! Счи –таа -воод!- протянула тетка Прасковья,- ты так свои кубометры считай, а я свою работу как-нибудь сама.
- Ты чего это, Прасковья Дмитриевна, кусаешься? – удивился мужчина.- Ровно самогонки обпилась.
- А неча бабу больную повседова таскать. Ей покой нужен, а ты опять, поди, катерок показывал да песни пел.
Светлана вспыхнула. Она и забыла совсем, что деревня – это не большой город, здесь каждый на ладони, особенно приезжий. Хотя…Она ведь ничего такого не сделала, да и взрослая она уже, чтобы перед кем-то отчитываться! И женщина торопливо зашагала по направлению к дому.
- Стой, заполошная, стой,  скажу чегой-то,- заторопилась следом  тетка Прасковья,- не ходи пока туды!
Но Светлана и так остановилась как вкопанная – в ее доме горел свет.
 Подошедшая к ней женщина торопливо проговорила:
- Танька приехала. Я уже ей говорила, что не след без хозяйки, а она все одно. Ключ свой достала и зашла.
- Ключ… свой…,- машинально повторила следом Светлана. Она пока не знала, радоваться или печалиться по поводу гостьи.
- Ты…если что, гони ее. Твоя это теперича изба, а не Танькина, - бормотнула тихонько тетка Прасковья и, не услышав ответа, пошла прочь, к своему дому.
   Танька полулежала на диванчике, накинув на ноги фуфайку.
-Привет, подруга,- лениво потянулась она,- я к тебе в гости, а тебя и дома нет.
- Так я же никого не ждала,- откликнулась Светлана, вешая на вбитый в заборку гвоздь легонькое пальтецо.
- Ну, ну, а Сашка твой говорил, что нагостилась ты уже в деревне…
Женщина резко повернулась:
- А ты с ним виделась, что ли?
- Ну, виделась, не виделась, а просил меня помочь тебе вещички собрать. А ты, смотрю, и котиком уже обзавестись успела.
- Не твое дело!- вспылила Светлана.- Да и в заботе я ничьей не нуждаюсь! А дом я у тебя купила. Понятно?!
- Чего ж не понять. Только Александр Васильевич мне за него вдвое больше дает…
- Ах, Александр Васильич!- женщина схватила в руки подбежавшего к ней Марика, рванула с вешалки пальто:
- Я в другом месте переночую, а завтра…завтра, чтобы тебя здесь не было!
  Конечно, можно было бы сделать по-другому – выпроводить Татьяну, но Светлана понимала, что той сейчас  деваться некуда, а утром все решится, ведь оно всегда мудренее…
 Тетка Прасковья сидела все на той же скамеечке, словно и не было того часа, что провела она, Света, в своем доме.
- Разругались?- полу утвердительно спросила старшая.
- Угу,- капнула слезой по щеке Светлана,- она дом приехала отбирать.
- Не платила что ль?
- Почему не платила- платила, только…,- слеза вновь готова была покатиться, но женщина попридержала ее волевым усилием.
- Вот что,- тетка Прасковья поднялась, - чего мы с тобой на улице стоим, ведь вижу, что ночевать попроситься хочешь. Пошли. А завтра я с Танькой сама переговорю ишшо, как с соседкой бывшей. Вишь чего удумала – на попятную идтить.
  В избе женщина накормила гостью чем-то пряно-ароматным, что достала из печи, после налила в чашку ( слова тарелка и кастрюля почему-то в  этой деревеньке так и не прижились) странный беловатый студень, пододвинула варенье:
- Ешь! Ты, наверное, и не пробовала такого. Ложкой зачерпывай да с молочком, а нет, так с вареньем. Оно у меня из землянки. Чуешь, какой аромат?
 Чую,- улыбнулась Светлана.
   Земляника действительно притягивала к себе, но непонятное «варево» смущало. Она неловко зачерпнула его ложкой, чтобы не обидеть хозяйку. «Молоко с мукой?»- пронеслось в голове. Женщина вспомнила, как в детстве мать приносила домой небольшие пачки под названием «толокно». Их тоже разводили молоком и ели как своеобразную кашу. Но  запах  был другой, да и вид тоже.
- Что, не едала такого никогда, - поняла тетка Прасковья,- у нас его молочным киселем обзывают, а так это каша из  овсянки, только по- особому  приготовленная.
- А почему овсянкой не пахнет?
- А потому, что жмых главный выбрасывается. Ну, ты ешь, а я пойду тебе постель готовить.
  Женщина вышла в соседнюю комнату. Марик, до этого сидевший поодаль, быстро запрыгнул к Светлане на колени и замурчал довольно. Несколько ранее он, нисколько не стесняясь, ополовинил еду у рыжего кота, который сверху, с печи лишь щурился на нахального гостя, но слезать и устанавливать свои права явно не торопился.
 Так и досидели они до выхода хозяйки. Правда, молочный кисель Светлана все-таки выхлебала, так и не поняв, нравится ей такое кушанье или нет. Да и усталость брала свое: все-таки столько всего за день случилось!
   - Это моего сына комната. Здесь ночуешь, - тетка Прасковья указала на железную кровать с панцирной сеткой, покрытую теплым стеганым одеялом.
- Спасибо, тетя Паня.
- Кота твоего я сюда не пущу. Пусть на печке обретается. Ничо, ночь без тебя переживет.
 Женщина согласно кивнула, мельком оглядывая комнату: несколько рамок на стенах, в которых  из-под стекла поглядывали на нее незнакомые черно-белые лица, рыжий комод, притулившийся у стены, на котором небольшой стопкой лежали книги, плательный шкаф с небольшим зеркалом.
- Ну, давай, разоблокайся, не буду тебе мешать, да и самой пора на боковую,- тетка Прасковья задернула ситцевую в синий колокольчик  занавеску. – Ежели что, ведро на кухне -  Муха тебя не пропустит.
  Оставшись одна, Светлана перво-наперво подошла к окну, глянула на звездное небо. « Чистое, - подумалось ей, - завтра холодно будет, зато без дождя». Потом ее мысли переключились на Татьяну, с Татьяны на Гольгертса, потом опять на Татьяну. Женщина вздохнула, вздрогнула плечами, как от набежавшего холодка… «Ну, все, хватит!»- приказала она самой себе, решительно отвернула край одеяла, скользнула под него и уже через несколько минут спала, вначале крепко, но под утро ею вновь одолели причудливые сны, в которых не было места нынешним реалиям.
    Она  вновь скакала, ударяя шпорами рыжего маститого коня, а рядом кто-то смеялся, что-то кричал вдогонку, но  было ни разобрать ни лица, ни слов. Спящая Светлана вначале улыбнулась, но через несколько минут уже захлебывалась в плаче, выталкивая из себя непонятно откуда взявшееся имя: « Вааанееечкааа!»

11.

- Девка, да что с тобой? – голос тетки Прасковьи вклинился в сон, встряхнул,- ты чего это, ровно волчица кричишь?
 Светлана приоткрыла глаза, всматриваясь в окружающий ее мир, который был пока далек, но уже заявлял на нее права в виде приютившей  вчера соседки.
- Да так, тетя Паня, приснилось, - ответила она нехотя.
- Ну, коли не хочешь говорить, то и не надо, - согласно кивнула женщина. – Вот покушаешь сейчас, и пойдем твои дела вместе решать.
  Светлана выползла из-под одеяла, сполоснула лицо. На столе  шкворчала  в сковороде   неостывшая яичница.
 -Вы, тетя Паня, еще и кур держите?- улыбнулась, накалывая на вилку золотой кружок.
- Курей? Нет. Наталья курей держит. Я здесь вроде сельсовету.
- Это как?
- А телефоном заведую! Кому чего надо – все ко мне бегут. Вот и ты вчерась прибегла.
  - Прибегла, - согласилась Светлана.
- Ну, а теперь сбирайся, твою проблему решать пойдем. Кота своего пока не бери – не до него сейчас.

 Женщина кивнула. Накинула на плечи пальтецо, сунула ноги в калоши - готова! Тетка  Прасковья удовлетворительно хмыкнула:
- Скоро совсем на нашенску, деревенску походить будешь.
- Если уехать не придется.
- А хочешь уехать-то? Зимой к нам и волки порой наведываются.
- Каак волки?...
-Так поселок-то далеко. В позапрошлом годе  у Натальи телкА чуть не утащили. Да человек один помог – отогнал.
- Какой человек? Викентий Палыч, что ли? Или?...
- Нет, не Олежка, чего ему здесь обитаться. Пришлый был – Иваном кликали. Тоже судьбу свою, как ты же,  искал…
 - Нашел?
- А вот про то мне неведомо. Слыхивала, что бирюком в одной деревне живет, совсем не мирской стал.
 Сердце Светланы вздрогнуло и покатилось куда-то… Вспомнился сон, скачущие рядом кони…
  - Про коней не знаю, - тетка Прасковья словно подслушала затаенный вопрос, - но, поди, пашет на чем-то или нанимает кого, как мы. Но руки-то у него рабочие, бугристые такие руки. Наталье, пока жил, сараюшку всю перекрыл, да и Викентию его драндулет подремонтировал.
  - Гляди-кось, замок! Опоздали мы с тобой, девка!- женщина сердито ткнула кулаком в дверь ограды.- Учехвостила куда-то твоя Танька, пока мы чаи распивали.
- А если через огород? – Светлана решительно двинулась в сторону изгороди.
- Постой, дуреха! Сала ты, конечно, немного нарастила, но ежели и там щеколда?
- И что же делать?
- А подождем маленько. Только не здеся. К Граньке пойдем. У ей вся улица как на ладони.

К Аграфене две женщины зашли чинно, не торопясь приветствовали хозяйку.

- Мир дому твоему, Графена!
- И вам не хворать, гостюшки. С чем пожаловали?
- Да нельзя ли нам у окошка твоего посидеть?
- Таньку что ли выглядывать собрались? Так она еще утречком на машине уехала. Мужик представительный такой был, в пинджаке, все вещи таскать помогал. И откуда только у нее столько  набралось?  Три баула вытаскала.

Светлана побледнела. Она поняла, что, уйдя вчера, она только дала Татьяне время, чтобы собрать  вещи – с машиной все уже было сговорено. А если бы осталась?...

-Ох, девка, видать силком тебя домой заполучить хотят. Если вещи забрали, то и за тобой недолго прикатить,- тетка Прасковья вздохнула, потом рывком притянула к себе Светлану.- А я уж к тебе, как к дочке привыкла.
- Тогда чего хныкать? Прятать ее надо. У меня вон одежонка от Надьки осталась. Сейчас соберем кое-что и к Ивану на хутор.
- Это к бирюку что ли? С ним и двух слов не скажешь.
- А тебе какая корысть, Прасковея? Молчун – он даже лучше! Или ты Голого просить  собралась? Или деда Викентия на границу поставишь? Он те навоюет!
 Светлана молча смотрела, как провористо собирают вещи женщины, по возрасту годившиеся ей в матери. Уезжать отсюда ей не хотелось, но встречаться с мужем и ехать в город…не хотелось еще больше.
 - Огородами пойдем!- решительно произнесла Аграфена. -  А  там Викентий на своем ее живо докатит.
- Как-то ты быстро сообразила, куда везти,- подозрительно проговорила тетка Прасковья. Губы ее обидчиво поджались – она привыкла быть во всем главной, а тут…
- Так мы с Натальей по старой памяти ему то молока, то сметанки, то яиц. А той зимой он и сам наведывался. Неужели не помнишь – Викентию у Натахи помогал кабанчика колоть? Ой, да чего там лясы точить…
 Аграфена проворно ухватила узел, тетка Прасковья взялась за другой, и Светлане ничего не осталось, как идти следом с пустыми руками. Она еще раз окинула взором улицу, по которой хаживала ни один раз. Вернется ли?
- Что, остаться хочешь?- поняла ее состояние соседка.
- Здесь бы осталась. Только ведь ни мне, ни вам житья не будет,- и Светлана уверенно зашагала  по узенькой борозде, тянущейся меж картофельных грядок с чернеющими тут и там кучками ботвы.
   Деда Викентия они застали  в ограде, когда он пытался спугнуть со столба невесть откуда взявшегося дятла.
- Всю ночь покоя не давал, - пожаловался он вошедшим, - и сейчас все тук да тук, словно морзянку отбивает.
- А мы к тебе с делом,- выступила вперед Аграфена, - Светлану вон к Молчуну свести надо.
- Ну, надоть так надоть, - дед кашлянул, взглядывая на принесенные баулы, но ничего более не добавил. Промолчали и женщины.  И только, когда уже Светлана сидела в коляске, обложенная узлами, проговорили:
- Ты там скажи, что ненадолго она. Как все утрясется, мы ее обратно заберем.

 12.

Дорога до заброшенной деревни была едва приметной и  шла то вдоль окраины леса, то забредала в него, словно голодный зверь в поисках добычи.
- Ты, девка, не бойсь,- кричал  Светлане Викентий Павлович,- домчу в целости и сохранности. А Иван, он мужик справный, и бабам нашим завсегда готов помочь.
- А почему он один живет,- кричала в ответ женщина, - почему не в Петровой?
- А вот приедем, там и спросишь. Чего вам вечерами делать-то будет!

Деревня показалась неожиданно. Вернее, сначала показался огромный крест с выцветшими от дождя буквами, а после и она сама выбежала из низинки встречать  гостей.
«Ровно девица навстречу жениху», - хотела сказать Светлана и тут же осеклась – на девицу эта деревенька в одну улочку и напрочь заколоченными ставнями на окнах никак не походила, скорее, на старушку, стоящую у могильного креста и шепчущую губами ветра жалобную молитву.
   Дом Ивана стоял в самом конце деревни. Небольшой, на два окна, он имел два больших крытых сарая, откуда изредка доносилось тихое ржание.
- Ванюшка! Гостей принимаешь  али как? – крикнул дед Викентий, не слезая с мотоцикла.
В ограде что-то брякнуло, после чего входная дверь натужно растворилась, пропуская хозяина.
- Привет, дед! Случилось чего?
- Да вот постоялицу тебе на время привез.
- А на что она мне? – мужчина сердито зыркнул в сторону Светланы.
- Так Прасковея с Аграфеной просили. Спрятать надобно от злых людей.
- Только я в няньки не нанимался!
- Все, девонька, слезай!- дед Викентий повернулся к женщине.- Шагай к дому. Да баулы-то не бери! Ванюшка сам потом принесет. Мы с ним побалакаем пока.
Светлана, схватившаяся  было за узлы, покорно отступилась и двинулась к ограде. Хозяин посторонился, давая ей дорогу.
 « Как же я вперед него в избу-то зайду?»- подумала женщина, толкая тяжелую дверь, и тут же одернула себя: «Мне здесь хоть недолго, но жить! Так чего уж теперь о стеснении думать…»
  Дорогу  указывал настил из двух досок, уже настолько прочно вросших в землю, что иногда нога ступала  на   холмик с порыжевшею травой или совсем без нее. Где-то невдалеке сердито буркнула собака, почуяв чужого. Светлана остановилась  и огляделась – бог знает откуда и каких размеров выскочит! Но   вместо собаки появился кот дымчатого окраса и деловито прошагал  мимо женщины в сени.  Та заторопилась следом. Кот уже дожидался ее и только недовольно мявкнул. Светлана дернула за ручку – «Дымок» зашел неторопливо, как следует хозяину. «Тепло-то как!»- расслабленно пошевелила плечами женщина, ныряя следом в раскрытую дверь. Взгляд ее сразу наткнулся на круговик, как близнец похожий на тот, что был оставлен в Петровой. Этот же лежал перед деревянным топчаном, приткнувшимся возле заборки, выкрашенной под цвет голубого неба.  На импровизированной стене висело несколько фотографий, хотя нет, скорее всего, это были искусно сделанные иллюстрации из интернета. Светлане захотелось рассмотреть их поближе, и она, скинув калоши, шагнула вперед – женщина в военной амуниции показалась ей знакомой.
- Моих родственников разглядываете? – скрип входной двери и голос заставили ее обернуться.
- Да я так…,- смутилась гостья,- думала, что знаю, видела.
Она махнула рукой в сторону портрета.
-Ваша комната там, - Иван передал женщине принесенные узлы.- Через час обед. Сегодня кормлю я, а с завтрашнего дня кухня       
(Светлана проследила за направлением его руки) в Вашем распоряжении.
 Сказал и вышел, словно его и не было.
  Комнатой, отгороженный печью угол, назвать было трудно. Кровать, на которой уже возлежал Дымок, была заправлена старым байковым одеялом, вместо подушки старое, видавшее виды, мужское пальто. В углу небольшая тумбочка. А самое главное – не было занавески, за которой можно спрятаться!
   Светлана торопливо начала развязывать узлы, чтобы найти что-нибудь похожее на занавесь. Простынь? Подойдет!
 Женщина уже привязывала к заборке вторую половину латаного прямоугольника, когда в избу вернулся Иван. «Дрова принес»,- догадалась гостья по  тяжелому стуку о пол.
 Она выглянула из-за «занавески». Мужчина  заинтересованно смотрел на ее «произведение искусства». Губы его беззвучно шевелились, превращаясь в глупую улыбку. Увидев Светлану, он провел рукой по лицу, словно стирая нечто запрещенное, резко повернулся и вышел.

  Женщина вздохнула. Она пока не знала, как относиться к человеку, предоставившему ей приют на неопределенное время.   Но изменить  что-либо было не в ее силах, разве что в город вернуться… А вот этого Светлана точно не желала. И все же ей хотелось чуточку больше узнать об этом молчаливом человеке, да и фотография родственницы притягивала  к себе. Незваная гостья вышла из-за закутка  и решительно направилась к топчану. Да, эту женщину она определенно видела! Мужской со стоячим воротником сюртук с орденом, курчавые короткие волосы с пробором на левой стороне и огромные глаза…. Ох! Да это же «кавалерист-девица» Надежда Дурова! Светлана вспомнила,  как рассказывала о ней ученикам в связи с войной 1812 года и жизнью Пушкина. Неужели этот неразговорчивый Иван – ее потомок? «Записки…» она помнила прекрасно, а там о ребенке и замужестве ни слова!
- Что, признали мою прапрабабку?- опять этот Иван подкрался незаметно!
- Да! Это Надежда Дурова,- гостья ринулась в наступление, - но я не помню, чтобы у нее были дети!
- У нее был сын Иван, - спокойно ответил мужчина, - Иван Чернов, меня, кстати, зовут также. Полный тезка – даже отчество совпадает – Васильевич. А теперь пойдемте обедать. Вечером же, если хотите, я расскажу Вам его историю.
Обед был простым. Отварной картофель и мясо какой-то дикой птицы.
- Это рябчик, - пояснил Иван.- На курицу, конечно, не очень похоже, но сытно.
- Спасибо, - бормотнула Светлана.- Все вкусно.
- Ну, раз вкусно, ешьте.
 После совместной трапезы Иван вновь вышел на улицу, женщина же стала  мыть посуду. Мысли ее крутились вокруг  услышанного – внук Иван Чернов – сын Иван Чернов. Внезапно ей припомнились  сны, которые она начала видеть с тех пор, как стала жить в деревне – кони, война, Кутузов, мужик, ищущий брод, ребенок, который был  или не был…. И как она кричала во сне: «Ванечка!»  Все становилось на свои места, все приходило к логическому завершению. И, когда вечером, Иван рассказывал ей историю своего рода:
-  Замуж моя прапрабабка выходила в городе Сарапуле, там же и прадед мой родился. Его  потом в Императорский Военно-сиротский дом определили, потому что для матери военная служба важнее была, чем дитя родное, а с отцом Ивана она уже к тому времени рассталась – никчемный тот человек был. Служил он чиновником, о мундире и не помышлял по состоянию здоровья. Потом женился и жил с женою в Петербурге возле Грибоедовского канала….
- Да только все твердят, что не было у прадеда детей, раз его женка в 37 лет померла,- Иван рубанул рукой воздух, словно в руках у него была сабля, - да только не верю я этому! Был у него сын, был!
- Конечно, был, успокойтесь,- Светлана дотронулась до руки Чернова,- был.
- Я весь Ирбит исходил, по пугачевским местам прошел – и ни-че-го!
- А если вдвоем?
- Что… вдвоем?
- Искать вдвоем. – И женщина начала пересказывать сны, которые, как она сейчас понимала, были для нее вещими и нужными не только ей одной.

И еще она поняла, что у нее появилась в жизни цель, ради которой, наверное, и следовало поменять уютную городскую жизнь на эту вот, деревенскую, простую и суматошную одновременно.
«В полымя,- вспомнила Светлана любимое свое словечко и улыбнулась,- в полымя…»


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2016
Свидетельство о публикации №216100500053

обсуждение здесь http://www.proza.ru/comments.html?2016/10/05/53