Любимым его занятием было слушать аудиокниги, особенно по искусствоведению и философии. Очень уж нравилось, когда завернут какую-нибудь мысль, так что и не разберешь о чем, а слова одно другого краше рассыпаются по тексту бисером, рождая самые разнообразные сочетания и приводя автора к самым неожиданным выводам (а слушателя, между тем, в полное замешательство). В таких случаях, он обычно делал звук погромче и крутил интересный отрезок по много раз, не ради того, чтобы лучше вникнуть в смысл сказанного, а просто, чтобы еще и еще раз насладиться красотой загадочных словосочетаний.
Слушал он про искусство эскимосов в современном мире, роль средневековой демонологии в создании образа Франкенштейна, про идентичность пирамидальных строений у различных народов земли и марса и про другие гораздо более сложные вещи названия которых и упоминать даже страшно. Но самые его любимые произведения были про место творца (автора) в жизни и про суть самого творческого процесса. С упоением слушал он рассуждения о том, «есть ли творчество процесс созидания нового мира или отраженная, преломленная несовершенным сознанием, проекция окружающей действительности» и «является ли творец хозяином окружающего мира, который может совершить с ним все, что захочет, или вошью дрожащей послушно исполняющей призыв к подражанию внешней великой красоте». Слушал все это и Ван Гоген, слушал с огромным интересом, ведь для него последний вопрос имел самое принципиальное значение, ведь Ван Гоген и был как раз именно вошь. Каждый раз, как только компьютер начинал работать он быстро перебирался поближе к надеваемым человеком наушникам и усиленно прислушивался, стараясь разобрать слова, слабо доносившиеся из плотной смычки механического и человеческого уха. Проще было, когда наушники не были подключены к компьютеру и новая, незнакомая речь свободно разрезая пространство долетала до маленького существа, постепенно рождая в нем вкус к новой более сложной жизни.
Порою откинувшись на спинку стула, довольный только, что прослушанным отрезком, человек запускал руку в копну волос, вылавливал маленькое существо и делился впечатлениями:
- Вот видишь Ван Гоген (имя ему было дано за видимое отсутствие ушей), человек, оказывается есть «туманное воплощение вечной борьбы противоположностей в бесконечном количестве ипостасей»… Во! - простодушно удивлялся он, – Сам был академиком в отпуске, но до такого никогда бы не додумался. А как тебе: «аллегорическое противопоставление небесной сферы и мрака подземелья, как наиболее общепринятое отражение дуализма сознания индивида»?! Эх, вот послушаешь и задумаешься… Зачем ты есть такой Ван Гоген в моей голове, откуда взялся?
Но Ван Гоген не отвечал – внутри его мозга уже шла напряженная работа, смутный замысел поначалу совсем расплывчатый, постепенно приобретал все более ясные очертания.
Поговорив с букашкой, человек осторожно отпускал Ван Гогена обратно в редеющую шевелюру, так как с недавних пор принял основной постулат джайнизма «не убий, да не судим будешь» (что-то подобное есть в уголовном кодексе, но в гораздо более узком значении).
Первоначальный проект был относительно прост - изобразить на голове человека путем последовательных укусов карту одного из созвездий. Очень нравились Ван Гогену размышления авторов о символическом смысле света звезд на фоне ночного неба и их важной роли во всех древних культурах человечества. Прямо-таки завораживали его названия «Кассиопея», «Андромеда»... Проблема была в том, что звездное небо он никогда не видел и вообще о том, что это такое имел весьма отдаленное представление. Тем тщательнее стал он вслушиваться в указания о расположении небесных светил из аудиокниг, благо его невольный поставщик информации в это время как раз увлекся астрологией и оккультизмом.
Шло время, с трудом разбирая смутные тексты, маленькое существо расставляло отдельные точки, ясно определенные текстами, на голове человека, путем последовательных укусов в одних и тех же местах. Постепенно стали проявляться контуры некоторых созвездий, однако кожа со временем заживала, а звезд положение которых узнавал Ван Гоген становилось все больше и больше. Задача, становилась расплывчатой и не реализуемой.
Товарищи его по виду с удивлением взирали на старания маленького существа, не понимая его действий. Однако через некоторое время Ван Гоген с удивлением обнаружил, что некоторые из них оставляют укусы в тех же местах, что и он, облегчая ему задачу. С утроенными силами он взялся за реализацию своего непосильного плана. И все больше и больше добровольных помощников обнаруживал он в своем порыве. Они так и не поняли его, но то, что он делал, постепенно обрело для многочисленной компании вшей копошащихся в шевелюре человека, особое значение благодаря тому непонятному глубокому смыслу, который Ван Гоген вкладывал в реализацию своего творения.
…
Он сидел, откинувшись на спинку стула и, прикрыв глаза, внимал загадочным, красивым премудростям лившимися непрекращающимся потоком из наушников. На губах его играла улыбка, а на голове невидимое никому под растрепанной шевелюрой сияло звездное небо. Хорошо, что в своей жизни он ни разу не мылся.